Текст книги "Искатель. 2001. Выпуск №11"

Автор книги: Анатолий Ковалев

Соавторы: Эллери Куин (Квин),Станислав Родионов,Тэлмидж Пауэлл,Валерий Черкасов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– Она была честным и очень добрым человеком. Я только теперь уразумел, как ей, наверное, было одиноко и как уязвим был наш союз. Разумеется, по моей вине. Но если бы Морин ответила взаимностью какому-нибудь пылкому воздыхателю, она непременно рассказала бы мне об этом и развелась со мной. По-моему, лейтенант, вам следует поискать мотив в каких-то особенностях ее будничной жизни.

– Приму к сведению, – пообещал Рейнолдс. – А теперь, с вашего позволения, я бы осмотрел ее личные вещи. Пока нам не за что ухватиться, если не считать нескольких установленных фактов. Причина смерти – повреждение мозга. Вероятно, травма получена в тот миг, когда на Морин наехала машина. Тело нашли на Тиммонс-стрит. Это мрачный и грязный отрезок набережной, застроенный складскими помещениями. Людей там встретишь нечасто. Наверняка она не пошла бы туда одна. Нет. Он приехал сюда и силой увез ее, а на Тиммонс-стрит она, должно быть, изловчилась выскочить из машины. Панический страх. Ступор. Она ничего не соображала. Попыталась бежать, и тогда он воспользовался машиной как орудием убийства.

У меня пересохло во рту.

– Он планировал это с самого начала и уже дважды пытался задавить ее. Как будто его зациклило.

– Да… – задумчиво протянул Рейнолдс и принялся вышагивать по комнате. – Где она хранила письма, записки, неоплаченные счета?

– Где попало. Она не отличалась большой аккуратностью. Посмотрите в ящике туалетного столика. Левый верхний.

Это был ящик для всякой всячины. Я стоял рядом с лейтенантом, пока он просматривал старые письма от подруг Морин и маленький альбом, в который она вклеивала программки спектаклей и немногочисленные газетные вырезки времен ее сценической карьеры. Рейнолдс извлек из ящика счета, квитанции, клочки бумаги с нацарапанными на них записями, потом протянул мне чековую книжку.

– Посмотрите, все ли в порядке.

Я перелистал корешки чеков. Потом еще раз, гораздо медленнее.

И задумчиво нахмурил лоб.

– Нет, не все в порядке. Далеко не все. Недавно она выписала довольно много чеков на небольшие суммы, но в совокупности они значительно превышают ее обычные расходы.

– Мы выясним, обналичены чеки или нет.

Рейнолдс сунул книжку в карман, чтобы не забыть позвонить в банк, и снова полез в ящик, в котором уже почти ничего не осталось. И все же лейтенант исхитрился сделать открытие: он извлек на свет стопку машинописи, сколотую скрепкой.

– Похоже, какая-то пьеса, – сказал он.

– Я и не знал, что она упражнялась в драматургии.

– А она и не упражнялась. Вот имя и адрес автора, вверху слева на титульном листе. Рэнди Прайс. Знаете такого?

– Не припоминаю.

– Поехали, посмотрим, что за птица.

Мы спустились вниз. Уилл Бэрк говорил с кем– то по телефону. Положив трубку, он двинулся нам навстречу. Теперь Уилл был собран, деловит и не чувствовал ни малейшей растерянности. Типичный молодой председатель совета директоров. Таким он и останется, пока студент в его душе не проснется вновь и не пошлет председателя куда подальше. И тогда Уилл опять устроит себе веселый отпуск на два-три дня, забыв о своих многочисленных заботах, чопорности и важном виде. Я представил его Рейнолдсу и ушел, дав им возможность поговорить. Мне не хотелось заглядывать в гостиную, где отирались доброхоты, поэтому я покинул дом через заднюю дверь. Солнце уже припекало, небо было синим и чистым. Вокруг благоухала умытая дождем зелень. Я заставил себя не думать о том, как образовалась бы такому славному деньку Морин.

Я на минутку остановился возле угла, чтобы понаблюдать за Пенни и Вики. Последняя сидела на краю песочницы, прикрыв колени узорчатым подолом юбки. Слегка подавшись вперед, она увлеченно возводила какое-то песчаное сооружение. Пенни сидела на корточках и следила за ходом строительства.

Я шагнул вперед, и моя тень упала на песочницу. Вики поднялась. Утренний ветерок играл ее волосами. Сообщив Пенни, что мы скоро вернемся, я отвел Вики в сторону.

– Спасибо, – сказал я. – Благодаря вам ее утро превратилось в настоящий праздник.

– Мое тоже. Пенни просто замечательная. Надеюсь, я все сделала правильно. Мы говорили о ее матери. Думаю, мне удалось внушить ей, что мамы несколько дней не будет дома. Когда она начнет скучать чуть меньше, можно будет мало-помалу открыть ей правду.

– Я обязан вам даже больше, чем думал поначалу, мисс Клейтон.

– Пустяки. Я люблю детей. Ведь я учительница.

– Я этого не знал.

– Разумеется, коль скоро Морин никогда не упоминала обо мне.

– Я уезжаю вместе с сыщиками, – сообщил я ей. – Но прежде освобожу вас от забот о Пенни. У нас есть приходящая нянька.

– А стоит ли? Я совершенно свободна. Впрочем, извините, забыла. Я ведь чужой человек. Возможно, вы не хотите, чтобы я осталась с Пенни.

Я принял решение без малейших колебаний. Посмотрев на дочь, я строго сказал:

– Пенни, слушайся мисс Клейтон.

– Хорошо, папочка.

Рэнди Прайс обретался в Тенистой Дубраве, недалеко от Мид-Парк. Но здесь была самая что ни на есть настоящая деревня. Мы миновали два-три деревянных домика, которые, похоже, никто никогда не ремонтировал и не подкрашивал. Во дворах стояли ржавые колымаги, а на задах одного из домов паслась корова.

Обитель Прайса выгодно отличалась от других местных хибар. Впрочем, не так уж и разительно. Позади его дома не было любопытных коров, а возле боковой стены стоял более-менее приличный автомобиль, вот и вся разница.

День был знойным, а неумолчное жужжание всевозможных насекомых делало его еще и каким-то вялым. Мы с Рейнолдсом лениво поднялись на парадное крыльцо, и лейтенант постучался в дверь.

Довольно долго нам никто не открывал, и лишь когда Рейнолдс постучался снова, из недр дома донесся тягучий сонный голос, которому наверняка предшествовал зевок:

– Иду, иду, подождите, я сейчас.

Наконец Прайс добрел до двери и воззрился на нас сквозь забранную сеткой раму. Он был молод, смугл и очень хорош собой. Кабы не бородка и аккуратно подстриженные усики, я сказал бы, что передо мной отрок.

– Привет, – молвил он и улыбнулся, сверкнув крупными ровными белыми зубами. – Извините, но сегодня мне не до покупок.

Рейнолдс покосился на меня.

– Стивен Гриффин, – представился я. – А вы, надо полагать, Рэнди Прайс?

Он просиял.

– Ну и ну! Вы – супруг Морин? Черт возьми! Что же вы не предупредили о приезде? Я бы хоть прибрался малость!

Он распахнул сетчатую дверь, и мы вошли в дом. Убранство тесной гостиной исчерпывалось парой кресел, письменным столом, тахтой и соломенной циновкой. На всех горизонтальных поверхностях, за исключением тахты и стула перед столом, высились угрожающе кренящиеся башни из дряхлых книг и журналов. Не мудрствуя лукаво, Прайс сбросил часть своей библиотеки с кресел на пол и затолкал в угол. Пока он занимался этим делом, я сумел мало– мальски разглядеть его. Прайс был хрупок и изящен, с костлявыми локтями и плечами, но бицепсы его бугрились и, судя по виду, обладали немалой силой.

Покончив с наведением порядка, Прайс вытер ладони о штаны и протянул мне руку.

– Очень рад видеть вас, Стив. Морин обещала познакомить нас, когда вы вернетесь из командировки. Жаль, что она не смогла приехать с вами. Что, так много дел?

Я изучал его физиономию и слушал этот полудетский монолог, пытаясь понять, что за существо передо мной.

– Садитесь, ребята, будьте как дома. Может, пивка? У меня найдется.

Он пулей вылетел из комнаты и принялся греметь чем-то на кухне.

Я взглянул на Рейнолдса.

– Прикиньтесь дурачком, – посоветовал лейтенант. – Он еще не знает, что случилось с миссис Гриффин.

Рэнди вернулся с тремя запотевшими банками и открывалкой. Поставив их на стол рядом с маленькой пишущей машинкой, он откупорил банки и протянул одну мне, другую – лейтенанту. Мы с Рейнолдсом уселись и принялись потягивать пиво. Рэнди примостился на краешке стола и с улыбкой разглядывал нас.

– Вы такой же любитель театра, как Морин, Стив? – спросил он меня.

– Боюсь, я мало смыслю в искусстве лицедейства.

– Ну, тогда вы лишаете себя едва ли не самого большого удовольствия в жизни, – рассудил он. – Конечно, до настоящего театра мне еще далеко, но я помаленьку набираюсь житейского опыта, изучаю людей. Ведь это – основа великой драматургии. Читаю, занимаюсь. И пишу. – В глубине его глаз словно зажглись блуждающие огни. Рэнди принялся рассуждать о театре, вышагивая по комнате, насколько это было возможно.

Мне не составило труда догадаться, как этому мальчику удалось мгновенно поладить с Морин. Он был полон жизни и задора, он лелеял ту же мечту, что и она когда-то, пусть и совсем недолго. Юноша с классическими, точеными чертами. И Морин с ее безотчетной щедростью и прекрасными порывами души. Разумеется, она бросилась помогать ему, как только поняла, чего он хочет.

Рэнди немного успокоился и опять взгромоздился на край стола, после чего надолго припал к своей банке.

– Я никогда не смогу достойно отблагодарить вашу супругу, Стив. У нее врожденное чувство театра, она способна безошибочно определить, что уместно на подмостках, а что – нет. Я строчу одну пьесу за другой – вон, уже целый сундук набрался. Как только напишу две-три штуки, которые мне понравятся, сразу же подамся в Нью-Йорк. Я обречён на славу. – Он произнес это так просто и искренне, что я почти поверил ему. – У меня есть эта лишняя толика знания жизни и людей. И когда-нибудь весь мир поймет то, что сейчас понимают только Морин и еще несколько человек…

Он осекся, и на его лице появилась робкая улыбка, благодаря которой только что произнесенная Рэнди речь показалась мне гораздо менее хвастливой и эгоцентричной, чем была на самом деле. Я впервые в жизни видел такую непробиваемую и бесхитростную человеческую самоуверенность.

– А может, – нарушил Рэнди воцарившуюся после его выступления тишину, – вам, ребята, еще пивка?

Рейнолдс отказался. Я последовал его примеру.

– Пару недель назад, когда я познакомился с Морин, я и представить себе не мог, как мне повезло, – продолжал Рэнди. – Она еще сохранила кое-какие знакомства и хочет отдать мои лучшие вещи какому-нибудь пробивному театральному агенту.

– Одна из ваших пьес лежит у нас в машине, – сообщил ему Рейнолдс. – Может, ее-то миссис Гриффин и хотела показать агенту?

– Вообще-то я дал ей три, – ответил Рэнди и вдруг нахмурился, переводя взор с лейтенанта на меня и обратно. До него начало доходить, что дело нечисто, и я сразу же почувствовал это: атмосфера в комнате неуловимо изменилась. – Послушайте, вы что, по делу приехали? – спросил Рэнди.

Рейнолдс встал, извлек из кармана кожаную книжечку и раскрыл ее, показывая полицейский жетон. Рэнди вытаращил глаза.

– Что случилось? – вскричал он. – Что с ней?

– Когда вы видели миссис Гриффин последний раз? – спросил Рейнолдс.

– Слушайте, ребята, если что-то случилось… Вчера днем у нее дома… Может, скажете,…

– В котором часу?

– В два или в три пополудни. Я ездил в город за бумагой, оказался неподалеку и заглянул. Морин сказала, что у нее болит голова, и надо еще сходить в гастроном. Я вызвался закупить все, что нужно, но она отказалась, и я тотчас уехал.

– Она не показалась вам встревоженной или испуганной?

– Испуганной? Да в чем дело? Не соблаговолите ли…

– Как вы познакомились с миссис Гриффин?

– Это случилось здесь. Она ехала через Тенистую Дубраву, чтобы срезать путь от дома до Красивого холма.

– А что ей понадобилось на Красивом холме?

– Дадли Лаудермилк, – ответил я за Рэнди. – Наш приходящий садовник. Он живет на Красивом холме.

– Совершенно верно, – подтвердил Рэнди. – Она говорила, что едет к садовнику. Но у нее случилась поломка, порвался ремень вентилятора. О ремне ведь вспоминаешь, только когда он лопается, а это обычно происходит за миллион миль от человеческого жилья. Черт, да скажите же, наконец…

– И ее машина остановилась здесь?

– Да, в полумиле от дома. Из-под капота валил пар. Она боялась ехать дальше, а потом вспомнила, что недавно миновала какой-то дом. Мой дом. Она зашла позвонить, вызвать буксировщика, но у меня нет телефона. Зато есть машина, и я, разумеется, предложил свою помощь. Она была в туфельках на шпильках и устала, отшагав полмили. Я спросил, не угостить ли ее чем-нибудь, и она выпила стакан поды, а потом мы недолго поболтали. Тут-то она и заметила на столе пишущую машинку и пьесу, и мы разговорились, а через пять минут стали добрыми друзьями. А теперь скажите, что случилось.

– Миссис Гриффин мертва, – сообщил ему Рейнолдс.

– Мертва? – скрипучим шепотом повторил Рэнди. – Как же так? Когда это случилось?

– Вчера вечером ее сбила машина на Тиммонс-стрит.

Парень застыл как соляной столб. Стало так тихо, что я услышал жужжание букашек на улице. А мгновение спустя физиономия Рэнди задергалась, как будто его пытали, и сделалась совсем детской. Теперь усы и бородка выглядели на ней чуть ли не нелепо. В глазах парня заблестели слезы. Он закрыл лицо своими нервными костлявыми руками и опрометью выбежал вон из комнаты. Спальня примыкала к гостиной. Рэнди бросился на кровать, его плечи, а потом и все тело, затряслись от сдавленных рыданий.

Вскоре ему, однако, удалось совладать с собой. Он перевернулся навзничь и сел. Его щеки были испещрены грязными мокрыми полосами, которые тянулись от глаз до усов. Рэнди сжал кулаки и принялся тереть ими веки. Потом уронил руки на колени и уставился на нас, то и дело всхлипывая.

– Как же так? – пробормотал он. – Как это могло с ней случиться?

Он смотрел на нас с мольбой во взоре, но ни Рейнолдс, ни я не могли ответить ему.

Спустя несколько секунд Рэнди встрепенулся. Видимо, ему в голову пришла какая-то мысль.

– Тиммонс-стрит… Как ее туда занесло?

– Мы полагаем, что миссис Гриффин привезли туда насильно, – ответил Рейнолдс.

– Насильно? С каким-то умыслом?

Рейнолдс кивнул.

– Кто? Кто мог это сделать?

– Пока не знаем, – лейтенант сунул руки в карманы. – Но этот человек уже дважды покушался на ее жизнь. Она говорила вам об этом?

– Нет, хотя я чувствовал, что она встревожена Я спрашивал, в чем дело, но она отвечала лишь, что последнее время ей нездоровится. В конце концов я прекратил расспросы.

– Где вы были вчера вечером, Прайс?

Рэнди вскочил.

– Вы думаете, что я…

– Просто ответьте на вопрос.

– Я был тут.

– Одни?

– Один. Если мне необходимо иметь алиби, значит, не повезло. Но я ведь не знал, что оно понадобится. – Рэнди повернулся ко мне. – Когда похороны?

– Наверное, послезавтра.

– Я приду. Дайте знать, если понадобится моя помощь.

– Спасибо.

Он проводил нас до парадной двери. Когда мы отъезжали, Рэнди сидел на провисших досках крыльца и тупо смотрел в пустоту. После недолгого молчания Рейнолдс сказал:

– Не нравится он мне.

Я покосился на лейтенанта.

– Почему?

– Не знаю. Просто иногда встречаешь людей, к которым лучше не поворачиваться спиной. Наверное, я слишком долго прослужил в полиции. Слишком привык выискивать в душах противоречия. – Рейнолдс угрюмо покачал головой. – Даже когда этот мальчишка рыдал, я не мог избавиться от ощущения, что он презрительно кривит губы, поскольку его не волнует ничто, кроме собственного выдуманного дарования. Я слышал его рыдания, Гриффин, но их отголосок смахивал на далекие глухие раскаты хохота, и я понял: парень умеет двигаться в темноте. Проворно, решительно, без малейших колебаний.

Остаток утра я провел в полицейском управлении и подписал разрешение на вскрытие, которое должно было пройти во второй половине дня. Рейнолдс пообещал выдать мне останки Морин завтра или послезавтра. Потом лейтенант расспросил двоих сыщиков, которые утром побывали на Тиммонс– стрит. Им не удалось узнать ничего нового. Свидетелей убийства так и не нашлось.

Рейнолдс сказал, что меня отвезут домой в патрульной машине, и спросил:

– Не желаете еще прогуляться?

– Если нужно.

– Думаю, нужно. Я хочу, чтобы вы были под рукой. Какое-нибудь случайное слово, невинный поступок, на который мы не обратим внимания. А вы знали Морин и сможете заметить что-то необычное.

– Я перекушу. А вы за мной заедете.

Меня повез домой молодой краснолицый полицейский, который всю дорогу сочувственно молчал и держался крайне предупредительно. Когда я сказал, что хочу проехать по Тиммонс-стрит, парень, похоже, отнесся к этому с пониманием. Возможно, это был просто порыв, причем не самого благородного свойства, но, скорее, мною руководило желание пройти весь путь до конца, раз уж я оказался не в силах предотвратить этот конец. Тиммонс-стрит выглядела заброшенной и обшарпанной. Вдоль неё тянулись грязные, окутанные тишиной склады, обращенные воротами к серой, набухшей от дождя реке. Мрачную картину оживляли только две бильярдные, в дверях которых маячили тощие подростки, да пара-тройка убогих ресторанчиков. Единственным местом, где хоть что-то происходило, был причал. В конце старинного пирса, возле склада, принадлежавшего, если верить облупленной вывеске, фирме «Куколович и сыновья», стояла помятая баржа. Моряки сноровисто отшвартовали ее, и маленький буксирчик, дав гудок, с пыхтением поплыл вниз по течению, к океану.

– Вон там, мистер Гриффин, – сказал молодой полицейский.

Он остановил машину. Я вылез и сделал несколько шагов. Полицейские начертили на растрескавшемся асфальте белые линии, но, кроме них, ничто не напоминало о разыгравшейся здесь трагедии. Улица как улица. Словно и не было ничего. Я не заметил даже тормозного следа машины. Ну да, ведь водитель и не тормозил. Он задавил Морин вполне сознательно.

Я вернулся в машину, и молодой полицейский доставил меня домой.

Там были только Вики и Пенни. Уилл уехал полчаса назад, предварительно позвонив на службу.

Вики накормила меня бутербродами, салатом и тортом. Уплетая за обе щеки, Пенни рассказывала, как чудесно прошло утро. Потом Вики увела ее наверх и уложила вздремнуть.

Когда она вернулась, я приканчивал кофе. Мы вместе убрали со стола. Сложив посуду в мойку, Вики посмотрела мне в глаза.

– Я ищу работу, Стив.

– Я-то думал, вы учительница.

– Это так. Но сейчас летние каникулы, у меня уйма времени, и я не знаю, куда себя деть. Три последних года я посещала летние курсы при университете, но потом мне надоело. – Она пустила горячую воду и плеснула в мойку жидкого мыла. – Конечно, вам сейчас не до того, но поверьте: найти домработницу и няньку для Пенни будет ох как непросто. Позвольте мне помочь вам. Всего несколько дней, пока вы не придете в себя и не начнете налаживать свою жизнь.

Я кивнул.

– Вы во многом похожи на нее.

– На Морин?

– Да. Такая же славная душа. Такая же щедрость и порывистость. Вы тоже спешите делать добро.

Приехал Рейнолдс на патрульной машине. Я устроился на сиденье и спросил:

– Куда поедем?

– В питомник, где выращивают саженцы, а потом – в гастроном. Поездка в питомник оказалась пустой тратой времени. Никто из тамошних работников не видел, как два дня назад машина едва не сбила женщину.

Тогда мы покатили в универсам, расположенный к югу от Мид-Парк, и побеседовали с управляющим. Протирая стекла очков, тот сказал:

– Да, помню, как мои работники рассказывали, будто бы какую-то женщину чуть не задавили.

– Кто именно видел это? – спросил Рейнолдс.

– Да откуда мне знать?

– Давайте это выясним.

Нашей третьей по счету собеседницей оказалась черноволосая толстая кассирша. За ее спиной выстроилась очередь из любознательных покупателей с мешками в руках.

– Ой, мамочки! – воскликнула толстуха. – Да, помню. Ее едва не убили!

– Вы сами это видели? – спросил лейтенант.

– Нет. Но он мне первой рассказал.

– Кто?

– Томми Хайнс. Он все видел.

Рейнолдс взглянул на управляющего.

– Это наш товаровед, – пояснил тот. – Когда образуется очередь, он помогает укладывать покупки в мешки и относит их на автостоянку. Сейчас он в подсобке, помидоры привезли.

В подсобке было холодно и темно, повсюду валялись ящики и корзины, воняло черноземом и подгнившими яблоками. Томми оказался тощим долговязым парнем с белобрысой шевелюрой. Он подошел к нам, вытирая лицо длинным белым фартуком, изучил жетон Рейнолдса, вгляделся в лицо лейтенанта.

– Да, я видел, как ту даму едва не задавили. Она что, разыскивает водителя?

– Вроде того. Узнаете ее? – Рейнолдс достал из внутреннего кармана фотографию – уменьшенную копию той, которую Де-Костер забрал из дома накануне. Интересно, сколько таких маленьких снимков сейчас путешествует по городу в карманах любопытных сыщиков?

– Да, это она, – уверенно ответил Томми. – Хотя вчера она была напугана и выглядела чуточку иначе.

– Расскажите нам, что именно вы видели, – попросил Рейнолдс.

– Ну… мы уже закрывались, и народу было битком. Я взял два мешка со снедью и понес на стоянку, а когда бежал обратно, эта дама вышла из магазина. Она сама несла свои покупки, маленький сверток. Я не обратил на нее особого внимания, помню только, что женщина была видная. Она сошла с тротуара и начала переходить улицу. Иногда покупатели ставят машины напротив, потому что при оживленном движении со стоянки трудно вырулить налево. Женщина миновала середину проезжей части и вдруг закричала, хотя и не очень громко. Я не смотрел на нее, шел в магазин, но, когда услышал крик, обернулся. В потоке машин выдался просвет, и она пошла, но тут как раз эта тачка, видать, свернула на перекрестке. Водитель несся как угорелый, и, когда женщина закричала, он, должно быть, потерял голову…

– Подробнее, Томми.

– Ну… она выронила пакет и попыталась отскочить, а водитель, вместо того чтобы отвернуть прочь, наоборот, попер прямо на нее. К счастью, женщина была молодая и проворная. Будь она старухой, пиши пропало. Я подбежал и помог ей подняться, она сказала, что все в порядке, врача не надо, поедет домой. Увидится с мужем, а уж тогда все будет хорошо.

– Значит, она села в машину и уехала?

– Ага. И вот что удивительно: машина была точь-в-точь такая же, как та, которая едва не сбила ее.

– Как насчет номера, Томми?

– Да какое там! О номере я и не подумал. Спохватился, только когда парень завернул за угол и был таков.

– Вы уверены, что за рулем был мужчина?

– Похоже на то.

– А может быть, женщина с короткой стрижкой?

– Мне такое в голову не приходило. Может, и женщина. Но тогда мне показалось, что это был мужчина.

– Пострадавшая сказала что-нибудь о машине или водителе?

– Нет. Она вроде как плакала. Оно и неудивительно. Бормотала какую-то бессмыслицу.

– Можете припомнить?

– Ну… она ведь плакала. Сказала, что хочет видеть мужа. Что должна найти кого-то и убедить, что он не прав, что она не нарочно… Просто набор слов. Истерика, понимаете?

– Спасибо, Томми.

– Всегда пожалуйста. – Парень усмехнулся. – Вам спасибо, что помогли, хоть ненадолго забыть об этих чертовых помидорах. Наверное, у той дамы все в порядке, и она вернулась домой, к своему благоверному.

Мы сели в машину и покатили восвояси. Я раздумывал о том, как мерзавец мучил Морин, о том, как на Тиммонс-стрит ему наконец повезло. Я уже начинал представлять себе этого мерзавца мертвым. Мне не хотелось, чтобы Рейнолдс поймал его, не хотелось, чтобы на него наложили руки власти штата. Мне хотелось другого – самому огласить приговор и привести его в исполнение.

Рейнолдс ехал быстро, умело лавируя в потоке машин.

– Что вы думаете о тачке, которой он воспользовался? – пробормотал лейтенант, словно обращаясь к самому себе. – Она была точной копией вашего седана, и это странно, Гриффин. Ваша супруга упоминала это обстоятельство, и Томми Хайнс тоже.

– Совпадение? – предположил я.

– Может быть. Но едва ли. Это было бы уже чересчур. Машины этой модели редко красят в зеленый цвет такого оттенка.

– Совершенно верно. Это была одна из причин, почему мы ее купили, – сказал я. – Морин хотелось чего-нибудь особенного. Не броского, а просто немного необычного.

– По-моему, мы имеем дело с чокнутым, – рассудил Рейнолдс. – На это указывают все факты. Он очень рисковал и мельтешил на людях, зная, что впоследствии они смогут опознать его. Он выкинул смертельный номер перед битком набитым покупателями магазином, не заботясь о том, что кто-нибудь может запомнить номер машины. Здравомыслящие люди так не делают. Представьте себе, что это маньяк и что он зациклен на одной-единственной мысли: задавить, и непременно точно такой же машиной, как ваша. Но почему? Откуда могла взяться такая мысль?

Я молча смотрел на лейтенанта. Его лицо сделалось похожим на лик каменного изваяния.

– Полагаю, вы уже давно размышляете об этом. В его больных мозгах машина прочно связана с причиной, по которой он считал себя обязанным сделать то, что сделал. Но почему машина такая же, как у вас? Может быть, ваша машина повинна в какой-то постигшей его беде?

– Морин заявила бы в полицию, случись такое, – ответил я.

– Возможно, да. А возможно, и нет. Если она кого-нибудь изувечила, то могла запаниковать. Кроме того, я ведь не говорю, что именно она сидела за рулем. Вы даете свою машину знакомым?

– Пока не давали. Но если бы кто-то из друзей попросил, мы, конечно, не отказали бы.

– Не была ли ваша машина недавно в ремонте? Вмятина на крыле? Разбитая фара? Не припоминаете ничего такого?

– Нет. Во всяком случае, мне об этом не известно.

– Разберемся, но, конечно, понадобится время. Парень возвел себе надежную крепость, Гриффин. Его никто не знает, никто не видел. Никому не ведомо, зачем он эго сделал. Но машина – его ахиллесова пята.

В доме опять было полно притихших, напряженно державшихся людей. Уилл уже вернулся. Я выдержал бомбардировку невнятными соболезнованиями, и, когда толпа мало-помалу рассосалась, Уилл сказал:

– Ты совсем разбит. Выпей кофе. Вики Клейтон заварила целый кофейник: знала, что понадобится. Умная девушка.

– Где она?

– Повела Пенни гулять. Тут было слишком людно, и Пенни могла уловить общее настроение. Так сказала Вики. Мы выпили кофе, и я заговорил было о делах, но Уилл не пожелал меня слушать.

– Можешь забыть о работе на целый месяц, а если угодно, то и на более долгий срок. Ничего страшного не случится. Дела у нас идут неплохо, но лишь благодаря твоим постоянным разъездам.

– Слишком много я ездил, Уилл.

– И не говори.

– Я возвращался домой, проводил с семьей субботу и воскресенье, а потом опять исчезал на месяц или два. Куда это годится?

Он положил руку мне на плечо.

– Прошлое не изменишь. Рейнолдс раскопал что-нибудь?

Я рассказал ему о версии лейтенанта и о машине.

– Рейнолдс, конечно, не гений, – рассудил Уилл. – Но парень крутой, смышленый и опытный. Он привык выискивать схемы и трафареты. Может, и на сей раз он сумел нащупать что-нибудь подобное. Я вчера говорил: Морин была чем-то обеспокоена, и началось это не два дня назад, когда было первое покушение, а гораздо раньше.

– Ты что-то заметил?

Уилл поерзал в пластмассовом кресле.

– Да. Впервые это произошло недели три назад. Мы встретились на улице. Морин выходила из цветочной лавки, и вид у нее был такой, словно она похоронила любимую тетушку. – Уилл налил себе вторую чашку кофе. – Я даже подумал, что она захворала. Увидев меня, Морин сказала, что все в порядке, и немного приободрилась. Тогда я решил, что она просто устала. А может, ей было одиноко. Я пригласил ее в бар, но Морин отказалась, сказав, что ей пора домой. И тут я сморозил большую глупость. Решил ее развлечь, рассмешить, вот и брякнул: у тебя что, богатый дядюшка преставился, и ты купила цветы на могилу? Разумеется, я знал, что все наши знакомые живы-здоровы, но Морин не улыбнулась. Наоборот, едва не расплакалась.

Я отодвинул чашку.

– Ты не помнишь, что это была за лавка?

– Конечно, помню. Маленькая лавчонка на углу Второй и Парковой.

Я пулей вылетел из кухни, но Уилл, похоже, не обиделся. Памятуя о полученном от Рейнолдса уроке, я поднялся наверх и запасся маленькой фотографией Морин.

Продавщица цветов оказалась изящной улыбчивой пожилой женщиной с приятной речью, мягким голосом и коротко остриженными седыми волосами.

– Вам букет для дамы, сэр? Розы? Судя по всему, такому джентльмену, как вы, нужны именно розы.

– Мне нужен траурный венок.

Улыбка старушки погасла.

– Простите меня, сэр! – Продавщица вышла из-за длинного стеклянного шкафа с корзинами и пульверизаторами. – Такая бестактность с моей стороны! Но вы еще совсем молоды, и я… – Она развела руками и участливо спросила: – Вероятно, ваша матушка?

– Жена.

– О! Мне так жаль…

Я прислушался ко всем ее профессиональным рекомендациям, расплатился за венок, сообщил, куда его доставить, и добавил, что погребение назначено на послезавтра.

– Я обо всем позабочусь, мистер Гриффин, не беспокойтесь. С цветами будет полный порядок.

– Она заходила к вам недели три назад, – сказал я. – Возможно, вы ее помните.

– У меня столько покупателей… – Продавщица умолкла и вгляделась в фотографию Морин, которую я ей протянул.

– Какая молоденькая и хорошенькая, – сказала цветочница. – Но я ее не помню, уж не обессудьте, мистер Гриффин. Может, если бы я увидела человека, а не фотоснимок… – Она склонила голову набок и поднесла портрет поближе к глазам. – Да, вот сейчас начинаю припоминать. Кажется, туг была очень похожая женщина. Весьма примечательное лицо, но я обратила внимание на ту женщину совсем по другой причине: она нервничала. Опрокинула корзину и насильно всучила мне деньги в возмещение ущерба. Но вот ее фамилия ничего мне не говорит.

– Она могла назваться другим именем.

Цветочница пожала плечами и вернула мне фотографию.

– Можно от вас позвонить?

Женщина кивнула на телефон в дальнем углу. Я набрал номер полицейского управления и спросил лейтенанта Рейнолдса. Его не оказалось на месте. Подозреваю, что он отправился объезжать авторемонтные мастерские.

– Мне надо срочно увидеть его. Это Стив Гриффин. Кажется, я раздобыл важные сведения.

– Мы можем связаться с ним по радио.

– Попросите его приехать в цветочную лавку на углу Второй и Парковой.

Я положил трубку и повернулся. Цветочница стояла рядом. Лицо ее побелело и напряглось.

– Право, мистер Гриффин… Не ведаю, что происходит, но вызывать в мой магазин полицию…

– Поймите меня правильно, – сказал я. – Мою жену убили. Если полиция будет знать, какое имя она вам назвала и какие цветы купила, это, вероятно, поможет найти преступника.

– О! – воскликнула женщина и глубоко вздохнула. Ее глаза подернулись поволокой, в них снова появилось сочувственное выражение. – Разумеется, я помогу всем, чем только смогу.

Она открыла стальной картотечный шкаф, задумчиво поджала губы и подперла указательным пальцем подбородок. Старушка постояла несколько минут, напрягая, память, потом принялась сноровисто перебирать карточки. За этим занятием ее и застал лейтенант Рейнолдс, который появился в лавчонке минут через пять. Я представил его цветочнице, она коротко кивнула и, не отрываясь от картотеки, проговорила: