Текст книги "Бунт марионеток"

Автор книги: Анатолий Шалин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

В порядке обмена опытом
(Из цикла «Фантастика времен застоя»)

И опустилась Летающая Тарелка. Из нее вышли: председатель колхоза «Буйные всходы» товарищ Пафнутий Игнатьевич Поднебесный, агроном того же колхоза товарищ Сухостоев М. Г. и восемь личностей странного вида с физиономиями, заросшими редкой зеленой щетиной, и с красными выпученными глазами. Кроме того, у этих личностей были по две пары мозолистых волосатых рук, а на головах по два больших синих уха, а также непонятные сооружения, напоминающие не то рога, не то телевизионные антенны. Одеты личности были в джинсы местного производства и штормовки областной фабрики «Закаты красные». Причем из-за обилия конечностей штормовки не застегивались и вторые пары рук высовывались в какие-то прорези, сверкая в лучах вечернего солнца бледно-зеленой кожей.

Процессия проследовала через всю деревню к зданию сельсовета. Председатель колхоза шел впереди и о чем-то оживленно беседовал с одним из четвероруких незнакомцев. Объяснялся он с ним, очевидно, по-зарубежному, ибо из всей этой беседы жители села, в изумлении наблюдавшие вышеописанную картину, почти ничего не поняли, кроме слов: «Обмундирование за наш счет и оплата по тарифу».

В сельсовете председатель и гости заперлись на ключ, агроном был отправлен в «сельмаг» за огурцами. В магазине на все вопросы продавщицы и обступивших его мужиков он только махал рукой и говорил:

– Некогда, мужики! Некогда! Потом объясню! – и, уже подбегая с бутылками к сельсовету, успел восхищенно добавить: – Ну и председатель у нас! Вот это голова! Такое дело провернуть! Ух! Только бы выгорело!

Дверь сельсовета захлопнулась. Заиграла музыка, в окнах вспыхнул яркий свет и послышались оживленные неразборчивые голоса.

Глядя на все это, деревенские старухи испуганно крестились, поминая святых угодников. Молодые парни откровенно завидовали обилию рук пришельцев:

– Ты гляди! – восхищались они. – Каждый в две лопаты копать может!

А дед Ерофей, колхозный сторож, скосил заспанные глаза в сторону сельсовета, сплюнул и прохрипел:

– Быть мору! Опять черти зеленые перед глазами! В который раз уже, пора завязывать! – и пошел досыпать на сеновал.

Разошлись и ошарашенные происходящим колхозники. Перед сельсоветом осталось только несколько самых любопытных, осознавших, что творится что-то невероятное. Их чуткие уши были направлены в сторону раскрытых окон, где за белыми, слегка засиженными мухами занавесками товарищи Поднебесный и Сухостоев потчевали гостей.

Поначалу почти ничего не было слышно, кроме бульканья жидкости, звона стаканов и гостеприимных возгласов агронома:

– Колбаски, огурчиков, огурчиков подкладывайте!

Затем загремел бас председателя:

– За межпланетную дружбу и сотрудничество! Ребяты! Вздрогнем!

Очевидно, ребята вздрогнули, потому что послышались какие-то сипящие звуки, довольное пофыркивание, мурлыканье, а также хруст и хлюпанье проглатываемых огурцов и радостные возгласы с инопланетным акцентом:

– Калашо! Чудесный напиток! Эх, клепко! Жаль, у нас его не умеют готовить. Прошла родимая!

Между тем захмелевший председатель осторожно, откуда-то сбоку, перешел к интересующей его теме:

– Условия погодные в этом году сложные, то жара стоит, засуха, то дожди, – плакался он. – Редька на корню пропадает. Хлеба местами полегли. Капусту тля поела. Картошка опять же вся в ботву ушла. Турнепс, и тот нынче супротив прошлогоднего совсем заморышем вырос. А ведь скотину кормить надо… Проблемы… Проблемы кругом, а их решать надо. В вашем-то районе… галактики все эти задачи, наверное, уже решены?

– Спросите тоже, Пафнутий Игнатьич, – не удержался агроном. – У них наука завтрашнего дня, суперсветовая техника, масштабы! Урожаев по пять в месяц собирают! Хлеб, наверное, сразу в виде сдобных булок растет! Колбасы на грядках вызревают! Чудеса биологии, одним словом! Верно говорю?

В ответ смущенные пришельцы дружно крякнули и закивали головами.

Из дальнейших расспросов стало ясно, что на планете Фигунего, откуда родом космические гости, накоплен богатый опыт выращивания культурных растений и производства белкового концентрата. Причем уже после третьей рюмки пришельцы согласились поделиться своими знаниями с землянами.

– Для хорошего гуманоида ничего не жалко! – размахивая всеми четырьмя руками, гудел капитан Летающей Тарелки, порываясь обнять сразу и председателя, и агронома. – Мы у вас тут такое взрастим! Все ваши продовольственные проблемы, тьфу, как рукой снимет!

– Вот славно-то, вот славно! – поддакивал Пафнутий Игнатьевич. – Вы уж выручите, братцы! А за нами не пропадет! Ежели там опытом передовым поделиться или, допустим, овощей на дорожку подбросить – мы завсегда, это железно! Вот вы говорили, у вас этот, как его, аннигилятор барахлит. Так мы вам новый добудем. Плевое дело!

– Верно! – подхватил агроном. – У меня тесть в городе на автобазе работает, через него и достанем. Подумаешь, узкоспектральный аннигилятор, тоже мне – дефицит. Да мы вам новую Тарелку выписать сможем.

– Правильно! – сказал Пафнутий Игнатьевич. – Завтра же скажу завхозу, чтобы заявку оформил. А вы уж, братцы, не подведите, ведь у нас, в галактике, что главное – взаимопомощь, сотрудничество, обмен передовым опытом… Вот, допустим, у вас там в созвездии с уборкой припечет. Ну, там капусту убрать надо, свеклу. Вы только мигните, я вам десятка три своих архаровцев тут же выставлю, тем более, среди молодежи сейчас тяга к странствиям появилась, все из деревни а город норовят улизнуть, ну а кое-кто уже и на соседние галактики посматривает.

– Ну, братцы, за межпланетную дружбу еще по одной!

И снова застучали стаканы и захрустели огурцы. Веселье в сельсовете продолжалось до полуночи…

На следующий день пришельцы предложили засеять все окрестные поля самой перспективной сельхозкультурой планеты Фигунего, так называемым «фигушем скороспелым».

Пафнутий Игнатьевич хотел было уже согласиться на это заманчивое предложение, но осторожный от природы и по должности Сухостоев отговорил председателя от проведения эксперимента в таких масштабах.

– Все поля сразу засевать не годится – вдруг этот фигуш у нас не приживется, чем тогда будем отчитываться перед областью. Пусть засеют гектара два, а там увидим.

Председатель, подумав немного, согласился с доводами агронома, и пришельцам выделили два гектара пустыря рядом с деревней.

Сразу закипела работа. Без лишнего шума из Летающей Тарелки были извлечены мотыги и лопаты, а также различные более сложные инопланетные инструменты и оборудование.

И уже через три дня пустырь стал неузнаваем. Пышно и обильно цвели лилово-желтые гроздья фигуша скороспелого. Гудели оросительные установки инопланетного происхождения.

Довольные пришельцы в один голос утверждали, что еще неделя – и можно убирать урожай. Впрочем, сами инопланетяне урожая дожидаться не собирались. За прошедшие дни они привели в порядок свою Летающую Тарелку, отмыли ее от толстого слоя космической пыли, наросшего за долгие годы странствий в просторах галактики, сделали профилактику двигателей, и теперь срочные дела призывали их в другую область Вселенной.

– Пора улетать, пора! – смущенно разводя все четыре руки, твердили инопланетяне огорченным колхозникам.

– А как же урожай? – спрашивал агроном. – Мне нужны инструкции, рекомендации по уходу…

– Все есть! – уверенно ответил капитан пришельцев и под гром аплодисментов вручил товарищу Сухостоеву объемистую рукопись – дословный кибернетический перевод с фигунегского на русский монографии: «О свойствах и выращивании фигуша скороспелого».

Прослезившийся агроном пожал капитану все четыре руки и сказал, что он этого никогда не забудет.

В этот же день пришельцы засуетились, уложили свои чемоданы и после небольшой прощальной выпивки залезли в свой аппарат. Летающая Тарелка взмыла вверх и, слегка переваливаясь с боку на бок, растаяла в вечернем небе.

Вскоре выяснилось, что вместе с пришельцами улетел и дед Ерофей, очевидно, спутавший сеновал с Летающей Тарелкой и уснувший не там, где обычно, а в каюте капитана.

Однако на этом удивительные события в колхозе «Буйные всходы» не кончились.

Через неделю собрали урожай фигуша. Крупные кисло-сладкие ягоды многим пришлись по вкусу. Но странное дело, на следующий день у всех, кто пробовал инопланетный овощ, начисто пропал аппетит. Жители села с удовольствием пили чистую воду, были полны сил и энергии, чувствовали себя великолепно, но совершенно перестали употреблять обычную пищу. Самое же удивительное, что и к ягодам с планеты Фигунего их уже не тянуло.

Проходил день за днем. Был закрыт на учет за ненадобностью продовольственный отдел сельмага. Уже шеф-повар колхозной столовой Семен Кренделякин подал заявление об уходе и собирался ехать в Крым лечиться от сглазу, а устойчивое состояние добровольной голодовки, охватившее жителей села, все не проходило.

– Ну, удружили, братья по разуму! Родственнички выискались! – сетовал Пафнутий Игнатьевич, большой любитель вкусно отобедать. – Вот тебе и решение продовольственных проблем! Черт меня дернул с ними связаться! Хороший опыт, нечего сказать, мы от них переняли!

– Ах! Не отвлекайте меня, – отвечал ему Сухостоев, изучавший в срочном порядке рукопись пришельцев. – Вот здесь как раз сказано, что одна ягода фигуша скороспелого по калорийности заменяет восемь килограммов белковой пищи. Причем эти ягоды содержат набор ферментов, способствующих перестройке всей пищеварительной системы организма таким образом, чтобы можно было по три недели обходиться без пищи.

– Это что же, – возмутился председатель, – они из нас верблюдов сделали?

– Нет, Пафнутий Игнатьич, верблюдам до нас теперь далеко! Им хоть колючки, а жевать приходится, а мы с вами отныне все необходимые аминокислоты из воздуха получать будем. У нас внутри из кислорода, азота и углекислого газа теперь идет синтез всех необходимых белков и углеводов. А вот на этой странице сказано, что отныне, ввиду возникшей крайней неприхотливости, мы можем периодически для пополнения запасов фосфора и микроэлементов глотать суперфосфат и другие удобрения, а также употреблять в пищу опилки, кирпич мелкораздробленный, сено, нефтепродукты и даже коксующиеся угли… Как видите, продовольственные проблемы человечества можно решать, переняв богатый опыт наших братьев по разуму.

– М-да! – раздумчиво сказал Пафнутий Игнатьевич. – Оно, конечно, какую-то пользу в народном хозяйстве этот их фигуш принести может, а вот что касается решения продовольственных проблем человечества, тут ихний опыт нам, пожалуй, не подойдет. Нет! Нет! – мотнул головой Пафнутий Игнатьевич. – Меня такой опыт никак не устраивает!

– А я так думаю, – нервно хихикнул агроном, – что и опыт нашего деда Ерофея пришельцев тоже скорее всего не устроит.

– Ты о чем?

– Это я про деда Ерофея вспомнил, он ведь не случайно с пришельцами улетел. Сманили они его.

– Как так? Да зачем он им понадобился?

– Скажете тоже, Пафнутий Игнатьич, зачем? Ведь дед Ерофей – крупнейший специалист у нас на селе по самогоноварению считался…

Деды и внуки
(Из цикла «Фантастика времен застоя»)

– Вы живете в счастливое время, дети мои! – Старый космический волк смахнул кулаком непрошеную слезу, погладил своего внука Вовку по загривку и ласково посмотрел на двух его приятелей одноклассников.

– Расскажи, дед, что-нибудь назидательное о днях твоей юности, – стал тормошить деда Вовка.

– Это сейчас все вам кажется простым, – задумчиво проговорил знаменитый астронавт, поправляя на кителе орден «За освоение галактики» Первой Степени. – В мое время все было иначе.

Дед откашлялся и начал рассказ.

– Как сейчас помню, – сказал он, – экспедиция к Альфа Кашалота. Ох, трудное было время. Расчистка пояса астероидов. Строительство теплиц на Марсе. Борьба с пережитками бюрократизма в сознании масс… Да, но я отвлекся. Главная задача экспедиции заключалась в проверке теоремы Крепдышинова вблизи сверхтяжелых тел. Трудности появились с самого начала. Вам-то нонче трудно это понять, но тогда, прежде чем организовать экспедицию, надо было получить разрешение от различных министерств. Мы с Геннадием Крепдышиновым – мир его праху, настырный был мужик – два года блуждали из кабинета в кабинет по ведомствам, от одного начальника к другому… – Дед мечтательно закатил глаза. – Славное было время, полное романтики, приключений, непредвиденных и вполне планируемых трудностей…

Бывало, потребуется заключение эксперта. Направляют вас к какому-нибудь Ф. П. Собачкину. Приходишь, а у него неприемный день. Идешь к нему на следующий день, в приемной толпа, сидишь – ждешь три часа, а то и все пять, а потом выясняется, что Ф. П. Собачкин к нашему вопросу никакого отношения не имеет, а нужен был О. М. Собаководов. Идем к Собаководову, но, оказывается, без подписи Котятникова сделать он ничего не может. Котятников же пребывает в отпуске, отдыхает где-то в брянских лесах…

– Дед, в каких лесах? – переспрашивает любознательный Вовка.

– Брянских. Пожалуйста, не перебивай! В то время там еще росли леса. Так вот, приходится искать заместителя Котятникова – какого-нибудь Мышкина. Однако заместитель Мышкин не в курсе наших дел и не желает брать на себя ответственность. Пока мы его уговариваем поставить свою подпись на наших бумагах, выходит из отпуска сам Котятников и дает нам свои рекомендации, но это уже мало помогает, потому что О. М. Собаководов успел уйти в отпуск тоже. Мы ищем его по всему городу и через неделю настигаем в аэропорту, когда он пытается удрать от нас в Крым…

После отчаянного сопротивления Собаководов подписывает заключение, но требуется еще отзыв из министерства Галактических перелетов. Разыскиваем некоего Термостатова, который – душевный человек – соглашается дать свой отзыв, предварительно ознакомившись с целями экспедиции. Пока он знакомится с документацией, проходит еще два месяца, его снимают с занимаемой должности и переводят на Марс, в отдел яблоневого садоводства. И нам приходится начинать сначала…

М-да… Мы исписали горы бумаг – различных докладных и накладных, заявлений и требований, отчетов и обоснований… Мы произнесли на совещаниях и собраниях астрономическое число речей. Выпили по ресторанам с нужными нам лицами десятки, если не сотни, литров коньяка… – Дед облизывает пересохшие губы и продолжает: – И только после всех этих хождений через знакомую бабушки моей двоюродной тетушки добились разрешения на нашу экспедицию. Ну, после этого, конечно, мы еще два года выбивали средства и упрашивали дать нам новый корабль, но это такие пустяки, о которых и рассказывать не стоит. И вот после всех этих передряг мы полетели…

Три года сквозь ледяной мрак и безмолвие вселенной, сквозь тучи метеоритной пыли, среди магнитных бурь и вьюг мы добирались к заветной цели.

Мы выполнили нашу задачу – долетели до Альфа Кашалота, подтвердили правильность теоремы. Геннадий был, конечно, безумно рад, еще бы, ведь это была его теорема. Попутно мы обнаружили восемь планет у той звезды, и одну из планет я назвал в честь твоей бабушки – Валентиной. Да. А потом снова сквозь метеоритные дожди и пылевые туманности, глотая тучи межзвездной пыли, мы три долгих года возвращались домой. Нас встречали с музыкой, с оркестром электронных инструментов… Теперь все уже не так, нет той романтики. Да и молодежь на такие подвиги, я думаю, теперь уже не способна. Нет у ней уже того упорства, той деловитости… Вам это, дети, еще трудно понять… – Дед утер непрошеную слезу и с чувством высморкался.

– Я одного не понял, – сказал Вовкин приятель Колька, – Крепдышинов, это что, тот самый Крепдышинов, чью теорему мы проходили в третьем классе?

– Ну да! – ответил Вовка, смутившись. – Я за нее еще двойку получил. Да, дедушка, – продолжил внук, – а на бабушкину планету вы спускались?

– Нет! – отрезал дед. – Мы забыли получить разрешение в министерстве дальних космических изысканий на посещение открываемых нами планет, а без разрешения в наше время и шагу нельзя было сделать… М-да. Однако, с орбиты мы осмотрели планету Валентину и заметили, что там есть жизнь, в атмосфере полно кислорода, а континенты покрыты буйной растительностью. Так-то!

– И вы не высадились? – внук был в ужасе, такого кощунства он явно не ожидал от своего деда.

– Нет, вам этого еще не понять… – печально пробормотал дед, покачал головой, вылез из кресла и, тяжело вздыхая и кряхтя, направился в свой кабинет. Под руку его бережно поддерживал домашний робот.

Внук посмотрел деду вслед, а потом обернулся к своим друзьям.

– Ну ничего, – сказал он. – Ты не запомнил, Колька, название этой звезды?

– Альфа Кашалота, восьмой сектор галактики, – ответил Колька, думая о нем-то своем.

– Через три дня каникулы, – многозначительно сообщил Вовка. – У нас будут две свободные недели. Ты, Витек, не починил еще свой звездороллер? – обратился он ко второму товарищу.

– Нуль-пространственный преобразователь барахлит, – ответил Витек.

– Это пустяки – два часа ремонта, – утешил друга Вовка. – Горючка за мной! У папки в гараже две канистры, полные аннигилита, пятидесяти литров нам за глаза… Значит, решено – летим к Альфа Кашалота.

Друзья утвердительно кивнули и разошлись.

Вечером, выучив все уроки и детально рассчитав программу переброски через нуль-пространство к Альфа Кашалота, Вовка опять загнал деда в угол и спросил, – что такое коньяк?

– Ты, дедушка, упомянул о нем в своем рассказе, а я как-то сразу забыл спросить. Конечно, я знаю, что на Земле раньше водились кони, а в горах Тибета до сих пор еще в заповедниках живут быки – яки, а вот о коньяке я ничего не слышал, хотя у меня пятерка по зоологии.

Познания внука в коньячной области окончательно доконали деда. Он горестно посмотрел на Вовку, облизал пересохшие губы и, тихо бормоча себе под нос:

– О, времена! О, нравы! – побрел под ручку с роботом в свой кабинет, где заперся и в течение получаса чем-то звякал и булькал, и при этом покрякивал и сопел…

А обиженный таким странным поведением деда Вовка только пожал плечами и заметил:

– А я еще хотел пригласить деда участвовать в нашей экспедиции… Нет, старик явно маразмирует…

Трудности контакта
(Из цикла «Старый космический волк»)

Капитан почтового галактического лайнера Спиридон Свистоплясов никогда особенно не отличался деликатностью в обхождении. Его манеры временами доводили до обморока наиболее впечатлительную часть публики портовых городов и космических баз. Друзья настоятельно советовали Спиридону укротить хоть немного свой буйный нрав и держаться по возможности в рамках приличий. Спиридон, обыкновенно, на это отвечал, что добросердечнее его не найти человека во всей галактике, а что же касается рамок приличий, то ни о чем таком он сроду не слыхивал.

На этот раз в кабачке «Космическая черепаха» было сравнительно тихо. Капитан Спиридон, обманывая ожидания всех своих поклонников, спокойно сидел за столом со своим другом и учеником Федей Левушкиным и сосредоточенно поглощал бутерброды с марсианской полукопченой колбасой. Обычной, земной колбасы на этот раз почему-то не оказалось, ее или забыли завезти на базу, или уже съели. Посетители «Черепахи» смутно надеялись, что Спиридон по этому поводу проявит свои незаурядные способности и разнесет администрацию в клочья, но Левушкин о чем-то напомнил ему вполголоса, и он примирительно закивал головой:

– Хорошо, не буду поднимать шум, но в мое время за такие штучки…

А надобно заметить, что в наш просвещенный и высокоинтеллектуальный двадцать пятый век капитан Спиридон попал прямиком из загадочного и во многом сумбурного двадцатого столетия. Да! Да! Именно из этого смутного времени! В конце двадцатого столетия Свистоплясов участвовал в экспедиции к поясу астероидов и его корабль в окрестностях небольшой Черной Дыры затянуло во временную воронку и забросило, аж, на три с половиной столетия вперед, в будущее. Этим, кстати, во многом и объясняется некоторая интеллектуальная отсталость капитана Спиридона и определенная консервативность его взглядов на многие проблемы современности. Впрочем, капитан Свистоплясов по праву пользуется заслуженным уважением и почетом среди ветеранов нашего Космофлота и с его мнением и опытом считается самое высокое начальство. Но давайте вернемся в кабачок.

Итак, капитан Спиридон и его друг Федор Левушкин мирно обедали, а за соседним столиком в это же самое время текла беседа. Два заезжих с Земли биолога рассуждали об инопланетных цивилизациях и о возможности контактов с ними. Тема эта пользовалась популярностью, и постепенно в разговор включились еще несколько человек – и обсуждение стало всеобщим. Только капитан Спиридон и его спутник молча пережевывали марсианскую колбасу и слушали. Со стороны было не совсем ясно, затрагивает возникшая дискуссия сердце старого космического волка, или же он остается ко всему происходящему равнодушным. Однако Федор Левушкин за долгие годы совместных полетов хорошо успел изучить характер своего учителя и друга и понимал, что уж в чем, в чем, а в равнодушии Спиридона не упрекнешь. Федя чувствовал, что старик Спиридон накаляется изнутри, что вот-вот произойдет воспламенение, но ничего не мог поделать – обычные методы противопожарной безопасности в таких случаях на Свистоплясова, как правило, уже не действовали.

Между тем, когда один юный физик заявил, что он за контакты с любыми цивилизациями, температура капитана достигла критической точки. Спиридон быстро повернулся к бедняге и, созерцая его, как удав кролика, спросил:

– А что вы, черт возьми, вообще знаете об этих контактах? Сижу здесь уже час, пережевываю эту мочалку и только и слышу, что про контакты. Контакты! Инопланетяне! Контакты! Сдохнуть мне на месте, если я не сыт всем этим по горло! А ведь никто из вас, прошиби меня метеорит, и не видел пи одного живого инопланетянина! Никто, наверное, из вас и не знает, как с ними общаться и на каком языке говорить!

– Уж, конечно, не на вашем… Здесь необходим тонкий подход, – не выдержал один из биологов.

– Тонкий подход? – Спиридон презрительно скосил на биолога глаза. – И вы туда же – утонченность чувств, изысканность выражёний. А вы знаете, молодой человек, иногда в космосе создаются ситуации, когда без этих самых выражений не обойтись, а все изыски и деликатность приходится отставлять в сторонку. Нет, у вас на Земле, конечно, там деликатность необходима, а вот в иных мирах…

– Правила поведения – диктуются создавшимся положением! – многозначительно поддакнул своему другу Левушкин.

– Э! Да брось ты! – обрушился на него Спиридон. – Если бы я всегда действовал по правилам, наши с Лешкой Гавриловым кости давно бы валялись на одной чертовой планете.

– Ого, капитан! Это новая история! Я ее не слышал! Выкладывайте! – оживился Левушкин, используя последнюю возможность утихомирить своего вспыльчивого друга.

– И правда, кэп! – поддержали Левушкина биологи. – Похвастайтесь своими подвигами.

– Хвастаться-то особенно нечем, – покраснев от смущения, произнес Спиридон. Чувствовалось, что старик начинает успокаиваться. – Я тогда, – продолжал он, – совершил одну непростительную глупость, с которой, собственно, и начались неприятности. Впрочем, раз уж зашла речь об этом, – слушайте.

Нас было трое: я, мой помощник – Алексей Гаврилов и Штопор. Штопор – это мой пес. Умнейшее животное, доложу вам, с ним я порядком поколесил по планетам, вместе пережили кучу различных приключений и хорошо изучили привычки и склонности друг друга. С Гавриловым же – мой первый полет. Парень Лешка был неплохой, дело свое знал. Я у него нашел только один крупный недостаток – очень уж он любил пыль в глаза пускать. Франт, одним словом. Манеры самые изысканные, за версту столичным воспитанием и образованием несет, а чтобы когда кому в морду врезать (за дело, разумеется) или выругаться – боже упаси – совершенно не умел. Конечно, такой образ жизни имеет свои положительные стороны, к примеру, на базе все девочки от него были без ума. В космосе же, на мой взгляд, все это было не всегда к месту и меня вся эта его одухотворенность и благовоспитанность немного раздражала, но мы с ним ладили.

Экспедиция по тем временам считалась дальней. Почти не исследованная область галактики. Тысячи звезд, тысячи планет и почти ничего о них не знали. Мы нацелились на одну звездочку, находившуюся немного в стороне от общей группы и несколько месяцев выжимали из нашей посудины предельную скорость. В жизни, знаете ли, иногда наступает этакая полоса удач. Вам вдруг начинает отчаянно везти. Судьба, так сказать, делает подарки, оберегает от опасностей, сдувает с вас пылинки, ласкает, словом, всячески усыпляет вашу бдительность, чтобы потом неожиданно ударить чем-нибудь увесистым по темечку. Я к таким периодам удач отношусь обычно всегда очень осторожно, трудно почувствовать, когда он кончается. Так и на этот раз.

Подлетаем и вдруг на одной из планет замечаем явные следы разумной деятельности. Ну там в одном районе остров термоядерным взрывом разворочен, неподалеку видна обширная пустыня явно искусственного происхождения. Опять же и анализ атмосферы показывает наличие в воздухе планеты всякой гадости. Одним словом, следы вполне развитой цивилизации. Мы, конечно, рады – не зря в такую даль тащились. Встреча с родственниками по разуму, как ни крутите, – событие. Понятное дело, стали готовиться: я побрился, причесался. Про Лешку говорить нечего, он перед зеркалом три часа скафандры примерял. Все ему модели не правились. Впрочем, это простительно, все же в том медвежьем углу мы представляли человечество и, конечно, не хотели ударить в грязь лицом и показаться этакими дикарями.

Напялив своя лучшие скафандры, вылазим наружу. До сих пор не могу вспомнить, которая из моих конечностей первой погрузилась в грязь той планетешки. Как будто бы это была правая нога, но впоследствии я стал все больше подозревать в таком постыдном проступке свою левую ногу. Да…

Сразу за мной выпрыгнул Штопор, а за ним снизошел, это самое подходящее слово для описания данного действа, Гаврилов. Мы огляделись. Оваций почему-то не последовало. Более того, вокруг не наблюдалось ни одного зрителя и вся церемония прошла, таким образом, впустую. Меня это, правда, не очень огорчило, я как раз вспомнил, что оставил на корабле свой именной лучевой пистолет, старой, но, впрочем, вполне надежной конструкции. Конечно, обитатели планеты разумны, я против них ничего не имел, но места все же дикие, окраина галактики, черт его знает, какие зверюги водятся. Простые правила безопасности, знаете ли, требовали что-то иметь при себе для защиты от хищников и всяких пресмыкающихся. Гаврилов же в этот раз стал меня уговаривать оружие не брать.

– Что они о нас подумают? – начал он. – Мы же мирные исследователи. Неудобно как-то…

– Плюнь, – говорю, – на неудобства. Что они подумают – меня мало волнует, а за пистолетами надо вернуться.

Тут он давай меня упрашивать:

– Вы мне, капитан, – говорит, – контакт сорвете! Такая возможность раз в столетие бывает. Человечество нам не простит. У вас, Спиридон Иванович, просто звериный характер, что это за манеры – бренчать оружием. Я вынужден буду по возвращении на базу написать докладную! – Кричит он мне это, а сам чуть не плачет.

Будь это в другом месте и при других обстоятельствах, я бы ему показал! Капитану угрожать докладными! Такое нарушение дисциплины прощать нельзя, но здесь, вижу, парень не в себе – первый дальний полет, контакт с чуждым разумом – понять можно, и я с ним согласился. Это и было моей основной глупостью.

Так и отправились мы бродить по той чертовой планетке этакой делегацией кротких ангелов, не захватив ни лучевых пистолетов, ни гравитационных излучателей, в общем, никаких верительных грамот, кажется, даже перочинного ножа при себе не оказалось. И попались, конечно! Километра от аппарата не отошли, как налетела на нас стая каких-то четвероногих и трехруких мерзавцев. Скрутили нас и поволокли…

Притащили в какой-то зверинец, я не шучу, кругом стоят клетки с растениями и животными. Ну, там змеи, крокодилы, кенгуру разные… Нас в одну пустую клетку поместили. Вокруг толпа собралась. Смотрят, оценивают, между собой о чем-то совещаются. Какой-то хмырь табличку притащил и, гляжу, над клеткой нашей устанавливает. Мол, звери такие-то, пойманы там-то. Положеньице, сами понимаете.

Гаврилов растерялся, он такого оборота событий явно не ожидал. Начинает этим трехруким лопотать что-то о межпланетных соглашениях, сириусианскую конвенцию приплел, а сам даже свой дешифратор включить забыл. Аборигены эти, конечно, смотрят на Алешку обалдело, – что за музыка? Тут уж я включаю свой прибор и с дословным переводом на их родной диалект начинаю ораторствовать.

– Что же вы, – говорю, – подлецы, делаете? Мы такую даль к вам тащились, а вы нас в клетки! И еще братья по разуму называетесь!

Они мне отвечают в том смысле, что вы к нам в родню не лезьте, а что у вас разум есть – так это еще нужно доказать.

Я возмущаюсь:

– Какие еще доказательства? Речь! Приборы! Разве этого мало?

– Это ничего не значит, – говорят они мне. – У нас и курицы говорить умеют, а с приборами каждая мартышка обращаться научилась.

М-да! Посмотрел я на них, вижу публика дикая, импульсивная. Таких только эффектами возьмешь. Тогда-то я и пожалел о своем излучателе. Какой прекрасный повод продемонстрировать мощь человеческого разума, я бы им всю клетку вдребезги разнес и еще кое-что попортил, а так делать нечего.

– Ладно, – говорю, – давайте я вам какую-нибудь теорему из области высшей математики докажу.

Смотрю, смеются:

– Это не довод.

У них, оказывается, знание математики врожденное, также, например, как у нас умение дышать. Там каждый младенец нашим профессорам пять очков вперед даст. Вижу, положение ухудшается. Перебрал я еще сотню доказательств – и все впустую. А эти трехрукие тем временем установку подкатили и собираются Алешку Гаврилова препарировать. Не знаю, может, они решили, что он не вынесет жизни в зверинце, или еще по какой причине, но собираются на нем изучать наше внутреннее строение. Я, как такое увидел, прямо из себя вышел:

– Не дам, – говорю, – товарища резать!

А аборигены мне вполне резонно отвечают:

– Вот вы и продемонстрировали нам свою неразумность. Сами же хотели, чтобы мы убедились в наличии у вас разума, а теперь, когда наш хирург-таксидермист собирается добраться до содержимого ваших черепных коробок, начинаете возмущаться!

– Этим методом вы убьете моего товарища, и его разум! Я протестую! – кричу им. – У вас должны быть другие критерии разумности! Требую создания экспертной комиссии и экзамена на разумность!