Текст книги "Пять весёлых повестей"

Автор книги: Анатолий Алексин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

НА СЕДЬМОМ ЭТАЖЕ

В доме было шесть этажей… Пологий склон крыши был весь утыкан телевизионными антеннами, каждая из которых напоминала Леньке руль деревянного самоката. В трех местах, на одинаковом расстоянии друг от друга, возвышались полукруглые холмики чердачных окон. Из среднего окна вниз, к столбу, тянулись провода. Они были туго натянуты, и Леньке, который любил пофантазировать, вдруг показалось, что двор – это арена гигантского цирка, а в воздухе, над ареной, натянута проволока, на которой какие-то отважные эквилибристы будут показывать свои диковинные номера.

Ленька так долго изучал окно чердака, и провода, и старый деревянный столб, что даже Тихая Таня не вытерпела:

– Ну, я пошла.

– Мы все пойдем! – встрепенулся Ленька. – Туда, на седьмой этаж – на чердак то есть! И все выясним. И почему радио замолчало – тоже узнаем! А то безобразие: поиграли каких-нибудь полчаса – и молчок!

– Можно подумать, что это он все устроил, а кто-то взял и испортил его работу, – тихо, как будто про себя, произнесла Таня.

Она часто говорила о присутствующих в третьем лице. «Он», то есть Ленька, сделал вид, что ничего не расслышал, и потащил ребят к черному ходу, через который можно было подняться на чердак.

«И почему это вход со двора называется «черным»? – сам с собой рассуждал Ленька. – Наверное, потому, что здесь никогда не меняют перегоревшие лампочки, всегда темно, и вполне можно свернуть себе шею…» Словно отвечая его мыслям, сзади раздался испуганный голос Владика:

– Ой, я наступил на что-то живое!

«Что-то живое» громко, гортанно взвизгнуло, прошмыгнуло под ногами у ребят, и уже через секунду откуда-то сверху смотрели круглые, словно электрические пуговицы, зеленые глаза.

– Я надеюсь, ты не отдавил ей лапу? – тихо спросила Таня.

– Если бы отдавил, она бы так быстро не убежала, – еще не оправившись от испуга, ответил Владик.

– Смотреть надо себе под ноги!

– Я смотрю-ю, но только ничего но ви-жу, – оправдывался Владик, который, как и все мальчишки во дворе, побаивался Тихой Тани.

– Даже «своими собственными глазами» ничего не видишь? – съехидничала Таня.

И Владик тут же наткнулся на чье-то пустое ведро.

– Надо искать дорогу по запаху! – предложил Ленька. – Слышите запах кислой капусты? Это бочонок нашей «мадам Жери-внучки». Я знаю! Он на площадке шестого этажа стоит. Вот на него и надо идти.

Все, кроме Тани, дружно зашмыгали носами и через несколько минут были на чердаке. Через крайние окна, словно золотистые прожектора, вливались снопы утреннего света. В этих струящихся солнечных полосах плясали бесчисленные пылинки.

Ленька растерянно почесал затылок:

– А где же третий прожектор?..

– Какой «прожектор»? – не понял Владик.

– Ну, третье окно… Среднее, самое главное, из которого провода тянутся…

Где оно?

Ленька сделал несколько шагов и вдруг воскликнул:

– Смотрите! Здесь какая-то комната… И дверь! В самом деле, среднее чердачное окно было со всех сторон огорожено неоштукатуренной кирпичной коробкой. Кирпичи были уже не красные, а коричневые, выцветшие, побуревшие от времени. Кирпичная кладка не была закончена и не доходила до самых чердачных перекрытий. Из-за неровных, зубчатых вверху стен все сооружение напоминало какую-то миниатюрную древнюю крепость. Видимо, с внутренней стороны кирпичная коробка образовывала небольшую квадратную комнатенку.

Туда вела дверь со ржавыми замочными скобами. Замка не было, а круглые отверстия скоб были соединены и тщательно обмотаны проволокой. На двери висела небольшая, но грозная бумажка:

«Посторонним вход воспрещен!» Ленька сразу подскочил к двери и стал разматывать проволоку. Фима Трошин подошел сзади, осторожно взял Леньку за руку, и тут первый раз за все время, пока ребята забирались на чердак, раздался мягкий, спокойный Фимин голос:

– Не надо этого делать. Ведь написано…

– Написано: «Посторонним вход воспрещен!» – резко обернулся к нему Ленька.А мы – не посторонние! Мы – члены «Боевого домового пионерского штаба». А БОДОПИШ – хозяин двора!

– Все равно не надо, – повторил Фима. И Ленька отошел от двери.

ОЛЕГ И ЕГО БАБУШКА

Еще в детском саду Олег выучил наизусть и полюбил песенку «В лесу родилась елочка». Это была очень простая и короткая песенка, но именно с нее начались все неприятности. Бабушка решила, что у внука замечательный слух и что с таким «абсолютным слухом» абсолютно необходимо учиться музыке.

Олега торжественно и шумно повели на экзамен в музыкальную школу. А обратно привели тихо и растерянно: педагоги не обнаружили у мальчика музыкальных способностей.

– Чтобы не найти у него слуха, надо самим быть глухими! – заявила бабушка.

Она добавила также, что первый провал внука как раз говорит о его незаурядном даровании: ведь Шаляпина в молодости тоже не приняли в хор, а оперу «Кармен» на первых представлениях просто освистали.

Бабушка хорошо знала историю музыки. Она даже сама играла на рояле и очень любила концерты-загадки по радио. Должно быть, в молодости она мечтала стать пианисткой, но мечты эти не сбылись, и теперь Олег должен был преуспеть в искусстве сразу за двоих: за себя и за бабушку.

Бабушка находила даже, что внешне Олег чем-то похож на юного Паганини.

Никто из семьи Брянцевых не был лично знаком с юным Паганини, и все же папа посмел утверждать, что у того было бледное, худое, вытянутое лицо, обрамленное черными смоляными волосами. Олег же был круглолиц, розовощек, и над его добродушными голубыми глазами свисала шелковистая белесая челка.

Одним словом, полного совпадения не было. Но бабушка уверяла, что в глубине глаз у Олега светятся такие же «вдохновенные угольки», как и у великого скрипача-итальянца. Это видела только бабушка. А для всех остальных глаза Олега источали полнейшее спокойствие и лишь иногда еле заметно искрились лукавством.

Чтобы положить какое-то начало музыкальной карьере внука, бабушка года два назад пошла даже на небольшую хитрость. Ей удалось однажды ответить на десять из тринадцати вопросов «концерта-загадки». Заказное письмо в редакцию бабушка послала от имени внука, и вскоре дикторша слегка удивленным голосом объявила по радио, что «вторую премию завоевал ученик четвертого класса Олег Брянцев, умно и толково ответивший на десять вопросов. Успех мальчика свидетельствует о хорошем преподавании музыки в его школе».

Музыку у Олега в школе вообще не преподавали: никак не могли найти подходящего педагога. Но после этого случая сразу нашли. Еще бы: из других школ стали приходить для обмена опытом! Бабушка торжествовала: ее затея принесла пользу.

– И никакого здесь нет обмана! – заявляла она. – Ведь Олежка сидел рядом и многое отгадывал сам! Ну, а остальное мы отгадали вместе!

По профессии бабушка была бухгалтером. Уже несколько лет она получала пенсию, но, когда наступала пора годовых финансовых отчетов, старые сослуживцы приходили к Анне Степановне за помощью. Сослуживцы любили бабушку – она была доброй, отзывчивой, и, кроме того, как говорили сослуживцы, с ней вместе из бухгалтерии «ушла музыка». Бабушка постоянно что-нибудь напевала. С одной песни она незаметно переходила на другую, хотя в каждой песне знала лишь несколько строк, и то не вполне точно.

Олег тоже любил бабушку, не хотел ее огорчать и потому согласился учиться музыке. Но какой инструмент выбрать?

– Пианистов много, – рассуждала бабушка. – Скрипачей тоже много. Пожалуй, лучше всего виолончель.

– Я но люблю виолончель: ее тяжело таскать, – легкомысленно возразил Олег.

Это решило все. Бабушка вскипела:

– Разве можно так подходить к музыке? С таких позиции? «Тяжело таскать»! В искусстве ничего не дается легко, запомни это!

На следующий день была куплена виолончель, Два раз в неделю, после обеда, Олег стал ходить к частному педагогу. А под вечер бабушка звонила по телефону и справлялась об успехах внука. Частный педагог был в восторге.

Олег, по его мнению, так хорошо успевал, что ему было бы полезно заниматься не два раза в неделю, а каждый день. Бабушка тоже была счастлива, но от ежедневных уроков все-таки воздержалась: это было слишком дорого.

– А как хорошо было бы заниматься каждый день! – время от времени вздыхала она. – Ты бы скорей стал лауреатом международного конкурса!

И вот два месяца назад бабушкина мечта неожиданно начала осуществляться…

Брянцевы обменялись и переехали на новую квартиру: в старом доме не было лифта, а у бабушки болели ноги, ей трудно было подниматься на пятый этаж.

Олег перешел в другую школу. И вот, придя как-то после занятий домой, он сообщил:

– А в этой школе есть музыкальный кружок! И на виолончели там можно заниматься каждый день. Бесплатно!

На радостях бабушка испекла пироги и заплатила частному педагогу за целый месяц, хотя Олег занимался двадцать дней:

– Пусть не обижается!

– Очень нужно ему обижаться! – проворчал отец Олега.

– Он многое теряет! – воскликнула бабушка. – Когда-нибудь Олег прославил бы его, как своего первого учителя.

– Ну, это еще бабушка надвое сказала.

– Я– бабушка! И я никогда не говорю «надвое»! Я всегда говорю прямо и определенно: Олег будет музыкантом!

Отец хотел, чтобы Олег стал когда-нибудь в будущем толковым инженером. Ну, а сперва хорошим токарем или, может быть, фрезеровщиком на заводе.

– Ты хочешь, чтобы он повторил твой путь, – говорила бабушка. – Но пойми же наконец: у него другие способности. И другое призвание. Смычок и струны – вот что он будет держать в руках всю жизнь!

Однако часто по вечерам Олег держал в руках и рубанок, и напильник, и плоскогубцы… Он допоздна столярничал в ванной комнате, что мешало соседям мыться и очень тревожило бабушку:

– Смотри, надо беречь руки! Вся твоя судьба – в твоих руках! Вернее сказать, в твоих пальцах.

– Знаю, бабушка, – добродушно соглашался Олег. – Вот я их и развиваю – пальцы. Так в музыкальном кружке советуют: строгайте, говорят, пилите!

«Может быть, это новые методы музыкального воспитания? – рассуждала бабушка. – В наше время музыканты не пилили и не строгали… Но, может быть, сейчас… Хотят как-то породнить технику с искусством?» Все этажерки и книжные полки в доме были сделаны руками Олега. Когда приходили гости, бабушка потихоньку, тайком от внука, хвасталась:

– Он! Все он сам!.. Своими руками!

И потом громко, чтобы слышал Олег, восклицала:

– Но главное, конечно, музыка! Он просто живет в мире звуков… мелодий! И каждый день – представьте себе, каждый день! – ходит на занятия! А вот Моцарт, говорят, был в детстве не очень прилежным мальчиком…

Да, вот уже почти два месяца Олег ходил на занятия каждый день. Дома он перестал упражняться: вся работа шла в музыкальном кружке, под наблюдением опытнейшего педагога – «бывшего всесоюзного лауреата», как называл его Олег.

Несколько раз бабушка порывалась пойти в школу, познакомиться с новым музыкальным руководителем внука.

Но отец Олега останавливал ее:

– Я уже был в школе. И могу удостоверить: это действительно блестящий музыкант! Зачем же опять ходить, зачем надоедать?..

И бабушка, тяжело вздыхая, откладывала свое знакомство с «бывшим лауреатом».

И к музыкальному инструменту своему Олег стал относиться гораздо бережней, чем прежде, с нежностью и даже с любовью. Футляр он всегда держал закрытым, чтобы никто не трогал виолончель руками. Он не бросал инструмент где попало, а хранил его на особой полке возле своей кровати. И даже бабушке не разрешал к нему прикасаться.

– Все-таки учеба в коллективе дает свои плоды! – радовалась Анна Степановна. – Разве частный педагог мог научить его такой аккуратности?

Никого даже близко к виолончели не подпускает. Бережет! Дорожит! И всегда так спешит на занятия, будто на праздник! На минуту не опаздывает!

Искусство поглотило его целиком.

Бабушка, простая и скромная женщина, заговорив о музыке, начинала вдруг произносить такие громкие, высокопарные слова, которые в другое время ни за что бы не пришли ей на ум.

Олег занимался в музыкальной школе даже по воскресеньям. Вот и в это утро он бережно снял с полки черный футляр и, попрощавшись с бабушкой, вышел из дома.

«ГРОБ С МУЗЫКОЙ» ИЛИ…

Брянцевы жили на первом этаже… Выйдя из парадного на улицу, Олег сразу направился к окну. Он знал, что бабушка непременно высунется на улицу с криком:

– Ох, я совсем забыла!..

Именно в эти полминуты, за которые Олег успевал дойти от дверей квартиры до окна, у бабушки в голове рождались самые срочные советы и наставления внуку. Если же у нее ничего не рождалось, то она просто напоминала о том, что в Москве очень бурное уличное движение, все шоферы летят как угорелые, и поэтому, переходя улицу, «не надо считать ворон». Так было и сегодня…

Чтобы успокоить бабушку, Олег механически кивнул головой, а про себя вдруг подумал, что выражение «считать ворон» явно уже устарело – за всю свою жизнь он, кажется, не видел в Москве ни одной вороны. Говорили бы уж лучше – «считать голубей»!

– У нас самый опасный перекресток! – не унималась бабушка. – Вчера чуть было не задавили одного молодого мужчину. Будь осторожен на перекрестке!

Бедная бабушка! Ей и в голову не приходило, что Олег вообще по дойдет до перекрестка, а таинственно оглянувшись и убедившись, что она уже скрылась в окне, свернет во двор.

По улице Олег шел не торопясь, рассеянной и задумчивой походкой, как подобает музыканту. А по двору он зашагал быстро и сосредоточенно, как человек, имеющий какое-то определенное, срочное и весьма земное дело.

Внимательно, по-хозяйски оглядев на ходу старый деревянный столб и поблескивавший на солнце репродуктор, Олег скрылся за дверью черного хода.

По темной лестнице он поднимался не ощупью, не спотыкаясь на каждом шагу, как Ленька с приятелями, а уверенно и быстро: путь этот, по всему видно, был хорошо известен Олегу. Еще бы! Даже в это воскресное утро он поднимался по темной лестнице уже не первый раз. И, кажется, даже чердачные кошки привыкли к нему и не мешали, не путались зря под ногами. Лестница была узкая, и свой громоздкий черный футляр Олег обхватил обеими руками, бережно прижав к груди.

Скрипнув дверью, обитой ржавым железом, Олег зашагал по чердаку так же быстро и уверенно, как по темной лестнице. Вдруг чей-то незнакомый голос заставил его остановиться:

– Вася? Кругляшкин?.. Это ты?

– Кто тут? – спросил в ответ Олег.

Щуплый, маленький Владик приподнялся на цыпочки и зашептал Леньке в самое ухо:

– Это же новенький… Я вижу «гроб с музыкой»!

– И что за глазищи у тебя! Прямо как у кошки! – не то насмешливо, не то с завистью ответил Ленька и, отстранившись от Владика, брезгливо вытер ухо рукавом курточки.

В этот момент «новенький» как раз подошел к членам БОДОПИШа. Высокий Ленька сверху оглядел крепкую, коренастую фигуру Олега и «гроб с музыкой», который тот все еще прижимал к груди. Казалось, он прикрывался черным щитом от возможного нападения Леньки и его друзей.

Вид у Леньки и в самом деле был очень воинственный. Он стал вполоборота, приподнял правое плечо, а голову втянул в плечи, словно боксер, готовый к бою. Худощавое лицо его порозовело, на щеках возле носа выступили капельки пота, а задиристые глаза выражали состояние крайнего напряжения и отчаянного поиска: чем бы уязвить «новенького»?

Олег же спокойно, как ни в чем не бывало опустил свой черный футляр, подошел к двери и стал не спеша откручивать проволоку.

– Почему это репродуктор замолчал? – строгим, начальственным тоном спросил наконец Ленька.

– Испортился, наверное, – не оборачиваясь, ответил Олег.

– Ишь ты, «испортился»! Полчаса поиграл– и уже испортился!..

Тихая Таня дернула Леньку за рукав:

– Пришел в гости – и распоряжаешься?

– Кто пришел в гости?! – шепотом вспылил Ленька. – Я?! Мы?! Это он приехал к нам в гости из другого дома!

Ленька хотел добавить что-то еще, но встретился с твердым, спокойно-насмешливым взглядом Тани и замолчал.

К счастью, в это время Олег совсем раскрутил проволоку, заменявшую замок.

Тактичный и вежливый Фима спросил:

– Можно войти?

– Можно! Заходи! – ответил Ленька, хотя Фима обращался вовсе не к нему.

Ребята вошли в недостроенную комнату с чердачными балками вместо пола, с темным чердачным сводом вместо потолка и с голыми кирпичными стенами.

На самодельном столе, напоминавшем длинный деревянный верстак, возвышался радиоусилитель. По его неказистой верхней «одежде», едва-едва прикрывавшей сложнейшее хитросплетение металлических внутренностей, можно было сразу сказать: усилитель самодельный. Тут же стоял небольшой микрофон, самодельный электропроигрыватель с пластинкой, застывшей на диске. Другие пластинки были горкой сложены в картонную коробку. Любопытно вытянув свою тонкую шейку, глядел в окно электропаяльник. Кусками застывшей лавы валялась на столе канифоль.

Ленька, раскрыв рот, как завороженный склонился над радиоусилителем. На него смотрели серебристые алюминиевые патроны конденсаторов, радиолампы; разноцветные патрончики постоянных сопротивлений с хвостиками проводов; круглые, словно из-под вазелина, коробочки переменных сопротивлений; внушительные катушки трансформаторов…

Придя в себя от первого впечатления, Ленька спросил:

– Ну и что же здесь не в порядке?

– А ты посмотри…– ответил Олег. – Может, лампа барахлит. Или трансформатор пробило…

Ленька с видом знатока оглядел сверкавшие стеклом и серебром внутренности усилителя и укоризненно покачал головой:

– Как же это вы без инструментов живете? Один паяльник торчит – и все…

Тут без инструментов не обойдешься!

Добродушное, круглое лицо Олега не выразило ни замешательства, ни досады.

– Тебе инструменты? Пожалуйста! – с самым невозмутимым видом произнес он.

Наклонился и взвалил на верстак свой громоздкий черный футляр. Покопавшись в потайном кармашке брюк, он достал маленький ключ и открыл совсем крошечный висячий замочек (как видно, собственной конструкции), запиравший футляр.

Олег откинул черную крышку – и Ленька замер от изумления: в глубоком футляре были аккуратно разложены стамески, рубанок, напильники, плоскогубцы, мотки проволоки и даже баночки с гвоздями и шурупами.

– А где же эта самая… виолончель? – тихо спросил Ленька. Все его приятели на миг онемели.

– Чего это у тебя там?.. – прошептал наконец Владик. Только один Олег остался, как всегда, невозмутимым. Он вынул плоскогубцы и, словно не замечая удивления ребят, спросил у Леньки:

– Нужны?.. А лучше орудуй сам. Бери все, что нужно!

– Значит… значит, это не «гроб с музыкой»? Это…

– Оригинальный музыкальный ящик с разными немузыкальными инструментами,подсказал Олег. – В общем, берись за дело!

Ленька слегка порозовел, с недоумением повертел в руках плоскогубцы, еще ниже склонился над усилителем, для чего-то приблизил к нему ухо и поставил твердый диагноз:

– Да, лампа! И трансформатор тоже!

Олег молча подошел к усилителю, проверил адаптерные гнезда, затем включил электропроигрыватель – и вдруг внизу, во дворе, поплыла песня. Та, что часа полтора назад заставила Леньку вскочить с постели.

– Сам? Сам, что ли, выздоровел? – прерывающимся голосом спросил Ленька.

– А чего ему выздоравливать? Он и так был вполне здоров.

– Так, значит… значит, ты…

– Просто хотел узнать, как ты разбираешься в технике. Вот и все.

– Меня? Проверять?! Как разбираюсь? Да уж не хуже тебя!

– Хуже, Леонид! Хуже, если на то пошло, – раздался вдруг сзади спокойный голос Васи Кругляшкина.

Вид у Васи был самый что ни на есть воскресный. Если бы Вася был неодушевленным предметом, про него бы сказали, наверное: «Только что из магазина! Прямо с полочки!» Он был чисто выбрит, в тщательно отглаженном темно-сером костюме и желтых полуботинках, таких блестящих, что они могли посоперничать с новенькими металлическими деталями радиоусилителя.

– Меня тут сперва за вас приняли. Васей назвали, – сообщил Олег.

– Ну да! Потому что ведь ты, Вася, все это сделал? Оборудовал, так сказать!

– Ленька обвел руками длинный деревянный верстак. По праву соседа он называл Васю на «ты».

Вася сдвинул на затылок кепку с коротким козырьком и покачал головой:

– Чужих заслуг присваивать не люблю. Помощником был, не спорю… А главный, если на то пошло, инициатор и исполнитель…

– Да ладно, ладно! Вместе делали! – перебил Олег: Васины похвалы, казалось, были ему неприятны.

Чтобы переменить тему разговора, Фима Трошин неожиданно спросил:

– А кому, интересно, эта комната принадлежала?

– Сами не знаем, – ответил Олег. – И откуда она здесь, на чердаке, эта кирпичная коробка?

– Я узнаю! Сегодня же узнаю! – воскликнул Ленька, которому очень хотелось хоть в чем-то проявить себя и взять реванш.

– Не хвались! Откуда ты можешь узнать? – тихо одернула его Таня.

Но Ленька не хвалился: он действительно мог узнать.