Текст книги "Фига из кармана (СИ)"

Автор книги: Анатолий Рогаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Доброго утра, Варенька! – поздоровался он бодро и весело после короткой паузы и стал осторожно тормозить, а затем и вовсе съехал в кювет.

Машина остановилась, но Санька, как истинный джентльмен, почему-то не поспешил открыть предо мною дверцу автомобиля, а зачем-то быстренько «нырнул» в багажник. Пришлось немножко «поработать» самой. И я, орудуя ногами, как русалка хвостом, «выплеснула» их из салона и сунула ступни в нежную зелень разнотравья. Благодать! Но нужно.., но «нужно» подпирало дружно.

– Сань, а ты взял мою инвалидную коляску?! – окончательно проснувшись и вернувшись в мир бытореалий, запаниковала я, не увидев рядом свое единственное теперь средство передвижения.

– Взял-взял! Вот она,– выкатил композитор мою спасительницу из-за автомобиля.

– Так подкатывай, да побыстрее, поближе, чтобы я смогла пересесть,– окончательно возвернувшись в дни юности, раскомандовалась я.

– Давай лучше я тебя пересажу, – и московская знаменитость без тени смущения, но строго за талию, неожиданно подхватил меня на руки и удивительно легко пересадив в собранную уже коляску. Я даже и поприкалываться не успела: «дескать, не уронишь ли?»

За ближайшие кустики я заехала быстро и скользнув с коляски вниз на траву, хотела было уже снять шорты, как вдруг послышались торопливые шаги.

Я конечно же девочка «сдержанная и воспитанная», но поток матерных слов стал комом в горле не потому.

– Может пригодится, – виновато улыбаясь, Санька протянул мне рулончик туалетной бумаги и… сидушку от унитаза.

– И куда я ее приспособлю?! – стараясь скрыть давившие меня слезы, постаралась отшутиться я.

– Это мы мигом! – и Шурик то ли по собачьему, то ли по кошачьему, в мгновение ока, вырыл в песке ямку и сверху на нее водрузил сидушку от унитаза.

– Все. Порядок! Туалет готов. Можешь заходить..,– но видя, что мне не до разговоров, быстро ретировался.

«Смыв унитаза» я тоже произвела то ли собачьим, то ли кошачьим методом. И стоило мне только шорты на себя натянуть, Шурик тут как тут.

Мгновение, и я уже оседлала своего «скакуна». Теперь руки Шурика неспешно и нехотя расстались с моей талией.

– Прости меня, Варенька, прости! – неожиданно встал он на колени предо мною и его буйная головушка улеглась по-хозяйски на мои колени.

– Да простила я тебя, давно простила! – обоими руками оторвала я поспешно Санькину голову от своих колен, почувствовав, что по телу неожиданно побежали мурашки-бесстыдницы.

– Варенька, ты держи путь к машине,– нехотя вставая с колен, начал давать ЦУ Шурик, – там я походный умывальник установил и стол накрыл. Да не возись слишком долго – завтрак стынет. А мне тут на пару минут задержаться надо… Как бы на «мину» не напороться,– добавил он едва слышно, но не для моего обостренного болезнью слуха.

– Ну ты и бесстыдник, Шурик! – беззлобно и весело крикнула я ему вдогонку.

Его еще приспичило не так сильно, как меня давеча и он притормозил и обернулся, сделав удивленное и нарочито-испуганное лицо:

– Я что?! Я ничего!

– Какая похабщина! Какая пошлость! – я тоже включилась в невинный флирт. – Чему такой человек может научить молодежь – наше будущее?!

– А ты, что следишь за моим творчеством? – расцвела до ушей улыбка на лице Александра.

– Свои грязные мысли я стираю в тебе.., – нарочито вырвав слова из контекста, продекламировала я строчку из одного его хита, весьма сейчас модного и популярного. – И это ты называешь творчеством? Скромничаешь! Назвал бы уже прямо творческим процессом. Боже, где тот воспитанный и робкий мальчик, с которым я в детстве..,

– Плескалась в одной ванне.., – внес маленькую ремарку Шурик.

– Да нам же было тогда лет по пять и мы свалились с тобой в мусорный ящик,– улыбнулась я, вспомнив беззаботные дни детства.

– Какие пять лет?! Мы уже в школу ходили где-то в класс четвертый..,

– Постой-постой, Шурик! Неужто ты про этот случай в бане целую балладу написал?– решила я проверить возникшую неожиданную догадку.

_ Не в бане, а в ванной,– уходя от ответа, уточнил Санька.

– Пусть так, я согласна. Как там у тебя? – забавляясь смущением своего бывшего ухажера, продолжала я и дальше прикалываться.

– Я видел девушку раздетую, нагую

А может это просто снилось мне.

Девичий стан и грудь ее тугую,

Я часто вспоминаю при луне.

Она приходит в сны мои нежданно,

Как сладкий вестник прожитого дня.

А может быть она моя желанна?

А может быть она любовь моя?! – избегая моего взгляда, полуречитативом пропел бывший бард-исполнитель, а теперь признанный мэтр российской эстрады.

– Весьма и весьма богата у тебя уже в дни отрочества была фантазия, если.., – хотела было я поприкалываться с бывших своих «прыщиков», но почему-то смутилась и вдруг прозрела.

– И сколько своих песен ты мне посвятил?

Но оцепеневши и оглохнувши от счастья, на миг и по губах прочитавши ответ, в небывалом еще смятении чувств спешно покинула лесопосадку.

Пока я, помыв руки, долго и тщательно чистила зубы, вернулся и Санька. И на время «потеснив» меня, успел не только ополоснуть свои наглющие лапищи, но и, воспользовавшись тем, что у меня в тот момент обе руки были заняты, сорвать с моих губ «невинный» поцелуй.

Я его в отместку мазнула по щеке зубной пастой. За что, правда, пришлось рассчитываться поцелуем. Потом еще и еще…

– Я зверски голодна. Ты что, решил меня голодом уморить?! – с трудом переводя дыхание и труся от нависшей угрозы неизведанности, отстранилась я от сильно уж пылкого ухажера.

«Если нет в чувствах пылкой страсти, тогда в любви одни несчастья», – почему-то пришли на ум слова, не помню уже с какой песни Шурика, но я их задвинула подальше, а сама передвинулась поближе к готовому уже для завтрака походному столу. И Санечке вместо роли любовника пришлось довольствоваться пока обязанностями официанта.

Обычно мысленно я этот процесс называю «жрачкой», но по качеству, количеству, а главное изысканности блюд, конечно же это была трапеза.

Аппетит приходит во время еды, но может это в старости? Я лично на отсутствие такового никогда не жаловалась, да и Шурик тоже. Судя по тому, как энергично он работал ослепительно белыми зубами.

Мы ели и пили, конечно же не спиртное, долго и не спеша отдавая дань мастерству повара и вкусовым качествам чередующихся блюд. А Санька все таскал и таскал кастрюли и кастрюлечки из бездонного, кажись, багажника своего «Мерседеса». Я же мысленно удивлялась: «Еще в полночь он был в полной отключке! Когда же он успел все это приготовить?!»

Но где-то через четверть часа, в наших ротовых полостях начали проскакивать пустоты и мы перешли на «светские» беседы. Я рассказала Саньке о ночном покушении на его жизнь. Но это почему-то мало его удивило.

– Нельзя все денежные потоки сосредотачивать в руках одного менеджера. Ведь не даром же английцы не советуют держать все яйца в одной корзине. Так что сам виноват,– и закрыл эту тему. – Лучше расскажи, что у тебя, Варенька, с ногами произошло? Где тебя так угораздило?

– Ты что свой бывший белый «Мерседес» на черный перекрасил?– вопросом на вопрос ответила я, а сама мысленно лихорадочно стала искать приемлемый вариант ответа.

– Да нет. Купил новый. Тот белый пришлось продать. Мне его Борик, ну тогда.., когда я два года назад приезжал, по пьянке сильно помял и поцарапал. Я пьяным был вдрызг, вот и разрешил сесть ему за руль. А ездить даже на хорошо восстановленной машине, сама понимаешь, мне мой нынешний статус не позволяет…

– Так это не ты тогда был за рулем?!! – радостно воскликнула я и, прервав Санечку, рассказала ему все как было.

– Ну и сволочь, Борик!! Ну и скотина!!! Я то думал, что он из-за разбитой машины к своим родственникам за границу смылся. Но он знал, что «Мерседес» наверняка прощу, но вот то, что случилось с тобой..,

– Да, Бог с ним, с этим Бориком. Он не стоит даже того, чтобы о нем разговор вести. Лучше расскажи, куда это мы с тобой путь держим? Или ты меня похитил, чтобы взять огромный выкуп?! – даже изысканные яства не перебили вкуса Санькиных поцелуев и они по-прежнему продолжали кружить мне голову, и поэтому мне хотелось говорить только о нас. – Но у меня ни богатых родственников, ни ценного домовладения, увы, нет.

– Нет или есть, мы это сейчас выясним, – снова подхватил меня на руки Санька, и целуя на ходу, переложил «отдохнуть» перед «дальнею» дорогою на роскошном коврике под огромным пестрым зонтиком.

– О чем ты? – удивилась я, несмело отвечая на поцелуи.

– О нашем прежнем доме, – укладываясь рядышком со мною, стал каяться в прежних «грехах» Шурик.– Это я его весь выкупил да на тебя переписал. Думал, поженимся с тобой и там жить будет да детей растить.

– Каких детей? Зачем я тебе такая нужна? – и у меня из глаз брызнули слезы.

– Дуреха, ты моя дуреха, ты что забыла нашу клятву: и в горе, и в радости? – бережно вытер слезы мне Санечка, да еще и ввел в краску, заставив сморкаться в его дорогущий, наверное, шелковый носовой платок. – А с болезнью твоей мы еще поборемся!!! Вот для начала съездим к тому целителю, что тебе твоя виртуальная подружка посоветовала. Не поможет – в Москву, к медицинским светилам! Или нет. Лучше сразу за границу. Там стопроцентная гарантия, что не нарвешься на пустоголового придурка, который врачом стал лишь благодаря родительской «зелени»..,

– Она мне не подружка.

– Что, не понял? – войдя в раж, не сразу врубился Александр.

– Я говорю, что то письмо, которое ты читал, рыская по моих файлах, пришло мне не от подруги, а от однокурсницы.

– Так ты, что, учишься? – с плохо скрываемым удивлением, поинтересовался Санька.

– А ты, что, считаешь меня дурой? – вскипела я, заметив это.

– Варюша! Побойся Бога! Я просто подумал, что из-за болезни тебе не до этого было,– взмолился Санечка.

Меня и попустило.

– Учебой от болезни только и спасаюсь. Заданий шлют выше головы. Так что свободного времени о болячках думать да себя жалеть, просто не остается.

– И какой специальностью мы овладеваем? – напуская словесного туману, попытался было Санька узурпировать побольшую часть моего тела.

– Оставь немедленно в покое мои шорты, дуралей! Рядом трасса. А там машины. А в машинах, между прочим, люди. Что они о нас подумают?

– Варенька, да мы же под огромным зонтиком и … вместо забора у нас наш «Мерс»,– взмолился взведенный уже до нельзя мой возлюбленный.

Меня тоже лихорадило вовсю и я затуманенным взглядом сделала реконгсценировку местности: «А что Шурик прав! У нас вполне укромное местечко!!»

– Между прочим, на тебе мои шорты,– усилил свой напор зануда-композитор, подключив к свои рукам еще и губы.

– Ну-у-у и и-и-и-и– забирай их,– прошептала я едва слышно, но Санька-то был музыкантом, а те, знаете ли, отсутствием слуха, слава Богу, не страдают.

Блаженные ритмы чередовались с блаженной дремой на плече любимого. Так что обедали там, где и завтракали. Санька был не прочь остаться у лесопосадки и на ужин, но я настояла на отъезде.

– К вечеру на трассе поток машин уменьшится. А за твою тачку нас могут и грохнуть,– насмотревшись российских телесериалов, предостерегла я суженного от неприятностей. И мы стали собираться в дорогу.

Точнее, складывал и укладывал вещи Шурик, а я снова оккупировав заднее сидение «Шестисотого», взялась за изучение «Атласа автомобильных дорог Украины».

– Может пересадить тебя, Варенька, все же на переднее сидение? – еще раз попытался уговорить меня сесть рядом с ним Санечка, но я наотрез отказалась:

– Мне и здесь удобно и комфортно, – и снова забралась в огромную коробку с шоколадными конфетами.

4 глава

Два шестисотых «Мерседеса», да на одной проселочной дороге в сельской глубинке, даже такого небедного региона, как Слобожанщина и к тому же в одно и то же время – это явный перебор даже для неуемной авторской фантазии.

Но я не автор и даже не соавтор, а „звичайна українська дівчина », которую бездарные политики, до нельзя раскачавшие наш корабль – Отечество, выбросили за борт нормального человеческого бытия: в пучину нищеты и бесправья.

Да и по будущей своей профессии, которую я получу, окончив свой вуз, я буду аудитором или бухгалтером. А там главенствуют не ветреные эмоции, а сухие цифры. И если я говорю, что на подъезде к селу, то ли деревеньке Малая Березовка, нам повстречался второй шестисотый «Мерседес», да к тому же черного, как и у нас цвета, то так оно и было. Номера, правда, львовские, а не московские, как у моего Шурика.

Автомобили степенно поравнялись друг против дружка и остановились. Бесшумно опустились стекло со стороны водителей и… раздался неожиданный радостный возглас.

– Александр Богуш да собственной персоной!! Каким ветром занесло тебя, Санек, в такую глушь? – искренне обрадовался импозантный мужчина предпенсионного возраста, который был за рулем повстречавшегося нам автомобиля.

– Митрич! А ты какими судьбами? Ведь твоя паства шахтеры, а не фермеры? – Санька тоже обрадовался случайной встрече.

– Мы ищем известного мануальщика Макуху Андрея Викторовича.

– Мы тоже, – ответил Санька боссу горняцкого независимого профсоюза. (Я наконец-то узнала Шурикового собеседника, ибо он частенько мелькал в теледебатах на многих каналах).

– А вы дорогу знаете или тоже, как и мы по карте? – поинтересовался мой будущий муженек у профсоюзного лидера.

– Обижаешь! Со мною в машине, кроме твоего закадычного друга – журналиста Лехи, Федор Иванович, ты его тоже знаешь. Так Федор Иванович в этих местах пару раз бывал лично. Так что меняй курс и занимай место в колонне. И где-то через полчаса будем на месте. Осталось проехать километров с десять. Но Федор Иванович говорит, что там такая разухабистая дорога.., в общем сам увидишь,– и мы снова тронулись в путь.

Мрачные прогнозы Митрича насчет дороги сбылись на сто процентов с хвостиком. Ибо оставшиеся десять километров до деревеньки Малая Березовка и это, заметьте, по «автобану» межрайонного значения, скорее напоминали трассу вождения на танковом полигоне. (В школьные годы на скаутских соревнованиях мы преодолевали ее, где пешим ходом, а где и на брюхе).

Но все познается в сравнении. Я по наивности, а точнее по житейским знаниям врожденного городского жителя, думала, что эта дорога хуже некуда. А оказалось, может быть и намного хуже. Так как оставшиеся три-четыре километра от «трассы» до села вообще не поддаются описанию: сплошные воронки, как после бомбометания кассетными бомбами. В двух местах «здоровые» мужики: мой Санька и Федор Иванович, низко посаженные «Мерсы», чтобы те не сели на «брюхо», даже придерживали с боку с сзади. Вместо Санечки за руль нашего «Шестисотого» садился тогда Леша-журналист. С которым, как выразился мой будущий муженек, они на нескончаемых украинских выборах «капусту косой косили». Санька «на злобу дня» написал несколько песен в стиле «шансон» и наяривал их под аккомпанемент своей электрогитары. А Лехе, журналисту-острослову, досталась роль ведущего: заводилы-задурилы. В общем ни ума, ни фантазии: все, как у всех. Как там поет мой Санечка: «Все по-новому – все по-старому, только лица сильней помяты, да дешевле теперь девчата…»

Во время этого машино-пешего ходу мы и перезнакомились. И даже успели немного посудачить о своих недугах. У Митрича и Леши были травмированы спины. Поэтому они и садились за руль в непроходимо-непроездных местах. А наши два «великана»: мой худосочный Санечка да щупленький, к тому же еще и хромающий на левую ногу, Федор Иванович взвалили на свои плечи обязанности то ли Атлантов, то ли Титанов, уже точно не помню мифологических их подвигов.

Но напрасно я иронизировала, ибо иногда обманчив бывает внешний вид. Да все же надо признать неказист был Федор Иванович: чуть ниже среднего роста и с огромной продолговатой, к тому же, головой, как у гуманоида. Правда, улыбка добрая и слегка ироничная, как у человека много успевшего повидать на своем веку.

А вот силушку имел огромную. То ли это была железная сила воли, которая в нужный момент по всем сусекам тела собирала все до последней крохи воедино в стальную пружину, то ли еще неисследованные пока наукой и незадействованные пока человеком внутренние резервы, заложенный в нас природой. Не знаю. Но, если бы не Федор Иванович, пришлось бы кому-то пешим ходом топать в деревню и звать на подмогу трактор.

– Федор Иванович, вы просто наш герой-спасатель!– не удержалась я от восторга и вздохнула с облегчением, что полоса препятствий уже позади.

– Герой для Иваныча не звание, а призвание. Если бы не он, мы бы с Митричем уже ответ держали перед Богом за свои грехи,– внес свой комментарий Леша-журналист, но дальше развить свою мысль помешал ему мой вездесущий жених.

– Путь на Берлин свободен! Так, что Леха, дуй отсюда или пересядь на место пассажира. Но лучше дуй! Варюша – моя невеста, а я знаю тебя к девушкам и на пушечный выстрел подпускать нельзя. Так что, выметайся и не пудри мозги моей девушке. Я ведь ревнив, как Отелло,– и Шурик сделал страшные глаза.

«Здорово видно я Санечку сегодня утром завела, если он средь дня заговорил штампами»,– сладенько потянувшись, мысленно улыбнулась я. (У Шурика этот процесс назывался «очистить язык от нафталина и пыли»). Обычно это происходило, когда на небе загорались звезды, и Муза бесшумно скользя с небес вниз, уже была на подлете к одиноко светящемуся его окну. Вот тогда-то Санька тараторил минут пять без передышки, а затем неожиданно умолкал, быстренько садился за стол, и начиналось творчество. Если в такие моменты мне случалось бывать у него в гостях, мне строго-настрого запрещалось не только разговаривать, но даже шелестеть оберткою от конфет. Я обиженно надувала губки и, захватив конфеты, уходила на кухню пить чай или кофе.

Сейчас же я ему не мешала, а наоборот вдохновляла и Санечка, воткнув себе в ухо наушник, а у рта прицепив миниатюрный микрофон, всю дорогу до села что-то бубнил себе под нос. Не обращая ни малейшего внимания на сидящего рядом Лешу. Мне же он время от времени в зеркало заднего вида слал воздушные поцелуи.

Так, в полном молчании, мы и доехали до дома целителя. Машины остановились, моторы заглохли и все, кроме меня, облегченно вздохнули. А у меня начался ритуально-привычный нервный мандраж несбыточного ожидания: хотя бы крохотного лучика надежды, что когда-нибудь я снова смогу сама встать, сама пойти… «Только не раскисать – я сильная», – мысленно собрала я всю волю в кулак и распахнула объятия Сашеньке, который бережно пересадил меня в инвалидную коляску.

Дом целителя мало чем отличался от соседских подворий. (Как потом оказалось, трое детей да вдвое больше внуков, это кое-чего да значат. Вот, когда корову трое телят сосет, она вся в мощи превращается, а тут такая орава). Но вот новостройка сына врачевателя, что возвышалась напротив через дорогу, выбивалась из обоймы позднего совкового «ренессанса» своими «еврозабором», «еврочерепицей» да металлопластиковыми окнами.

– Вы к Андрею Викторовичу? – неожиданно возникнув у калитки, спросила у нас хозяйка дома: женщина лет семидесяти с удивительно молодым проницательным взглядом.

– Да-а, – ответили мы «дружным» разноголосым хором. И по тому, как поморщил свой слегка крючковатый нос мой суженый-ряженый, это слегка шокировало его утонченный музыкальный слух. Хотя после его «хоровой» и «шумовой» импровизации на тему известного афро-американского блюза «Уйди чувиха, не мешай» или что-то в этом роде, ибо я пока еще слабо владею английским языком, наш общий гул смело можно назвать камерным пением.

Несмотря на пыльность проселочных дорог, наши дорогие иномарки не утратили свой респектабельный лоск и жена целителя это оценила.

– Машины можете загнать напротив, во двор сына. Чтобы соседская детвора, дурачась, случайно не поцарапала. Но прежде, чем самим ворота открывать, позвоните в звонок на калитке. У наших немецкая овчарка. Альфа конечно умница, но чужих за ногу может и цапнуть,– взглянув на непривычно-неприлично для сельских женщин оголенные «местами» волосатые ноги мужиков, предупредила предводитель рода врачевателя.

У бережливого и Бог бережет – гласит слегка осовремененная народная мудрость. И Санька с Митричем воспользовались дельным советом.

Холеный Санькин и Митрича вид больше не смущал теперь хозяйку, которую, как оказалось, величали Екатериной Степановной и она, окинув нас оставшихся оценивающим взглядом, приняла за ровню.

– Заходите во двор. И посидите пока под вишнею в тенечке. Муж скоро будет. Он корову пошел с пастбища встречать. Может кому водички холодненькой с дороги? – не ради выгоды и лести, а так просто, по теплоте душевной, предложила она.

Спуск от калитки во двор хотя и был не большой, но мне без посторонней помощи одолевать его не хватило смелости и Екатерина Степановна это приметила.

– Сейчас, доченька, сейчас ворота открою! У нас там для колясочников удобный съезд оборудован с поручнями.

– Не надо беспокоиться. Мы придержим сзади,– сразу же предложили свою руку помощи Федор Иванович и Леша.

Федор Иванович мужичок конечно сильный, но вес-то как у комара, и я отдала предпочтение увесистому журналисту.

– Конечно-конечно, молодежь к молодежи тянется, – дипломатично «закашлялся» все понимающий Федор Иванович Бугайло, и как старую знакомую, шутейно, со словами: «Куда уж нам, старикам!» – приобнял за плечи Екатерину Степановну. А самому-то Бугайло было где-то около пятидесяти.

– Батюшки! А я вас сразу и не признала! – всполошилась хозяйка. – Вы тогда от угольной пыли весь, как в саже были. А теперь видать большой начальник, – и хозяйка радостно-дружески ткнула Федора Ивановича в область, где у мужчин находится, как они его ласково и горделиво величают, «качан». «трудовой мозоль», «соцнакопления». – Как нога? На погоду не беспокоит?

– Да нет, все нормально. Спасибо Андрею Викторовичу! Все зажило, как на собаке. А врачи ведь долдонили: «Резать да резать! Гангрена, мол, начинается. Сейчас даже по утрам бегаю вокруг квартала трусцой. Жаль в суете сборов специальную обувь забыл, теперь вот немного прихрамываю.

– А что у Федора Ивановича с ногой? – полюбопытствовала я у Леши, пока наши «старички» между собой судачили.

– В шахте растрощило, когда он сменным мастером работал. Теперь у него одна нога на пару сантиметров короче и ребята его в члены президиума независимого профсоюза выдвинули. Теперь он там за технику безопасности отвечает.

– Из-за чего выдвинули? Из-за сострадания? – подсознательно, чего не любила, о том и заговорила я.

– Да нет. Просто доверили тому, кому знают можно доверять. С раздробленной ногой в штреке, который вот-вот должен «сложиться» окончательно, вытащить из-под завала 37 человек не каждый смог бы. Далеко не каждый! Но я не об этом. Вижу у нас проблемы. Может обсудим?

– Ты что, психоаналитик? – отшутилась я, не в силах противостоять душевности.

– Ты, Варенька, пойми людей правильно,– присев передо мной на корточки и разговаривая со мною с журналистской прямотой, начал Леша сеанс моей социальной адаптации.

– Поставь себя на их место. У каждого из нас своя жизненная суета. Но главное, молод, здоров. А тут встретишь инвалида на коляске или на костылях и взгляд отводишь. Стыдно тебе перед этим человеком, что ты счастлив до неприличия, а он в беде. Я вот, как и твой Санюха, деньги постоянно перечисляю почти во все благотворительный фонды. Но мы же с ним далеко не дураки, да и власть, как говорится, знаем не только ту, бутафорную сценическую, а и настоящую закулисную. А все равно, перечисляем деньги, хотя знаем наверняка, что большую их часть просто нагло разворуют.

– Да вы с Санькой тоже хороши! Бегаете по сцене, как угорелые, во время выборов и орете! Подымите ручки! Подымите ручки! Голосуйте за тех! Голосуйте за этих!..

– А что поделаешь?! Такова жизнь. Одну руку человек, выполняя приказ, тянет вверх, а другую держит в кармане в форме кукиша.

– А не пришла пора народу эту руку из кармана вынуть? – грустно улыбнулась я Леше-журналисту, но тот ничего не успел мне ответить, ибо в наш разговор вклинился мой Санечка, и откатил меня подальше в тень.

Какая это благодать, в разгар летнего солнцепека усесться в тенечке под раскидистым деревом да за столом. На котором большая плетеная из тоненьких веточек лозы, миска огромных темно-красных вишен, горка желто-кремовых яблок Белого Налива и припотевшая трехлитровая банка колодезной воды. Ну и вестимо, как дань современности, «колбаса» одноразовых стаканчиков.

Моя рука непроизвольно потянулась к аппетитным на вид вишням, но мой Шурик тут как тут.

– Это что за вишни такие?! Не чернобыльские ли это мутанты? – «просякнувший» российской пропагандой, полушутя-полусерьезно поинтересовался он у хозяйки и зачерпнув добрую горсть ягод, ополоснул их водой под стоящим рядом во дворе умывальником.

В народе у нас эту вишню Любкой кличут. Она у нас испокон веков растет. Терпковатая слегка, но косточка маленькая и варенье из нее и цветом, и вкусом отменное получается, – степенно пояснила Екатерина Степановна.

– Прошу, – и Санька протянул мне тщательно вымытые вишни, а не мытые, вот зануда, «нагло» выковырял из моей сжатой ладони.– Никогда не ешь немытые фрукты, да еще и на свежем воздухе. Видишь какие «бомбардировщики» мотаются?!

– Да это не мухи, а слепцы,– проследив за взглядом Александра, пояснила хозяйка. – Это у нас так оводов кличут. А они над скотиной постоянно кружат. Значит муженек с нашей Манечкой на подходе.

Прогноз Екатерины Степановны оказался верным. И вскоре на задниках двора хлопнула калитка и сначала вдалеке показалась огромная, на мой взгляд городского жителя, черно-белая корова, а потом и хозяин.

Целитель Андрей Викторович был могучим и жилистым, под стать Федору Ивановичу, только значительно выше и шире в плечах, да и возрастом, естественно, постарше. Но на вид такой простачок, такой обыденно-деревенский мужичок. Что мои и без того слабенькие надежды на излечение, с молниеносной скоростью стали угасать.

– Ну что ж, пойдемте все в дом, – после недолгого ритуала знакомства, пригласил нас в свои «апартаменты» хозяин.

Федор Иванович предложил Саньке занести меня в дом прямо с коляской, но мой богатырь подхватил, как перышко, меня на руки.

В передней самой большой комнате в доме, в углу, стоял медицинского вида топчан, а вдоль стены ряд жестких стульев. Вот и все, что сразу бросилось в глаза.

Шурик хотел было пересадить меня со своих рук на один из стульев. Но врачеватель указал на топчан.

– С нее и начнем,– приказал он немножко сурово и, несмотря на внешнюю простакуватость,, сразу же почувствовалась уверенность в своих силах человека.

– Раздевайся,– дал команду он и мне, но увидев на моем лице недоумение и панику, милостиво добавил, – трусики и лифчик оставь, а все остальное сними.

Нежно-бирюзовый летний костюм-двоечка из шелкоподобной ткани – вот и весь мой был прикид. (Шуриковы «шмотки» я поменяла после утреннего «кувыркания» в лесопосадке на свои. Их он, запирая мою квартиру, захватил с собой целую свою огромнейшую. спортивную сумку. Этот тюха-матюха верхней одежонки-то захватил, как кот наплакал. Но вот нижней нагреб несусветное множество. Видно от моих невесомых кружевных трусиков и бюстгальтеров у парня крыша пошла набекрень и он все, что попадалось под руку, позапихивал в спортивный баул, презентованный ему на каком-то юбилее в футбольном клубе..,

Но тут мне стало не до воспоминаний и размышлений. Ибо мануальщик, подхватив меня под «мышки», поставил на бездействующие наги и крутанув, как веретено, повернул спиной к себе. И потом несколько раз, словно отряхивая от пыли прикроватный коврик, энергично встряхнул. Как потом я узнала, таким образом, растягивая мой позвоночник.

От такой встряски у меня голова пошла кругом. И я уже как должное восприняла все его дальнейшие действия.

Меня даже не смутило то, как Андрей Викторович довольно бесцеремонно, одной своей лапищей поддерживал меня то ли за грудь, то ли за грудную клетку, удерживая в стоящем положении, а другой рукой в этот момент, исследуя мои позвонки.

И мне показалось в тот момент или это был всего лишь результат моего стрессового состояния, но от прикосновения целителя меня слегка шибало током. Да и сама я не знаю как, не только чувствовала, но и «видела» каждую неровность, каждый изгиб своих позвонков и межпозвоночных дисков.

– Ты что сегодня с инвалидной коляски падала? – откинув помощь дернувшегося было Шурика и самочинно уложив меня на кушетку, поинтересовался Андрей Викторович.

– Нет, с балкона, – не стала я вдаваться в подробности, а мануальщик в расспросы.

– Ну и как? Что почувствовала?

– Показалось, что большой палец зашевелился на правой ноге, а после обеда показалось, что и на левой пошевелился большой палец тоже.

– И давно у тебя травма позвоночника?

– Чуть больше двух лет,– с замирающим сердцем ответила я, страшась от знахаря услышать неутешительный прогноз.

– Да срок немалый,– начал он в унисон моим невеселым мыслям, – думаю с месяц придется повозиться. И это при условии трехразовых ежедневных процедур,– продолжая разговаривать, начал он делать мне какой-то хитроумный массаж да такой энергичный, что хоть волком вой. – Сама посуди. Два года твой организм, спасаясь от боли, которая возникала от трения сдвинутого диска о позвонок, забивал все вокруг солями, стараясь обездвижить травмированный участок позвоночника. Теперь же мне нужно время, чтобы убрать это отложение солей, постепенно при этом возвращая межпозвоночный диск на место. И здесь торопиться никак нельзя. Кости у тебя конечно молодые и крепкие, но с нервными окончаниями, которые сейчас там зажаты, поэтому-то и ноги отказались ходить, надо очень и очень осторожно. Так что ищите, у кого в нашем селе стать на месяц на постой, – обратился он теперь к моему Санечке.

Андрей Викторович много чего еще порассказывал, обращаясь то ко мне, а больше к моим спутникам и товарищам по несчастью заболеть.

Мой Шурик и Федор Иванович Бугайло слушали целителя, «разинув рты». А вот Леша-журналист и Митрич краем уха. Ибо после особо «иезуитски»-болезненных элементов массажа, их так и подмывало драпануть, не дождавшись своей очереди.

Но видно ходят они в баловнях судьбы и им сегодня крупно повезло. Когда меня всю измочаленную Шурик одел и пересадил наконец-то на стул, Андрей Викторович лишь бегло взглянув на спины Митрича и Лехи безапелляционно заявил:

– У вас не спины, а сплошные синяки. Сейчас я бессилен, что-либо сделать. Надо с недельку погодить. Я сейчас Вам дам настойку. Два раза: утром и вечером легонько протирайте друг другу спины. Но на сеансы всем приходить обязательно. Во-первых Варе моральная поддержка будет. И она не будет царапаться и крыть меня матом, когда мне приходится делать ей очень больно. А, во-вторых, группа людей, находясь вместе, создают так званый психотерапевтический эффект. А, в-третьих, мне веселей будет. Просто пообщаемся.