Текст книги "Фигуры высшего шпионажа"

Автор книги: Анатолий Гончаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Гончаров Анатолий
Фигуры высшего шпионажа

Комментарий к несущественному

К Эдварду Сноудену не относится. Он не фигура и не шпион. Ни в классическом понимании детективного жанра, ни в каком-либо ином. Тем более не шпион несчастный тинейджер военной разведки США Брэдли Мэнинг, получивший за свои игры 35 лет тюремного заключения и заявивший о жгучем желании стать женщиной. Вероятно, в этой ипостаси ему будет легче переносить тяготы жизни за решеткой. Не шпион и Джулиан Ассанж, второй год живущий на осадном положении в посольстве Эквадора в Лондоне.

Все они – патологически тщеславные представители гей-сообщества, малообразованные люди с неустойчивой психикой, компьютерные кретины, для которых обладание глобальной информацией равносильно всемирной власти и славы, а национальная безопасность и гражданский долг – пустой звук. Слив добытой информации – их романтика, их жизнь, их оружие, их доблесть.

Даниэль Дефо, вошедший в историю как автор «Робинзона Крузо» и создатель британской разведывательной службы, ворочается в гробу на лондонском кладбище Бенхилл-Филдс, ибо голубые мученики нетрадиционного секса необратимо опошлили чарующий образ рыцаря плаща и кинжала. Где тайники, пароли, явки и накладные усы? Где стремительные погони и захватывающие перестрелки? Где изящная игра ума, позволяющая уложить в постель жену французского посла?..

Ничего этого нет. Есть отхожее сливное отверстие «Викиликс», есть комплекс Герострата, есть неукротимое желание потрясти мир и есть смутная надежда, что когда-нибудь героям компьютерных игрищ будет воздвигнут памятник. Ну это вряд ли.

Хотя Эдвард Сноуден уже пошутил по поводу того, что заслуживает памятной мемориальной доски в транзитной зоне аэропорта Шереметьево.

Жили-были небыли

Помнящие хоть что-нибудь о тех временах, помнят главное. Хрущев дважды порывался начать третью мировую войну. Обе попытки, вошедшие в историю как великий блеф, географически разведены на планете гигантской клешней: Берлинский кризис, Карибский кризис. Сомкнуться клешне назначалось в Индии. Там, где братья навеки: «Хинди, руси – бхай, бхай!»

Лишь очень немногим известно, что была и третья попытка. Фантастически коварная, хладнокровно убийственная, жестоко неотвратимая – она открывала, казалось Хрущеву, неисчерпаемый ресурс для овладения миром: «Слишком сложно, чтоб поверить, слишком просто, чтоб понять».

Тридцать лет, страшась и восторгаясь, он наблюдал Сталина, прежде чем пришел к собственной мысли об абсолютной власти, способной зажать в кулак всеобщую несобранность и безалаберность. Тоталитарной жестокости достаточно, чтобы изменить поведение людей, но не их психологию. Подданных можно подвергать немыслимым страданиям, обвинять в том, чего они не совершали, наказывать за «попрание норм коммунистической морали», превратить в тварей дрожащих, но всего этого мало, чтобы увековечить себя властелином планеты.

Хрущев считал иначе. Надо ударить первым, это главное. Но ударить не по условному противнику, от которого неминуемо последует возмездие, а по всей планете. Как кулаком по столу. Чтобы все на том столе подпрыгнуло, завалилось и потекло. Чем ударить – это вопрос. Но это вопрос к победителю, которого уже не осудят. Так он считал.

Победители пишут историю, побежденные – мемуары. О том, что могло быть и не получилось, Хрущев писал мемуары.

Из двух зол он всегда выбирал злейшее. Впечатления от его «хрущоб» и кукурузы неизгладимы. Как и от голодных бунтов, подавляемых с беспощадной жестокостью. Новочеркасск остался в памяти двух поколений, но об иных народных волнениях с куда большим накалом – в Воркуте, Казахстане, Челябинске-почти ничего не известно. Память переехали танки, и тихо она осыпалась в пыльном пространстве между былью и небылью.

Тут еще и армия – не досмотренная до конца драма развала. И просится сюда Солженицын, самый крайний инакомыслящий: «Армия наша перестройкой сотрясена. Добрые правители до того себя радужно настроили: вот сейчас все откроем Америке, вообще повернемся к общечеловеческим ценностям, – что не будь у нас ядерного оружия, которое все проклинали и я – первый, сейчас бы нас уже слопали».

Сказано это в сентябре 1996-го. «Добрыми правителями» подразумевались никчемные и продажные Горбачев с Ельциным. Однако «сотрясать» армию первым все же Хрущев начал. Порезал на лом новейшие крейсера и недостроенные авианосцы, вышвырнул на улицу сотни тысяч боевых офицеров, не дав дослужить до положенной пенсии кому год-полтора, а кому и всего-то месяцы.

Как бы и нелогичным выглядит такой шаг, если иметь в виду его неукротимое желание встряхнуть планету стратегическим ударом, от которого мог развязаться дымчатый шарф Млечного Пути. Но нет, все логично. Хрущевым овладела ракетомания. Артиллерия, танки, корабли – ничто по сравнению с ударной силой ракет. Кто против? Таковые молчали в тряпочку. Глобальному переписыванию истории противостояло лишь робкое краеведение. И вот на этом фоне такой Стеньки Разина челн выплыл, что не в сказке сказать.

Углядеть амбициозного, энергичного, умного полковника ГРУ для осуществления головокружительной шпионской операции помог не менее амбициозный, но весьма среднего ума сын Хрущева, Сергей Никитич, довольно тесно общавшийся с зятем премьера Косыгина Джерменом Гвишиани. А тот возглавлял одну из основных «крыш» советской военной разведки – Госкомитет по координации научно-исследовательских работ.

Шестнадцать месяцев прослужил там полковник Пеньковский, регулярно сдавая резидентам ЦРУ и МИ-6 достоверную, секретную, однако зачастую уже известную им информацию о военной стратегии СССР, состоянии отечественного ракетостроения, противовоздушной обороны и структуре ядерных сил.

Десятки конспиративных встреч провел со своими конфидентами в Лондоне, Париже и Москве, передал им более ста роликов отснятой фотопленки. Его сведения, изложенные в письменной или устной форме, составили около десяти тысяч страниц текста.

И все же, все же. Что там такого понаписал и наговорил этот фантастический энтузиаст жанра, если на «Ферме» в Лэнгли до сих пор с придыханием произносят имя Пеньковского как «фигуры высшего шпионажа»? Не исключено, что его популярность ярко расцветила беллетристика, поскольку он стал прототипом героев романов Джона Ле Карре «Русский Дом» и «Кардинал Кремля» Тома Клэнси, а позднее и романа «Цель Хрущева» Кристофера Крейтона. Можно, наверно, и так считать, и это тоже будет правдой. Но не всей правдой. А вся она еще более неправдоподобна, чем самый смелый вымысел романиста, ибо Пеньковский и в самом деле являлся тайной «целью Хрущева».

Сергей Хрущев подтвердил отцу уже сложившееся мнение о незаурядных достоинствах Пеньковского, засидевшегося в полковниках. Его кандидатура изначально рассматривалась руководством ГРУ на роль уникального подставного агента, способного выполнить тайную волю самовластного кремлевского владыки. А высшее руководство ГРУ – это генерал Серов и его заместитель Рогов. Им ли было не знать о нарастающем недовольстве Хрущевым в партийных органах, в аппарате правительства и даже в КГБ, который он вознамерился «разлампаситъ»? Знали, конечно. Иван Серов извелся мыслями о безрадостной перспективе, ожидающей его в случае падения «сюзерена». Компромат, если таковой имелся, неизбежно ударил бы по ним обоим, как его ни преподноси. Идея с подставным агентом, санкционированная Хрущевым, смотрелась куда как предпочтительнее. Выгорит дело – никому не придет в голову вспоминать про довоенные репрессии на Украине, а не выгорит… Тут думать надо, крепко думать. И Серов думал.

Крепко думать он стал в первых числах сентября 1960 года, когда спешно готовили к визиту в США турбоэлектроход «Балтика», на котором должны были следовать Хрущев и его многочисленная свита. Большой соблазн имелся у Серова повторить операцию апреля 1956 года, когда только благодаря предусмотрительности британской военно-морской разведки не был взорван крейсер «Орджоникидзе», стоявший на якоре в портсмутской гавани. На борту крейсера находился Хрущев. Мину большой мощности обнаружил командир британских водолазов-разведчиков Лайонел Крэбб. Странно и необъяснимо погиб он тогда, однако мину успел обезвредить.

Беспечная уверенность русских в успехе подрыва крейсера дала англичанам массу доказательств против КГБ, который возглавлял Серов. Он предпочел пойти на сделку с британской МИ-6, нежели быть разоблаченным перед Хрущевым. И все последующие годы из Москвы в Лондон поступал поток секретной информации. Взрыв «Балтики» обрывал зависимость Серова от Никиты, но не устранял другой, еще более тяжкой. Внедрение Пеньковского неизбежно путало карты англичанам, во-первых, а во-вторых, все можно будет списать на него, своевременно ликвидированного.

Не просто крепко, а тяжеловесно мыслил Серов. Но по-другому не умел. Не за что было зацепиться и не на кого опереться. Все же ума хватило не взрывать «Балтику», и встреча «лицом к лицу с Америкой» состоялась. Правда, завербованный людьми Серова штурман «Балтики» сбежал в Нью-Йорк и попросил политического убежища, однако истинные мотивы бегства раскрыть поостерегся, хотя это и не спасло его от пули. Чья была пуля, так и не дознались.

О побеге штурмана Хрущев узнал от нью-йоркских газетчиков, накинувшихся на него с вопросами, рассчитанными на бурное развитие политического скандала. Ошеломительную новость следовало как-то уместить в голове. Хрущев задумался, переспросил, о ком идет речь, помотал головой, как ужаленный конь, и сокрушенно молвил в ответ:

– Что же этот молодой человек не обратился ко мне за советом и помощью? Я бы помог ему и деньгами. Ведь пропадет он тут у вас, пропадет, а жаль…

Можно ли было в той ситуации ответить лучше? Проблему «железного занавеса» Никита, не моргнув сострадательным тазом, свел к сугубо личной драме неуравновешенного молодого человека. И ведь поверили. Никакого скандала не случилось. Хрущев умел быть искренним, даже когда говорил неправду. Но в данном случае он точно знал, какой должна быть правда, когда посетовал, что пропадет несчастный. И тот пропал. Лицом к лицу с Америкой. Вот вам и вся правда.

А в Лондоне в те дни уже завязывались первые узелки дивной легенды, которой суждено было обернуться мрачной действительностью, скрытой от непосвященных между коварной былью и пафосной небылью. Во время обеда в роскошном ресторане на Трафальгар-сквер офицер Интеллидженс Сервис Дик Франкс попросил своего соотечественника, бизнесмена Гревила Винна наладить связи в советском Госкомитете по координации научно-исследовательских работ (в 1965 году он был переименован в Госкомитет по науке и технике). И назвал имя Пеньковского. Дик рассказал, чем занимается интересующий его комитет, пояснив, что эта хитрая организация служит прикрытием для офицеров разведки, добывающих секреты западных высоких технологий.

Британский разведчик был вознагражден, встретив в лице Гревила Винна джентльмена и патриота, готового послужить интересам своей страны хотя бы и в качестве простого связника. Откуда Дику Франксу было знать, что его отзывчивый собеседник уже три года работает на советскую рези-дентуру в Лондоне. Гревила Винна завербовал легендарный нелегал Конон Молодый, работавший в Англии под именем Гордона Лонсдейла и приговоренный после провала к 20 годам тюрьмы. В фильме «Мертвый сезон» его блестяще сыграл Донатас Банионис.

4 ноября 1962 года Винна, отправившегося в Венгрию без всяких на то санкций, тайно вывезли из Будапешта в Москву, а еще через два дня было официально объявлено о его аресте. Минуло полтора года, и 22 апреля 1964 года в 17.35 состоялся обмен британского шпиона Гревила Винна на советского разведчика. Чудный такой нюанс: у них шпионы, у нас – разведчики. Причем сплошь благородные и самоотверженные. Обмен произошел на контрольно-пропускном пункте Хеерштрассе между Западным Берлином и Восточной Германией. В фильме эпизод показан красиво и, кажется, что недостоверно, но на самом деле все так и было: эффектный разворот советских «Волг», увозивших меланхолично улыбающегося разведчика к родимым березкам. Это и был Конон Молодый – герой и блистательная фигура высшего шпионажа. Не к месту будет помянуто, что Пеньковский работал на западные разведки под кодовым псевдонимом «Герой». Авантюристом он был изрядным, но вот героем – нет. Ни с какой стороны.

Недолго Молодый пожил на родной земле. Скоропостижно скончался, собирая грибы в подмосковном лесу. Он знал о подлинной миссии Пеньковского, а знать не должен был. Отсюда и сердечная недостаточность.

К уже сказанному про Гревила Винна не прибавит ясности, что именно он первым обнародовал доказательства того, что полковник Пеньковский являлся подставной фигурой, использованной втемную для политической дискредитации Хрущева в дни Карибского кризиса. Он же поведал, что Пеньковский не был расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР, как о том сообщила «Правда» от 17 мая 1962 года, а еще два года прожил под надзором в глухой северной деревне и только в конце 1965 года покончил с собой.

Как ни гордился своим самообладанием, а не выдержал давящего груза той самой правды, которая выглядит наименее достоверной. Слабым утешением стало известие о крушении в октябре 1964-го всех дерзновенных планов Никиты Хрущева. Пеньковский его ненавидел жгуче.

«Дайте мне атомную бомбу!..»

Во время первых трех или четырех конспиративных встреч в лондонском отеле «Маунт Роял» Пеньковский с маниакальной настойчивостью пытался убедить своих кураторов из ЦРУ и МИ-6 в необходимости взорвать «в час икс» здания Министерства обороны СССР Генштаба с его разведуправлением, КГБ и, само собой, ЦК КПСС на Старой площади. Это, по его словам, сразу обезглавило бы Советский Союз, и развал страны станет вопросом короткого времени.

Портативные ядерные заряды «мощностью в одну-две килотонны, именуемые «минисредствами массового уничтожения» были эквивалентны 200–400 тоннам тротила. Сила чудовищная. Такие заряды разрабатывались в США с начала 60-х годов, о чем Пеньковский, как выяснилось, хорошо осведомлен, и с точки зрения их применения, дикий замысея был вполне реален. Но это была точка зрения паровоза на жизнь и судьбу Анны Карениной.

– Такие устройства необязательно устанавливать в самих зданиях – говорил Пеньковский. – Их можно спрятать в соседних домах. Подходят и жилые дома, и магазины. Например, рядом со зданием КГБ на площади Дзержинского находится большой гастроном. Впрочем, вариантов масса.

– Боже праведный! – вырвалось у Джозефа Бьюлика. Второй американец Джордж Кайзвальтер выразительно посмотрел на него, и Бьюлик заткнулся. Англичане с каменными мордами сидели молча. Портативной атомной бомбы у них не было. А Пеньковский в запале не обратил внимания на реплику потрясенного Бьюлика и, как ни в чем не бывало, продолжил:

– Понимаете, друзья, в каждом большом советском породе существуют ключевые, жизненно важные объекты управления, которые должны быть уничтожены. Определить их не составит труда. Например, в Ленинграде, Свердловске, Воронеже, Нижнем Новгороде, Риге, Новосибирске. Для осуществления моего плана понадобятся всего лишь по одному-два человека на каждый военный округ. Удастся уничтожить управления Генштаба и военных округов, значит, будет непоправимо подорвана боеспособность вооруженных сил. Вопрос упирается в такую малость, как портативные ядерные заряды, которых нет на вооружении у Советов.

– Зато у вас есть королевская ракета Р-7, – заметил Кайзвальтер. – Она не дает спокойно спать нашим стратегам.

– Да, – согласился Пеньковский, – на сегодняшний день это последнее слово в ракетостроении. На такой ракете взлетал Гагарин, хотя она предназначена для доставки ядерного заряда мощностью в сто мегатонн. А вот создать заряды малой мощности у советских атомщиков не получается. Дайте мне такую бомбу, и я… если нужно, я сам взорву Генеральный штаб. Мне необходимо для этого…

– Вам необходимо отдохнуть, Олег, – сказал Кайзвальтер. – До утра осталось совсем немного, а день завтра тяжелый.

– И следующая ночь обещает быть не легче, – подхватил Бьюлик, которому не терпелось выпроводить, русского друга, жаждавшего побродить по Москве с ядерными веригами.

Когда за Пеньковским закрылась дверь, Майкл Стоукс, младший офицер английской группы, не мог скрыть изумления.

– Парни, он сумасшедший! Вы видели, как горят у него глаза? Это параноик, будь я проклят, если ошибаюсь!..

– Надо стащить его с этого конька, – задумчиво молвил Кайзвальтер. Завтра мы будем время от времени прерывать его и задавать свои вопросы. Может быть, он фанатично ненавидит Советы. Это несложно проверить. Пусть назовет всех нелегалов, с которыми учился в Военно-политической академии. Скажем, у полковника ГРУ Федорова самая мощная резидентура в Скандинавии, нам это известно, но мы должны услышать это от Пеньковского. Он сказал, что готов принести клятву верности, а нам нужно от него совсем другое. Кроме того, не будем забывать, джентльмены, что у каждой нации есть право на самоистребление.

Джентльмены захохотали.

Комментарий к несущественному

Шпионов так или иначе мы осуждаем. Разведчиков обращаем в кумиры. Никогда не существовавший Штирлиц стал героем народного фольклора. Как быть с Пеньковским? Он предотвратил третью мировую войну и сам лишил себя права на жизнь. Санкцию на перевербовку Пеньковского давал Серов, получивший от Хрущева задание «первостепенной государственной важности»: любой ценой заполучить у американцев действующий образец МСМУ – мини-средство массового уничтожения. Повторив его в сотнях экземпляров, Хрущев намеревался стать властелином мира.

Ракеты Королева могли доставить на американский континент тяжелые ядерные заряды, но таких ракет насчитывалось не более десятка, хотя Хрущев уверял Запад, что в Советском Союзе их делают, как сосиски. В известном смысле уверял правильно: сосиски в ту пору водились только в спецбуфетах. Исходя из этих реалий, Хрущеву для воплощения чудовищного замысла нужны были ядерные заряды малой мощности, которые доставлялись бы к цели посредством артиллерийских снарядов, торпед и авиабомб. Лишь очень незначительная часть стратегической авиации могла послужить носителем для громоздких отечественных атомных и водородных бомб. Начать войну с таким потенциалом Хрущев мог, но заканчивали бы ее уже американцы.

Пеньковский, ломая комедию перед кураторами из ЦРУ и МИ-6, поначалу понимал только свою локальную задачу – добыть МСМУ. Американцы же требовали от него сдать все, что он знал или мог узнать. И он сдавал, постепенно, осознавая себя банальным шпионом. Без какой-либо надежды справиться с той задачей, ради которой его готовили. Так длилось вплоть до Карибского кризиса, способного разрешиться, как тогда казалось, только третьей мировой войной. И Пеньковский, опираясь уже на собственное понимание ситуации, сдал американцам типы, количество и расположение советских ракет на Кубе.

Хрущев проиграл последнюю свою авантюру. Кто и что выиграл? Вопрос в никуда, потому что победителя не было. До конца дней своих он писал мемуары, полагая, что переписывает историю. Более всего переживал за то, что его не похоронят у Кремлевской стены.

У штандартенфюрера СС, легендарного Макса Отто фон Штирлица множество прототипов. Автор «Семнадцати мгновений весны» Юлиан Семенов знал не обо всех. И, вероятно, потому зачастую подменял правду художественным вымыслом, что неизбежно влекло за собой исторические ошибки.

Слов нет, книга захватывающая, фильм Татьяны Лиозновой замечательный, Вячеслав Тихонов в роли Штирлица великолепен. Все это справедливо, но полковник советской разведки Максим Исаев никогда не смог бы служить в Главном управлении имперской безопасности Германии. Того, кто решился бы использовать такую легенду-прикрытие, и близко не подпустили бы к зданию на Принц-Альбертштрассе, где находилась штаб-квартира РСХА. Им бы сразу занялась тайная политическая полиция.

Штирлиц был полковником, если перевести его звание на армейскую иерархию вермахта. Офицеров СС такого ранга насчитывалось немного, и специально учрежденная служба проверяла их с особой тщательностью. Проверке подлежало расовое происхождение, все генеалогическое древо, начиная с 1750 года, в том числе родословная всех родственников, даже и дальних.

Педантичные немцы хранили свои архивы столетиями, что позволяло без особого труда проследить происхождение любого человека, интересующего контрразведку. Это было хорошо известно руководству советской внешней разведки, и там никогда бы не пошли на заведомо обреченную авантюру, придуманную Семеновым.

А главное, в такой затее не имелось необходимости, потому что советская агентура была внедрена и туда, куда Штирлицу вход был заказан, но состояла она из чистокровных немцев.

Семенов назвал свой роман документальным, что обязывает придерживаться фактов. А факты опровергают многое. В книге и фильме действие происходит в период с 12 февраля по 18 марта 1945 года. Штирлиц постоянно появляется в здании РСХА на Принц-Альбертштрассе. Между тем оно было разрушено американскими бомбардировщиками еще 31 января того же года.

По воле автора Штирлиц разъезжает на автомобиле «Хорьх», а это уникальная и супердорогая машина, которой пользовались только высшие чины рейха. Даже группенфюрер Мюллер не имел права ездить на «Хорьхе». Как не имел права и на номерной знак с тремя буквами и тремя цифрами, а уж штандартенфюрер Штирлиц так и тем более.

Реальные прототипы Штирлица ездили на скромных машинах или пользовались общественным транспортом. В их числе гауптштурмфюрер СС Вилли Леман, начальник отдела общей контрразведки тайной полиции. На советскую разведку он работал с осени 1929 года. Секретных материалов, переданных им в Центр, хватило бы на десять Штирлицев. Леман имел агентурный номер А-201 и псевдоним «Брайтенбах». В Москве его назвали «королем нелегалов». Арестован по небрежности Центра в декабре 1942 года и вскоре расстрелян в тюрьме «Плетцензе». Поспешность расправы объяснялась нежеланием «папаши Мюллера» бросить тень на гестапо.

Судьба второго прототипа – полковника абвера Макса Радла не менее трагична, а тайная операция «Черный орел», к осуществлению которой готовилась целая группа, выглядит просто невероятной. Предстояло захватить четырех главных руководителей рейха – Гитлера, Геббельса, Гиммлера и Геринга.

Гиммлеру же было сообщено, что группа полковника Радла готовится к захвату на английском побережье премьера Уинстона Черчилля…