Текст книги "Малахольный экстрасенс. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Анатолий Дроздов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 4

Новая клиентка обитала на другом конце города – добирался полтора часа. Вновь подумал, что нужно что-то решать с транспортом. Словно утверждая меня в этой мысли, перед нужным подъездом обнаружилась новая «семерка»[12]12
  ВАЗ 2107.


[Закрыть] синего цвета. По местным понятиям – «мерседес». Я невольно остановился, разглядывая машину. Новая, блестящая. Сверкающая хромом решетка радиатора, такая же накладка на переднем бампере, за лобовиком на зеркале заднего – деревянный православный крест. Странно. Мода на иконки на приборной панели, вроде, пока не наступила.

Дверь мне открыла невысокая, худенькая женщина лет тридцати с печальным лицом. Одета в темное в платье с фартуком, на голове – косынка.

– Здравствуйте! – сказал я. – Михаил Мурашко, экстрасенс.

– Спаси Бог! – ответила она, отступая в сторону. – Проходите.

Я вошел в прихожую и едва не столкнулся со… священником – настоящим, в рясе и с наперстным крестом. Рослый батюшка! Борода и волосы на голове аккуратно пострижены, на вид где-то лет сорока. Он стоял и смотрел на меня с любопытством.

– Благословите, батюшка! – сказал я, складывая ладони перед грудью.

Он привычно вздернул руку вверх, но в последний миг замер.

– Православный? – спросил строго.

– Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым… – забормотал я Символ Веры, краем глаза заметив, как светлеет лицо хозяйки квартиры. – Исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресения мертвых, и жизни будущаго века. Аминь!

– Не ожидал, – удивленно произнес поп. – Склони голову, чадо. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа… – Он перекрестил меня. – А теперь поговорим.

Поп ухватил меня под локоть и потащил на кухню.

– Садись! – велел, указав на табурет. Сам устроился напротив. Хозяйка осталась стоять в дверях. – А теперь поведай, раб Божий Михаил, чьей силой ты исцеляешь? Не бесовской ли?

– Как это определить?

– Ты не знаешь? – удивился он.

– Не сведущ, батюшка, – я развел руками.

– И давно ты этот… Экстрасенс?

– Третий день. Меня молнией шваркнуло – в деревне было. У родственников гостил, там и случилось.

– И ты уцелел? – изумился поп. – После молнии?

– Бог спас, – перекрестился я.

Поп и хозяйка последовали моему примеру.

– После того и открылась во мне способность, – вдохновенно вещал я. – Наложу руку на больное место человека и вижу, что там не в порядке. Ну, и исцеляю по мере сил.

– Неожиданно, – сказал поп. – Думал: воду заряжаешь или заставляешь головой крутить. Ну, как эти, в телевизоре.

– Бесовство! – осудил я гневно.

– Да еще какое! – согласился поп. – Ты, значит, не такой. Богу молишься?

– Утреннее и вечернее правило – обязательно, среди дня – тоже. Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного! – перекрестился я.

– Похвально! – кивнул поп. – В церковь ходишь?

– Редко, – повинился я. – Не привык.

– А вот это плохо, – осудил он. – Как же ты, не исповедовавшись и не причастившись, исцелять идешь?

– Как вас звать, батюшка? – поинтересовался я.

– Отец Григорий.

– Приходилось ли вам, отец Григорий, болеть и обращаться к врачу?

– Бывало, – подтвердил он.

– А ведь доктор перед тем, как лечить вас, наверняка не исповедовался и не причащался. Более того, как подозреваю, врачи наши в большинстве своем атеисты, а другие, помилуй их, Господи! – члены партии. Это не мешало вам обращаться к ним за помощью?

– Дерзок, чадо! – нахмурился поп. – Не забывай, что врачи бесплатно лечат. А вот ты деньги берешь.

Он осуждающе ткнул в меня пальцем.

– Как и вы, батюшка, за требы[13]13
  Треба – молитва по требованию. Крещение, венчание, освящение дома и т. п.


[Закрыть], – не замедлил я. Учиненный мне допрос начал утомлять. Нет, можно послать попа на хрен, тем более, что нарывается. Но тогда уйдешь не солоно хлебавши. Я ребенка лечить приехал, ну, и денежек заработать. Три рубля в кошельке…

– Я столько не беру, – обиделся поп.

Ну, так и результат разный. Зайдем с другой стороны…

– Это ваша синяя «семерка» у подъезда? – спросил я.

– Да, – подтвердил он.

– У меня нет машины, а она нужна. На своем транспорте смог бы посетить большое число больных детей. Это грех – думать о таком? Грех – исцелять детей, снимая с плеч родителей тяжкий груз? Вы сейчас скажете, что болезнь – это испытание, которое послал им Господь. Пусть так. Но если Он, – я указал пальцем в потолок, – позволяет безбожнику и атеисту, это я о врачах, излечить верующего от недуга, значит, такова его воля. Ибо ничего в мире не делается помимо нее.

– Иногда Господь попускает деяниям бесовским, – возразил поп.

– «По делам их узнаете их», – процитировал я Евангелие. – А теперь, батюшка, хотел бы заняться тем, зачем пришел. Или мне уйти?

– Нет, что вы! – подскочила хозяйка. – Идемте, Михаил!

– Я могу присутствовать? – поинтересовался поп, поднимаясь с табурета.

– Если будете стоять тихо и не отвлекать, – кивнул я.

Мальчика звали Николай, болезнь его оказалась в стадии где-то посередке между тем, что наблюдал у Маши и Вани. Кора головного мозга затронута, но не так обширно, как у сына Янины. Подумав, я решил начать именно с нее. Попотел, конечно, но не до потери сознания. Завершив, решил сделать перерыв. Хозяйка, ее звали Настей, напоила нас чаем, к моему удивлению, приличным.

– Клиентки приносят, – пояснила, когда я поинтересовался. – У некоторых мужья за границу ездят, как у Яни, например. Он фуры на Запад гоняет.

Теперь ясно, откуда у Янины мебель и телевизор «Сони». Был у меня в той жизни знакомый, работавший в минском отделении «Совтрансавто». За рулем грузовика исколесил всю Европу. Нередко возвращался в СССР порожняком – с логистикой тогда было худо. Водители экономили выданную в качестве суточных валюту, ночевали в кабинах, чтобы не платить за гостиницу, возили и продавали на Западе водку, икру и другие советские товары. Обратно везли дефицитные в Союзе ништяки. Знакомый даже иномарку себе приволок: загнал в фуру по сходням, закрепил и привез. На таможне почесали в затылках, но пропустили – все легально.

Попив чаю, я вернулся к пациенту, где и довершил исцеление. Дальше было привычно: первые самостоятельные шаги мальчика, слезы матери…

– Впечатляет, – сказал батюшка, когда мы, оставив Настю с сыном, вернулись на кухню. – В первый раз такое вижу. У вас действительно дар, Михаил. Знать бы только от кого? – Он вздохнул. – Буду рад видеть вас среди своих прихожан. Приходите. Исповедую, причащу, побеседуем.

– Благодарю, батюшка! – кивнул я, не выказав, впрочем, особого рвения. Врать на исповеди нельзя. Как сказать, что сознание старика переместилось в мое же тело тридцатью годами моложе? Это раз. И два. Мне нельзя ложится ни под медиков, ни под попов. И те, и другие блюдут свой интерес. Запрягут дурачка в оглобли и станут погонять. Будешь пахать за миску супа. Разве что в первом случае деньги пойдут в карман медиков, во втором – на благие дела. Только дел тех море, а экстрасенс один. Да еще наставлять примутся, чтоб не жадничал – стяжательство в православии не приветствуется. Ну, типа. Попы с «айфонами» и на джипах не в счет. Это другое…

– Пойду, прихожане ждут, – разочарованно произнес отец Григорий и удалился. Подвезти меня, ясен пень, не предложил. Ну, и ладно. В прежней жизни в 90-е я стал ходить в церковь. Исповедался, причащался, ревностно читал Евангелие и жития святых. Все как советовал настоятель храма. Церковь располагалась в помещении бывшей почты – ради этого закрыли отделение. Новый храм, на который прихожане собирали деньги (была там и моя лепта), все никак не мог выйти из стадии котлована. Настоятель объяснял это нехваткой средств. Сам, однако, ездил на джипе, а его матушка щеголяла в норковой шубе, причем, их у нее было две. Это в 90-е! Я старался не прислушиваться к сплетням: мало что болтают злые языки? А потом узнал, что батюшка отказался от сана и подался в бизнес. Сам ли так решил, или в епархии «посоветовали», не в курсе. В храм пришел другой настоятель, этот ездил на ржавой иномарке. Зато через пару лет новая церковь приняла под свои своды паству… Это я к чему? В любом деле есть подвижники и рвачи, только в церкви «ху из ху» заметнее.

Воспоминания прервала хозяйка. Влетев в кухню, она рухнула на колени, схватила мою руку и принялась ее целовать.

– Что вы, Анастасия! – возмутился я. – Прекратите! Слышите!

– Михаил Иванович, дорогой! – запричитала она, всхлипнув. – Вы не представляете, что сделали! Я как в склепе жила. А тут словно солнышко заглянуло.

– Вот и радуйтесь, – буркнул я, усадив ее на табурет.

– Простите меня, дуру! – Она глянула на меня влажными глазами. – Я ведь сомневалась в вас, батюшку позвала. Вдруг бесноватый какой явится? А вы верным оказались, да еще чудо сотворили именем Божьим.

– Батюшка в этом не уверен, – вздохнул я.

– Как иначе? – удивилась она. – Он же рядом стоял, и крестился, когда вы Колю исцеляли. Никакой бес подобного не выдержит.

Пусть будет так.

– Подождите здесь!

Я сходил в прихожую, принес тетрадку, записал в нее данные мальчика. Продиктовав их, Настя извлекла из кармана фартука стопку денег и положила передо мной.

– Не разорил? – спросил я.

– Что вы! – затрясла она головой. – Не бедствую. За такое и тысячи не жалко. Может, добавить?

– Нет, – отказался я. – Достаточно.

– Спаси вас Бог! – поклонилась Настя.

Я вложил деньги в тетрадь, закрыл ее и отправился в прихожую. Спустя пять минут трамвай вез меня обратно. Сидя у окна, я размышлял – процесс, кажется, пошел, как говорит меченый генсек, пора выстраивать бизнес-план. Первым делом открыть счет в сберкассе и складывать на него деньги. Отдавать Гале нельзя – растранжирит вмиг. Бережливостью жена не отличается: тряпье, украшения, косметика… Мне машина нужна, без нее, как без рук. Хорошо бы снять квартиру и принимать больных там. Мотаться по вызовам допустимо поначалу, затем дело нужно ставить основательно. Кстати, о сберкассе. Если кто не знает, счета в ней с особым статусом. Например, в случае развода обязательному разделу не подлежат[14]14
  Реальный факт. Счета в сберкассах СССР не считались общим имуществом супругов.


[Закрыть]. Дальше объяснять?

Идем дальше. Нужно запретить Томе давать пациентам мой номер телефона – жизни не дадут. Это пока обо мне не знают. Вывод: нужен диспетчер-секретарь. Он станет принимать звонки, беседовать с родителями детей, отсекая безнадежных пациентов, и выстраивать график приема. Где найти? Вопрос! Интернета нет, объявления не разместить, резюме не пришлют. Тома в диспетчеры не годится – днем работает. Жена? Упаси, Боже! Хм! А что, если?..

Зайдя в свой подъезд, я позвонил в дверь Синицких. Открыла Маша.

– Дядя Миша! – заулыбалась, завидев меня. – Здравствуйте!

– Здравствуй, невестушка! – улыбнулся я в ответ. – Как чувствуешь себя?

– Замечательно! – сообщила она радостно. – Ходить пока не слишком получается, но я учусь.

– Не усердствуй! – предупредил я. – Нельзя сразу много.

– Понимаю, – кивнула Маша. – Я осторожно. Но все равно столько радости! Как заново родилась. Если вы к маме, то она на работе.

– Нет, не к маме, а к тебе, – сказал я. – Есть дело. Давай где-нибудь присядем.

Она отвела меня на кухню.

– Не желаешь поработать? – спросил я, устроившись на табурете. – У тебя каникулы, заняться нечем. А тут интересное занятие, да еще заработок. Матери поможешь.

– Кто ж меня возьмет? – вздохнула Маша.

– Я.

Она глянула удивленно. Рассказал ей о будущих обязанностях.

– Почему я? – поинтересовалась Маша.

– Ты болела ДЦП, потому легко сможешь отсеять тех, кому помочь не в состоянии. При необходимости расскажешь родителям, как проходит исцеление. В твоих устах это покажется убедительным. Платить буду сто рублей в месяц. Вот аванс.

Я достал из кармана и выложил на стол две банкноты по двадцать пять рублей.

– Много, дядя Миша! – замахала она руками. – Мама сто двадцать зарабатывает, так она бухгалтер с высшим образованием.

– Эта работа хлопотная, – возразил я. – Даже не представляешь насколько. В первое время звонков будет мало, но потом замучаешься бегать к телефону. Поесть не дадут. Да еще ночью могут позвонить, хотя в это время телефон лучше отключить. Выдержишь?

– Да! – кивнула Маша.

– Значит, решено, – я встал. – И еще. Попроси маму, чтобы не рассказывала о нашем разговоре Гале.

– Будете разводиться с ней? – выпалила Маша и покраснела.

Я в ответ укоризненно покачал головой.

– Мама говорила, что тетя Галя не ценит своего счастья, – тихо сказала Маша, опустив взор. – Муж ей золотой достался, а она в грош его не ставит. Я согласна с мамой, – она с вызовом глянула на меня.

– Вернемся к этому разговору позже, – вздохнул я и погладил ее по голове. – Все не так просто, девочка. Повзрослеешь – поймешь.

– Мне уже шестнадцать лет! – обиделась Маша. – Могу даже замуж выйти.

– Подрасти сначала, невеста! – хмыкнул я. – Закончили. Привет маме.

Галю я застал дома – вертелась перед зеркалом в прихожей. На ней красовалась черная мохеровая кофта-кардиган с длинными рукавами. Из-под края на боку свисала этикетка.

– Глянь! – затараторила жена, едва я переступил порог. – В ЦУМе три часа в очереди отстояла. Зато купила. Как тебе?

– Шик, блеск, красота! – оценил я. – Есть хочу.

– Извини, не приготовила, – развела она руками. – Не успела – в магазин поехала. Дефицит выбрасывают с утра.

Мысленно выругавшись, я прошел в кухню. Сука, будто в общежитии живу! В холодильнике нашлась вареная колбаса, в морозильнике – пельмени. Больше ничего – борщ с гуляшом доели вчера. Значит – пельмени. Я налил в кастрюлю воды и поставил на плиту.

Галя заглянула в кухню, когда вода закипела.

– На меня тоже вари! – потребовала, увидев на столе пачку пельменей. – Проголодалась.

Я молча высыпал содержимое пачки в кипяток, помешал ложкой. Теперь подождать пока всплывут.

– Где был? – поинтересовалась жена, присаживаясь на табурет.

– У пациента.

– Заплатили?

– Да.

– Сколько?

– Все мои.

– Ты с чего так, Мурашка? – насупилась она.

– С того! – я швырнул ложку на стол. – Прихожу домой с работы, а пожрать нечего, хотя у жены выходной. Она, видишь ли, побежала дефицит ловить. То, что муж придет голодный, не подумала.

– Я ведь извинилась!

– Извинения в тарелку не нальешь. А теперь скажи: нахрен мне такая жена?!

– Ты! Ты…

Глаза Гали налились слезами. Она вскочила и выбежала из кухни. Ну, и вали! Я спокойно доварил пельмени, слил бульон в раковину, положил в тарелку ломоть сливочного масла и навалил сверху исходящих паром мясных изделий. Поставив на горячую конфорку чайник, сел к столу. Ел, не чувствуя вкуса. Да какой он у фабричных пельменей? Это не еда – корм. «Фуд», как говорят американцы.

Галя появилась, когда я допивал чай. С независимым видом пересыпала в тарелку оставшиеся пельмени и, взяв вилку, присела к столу. Я допил чай и закурил. В прежней жизни мне этого не позволяли – выгоняли в лоджию. Но сейчас было плевать. Пусть только вякнет! Галя, видно, сообразила – дернула плечом, но промолчала. Я курил, пуская дым к потолку, и смотрел, как она ест.

Сигарета догорела. Я затушил бычок в пепельнице и встал.

– Миша…

– Что?

– Я больше не буду.

У меня глаза полезли на лоб. В прошлой жизни в подобной ситуации со мной бы перестали разговаривать, на неделю отлучив от тела.

– Сглупила, – торопливо сказала жена. – Ты вчера денег дал, я подумала: скорей что-нибудь купить. Цены растут, везде очереди.

И, естественно, купила себе кофту. То, что у мужа единственный костюм, да и тот ношенный, на ум не пришло. Ну, а что сделаешь? Галю мне не перевоспитать.

– Сколько стоит кофточка? – спросил я.

– Сто двадцать рублей.

Месячная зарплата Тамары. Потому жена и ухватила – для советского человека дороговато. Не у каждого в кошельке окажется нужная сумма. Да и тратить их на кофту… 120 рублей стоят импортные женские сапоги, причем, отличного качества.

– Денег дашь? – спросила жена.

Ожидаемо.

– У тебя осталось сто восемьдесят рублей.

– Пятьдесят, – вздохнула она. – Я еще кой-чего прикупила. Ну, там белье, косметику…

– Завтра. Мне нужно приодеться. Джинсы старые, – я оттянул пальцами штанины на бедрах. – Туфли стоптаны – не сегодня-завтра развалятся. А у меня клиенты. Увидят оборванца и решат: с чего ему платить? Да еще столько много? Ста рублей хватит. По одежке встречают.

– Хорошей в магазине не купить, – возразила жена.

– Поищем места, – хмыкнул я и прошел в прихожую. Там достал из портфеля тетрадь и набрал номер Янины. Почему ее? Если муж ездит за границу, то выход на фарцовщиков у нее есть. Не сама же дефицитом торгует.

Трубку сняли почти сразу.

– Алло?

– Здравствуйте, Янина, – сказал я. – Это Михаил. Решил поинтересоваться, как там Ваня?

– Замечательно! – затараторила она. – Потихоньку учимся ходить. Ест сам. Не всегда, правда, попадает в рот, салфетку подвязываю, но по сравнению с тем, что было, – небо и земля. Говорить начал. Пока неуверенно, да и слова тянет, но лопочет с утра до вечера. Я вам так благодарна!

– Рад слышать. У меня к вам просьба. Не давайте никому мой телефон. По вопросу исцеления пусть звонят Тамаре.

– Хорошо.

– И еще. Есть знакомые, у которых можно приодеться? Ну, там джинсы, батник, шузы[15]15
  Рубашка, ботинки. Искаженное с английского.


[Закрыть]?

– Это лично вам? – уточнила она.

– Да.

– Поищем. Я перезвоню.

В наушнике запипикало. Я положил трубку на аппарат и стал ждать. В прихожую выглянула жена.

– Ну, что?

– Обещали подогнать товар, – сказал я. – Импортный. Связываются с продавцом. Получится – съезжу.

– Мне с тобой можно?

– В другой раз.

Она поджала губы.

– Надо посмотреть, что там есть, да и денег мало, – объяснил я. – Насчет женского спрошу.

– Ладно, – вздохнула Галя и ушла на кухню. В этот миг зазвонил телефон.

– Записывайте адрес, – сказала Янина.

Я прижал трубку плечом к уху, взял ручку и стал черкать на листе тетради – не своей, а специально для того предназначенной. Постоянно лежит на столике, как и ручка.

– Хозяйку зовут Клара. Скажете, что от меня. Ранее четырех не приходите – дома не будет, – закончила Янина.

– Спасибо, – поблагодарил я и положил трубку. Глянул на циферблат часов – без четверти три. Пора выезжать.

Клара обитала в «сталинке» на Ленинском проспекте неподалеку от Янины. Я нажал кнопку звонка, за обитой дерматином дверью раздалась приглушенная мелодия. Через несколько секунд щелкнул замок, между дверью и косяком появилась щель, перекрытая цепочкой.

– Кто? – настороженно спросил женский голос изнутри.

– Здравствуйте, Клара! – поспешил я. – Это Михаил. Вам Янина должна была звонить.

Дверь закрылась, загремела цепочка, и меня впустили за порог. Путь дальше преграждала хозяйка, женщина лет сорока с грубым крестьянским лицом. Одета в джинсовое платье, фигура плотная, кряжистая. Взгляд настороженный. Ее можно понять. Уголовную статью за спекуляцию в СССР пока не отменили.

– Чем могу быть полезна, Михаил?

– Приодеться нужно, – поспешил я. – Джинсовый костюм, батник, шузы.

– Снимайте ботинки и проходите, – она указала на дверь в комнату. – Я сейчас.

В зале, а это был он, я присел на диван и огляделся. Мебель не такая богатая, как у Янины, но тоже импортная. Телевизор – заграничный, но не «Сони», а «Шарп». Сверху – видеомагнитофон: не советская «Электроника ВМ-12», а «Панасоник». Между прочим, целое состояние стоит. «Видики» в этом времени меняли на автомобиль. Неплохо живут советские спекулянты.

Клара появилась в зале с ворохом пакетов и коробок в руках. Аккуратно сложила их на диван.

– Костюм, «Вранглер», – бросила один из пакетов мне на колени. – «Ливайса» нет. Примеряйте!

Я расстегнул пуговицу, вжикнул молнией и потащил с себя джинсы. Клара не стала уходить или отворачиваться. Ну, да! Вдруг гость схватит барахло и убежит. Я вытащил из пакета джинсы, расправил и натянул на задницу. Пробежался пальцем по «болтам». Хм, мой размерчик.

– Хорошо сели, – подтвердила Клара. – Даже подшивать не нужно.

Я надел куртку, застегнул болты и подошел к висевшему на стене зеркалу. Наверняка для таких целей и прицеплено. Повернулся вправо, влево. Красота! Как на меня шито.

– У вас спортивная фигура, – заметила Клара. – Легко подобрать размер. А то бывает джинсы сядут, а куртка не налезет. Или, наоборот. Пятьсот рублей.

– Сколько?! – ахнул я.

– Поищите подешевле, – усмехнулась Клара. – Я и так двадцатку скинула, потому что от Янины. Брать будете?

– Да! – сказал я. Снимать костюм не хотелось. В прошлой жизни я мечтал о таком, но купить не смог: денег не было.

– Батник мерять будете?

– Лучше шузы, – сказал я.

При таких ценах я отсюда без штанов выйду. Сколько у меня? 200 рублей, оставшиеся от Янины, плюс 500 от Анастасии. Итого семьсот. 50 рублей отдал Маше, осталось 650.

– Вам модные или на сезон? – поинтересовалась Клара.

– На сезон. Что-нибудь типа сандалет, – попросил я. – Главное, чтоб удобно. Сорок четвертый размер.

Клара вытащила из коробки темно-коричневые сандалеты, протянула мне:

– Немецкие, с ортопедической подошвой.

Я взял сандалет и рассмотрел. Хорошо выделанная, но не тонкая кожа. Кожаная стелька, подошва из полиуретана, прошита по краю. Высокий ортопедический задник. Это даже не сандалеты – летние туфли с вырезами сбоку и плетением спереди. Выглядят как утюги, но немцы именно так делали. «Квадратишь, практишь – гуд».

– Примерьте! – в руке Клары появилась ложечка.

Я присел на диван и обулся, после чего прошелся по комнате. М-да. «Спит нога», как говорил один знакомый об удобной обуви. Снимать не хочется.

– Сколько?

– Двести рублей.

Твою мать! Я вернулся к дивану и стал стаскивать с ноги туфлю.

– Что-то не так?

– Денег не хватает, – вздохнул я. – Давно не покупал себе вещей, не рассчитал с ценами.

– Погодите, Михаил! – остановила меня Клара. – Янина говорила: вы экстрасенс. Сына ее вылечили.

– Есть такое, – кивнул я.

– Гипертонию можете?

Я внимательно посмотрел на нее. Так, кожа на лице красноватая, взгляд слегка мутный.

– Какая степень?

– Третья, – вздохнула она. – До двухсот прыгает. Таблетки помогают плохо. Вот и сейчас голова тяжелая. Если исцелите, уступлю шузы, скажем, за сто пятьдесят.

Как-то дешево ты меня ценишь… Ладно.

– Присядьте! – я указал на диван.

Она подчинилась. Я положил ей ладонь на лоб, ощутив под ней пыхнувший жар. Ну, это не ДЦП. Где-то пару минут я лил в лоб холод из ладони, жар постепенно съежился и исчез.

– Полегчало, – изумленно сказала Клара. Она встала и прошлась по комнате. – Вы кудесник, Михаил! Забирайте все за шестьсот пятьдесят.

Это ты легко хочешь отделаться…

– Приступ я снял, но болезнь обязательно вернется. Если хотите исцеления, следует продолжить.

Она схватила на лету.

– Сколько?

– Янина заплатила мне пятьсот.

– Гипертония не ДЦП, – возразила Клара.

– Это так кажется, – развел я руками. – Сначала высокое давление, затем – инсульт или инфаркт. Впрочем, как хотите. Это ваше здоровье.

– Гарантия?

– А врачи ее дают?

– Они лечат бесплатно.

– Хорошо, – кивнул я. – Год. Если приступ повторится, повторю лечение бесплатно.

– Согласна.

– Присядьте! – я указал на диван рядом с собой.

Она подчинилась. Я положил ей ладонь на голову. Так, жара нет, здесь разобрались. Нужно смотреть дальше.

– Снимите платье.

Клара даже глазом не моргнула. Через мгновение предстала передо мной в лифчике и трусиках. Красивое белье, себя не обижает. Я вновь указал на место рядом с собой. Она села. Я положил ладонь чуть ниже двух чашек бюстгалтера. При гипертензии первым делом нужно смотреть сердце, а оно находится не там, где большинство считает. Между легких, над мечевым отростком. Секунда – и над телом женщины появилась картинка: трепыхающееся сердце и ведущие к нему артерии и вены. Так… Этот сосуд явно не в порядке. Да и левое предсердие…

– Сейчас будет холодно, потерпите.

Привести в норму сосуд и сердце стоило усилий, но оказалось легче, чем с ДЦП. Интересно, почему?

– Готово.

Клара встала и прошлась по комнате.

– Хм! – сказала удивленно. – Вы волшебник, Михаил! Словно десять лет сбросила. Мужика, что ли, завести?

Она подмигнула. Нет, уж! Мне столько не выпить. Я выразительно потер большим пальцем правой руки об указательный и средний. Она вздохнула, подошла к дивану и накинула платье.

– Вам вещами или деньги?

– Вещи. Для начала платье, как у вас. Рост 165, размер пятидесятый.

Надо что-то Гале привезти, иначе заклюет.

– Что еще?

– Мне – джинсовую рубашку с коротким рукавом и пару футболок.

– Одну, – возразила Клара. – Платье двести пятьдесят, батник и футболка – двести.

– Хорошо, – кивнул я. Наверняка объегорила, но торговаться не хотелось. Без того дешево досталось – не вагоны разгружал.

Из квартиры Клары я вышел в новом прикиде: джинсовый костюм, футболка, сандалеты. Во дворе выбросил в мусорный контейнер старую одежду и туфли. Вот бомжи обрадуются! Что? В СССР не было бомжей? Не смешите мои шузы! Термин появился в милицейских протоколах – «без определенного места жительства». Сокращенно – БОМЖ.

– Ни фига себе! – сказала Галя, когда я предстал перед ней по возвращению. – Это ж сколько ты отдал?

– Ерунда! – махнул я рукой. – Исцелил фарцовщицу от гипертонии, она и расщедрилась. Держи! – протянул ей красочный пластиковый пакет, который отжалела Клара. – Платье для тебя. Рубашка – мне.

Жена цапнула пакет и выхватила из него платье.

– Клеш! – взвизгнула, расправив джинсу. – Миша! Я тебя люблю!

Она убежала в зал. Обратно явилась уже в новом платье и закрутилась перед зеркалом в прихожей. М-да, следовало брать на размер больше. Джинсовая ткань плотно обтянуло рыхлое тело жены, обозначив складки по бокам.

– Не жмет? – поинтересовался я. – Может, продадим?

– Что ты? – испугалась она. – В самый раз. Если что, намочу, и похожу, пока не высохнет. Завтра на работу в нем пойду, а то в кофте жарко. Девки обоссутся! Ты у меня просто золотой, Миша! Чтобы мне кто-то столько даром дал!

Не совсем даром, конечно, но резон есть. Только у меня снова три рубля в кошельке, а просить деньги у жены не хочется. Может рано стал шиковать? Словно отвечая на этот вопрос, зазвонил телефон. Я снял трубку – Маша.

– Два клиента на завтра, – сообщила деловито, – мальчик и девочка. Шесть и девять лет, без олигофрении. Пишите адреса и телефоны.

Я взял ручку и занес в тетрадь продиктованные ею данные.

– Про деньги говорила?

– Да, – ответила она. – Согласны. Объяснила: платят за результат. Попросила позаботиться о транспорте: к девяти за вами приедут.

– Умница! – похвалил я.

Она довольно засмеялась.

– Мама просила передать вам спасибо. Сами знаете, за что.

Я положил трубку на аппарат.

– Что? – спросила жена.

– Будут тебе деньги, – сказал я. – Покормишь?

– Да, – кивнула она. – Приготовила. Котлеты с картофельным пюре.

А жизнь, кажется, налаживается…