Текст книги "Малахольный экстрасенс. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Анатолий Дроздов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Подумав, я сорвал пробку-бескозырку с одной из бутылок и набулькал полный стакан. Надо отметить первый день моего пребывания в новом мире и первые успехи. Заодно повод не ложиться в постель к жене – Галя не любит запах перегара. Переночую на диване, так лучше. Я привычно выдохнул и влил водку в горло. Крякнув, зажевал корочкой, вытащенной из хлебницы. С почином тебя, Мурашко! И с возвращением…

Глава 3

Разбудил меня звонок. Громкий и пронзительный, он ударил по голове словно обухом. Кого принесло, мать его перетак! Я вскочил с дивана, выбежал в прихожую и только там понял: телефон! Стационарный. В той жизни я от него отказался: зачем, если есть мобильный? Сейчас сотовой связи нет. Проводной телефон считается за счастье: многие ждут своей очереди годами. Нам повезло, что рядом с домом построили АТС…

– Алло! – рявкнул я, сняв трубку.

– Михаил Иванович? – спросил женский голос. – Я правильно попала?

– Смотря какой Михаил вам нужен, – буркнул я.

– Тот, который экстрасенс, – уточнила собеседница.

– Типа он, – не стал скромничать я.

– Ваш номер мне дала Тамара Синицкая, – обрадованно заговорила женщина. – Говорит: излечили от ДЦП ее дочь.

– Было, – я зевнул.

– Разбудила? – стушевалась женщина. – Извините. На часах десять, подумала, что уже можно. Мне перезвонить?

– Не стоит, – отказался я. – Все равно встал. Что у вас?

– ДЦП у сына.

Кто бы сомневался…

– Сколько лет мальчику?

– Семь.

– Тамара говорила, за какие случаи я берусь?

– Да. У нас будет посложнее, хотя олигофрении нет.

– Хорошо. Как вас зовут?

– Янина Станиславовна. Можно без отчества, я еще не старая.

– Диктуйте адрес…

– Можете взять такси, – сказала она, закончив. – Оплачу.

– Такси еще поймать надо… – вздохнул я. – Вы куда-то спешите?

– Нет, – смутилась она. – Просто…

Подгорает. Услыхала от Тамары и забила копытом.

– Буду после двенадцати, – сказал я и повесил трубку.

М-да, с транспортом нужно решать. Если дела пойдут, заманаюсь на троллейбусе ездить. Купить машину? Денег нет, прав – тоже. В той жизни я сел за руль после сорока лет. Денег не хватало, да и нужды в машине не имелось – в Минске хорошо развит общественный транспорт. Но потом сошлись с Инной, а у нее оказалась дача, унаследованная от родителей. Десять остановок на электричке и еще четыре километра пешком… После первого сезона я поскреб в затылке и записался на курсы водителей. Получив права, купил машину – «жигули», «шестерку». Обошлась в полторы тысячи долларов – больше на тот момент не имелось. Перед продажей машину нафуфлили, чтобы сбыть лоху, вроде меня. «Шестерка» больше ремонтировалась, чем ездила, но все равно стало лучше, чем электричкой добираться. Через год я это угребище продал, и купил «опель». В этот раз деньги были: повезло с одной халтуркой…

С такси здесь засада – машин мало как в парках, так и в частной собственности. Купить автомобиль для советского человека – счастье, второе по значимости событие после квартиры. Над своими авто трясутся. В той жизни я снимал комнату у рабочей семьи. Они долго ждали своей очереди на «москвич». Наконец свершилось, и хозяин под вечер пригнал «четыреста двенадцатый». Ночевать остался в машине: вдруг кто-то нехороший угонит его «ласточку» или, упаси Боже, открутит и утащит колеса? Новые-то не достать. Назавтра хозяин попросил меня помочь поставить гараж – стальной, сборный. С местом он договорился – за забором гаражного кооператива, где стояли такие же бидоны. Мы крутили гайки до ночи – хозяину помогали еще двое знакомых. Справились, обладатель «москвича» был счастлив.

Конкуренции за пассажиров здесь нет, таксисты и «бомбилы» ведут себя нагло. Это не в моем времени: хочешь «убер», хочешь «яндекс» или чисто белорусский: «семь, семь, восемь, восемь, мы вас за бухлом подбросим!»[9]9
  Пародия на рекламу известного в Минске оператора такси «7788».


[Закрыть] Ладно, подумаем. Я вернулся в зал, собрал и сунул в ящик дивана постель, затем не спеша и с чувством проделал армейский комплекс утренней зарядки – научили на офицерских сборах. Молодое, сильное тело легко приседало, наклонялось, отжималось от пола. Шик, блеск, красота! Только ради этого стоило возвращаться. В той жизни к пятидесяти у меня отросло брюхо, достать в наклоне кончиками пальцев пол стало невозможно. Здесь же – запросто, да еще ладошками.

Я сходил в ванную, принял душ и побрился обнаруженной за зеркальными дверцами шкафчика «Микмой»[10]10
  Популярная в СССР марка электробритвы. Аналог немецкого «Брауна».


[Закрыть]. На кухне позавтракал творогом с ломтем батона, запив их грузинским чаем, в очередной раз мысленно обматерив производителя. Чтоб вы так жили, генецвале! От вашего веника блевать хочется.

На столе лежала записка, оставленная женой: «Мурашка, ты гад! Алкоголик!» Я хмыкнул и бросил бумажку в мусорное ведро. Вот скажите, почему заурядная девочка из деревни считает себя принцессой? Внешние данные никакие, поскольку не следит за собой. Расплылась, как тесто в квашне. Сколько раз просил делать утреннюю зарядку, или бегать по утрам. Лыжи ей с ботинками купил, перекладину к стене прикрутил – позвоночник растягивать, с ее спиной лучше не придумать. И что? Перекладина собирает пыль, лыжи пришлось продать за ненадобностью. Зато гонору как у английской королевы. С той понятно, а ты кто? Образование – торговое ПТУ, учиться дальше не желает. Телевизор, посиделки с соседками, шмотье – вот и все интересы. Во время бракоразводного процесса Галя поразит судью, отвечая на вопрос, есть ли у нее претензии к супругу. Знаете, что ответила? «Он книг много читает». Судья чуть со стула не упала…

Вздохнув, я сходил в зал, нашел в серванте чистую тетрадь и вернулся с ней на кухню. Взял шариковую ручку и сделал запись за номером один: «Мария Синицкая, 16 лет. ДЦП, не ходила, остальное в норме. Лечение прошло успешно». Указал адрес, телефон Томы и поставил вчерашнюю дату – 14 июня. Буду вести учет. Для чего? А зачем в поликлиниках медицинские карточки? Вдруг кому-то понадобится повторить воздействие? Как, кстати, его определить – ну, то, чем лечу? Поле, излучение? Плюнув, я решил не заморачиваться и пошел собираться. Взял портфель, с которым хожу в университет, бросил в него тетрадь, кошелек и ручку. Все, в путь!

Янина обитала в доме на Карла Маркса недалеко от Привокзальной площади. От остановки я пошел пешком. Центр города выглядел мрачновато. Непритязательные вывески магазинов, реклама отсутствует, как класс. В моем времени ее ругали, но без этих билбордов и букв на крышах домов город выглядит заброшенным. Или это во мне человек двадцать первого века брюзжит?

Дверь открыла хозяйка – молодая женщина лет тридцати. Круглое, миловидное лицо, слегка полновата. Одета в розовый халат, явно дорогой.

– Михаил Иванович? – спросила удивленно.

– Что-то не так? – уточнил я.

– Представляла вас более солидным, лет пятидесяти, – сказала она. – Голос по телефону был зрелым. А вы молодой.

– Не совсем, – пожал я плечами. – Будем лечить, или пойду?

– Извините! – смутилась она. – Проходите пожалуйста.

В прихожей я скинул туфли, поставил на пол портфель и, спросив разрешения, проследовал в ванную. Помыл руки и вернулся обратно.

– Может, чаю? – предложила Янина – похоже, ощущала неловкость за неласковый прием. – С бутербродами? Я приготовила.

– Потом, – отмахнулся я. – Ведите к сыну.

Мы вошли в зал. А неплохо люди живут! Роскошная, явно импортная секция с фарфоровыми сервизами за стеклом, телевизор «Сони» на красивой подставке, журнальный столик с мраморной столешницей и диван с высокими подлокотниками. Обтянут велюром, а не рядном, как у меня. Все импортное. На полу почти на всю комнату – ковер. Ступни утонули в мягком ворсе.

Пациент обнаружился на диване. Маленький, худенький мальчик с вывернутыми болезнью ногами и руками сидел в уголке. Лицо перекошено. Над диваном висела икона, судя по изображению, католическая. Я машинально перекрестился, уловив удивленный взгляд хозяйки квартиры. Похоже, не ожидала.

– Не ходит? – спросил я.

Янина покачала головой.

– Ест сам?

– Из ложечки кормлю.

Ну, Томка, ну, аферистка! Подсуропила. Ладно…

– Как тебя зовут, герой? – спросил я, подойдя к мальчику.

– И-и-и-ван, – промычал он с трудом.

Твою мать!

– Значит, так, Ваня, – сказал я, приседая рядом. – Сейчас тебя мы обследуем. Давай, положу на животик – мне так удобнее. Не возражаешь?

Он покрутил головой. Ну, хоть это… Я взял легонькое тельце, и примостил рядом с собой. Положил ладонь мальчику на затылок. Картинка появилась мгновенно: те же красные нити, что и у Маши. Провел руку выше – и там жар. Да еще какой! Блядь! Я убрал руку и повернулся к Янине.

– Случай сложный: поражены позвоночный столб и кора головного мозга.

– Вы сможете?..

Она не договорила.

– Попытаюсь, – пожал я плечами, – но гарантии не даю. Согласны?

– Да! – кивнула она.

– Мальчик будет ощущать холод на затылке и темени – словно положили лед. Вытерпит?

– Не беспокойтесь! – заверила Янина. – Он у нас стойкий оловянный солдатик, – глаза ее повлажнели. – Столько процедур уже прошел! Да, сына?

Мальчик в ответ что-то неразборчиво промычал.

– Тогда приступаем.

– Я могу присутствовать?

– Хорошо, – согласился я. – Только встаньте, чтобы не отвлекать. Мне нельзя терять концентрацию.

Она закивала и отошла от дивана, встав за моей спиной.

– Ну, солдатик, терпи! – сказал я и положил ладонь Ване на затылок.

Жар недовольно пыхнул, когда я обдал его холодом, затем присмирел и стал съеживаться. Интересно! Получается быстрее, чем у Маши. И усилий великих не пришлось применять. Может, дело в возрасте пациента? Запомним. Довольно быстро разобравшись с позвоночным столбом, я перенес ладонь на темя Вани, и вот тут понял, что поспешил с выводами. Жар не желал отступать, полыхая в ответ. Ах, ты, сволочь! Сука! Я усилил поток, напрягаясь изо всех сил. Ну же, ну!.. Я словно давил на резиновый мячик, но тот не поддавался, сопротивлясь. На еще! И вот так! Еще!.. Да сохни же, наконец! «Мячик» вдруг лопнул, разлетаясь угольками. Я выдохнул и стал давить их поодиночке. К тому времени, как кончился последний, у меня не осталось сил. Я убрал ладонь с головы мальчика и сполз на ковер, опершись на сидушку спиной.

– Михаил Иванович! На вас лица нет! – встревожилась Янина. – Совсем серое стало.

– Издержки профессии, – прохрипел я. – Помогите встать.

Она протянула руку. Я ухватил ее и присел на диван. Подождал, пока организм придет в норму. Вот же идиот! Зачем было так выкладываться? Можно было разбить лечение на сеансы. Куда спешил?

– Как вы? – спросила Янина.

– Вроде легче, – успокоил я. – Посмотрим пациента?

Она кивнула. Я поднял мальчика с дивана и усадил рядом.

– Как себя чувствуешь, солдатик?

– Хорошо, – выговорил мальчик. Хм, почти чисто.

– Вытяни вперед руки.

Он расправил свои скрюченные грабельки и поднял до уровня плеч.

– Коснись указательным пальцем носа. Сначала одной рукой, затем второй.

Он послушался. Однако пролет – моторика отсутствует.

– Еще!

В этот раз почти получилось – Ваня ткнул себя пальцами в щеку.

– Повторяй!

Мальчик стал, чередуя руки, тыкать себя пальцами в лицо. Где-то на десятом повторении стало получаться – угодил в нос. Я поднял взгляд на Янину. Та стояла, засунув кулак в рот, глаза – по пятаку. Вот и правильно, молчи.

– Хватит, Ваня! – остановил я мальчика. – Давай попробуем встать.

Я спустил ребенка на ковер. Поставил и отвел руки в стороны, готовясь при падении подхватить. Мальчик неуверенно оперся на тонкие ножки, пошатался и сделал шажок. Покачнулся – второй.

– Хватит! – Я подхватил его подмышки и усадил на диван. – Не позволяйте ему много ходить, – сказал Янине. – Мышц почти нет, связки и суставы не готовы. Так и травму недолго получить. Посоветуйтесь с врачом, он определит нагрузки. Я свое дело сделал.

– Михаил Иванович! – Янина прижала руки к груди. – У меня нет слов…

Эмоции, которые бушевали на ее лице, слов не требовали.

– Вы кудесник! – наконец выпалила она.

Типа того. А что? Самому нравится.

– Вы там говорили про чай? – напомнил я.

– Конечно, конечно! – заспешила она. – Все на кухне. Сами заварите? Хочу побыть с Ваней.

Ради Бога! Я кивнул и отправился на кухню, где обнаружил на столе тарелку с бутербродами, чашки, заварной чайник и сахарницу. А неплохо здесь живут! Бутерброды с красной икрой и сыровяленой колбасой. Страшный дефицит в СССР, если кто не в курсе. И кухонный гарнитур явно не советский. Я взял красочную жестяную банку, стоявшую на шкафчике, снял крышку. Чай! Крупный лист, черный. Ох, и оторвусь!

Чайник на плите успел остыть, я включил газ и подогрел его, сняв с огня перед закипанием. Ополоснул горячей водой заварник, бросил в него пару ложек чая, залил и закрыл крышкой – пусть настаивается. Сам тем временем приступил к бутербродам. Вкусно, блин! Или это я проголодался? Расправившись с третьим бутербродом, напустил в чашку кирпично-красного настоя, добавил воды из чайника. Сахар сыпать не стал – испортит вкус. Отхлебнул – божественно! Люблю хороший чай – черный и зеленый. ТАМ я покупал его в специализированной лавочке торгового комплекса. Стоил дорого, но денег не жалел – не так много радостей у пенсионера.

Я доедал последний бутерброд, когда в кухню вошла Янина.

– Спит! – сказала в ответ на мой вопросительный взгляд. – Устал – слишком много впечатлений. Ходить рвался – еле удержала. Так он пальчиками нос доставал. Уже почти без ошибок… – голос ее дрогнул. – Михаил Иванович, не могу поверить! Кому только Ваню не показывали! Все один голос: безнадежно. А вы просто сели рядом, положили руку на голову…

Она всхлипнула.

– Было нелегко, – уточнил я. – Тяжелый случай.

А то! Если «просто», незачем платить. Нет уж! У меня последняя пятерка в кошельке…

– Понимаю, – закивала Янина. – Вот! – Она извлекла из кармана и выложила на стол стопку банкнот серо-фиолетового цвета. Двадцатипятирублевки… – Здесь пятьсот. Дала б больше, но сейчас нет – потратились на мебель. Не обессудьте.

Сомневаюсь, что нет – деньгами в квартире просто пахло. Ладно, не будем привередничать. Я сгреб купюры и сунул их в карман брюк.

– Могу я попросить? – спросил Янину.

– Что? – насторожилась она.

– Чаю, – я указал на жестянку. – Просто замечательный. Никогда подобного не пил.

Янина подошла к шкафчикам и, открыв дверцу верхнего, достала жестяную банку.

– Вот! – поставила передо мной. – Муж из-за границы привозит.

Понятно, откуда тут деньги…

– Благодарю! – кивнул я, сходил в прихожую и принес портфель. Достал из него тетрадь с ручкой. – Фамилия мальчика? Ваш телефон?

Она послушно продиктовала. Я записал, черкнув после пометку: «0,5 К». В этом времени не поймут, сам же буду знать. Социализм – это прежде всего учет, как учили нас на лекциях. Янина наблюдала за мной с уважением во взоре. Знай наших! Это вам не какой-то там Чумак из телевизора. У него – лохотрон, у нас – солидно…

К вокзалу я шагал в отличном настроении. Город не казался более мрачным. У меня вновь получилось! Плюс денег заработал. Хм! Янина, не желая того, установила тариф на мои услуги. Прежде понятия не имел, сколько просить. Пятьсот рублей – сумма немаленькая для советского человека, но не запредельная. У многих на счетах в сберкассах тысячи лежат, которые сгорят после гайдаровских реформ. Деньги тратить не на что: товаров мало. Квартиры большей частью бесплатные, за автомобилями и мебельными гарнитурами очереди. Уже и за телевизорами появилась – в перестройку разметают все мало-мальски ценное. Народ нижней чакрой чувствует: на страну надвигает песец – большой и лохматый. Не у всех, конечно, денег много, но на лечение найдут. И не надо считать меня рвачом! Это выгодная инвестиция. Заплатив раз, избавляешься от расходов в дальнейшем. Не нужно никуда ребенка возить – сам сходит, матери детей найдут приличную работу. Сейчас они выбирают ту, что дает возможность ухода за больным, а на такой платят мало. Многие вовсе на пенсии сидят. Заплати – и будешь жить обычной жизнью. Это, между прочим, великая ценность. Понимаешь, когда потеряешь…

Выйдя на Ленинградскую, я прошагал мимо комплекса зданий БГУ. В будущем здесь возведут новый корпус, территорию облагородят. Зайти, что ли, в отдел кадров, написать заявление об увольнении? Оставаться в университете я не собираюсь. Нет, глупо. Заявление не возьмут – отправят к декану за визой, а тот, полагаю, в отпуске. Вернется к вступительной кампании. Да и некуда спешить. На кафедру не дергают, через неделю уйду в отпуск – аж до конца августа. Хотя предупредить стоит, не то выйдет подлянка. Где найти преподавателя накануне учебного года? Позвоню – на факультете ко мне относятся хорошо. Пусть ищут замену…

Из троллейбуса я вышел за две остановки до своей. Следовало заняться приготовлением еды, Галя, похоже, на нее забила. Я зашел в овощной магазин, купил картошки, свеклы, лука и томатной пасты. Свалил покупки в авоську, предусмотрительно захваченную с собой. Ассортимент в магазине удручал: ни тебе свежих огурцов, ни помидоров, ни фруктов. Чеснока и того нет. Картошка и свекла вялые, томатная паста в литровой банке – меньше не нашлось. Кто-нибудь еще будет рассказывать про замечательные продукты в СССР?

Уходя из дома, я достал из холодильника говядину и оставил в миске на подоконнике. В первой половине дня сюда светит солнце. Как иначе разморозить? Печек СВЧ здесь нет. Пока ездил, мясо оттаяло. Я помыл кусок, срезал мякоть, косточку с остатками говядины бросил в воду и поставил вариться. Сделаю борщ. Из мякоти – гуляш, перец и лавровый лист имеются. Хорошо бы забомбить мясо по-аргентински, но где взять сладкий перец и другие компоненты?

С готовкой провозился долго – отвык. На пенсии этим не заморачивался, благо в двадцать первом веке просто: в магазинах продается масса полуфабрикатов и готовых блюд. Кашу можно приготовить из хлопьев – дело трех минут. На худой конец есть бомж-пакеты…

Был поздний вечер, когда я завершил поварской дебют в этом мире. Теперь поужинать: бутерброды Янины давно покинули желудок. Под ложечкой подсасывало. Я налил себе тарелку борща, в другую навалил гуляша с картофельным пюре. Поставил мисочку с салатом из капусты. Рецепт последнего прост до безобразия. Капусту нашинковать, помять, чтобы пустила сок, добавить мелко порезанный лучок, соль и подсолнечное масло. Пальчики оближешь! Выставил из холодильника початую бутылки водки, выставил ее на стол, присовокупив рюмку. Последнюю наполнил до краев, с вожделением заметив, как разом запотело стекло. Ну, с Богом! Я опрокинул в рот ледяную жидкость, крякнул и заел ложкой горячего борща. Жить, как говорится, хорошо!

Я заканчивал с борщом, когда от входной двери донесся звук отпираемого замка. Спустя пару мгновений в кухню с сумкой в руках вошла Галя.

– Та-а-ак! – протянула она зловеще, поставила сумку на пол и уперла руки в бока. – Снова пьем? Совсем оборзел! Второй день подряд!

– Здравствуй, дорогая! – улыбнулся я. – Есть хочешь? Имеется борщ, гуляш с картофельным пюре, салат из капусты.

– Подлизаться решил? – прищурилась жена. – Не получится! Не знаю какой у тебя борщ, Мурашка, но все равно не прощу!

– А за деньги?

– Какие? – насторожилась она.

– Вот! – я достал из кармана и выложил на столешницу стопку двадцатипятирублевок. – Гонорар за лечение.

– Тома, что ли заплатила? – недоверчиво спросила Галя, подходя ближе.

– Другая мамочка – я сегодня ее сына исцелил. Телефон наш ей дала Тома.

Галя схватила деньги и мгновенно пересчитала. Пальцы так и мелькали. Профессионал…

– Триста рублей! – сказала потрясенно. – Наша с тобой месячная зарплата! Ой, Миша! Ты у меня такой молодец!

Какая мгновенная смена настроения! Это ты про пятьсот рублей не знаешь… А что? Уважающий себя мужчина должен иметь заначку.

– Подожди, я сейчас!

Галя чмокнула меня в щеку и умчалась, не забыв прихватить деньги. Из ванной донесся шум воды. Спустя минуту она ворвалась в кухню и плюхнулась на табурет.

– Налей мне борщу! – велела, придвигая ближе миску с салатом. – Водки тоже. Будем праздновать!

Праздновать спокойно нам не дали. Звонок в дверь, и Галя побежала открывать. Вернулась с Томой.

– Вот! – гостья водрузила на стол бутылку шампанского. – От нашего стола – вашему. Видела в окно, как Галя прошла, дай, думаю, навещу.

– Садись, подруга! – улыбнулась жена. – Миша борщ сварил, гуляш приготовил, салат даже. Отведай!

– Он еще и готовит?! – удивилась соседка, опускаясь на табурет.

– Прежде замечен не был, – хмыкнула жена. – Хорошо его молнией пиз**нуло! Миша, что стоишь? Принеси бокалы и открой шампанское! Будем праздновать.

Я сдержал готовое сорваться с губ ругательство. Раскомандовалась торговля! Да еще матерится. В гастрономе сквернословят все: от грузчика до директора, вот и эта набралась. Соседки бы постеснялась.

Сходил за бокалами, разлил шампанское, себе плеснул водки. Выпили, закусили.

– Вкусно! – оценила Тома, покончив с борщом и придвигая к себе тарелку с гуляшом. – Повезло тебе, Галя! Муж – целитель, да еще повар.

– Ну, так я того стою! – хмыкнула жена.

Соседка глянула на нее, но промолчала. Я вновь наполнил бокалы. Окончание ужина прошло в тишине – все сосредоточенно ели.

– Спасибо, Миша! – сказала Тома, отодвинув опустевшую тарелку. – Давно так вкусно не ела. У тебя талант! Я, собственно, зачем зашла? Хотела рассказать, что Маша сегодня учудила – сама из дома вышла.

– Зря, – покачал я головой. – Перед подъездом высокое крыльцо. Могла упасть. Там же ступени.

– Вот и я отругала, – вздохнула соседка. – Только толку! Говорит: за перила держалась, их ЖЭС для бабок установил. Хорошо, что обошлось. Зато довольная такая. Рассказала мне, как было. Вышла, значит, а на лавочке у крыльца бабки сидят. Дочку увидели – онемели. А та тихо подошла, села рядом и говорит: «Здравствуйте, соседки! Погода сегодня хороша. Вот погулять вышла». У бабушек глаза по блюдцу, – Тома засмеялась.

– И что дальше? – поторопила Галя.

– Ничего, – ответила Тома. – У них мову[11]11
  То есть потеряли речь. Распространенное в Беларуси выражение.


[Закрыть] отняло, так ничего и не сказали. Дочка посидела пару минут, встала и ушла.

Ну, теперь понесут по кочкам… Бабки у подъездов в этом времени заменяют интернет. Инстаграм, Фейсбук и Твиттер в одном флаконе.

– Еще Яня позвонила, – продолжила соседка. – Благодарила, что рассказала о тебе. До сих пор под впечатлением, как ты Ваню исцелил. Она его к врачу свозила. Говорит: тот в шоке. Долго удивлялся, все не мог поверить. Просил у Яни твой телефон. Она спрашивает: давать?

– Ни за что! – поспешил я.

– Почему? – удивилась соседка.

– Потому что врач первым делом спросит: как исцеляю? Я и сам не знаю. Предложат провести эксперимент. Если исцелю, возьмут в оборот: дескать продолжай, будем изучать.

– Так это ж хорошо! – воскликнула Тома.

– Для кого? Объяснить, что будет дальше? Медицинского образования у меня нет, врачом в клинику не возьмут, даже фельдшером. Максимум, что светит, должность санитара. А теперь представим, что процесс пойдет. Скоро вся страна узнает, что в Минске есть кудесник, который лечит ДЦП. СССР большой, и больных в нем детей много. Люди ломанутся в Минск. Экстрасенс же не автомат, чтобы исцелять пачками. Возникнет вопрос: кого из страждущих пропустить вперед? И кто будет это определять?

Я обвел женщин взглядом. Молчат, не сообразили.

– Отвечу: медицинское начальство. Оно установит очередь и станет ее регулировать. Многие ждать не захотят, и тут им намекнут… Сам профессор или главный врач до такого не опустятся, но ведь есть санитары, нянечки, медсестры. Быстро донесут мысль до родителей, как обойти очередь, и сумму назовут. Скажу больше: деньги, которые заплатила Яня, покажутся копейками в сравнении с теми, какие начнут драть с несчастных. Что в итоге? Дурачок за зарплату санитара будет исцелять детей, а медицинское начальство – набивать карманы.

– А вот х*й им! – воскликнула жена.

Я захохотал.

– Не подумала, – призналась соседка. – Какой ты умный, Миша!

Я такой. Жизненный опыт не пропьешь. Хорошо помню, какой кавардак творился в медицине 90-х. Это потом навели порядок. В стране появились медицинские центры, к нам стали приезжать лечиться иностранцы – даже из Израиля. Современным оборудованием оснастили клиники даже в провинции, а не только в столице. Не отказываясь от советского опыта, обучили врачей передовым методам лечения. В областных центрах делают пересадки сердца и легких, а не только почек. Когда в мир пришел короновирус, Беларусь, чуть ли не единственная страна в мире, не стала вводить карантин. В нем просто не было нужды: хватало коек, врачей и аппаратов ИВЛ. Незадолго до моей смерти австрийцы изумленно написали: Беларусь при таком же населении, не вводя локдаунов и не закрывая границ, потеряла от ковида меньше людей, чем богатая Австрия…

– Кстати о деньгах, – продолжила Тома. – Я тебе так и не заплатила. Хочешь, попрошу у родителей? Они дадут.

– Нет! – отрезал я. – Уже обсудили. Ты мне помогаешь, сводя с родителями больных детей.

– За этим тоже зашла, – сказала соседка. – Есть у Яни знакомая с больным сыном. Мальчик, двенадцать лет, ДЦП, не ходит. Яня рассказала ей про тебя, женщина согласная. Сколько заплатить знает. Поможешь?

– Попытаюсь, – ответил я, – но гарантий не даю. Если не получится, платить не надо. Так и скажи.

– Поняла, – кивнула соседка. – Только…

– Что?

– Яня говорит: она очень богомольная. После того как сын с ДЦП родился, ударилась в веру. По монастырям ездила, все мощи перецеловала, сына к ним прикладывала. Не помогло, но она верит. Спрашивала у Яни, чьей силой ты лечишь? Божеской или бесовской?

– Если для нее это так важно, пусть не звонит, – пожал я плечами. – Монастырей в стране много, и мощей в них хватает.

– Не говори так, Миша! – насупилась соседка. – Яня говорит: женщина хорошая, работящая. На дому платья шьет, клиенты в очереди стоят. Но со здоровьем сына не повезло, как у нас с Машей. Мужья нас бросили, алиментов не дождешься. Мой, как укатил на севера, так ни слуху, ни духу. Повезет – денег пришлет, не захочет – ищи его! У той женщины аналогично. Что тебе до ее веры?

– Ладно, – кивнул я. – Помогу.

Знать бы тогда, с чем столкнусь! Только я не пророк. Вечер завершился томно. Мы допили шампанское и водку из початой бутылки. Я открыл следующую. Понесло Остапа. Так и алкоголиком стать можно. Набрались все. Даже Галя, а она, к слову, не любитель. Мне пить тоже не мешала – вот что триста рублей животворящие делают! Вечер завершился в постели, где я под влиянием алкоголя прочитал супруге главы из Камасутры. В смысле, показал на практике. Ей понравилось, мне – тоже. Молодое тело требовало разрядки, и я ее получил.