Текст книги "Путешествие Тимофея Авоськина за пределы Солнечной Системы"
Автор книги: Анатолий Шалин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
– Да, молодые люди, – сказал генерал Нивс, – посидеть в таких камерах, как эти, об этом можно только мечтать. Великий гуманизм Свербы проявляется во всем. Даже в замеченных вами мелочах. Вы еще не знаете о последнем достижении нашего гуманизма… – заслуженный волкодав многозначительно поднял указательный палец: – Согласно эдикту Его Совершенства Хапса Двадцатьдевятого Дробь Один громдыхмейстра Свербы и окрестных планет от первого числа августа месяца прошлого года «смертная казнь на Свербе осуществляется отныне только под наркозом».
– Под общим наркозом или местного достаточно? – полюбопытствовал Степан и тут же получил сильный тычок в спину от капитана Прохора. Однако генерал не усмотрел в вопросе Степана насмешки и очень обстоятельно начал рассказывать, какое это гуманное и великое нововведение.
– Теперь одного укола в зад достаточно, – объяснял Нивс, – преступник засыпает, и его без помех можно четвертовать сколько душе угодно. А что касается местного или общего наркоза, дебаты в парламенте об этом еще ведутся. Мнения сенаторы высказывают различные, но подавляющее большинство склоняется к тому, что, в целях экономии усыпляющих средств, местного наркоза должно быть, как говорят, за глаза.
– О! – поддакнул Григорий. – Вы правы, такое нововведение, конечно, является величайшим благодеянием со стороны громдыхмейстера по отношению к своим врагам.
– Генерал, а обычные-то камеры будете нам, показывать? Или увиденного достаточно? – осторожно спросил я.
И получил в награду испепеляющий взгляд капитана.
– Что касается обычных камер, в данный момент они несколько переполнены свежими партиями заключенных, а посему, други мои бриллиантовые, вы посетите их в другой раз. Позднее. Каждому овощу – свое время, как любит повторять Его Совершенство. А на этом ваша экскурсия по Большой Новой тюрьме завершается.
И мы направились к выходу по многочисленным коридорам, каждый из которых начинался раздвижными железными решетками и заканчивался ими же… Однако шкатулка событий этого дня еще не была выпотрошена до дна, как замысловато выразился Степан.
Когда мы со слишком явными следами облегчения на физиономиях выбрались из недр великого архитектурного сооружения эпохи расцвета свербского гуманизма, во дворе тюрьмы уже были подготовлены все условия для возникновения стихийного, хорошо организованного митинга. Перед входом в Главный каземат возвышалось некое крепко сколоченное сооружение из хорошо обструганных досок, выкрашенных серой краской (цвет национального флага Свербы), – не то помост для рубки голов, не то сарай для хранения сельхозинвентаря. На крышу сооружения вели деревянные ступени, а вокруг весь двор был заполнен военными, придворными, горожанами, надзирателями, и отдельно, в стороночке, стояли заключенные в загончиках из составных железных клеток.
Капитан уже собирался обратиться к Нивсу за разъяснениями, как все наши недоумения были рассеяны. Из здания в сопровождении свиты вышел громдыхмейстер и по деревянным ступенькам вспорхнул на крышу загадочного сооружения, а гвардейцы из роты охраны взяли помост в кольцо, и мы сообразили, что, перед нами типичная свер6ская трибуна и сейчас Его Совершенство произнесет одну из своих исторических, зажигательных речей.
И в самом деле Хапс обвел соколиным взором шеренги выстроенных по росту придворных, сенаторов, горожан, отряды военных; одобрительно улыбнулся колонне надзирателей и заключенным (позднее от Нивса мы узнали, что от каждой камеры на встречу с громдыхмейстером отбиралось по одному узнику, как правило, самого достойного и примерного поведения) и, одарив капитана Прохора и нас – все же гости некоторым образом – снисходительным кивком, начал:
– Любимые! Друзья! Подданные! Это великий день… Заложен еще один краеугольный камень в бастион прогресса! Наши потомки! Они оценят… Все величие… Не всем дано понять всю глубину задуманных нами благодеяний! Каждый житель Свербы должен быть уверен в завтрашнем дне, должен помнить, что и для него всегда найдется местечко, пусть не в камере люкс, пусть в помещении попроще, но и его, если понадобится, не обойдут вниманием… Мы осуществим намеченные цели! Пусть это даже будет стоить жизни всем свербитам! Мы победим! Наша Бастилия, как ласково назвал в беседе со мной главный надзиратель свое любимое детище, устоит в любых катаклизмах! Да, устоит, потому что ее возводили руки свербитов с любовью и трепетностью, с чисто свербским, неподдельным энтузиазмом! Эта одна из первых ласточек высокого полета, которые принесут нам весну нашего могущества! Победа близка! Никакие козни врагов и предателей не остановят нас!
И Хапс говорил еще очень долго и очень зажигательно. И все присутствующие, и даже заключенные, мелодично позвякивающие кандалами, дружно аплодировали, пристально посматривая на соседей и стараясь не отстать в проявлении свербского энтузиазма друг от друга.
Опять каждая очередная пауза в речи громдыхмейстера заполнялась криками: «Грызи!», «Дави!», «В порошок!», возгласами: «Помрем, как один, но победим!» И все гремели и гремели бурные овации…
У нас, как наиболее неприспособленных к местным условиям, признаться, к концу митинга даже головы закружились от всего происходящего, и так захотелось куда-нибудь в тишину, в уют тюремных камер люкс… И так захотелось вздремнуть на нарах из сандалового дерева, что Григорий, прикрыв рот ладошкой, стал украдкой зевать. А капитан все пощипывал Степана и меня, когда замечал, что глаза наши сами собой закрываются:
– Степан! Тимофей! Держитесь! – шептал он нам. – Главно, не уснуть! Пропадем… Как пить дать, пропадем!
Наконец Хапс закончил речь, очень терпеливо и с заметным удовлетворением выслушал семиминутные непрерывные рукоплескания и, раскланявшись на все четыре стороны, точно артист на арене цирка, сошел с трибуны в тень своих рослых телохранителей.
А на помост полезли один за другим с ответными речами: министры, придворные, генералы, главный надзиратель, парламентарии… Ничего нового, по сути, они не добавили к сказанному громдыхмейстером, а варьировали на все лады отдельные абзацы и фразы из речи Его Совершенства. Поэтому нам запомнилось только выступление представителя от заключенных, бледного изможденного старичка лет шестидесяти, который со слезами на глазах поблагодарил любимого громдыхмейстера за неустанную заботу о своих сирых заблудших овцах, за Большую Новую тюрьму. Старичок также заверил Его Совершенство, что он лично, как, впрочем, и все его соседи по камере, мечтает провести остаток своих дней только в этой прекрасной тюрьме, и нигде больше. И поэтому он-де собирается ходатайствовать перед Его Прохиндейством – главным судьей Свербы – о замене ему двадцатипятилетнего заключения пожизненным.
Эта коротенькая выразительная речь бедняги заключенного была встречена надзирателями и многими из собравшихся весьма сочувственно, ибо старичок числился последним в списке ораторов, попросивших слова.
И вот сводный тюремный оркестр и хор мальчиков (видимо, детишки надзирателей) исполнили национальный гимн Свербы. Музыка и слова просто божественные… Многие из собравшихся прослезились… Мне, правда, удалось запомнить только первые две строки:
Камня на камне не оставим…
В развалины и пепел обратим…
Все это рифмовалось с «победим!» Очень, знаете ли, впечатляюще…
Пением гимна церемония посещения Большой Новой тюрьмы для нас и закончилась. Правда, многие из придворных еще оставались во дворе тюрьмы в ожидании фейерверка и бесплатных бутербродов, но генерал Нивс сказал, что по его сведениям, бутерброды будут с синтетической ливерной колбасой, и нам уже пора… На всех рассчитано не было…
Глава 14
На следующий день нас повезли осматривать Научный Центр Свербы, расположенный в одном из пригородов столицы.
Мы еще не совсем оправились от посещения Новой тюрьмы и чувствовали себя достаточно скверно. Ночь перед этим почти не спали. Я думал о Терзалии, о далекой Земле и уже не верил, что когда-либо выберусь с планеты Сверба. Капитан же со Степаном и Григорием просидели почти до утра за столом в номере и, перемигиваясь азбукой Морзе, видимо, обсуждали возможные пути к нашему спасению. Азбуки Морзе я не знал, но, судя по унылым физиономиям моих товарищей, пришел к заключению, что дела наши плохи. Выхода пока никто из нас не видел…
По мере приближения к средоточию свербской премудрости, атмосфера учености вокруг нас сгущалась, Все чаще по обочине шоссе мы имели счастье созерцать огромные деревянные щиты серого цвета с высказываниями громдыхмейстера на околонаучные темы:
«Всю мощь духовного потенциала Свербы обрушим на головы наших врагов!»
«Если научная проблема не решается, тем хуже для нее!»
«Из законов природы следует открывать и изучать лишь те, что не противоречат интересам Свербского государства!»
«Если природа не отступает перед свербским гением, ее уничтожают!»
«История – это то, какими бы мы желали видеть себя в прошлом!»
«Истинный гуманизм отрицает жалость к врагам!»
«Цель всегда оправдывает средства, отпущенные на ее осуществление!»
Все эти и многие другие лозунги приятно будоражили наше воображение и пусть ненадолго, но отвлекали от мрачных мыслей.
Денек выдался теплый, солнечный. Здания Научного Центра утопали в зелени. На газонах кучерявились пальмы в кадушках. Росли кусты роз. Кусты крыжовника, смородины. Яблони, абрикосы. Тут же топорщились редкие разновидности кактуса марсианского – перед каждым растением поблескивали таблички с латинскими и свербскими названиями. В искусственных прудах вдоль шоссе нежились полутораметровые аллигаторы, как сообщил Нивс, – любимые животные громдыхмейстера. Шумели фонтаны.
Обилие институтов и количество сотрудников в них радовало глаз. То и дело нам попадались марширующие колонны научных сотрудников в академических плащах и шапочках, в пенсне и с фолиантами в сумках через плечо.
– Молодцы! – одобрительно приветствовал, генерал Нивс очередную колонну воинов науки. – Учатся ходить в ногу… Эх, если бы их еще научить мыслить в одном направлении, и синхронно. Впрочем, мыслить, это, пожалуй, лишнее. Итак слишком грамотные…
Наша экскурсия включала ознакомление с несколькими институтами Центра, встречи с апологетами свербской научной мысли и знакомство с некоторыми их разработками и идеями. Словом, очень увлекательная, по мнению Нивса, и обширная программа.
Среди различных мероприятий этого дня мне запомнилось посещение Института Неразрешимых проблем.
Седовласый, пухленький, очень представительный, директор этого учреждения долго водил нас по коридорам и лабораториям, объясняя, чем занимаются его сотрудники:
– Видите ли, коллеги, – говорил он доверительно, – тематика наших работ обширна! Неразрешимых проблем, на наше счастье, значительно больше, чем разрешимых! Самое же замечательное то, что раз они неразрешимые, их совсем и не нужно разрешать! Важно только не ошибиться и подобрать такую проблему, которая и в самом деле неразрешима. Иначе возможны огромные неприятности! У нас вот два года назад случился такой прискорбный казус: приняли нового сотрудника – молодого, крепкого парня, знаете, из тех, что кровь с молоком, бицепсы как у быка. Молодой специалист, грубо говоря. Плохого от него никто не ожидал… А он возьми и сдуру-то, не посоветовавшись со своим научным руководителем, и разрешил проблему, которую уже почти десять лет успешно не мог разрешить весь коллектив института! Нет, вам трудно, естественно, представить все последствия такого поступка. Этот стервец нашел решение проблемы за три недели и закрыл тему! Какой это был удар для нас! Для нашего бюджета! На разработку темы выделили из казны десять миллионов и семь из них уже было израсходовано! Постепенно, десятилетиями приближаясь к истине, мы бы получили на эту тематику из научного бюджета Свербы от нашего горячо любимого громдыхмейстера еще миллионов пятьдесят, как минимум, и могли бы процветать, а тут какой-то гений закрывает проблему и лишает сотрудников уверенности в завтрашнем дне! Нет, конечно, поведение этого выскочки тут же обсудили на расширенном заседании ученого совета. Направили нашего гения на стажировку в террариум, где один из любимых крокодилов Его Совершенства, разумеется, совершенно случайно откусил ему столь гениальную голову. Но это было уже позднее… – директор тяжело вздохнул.
Мы притихли. Задумались.
– А сейчас, профессор, если, конечно, не секрет, над чем трудятся ваши люди? – вежливо поинтересовался капитан, дипломатично обрывая затянувшуюся паузу и стараясь сгладить то мрачное впечатление, что осталось после жуткого рассказа директора.
– Какой секрет! – жизнерадостно отозвался руководитель института. – Мы ищем философский камень!
– Это что же, – почесал Прохор бороду, – способ превращения обычных камней в золото?
– Да. Именно. Тема, как изволите видеть, проверенная, практически неразрешимая! То, что нужно! Главное, все наши довольны. Недавно провели повышение окладов, ввели надбавки за незаменимость, за смелость мысли! Сотрудникам выплачиваем теперь только золотом…
– Вот как! Неужели есть успехи? – спросил Степан.
– А как же! А как же! Мы уже научились превращать золото, которое нам выделяют на эксперименты, в дорожную пыль и ветер, еще немного – и сумеем отладить обратную реакцию. Но для этого, понятно, потребуются дополнительные ассигнования. Полагаю, если министерство финансов, по заказу которого мы трудимся, согласится выделить нам еще миллионов пятьсот-шестьсот, дела пойдут.
– Потрясающе! – восхитился Григорий. – Деньги на ветер! И в таких количествах! Гениально! Примите наши поздравления…
Одно из учреждений Центра, в котором мы также побывали, называлось совсем грандиозно: «Институт Усовершенствования Законов Мироздания».
Как выяснилось в ходе экскурсии, в этом достопримечательном храме науки лучшие умы Свербы уже давно бились над возможностью как-то изменить или обойти фундаментальные законы природы. Особенно раздражал свербитов почему-то закон сохранения материи. Чего они с ним только не проделывали! Пытались переформулировать, ввести в него дополнительные коэффициенты, вывести нужные народу Свербы следствия и теоремы… Помогало плохо… Кто-то из профессоров предложил отменить закон сохранения, так сказать, в административном порядке! Нет такого закона – и все тут! Идея многим показалась заманчивой и скоро будет рассматриваться парламентом Свербы.
Много еще диковинного и совершенно ни с чем не сообразного увидели мы в Свербском Научном Центре.
Пожалуй, наиболее сильное впечатление на всех на нас, включая генерала Нивса, произвело изобретение профессора Хлюпеншлепа – доцента кафедры глубокомыслия Кротонского университета, заведующего кафедрой подводных течений свербской политики Национальной военной академии, действительного тайного советника, почетного члена Общества любимцев громдыхмейстера. Сей высокоученый муж разработал для нужд свербской армии совершенно уникальное оружие – излучатель глупости. Оружие бескровное, вполне созвучное эпохе расцвета свербского гуманизма, можно сказать, шедевр военной и технической мысли. Глупомет Хлюпеншлепа, как нежно величали это изобретение военные эксперты, должен был после полевых испытаний и некоторой доводки отдельных узлов и деталей поступить на вооружение армии Свербы в самое ближайшее время.
Громдыхмейстер, по словам Нивса, одобрил в принципе идею Хлюпеншлепа и очень заинтересовался изобретением.
– Профессор! – сказал Хапс во время беседы с Хлюпеншлепом. – Если вы оправдаете мои надежды и дадите нашей непобедимой армии такие излучатели, можете считать себя президентом Свербской академии и моим заместителем по научной части. Просите любые субсидии. Вы их получите! О! Как это будет прекрасно! Мы задавим всех своей глупостью! Любую армию сотрем в порошок! Никто и не пикнет! Ибо не придумано еще во вселенной более страшного оружия, чем направленный идиотизм! Грызи!
Естественно, вдохновленный такой могучей поддержкой, профессор дни и ночи не вылазил из лабораторий, и вот первая действующая модель излучателя, мощностью десять мегаидиотов в секунду, возвышалась перед нами в демонстрационном зале так называемого Пантеона Мудрости Свербского Научного Центра.
Глупомет представлял собой стационарную, довольно громоздкую установку с медным выдвижным раструбом. Сам профессор, находившийся рядом со своим созданием, очень подробно и популярно отвечал на все вопросы толпившихся вокруг любопытных:
– Принцип действия? Создается направленное излучение, воздействующее на мозговые центры и нервные окончания высших млекопитающихся, к которым, как известно, относится и человек. Результат? При незначительных дозах облучения – замедленность реакций на внешние раздражители, сонное состояние. При более ощутимых дозах – тупость, полная апатия и пассивность. При больших дозах возникает устойчивое слабоумие и полнейший идиотизм. Радиус действия установки зависит от ее мощности и колеблется от пятисот метров для миниатюрных ручных глупометов до нескольких десятков километров в дивизионных глупометах, развернутых на армейских тягачах.
– Не отразится ли действие установки на способностях обслуживающего ее персонала? – поинтересовался Степан, внимательно рассматривавший все детали излучателя.
Хлюпеншлеп, очевидно, не ожидавший такого провокационного вопроса, с минуту озабоченно моргал, словно не мог взять в толк, о чем его спрашивают, наконец просветленно улыбнулся:
– Нет! Нет! Для наших воинов никаких вредных последствий при аккуратном обращении с излучателем не может быть! Исключено, разве что кто случайно попадет под поток излучения… Впрочем, сегодня вечером можете сами убедиться в эффективности и доброкачественности прибора. Я буду демонстрировать действие моего изобретения самому громдыхмейстеру и членам военной коллегии. Приглашены также все министры, сенаторы, придворные и генералитет. В их присутствии будут поражены из глупомета три группы патриотов, выразивших желание принести свои мозги в жертву свербской науке. Вы увидите, так сказать, наших камикадзе! Естественно, нация их не забудет! Приглашаю и вас всех на это радостное и великое событие.
– Спасибо, – поблагодарил Хлюпеншлепа капитан, – но знаете, мы как-то не привыкли к таким зрелищам. Да и переутомились за эти дни.
И мы простились с уважаемым профессором…
И какое же это было счастье, что нам удалось избежать присутствия на этой демонстрации свербской глупости! Просто перст судьбы! Чудом, чудом избежали непоправимого!
Уже на следующий день по бледному и растерянному виду заслуженного волкодава, который, кстати, тоже не присутствовал на испытаниях глупомета, чувствовалось, что произошло нечто непредвиденное. И действительно, из новостей, передаваемых по телевидению, и местных газет мы узнали, что во время демонстрирования боевых качеств своего излучателя Хлюпеншлеп чего-то недоучел, возможно, врожденной глупости многих из присутствующих в демонстрационном зале, и, потакая начальственным крикам собравшихся: «Давай! Давай! Сильней! Сильней! Поднажми!» – настолько раскалил свою установку, что полетели какие-то клапана, сорвало раструб, и все присутствующие а Пантеоне Мудрости подверглись неконтролируемому воздействию оглупителя.
По мнению журналистов оппозиционных газет, изрядно поглупели очень многие из придворных, академиков, министров, а также много военных, чиновников и сенаторов. Расценивалось случившееся чуть ли не как национальная трагедия, из чего мы заключили, что и сами журналисты не избежали общей участи всех находившихся в Пантеоне Мудрости.
Сообщалось, что и профессор Хлюпеншлеп получил сильнейшую дозу глупости, впал в детство и в крайне тяжелом состоянии, граничащем с идиотизмом, был доставлен в тюремный госпиталь Научного Центра.
Причины аварии излучателя выясняются. Подозревается, что все это происки экстремистов с Арис. Первые двадцать человек уже повешены. Начато официальное следствие.
Правда, газеты в один голос утверждали, что громдыхмейстер почему-то не пострадал. То ли иммунитет у него к этому делу был, то ли, как говорится, для него все это семечки. Словом, крепкий организм! Впрочем, не исключено, что журналисты просто опустили щекотливую тему состояния здоровья Его Совершенства…
– Гм! – сказал Григорий, ознакомившись с этими новостями. – Теперь они за нас возьмутся.
– Почему же только теперь? – возразил Степан. – Нас давно уже обрабатывают в свербском стиле. С чего ты решил, что с сегодняшнего дня что-то изменится в нашей судьбе?
– Обязательно! А как же! Они тянули время всеми этими экскурсиями и светскими раутами, а сами разворовывали грузы с нашего звездолета. Пытались, я уверен в этом, освоить технологию производства савобров. И, возможно, уже освоили! Нас держат про запас – вдруг свои специалисты что-нибудь напутают в деталях, не справятся. А теперь и мы можем понадобиться! Свои-то гении свербские, если верить этим сообщениям в газетах, поди, все от слабоумия лечатся.
– Так уж и все? – с сомнением спросил капитан. – Умных мерзавцев на Свербе, думаю, пока хватает. Другое дело, что каждый умен для себя. У них тут идет какая-то скрытая борьба. Все эти угрозы в адрес скрытых врагов и предателей что-то же означают… Если Хапс, желая быстрее использовать земную технику, начнет спешить, нас и в самом деле начнут трясти. Впрочем, не будем пока обсуждать эти опасные темы. Подождем немного – посмотрим, чем свербиты нас еще порадуют. Мне думается, если то, о чем написано в этих газетках, хоть отчасти справедливо, события не заставят себя долго ждать.
Капитан оказался прав и на этот раз, в чем мы убедились уже на следующий день, когда по телевидению Свербы имели удовольствие наблюдать выступление громдыхмейстера.
Сияющий, при всех регалиях, как-будто даже помолодевший, Хапс в своей обычной зажигательной манере призвал всех жителей планеты к бдительности, к выявлению предателей и скрытых врагов. Затем поведал о наступлении на планете Сверба новой эпохи:
– Мы поразмыслили тут на досуге, посовещались с нашими министрами и пришли к выводу, что все у нас на планете хорошо, разумно, никаких особых проблем не существует. Нашими усилиями воздвигнуто царство мудрости и справедливости, а посему, согласно нашему постановлению от сего числа сего месяца и сего года, приказываем считать, что Золотой Век во вверенных нашему попечению территориях и планетах уже наступил. А поскольку Золотой Век – есть осуществление всех наших чаяний и мечтаний, объявляю, что отныне всякие мечты моих подданных о чем бы то ни было вредны и будут рассматриваться как государственное преступление и подрыв основ! И второе, как следствие вышеизложенного, на рассмотрение парламента выносится эдикт: «О запрете на размышления». Связано это, мои дорогие, с тем, что слишком много развелось умников, рассуждающих на темы, о которых им рассуждать непозволительно. Согласно новому эдикту, всех уличенных в рассуждениях и размышлениях на темы, не связанные с их прямыми служебными обязанностями, предлагается пропускать через оглупители великого профессора Хлюпеншлепа! И вообще, пора, давно пора разобраться в мыслях наших подданных и упорядочить их умственную деятельность. Нужно четко определить, кому какие мысли и в каком количестве позволительно иметь…
Хапс еще минут двадцать, путаясь в словах, излагал свою новую программу всеобщей идиотизации населения, учреждения табели об умственных рангах. А мы сидели перед экраном в номере отеля, слушали весь этот бред и размышляли о безнадежности своего положения. Перспективы впереди замаячили самые пакостные.
– Что ж, – вздохнув, сказал капитан Прохор, щелкая выключателем телевизора, – если судить по этой речи Его Совершенства, демонстрация изобретения Хлюпеншлепа в Пантеоне Мудрости не прошла для Хапса без последствий.
– Да, видимо, доза оказалась критической, – кивнул Григорий. – Боюсь, Хапс долго не протянет.
– Это мы долго не протянем! – проворчал Степан. – Надо что-то делать, пока нас на этой планете дураков не превратили в среднестатистических идиотов! Капитан, пока мы еще способны размышлять, надо как-то выкручиваться! Ведь пропадем! Придумайте какой-нибудь гениальный ход!
– Придумайте… Легко сказать, – насупился Прохор. – Конечно, обстановка осложняется, кто с этим спорит? Однако у меня появилась маленькая надежда на изменение нашей судьбы к лучшему. Ведь как только глупость Хапса станет для его приближенных очевидной, начнутся, думаю, волнения. Не все же его подданные такие отпетые дуралеи. Возможно, кто-нибудь из царедворцев попытается перехватить у спятившего правителя власть. Вот тут бы нам не сплоховать, поманить их нашими саворбами и попытаться вырваться со Свербы… Если еще удача будет сопутствовать нам…
– Как? Как мы вырвемся? – спросил я.
– Там видно будет, – пожал плечами Григорий. – Капитан у нас мудрец. Главное, Тимофей, не дергайся раньше времени. Тебя ведь еще не загнали в оглупитель Хлюпеншлепа и не повесили. Значит, будем жить и мечтать, пока нам все это не запретили. Мужайтесь.
