Текст книги "Смок - боевой змей"

Автор книги: Анатолий Дроздов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Горыня поклонился. Святослав, отпустив тысяцкого, направился в дальний покой. Остановился в дверях. Красивая, строго одетая дева сидела за столом и читала свиток. Князь некоторое время молча любовался ею, затем неслышно подошел. Увлеченная чтением, дева заметила князя, когда он стал рядом.

– Тато!

Святослав привлек вскочившую дочь, чмокнул в атласный лобик.

– Все чтешь, ладо? – Святослав заглянул в свиток. – Часослов? Опять?

– Влечет меня, тато, слово божье.

– Лучше б вышивала! – вздохнул Святослав. – Ты ж не монашка!

– Хочу ею быть!

– Такую красу да под схиму! – Князь укоризненно покачал головой. – Замуж тебе надо, Софьюшка! Заневестилась – семнадцатый годок.

– Не хочу! – потупилась дочь.

– Все девки замуж хотят! – не согласился Святослав. – Другой отец давно отдал бы, только мы с матерью не можем с кровиночкой, ненаглядной нашей, расстаться. Любим тебя, Софьюшка!

– И я вас люблю!

– Ишь, какая! – продолжил князь, гладя дочь по голове. – Ласковая! Не позволю зятю обижать! Никому не отдам!

Софья довольно засмеялась и чмокнула отца в бороду.

– Почитай мне псалом Давидов! – сказал князь, садясь на лавку. – Мой любимый.

Софья пошелестела свитком.

– Благословен Господь, твердыня моя, научающая руки мои битве и персты мои брани, – начала звонко, – милость моя и ограждение мое, прибежище мое и Избавитель мой, щит мой, – и я на Него уповаю…

Святослав слушал вдохновенное слово пророка, внимая каждому слову. А когда Софья дошла до«…блесни молниею, и рассей их; пусти стрелы Твои и расстрой их…», князь присоединился, вторя слегка осипшим, но крепким голосом…

13

.

Повозка, управляемая смуглолицым монахом, подкатила к воротам Белгорода. Стражник в потертом куяке скользнул ленивым взором: мышастый мерин в ременной упряжи, несколько пустых корзин и бочек на повозке. Отец-келарь из ближнего монастыря послал служку за припасами. Стражник махнул рукой, и повозка вкатила в ворота.

Артемий, миновав стражу, усмехнулся. Дикие люди русы! Город готовится к войне, а чужого впускают за стены, даже не спросив. В представлении русов надеть рясу, если ты не монах, невозможно – грех! Самому монаху, ясное дело, в представлении русов стать лазутчиком Бог не велит. Удивительно, как славянам удавалось держать в страхе Византию? Разве что свирепостью в бою и презрением к смерти. Эти бы качества подданным Ромейской империи! Никто не смел бы покуситься на ее границы. Остальное в империи есть: золото, оружие, знания, искушенность в интригах и умение вести тайные войны… Артемий внезапно подумал, что у богатых да ученых не может быть свирепости в бою и презрения к смерти. Им есть что терять. К примеру, прикажи ему Дионисий убить Святослава… Княжеские гридни обыскали гостей, но тонкий стилет, скрытый в поясе Артемия, не заметили. Незаметно достать, прыжок – и хруст пробиваемого горла… Это был бы последний прыжок Артемия. Гридь следил в приоткрытую дверь – мигом подлетел бы и зарубил. Или, что того хуже, оглушил и оттащил в пыточную – мучить. Он пошел бы на верную смерть? Артемий подумал и решил: нет. Дионисий не единственный епископ на Руси. Многим нужны люди, умеющие выдать себя за монаха, слугу, воина, или купца из далекого Царьграда, как русы зовут родной Константинополь. В самом Константинополе такие люди тоже нужны. Но Артемию в столицу дороги нет. Одно знатное и богатое семейство до сих пор ищет убийцу сына. Юного Димитриса зарезали, когда он в сопровождении слуги направлялся на свидание к женщине, к которой, по мнению заказчика, Димитрису ходить не следовало. Обманутый муж хорошо заплатил, Артемий сделал свою работу, но кто знал, что слуга выживет?.. Хорош был удар – снизу в печень, но трусливый слуга надел под одежду кольчугу. Следовало добить, но к ним, привлеченная криками, бежала стража…

На Некрасе тоже была кольчуга. Артемий на такое не рассчитывал, поэтому вместо трехгранного стилета, разрывающего железные кольца, взял широкий нож. Хорош был нож, дамасской выделки, кольчугу пробил, но в глубь тела не пошел. Второй замах Артемий сделать не успел: мерзкая тварь прыгнула на круп коня. Прокусила руку, располосовала когтем лицо. Артемию удалось тварь стряхнуть, а испуганный конь понес так, что вои Некраса отстали. Дионисий не заплатил за работу, хотя следовало компенсировать увечье. На правой руке пальцы гнутся плохо, приходится все делать левой. Хорошо, что он одинаково владеет руками…

На торгу Артемий оставил повозку у коновязи, взял пустые корзины и пошел по рядам. Валил с возов репу, поздние, уже последние, огурцы, яблоки, хлеб… Не торговался – за все платил Дионисий. Вернее те, из Константинополя, которые велели сыскать и убить… Обрадованные торговки охотно заводили разговор с увечным слугой Божьим, скоро Артемий знал, что следовало. Красавицу в медовом ряду он разглядел сразу. Пшеничные волосы, голубые глаза, полная грудь… В маленьких ушках – золотые серьги местной работы. В Константинополе этой русской за одну ночь подарят десять номисм. Здесь поставили торговать. Не умеют русы ценить свое достояние! Некрас, впрочем, оценил…

Артемий степенным шагом подошел к торговке.

– Ты Улыба? – спросил строго.

– Я, отче! – ответила торговка, глядя с любопытством.

– Бают, варишь лучший мед в Белгороде?

– Спытай! – Улыба протянула кружку.

Артемий принял и глотнул. Медовая брага, сдобренная ароматной травой. Гадость! Сейчас бы глоток густого золотистого вина с Крита! Как можно пить это пойло? Но, что бы ни думал Артемий, свои мысли оставил себе. Осушил кружку до дна и вернул, причмокнув.

– Добрый мед! Много у тебя?

– Здесь корчага. Дома три бочки.

– Заберу все!

– В монастыре нет меда? – удивилась Улыба.

– Старый кончился, новый еще не поспел, – пояснил Артемий. – Игумен гостей ждет.

«Три бочки меда! – ахнула про себя Улыба. – Да это…»

– Две гривны! – выпалила она, ожидая, что странный монах начнет яростно торговаться.

– Две так две! – согласился монах. – Собирайся! Мне до темна наказали воротиться.

Улыба торопливо погрузила корчагу на повозку монаха (тот помог), и они поехали в посад. Свою повозку Улыба оставила на торгу. Хватит времени вернуться, тороватого покупателя упускать не след. Доехали скоро. Улыба заперла ворота и повела монаха в дом. Там покупатель аккуратно отсчитал серебро, подвинул сверкающую горку к хозяйке.

– Проверяй!

– Все верно! – замахала Улыба руками. – Я видела. Погоди, счас людей кликну! Служанку выгнала, совсем дерзкая стала, приходится самой.

– Зачем нам люди?

– Бочки на повозку закатить.

– Не нужно их катить!

– Не понимаю тебя! – удивленно сказала Улыба.

– Присядь, хозяюшка! – сказал монах, улыбаясь. Тонкие губы раздвинулись, показав острые белые зубы. Искалеченная шрамом щека пошла складками, лицо гостя стало жутким. Горло Улыбы перехватил страх. Какой чудный монах! Что ему надобно? Она сама не заметила, как ноги ее подогнулись, и тело безвольно опустилось на скамью.

– Бают, жила с княжьим сотником? Некрасом?

Улыба помедлила и кивнула.

– Вот это, – гость кивнул на кучку серебра, – а также мед твой останутся тебе, если поведаешь.

«Господи, кто он? – лихорадочно думала Улыба. – От кого пришел?» Она хорошо запомнила ту ночь, когда прогнала Некраса, и за воротами закричали люди. Она выбежала, увидела мертвую кобылку, убитого половца, лужи крови… Улыбе стало муторно, служанка увела ее в дом. Под утро к ней приехал сам Светояр, долго расспрашивал о Некрасе, а после велел молчать. Наказал, буде кто выведывать о Некрасе, не медля, доносить лично ему. Дождалась, выведывают. Закричать, побежать из избы? Можно успеть. А ежели нет? Такой зарежет и глазом не моргнет…

– Что хочешь знать? – хриплым голосом спросила Улыба.

– Как он выглядел?

«Знает! – поняла Улыба. – Сказал: «выглядел», а не «выглядит». За мертвого убивать не будут».

– Высокий, стройный, жилистый, – стала перечислять Улыба. – Волосы русые, глаза большие, синие…

– Шрамы у него были? – перебил гость.

– Несколько. На руках и груди.

– На груди? – заинтересовался гость.

– Как раз напротив сердца. Свежий шрам, розовый.

– Это он!

Гость встал и перегнулся через стол:

– Где Некрас? Говори?

– Господи! – отшатнулась Улыба. – Нет его! Сгорел!

– Где?

– В конюшне, со смоком своим. Колпаки Великого на них напали.

– Сама видела?

– Не пустили. Никого близко дружинники не подпустили, – Улыба заплакала. Больше от страха, чем от горя. – Не дали косточки милые самой похоронить. Дружинники землей пепелище забросали, до сих пор запрещают ходить туда. Сторожа там. Мне велели молчать.

– Не велика беда, что рассказала! – усмехнулся Артемий. – Серебро заслужила.

«Светояру расскажу, еще даст!» – злорадно подумала Улыба.

– Ладно, хозяюшка! – сказал Артемий, расстегивая пояс. – Поговорили и хватит. Разбери постель, отдохни с гостем. Приласкай убогого!

– Ты!..

Улыба не закончила. Все так же хищно скалясь, гость вытащил из-за пазухи и положил на стол длинный нож. Затем сдернул ее с лавки и бесцеремонно толкнул к постели. Улыба, онемев, шла чуть живая. Видя это, Артемий сам стащил с нее поневу, рубаху, сунул лицом в матрац и навалился сзади. Пока хищник насыщался, Улыба тихо плакала. Насильник не обращал внимания. Когда ряженый монахом тать со стоном отвалился в сторону, Улыба попыталась встать. Артемий сжал ей горло железными пальцами.

– Куда?

– Подтереться.

– На! – Артемий подобрал и кинул ей рубаху. – Лежи!

Когда сила вернулась, Артемий перевернул Улыбу на спину и задрал ей ноги. В этот раз он не спешил, утолял страсть с толком. Проклятая баба лежала колодой и продолжала всхлипывать. «С Некрасом, небось, было не так!» – зло подумал Артемий. Эта мысль привела его в ярость. Артемий охватил пальцами белое горлышко женщины, сдавил. Улыба захрипела и задергалась, пытаясь сбросить насильника. От ее судорожных метаний, волна наслаждения пробежала по телу Артемия, он не разжимал пальцев, пока Улыба не затихла. К тому времени насильник получил свое. Подернув плечами от последней судороги, Артемий вытащил золотые серьги из ушей мертвой женщины, бросил их в кучку серебра, затем аккуратно пересыпал добро в кожаную калиту. «Дионисию, скажу, что подкупил княжих слуг, – подумал, привязывая кошель к поясу. – За добрую весть еще серебра отсыплет. И серьги у бабы дорогие…»

Отворив ворота, он степенно выехал на улицу. Не поленился, сходил и затворил ворота изнутри. Чем позже заглянут в дом, тем лучше. У городских ворот все тот же стражник проводил равнодушным взглядом груженую телегу. Отъехав от Белгорода верст пять, Артемий загнал повозку в кусты и выпряг мерина. Достал из-под соломы хорошее кожаное седло, умело заседлал мышастого. Вскочил на мерина и погнал его малоезженой лесной тропой. Артемий не боялся заплутать. Этот путь он знал, а за лесом его ждали…

14

Некрас вернулся не один. Вместе с ним во двор въехал десяток всадников, отчего у маленькой избы стало тесно.

– Где смок? – спросил Олята, забыв поклониться.

– Здесь! – успокоил Некрас. – Спит в пещере.

Выбежавшая на шум Оляна поднесла Некрасу кружку меду. Тот выпил, крякнул и вернул кружку.

– Еще есть? Я с друзьями.

– Сбегаю к Ждану, – засуетился Олята. – А Оляна кашу сварит.

Когда Олята вернулся с двумя полными горлачами (отдал Ждану ногату, не торгуясь) и караваем под мышкой, гости сидели за вытащенным из избы столом. Умытые, посвежевшие. Оляна хлопотала у очага, помешивая варево деревянной ложкой. Олята поставил горлачи на стол. Кружок было только две, они сразу пошли по кругу. Олята подал на рушнике каравай и остатки окорока, гости вытащили ножи. Каждый привычно отхватывал ломоть пшеничного, кус ветчины, жадно жевал. Олята разглядывал ватагу. Гости были при оружии, их суровые, выдубленные солнцем лица, покрывали шрамы. Шрамы виднелись и на бритых головах. Летами мужи были подстать Некрасу, только один выделялся обильной сединой в бороде.

Замоченная с вечера, дробленая пшеница поспела быстро. Олята поставил на стол горячий котел, гости достали из-за голенищ деревянные ложки, стали есть обжигающее варево.

– Чего, стоишь, отрок? – спросил седой, глянув на Оляту. – Ложки нету?

– Сесть негде.

– Подвиньтесь, друзи! – сказал седой. – Хозяин голодным останется.

Сидевшие рядом вои освободили краешек скамьи, Олята достал ложку, и потянулся к котлу. Ели молча, ожесточенно дуя на горячую кашу. После того, как котел опустел, Оляна прибрала его и поставила на стол горлач молока. Вои, разглядев, заулыбались.

– Мы ж не дети! – скаля зубы, сказал один из воев, помоложе.

– Кислое есть? – спросил седой.

Оляна сбегала в избу, принесла другой горлач. Седой налил в кружку кислого молока, с удовольствием выпил.

– Им не давай! – сказал, возвращая кружку. – Ишь, зубы скалят! С утра ножки расцеловали бы за молоко, а когда брюхо набито, нос воротят.

– Такой красавице я всегда расцелую! – сказал зубоскал.

Вои захохотали. Оляна покраснела и убежала в избу.

– Спасибо хозяевам за угощение! – сказал Некрас, вои встали и поклонились отроку. Олята смутился. Некрас положил ему руку на плечо. – Это меньшой друг наш, Олята, – сказал он. – Годами мал, да ловок – двух Колпаков сулицами заколол. – Во взглядах воев Олята прочитал удивление и уважение. – Скажите ему, кого как кличут.

Вои по очереди сказали имена, Олята от волнения запомнил не все. Отложилось, что седого зовут Малыга, а зубоскала – Брага. Каждый вой, называя свое имя, вставал и кланялся Оляте, отрок робко кивал в ответ. Олята понимал, что происходит какой-то обряд, очень важный, но не знал, как себя вести. К счастью, все быстро закончилось.

– Отдохнем чуток! – сказал Некрас, и гости с удовольствием повалились на мягкую траву у ограды. Не расседланные кони щипали ту же травку, некоторые тыкались мягкими губами в лица хозяев, выпрашивая подачку, хозяева отмахивались. Некрас поманил Оляту, и они сели за стол.

– Как жили? – спросил Некрас.

Олята в двух словах рассказал о событиях последних дней. Некрас кивал головой, слушая. Оотрок думал, что Некрас заругается, узнав об отданных в тягло конях, но тот одобрил:

– Смерда все обдирают: князь, бояре, тиун… Доброе дело сделал, не забудут.

Олята, робея, завел речь о добыче.

– Ватага должна решить! – сказал Некрас. – Тащи все!

Пока Олята таскал из избы сабли, ножи, седла, сапоги, вои вновь расселись вкруг стола. Каждая сабля была извлечена из ножен и рассмотрена, каждое седло проверено, даже сапоги ощупаны. В завершение Олята высыпал из тяжелого кошеля серебро, сверху положил золотые монеты. Деньги трогать не стали, просто кивнули, соглашаясь со счетом Оляты.

– Как думаешь делить? – спросил Некрас.

– Не ведаю ваших обычаев, – смутился Олята.

– Обычаи простые, – сказал седой Малыга. – Кто добычу взял, тот и владеет. Потом, коли хочет, может одарить друзей. А не хочет, никто не попрекнет. Кто добычу брал?

– Я и Некрас.

– Вот и делите меж собой.

– Некрас трех Колпаков убил, – сказал Олята.

– Четырех! – поправил Некрас.

– На четвертом добычу не взяли! – возразил Олята.

Вои засмеялись.

– Смышленый отрок! – сказал Малыга. – Казну можно доверить – не просчитается.

Олята насупился.

– Некрасу трое коней, мне два, – сказал сердито. – Ему три меча, мне два. Серебро и злато делить также. Поскольку Некрас больше убил, пусть выбирает, что взять, первым.

– Молодец! – одобрил Малыга. – По совести.

Другие вои к удивлению Оляты закивали.

– Я бы взял коней и мечи, – сказал Некрас, подмигивая ватаге, – а тебе – серебро и злато.

– Не! – возразил Олята. – Конь гривну стоит и меч гривну. Серебра и злата меньше.

– Не обманешь! – захототал Малыга.

– Тогда так, – сказал Некрас. – Свою долю дарю другу моему Оляте, который мне и смоку жизнь сберег. Пусть владеет!

Ватага притихла. Все, как один, смотрели на Оляту. Ошеломленный словами Некраса, Олята понимал, что от него чего-то ждут, но не находил слов. Отрок растерянно глянул в сторону и увидел Оляну. Сестра смотрела на него, не отрываясь, и Олята вдруг понял.

– Возьму коня для сестры, – сказал тихо, – меч себе. Серебра сестре на приданое, – Олята зачерпнул из кучки. – Остальное – новым друзья моим.

– Что я говорил! – вскричал Малыга. – Ай, да отрок! Ай, да друг!

Остальные вои одобрительно зашумели.

– Сам тебе выберу, лучшую! – продолжал Малыга, беря со стола саблю. – И коня, как пригонят!

– Научишь мечом владеть? – спросил Олята, краснея от удовольствия.

– Отчего ж не научить? – сказал Малыга. – Часу у нас много…

* * *

Часу и в самом деле оказалось много. Олята думал, что Некрас с ватагой пойдут в Белгород, но тот которотко ответил: «Не время». Ватага перебралась из веси на берег реки, где в пещере жил смок. Вои поставили шалаши и зажили становищем. По утрам назначенные дежурные вытаскивали из протоки верши с рыбой, кормили смока, себе варили уху и кашу. Хлеб, мясо, крупу и другие припасы привозила Оляна. Из коней Колпаков Малыга выбрал ей соловую кобылку, резвую и смирную. Оляна с удовольствием скакала на ней, сжимая бока лошади белыми, голыми ногами. Оляте это не нравилось: в становище жили мужи, почти сплошь молодые, а тут девица ноги кажет… Олята заикнулся насчет портов, но сестра слушать не стала.

Сам Олята перебрался к ватаге. Хотелось стать своим среди новых друзей, да и постигать воинское дело было способнее. Малыга сдержал слово. Каждое утро (ловить рыбу и кошеварить старика не посылали) они с Олятой прыгали на песчаном берегу с деревянными мечами, собственноручно вытроганными седым кметом. Учил Малыга твердо, случалось, и по спине деревяшкой охаживал, но все ж не так больно, как Некрас. Жалел отрока. Свободные от службы вои приходили смотреть. Свистели, подбадривали Оляту криками и советами. Когда отрок уставал, его немедленно сменял кто-то из раззодорившихся воев, затем другой. Со всеми Малыга бился на равных и всех побеждал. Старик будто не ведал усталости. Нисколько не вспотевший, сухой, жилистый, он неловимым движением встречал удар противника, обивал, и тут же стремительно атаковал. Очередной вой, получив чувствительный удар по спине или плечу (своих седой не жалел), понуро шел на место.

– Что ты хочешь? – сказал как-то Брага, потирая ошибленную руку. – Малыгу даже Некрас побить не может. А Некрас, знаешь, как рубится?!

– Видел, – сказал Олята. – Его Малыга учил?

– А то ж! – буркнул Брага.

Оляту учили сражаться пешим, рубиться конным, бить копьем на скаку. К вечеру отрок еле волочил ноги, но не роптал. Он помнил, как помогла ему некрасова наука в Волчьем Логу, да и стенать было сором. Олята понимал, что владеть оружием, как его новые друзья, он научится не скоро, но все равно старался.

Некрас редко подключался к забавам. Позавтракав, он высылал разъезды по обе стороны берега – сменить ночную сторожу, затем садился на смока и улетал. Возвращался к полудню усталый, мылся и садился обедать. Смок, получив свою рыбу, лез в реку, где нырял и плавал в свое удовольствие. После войны с Великим суда по реке не ходили, место здесь было отдаленное и глухое – опасаться, что змея кто-либо увидит, не приходилось. Сам Некрас садился чинить и подгонять сбрую – смок продолжал расти. К обеду приезжала Оляна: привозила снедь и постиранную одежу. Ее встречали радостно. Садили к костру, давали лучший кусок, дарили то свежевыструганную деревянную ложку, то розовое пряслице, невесть как завялявшееся в суме воина, то глиняную свистульку, саморучно слепленную и обожженную в костре. Оляна поначалу дичилась, но потом оттаяла: принимала подарки, смеялась шуткам, била по по рукам воев, делавшим вид, что хотят ее ущипнуть. Олята поначалу хмурился, на все это глядючи, но скоро понял: никто из ватаги сестру не обидит. Тем более, что Малыга взял ее под крыло. Старик называл деву «дочей», гладил по голове, несдержанным на язык воям показывал тяжелый кулак. Оляна оставалась у реки до темна. Терла песком медный котел, стирала воям порты да рубахи, а когда дела не было, скакала наперегонки с кем-нибудь из молодых. Чаще всего это был Брага, тот, что грозился расцеловать ей ножки. Брага не спускал с Оляны глаз, ходил за ней следом и громко вздыхал, когда Оляна смеялась. Ватага над Брагой подшучивала, но беззлобно. Как понял Олята, Брага, самый молодой из воев, был падок на девок и, как только представлялась возможность, немедленно в кого-то влюблялся. Олята не воспринимал всерьез потуги незадачливого ухажера, но Брага внезапно попросился поговорить.

– Брате! – сказал, когда отошли от становища. – Отдай за меня Оляну! Так хочу ее, что жить не могу!

Ошеломленный Олята не знал, что ответить.

– Беречь ее буду! Никогда не обижу! – продолжил Брага, по-своему поняв молчание отрока. – Нужды не узнает! Нет у меня родни, всю княжьи гридни посекли, нет дома – спалили, но серебро имеется, мечом в бою взял. Ватага, как узнает, что женюсь, еще даст. Дом купим, хозяйство заведем. Оляна такая гожая… А что немая, мне дела нет.

– Она не немая! – сказал Олята сердито. Сестра на людях по-прежнему не разговаривала. – Говорить не хочет.

– Вот и ладно! Отдай!

– Ее спрашивал?

– Спрашивал! Смеется… Ты брат ей, отдай!

– Брага! – сказал Олята. – У тебя родни совсем нет, у меня только Оляна. Более никого на белом свете. Пойми меня! Как сестру насильно замуж отдать? Захочет тебя – бери, не захочет – заставлять не буду!

Брага повесил голову и отошел. Олята пересказал разговор сестре и спросил прямо:

– Пойдешь за Брагу?

Оляна покачала головой.

– Тогда не скачи с ним наперегонки, не завлекай! Хлопец сохнет!

Оляна кивнула и лукаво улыбнулась.

Назавтра она приехала в становище не одна. На крупе кобылки с девой сидела Нежана.

– Оляна просила помочь! – объяснила свое появление Нежана.

Женщины собрали грязную одежду и пошли к реке – мыть. Брага увязался следом. Оляна скоро вернулась, а Браге, который вознамерился сопроводить, знаком указала на берег. Вой подчинился. Оляна у реки более не показалась, занялась другими делами, и Брага до темна просидел на берегу. От скуки он заговорил с Нежаной, женщина охотно отвечала, скоро они оживленно болтали. Брага с удовольствием заметил, что Нежана красива: круглолицая, с высокой грудью и округлыми формами крепкого тела. Разговаривая, Нежана не переставала мыть. Наклонялась к воде, высоко подоткнув подол, Брага с замиранием сердца глядел на белые подколенки и ощущал томление в груди. Борясь с искушением, он пожаловался Нежане на Оляну.

– Девке четырнадцать! – сказал женщина, вытирая лоб. – Куда ей замуж? Ветер в голове! На коне скакать, да парням зубы скалить – вот и все занятия! Не понять ей, зачем муж. Опора, защита… – Нежана всхлипнула. – Второй год вдовствую. Хоть бы кто пожалел…

– Я тебя пожалею! – неожиданно для себя сказал Брага. – Хочешь?

– Хочу! – ответила Нежана.

Домой вдова поехала за спиной Браги. Оляна задержалась в лагере. Ночевать Брага не приехал, вернулся с рассветом. Никто его ни о чем не спросил и не стал вышучивать. Только Малыга сказал восхищенно:

– Ну, девка! Ну, умница! В такие годы и такой розум!

– Какой розум? – не понял Олята.

– Такой! – вздохнул старый кмет. – Поняла, чего хлопец хочет, и мигом устроила. Будь у меня сын, просил бы Оляну за него. За такой женкой не пропадешь!

– У тебя только дочки? – догадался Олята.

– У меня никого! – вздохнул Малыга. – Ни кола, ни двора. В нашей ватаге у всех так. Будь у нас дом и родня, разве сидели здесь? – старик махнул рукой и пошел прочь.

…В тот день Некрас как обычно вернулся к обеду и сидел с ватагой у костра, когда с реки донесся испуганный девичий визг. Ватага, хватая мечи, понеслась к воде. И остолбенела. Вниз по течению плыл смок. На шее его, обхватив ее руками и ногами, сидела Оляна и истошно визжала.

Первым опомнился Некрас. Сунув пальцы в рот и засвистел. Смок развернулся и поплыл к берегу. Оляна умолкла. Смок подплыл к прибрежной мели и встал на лапы, Оляна соскользнула в воду и побежала к ватаге. Рубаха и понева ее промокли насквозь, мокрое полотно облепило тело, открыв нескромным взорам все его прелести. Два розовых соска победно пробивались сквозь ткань.

– Как ты на него залезла? – сердито спросил Некрас. – А ежели б нырнул?

– Смок сам! – робко сказала Оляна.

– Заговорила! – деланно ахнул Олята. Ему не нравилось, что сестра на людях молчит.

– Как сам? – не поверил Некрас.

– Он плавал, а я смотрела. Подумала: вот бы покататься! Сильно так захотела! Вдруг смок подплыл, вылез на берег и подставил шею. Я думала: по берегу пойдет, а он в воду полез…

– Так все было?

Оляна кивнула.

– Другой раз меня спроси! – сказал Некрас. – Теперь скачи и переоденься – застудишься…

Топот копыт прервал Некраса. По берегу стремительно скакал дозорный из разъезда.

– Двое едут от Белгорода! – закричал он. – Броня богатая – зерцала блестят!

– Воевода пожаловал! – сказал Некрас. – Значит, война. Олята, скачи с сестрой и купи меду. Мы с ватагой позже: оружие возьмем, коней заседлаем…

Олята кивнул. По молчаливому уговору серебро, падаренное новым друзьям, осталось у него, Олята тратил его общие нужды. Как предрекал Малыга, ватага доверила ему казну. Проводив Оляну до избы, Олята поскакал в луга искать Ждана – смерды, пользуясь наличием тягла, свозили к домам стожки. Оляна забежала в избу и стащила с себя мокрое. Выжала и развесила на шестке. Затем взяла льняной рушник и стала сушить намокшую косу. Мяла ее, выжимая воду в льняное полотно. Увлекшись, Оляна не расслышала топот копыт и опомнилась, когда тень закрыла проем.

Это был не Олята. Молодой сотник в богатой броне и с саблей на поясе. Оляна видела его мельком в Белогороде – Балша. От неожиданности Оляна растерялась и попыталась прикрыться рушником.

– Воевода послал меня за Некрасом, а тут, гляжу… – Балша ухмыльнулся и шагнул ближе. – Сладко Некрас живет, с другими не делится, – сотник расстегнул пояс и бросил его вместе с саблей на полати. – Подождет воевода! – продолжил Балша и потянул шнурок гашника.

Оляна бросилась к двери, но сотник перехватил.

– Не спеши, девица! – зашептал, лапая тело потными ладонями. – Ублажи погорячее, ногату дам! – от сотника противно несло перекисшим медом.

«Поди прочь!» – хотела сказать Оляна, но язык, как когда-то, онемел. Она с размаху ударила Балшу по лицу.

– Сучка! – Балша швырнул ее на полати. – Смердка! Сотника бить? Ты у меня будешь выть! А потом зарежу!

Балша навалился сверху. Оляна сопротивлялась, как могла, но насильник был тяжелым и сильным. Понимая, что вот-вот случится непоправимое, Оляна пронзительно закричала. От неожиданности Балша ослабил хватку. Оляна, обдираясь о железные пластины зерцала, выскользнула и метнулась к двери. Балша рванулся следом. И тут же упал от удара в скулу. На пороге стоял Олята.

– Смерд! – зарычал Балша, вскакивая. – Как посмел?!

– Она сестра мне!

– Ну и что? Должна за счастье почесть с сотником!

– Не надобно нам такого счастья!

– Засеку! – Балша схватил саблю. Олята вытащил из ножен свою.

– Мечом грозить! – Балша замахнулся.

Олята, пятясь, выбрался во двор. Балша выскочил следом и сходу рубанул наотмашь. Олята, как наставлял Малыга, отбил.

– Ученый! – ухмыльнулся Балша. – Проверим твою науку! – он полоснул с потягом.

С первых ударов Олята понял, что пропал. Ему, взявшему меч совсем недавно, не оборониться. Не устоять отроку против княжьего сотника! Балша это тоже понял. Поэтому не спешил, мягко кружил вокруг неуклюжего противника, время от времени стремительно разя ворога. Олята отбивал, но блестящий клинок все ближе и ближе мелькал у его лица. Балша, видимо, решил вдоволь натешиться. Это удалось. Защищая лицо, Олята забыл о хвате, внезапный, точный удар по навершию, заставил его выпустить рукоять. Сабля упала в траву.

– Вот и все, смерд! – сказал Балша, замахиваясь. – Зарублю, найду твою сучку и сделаю, чему помешали.

Олята закрыл глаза. Но свиста клинка и смерти не последовало. Олята поднял веки. Балша стоял, опустив саблю, но смотрел не на него, в сторону. Олята повернул голову. От ворот к ним шел Некрас. Следом грозно надвигалась ватага.

– Пошто хочешь убить моего друга? – спросил Некрас. Голос его был тих, но в нем звучала такая неприкрытая угроза, что Балша побледнел. Однако сотник быстро оправился.

– Он ударил меня! – сказал, подбоченясь. – Кулаком по лицу.

Некрас глянул на Оляту.

– Балша хотел Оляну снасиловать! – торопливо выговорил отрок. – Ободрал одежу, гнался за ней.

– Это так? – спросил Некрас, поворачиваясь к сотнику.

– Подумаешь, смердка! – сказал Балша. – За счастье должна почесть! За что бить? Смерд, поднявший руку на княжьего сотника, подлежит смерти!

Лицо Некраса потемнело.

– Олята не смерд! – сказал, твердо выговаривая слова. – Смерд, которого князь не оборонил от ворога, становится свободным людином, и может идти, куда хочет. Людин, взявший оружие и ставший на защиту князя, становится дружинником. Твои люди, сотник, прозевали Колпаков, дружинник Олята убил двоих, оборонил от смерти меня и смока. С той поры он мне брат, а его сестра – моя сестра. Ты, сотник, обидел мою сестру и хотел убить моего брата, – Некрас медленно вытащил саблю из ножен. – Это мне великая обида.

В глазах Балши плеснулся страх.

– Я не знал этого! – крикнул он.

– Потому и жив! – сказал Некрас. – Хотел на скаку тебя срубить, но повременил. Повинись перед братом моим и сестрой, не стану убивать.

– Перед смердами! – взвизгнул Балша, но его вопль перекрыл грозный рык:

– Винись!

Во двор верхом въехал Светояр. Балша побледнел и неуклюже поклонился Оляте.

– Прости мне! Проси сестру свою, чтоб простила.

– Прочь! – рыкнул воевода.

Балша сунул саблю в ножны, вскочил в седло и ускакал. Ватага нехотя пропустила его сквозь свои ряды.

– Прости и ты мне, сотник! – сказал Светояр, слезая на землю. – Не пустил меня князь одного, навязал дурака в спутники. Пьян он. Надо было сразу прогнать, да думал: проветрится.

– В другой раз обидит кого – зарублю! – сказал Некрас, пряча саблю в ножны. – Дурную кровь надо на волю.

Светояр только крякнул.

– Что за люди? – спросил, с любопытством разглядывая ватагу.

– Смока стерегут. Твои-то не смогли.

– Тож курские кмети?

– Они.

– Всех на службу беру! – сказал Светояр. – Пусть знают! Прямо сейчас.

– Подле меня им лучше, – сказал Некрас и повернулся к Оляте: – Мед где?

Олята подобрал саблю и побежал к избе, где у порога, напуганный криком сестры, бросил горлачи с медом. Они оказались на месте. Олята поставил горлачи на стол (с приездом Некраса стол более не заносили в избу), принес кружки. Некрас со Светояром степенно выпили и затеяли разговор. Олята отошел, чтоб не подслушивать. Глянув в дверь, заметил в избе Оляну. Сестра успела одеться и сидела на полатях. Олята подошел ближе. Слезы текли по щекам Оляны.

– Что ты! – сказал Олята, садясь рядом. – Некрас его прогнал! Повинился сотник перед нами, более не посмеет.