Текст книги "Пятый туз"

Автор книги: Анатолий Галкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Так уж и боишься? Не побьют же они тебя, не съедят.

– Да не так боюсь – брезгую. Я с ними когда разговариваю, мне все время кажется, что он смотрит на меня и хочет меня. Как женщина, а он не женщина. Но и не мужик. Вот ты ответь мне, Варвара, его, голубого, в какую баню можно пускать – в мужскую или в женскую? То-то! – продолжил Олег глубокомысленно после паузы. – И так плохо, и так нельзя. Они вроде как существа среднего пола.

– Реакционер ты, Крылов. Антидемократ. Мы какое общество строим? Где твое уважение прав меньшинств?

– Ты не передергивай, Варвара. Демократия позволяет делать все, что не мешает другим. Вот захочу я воровать – мне что, позволят? Меня посадят, потому что я другим делаю плохо.

– Тебя, Олег, посадят, а ты не воруй.

– Правильно! А если я начну в общественном месте высказываться непечатно?

– Тебя на пятнадцать суток посадят.

– Опять правильно! Не смущай слух сограждан. А если я… вернее, он, голубой, об этом в общественном месте заявит или просто будет себя проявлять жестами, взглядами? Он не меньше, чем от мата, людей смутит. И будут они глазки опускать, в сторонку отходить. Такая же реакция.

– То есть ты, Крылов, предлагаешь всех голубых на пятнадцать суток, сажать.

– Нет, навсегда. Всех их – на Сахалин. Им хорошо друг с другом – пусть там и веселятся.

– Не о том ты думаешь, Крылов… Комплексы у тебя на сексуальной почве. Жениться тебе надо… Красивый парень. Тридцать лет. У меня к этому времени был десятилетний семейный стаж – сыну было девять лет…

– Не так ты, Варвара, начала воспитательную беседу. Ты должна была протереть пенсне и сказать: «Вот я в твои годы…» И вообще, ты накормить меня обещала. Доставай свое мясо.

– Это не мое. Это Савенков из дома притащил. Огромный кусок самодельной буженины. Я давно знаю: наш Игорь Михайлович – гений кулинарного искусства.

Они молча, минут пять суетились у стола, резали и раскладывали хлеб, свинину, огурцы, заваривали чай. Неожиданно Олег на полном серьезе продолжил разговор.

– Комплексов у меня нет, Варвара, а в остальном ты права. Надо жениться!.. Если бы ты еще сказала, на ком. У меня, знаешь, за последнее время крепких знакомств было больше десятка. И главное, каждая девица хорошенькая, умненькая… Нормальные все были… И люблю я их всех. Всех – одинаково. С каждой встречался с удовольствием и с каждой расставался без печали. И каждая замуж за меня хотела. Каждая!

– Так уж и каждая?

– Точно, Варвара, каждая! Трое даже сами мне предложение делали. А остальные, ну они через месяц знакомства так начинают в глаза заглядывать, так трепетно… Ждут!

– А ты?

– А я линяю потихоньку. Как подумаю, что с ней надо всю жизнь прожить… И линяю. Самому противно, и их, главное, жалко… До боли жалко!

Олег был непривычно серьезен. Варваре даже показалось, что недавно у него произошел разрыв с очередной потенциальной хорошенькой невестой и что он просто ждет доброго слова, совета, помощи. Она почувствовала, что самое легкое и самое глупое – перевести разговор в шутливое русло. Олег немедленно поддержит, отойдет от невеселых мыслей, воспрянет, но никогда больше не раскроется.

– И мне жалко, Олег. И тебя жалко, и девиц твоих. И сделать что-то трудно. Каждый сам должен решать.

– Это я все понимаю.

– Если хочешь – я тебе три совета дам. Я их для сына составила. Как в сказке: три совета – как жену выбирать. Хочешь?

– Валяй, советуй.

– Первым делом постарайся познакомиться с матерью девушки. С будущей тещей. И представь, что точно такой будет твоя жена через двадцать-тридцать лет. Проверено: яблоко от яблони близко падает. И обстановку всю в доме почувствуй, взаимоотношения, разговоры и проблемы. И представь, что у тебя все примерно так и будет. И если это тебя не покоробит, а, наоборот, будет приятно, тепло и уютно – уже хорошо… Понял?

– Я понятливый… Это хороший совет, Варвара, продолжай.

– Посмотри, как она относится с маленьким детям и собакам. Хорошая жена должна на ребенка смотреть, как рафаэлевская Мадонна… У Леонардо, помнишь? Мадонна Бенуа или Мадонна Лита. – Варя сделала паузу и с удивлением увидела, что Олег посмотрел на нее виновато и неопределенно пожал плечами. Не помнит и, возможно, первый раз слышит. – Хорошо. Завтра же я тебе репродукции принесу… А с собаками это самый верный тест. Если увидишь, что твоя девица щенка ногой отпихнула – беги от нее без оглядки. Собаки – они, как дети: их нельзя обижать.

– Понял, Варвара. Буду руководствоваться.

– И последнее. Самое главное. Не встречай по одежке. Не смотри на внешность, цвет волос, длину ног, ширину бровей. Все это можно поправить. Смотри в глаза. Если тебе захочется в них нырнуть…

– Не подойдет, Варвара. Плохой совет. Мне каждый раз хотелось нырнуть. И нырял. И плавал… Вот как наплавался! – Олег провел ладонью вдоль горла. – Поплаваю месяц-другой – и к берегу. Полотенцем вытерся, одежду под мышку – и ходу… Этот совет не для меня.

– А знаешь что, Олег, – весело сказала Варя после тягостного молчания. – Я тебя через недельку с дочкой моих друзей познакомлю. Девочка – прелесть. Двадцать три года. Скромненькая, умненькая, симпатичная. Семья отличная. И девочка чем-то на меня похожа…

– Если на тебя похожа, я согласен. А собак она любит?

– Очень любит!

– Женюсь!

Глава 6

– Успокойтесь, Раиса Павловна, я вас прошу. Я не выношу женских слез. – Панин говорил торопливо, вкрадчиво и искренне. Он действительно робел, терялся при виде плачущей женщины. – Я вас очень прошу. У нас деловой разговор. А так – ничего не получится… Успокоились?

– Да.

– Вы ведь офицер, Раиса Павловна. Вы уже полгода – лейтенант. Вы должны все понимать. Есть дисциплина, порядок, субординация. Вы это понимаете?

– Понимаю.

– Ну, вот и отлично. – Голос Панина начал приобретать уверенность, не теряя при этом доброжелательности. Он взял правильный тон: старый опытный генерал журил нерадивого солдата, стараясь помочь ему, наставить на путь истинный. – Вот и ладненько. Вы – офицер, и вы знаете много больше, чем солдат. А я – полковник и знаю много больше, чем вы. А надо мной есть генерал. И я в их дела не лезу. Каждый на своей ступеньке… А вы ошиблись, обманулись. Вы осознаете, что обманулись?

– Осознаю.

– Это хорошо, что осознаете. Но сделали вы это обдуманно: сначала уничтожили часть важной информации, а затем вступили в контакт с нашим противником. Да-да – противником, врагом. И не важно, где он, хоть в МВД, хоть где. Да там каждый второй с мафией связан… Вы так купились!

Панин встал с табуретки и несколько раз прошел из угла в угол небольшой, довольно мрачной, полуподвальной комнаты.

Да, ловко устроили. Практически – тюремная камера: кровать, табуретка, столик, ведро в углу. Под потолком маленькое зарешеченное окно, затененное кустами и травой. Даже если разбить стекло – никто никаких криков не услышит: густые посадки, высокий забор и до ближайшей дачи метров сто.

– Так вот, Раиса Павловна, мы должны и хотим вам помочь. Нам очень неприятно беседовать с вами здесь. Но мы вынуждены вас на некоторое время… изолировать. Они могут найти вас и убить. Вы ведь из кабинета им звонили?

– Нет-нет! Я же понимаю. Я из автомата звонила… около дома.

– Вот вы и сами все поняли. Около дома они вас уже и ждут. А второй раз откуда звонили?

– Тоже из автомата, из центра…

– А третий?

– Я только два раза звонила.

– Знаю. Это я так спросил – для проверки вашей искренности. Мы многое знаем, но нам надо все. Вы им говорили что-нибудь о себе, о работе… о нас?

– Нет, конечно. Я сказала, что не верю им. Они меня убеждали, что я работаю в… нехорошей организации, которая подслушивает разговоры и шантажирует людей.

– И вы поверили?! Как вы могли! Вы – офицер госбезопасности!.. Не понимаю, не понимаю!

– Я и не поверила. Поэтому я и попросила ответить его по «02».

– Значит, поверили. А если бы он ответил по этому «02», что бы вы сделали?

– Не знаю.

– Вы бы нас всех выдали. Вернее, предали. Вы бы Родину предали!.. Вовремя мы вас остановили! И будем вам помогать. Вот бумага, пишите. Все подробно, каждое слово разговора – все вспоминайте и пишите. А мы проверять будем. Досконально будем проверять.

* * *

Возвращаясь в Москву, Панин прокручивал детали разговора. Опасности здесь явно не было. Она говорит правду… Как удачно они успели! Опять в последний момент, но успели.

Панин вспомнил свою поездку в Бельгию. Он привез два чемодана техники. Ехал с тургруппой поездом, чтобы упростить таможенный контроль. Как издевалась над ним Елизавета, иронизировала, высмеивала. Он привез зонтик за полторы тысячи. Усиленный, направленный микрофон-зонтик. И вот теперь этот зонтик их всех спас.

И еще не вечер – с этой штуковиной надо работать. Надо только знать, когда и на кого его направлять.

Главный вопрос – что делать с этой Галаевой, с этой сорокапятилетней «лейтенантшей»… Выпускать ее до завершения всего, до выезда – нельзя. Очевидно!

А после выезда?… Тоже нельзя…

С остальными просто: приказ об увольнении, выходное пособие, подписка о неразглашении и порядок.

А эта… Она все поняла! Она уже не поверит… после подвала… Запугать? Купить? Все очень опасно, без гарантий.

Гарантия только в одном. Слесарь за десять тысяч сделает все аккуратно. Где-нибудь в тихом лесу, в овраге, и дерном прикроет. Она одинока – искать никто не будет, но…

Телефониста Панин не знал. Слышал рассказы Лобачева, но этот телефонист был для него деталью, инструментом. Как зонтик, автомобиль, офис, магнитофон. Некий неодушевленный элемент плана действий. В нужный момент офис надо закрыть, жучки снять, телефониста убрать. Все понятно, без эмоций. но здесь…

А с этой женщиной совсем другое дело!.. Она смотрела ему в глаза, она плакала, она покорно соглашалась.

Нет, он не сможет дать команду убить… Лучше запугать! Сильно и страшно запугать. И подписку взять… Вернее – расписку. Две-три расписки с разными деталями: я, такая-то, получила деньги за работу по шантажу и вымогательству. Все осознаю и готова работать дальше… Напишет. Жить захочет – напишет. И этого бояться будет и молчать будет.

Панин успокоился и даже повеселел. Он въехал в Москву, насвистывая бравурную мелодию. Он знал, что в офисе его должны ожидать новости. Он даже не сомневался, что это должны быть приятные новости.

Здорово придумал Лобачев с этим самодуром – сразу всех одним махом… Панин никогда не был на рыбалке, но сейчас его охватил именно рыбацкий азарт: они долго и тщательно готовились, монтировали снасти, искали наживку, и вот-вот над поверхностью воды должен появиться улов. Ну не шесть, не пять рыбин, но уж три-четыре должно быть. А если ни одной?

Настроение Панина резко сменилось от бурной радости и предвкушения удачи до нетерпеливого ожидания возможного срыва, провала.

Сегодня утром истекло время ультиматума… До этого часа все объекты должны были переслать деньги в Будапешт.

По сводкам за вчерашний день настораживающих моментов не было. Правда, днем и вечером последовательно вырубили три точки: сначала у Елагиной, затем у Айрапетова и Акмеева… Это нормально. Они не могли не понять, как были получены сведения об их грехах.

Панин буквально влетел в офис. Лобачев что-то озабоченно обсуждал с Елизаветой.

– Как результат, Федор? Я места себе не нахожу. Говори скорее… Ну?!

– Частично положительно.

– Быстрее. Кто, сколько?

– Дроздов и Масловский пока молчат. Дроздов, тот просто распустил всех сотрудников на недельные каникулы.

– Дальше!

– Айрапетов и Акмеев перевели суммы в полном объеме. Иштван уже работает по дальнейшему переводу и закрытию фирм и счетов. Сумма составляет…

– Да помню я все! Как Елагина?

– Вот здесь основной вопрос. Она, понимаешь, и перевела, но не все. Пятьсот тысяч перевела.

– Но с нее три миллиона. Она нам еще два с половиной должна. Она это понимает? Ты ей звонил?

– Звонил. Вот слушай, что она говорит. Спокойно так, мудро. Я, говорит, знаю, что вы честно заработали. И сумму правильно определили. Но если все вам отдать – вы через месяц добавки запросите. Даю вам часть, через некоторое время – еще. А мне, говорит, вы ничего не сделаете. Я – курица, несущая золотые яйца. Ты, Володя, можешь ей в логике отказать?

– Да какая логика! Пусть отдает всё и немедленно. Иначе я ее с дерьмом смешаю.

– И больше от нее ни цента не получишь…

– Да не нужны мне ее деньги поганые! – Панин даже сам удивился столь абсурдному заявлению и натянуто улыбнулся.

– Вот именно, – продолжал Лобачев, – не нужны. Мы эти деньги так берем, из сострадания… Но не это главное. Она, ты слушай внимательно, предлагает встретиться. Ей нужны специалисты такого уровня для конкретной работы. И взаимная работа может ускорить решение наших финансовых вопросов.

– Ну а ты?

– Сказал – «подумаем» и повесил трубку. Дольше я не мог. И так время перебрал. Могли засечь.

Все три компаньона замолчали, напряженно разглядывая кто стены, кто крышку стола. Первым не выдержал Панин:

– Скажи, Федор, чего она от нас хочет?

– Правильно – она от нас. Еще вчера мы от нее чего-то хотели, а сегодня она от нас. Она инициативу перехватила.

– Но она за эту инициативу пятьсот тысяч долларов заплатила, – заметила Елизавета.

– Правильно! – Лобачев встал, отошел к окну, резко повернулся и начал говорить четко, методично, как профессор на кафедре: – А нам-то что делать? Рассмотрим варианты. Первое: все бросаем и перебираемся в будапештские квартиры. Денег у нас меньше, чем хотелось бы, но больше, чем могло бы быть. На одни проценты можно сносно жить. И новую фирму раскрутить хватит. Второе: встречаться с Елагиной и работать с ней.

– А риск какой! – осторожно вставил Панин. – Ее ребята тут же нас скрутят…

– Риск минимальный. Она понимает, что на встречу прибудет кто-то один, и если с ним что-нибудь – другие моментально делают выброс информации в прессу и в прокуратуру. И она теряет все… Нет, – решительно подвел итог Лобачев, – риск минимальный. Ее действия достаточно логичны. И рискует только тот, кто пойдет на встречу… А пойду на встречу я.

Панин быстро понял ситуацию, и она ему понравилась. В случае провала он с Елизаветой успевает выехать и раствориться там. Да еще получить долю Лобачева. А в случае успеха…

В любом раскладе – он в выигрыше. Так играть он любил. Он быстро начал планировать дальнейшие действия:

– Значит, договорились!.. Все начинаем подготовку к выезду. Елизавета, за тобой билеты и работа с личным составом – приказы, выходные пособия, подписки… Я готовлю эвакуацию офиса, уничтожаю технику, документы, подбираю чемодан с компроматом по всем шести объектам… По «Пауку» мы оттуда хлопнем… Ты, Федор, готовься к встрече с Елагиной. Схему разрабатывай, страховку, документы для этого, как ты говоришь… Для выброса в прессу.

– Тебе еще нужны доверенности, – заметила Елизавета. – Доверенности на продажу дачи, этих квартир, машин. Тут тысяч на двести.

– Эх, Елизавета! Дай Бог, тысяч сто пятьдесят снять. Доверенности на Караваева оформляю. Правильно, Федор?

– Да. Я скажу Караваеву, пусть сто тысяч распределит своим ребятам, себе и Слесарю, а тысяч пятьдесят пусть здесь для нас заначит.

– Нет, не заначит, – искренне возмутился Панин, – а пусть перешлет срочно… Заначит! Найдешь ты потом эту заначку. Оптимист ты, Федор. Да, и пусть этот Каратаев или Караваев с Галаевой разберется – ему дачу продавать, а Галаева – в подвале. Пусть деньги ей даст, возьмет расписки-подписки, пусть запугает…

– Зря ты, Володя. Начнет она с подругами встречаться, советоваться… Надо действовать решительно и энергично.

– Да, правильно. В подписке будет категорическое запрещение встреч с бывшими сослуживцами. Никуда она не денется. Будет молчать.

– Тебе виднее. Два дня нам хватит? Завтра вечером звоню Елагиной.

* * *

Елагина доверяла своей интуиции. Этому ее научила жизнь. Ей много раз приходилось принимать ответственные решения. Она слушала советы друзей, обдумывала, анализировала, составляла план, но в последний момент действовала часто в совершенно противоположном направлении, подчиняясь какому-то внутреннему голосу.

Она любила повторять: «Я делаю, как Бог на душу положит»… Этим богом была для нее интуиция.

И сейчас Елагина была уверена, что действует правильно.

Ей надо встретиться с этими ребятами, охладить их пыл, их агрессивность и использовать их техническую и профессиональную подготовку в своих интересах.

Она заплатит им то, что они честно заработали, но при этом получит еще больше. У нее уже были готовы два-три задания для этих ребят…

Две-три очень важные персоны должны оказаться в ее власти… И не деньги ей нужны от них – с деньгами люди расстаются очень болезненно. Ей нужна будет их поддержка, страховка, информация, нужны подписи, вывод на интересующих ее людей, рекомендации. И всё!.. А она будет их держать на коротком поводке, имея такие же материалы, как Николай Николаевич против нее…

Николай Николаевич… Имя, конечно, не настоящее. Он появится через пятнадцать минут.

Елагина окинула взглядом пустой зал индийского ресторана… Полумрак, окна зашторены. Почему он назначил встречу здесь? В центре, на Тверской.

Пустой зал – это плюс. Все люди на виду… Очевидно, через кухню есть выход во двор и там припаркована его машина… Его сообщники контролируют входы и готовы при опасности дать сигнал. А может быть, кто-то из этих смуглых официантов-индийцев – его сообщник.

Она чувствовала, что сам Николай Николаевич где-то рядом, готовится, оценивает обстановку, ждет ровно двенадцати часов.

Она взглянула на часы – ровно полдень.

В этот момент в дверях появился немолодой высокий человек… Одет не ярко: белая рубашка, синий галстук, серая куртка. При взгляде на лицо в первую очередь запоминались пышные рыжеватые усы и большая родинка на левой щеке. Глаза закрывали большие затемненные очки… «Грим», – подсказала Елагиной интуиция, и она была опять права.

«Немного примитивно, но в необходимых случаях действует безотказно… Ребята хорошо готовятся», – отметила с удовлетворением Елагина.

Мужчина быстро оглядел зал и направился к единственному занятому столику. Он смотрел спокойно, приветливо, без тени волнения.

– Добрый день, Евгения Евгеньевна! Я – Николай Николаевич.

– Здравствуйте! Я вижу, мы практически ровесники. Я предлагаю сразу, без брудершафтов переходить на ты и по имени.

– Согласен, Евгения. Тем более, что твое имя-отчество, как бы это сказать… труднопроизносимо.

– Ты прав, Николай. Родители не подумали. Впрочем, даже не родители, а дедушка с бабушкой – отчество Евгеньевна с любым именем труднопроизносимо… Ну вот, началась светская беседа. – Елагина произнесла это спокойно, с легкой усмешкой. – Твое слово, Николай.

– Говорю свое слово. – Лобачев с удовольствием поддержал этот шутливый тон. – Что будем есть – пить?

– Да я не очень…

– Нет-нет, Евгения!.. Мы в индийском ресторане. Надо что-то для общего антуража… Правда, у них тут есть нечего – один аромат. Ни тебе свиной отбивной, ни шашлыка. Если здесь взять баранину – долго надо будет откапывать два кусочка в соусе, зелени, сухариках каких-то. Но – экзотика!.. Индия – страна чудес.

Он стремительно встал, сам направился к официанту и через минуту вернулся.

– Порядок, Женя… Теперь о делах.

– Давай о делах, Коля!.. Вы обсудили мои предложения?

– Предложение было в общих чертах, поэтому передаю наше согласие… тоже в общих чертах. Нужны подробности: характер работы, порядок выплат твоего долга и дополнительное вознаграждение.

– Все логично… Есть несколько человек, которые меня очень интересуют. Но начнем с одного. Это мой знакомый, достаточно близкий. Но помогать он мне не будет. Он идейный! Он неподкупный. Демократ самой первой волны. Вдруг получил очень значительный пост.

– Кто это? – оживился Лобачев.

– Пока не будем о деталях. Так вот, мне необходимо его повязать, заставить работать на себя. Не думаю, что он безгрешен. Достаньте на него что-нибудь. Что-то бесспорно порочащее, возможно уголовного характера. Подстройте что-нибудь.

– Евгения, я подтверждаю принципиальное согласие. Давай обговорим порядок оплаты.

– После получения веских материалов я перевожу треть от ранее заявленной вами суммы.

– Лимон?

– Лимон!

– Остальное?

– Остальное будет зависеть от того, как пойдут мои дела. Вам очень невыгодно их тормозить.

– Мы это понимаем.

– Но вам, Николай, будет очень выгодно со мной работать. Я ведь сказала, что меня интересует несколько человек.

– Согласен. Договор писать будем?.. Шучу! Давай детали: кто твой знакомый?

– Должность у него очень высокая. – Елагина вытащила блокнот, написала несколько слов, вырвала лист – передала его Лобачеву. – Очень высокая должность.

– Кто?! Корноухов? – Лобачев прочитал и, как бы испугавшись, смял листок с записью.

– Да, это Борис Петрович.

– Зам генерального?!

– Да, зам генерального прокурора. Но зачем так кричать? Я рассчитывала, что у тебя крепкие нервы.

– Нервы крепкие. Я просто подумал, что в его кабинете будет сложно поставить жучки.

* * *

Еще три дня назад здесь кипела жизнь, шла будничная кропотливая работа по «обеспечению государственной безопасности». Как быстро все меняется!.. Не зря Панин назвал эту фирму «Янус». Любое имя имеет свой мистический смысл. Теперь вот этот гнусный двуликий греческий бог повернул к ним не самую улыбчивую свою физиономию.

Офис «Януса» представлял достаточно жалкое зрелище. Эвакуация была завершена. Техника вывезена и складирована на даче старого друга Панина. Второстепенные документы «уничтожены путем сожжения» на той же даче. Сейфы, шкафы и столы во всех комнатах были открыты и пусты.

Наиболее важные документы: первые экземпляры досье на «великолепную шестерку», кассеты с разговорами подопечных и видеозаписями по «Пауку» – весь этот золотой фонд «Януса» был упакован в небольшой синий чемоданчик, который стоял посреди кабинета.

Панин нервно ходил из угла в угол, постоянно натыкаясь на этот чемодан. Он говорил быстро, взволнованно, срываясь на истерику:

– Да она совсем дура! Никаких я с Елагиной дел иметь не буду… Куда она нас посылает?! Это как в сказке – мы должны сами к Кощею пойти и добыть на него компромат… На конце иглы в этом… в яйце, в утке, в щуке, на дубе… Это мы – дубы, мы – Иванушки-дурачки, если согласимся. А Елагина – царь Горох. Она нас направляет… Не выйдет!

– Ты успокойся, Володя. Ничего страшного не произошло. Мы люди свободные. Не захотели – отказались. Будем из нее потихонечку тянуть ее должок. Вытащим что-нибудь, пока она на взлете, пока сама вот так не сбежала!

– «Что-нибудь» мне не подходит, уважаемый господин Лобачев. Мне надо всё и сразу!

– Предлагай свой вариант достижения этой светлой цели… Вот Елагина предложила три варианта. Любые наши действия против нее – и мы ничего не получаем. Это первое. Второе: мы отказываемся и получаем понемногу и долго. И последнее: мы помогаем с этим Корноуховым – и сразу много. И даже больше, чем планировали. Выбирай или опровергай. Или предлагай другое…

– Но ты же не полезешь в прокуратуру со своими игрушками?

– Не полезу. Сложно, и нет смысла. В таком кабинете детали не обсуждают… Есть у Корноухова какой-нибудь клерк, который за него и взятки берет, и весь риск.

– А может быть, он вообще чист! – вставила Елизавета.

– Вот это вряд ли. – Лобачев даже засмеялся. – Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда… Он что, ангел? Нет! Они все голые приходят к власти. А там деньги сами в руки идут…

– Он, конечно, не ангел, – попыталась настоять на своем Елизавета, – но, может быть, просто честный человек.

– Правильно, – с неожиданным азартом проревел Лобачев. – Он честно зарабатывает. Он звонит какому-нибудь Сидорову и просит: помоги Иванову, мой старый знакомый хочет завод приватизировать. А через месяц этот Сидоров звонит: ты не сажай Петрова, хороший человек, ошибся немного… И все честно. И оба заработали. А мы – ну даже перехватим такой разговор – впустую все. За старого друга замолвили словечко или просто за знакомого – деды наши в одной конной воевали. Всё!.. А конкретные переговоры тот помощник проводил. И денежки на секретный счет пересылал.

Панин, уже давно успокоившись, подсел к столу и внимательно слушал последние рассуждения Лобачева:

– Я тебя, Федор, не понимаю. Ты сам говоришь, что браться за это бесполезно. Сложно. Опасно. Но ты и отказываться от ее предложения не собираешься.

– Не собираюсь.

– Не понял. – Панин растерялся, пытаясь разгадать логику Лобачевского плана.

– Ребята, Елагина ведь не сказала, что надо что-то слушать. Ей просто надо крепко повязать этого человека. Так?

– Так! – в один голос ответили Панины.

– Она с этим Корноуховым знакома уже год. Встречи редкие и, как мне сказала Елагина, «носят интимный характер»… Но на этом его не взять. Не то время. Просто дядя развлекается. А в остальном – он держит дистанцию, побаивается… Любое неосторожное действие с ее стороны – просьба там или попытка купить, и все может сорваться. Наверняка сорвется!

– Так какие предложения? – У Панина начало нарастать нетерпение, появился азарт.

– Есть предложения! Они договорились встретиться в очередной раз в воскресенье, на даче у Елагиной. Сегодня у нас уже пятница… Володя, ты можешь пару комплектов милицейской формы достать?

– Могу. Через Вадима. Но…

– Значит, мне – майора, а Караваеву – сержанта. Я думаю ему сорок восьмой размер, третий рост. Форма нужна завтра.

– Сделаю. Но…

– И достань побольше бумаг – протоколы допросов, бланки для отпечатков пальцев и другие подобные… Майорское удостоверение у меня есть… А скажи мне, Елизавета, ты когда-нибудь в самодеятельности участвовала?

– Да… И в школе, и в институте. Мы даже однажды отрывок из «Отелло» ставили.

– И ты была Дездемона?

– Да.

– И этот гадкий негр тебя душил?

– Душил.

– Отлично! Предлагаю тебе прощальный бенефис. Чудная роль! Смесь Катерины и Дездемоны. Текст – мой, режиссура – моя.

– Но…

– Возражения не принимаются!

* * *

Илья завершал третий день обхода бывших клиентов телефониста. Это были возможные объектов шантажа.

Из пятнадцати фирм осталась одна – строительная фирма «Фасад». Директор некто Иван Дроздов… Это была последняя надежда.

Из четырнадцати предыдущих визитов только первый дал кое-какой результат… Илья улыбнулся, вспомнив этого чудика: руководитель довольно крупной турфирмы Сергей Масловский… Самодовольный рыжеватый парень лет тридцати. Он демонстративно отодвинул предупредительную записку Ильи и начал громко говорить прямо в кабинете:

– Так это вы мне писали?

– Да, но я убедительно прошу вас провести переговоры в другом месте.

– Я имею в виду другое послание. – Масловский вытащил из стола и положил перед Ильей магнитофонную и видеокассету. И еще лист бумаги с коротким текстом. – Я вот это имею в виду. Это не ваш ультиматум?

– Нет, но скоро я узнаю, кто вас шантажирует.

– Ха-ха-ха! Это вы считаете – шантаж? Эти мальчики не знают, чем им заняться. Вот и развлекаются… Но съемки, знаете, отвратительные. Мы с Вадиком просто обиделись. Ну, хотите нас снять – пожалуйста. Давайте освещение хорошее сделаем, две-три камеры поставим. Мы всегда готовы. А то поставили какую-то фитюльку. Вон она на шкафу. Кстати, вас с нее совершенно не видно, она только на диван направлена.

– Но неужели вы не хотите найти этих… подонков?

– Подонков? Это милые мальчики, которые подсматривают в замочную скважину… Неужели вам никогда не хотелось заглянуть, ну, скажем, в баню… В женскую, как я понимаю? Я не могу осуждать людей за легкое сексуальное любопытство.

– Но они же угрожают вам?

– Это не угрозы. Они помощь мне предлагают. Да вы знаете, если они смогут опубликовать эту фигню, то я тысяч двадцать на рекламе сэкономлю… И еще у меня есть задумка – создать фирму «Гей-тур». Вы, кстати, могли бы быть первым клиентом. Бесплатно… Есть в вас какая-то магическая, притягательная сила… Ну куда вы, голубчик?

Илья еще раз улыбнулся, вспомнив, как его буквально сдуло к двери, как он бежал вниз по лестнице и лишь на бульваре перевел дух.

Да, дал он тогда маху. Можно было бы попытаться получить письмо «Телебана». Можно было бы… Но Масловский потребовал бы оплатить на месте, натурой.

Если бы знать, что в остальных визитах будет полный провал… Нигде даже намека не было на возможность шантажа: благодарили, обещали проверить офис, сообщать, если что-нибудь…

Итак, последний объект. За дверью было тихо. Илья нажал кнопку звонка третий раз и держал ее около минуты. Он уже собирался уходить, когда дверь открыл пожилой, сухощавый человек с удивительно печальным, усталым взглядом.

– Добрый день! Мне нужен господин Дроздов.

– Это – я. А вы с кирпичного?

– Нет, Иван Васильевич. Но у меня очень важное и очень срочное дело. Вы уходите?

– Да, собирался. Я в отпуск всех распустил на неделю… Я к метро. Давайте на бульваре поговорим.

Они шли молча. Илья чувствовал в настроении Дроздова, в его облике какую-то обреченность.

У него не было стандартной маски предпринимателя: «Дела идут хорошо, я верю в успех, вы можете мне доверять»… Может быть, просто дела не заладились, или здоровье, или…

Они выбрали скамейку в тихой части бульвара. Дроздов вытащил пачку «Явы» и жестом предложил Илье.

– Не типичный я капиталист. Не могу я эти американские курить. Есть у меня пара пачек в конторе. Для переговоров держу.

– В конторе?

– Это вы правильно заметили. Теперь надо говорить – в офисе. Старая закалка – очень она мне мешает… Так что за дело у вас?

– Я, Иван Васильевич, – сыщик. Частный сыщик. Я знаю, что вам в последнее время угрожали, шантажировали.

– Знаете? А откуда вы это знаете?

– Такая работа… Не одного вас эти ребята терзают. А я стараюсь помочь.

– Трудно мне помочь.

– Ну, зачем так мрачно, Иван Васильевич. Не на убийстве же они вас поймали и не на грабеже, наверное. Не очень вы на бандита похожи.

– Это верно. Я больше на пенсионера похож. На старого русского… Я и сейчас с вами разговариваю и понимаю, что не то я делаю. Пришел какой-то незнакомец, и я ему душу изливаю.

– Меня Ильей зовут, Илья Ермолов.

– Ермолов. Генерал?

– Да нет, не дотянул. Но недавно еще полковником был… Пограничник.

– Слушай, брат. Я ведь тоже пограничником был. Правда, уже лет сорок назад… Здорово! Мы, пограничники, – особая каста. Мы и тогда на обычных армейских свысока смотрели. У нас фуражки, а у них пилотки, у нас сапоги яловые – у них кирза. Мы всех остальных «шурупами» звали.

– Знаю. Мы тоже. Это еще с довоенных времен. Пограничникам первым сапоги выдали, а остальные все в ботинках с обмотками, ну как бы резьба на ногах – вот и «шурупы».

Ермолов не форсировал события. Он видел, что Дроздов оттаял, плечи расправились, в глазах появились искорки.

Как мало надо человеку. Даже не сослуживца встретил, а так – из одного рода войск. И уже приятели. Вспомнил молодость – и ушли на второй план все сложности, все эти вымогатели, шантажисты.