Текст книги "Ответные санкции (СИ)"
Автор книги: Анатолий Матвиенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Мы заказываем коктейли. Хитрый карий глаз высматривает бреши в моей обороне. Собственно, брешь одна – без прелестей Элеоноры гормоны брызжут через уши. Это не скрыть, не спрятать, в моём взгляде на журналистку присутствует львиная доля голодного самца и лишь чуть-чуть партнёра-коллеги по кризисной ситуации.
– А вас, леди, каким ветром занесло в горячую точку?
– Обычная командировка. Поверьте, у повстанцев было хуже.
– У ваших союзников?!
Изящные миниатюрные пальцы выписывают в воздухе замысловатую фигуру. Скорее всего – ничего не значащую, просто демонстрирующую дорогой маникюр.
– Союзников правительства Соединённых Штатов. Мне они не нравятся. Удивлены? Одно только требование носить никаб, если о нём узнают избиратели, будет стоить нашему президенту многих женских голосов на выборах.
– Никаб? Типа чадры?
Джени грустно улыбается. Похоже, первый раз за вечер – искренне.
– Хуже. Это чёрная маска с узкой прорезью для глаз. Добавьте к этому введение шариатских судов вместо светских, изгнание неверных из Алжира, поддержка радикальных исламистов в других странах…
– Но в репортажах вы их поддерживаете!
– Потому, что мне за это платят. На меня исламские союзнички смотрели как на шлюху. За деньги я сниму про них хвалебный материал, но любить не обязана, – алый язычок слизнул что-то несуществующее с верхней губы. – Моя любовь стоит намного дороже.
Так, не расслабляться! Если ещё коленку покажет, вообще грохнусь со стула.
Юный симпатичный арабчёнок приносит коктейли, глазеет на Джени без малейшего желания закрыть её никабом. Мусульмане – разные. В большинстве своём, по моим наблюдениям, вполне адекватные. Почему американцы решили взорвать Алжир вслед за другими странами, пострадавшими от «Арабской весны», в мою озабоченную сексом голову не входит.
Телезвезда припадает к соломинке, потом ретируется «припудрить носик». Я лениво рассматриваю кафешку. Обстановка почти европейская, меню тоже, но без свинины, естественно… Закончить исследование не суждено.
Белый мужчина неприметной наружности без приглашения хлопается на кресло Джени и кладёт журнал на столешницу. Его правая рука внутри журнала, меж страниц чернеет пистолетный ствол. Спиной ощущаю присутствие второго субъекта, чьё сопение гоняет воздух у моей макушки.
– Прогуляемся?
– Но дама…
– Будет разочарована. Такая у неё судьба.
О своей судьбе не спрашиваю, покорно плетусь как баран на убой. Можно, конечно, крикнуть, взбрыкнуть, пробовать бежать, попытаться доказать «мой кунфу круче твой кунфу»… Если совсем уж жить надоело.
На тротуаре у кафе вырастает джип – «Лендкрузер» армейского типа. Тычок между лопатками придаёт верное направление на заднее сиденье. Человек с журналом велит сдвинуться вперёд, руки сцепить за спиной. Запястья охватывает пластиковая строительная стяжка, тонкая на вид, но не разорвёшь.
Именно такой пользовался ЦРУшник в пустыне Негев. Настроение падает окончательно.
Джип мчит по улицам с яростным бибиканьем, чтобы не привлекать внимания. Здесь все непрерывно тыкают в клаксон, выделяются как раз молчуны. Арабский восток – дело не только тонкое, но и громкое.
Мой коктейль остался нетронутым. Джени… Смеюсь про себя. Подспудно желая угодить в женские объятия, попадаю совсем в другие, не менее плотные. Второй раз ЦРУ использует женскую приманку, чтобы вызвать меня на приватный танец. И безотказно срабатывает. В третий раз – тоже, если доживу до третьего раза.
Прелюдия восьмая
Яхта неспешно тащилась вдоль Лонг-Айленда, вдоль красивой жизни, упакованной в шикарные дома с видом на залив. Виктор сидел на носу, свесив ноги за борт.
Гуд бай, Америка. Лучше гуд бай навсегда.
Попасть сюда сложно, выбраться – проще простого. Договорился с капитаном сухогруза, плывущего из Нью-Йорка в Алжир. Осталось смыться из американских территориальных вод, чтобы не осложнять досмотр судна при выходе из порта, и подняться на борт.
Слоняясь у яхтенного причала, Виктор заводил разговоры с местными любителями малого мореплавания, рыбаками, энтузиастами прогулок на тысячесильных глиссерах и просто яхтсменами. Наконец, нашёл общий язык с владельцем кораблика со скромным именем «Королева Виктория». Он, капитан и команда в одном лице, согласился взять попутчика в круиз и даже пересадить на алжирский теплоход без лишних вопросов.
Человек был стар, но какой-то вызывающей уважение старостью, не вялым угасанием в кресле-качалке под пледом, рядом со стаканом, похожем на мини-аквариум, только вместо рыб плавает вставная челюсть. Худой, жилистый, с потемневшей кожей в грубых складках, он возвышался за штурвалом и, вероятно, намеревался встретить так смерть, сражаясь против неё до конца. Наверно, он слишком любил жизнь, чтобы провести её остаток у камина.
– Спасибо, сэр, что согласились помочь, – поблагодарил Виктор, пробравшись на корму.
– Не стоит благодарности, – отмахнулся кэп. – Сколько раз ещё удастся помочь джентльмену?
Обветренная наружность моряка никак не вязалась с его изысканными манерами и ярким британским акцентом. Виктора называли по-разному за время скитаний по трём континентам, даже «сэром», но джентльменом – ни разу.
Им оставалось пробыть вместе около шести часов, неожиданно растянувшихся на месяцы и годы. Сэр Даглас Нотхельм, экзотический осколок викторианской эпохи, имел в жизни всё, кроме оставшегося времени жизни. Виктор мог сказать о себе то же самое, но с точностью до наоборот. А ещё он имел козырь в рукаве, им не сыграть ни в Лас-Вегасе, ни где бы то ни было в другом месте без существенных денег.
– Я тоже умираю, сэр Даглас. Все умирают, переступив порог двадцати двух лет. Организм запускает алгоритм саморазрушения, чтобы внутри популяции освободилось место новым особям. Долгоживущие виды уничтожаются естественным отбором.
– Право же, я не верю этой теории, молодой человек. Учёные утверждают, что в клетках накапливаются ошибки воспроизведения.
– Позвольте с вами не согласиться, сэр. Рандомные ошибки привели бы к чрезвычайному разнообразию старческих недугов. У людей типичный набор: сосуды, поясница, хрупкость костей… Продолжать?
– Не нужно. Вы словно зачитываете мою медицинскую карту.
– О'кей. Если существует алгоритм, то теоретически возможно его расшифровать математически. И обратить вспять.
Аристократ рассмеялся, скрюченные пальцы задрожали на рукоятях штурвала.
– Элексир молодости? Вы жестоки, молодой человек. Рассказываете старику, упорно не желающему умирать, о несбыточной надежде.
– Я никого и ничем не обнадёживаю. Более того, буду предельно откровенен: даже если я прав, от опытной стадии до терапии пациентов нас отделяют долгие годы, – он не произнёс «вы всё равно не доживёте», мудрому англичанину очевидное понятно без разжёвывания. – Есть рабочая гипотеза и методология, никем не проверенная.
– Чего же вам не хватает, Виктор? Денег – это само собой. А ещё?
– Экспериментальной базы. Математика способна творить чудеса, если в наличии исходные данные… – он запнулся, потом решил пойти ва-банк. – Вы слышали о докторе Менгеле?
– Вы имеете в виду Ангела Смерти из Аушвица? Нацистского преступника?
– Да. Он известен самыми варварскими опытами над живыми людьми.
– Понимаю, – кивнул сэр Нотхельм, и вместе с ним поклонился британский лев на кокарде фуражки. – Чудовище, экспериментам которого медицина обязана колоссальным прорывом в первые пять лет после войны.
– Да! Больше всего известны попытки раскрыть секрет близнецов для повышения рождаемости в Рейхе, истязания по выживаемости в низких температурах, вырезание внутренних органов у живых младенцев. О геронтологии писали мало. Вместе с тем, вожди тысячелетнего Рейха намеревались жить если не десять столетий, до достаточно долго. И Менгеле экспериментировал над стариками так, что ни в одной стране мира никто на подобное не решится. К сожалению, документы Освенцима попали в СССР, Сталин умер старым, Брежнев едва говорит, выходит – у Советов ничего не получилось.
– Но это не значит, что Менгеле не набрёл на что-то перспективное?
Ещё как набрёл! Это в один голос твердят его подручные и Эйхман. К сожалению, Ангел Смерти в преисподней отсутствует. Значит – жив пока.
– Есть основания полагать. Но вы, наверно, знаете. У русских само слово «кибернетика» было ругательным. К тому времени, как появились электронные вычислительные машины, о Менгеле забыли. Если бы перевести в перфокарты и обсчитать закономерности…
– Всё можно устроить, Виктор. Первые месяцы после капитуляции Рейха союзники делились информацией. Русских приглашали на пуски трофейных ракет Фау-2, доставшихся западной коалиции. Я уверен, что уцелевшие записи Менгеле скопированы, копии пылятся в каком-то архиве, на Островах или в США. Не исключено – в Израиле, большинство препарированных заживо принадлежало к той нации. Кстати, на горизонте появился ваш теплоход. Сходите или…
Он недолго колебался.
– Или. Но ничего не могу гарантировать. Вы отдаёте себе отчёт, сэр, что подобрали в Нью-Йорке бродягу без гроша за душой, и все мои предположения вдруг окажутся пшиком?
– Я разбогател на венчурных инвестициях, молодой человек. Прибыль даёт одна из четырёх, окупает три неудавшиеся и четыре последующих. Вы – моя последняя инвестиция. Принимаете партнёрство?
Глава девятая,
в которой события разворачиваются по весьма неприятному сценарию
Нас никому не сбить с пути – нам всё равно, куда идти.
Михаил Жванецкий
Победа! Теперь можно умирать по своему вкусу.
Оноре Бальзак
За городом сосед достаёт мешок трогательного голубого цвета, напоминающего нижнее бельё моей тёщи. Не то, чтобы я за ней подглядываю. Периодически оно без остатка занимает сушилку на балконе, и через него свет с трудом пробивается в зал. У лётчиков голубое ассоциируется с небом, у земных – с нетрадиционной ориентацией. Лишь у меня с мамомойдорогой. Справедливости ради замечу: её бельё ни разу не напяливали мне на голову.
Кстати – непонятно зачем. Солнце село, без смарта я даже направление не определяю, вокруг не видно никаких ориентиров, только пустыня в мрачных сумерках. И мне плевать, куда везут. Всё равно я полностью в руках похитителей. Тряпка на черепе, изрядно раздражающая, даёт надежду. Значит, мои попутчики допускают вариант освобождения, принимают меры, чтоб не увидел лишнего и не проболтался… Или это иллюзия?
Приехали, выходим. Ноги нащупывают ступеньки вниз. Мешок покидает голову, увиденное не вызывает энтузиазма.
Подвал, грязь, привинченный к полу стул, яркий свет в лицо… Почему в реальности всё настолько похоже на киношные сцены допросов с пристрастием? Потому что голливудские кошмары сформировали в нас стереотип – чего нужно бояться. Мои мучители стараются ему соответствовать.
– Геннадий Васильевич, присаживайтесь.
Обращение по-русски пугает больше детективного антуража.
– Спасибо. Руки не затруднит мне освободить?
Человек выступает из тени. Не слишком приметный. Чернявый. По обстоятельствам сойдёт за итальянца, жителя Кавказа или даже араба.
– Не будем торопить события. Сядьте!
Я опускаю пятую точку на единственный стул, и подвал превращается в кинотеатр для единственного зрителя, фильм – с тем же зрителем в главной роли. Хит сезона, короткий пикник отдела кадров Корпорации на еврейском пустыре, где я познал истинный интернационализм и возненавидел все народы мира одинаково. Признаться, когда в кадре зажмуриваюсь и тискаю на спуск, выгляжу фантастически нелепо. Да что уж скрывать – откровенно жалко. Плохой дубль. Но лучше не переснимать.
Полное тело Григория падает, итало-кавказец опускает крышку бука.
– Ваша работа?
– Коллективная. Стрелять меня заставил тот мудак из Лэнгли. Его потом убрала Служба Безопасности Корпорации.
ЦРУшник ничуть не обижается на «мудака».
– Хорошо, что вы разговорчивы. Продолжим?
– Здесь или на Гуантанамо?
Он делает вид, что удивлён.
– Зачем на Гуантанамо?
– Потому что Алжир – страна хотя бы с зачатками законности. На Кубе вы творите что хотите, ни на кого не оглядываясь.
– Не любите американцев, – кивает мой собеседник, и я едва сдерживаюсь от банальности «просто не умею их готовить». В Африке эта шутка звучит слишком уж буквально.
– А кто их любит, кроме самих американцев?
– Геннадий, а почему вы решили, что мы оттуда?
– По наживке. По бесцеремонности. По самоуверенности. Наконец, этот ролик есть только у ЦРУ и СВР России.
– Теплее.
А, мои гостеприимные друзья рассчитывают, что я брошусь к ним на шею с воплем «земляки-родненькие»?
– Ну, покажите служебное удостоверение. Назовите пароль, что вам сообщили на Лубянке.
– Не выдумывайте. На Лубянской площади находится ФСБ. А что касается удостоверения… Коллега, предъявите ему то, что у вас заготовлено.
Коллеги подбираются сзади. Их минимум двое, если у каждого пара рук, а не как у Шивы. Теперь я привязан к стулу намертво, пластиковые стяжки зафиксировали лодыжки у ножек стула. Дальше начинается самое неприятное. Мужчина со сноровкой сексуального извращенца расстёгивает мне брюки и достаёт мои… В общем, достаёт.
Внутри всё спрессовывается от предчувствия невыносимой боли. Достаточно ему крепко сдавить кулак, и случится непоправимое. Мужские инстинкты кричат: береги пуще глаза репродуктивное оборудование!
Нет, он не сжимает, это я думал было легко отделаться. Драгоценные органы ощущают прохладу, затем их охватывает скотч. Клейкая лента удерживает электроды, провода от них тянутся к коробочке, и я с ужасом, перерастающим в панику, узнаю взрывную машинку. Ту самую, подающую мощный электрический импульс для подрыва детонаторов. Только сейчас взорвутся генераторы потомства, истомлённые без женской ласки.
– Внешняя разведка?
– Играл – угадал, – одобряет выбор итало-араб, но от проводов моё достоинство не освобождает.
– Всё равно ничего не скажу, пока не получу доказательств, что вы из России.
Он кивает извращенцу, тот давит на кнопку…
…Вы не представляете, что это такое. Мошонку пробивает навылет раскалённой кочергой, протуберанцы боли разлетаются из паха и заполняют каждую клеточку тела без остатка…
– …Слабак, – доносится через туман. – С первого раза отрубился.
Сядь на моё место, умник, и проверим твою силу воли. Электрическое напряжение уже снято, но тело сведено такой судорогой, что едва проталкиваю воздух в лёгкие. Его мало, хватит лишь на одну фразу, и она должна быть ёмкой.
– Сунь себе в пасть мой …, пока не спалил его, цереушная гнида… в туда тебя и в туда…
Жаль, Элеоноры нет рядом, мат её возбуждает. А уж я какой возбуждённый! Русскому человеку брань силы возвращает, дыхалку восстанавливает, и я продолжаю костерить гада, включая маму, бабушку и соседскую кошку, с кошкой он лично состоит в предосудительной связи! Заканчиваю, что сожалею лишь об одном: не увижу русские танки на лужайке Белого Дома. Другие непременно увидят.
Главный начинает ржать, а извращенец срывает скотч, резко так срывает, с эпиляцией. Снова оживает ноутбук.
– Здравствуйте, Геннадий Васильевич.
– Здравствуйте, э… – срочно прикусываю язык. Фёдор Степанович на экране натурален, как свиная колбаса в Елисеевском магазине, но что мешает в Лэнгли состряпать компьютерную анимацию? Поэтому гордо вскидываю голову и выдаю бдительный спич, а промежность дрожит. В случае промаха ей придётся расплачиваться. – Вы отдалённо напоминаете мне одного старого знакомого, но не затруднит ли вас напомнить мне обстоятельства нашего знакомства?
Он напоминает, причём в таких подробностях, что приходится краснеть.
– Последний вопрос. Скайп работает через американские сервера. У нас много зрителей?
Отвечает извращенец, он главный в этой тёплой компании за технику.
– Секретный протокол. Расшифровать видео и звук можно только при наличии скремблера на обоих концах линии.
Специалист по концам, кстати, так и не смотал аппарат. И скотча у него хватает. И штаны мои расстегнуть недолго. Как ни крути, я лично пристрелил Григория. Поэтому сам поднимаю болезненный вопрос.
– В пустыне у меня не было другого выхода. Нас списали обоих, мне выстрелили в голову. Спасся случайно.
Говорю и сам слышу, что звучит неправдоподобно. Об интеллекте людей в погонах есть анекдот: семь ранений в голову навылет, к счастью – мозг не задет. Я-то штатский!
Полковник настроен удивительно лояльно. Особенно естественно его гуманизм воспринимается после знакомства со взрывмашиной. До сих пор мурашки…
– А дальше?
Выдаю дайджест происшедшего потом. При рассказе о Некросе и беседах с покойниками вижу замешательство на их лицах.
– Геннадий, если бы не чудеса технологий, а их всплеск невозможно объяснить без мистики, я бы дал команду эвакуировать тебя в Москву и уложить в больницу имени Кащенко, – Фёдор Степанович вполне серьёзен, тем более в советские времена в психушки отправляли заведомо здоровых. Нет, не совсем здоровых, не согласных с превосходством коммунистического строя над капиталистическим, на что способен только псих, и это лечится медикаментозно. – Ты рисуешь страшную картину. Пока мёртвые были сами по себе, это одно. Но ты говоришь, они общаются. То есть покойники влияют на принятие решений Корпорации, одной из наиболее могущественных организаций в мире?
– Позвольте, товарищ полковник, – встревает кавказец (коль россиянин – то не араб и не макаронник). – А по поводу их могущества… Про лечение, омоложение – правда? Или обычная косметология плюс реклама?
– Правда. Пуля выбила мне глаз и вышла за ухом. Нужны ещё доказательства? В Центральной Африке способны омолодить любого старика, правда, только один раз. Вылечить любую болезнь. Это фантастическое могущество. Штаты никогда не нанесут по Банги ракетный удар, не задавят их санкциями. Потому что в качестве ответных санкций Корпорация просто откажет в медуслугах, а толстосумов в мире хватает и без США. Здесь, в Алжире, они меряются градусниками, не более чем. И не думаю, что Корпорация желает разрушить Штаты, только приструнить, на место поставить, чтоб не пёрли напролом. Считаю, России это выгодно. Раньше мы были основным противовесом при тихой поддержке Пекина, сейчас появился новый центр сопротивления гегемонии.
– Не нужно политинформации, Геннадий, – осаживает меня полковник. – Мы – исполнители, а не законодатели в российской внешней политике. Решают другие. Лучше сосредоточься на противоракетных технологиях. Планета удержалась от ядерной войны только потому, что любая страна с ракетами, даже Советский Союз с Хрущёвым во главе, неизбежно огребла бы ответный удар в случае агрессии. Достаточно Штатам заполучить ПРО «Африканский ответ», и они начнут качать права.
– Не сомневаюсь, полковник. И в Банги это тоже знают. Поэтому у них принцип – безопасность на аутсортинге. За хорошие деньги подпишутся развернуть симметричную противоракетную систему одновременно в России, США и Китае.
– Гена, не мелите чепухи. Если откинуть ядерные ракеты, нам не сдержать Штаты обычным оружием. А всякую мелочь типа Северной Кореи задавят на раз-два.
Но не задавили же с начала пятидесятых! У режима чучхэ не было ничего атомного до двухтысячных, кроме разве что автомата Калашникова. Не люблю американцев, но и демонизировать их не стоит. Они меркантильные и предсказуемые. Не сомневаюсь, обязательно обстреляют Алжир ещё раз. Каждый пуск «Томагавка» обходится миллиона в полтора. Потратив крылатые ракеты, требуется срочно заказать пополнение. А если ПРО посбивает их – ещё и отслюнявить шальные миллиарды на разработку новых, совершенней чем Х-51. Результат войны в Алжире не слишком критичен. Если есть на Земле рай, то это Комитет Конгресса США по ассигнованиям.
– …Так что ваше основное задание – добыча технологии противоракет. Надеемся на вас. И, чтобы не вызывать лишних подозрений, вас немедленно отвезут к казарме.
– Чудно! А если Дженифер заявила о моём похищении? Или она работает на СВР?
– Нет. И на ЦРУ, мы полагаем, тоже. Она транслирует в эфир всё, что видит. Смотри и пользуйся бесплатно.
Выборочно транслирует. И маршрут поездок зависит от её начальства, а вы убеждены, товарищ полковник, что оно обходится без давления ЦРУ? Невольно вспоминаю стерву-пограничницу в Тель-Авиве: «Вы уверены, что все знакомые всех ваших знакомых не имеют родственников в Сирии и Ливане?» Почему-то сверхбдительная еврейка кажется мне адекватнее.
С Дженифер объясняюсь просто. Пока она ходила в сортир, я типа прикинул свои шансы и понял, что влюбляюсь без малейших надежд на взаимность, но с полной гарантией, что размякну и выболтаю секреты. Поэтому струсил и сбежал.
Смотрит удивлённо и чуть презрительно. Бабы не любят мужиков системы «тряпка», особенно в версии «трусливая тряпка». С другой стороны, ей льстит, что признаю её божественную неотразимость… Тем более, не совсем уж кривлю душой.
Через неделю заседаем на КП. Здесь, кроме офицеров, Джени и моей персоны в роли репортёрского пастуха, болтаются иные корреспонденты. Время к полудню, тикают последние минуты истечения срока американского ультиматума: объявить перевыборы, обеспечить радикальным исламистам место в правительстве и т. д.
– Ношение никаба нужно выделить отдельной строкой.
Девушка хмурит брови. О диких нравах оппозиции она мне рассказывала как бы приватно, я встреваю в её прямой репортаж и порчу аудио. На красотке массивные очки с телекамерой и направленными микрофонами, в отсутствие оператора она сама и снимает, поэтому головой двигает плавно, тщательно выбирая ракурс и композицию. Такие нарочито не постановочные съёмки ценятся особо. Натюрель!
В комнате интимный полумрак. Окна закрыты пуленепробиваемыми щитами, основной свет дают мониторы, на центральный выведен таймер обратного отсчёта.
– …Остаются последние секунды, чтобы диктатор Алжира заявил о сложении полномочий и передачи власти переходному правительству с участием оппозиции, – воркует Дженифер, по соседству бубнят её коллеги. Во мне закипает злость. Отмена боевой операции – скучно. Всему этому шакалью интереснее заснять подробности Армагеддона из первого ряда партера, если умолчать, что партер удалён на двести тридцать километров от ближайшей ракетной батареи.
– Обнаружены пуски крылатых ракет. Перехват!
Шакалята начинают радостно комментировать, хотя особо нечего. Война кончилась, Алжир победил.
Майор подводит итог.
– Двадцать шесть запусков вдоль побережья, истрачена тридцать одна противоракета. Ни один «Томагавк» или Х-51 не достигли суши.
В зале оживление. Надо отдать должное – отсутствие жертв и разрушений не огорчает американку и французов, остальные не скрывают восторга. Общий позитивчик убивает новое сообщение майора.
– Со стороны Марокко приближаются ракеты со скоростью четыре Маха. Подлётное время в пределах ста пятидесяти секунд, – после короткой паузы он заорал: – Все в подвал! Лейтенант Арно, остаётесь со мной!
Офицеры буквально вкидывают людей в открытый зев люка. Если кто-то переломает ноги… Ну, последующие уже не сломают – они приземляются на предыдущих.
На дисплее, где отсчитывались мгновенья до начала войны, сейчас сменяются цифры оставшегося времени до взрывов, если только крылатые исчадия ада не отвернут с направления на Лагуат. На фоне общего смятения Дженифер проявляет образец спокойствия. Она увлечённо продолжает снимать майора и лейтенанта.
– Вниз! – ору на неё, и мне наср… в смысле – без разницы, что мой вопль слышит половина планеты.
– Ноу проблем, – чирикает декоративная заморская дурочка. – Американский флот никогда не нанесёт удар по объекту, где находится американский гражданин и союзники из стран НАТО.
Реальность опровергает её иллюзии гораздо раньше, чем счётчик остатка жизни приблизился к нулю. Взрыв вышибает заслонки из окон, Джени падает на меня, при этом одновременно роняет очковую электронику и теряет сознание. Меня здорово приложило затылком к железному шкафу. Когда зелёные созвездия прекращают коловращение перед физиономией, вижу цифры на мониторе:
…17 …16 …15…
Майор яростно лупит по клаве. По лысой макушке течёт кровь. Его обрывистые ругательства слышу едва-едва, звон между ушами перекрывает другие звуки.
Подхватываю Мисс Наивность на руки, тащу её к люку.
…09 …08 …07…
Люк, захлопнувшийся от взрыва, сопротивляется, открывается со второй попытки. Швыряю негритянку вниз, воздерживаясь от политкорректности и нежности.
…03 …02 …01…
Прыгаю вниз.
Вселенная взрывается. Меня догоняет чудовищной массы кувалда. Падаю, похотливо наваливаюсь на Джени. Стою над ней в позе, в сексологии называемой «коленно-локтевая». Спиной держу бронированный люк, точно атлант – небо.
Кто-нибудь видел атланта на четвереньках? Им легче. Небо не взрывалось у них над головой. Третий удар вышибает дух из моего привыкшего к невзгодам организма. Сколько ещё было взрывов – чесслово не знаю.
