Текст книги "Рокировка Сталина. С.С.С.Р .- 41 в XXI веке"

Автор книги: Анатолий Логинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Наполеона с помощью нового оружия. Понятно, что имея техническое превосходство

можно разбить во много раз превосходящего противника. "И никакая выносливость,

никакая сплоченность массовой борьбы не могут дать перевеса над техникой, прав был

Ильич", – успокаиваясь и постепенно приходя в рабочее состояние, он уже начинал

продумывать план первоочередных мероприятий.

"Первое и самое необходимое – сведения и еще раз сведения. Обстановка в мире,

политическая и экономическая, основные вехи истории этих лет и вытекающие из них

уроки для нас и нашей политики, возможность догнать или хотя бы слегка уравнять

шансы с остальным миром. И самое важное – возможности развязывания войны против

нас. Да, война..." – он недобро улыбнулся в усы, вспомнив рассказ Молотова о

растерянном и недоумевающем после Германии, заявившем, что не имеет никаких

сведений из Берлина и никак не может прокомментировать сложившуюся ситуацию.

Соврал, конечно. Как сообщил Меркулов, какая-то телеграмма из Берлина в

посольство шла, но связь прервалась одновременно с началом События. Хотели напасть,

шени деда, не стоит и к гадалке ходить. Но оставшаяся где-то там, в прошлом, война уже

не настолько волновала, как все остальное, а самое главное, как недостаток сведений для

более глубокого анализа произошедшего. Самое же главное – не верилось, что ЭТО

произошло на самом деле. Чувство было такое, словно смотришь сон. Тяжелый,

кошмарный сон, во время которого хочется проснуться и никак не получается. Вот и

смотришь дальше, подсознательно утешая себя тем, что это не настоящее. Но сейчас все

вокруг было не просто настоящим, оно было до жути реальным, и было ясно, что

проснуться не удастся никак.

Он сел, взял в руки в руки трубку, с неудовольствием убедившись, что она потухла.

Выбил остатки табака в пепельницу, достал папиросу, прикурил. Открытая папка с

донесениями погранзастав снова привлекла внимание. Он взял верхний листок, перечитал,

задумался. "А стоит ли им доверять? Стоит ли верить, например, вот этому господину,

или все же товарищу, как его – Фридлендеру? Кто он, советский по духу человек, или

хитрый враг? С одной стороны капиталист, крупный капиталист, а с другой? Мог ведь и

не переходить границу. Или обратно уйти. Не удержала бы его застава, если верить

докладам, переданным товарищем Берией, сил бы не хватило. Специально заслать к нам

его не могли. За пять минут такое не подготовишь. Если только все это не организовано

специально, но тогда всё уже решено этим кем-то и изменить мы ничего не сможем.

Конечно, такой весомый аргумент, как завод, со счетов сбрасывать нельзя. А в целом?

Если учесть дополнительные сведения, поступающие из других источников?" – он

очередной раз перебрал все донесения, мысленно деля имеющиеся в них сведения на

достоверные, проверяемые и принципиально недостоверные. Сложил бумаги обратно в

папку, закрыл, положив руки поверх картонной обложки, и задумался.

"Больше пятидесяти человек с разных участков границы. Пришедших добровольно.

Все утверждают одно – СССР больше нет... не стало, а образовавшиеся на его месте

капиталистические страны находятся, если проанализировать большинство высказываний

на уровне полуколоний САСШ. У границ враждебные государства, способные в любой

момент начать агрессию. Пока я вижу только одну возможность ее избежать -

противоречия между ними. К тому же, если верить некоторым опросам, Европа от

наших... то есть, шени деда, от российских поставок нефти и газа зависит. Знать бы еще,

где те нефть и газ залегают. Мало сведений, ох мало... Но пока можно выделить несколько

перспективных направлений расследования. Фридлендером и его компанией займется

Берия. Для контроля выберем еще несколько наиболее перспективных фигур. Вот этот,

этот, этот и этот. Значит, Шарапова и Мельника отдадим Меркулову, остальных – Берии.

Ну, а вот этого, который даже партбилет сохранил... какой-то компартии Российской

федерации – Мехлису. По остальным пусть решают на местах. Можно даже посоветовать

испытать в конкретных делах, привлечь для работы с желающими вернуться в СССР

будущанами. Тут конечно всплывает вопрос с гражданством, но я думаю его можно

решить в рабочем порядке. Например, признать тех, кто родился в СССР гражданами

автоматически. Надо будет Вышинского озадачить, пусть проверит рассказы о

незаконности роспуска СССР. Но это уже второстепенные вопросы.

Самое главное – положение в мире и возможность сыграть на противоречиях между

державами. Мы снова отстали от всего мира на семьдесят лет и нам снова придется

догонять. Но на этого не хватит двух пятилеток. Даже четырех может не хватить. Теперь

надо извернуться и обеспечить хотя бы две".

Он нажал кнопку звонка, дверь открылась, и на пороге бесшумно появился

Поскребышев.

– Эти документы – перепечатать, отправить исполнителям. Новые поступления есть?

Несите.

В это время за окном наконец-то опустилась ночная тьма.

23/06/2010 – 23/06/1941 г.

г. Брест. Девятая погранзастава.

Василий Нестеренко, сержант ПВ НКВД

"Расхристать твою хренофиговину в семизвезчатую похребень! Озвездинеть! Ну и

наговорил же мужик! Не знаю, правда или нет, но не ощущаю его внуком! Какой к

звездиням внук, он же бати по годам старше. Или ровесник. Кстати, похож на него.

Здорово похож. Может, и правда внук? С чего ему врать, не мальчик чай...

Выходит, Анька родит сына в конце января, а тот обеспечит мне внука. Вот этого

самого мужика. И если войны с немцами не будет, то увижу его маленьким. Вырастить

успею.

А ведь не будет войны. Немцы-то, тю-тю... Поляки там теперь. Ну, поляки нам до

лампочки, их мы запросто побьем. Сколько раз били! Забоятся они до нас лезть. СССР вон

какой большой, а сколько там этой Польши? Плюнуть и растереть! Напомним панам про

Польский поход!

Все-таки, свистел он или нет, вот интересно... Если Анька сына родит, Серёгой

назовем, это точно. У нас в роду так принято, старший сын или Сергей, или Василий, по

деду. Вот и командира этого Василием Сергеечем кличут, то есть по деду. По мне?

Выходит, по мне. Внук, всё-таки? Прямо рОман какой-то, не бывает так.

А как бывает? Откуда мне знать, звездофуговина сплошная перехребенченная и

только...

Гитлера, выходит, побили! Кто бы сомневался! Только долго как-то. Аж до сорок

пятого проваландались! Значит, не учли чего. И если про Крепость правда, то вообще все

не так пошло, как думали... Какая-то некрасивая у него война получается. Не геройская.

Нет, вру, геройская! Батя-то, а? С гранатой на танк! И жиденок этот! Надо же, расзвездяй

расзвездяем, а до Берлина дошел. Меня через фронт тащил... Сам раненный, а тащил.

Справный казак! Интересно, я бы его потащил? Не сейчас, когда всё знаю, а тогда...

Млять, совсем дурной, ясно же сказано: тащил. С самой заставы, и пока сам идти не смог.

Ну, потом-то понятно, через такое вместе пройдешь – братьями станешь. Хоть он сто раз

жид! Да и не жид он, нормальный советский еврей. Правильный. Вон, папиросы свои

раздает, сам-то не курит. И сколько раздает, ни разу ничего взамен не попросил.

Нет, все равно, млять, не понимаю. Война – это же подвиг, это вперед, в атаку, с

шашкой на лихом коне. На худой конец, с винтовкой наперевес. Враг бежит, мы

победили... А если смерть, то красивая, геройская... Как у бати... А тут... Шальной

осколок... в живот... уже после боя... Полный звиздец... Если бы не Абрам, и тела бы не

нашли... Спасибо, похоронил... А этого пацана, физика? Пока разбирался с винтовкой -

пуля в голову. И всё, ни одного выстрела не сделал. Зачем его вообще взяли, раз он не

умеет ничего? Так и не хотели же, сам настоял. Дурррак!

Вроде и геройская получается война, только неправильная какая-то. Грязная. Точно!

Грязная. А может, она такая и есть? Может, другой и не бывает? А всё это за шашку и

лихого коня – для книжек? Воспитывают? Омлятенеть!

Надо будет завтра Аньке письмо накарябать. Небось, про ребенка уже написала, не

дошло еще. Вот и напишу, что сын родится, и всё будет хорошо. Надо же, так и не вышла

замуж во второй раз, меня ждала!"

Васька встал с койки и потопал к выходу из казармы. Сунулся в нужный кубрик:

– Абрам, спишь?

– Нет.

– У тебя папиросы есть?

– Вроде оставались, – Абрам встал, нашел в тумбочке пачку "Казбека", протянул

Ваське.

– Спасибо. Слушай, а как тебя кличут?

– В смысле? Ты же знаешь. Абрам. – удивился рядовой.

– Не, ты не понял. – затряс головой Сидоренко. – Абрам – это как у нас Василий, или

Сергей. А кличут меня Васькой, а сына Серегой будут кликать. Или Серым. У вас же тоже

есть такие имена.

– А-а. Мама Авриком называла. И ребята. Зачем тебе?

– Ну всё таки служим вместе... Ладно, пойду курну...

Сержант вышел из казармы и устроился под козырьком у входа, рядом с ящиком с

песком. Несмотря на начавшийся ливень, место для курения было сухим. С умом строили.

Абрам подошел почти сразу.

– Слышь, Вась, как ты думаешь, этот командир, ну, внук твой, он правду рассказал?

– Не знаю. А какой смысл ему звездеть? – на неуставную форму обращения сержант

внимания не обратил. Все же, не на плацу.

– Да вроде никакого... Я вот всё думаю... Венька... брательник... он же маленький,

слабый... и кочегаром на паровозе... ревматизм у него... под лед провалился в позату

зиму... нельзя ему кочегаром... и мама...

Васька слушал сбивчивый шепот сослуживца и вдруг осознал, шестым чувством

ощутил главное.

– Аврик, млять! Ты не понял! Не будет этого! Не будет! Так у них было! А у нас нет!

Не будет твой брат кочегаром! И у мамы твоей голодных обмороков не будет. И батя под

танк не ляжет! И Анька моя не будет беременная по эшелонам мыкаться! А у твоей жены

будет брат – гениальный физик!

– Да я ее и не знаю еще. Командир сказал – москвичка...

– Не знаешь, так узнаешь! Спросим у внука – кто и найдем! Если мы смогли Гитлера!

Понимаешь, Аврик, нет Гитлера! И немцев нет! Не будет той войны! Ни фуя не будет! Не

будет!!! Понимаешь???

– Понимаю... Кажется... Немцы на нас не нападут... Меня не ранят. Тебя не убьют. Мы

будем жить, Васька! – Абрам шагнул вперед, под хлещущий с неба поток, широко

расставил руки и закричал. – Мы будем жи-ить!!!

Словно в ответ на крик, издалека, откуда-то из-за Буга донеслось тревожное стакатто

автоматной стрельбы, перекрытое басовитой пулеметной очередью...

КНР. Район «Китайский Памир».

Группа российских альпинистов

Первым проснулся Егор. Полежал, прислушиваясь к тишине на улице. Подсветив

фонариком на часы, горько вздохнул. В душе боролись два желания: вылезти по

естественным надобностям и поспать еще. Но, вполне ожидаемо, победило третье, то

самое, что характеризуется словом "надо". Надо готовить еду, собираться и идти. И так

сутки просидели из-за неожиданно свалившейся на голову непогоды. Егор перевернулся

на живот, не вылезая из спальника, выпростал из мешка руки и начал возню с примусом.

Когда вода закипела, он засыпал в котелок сублиматы и скомандовал общий подъем.

Парни неохотно зашевелились, выползая из мешков и натягивая пуховки. Несмотря на

тепло, идущее от разогревшейся горелки, температура внутри палатки стояла не выше

двадцати градусов. Минус, естественно. Что творилось снаружи, все представляли

достаточно четко. Потому туда никто и не спешил, несмотря на недвусмысленное

недовольство внутренних органов. Сначала, перекидываясь редкими словами, не спеша

пожевали, попили чайку, так же неторопливо переоделись в ходовое. Упаковали спальные

вещи в "шмотники", свернули коврики, позапихивали спальники в мешки... В палатке

старались сделать все по максимуму, чтобы "на улице" оставалось как можно меньше

действий.

Сейчас большого смысла в этом не было. Судя по тишине за тонкой стенкой палатки,

снаружи ни ветерка, ни снегопада. Может быть туман. Ну да и хрен с ним, кому тот туман

когда мешал? Тепло от горелки выветрилось минут за пять после отключения. "Дома"

стало так же, как "на природе".

Но привычка – вторая натура. Когда "там" ждут все прелести жизни в виде сбивающего

с ног ветра и несущихся с бешеной скоростью снега, то чем больше сделаешь "тут", тем

лучше. Вот и сейчас, по привычке...

Для выхода из палатки существует две причины. Уже упоминавшиеся естественные

надобности и отсутствие внутри какой-либо невыполненной работы. А поскольку дважды

вылезать категорически влом, то либо приходится сдерживать "души прекрасные

позывы", либо быстро-быстро собираться. Лучше совмещать, что большинство и делает.

Первым вылез Лешка. Свалил справа от входа прихваченное барахло, чуть шагнул

сторону и довольно зажурчал. Закончив с утренним туалетом, то есть, вернув на место все

слои одежды, попутно вспоминая какую-то книжку, в которой туристы каждое утро

тщательно умывались и чистили зубы, пожелал автору пару ночевок на шести тысячах с

обязательным выполнением описанного ритуала. Повернулся к палатке и остолбенел.

– Ну ни х..я себе!

– Стакан! – тут же отреагировал из палатки Влад.

Одним из минусов чисто мужских групп является бесконтрольное изменение

лексикона в сторону полного вытеснения из речи цензурных слов. Решение бороться с

данным явлением экономическими методами, скрепя сердце, приняли на второй день. За

каждое матерное слово виновник выставлял обществу стакан спиртного. Первоначально

подразумевали напитки крепкие, но через пару дней переиграли на сухое вино. Всё равно

накопившимися на сегодняшний день "штрафами" можно было вусмерть споить не только

родной турклуб, но и средних размеров райцентр в Нечерноземье.

– Да и х..й с ним, – отмахнулся Лешка, – Ты посмотри, какая пое..нь образовалась!

– Два стакана! – Влад остался верен себе.

Зато Егор вылез наружу, глянул в указанном Лешкой направлении и тоже "попал на

стакан". Если учесть, что у Егора это был первый штраф, а спаивать город пока

готовились только трое, Влад с Саньком ломанулись на выход, уже сгорая от

любопытства. Чаша зарабатывания "стаканов" не миновала и их.

– Откуда она взялась? – вопросил тем временем Егор, не отводя взгляда от перевала. -

Позавчера же не было!

– Не было, – подтвердил Лешка.

– А вчера? – вмешался Влад.

– А хрен его знает, – почесал заросший подбородок Егор. – Вчера вытянутую руку

разглядеть проблемой было, не то что перевал.

– И что делать будем? – поинтересовался Санёк.

– Сначала, всё же, отолью, – Егор вспомнил, зачем собирался сходить на улицу, – а

потом пойдем. Она сюда не придет, а нам по-любому туда. На месте разберемся. Может,

не разглядели вечером. Ледовые стенки сами по себе не возникают, это не триппер.

Через час возникшую на перевале стену можно было не только увидеть, но и потрогать

руками. Легче от этого не стало.

– Что скажешь? – спросил Егор.

– Так не бывает, – ответил Лешка, – просто не бывает, потому что не бывает никогда!

– С чего это? – поинтересовался Санёк. – Так категорично?

– Смотри, – Егор уперся рукой в лед, бросив "шакала" свободно болтаться на темляке. -

Идеально отвесная. И идеально гладкая. Словно льду и ветер, и солнце по фиг. – и упрямо

повторил за Лешкой. – Не бывает так!

– Угу, – подтвердил Лешка, – Не бывает. Но, она как и вправду вчера возникла.

– Ладно. Готовь страховку, – скомандовал Егор, – проходить всё равно надо. Тут с

полверевки, не назад же поворачивать.

Лешка отстегнул бур, начал завинчивать в лед. Егор взял у Влада второй "шакал"...

– Мать! Не идет! Как в "бутылку"!

Четверка столпилась вокруг Лешки. Бур даже не царапал поверхность льда, словно та

была алмазной. Выдолбленные лунки не помогали, в лучшем случае удавалось

отколупнуть тонкую пластинку, которая немедленно уносилась вниз по склону. Смена

бура тоже оказалась безрезультатной. Даже привычная "палочка-выручалочка",

титановый ледобур странного фиолетового цвета, полуподпольного производства

мастерских безвестного советского НИИ, доставшийся Егору от отца и бравший всё,

включая натёчный лед – ту самую пресловутую "бутылку", оказался бессилен перед

загадочной стеной.

– Это не "натек", – сказал Егор, – лед переморожен. Батя с таким сталкивался на

Накринской Щели. Там склон с ноября по февраль вообще мимо солнца пролетает. В тени

полгода. Лед перемерзает и получается вот такая же фигня.

– А здесь с чего вдруг? – уставился на него Лешка, – солнце минут через десять здесь

будет. И станет часов на двенадцать минимум. Южный склон.

– А я знаю? Попробуй у подножия вкрутить.

– Вот так, – прокомментировал Влад, – стоят два аспиранта физтеха и не могут

разобраться с простейшей физической задачкой: кто заморозил лед!

– Вопрос "кто" относится не к физике, а к криминалистике, – вернул "мяч" Егор. – Тебе

тут и карты в руки. Кто у нас Дядя Степа среднего роста?

– Лед заморозил Дед Мороз, это тебе любой ребенок скажет, – сообщил Лешка,

заворачивая бур в "пол" под ногами. – А вот понять, как он этого добился, современная

физика не в состоянии. Как современная криминалистика не в состоянии достоверно

определить злоумышленника. Егор, страховка готова!

Егор резким ударом загнал оба "шакала" в стену выше своей головы:

– Ну, хоть инструмент ее берет, сволочь такую! – он сделал первый шаг, вбивая

передние зубья. – И кошки держат. Терзают меня смутные подозрения, что придется

работать без промежуточных точек.

г. Батуми, порт.

Кахабер Вашакидзе, старший лейтенант погранохраны республики Грузия

Паром подходил на рассвете, ещё по темноте. Каха стоял у борта и смотрел в сторону

берега. Его первое путешествие по Европе заканчивалось. Не любил путешествия. И

сейчас бы не поехал, но уж больно хотелось хорошую машину. Зарплата пограничника

только в Грузии кажется большой. Увы, цены на машины образуются по немецким

реалиям. А Германии не новую тачку можно купить не слишком дорого. Поехал

практически наудачу. И удача не подвела: короткобазный Гелендваген с трёхлитровым

армейским дизелем. Конечно, не "пятая беха" и не форд-пикап. Имидж не тот. Но зато

цена данной конкретной машины оказалась очень вкусной. Осталось достаточно бабок и

на "подшаманить" и на "обмыть". А возраст... у "Мерседеса" нет года выпуска. "Мерседес"

либо есть, либо его нет. Собственно, именно благодаря древности он и достался старшему

лейтенанту пограничных войск, так дешево. Подфартило и с обратной дорогой. Встретил

земляка, причем знакомого. Ладо Цирикидзе жил тем, что скупал старые машины в

Германии, тут же доводил их до нужной кондиции, и перегонял в СНГ. Не только в

Грузию, но и на Украину, в Россию и Белоруссию. В Германии Ладо знал всех. По

интересующей теме, конечно. Сейчас тащил "беху" в Батуми. Не впервые, собственно и

познакомился пограничник с перегонщиком в батумском порту. Кахе встреча на рынке

оказалась как нельзя кстати: "на хвосте" у Ладо он довел свою "Галку" до кондиции, и

доехал почти до дома. Осталось только пристать и выгрузиться. Неоднократно виденные

очертания берега были знакомы и в тоже время неузнаваемы. Как на школьной

фотографии первого класса, когда все лица узнаешь скорее по наитию.

А от берега нёсся шарового цвета катер, оставляя за собой бурун. Сблизившись, катер

стал за кормой, отсекая парому путь к нейтральным водам. На паром, по трапу, поднялся

суровый молодой парень в форме лейтенанта пограничных войск. Совершенно обычный

погранец, если не считать, что форма была не грузинская и даже не советская. Точнее,

советская, но устаревшая. Можно сказать, довоенная, или копировавшая ее вплоть до

кубарей в петлицах и забавного поясам со звездой. Ну еще чуб. Русый, чисто казачий, с

кудряшками, "фартово" налезавшими на козырёк. От чуба веяло такой посконностью, что

Кахе захотелось приколоться. Например, взять под козырёк бейсболки, полученной в

санатории, где довелось отдыхать, и отрапортовать: "Товарищ лейтенант, разрешите

доложить? На вверенном мне судне безобразия не нарушались, водовка не

пьянствовалась! Докладывает старший лейтенант погранвойск Вашакидзе. Разрешите

получить замечания?" Неплохо бы смотрелось, на фоне клетчатых шорт и распахнутой на

груди серой льняной рубашки Кахабера. Естественно, ничего подобного он делать не стал.

Зачем? Несмотря на странный вид лейтенанта, шутить с ним не хотелось.

Следом за "командиром" появились четверо бойцов, одетых аналогично начальнику. И

пятый. Как раз на нем не было ничего древнего, но именно этот тип и выглядел на общем

фоне неправильно. Именно неправильно. Каха ощущал это чуть ли не физически. Мелкий,

субтильный, в дешевом камуфляже "подделка под армейский" без знаков различия, он

больше всего напоминал ребенка, настолько заигравшегося в войну, что не заметившего,

как вырос. А раз не заметил, то и не повзрослел.

– Лейтенант Толкачев, – по-русски представился первый поднявшийся, – пограничная

охрана. Здравствуйте, товарищи.

Пассажиры ответили нестройным гулом.

– Я должен сообщить вам неожиданное известие, – продолжил лейтенант. – Пока вы

путешествовали вдали от родины, произошло довольно редкое событие. И сейчас вы

прибыли к границам не суверенной Грузии, а СССР образца сорок первого года.

Толкачев переждал возникший гул и продолжил:

– Понятно, что это трудно воспринять вот так сразу. Но придется. Такова реальность.

Кстати, все понимают по-русски? Нет? Тогда сейчас ваш современник обрисует

ближайшие перспективы.

Он кивнул субтильному. Тот вышел вперед, гордо вздернул голову и заговорил:

– Товарищи!

На минутку замолчал, прислушиваясь к гулу: пассажиры еще не пришли в себя от слов

лейтенанта. Кто-то переводил его речь соседям, кто-то просто качал головой. Мелкий

скривился:

– Ра? Обращение "товарищи" не понравилось? Придется привыкать, господа хомячки и

прочая офсетная плесень! – оратор откровенно наслаждался своим положением. – У меня

есть новости, плохие и очень плохие. Плохие будут чередоваться с очень плохими и в

итоге всё для вас закончится благополучно. Почти.

Он как-то особенно мерзко ухмыльнулся, расправил большими пальцами "комок" под

зачем-то надетым поверх красноармейским ремнем и залихватски подмигнул полной

женщине в деловом костюме:

– Плохое для вас заключается в том, что втюхивать гербалайф и разрыхлители жира

сегодня некому. Правда, кредиты вам платить больше некому, всех этих "Холик-банков" и

"Ти-Би-Си" тоже нет. Так что ваши денежки в них накрылись. Вместе с квартирками. И

единственное, что может облегчить вашу участь, это доблестный труд на благо великой

родины. Стране нужны специалисты. Любые. Даже секретутки с опытом Моники

Левински. Нет, свои оральные способности можете применять по желанию, а вот умение

нажать на кнопку "ресет" в случае зависания – нужно стране. Ты что-то хотела вякнуть? -

спросил он худощавую женщину, напоминавшую Кахе кого-то из российских актрис.

– Я... Мы... У нас... – растерянно произнесла та.

– Дамочка, нажмите на "ресет", вы зависли, и вам надо перезагрузиться, – чернявый

повысил голос. – Разъясняю! Волею судьбы вы все оказались в СССР сорок первого года.

У власти товарищ Сталин, а проверкой благонадежности занимается товарищ Берия. Все

вы, после небольшой проверки в ведомстве Лаврентия Павловича, станете гражданами

СССР. И будете работать на благо нашей родины.

– Что, и выбора у нас нет?! – срывающимся голосом вскрикнул холёный господин,

похожий на нотариуса, или адвоката.

– Какого выбора? – субтильный широко улыбнулся. – Если вы не хотите жить в СССР,

то просите политического убежища у США, Англии, да хоть у Буркина Фасо. Вас никто

не будет держать и задерживать. Правда, транспортом обеспечивать тоже никто не обязан.

Доберетесь вплавь. И вперед! Мойщики окон с университетскими дипломами там нужны.

Вы сможете даже сделать карьеру грузчика в супермаркете. А вы что думали, лафа вечно

продолжаться будет? Попили кровь рабочего человека? Теперь наше время!

– Да я!..

– Да, вы можете даже подать в суд в Брюсселе. Если доплывете! Только учтите, СССР

договора с Брюсселем не ратифицировал...

С каждым словом чернявого Кахабер удивлялся всё больше. Непонятен был смысл

демарша. Зачем нужно подобное разъяснение? Реакция людей вполне предсказуемая, вон

пожилая, скромно одетая женщина, держащая на руках крохотную собачонку,

посматривает в сторону борта, словно прикидывая, успеет ли она шагнуть за борт? Или

уже поздно? Но если такая агитация не нужна...Только ведь эти, в форме, поголовно

русские!

Он шагнул к лейтенанту и громко, чтобы слышали все, произнес:

– Старший лейтенант погранвойск Грузии Вашакидзе. Товарищ лейтенант, кто-нибудь

из ваших бойцов понимает по-грузински?

– Нет, – удивленно ответил Толкачев. – Но ведь товарищ... – он указал на чернявого.

– Товарищ лейтенант! Этот человек – враг! Его речь – сплошная клевета на Советский

Союз.

– Что, сатрап мирового империализма... – по-русски заорал чернявый на Каху и полетел

на палубу, сбитый точным ударом. Бойцы сдернули с плеч винтовки. И растерялись.

Толпа пассажиров пришла в движение: несколько мужчин бросились вперед, остальные

шарахнулись назад.

– Всем стоять! – заорал Кахабер, добавив, уже спокойно. – Товарищ лейтенант, я прошу

задержать меня и провести расследование инцидента.

На несколько мгновений на палубе воцарилась тишина. Все замерли. Грузины, почти

бросившиеся на штыки. Солдаты с оружием в руках. Валяющийся в отключке

"провокатор раздора". И два лейтенанта-пограничника, стоящие друг напротив друга.

Наконец Толкачев сказал:

– Убрать оружие. Товарищ Вашакидзе, предъявите документы. Старшина Лихолет,

подберите товарища Набичвришвили.

Кахабер подал паспорт.

При виде щита со святым Георгием лейтенант скривился, но и только:

– Пройдете с нами. Вы задержаны для выяснения обстоятельств, – после чего

обернулся к бойцу, стоявшему у него за спиной, – Якимчик, проследите, чтобы гражданин

забрал свои вещи и проводите его на катер.

Опять повернулся к возмутителю спокойствия и повторил:

– Заберите свои вещи и пройдите на катер. Вы временно задержаны. Ваш паспорт

останется у меня.

Каха подошел к "Галке", погладил лоснящейся бок и забрал из салона сумку с ноутом, бритвенными принадлежностями и зубной щёткой.

г. Брест. Девятая погранзастава.

Василий Сергеевич Нестеренко, директор ЧОП «Фрида»

– Сергеич – Сашку. Гости.

– Кто?

– Пшеки. Джип с пшекской стороны. Кажется, Томек. Его номера.

– Кажется?

– Видно плохо. Процентов семьдесят – он.

– Сейчас буду.

Гляжу на часы. Четыре утра. Ночь не получилась. В смысле, поспать не получилось. С

вечера пошушукались с лейтенантом и до утра готовили пшекам сюрпризы, так что если

они теперь сунутся, мало не покажется. Атаку мотострелковую бригады на БТРах, а тем

более с танками, конечно, не отбить. Но пару рот остановим запросто. И батальону рога

пообламываем. Да и бригаде легко не дадимся. А если вспомнить, что за нашей спиной

почти десять тысяч бойцов... Кровью умоются. Правда, мы тоже по уши измажемся.

Лучше без осложнений обойтись.

Еще эта стрельба в час ночи. Кто стрелял, где, по кому? Ничего не понятно...

Только прикорнул – получите.

Кижеватов бежит в десяти метрах за мной. Одет по всей форме, и особо не мятый,

похоже, вообще не ложился. Притормаживаю. Стрельбы нет, значит, секунда роли не

играет, а всё-таки это его участок. Подозреваю, что быть Андрею комендантом в самом

скором будущем. На ходу спрашиваю:

– Андрей, ты польский понимаешь?

– Не особо, но объясниться сумею.

– Тогда по-польски и говорим. Это нынешний твой коллега с их стороны. Уважим пана

Кислинского.

От заставы до КПП километр с хвостиком, соответственно, укладываемся меньше чем

в десять минут. Подходим к шлагбауму. Уже не подбегаем, подходим. Среди наряда -

знакомые лица: Васька и Абрам. На мосту стоит джип. Сколько раз его видели, когда

границу проходили. Почти у самого шлагбаума, метрах в трех с той стороны, Томек.

Поручик Томаш Кислинский. Очень хорошо, что он. Морда знакомая, а главное – морда

вменяемая. Полевая форма, кобура застегнута, другого оружия не видно. Несмотря на

дождь, без плаща. Видимо, чтобы демонстрировать условную безоружность. При виде

меня лицо расплывается в широчайшей улыбке. Буквально, от уха до уха. Но говорит по-

русски:

– Сергеич, ты! А нам тут страшностей наговорили, сорок первый год, Советский

Союз...

– Привет, Томаш. Правильно говорили. И Советский Союз, и сорок первый год.

Знакомься, лейтенант Андрей Митрофанович Кижеватов. Командир местных

пограничников. – Не хочется ему объяснять все сложности местной иерархии. Умному

–достаточно.

– Дзень добры, – здоровается Андрей, – розумем трохэ по польску.

Томек с удовольствием переходит на родной язык. Лейтенант морщится, видно, что не

все с лету понимает. Ну ничего, перескажу:

– Нам сообщили о появлении СССР из сорок первого года. Приказали избегать

конфликтов и стараться вводить советских пограничников в курс дела. Решил съездить

лично, так легче избежать стрельбы. Но я так понимаю, Анджей, что Сергеич вам обо

всем рассказал. Я только еще раз подчеркну, что у меня приказ не воевать с вами. Польша

– мирная страна.

Очень любит Томек высокие фразы, но сейчас я готов простить их оптом, сразу и на

все времена. Просто гора с плеч. По крайней мере, сегодня войны не будет. Тем не

менее...

– Советский Союз не агрессор, – лейтенант тоже мастер словесных построений.

Правильно в общем, в случае любых конфликтов, ему выступать дипломатом,

соответственно, нахватался. – Нам не нужна чужая земля...

– Томек, ты не в курсе, кто стрелял ночью? – лучше бы уйти от этого пафоса. А то от

него так политикой воняет за километр, что можно "договориться". Томек вроде бы

обычной польской истеричности не подвержен, и катынефилией не страдает. Но,

береженного Бог стережет, а стереженного конвой бережет.

– Не могу знать. Это не на нашей территории. Где-то севернее, – поляк задумывается. -

Возможно, где-то были недоразумения. Поэтому и предупреждают.

Он замолкает. Потом решается:

– Вроде, на севере бои с немцами из вермахта. Я сначала не понял, но если СССР из

сорок первого, то и немцы могут быть... Матка боска! – улыбка пропадает с его лица. -

Если Польша перенеслась в сорок первый, то на Западе нацистская Германия!

– Спокойно, Томек! – сразу сбиваю волну. – Немцы без зубов, армия у них была на

месте твоей заставы. Неужели бравые жолнежи не надают по морде беззубому вермахту.

На "семьдесят вторых" против "двоек"? И мы поможем. СССР, в смысле. Опять будем

дружить странами! Рокоссовскому руку пожмешь. Хотел же!

Томаш немного успокаивается. Как хорошо, что поляк из него... необычный..

– Конечно, справимся. Спасибо, Сергеич! – видно, что офицеру стыдно прорыва своего

генетического, наследственного страха перед нацистами. Чего стыдится, в ту войну

больше, чем полякам, досталось, разве что евреям да белорусам. Но ему стыдно, поэтому

меняет тему.

– Ефим Осипович тоже здесь?

– Нет. Еще вчера уехал.