Текст книги "Атаман Платов"

Автор книги: Анатолий Корольченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Рейд

Полки были выстроены буквой «П», а перед ними на белом коне восседал Иловайский. Увидев Платова, скомандовал:

– Сми-ирно-о! Равнение на… середину-у! – И поскакал навстречу. – Господин генерал! Вверенные под ваше начало полки построены! – немного раздумав, добавил: – Все девять!

– Сколько в строю сабель?

– Две тыщи пятьсот… Не густо.

– К тем саблям прибавь столько же пик. Будет вдвое больше.

И приказал подозвать к себе командиров полков. Командиры слушали Платова не прерывая. Лица у всех сосредоточены.

– Головным пойдет… – Матвей Иванович сделал выдержку, посмотрел на Грекова, зятя своего, мужа младшей дочери Марии. Тот уж взял было под козырек, но атаман перевел взгляд на Власова. – Тебе идти, Максим Григорьевич, впереди. Дорога тобой разведана, только сегодня гулял за Колочей…

– Дозвольте идти моему полку? – с опозданием спросил Харитонов. Он смотрел на Платова спокойным взглядом, но в этом спокойствии чувствовалось решительное мужество.

«Этот не подведет, сделает все, что нужно. Сам шагнет в атаку первым и мертвого поднимет».

– Слушай далее, Максим Григорьевич, продолжал Платов, обращаясь к Власову. – Кроме своего полка возьми под начало еще три: Андрианова, Чернозубова и Перекопский. Держи направление на Бородино, но в него не лезь, обойди справа. Будет жарко, но не вздумай дрогнуть. Под твоим заслоном должен проскочить с полками Николай Васильевич, – Платов перевел взгляд на Иловайского, и тот понятливо склонил голову. – А за ним и правей будет идти Денисов. Я ж с атаманцами в середине лавы. По моему сигналу первыми за авангардом вступают в сечу полки Жирова и Победнова. А на заходящем крыле будет твой полк, Балатуков. Он лаву должен прикрыть справа…

– Зачем, атаман, обижаешь? Зачем мой полк не в лаве? Что худого сделали мои люди? – с жаром заговорил татарин Балатуков.

– В полку твоем много молодых всадников. Нельзя их сразу в сечу.

Балатуков нетерпеливо стеганул плетью по голенищу мягкого, без каблуков сапога.

– Конников Уварова из вида не упускать, – продолжал Платов. – Они левей вас. Беззубово тоже обойдем, чтобы выскочить к дороге на Колоцкий монастырь. Но к монастырю не идти, всем сделать поворот налево, в сторону деревни Валуево. Там самое уязвимое место для французов, тыл их армии. Вот и ударим по нему. А Балатуков на заходящем крыле должен пройтись по обозам, что на дороге. Вот и все. А теперь – к казакам. Хочу напоследок с ними погутарить.

Матвей Иванович выехал к средине строя.

– Казаки! Сыны славного тихого Дона! Настал наш час решительного сражения с проклятым врагом. С лета мы отступали, бились на каждой версте, но не смогли сломать вражью хребтину. Вы слышите, какое кипит там сражение? Не на жизнь, а на смерть бьются русские солдаты. Они сражаются за правое дело, за землю русскую, за Волгу-матушку и наш Дон-батюшку. Бунапарт этот… – тут Матвей Иванович запустил такое междометие, что даже служивые казаки, искушенные в фольклорных оборотах, прыснули в кулак. Ай да атаман-батько! А молодые несмышленыши раскрыли рты от изумления.

– Вот что он хочет и все получит этот Бунапарт. Гутарить долго не можно. Гутарить будем опосля, а сейчас нас ждет великое сражение.

Все увидели, как по дороге несколькими колоннами потекли в сторону Колочи полки гусар и драгун корпуса Уварова. Впереди скакали всадники в красных мундирах. Это были гвардейцы генерала Орлова-Денисова.

Матвей Иванович набрал в легкие побольше воздуха и во весь голос, остерегаясь, однако, чтоб не сорваться, прокричал, как в молодые годы:

– В полковые-е колон-ны-ы!.. На неприятеля-я!.. За мной, марш-марш!

Первыми Колочи достигли разведывательные дозоры подполковника Андрианова. В это время через реку переправлялись орудия, приданные корпусу Уварова. Первая пушка, достигнув середины реки, погрязла в илистое дно и засела. Расчет второй попытался ее объехать, но едва взял в сторону, как кони, а вместе с ними и пушка завязли, и сколько артиллеристы ни бились, сдвинуть с места не могли. Ездовые неистово стегали лошадей, понукали, стоя по грудь в воде, пытались орудия толкать, но они были словно на привязи.

– Где тут еще броды? – подскакал к Андрианову Иловайский.

– Правей, за Малым есть. Сам разведывал.

– Власов! – оглянулся генерал на командира полка, – Веди своих туда! Там переправляйся, не мешкая! Остальные полки пойдут за твоим!

– Выполняю! – ответил Власов и увлек всадников полка по берегу Колочи к деревеньке Малое.

Подоспевший Платов выслушал Иловайского, одобрил:

– И сам скачи туда. Переправляйся с полками Власова да Харитонова и веди их на Беззубово, как предусмотрено планом. А грековцы помогут артиллеристам. Не можно орудия оставлять без помощи.

Выбравшись на возвышенность, Матвей Иванович огляделся. Первое, что он увидел, была схватка кавалеристов у Беззубово. И еще увидел правей деревни французскую батарею, стрелявшую в сторону конников Уварова.

– Греков! Тимофей Греков! – увидел он неподалеку от себя подполковника. – Что хочешь делай, а орудия из реки вон на берег и расстрелять французские пушки!

– А ну, братцы, за мной! – Греков соскочил с коня и бросился в реку к орудиям. За ним поспешили десятка два казаков.

Дно Колочи оказалось столь илистым, что не только проваливались колеса пушек, но вязли и ноги.

Казаки и артиллеристы словно мухи облепили орудия, толкали, кричали, выбиваясь из сил, почти на руках выволокли их из реки, а затем подняли по крутому откосу наверх.

– Замечаешь, капитан, французские пушки? – Греков указал плетью на дальнюю опушку леса: там вспыхивали частые облачка. – Это они бьют по вашим гусарам! Заставь их замолчать!

– Знаю! – ответил капитан. – Сейчас и пальнем. Суетившиеся до того у орудий солдаты замерли, и старший доложил о готовности.

– Заряжай! – высоким голосом прокричал команду капитан. – Наводи! Фейерверкеры, подносить фитиль!

Орудия ударили со звоном одно за другим. Ядра удачно угодили прямо на позицию французской батареи.

– Отменно! – произнес капитан неуставное. – Молодцы, братики! Заряжай еще!

Между тем кавалерийские полки Уварова, переправившись через Колочу, устремились к Беззубово. У деревни им преградила путь бригада из дивизии Орнано. За кавалерией выстроился в каре 84-й линейный полк и еще батальон пехоты.

Вначале схватились кавалеристы. Не выдержав удара русских, французы ускакали прочь. На луговине остались лежать убитые и раненые. Обогнув пехотные каре, конники отступили за речку Войну по единственно доступному здесь переходу, по плотине.

Трижды гусары бросались на пехоту и – безуспешно. Неприятель держался стойко. Он подпускал всадников на полусотню шагов, затем обрушивал на них густой огонь своих ружей, и, не выдерживая огня, гусары отступали.

Пока шла перестрелка, подполковник Власов с четырьмя полками стремительно несся к французской батарее. На полпути им повстречался неприятельский разъезд – эскадрон. Казаки ударили по нему с такой яростью, что почти всех уничтожили. Чудом спаслись единицы.

Потом атаковали французскую батарею, которая вела огонь по гусарам. Налет был внезапным, неприятельская прислуга не успела даже развернуть орудия. Одно, однако, сумело ударить картечью, выстрел задел край атаковавших, и несколько казаков тут же пали.

Увидев успех авангарда, Платов во главе атаманского и остальных полков направил коня к реке.

– Батяня, может, лодку пошукать? – подоспел Иван. – А то вымокнете, занеможется в пояснице.

Не удостоив сына взглядом, Матвей Иванович ответил строго:

– Встань в строй, есаул! – И демонстративно направил коня в реку.

Вода на середине Колочи дошла до седла и выше. Выбрался по пояс мокрый.

– За мной! – обернулся он к полку и хлестнул коня. Теперь он окончательно утвердился в своем решении обойти Беззубово стороной, уклоняясь от возможных стычек с неприятелем. Главное – выйти в его тыл. И чем глубже казаки сумеют проникнуть, тем большей угрозе они подвергнут врага…

Уваров догадался подтянуть батарею и ударить по пехоте. Артиллерийский огонь вызвал в неприятельских рядах панику, пехотинцы в беспорядке бросились к плотине, чтобы спастись от огня за рекой.

Этим воспользовался командир лейб-гвардии казачьего полка генерал Орлов-Денисов. Он видел, как полки Платова обходят Беззубово.

– За мной, гвардия! – вырвал из ножен саблю генерал.

Казачий полк стремительно понесся к плотине. Завидя всадников, неприятельские солдаты бросились в стороны, в страхе прыгали с плотины в воду.

Через несколько минут полк уже был на той стороне Войны и мчался в сторону леса, куда вырвался платовский корпус. Он, обойдя Беззубово, продвигался к деревне Валуево. И тут Матвей Иванович с пригорка увидел неприятельскую кавалерию.

В расшитых золотом мундирах, в высоких киверах французские всадники грозно двигались в их сторону. Их было полка четыре, а может и пять, но опытным глазом Матвей Иванович ловил отсутствие той строгости в рядах и шеренгах, которая свойственна свежим войскам. «Не иначе, как Уваров потрепал, – определил он. – А мы уж довершим остальное». И приказал изготовиться к атаке.

Подскакал на взмыленном коне Орлов-Денисов.

– Лейб-гвардии казачий полк в вашем распоряжении, – молодцевато доложил он Платову.

– Спасибо, Василий, – ответил Матвей Иванович. Он знал сына донского атамана Василия Петровича Орлова давно, вместе участвовали еще в штурме Измаила, а потом ходили на Индию.

– Давай! – Платов энергично махнул рукой.

Вслед за лейб-казаками бросились полки Иловайского, подоспевшего Грекова. Несколько поотстали полки Денисова.

Казаки вырвались из укрытия с такой стремительностью, будто их выплеснула неведомая сила. Повинуясь этой силе, они неслись на врага, почти слившись с конями, угрожающе выбросив вперед пики. Это был знакомый еще с удальских мальчишеских игр военный строй – лава. Кони распластались над землей, стук копыт слился в тревожный гул.

– Ату-у!..

– Заходи-и!..

– Дава-ай-й! – слышались неуставные команды, но всадники понимали, угадывали по голосу командиров и действовали с предельной ясностью.

Они врубились в кавалерийский строй французов. И сразу зазвенела сталь, захрапели лошади.

Схватка продолжалась недолго. Собрав оставшиеся полки, Матвей Иванович повел их сам, стараясь ударить по неприятелю с открытого, незащищенного фланга. Французы дрогнули и бросились назад, под защиту выдвигавшихся пехотных колонн.

А в это время полк Балатукова, как приказывал Платов, оторвался от главных сил и, скрываясь в перелесках, устремился к французскому обозу.

Вперед князь выслал авангард, сотню самых отчаянных всадников, приказав им идти как можно быстрей и не ввязываться в стычки с неприятельскими дозорами. Наказал сотенному, чтоб шел к цели не прямиком, а как бы описывая широкую дугу, выводящую к обозу с севера: с этой стороны вряд ли кто ожидал нападения.

– Прорветесь к обозу, и он – ваш, – объявил Балатуков.

Скуластых всадников не нужно было учить нападать: они это делали с непревзойденной отвагой и дерзостью. Врубились в обоз. Оттуда к Балатукову прискакал всадник. На голове вместо меховой остроконечной шапки – французский кивер.

– Бачка! Там наши обоз взяли!

– Снять! – взвизгнул Балатуков. И в воздухе коротко просвистела плеть: кивера как не было.

– За мной! – плетью огрев под собой жеребца, командир помчался к авангарду. Он хорошо знал своих всадников: начнут грабить, забудут главное.

В обозе творилось невообразимое. Трудно было поверить, чтоб в столь короткий срок сотня всадников могла натворить такое. В беспорядке разбросаны повозки, проткнутые пиками лошади бились в постромках, в кустах и прямо у колес лежали, истекая кровью, французские солдаты. Несколько повозок горели.

А скуластые всадники потрошили содержимое сундуков, ящиков, чемоданов. Вокруг на земле лежали груды белья, обмундирования, обуви.

Некоторым обозным удалось бежать, но за ними пустились в погоню.

Стараясь угомонить пришедших в раж подчиненных, Балатуков носился от повозки к повозке, хлеща плетью направо и налево.

– За мной, шайтан тебя бери! – кричал он. – Секир-башка делай!

А остальные полки растекались по дороге и шли вперед.

Семен Розин скакал в гуще всадников. Справа и несколько впереди вдруг ослепительно сверкнуло, потом взметнулось огненно-рыжее пламя, его толкнуло в грудь и вырвало, из седла. Падая, он увидел клочок голубого, словно вымытого неба с пухлым белым облачком. А когда вскочил, почувствовал на лице что-то горячее и липкое.

– Семе-ен! Семе-ен! – услышал он голос.

Оглянулся: правее лежала с распоротым брюхом лошадь, рядом он увидел неестественно бледное, без кровинки лицо. В первый миг даже не узнал, кто это.

– По-мо-оги-и…

Семен шагнул к лежащему.

– Но-огу-у! – выдохнул раненый, силясь выбраться из-под коня.

– Это ты, Хроменков? Сейчас… – Он попробовал помочь, но раненый от боли вскрикнул.

– Терпи, терпи… Я сейчас.

На глаза попалась переломанная пика урядника. Он быстро подсунул ее под тело лошади и, напрягшись, приподнял.

– Ну-у… Вытаскивай!

Хроменко заерзал, уперся руками о землю, лицо его покрылось холодной испариной.

– Давай, Астап, быстрей!.. Кабы не угодить…

Прямо на них шел строй пехоты. Раненый Семен Розин помог уряднику взобраться на свою лошадь и, слыша над головой посвист неприятельских пуль, заспешил вслед за ушедшим полком…

Наполеон стоял на Шевардинском холме, набросив на плечи шинель. Чувствовал он себя преотвратительно. Ночь провел неспокойно: давала знать простуда, но еще больше волнение за предстоящее сражение. Несколько раз он вставал, выходил из палатки, смотрел в сторону русской армии: не ушла ли? Его не покидало предчувствие, что «старая лиса» Кутузов наверняка готовит хитрость, которая спутает все его карты. Но нет, костры за Колочей горели, русская армия оставалась на месте, и генеральное сражение, которого он так жаждал, должно с утра произойти.

Он вспомнил декабрьский день 1793 года, первое сражение, с которого начался взлет его карьеры…

Тогда сеял холодный дождь, дул острый порывистый ветер. В подступавших сумерках маячили корабли английской эскадры, поддерживавшие мятежных сторонников свергнутого короля. Вот уже какую неделю республиканская армия пыталась приступом взять Тулон, где засели приверженцы Бурбонов, и все безуспешно. Участвовавший в осаде Бонапарт никак не разделял план осады, у него был свой план, совсем отличный. Его непременно нужно предложить.

Завернувшись в плащ, не очень уверенный на встречу, он направился к командующему республиканскими войсками.

– Кто такой? Что нужно? – остановили его.

– Есть важное дело.

– Какое? Выкладывай!

– Не могу. Скажу только генералу Карто.

Сорокадвухлетний командующий, в недалеком прошлом лихой драгун, смотрел холодно, с недоверием. От ветра хлопало полотнище палатки, мигала подвешенная лампа.

– Сир, – обратился Бонапарт к командующему, – я пришел предложить свой план овладения городом. Если вы его примите, через неделю Тулон будет у ваших ног.

– Вам сколько лет, капитан?

– Двадцать четыре.

– Вы рискуете. В случает неудачи я прикажу вас расстрелять.

– Готов принять смерть, но прежде выслушайте…

Три дня после того над городом гремела орудийная канонада. Пятнадцать мортир и тридцать крупнокалиберных пушек били по городу, разбивая укрепления. Одно из ядер попало в пороховой склад, и он со страшным взрывом взлетел в воздух. На четвертый день в проливной дождь и ураганный ветер республиканцы пошли на штурм. И город пал. Еще через четыре дня Бонапарт стал командовать всей республиканской артиллерией. Кто-то потом сказал, что он вошел в палатку Карто капитаном, а вышел бригадным генералом.

Это было двадцать лет назад, во Франции. А сейчас шло невиданное им по упорству сражение в России, у Москвы.

Сбросив шинель, Наполеон оставался в сером, без эполет, сюртуке, нервно кусал тонкие губы. Опытным глазом полководца видел, что продвижения почти нет. На бешеные атаки, какие предпринимали его войска, русские отвечали яростными контратаками и в упорных рукопашных схватках отбрасывали французов назад. В умении пользоваться штыком русские были непревзойденные мастера.

Почти все резервы использованы. Оставалась только императорская гвардия – Молодая и Старая – последняя его надежда. Молодая гвардия выстроена в боевое каре. С холма видно это каре, расположенное за небольшой речушкой.

Ох, с каким нежеланием Наполеон приблизил к линии сражения это соединение, его последнюю силу и надежду. Он намерен был возвратиться из России, не использовав примечательного резерва. Это было бы лучшим подтверждением его, Наполеона, величия и могущества.

Но увы! Почти каждые четверть часа от маршалов и начальников колонн прибывали адъютанты, и все приносили безрадостные вести и просили о помощи. Особенно настойчивы в просьбах были Ней и Мюрат. Им удалось ворваться в Семеновское, выбить оттуда русских, но к тем подоспели подкрепления и вышибли наступавших. Сколько было атак – подсчитать невозможно. Они следовали одна за другой и каждая отбивалась с большими для обеих сторон потерями.

– Император, настал час гвардии, – не просил, а требовал Мюрат. – Только она может сломить русских.

– Дайте мне гвардию, и я принесу победу, – обещал Ней.

– Мой император, видимо, настало время, – осторожно высказывал Бертье. – В центре построения русских образовалась брешь, и надо ввести туда гвардию. Она войдет в расположение неприятеля, как нож в масло. Нужно спешить, пока к этой пустоте не подоспели русские резервы.

Прежде чем ответить, Наполеон прошелся по обозначившейся в траве тропке. Она тянулась у края круто спускавшегося к речушке склона.

– Хорошо, Бертье, я уступаю вашей настойчивости: Молодую гвардию – в огонь! Атаковать Курганную батарею и далее – Горки!

Строй Молодой гвардии дрогнул, сверкая штыками, направился в сторону русских флешей. Вышколенные, закаленные в боях солдаты шли ровными рядами, соблюдая порядок. Шаг твердый, размеренный. Двигался монолит, сокрушить который, казалось, не могла никакая сила, и никакая сила не могла против него устоять.

Случайно взглянув влево, в сторону Бородино, Наполеон увидел скачущего во весь опор всадника. «Опять адъютант с просьбой», – с досадой подумал он и отвел взгляд.

Всадник взлетел на холм, на ходу соскочил с коня, едва при этом не упав, и, не добежав до Наполеона, вскричал:

– Ваше величество, там казаки! Казаки там! Они зашли нам в тыл и продвигаются!

В свите генералов и офицеров, стоявших поодаль, произошло замешательство.

– Болван! – негромко, но отчетливо ясно произнес император. Лицо его изменилось, вытянулись в ниточку тонкие губы. – Говорите ясно, что и где произошло?

– Ваше императорское величество, – с трудом переводя дыхание, продолжал офицер. – Там, в лесу, где наши обозы, казаки!.. Они обошли фланг!

– Кто вас послал?

– Я из дивизии Орнано. Послал сам генерал.

Наполеон хотел что-то спросить, но увидел другого всадника.

– Ну вот, еще один! А что скажет он?

– Там казаки, ваше величество! Они напали на нас и все крушат! Войска генерала Дельзона смяты!

– А что же Богарнэ? – Наполеон перевел взгляд на стоявшего рядом начальника штаба. – Разве он не в состоянии без меня принять меры? – Это звучало укором и Бертье.

– Конечно, он должен был…

– Они захватили уже обозы… – продолжил было второй адъютант, но взгляд императора пресек его.

Казаки! Упоминание о них вызвало в Наполеоне необъяснимое чувство скрытого страха и ненависти. «Порождение рода человеческого», – назвал он их однажды. Но он заявил и следующее: «Дайте мне казачьи полки, и я пройду с ними весь мир».

Теперь казаки ворвались в расположение его армии и крушат тыл. В Беззубово и далее в лесах находится главный обоз, в нем немалые запасы пороха, ядер, оружия, продуктов питания, фуража. Тысячи повозок сосредоточены у дороги. Если доберутся до них, армия останется без всего необходимого. Но казаки могут двинуться и на юг, вдоль реки Войны к Шевардино…

«Так вот в чем состояла хитрость Кутузова! Вот что он готовил!.. Но, нет! Я не позволю себя обмануть!»

– Коня! – крикнул он в сторону свиты. – Бертье, гвардию остановить! И ни шагу ей до моего возвращения!

Предвидя надвигающуюся с левого фланга опасность, он поспешил туда. Навстречу из перелеска выбежали три французских солдата. Узнав императора, опешили.

– Кто такие? Откуда? – спросил их Наполеон.

– Мы из дивизии Дельзона. – На лицах французов страх, смятение.

– А где ваше оружие? Под суд негодяев!

Евгения Богарнэ на месте не оказалось.

– Где он? Кто управляет сражением? – Наполеон был взбешен.

Но тут из расступившегося каре вырвались всадники.

– Вот и сам принц, – ответил офицер.

– Что случилось? Почему вы не на своем месте? Кто управляет войсками? – обрушился на пасынка Наполеон.

– Мой император, здесь находиться небезопасно. Казаки совсем рядом, они каждую минуту могут появиться. Я вынужден был укрыться под защиту 84-го линейного полка. Против казаков направлена дивизия Орнано.

Загородившись рукой от солнца, Наполеон вгляделся и увидел у Беззубово атакующих всадников, даже услышал с той стороны пальбу.

– Это полки Орнано отбивают гусар, – пояснил Богарнэ и обратил внимание Наполеона на северную сторону, где перед лесом простиралось широкое поле.

Там перед французской пехотой гарцевали всадники. Наполеон перевел взгляд еще левей, где за рощицей находился обоз. По суматохе, мечущимся всадникам и фигуркам пеших людей он понял, что казаки напали на обоз.

Будто в подтверждение из рощицы выкатили повозки. Лошади в упряжке мчались прямо по полю, их преследовала группа конников с длинными пиками. Они настигли беглецов и поразили страшным оружием коней, повозки остановились.

– Пустить против них кавалерию! Прикрыть обоз! – негодующе воскликнул Наполеон и отъехал в сторону.

– Генерал! – спустя немного, позвал он пасынка. – Этот набег казаков, если вы не прогоните их, вам может дорого стоить. Я уже потерял два часа. Это грабеж времени! Берегитесь моего гнева, генерал!

Евгений побледнел, нервно дернулась щека: он знал, что деспотичный отчим на ветер слов не бросал.

– Мой император, я сделаю все возможное…

– И невозможное! – Наполеон повернул коня и поскакал назад, к Шевардинскому холму.

– Адъютантов ко мне! – выкрикнул Богарнэ. – Всех, какие есть поблизости!

И тотчас к нему заспешили со всех сторон всадники.

– Скакать к Орнано! К Дельзону! К моей гвардии! Передать: атаки прекратить и двинуться к флангу, против казаков! Делать это немедленно! Иначе нас сомнут!

Вскоре двадцатипятитысячное войско Богарнэ, отказавшись от фронтовых наступательных действий, двинулось к левому флангу.

Матвей Иванович в схватку не ввязывался: руководил полками издали. Разместив атаманский полк в лесу, с опушки наблюдал за происходящим.

– А мы-то, батя, скоро? – ерзал в седле Иван.

– Стой и зри! Придет время – вступимся, – с явным недовольством ответил отец. Он сам испытывал неодолимое желание поработать сабелькой. – Поди поближе, что скажу.

– Что, батя?

– Вот как начнут те полки отходить, так атаманцы и пойдут лавой, чтобы, значит, прикрыть отход полков. А то, что держу вас в резерве, так оно объяснимо: в сражении всегда надобен резерв. Без него никак нельзя. Тот не командир, кто его не имеет. Об этом всегда помни.

– А когда будет отход?

– Потерпи. Балабин! – подозвал он полковника. – Играй «отбой». Трубача направь вот туда, – указал Платов вперед и влево.

К сражавшимся конникам стеной надвигались каре пехотных батальонов.

Из перелеска выехал всадник, поскакал в сторону полков. Приблизившись к ним, вскинул блеснувшую на солнце трубу, подал сигнал на отход.

Внимание Матвея Ивановича привлекли два казака, сидевшие на одной лошади. Они начали отход в числе первых, но конь под тяжестью двух седоков не мог угнаться за другими. Придя в себя, французские драгуны пустились вдогонку отходившим.

– Сучьи дети! – вскипел Матвей Иванович. – Что ж им не помогут! Ведь захватят же французы!

– Дозвольте с сотней на выручку! – попросился Иван.

– Давай! Не мешкай!

– Со-отня-я! За мной! – послышался ломкий голос сына.

На опушку вырвались всадники.

Вскинув подзорную трубу, Матвей Иванович наблюдал за сотней Ивана, схлестнувшейся с драгунами. Вступив с ними в схватку, сотня прикрыла двоих скакавших на одном коне казаков. Не подоспей, непременно бы их посекли.

Матвей Иванович огляделся. Корпус Уварова, направляясь к Масловскому лесу, скрылся из вида. Казачьи полки тоже отходили, атаманский полк сдерживал неприятельскую кавалерию. Французская пехота продолжала движение в их сторону. Участился посвист неприятельских пуль.

«Дело сделали. Пора отходить и нам», – Матвей Иванович приказал дать команду.

– Кто были те двое? Прознал про них? – по возвращении из рейда спросил Платов сына.

– А как же! Казаки из полка Власова. Один казак, а второй, раненый, урядник… Фамилия казака навроде бы Разин…

– Не Разин, а Розин, – поправил его Матвей Иванович. – Разиных на Дону нет. Были когда-то.

После расправы над бунтовщиком Стенькой пришел на Дон царский указ, чтобы все, кто носит его фамилию, сменили бы на Розина или Рагозина.

На свою штаб-квартиру Платов возвратился ночью, уставший и не в духе. Полковник Шперберг протянул письма. На конверте одного Матвей Иванович узнал почерк старшей дочери, падчерицы Екатерины. Она жила в Новом Черкасске.

– Ты прежде о деле докладывай, – заметил он полковнику. – Указания какие поступали?

– Новых не было. А донесение написал. Прочитайте.

– Читай, а я послушаю.

Подвинув свечу, Шперберг раскрыл папку и стал читать донесение о действиях полков за день. Матвей Иванович слушал, не перебивая, иногда по лицу проскальзывала неодобрительная гримаса.

– Ну и любитель ты, полковник, расписывать баталии. Как сочинитель. Про лихость Грекова убери, а то подумают неверно. Упомяни об Иловайском да Власове. И Жирова не обойди. Поболее впиши простых казаков, они творили дело.

Потом распечатал письмо дочери. Вести были неутешительны: серьезно болела жена, болезнь не отпускала. Дочь осторожно просила приехать, навестить больную.

«Нашла о чем хлопотать! – досадуя, ответил ей мысленно Матвей Иванович. – Об этом ли сейчас думать, когда Москва, Россия в опасности!» Сунул письмо в карман.

– А не было ли вестей от Денисова?

Вот уже сколько времени прошло, как он повелел оставшемуся за него наказным атаманом Денисову Андриану Карповичу поднять на Дону всех казаков – от мала до старца – и направить к Москве.

– Нет, ничего более из Нового Черкасска не было.

Матвей Иванович принялся ходить из угла в угол избы. На стене двигалась его большая тень.

Вид у него совсем не боевой: генеральские с лампасами штаны заправлены в шерстяные ручной вязки носки, на ногах легкие чирики, в вырезе рубахи проглядывала старческая морщинистая шея.

– Сейчас, полковник, садись, и пиши Андриану Денисову письмо насчет ополчения. – Матвей Иванович представил лицо Денисова: тяжелое, бородатое, на большом упрямом лбу две глубокие складки. Но умен, отважен, не зря был любимцем Александра Васильевича Суворова. – Изреки ему от меня строгий наказ, чтоб слал сюда все казачество. Тянуть более никак не можно. Возвращусь на Дон, с него строго спрошу за медлительность. Так и напиши! Каждый час дорог!