Текст книги "Рокировка Сталина. С.С.С.Р .- 41 в XXI веке"

Северный Ледовитый Океан. Борт РПКСН «Карелия».

Коваленко В. В., капитан первого ранга, командир РПКСН

Войдя в центральный пост, Владимир сразу дал команду осмотреться в отсеках,

подспудно ожидая, что какя-нибудь банальная причина неисправности все же найдется.

Не торопясь, словно дополнительно контролируя обстановку, он прошелся по посту,

ожидая доклада от связистов. Подошло, наконец, время сеанса связи. Томительно

протянулась минута, две ... доклада все не было. Коваленко не выдержал:

– Связь! У вас там что, колхоз? Где доклад? Что с сеансом?

– Товарищ командир докладывает командир БЧ-4, аппаратура в строю, но сигнала на

БАУ не наблюдаю. Рекомендую всплыть и принять промежуточный сеанс со спутника.

– Объявляйте тревогу на всплытие, – капитан с непроницаемым лицом уселся в свое

кресло. Невозмутимый вид вполне соответствовал внутреннему состоянию Владимира.

Он с пугающей ясностью осознал, что практически единственной реальной причиной

может быть только глобальный ядерный конфликт. Этот вывод моментально снял все

поводы для волнения, так что теперь командир, внимательно наблюдая за действиями

подчиненных, спокойно, словно автомат обсчитывал возможные причины и варианты

действий, задавив любые мысли об уехавшей к своим родственникам на пару недель жене,

о дочери, о престарелой матери, одиноко доживающей дни в Челябинске.

– Есть! Учебная тревога!

Гулкий голос вахтенного инженер-механика прокатился по отсекам. Стальной

левиафан начал оживать. По лодке словно пронесся вихрь. Отдыхавшие матросы,

мичмана и офицеры вскакивали с постелей и, на ходу одеваясь, заученными за время

службы маршрутами устремлялись в свои отсеки. Наконец всё успокоилось, стоящие у

своих постов люди внимательно вслушивались в тихо фонящие динамики

внутрикорабельной трансляции. Наконец крайний отсек доложил о готовности к бою.

Потянулись доклады боевых частей.

– Выполнены мероприятия по готовности к старту десять минут. Выполнены меры

безопасности при всплытии. Прослушан горизонт, рекомендованный курс всплытия... -

доложил командиру старпом.

– Всплывать на глубину десять метров с дифферентом три на корму. Иметь ход пять

узлов.

– Есть. Пульт, держать ... оборотов, – отозвался механик.

– Есть всплывать на глубину десять метров с дифферентом три на корму, – отрепетовал

боцман. – Всплываем, шестьдесят,... пятьдесят, ... сорок, ... двадцать... Есть перископная!

– Поднять перископ, осмотреть горизонт и воздух.

– Осмотрен горизонт и воздух. Горизонт и воздух чист!

– Поднять антенны связи, радиоразведки, астрокорректор, УДК, открыть вахту в

радиосетях, определить место, пополнить запас ВВД.

– Товарищ командир, – спустя пару минут отозвался связист, – открыта вахта в

радиосетях, есть связь со спутником. Но КП флота молчит, на частотах главкомата тоже

ничего! КП МСЯС молчит! Сеанса связи нет! Перехвачены позывные радиостанции, э-э,...

"Коминтерн"... в Москве и метки времени по Москве!

– Так, принято! Штурман место взял? Отлично! Боцман! Погружаться на глубину

двести метров, опустить выдвижные! Закрыть вахту в радиосетях, – лодка, на какие-то

минуты глотнувшая морозного воздуха открытым зевом УДК, устремилась обратно в

пучину.

– Глубина двести метров, – доложил боцман.

– Иметь минимально малошумную скорость.

– Есть! Скорость три узла!

– Так, играйте отбой, комбатов ко мне в салон, – произнес тихо Владимир и вышел из

центрального.

– Отбой учебной тревоги! Второй боевой смене заступить! Командирам боевых частей

начальникам служб, оперуполномоченному ФСБ – прибыть в салон командира!

Пока все собирались, Владимир неподвижно сидел во главе стола и только все больше

мрачнел, наконец, когда все собрались, он начал.

– Согласно имеющихся указаний , в случае отсутствия связи в течение суток и наличия

угрозы начала боевых действий, мы имеем право на самостоятельный запуск ракет.

Однако сигнала о наступлении "особого периода" мы не получили, – командир

внимательно посмотрел на подобравшихся офицеров. Особист, усевшийся в углу,

незаметно для остальных одобрительно кивнул. – Но по показаниям НК и, по мнению

командира "бэчэ один", на нас совершено либо нападение с применением ядерного

оружия, либо произошел глобальный природный катаклизм. Я склоняюсь ко второму

варианту, учитывая наличие спутников связи. В глобальной войне их бы сбили первыми.

Поэтому я решил... – Владимир слегка, практически незаметно для глаза, замялся, – я

решил сначала выслушать ваши рекомендации, по линии ваших боевых частей, а потом

принять окончательное решение. Командир БЧ один? Ну, ваше мнение почти понятно...

– Есть, товарищ командир. Место я определил, нас унесло почти к территориальным

водам. Если ляжем на грунт, дно позволяет, то можем так лежать долго и для стрельбы

ракетами уточнять место не понадобится, и всплывать будет не надо... и супостат нас не

найдет. Ракетную готовность обеспечу.

– БЧ два – вы?

– Думаю, что все же это война, товарищ командир. Нам нужны только данные

штурмана и энергия, к стрельбе будем готовы. Готов вскрыть пакеты с шифрами

разблокировки...

–БЧ три?

–Война, товарищ командир... А в остальном – мы готовы.

–БЧ четыре?

–Также рекомендую лечь на грунт, но для того чтоб подвсплыло ВАУ. Московская

радиостанция же работала. Я на эту антенну смогу принять сигнал, может быть, дадут

новости в эфир. Вдруг действительно какой катаклизм, а мы тут миллионы поворотом

ключа уничтожим!

– Поддерживаю, командир, – первым, почти не задумываясь, ответил замполит.

Немного подумав, утвердительно ответили командиры боевых частей пять и семь,

начхим, доктор, последними – старпом, капитан второго ранга Юрий Юрченко, и особист.

– Что же, раз так решили – всем по постам. Вам, Юрий Юрьевич сейчас руководить

покладкой на грунт. – Присутствующие один за другим вставали и выходили из салона.

Когда у двери остался зам Владимир добавил. – Глеб Иваныч, обязательно ознакомьте

команду с ситуацией и нашими дальнейшими действиями, – и тут же он обратился к

неторопливо поднимающегося со своего места особисту. – А вас, Олег Николаевич я

попрошу задержаться.

Словно ожидавший этого, оперуполномоченный ФСБ неторопливо, но тщательно

прикрыл полуоткрытую дверь и, развернувшись, сел напротив командира.

– Олег Николаевич, вы понимаете, что мы сейчас находимся в очень сложном

положении? – начал Владимир, внимательно следя за реакцией сидящего напротив, -

Резкое исчезновение связи на боевом дежурстве... внушает серьезные подозрения. Прошу

вас внимательно проверить этот вопрос. Может это все же проблемы с матчастью связи?

Как раз ваша работа. Вы не хуже меня знаете, что по инструкции при отсутствии связи я

обязан привести корабль в боевую готовность и ввести коды целей и запуска. Но

спутники-то свидетельствуют о мирном периоде. Вам ничего не известно... по вашей

линии?

– Нет, Владимир Владимирович, ничего. Не думаю, что командование могло бы

оставить нас в неведении. Поэтому считаю ваше решение единственно правильным.

Разрешите идти?

– Идите, – командир выглядел слегка разочарованным, но в тоже время на его лице

явственно можно было разглядеть облегчение. Нет, стать человеком, в мирное время

уничтожившим Нью-Йорк, Лондон, Париж и так далее, нужное подчеркнуть, ему вовсе не

улыбалось, несмотря на весь боевой настрой.

– Прорвемся, товарищ командир, – добавил на прощание особист, и четко

развернувшись, вышел из салона. Теперь оставалось только ждать. Ждать либо сигнала,

либо... Ждать, успокаивая себя и пережигая тонны нервных клеток. Нет ничего хуже, чем

ждать и догонять – говорит пословица и командиру ракетного крейсера стратегического

назначения предстояло испытать ее правоту на собственной шкуре.

Маневр покладки на грунт окончился штатно, старпом не подвел, и весь корабль замер

в ожидании вестей с Родины. Наконец молчание прервалось докладом из рубки связи.

– Центральный, появился сигнал радиостанции "Коминтерн", идет прием информации.

– Рубка докладывайте! – поднявшийся командир чуть не спрыгнул с кресла.

– Товарищ командир, докладывает капитан-лейтенант Пархоменко! – выведенный на

динамик голос заставил всех встрепенуться. – По результатам радиоразведки мы

наблюдаем нечто странное. Количество голосовых передач на русском очень мало,

перехваченная единственная радиопередача... – Пархоменко замолчал, напряженно дыша.

– Что с там, не тяните, – недовольно заметил Коваленко, оглядывая напряженные лица

собравшихся в ЦП.

– Слушайте сами – наконец выдавил из себя Пархоменко, – мы ее записали... – и

включил трансляцию. – И еще... Передачи на остальных языках отличаются от передач на

русском. Они по-прежнему о новостях две тысячи десятого.

В отсеке воцарилась напряженная тишина.

– Либо наша аппаратура от этого удара окончательно вышла из строя, либо наши

доблестные маркони дружно бредят, или на берегу кто-то остро пошутил, – выдал свой

вердикт Дойников.

– А вы не рассматриваете третью возможность? – стоявший до того в стороне

сотрудник особого отдела капитан Горошков посмотрел на обернувшихся к нему

офицеров и продолжил. – А если вместо Российской Федерации действительно СССР

сорок первого года?

– Нет, Олег Николаевич, я, конечно, понимаю, что вы увлекаетесь фантастикой, но мы

находимся в реальном мире, – ответил особисту командир и впервые за все это время

улыбнулся.

Подмосковье. «Ближняя дача».

Иосиф Виссарионович Сталин, секретарь ЦК ВКП (б), Председатель СНК СССР

– Товарищ Сталин, – негромкий голос Власика заставил вождя встрепенуться и,

покряхтывая негромко (где мои семнадцать лет), натянуть сапоги. Спал он не раздеваясь,

вернее даже не спал, а так – прилег на диванчике.

– Война? Нэмцы? – давно ожидаемое, то о чем думалось постоянно, невольно

вырвалось в первую минуту полусна, полуяви.

– Никак нет, товарищ Сталин. Точнее, да, вы правы. Провокация в Прибалтике,

обстреляны пограничные районы. Поступили донесения о боестолкновениях с

Дальневосточной границы. Потеряна связь с Белостоком, штабом десятой армии и

штабами некоторых других частей в ЗапОВО и КОВО. У телефона товарищ Тимошенко.

– Понял. Вызывайте товарищей Маленкова, Молотова и Берию, готовьте машину, пока

я буду говорить с военными, – уже окончательно проснувшийся, Иосиф Виссарионович

выглядел абсолютно невозмутимо и только слегка, практически незаметно дрожащие руки

выдавали его волнение.

Восточная Пруссия – Польша.

Ганс Нойнер, унтерштурмфюрер СС, дивизия «Мертвая голова»

Утром двадцать второго унтерштурмфюрера Ганса Нойнера волновали огромные

проблемы, в количестве двух штук. Первая заключалась в том, что его командир,

гауптштурмфюрер Фриц Кнохляйн, вместе с командиром батальона, с утра пораньше,

сразу после зачтения приказа о войне против СССР, убыл в штаб полка, оставив его

старшим по роте. Вторая логически вытекала из первой – оставшись во главе своего

подразделения в гордом одиночестве, Ганс должен был руководить ротой. Конечно,

дивизия находилась в резерве, и особых проблем не ожидалось, но унтерштурмфюрера

томило некоторое нехорошее предчувствие. Почти как во Франции перед приказом о

расстреле англичан. И как всегда, не обмануло. Не успел командир роты вернуться, как

Ганса вызывали к подъехавшей машине, из которой вышел ни кто иной, как начальник

штаба дивизии – штандартенфюрер Хайнц Ламмердинг, а незапланированное присутствие

начальства, как известно, в подавляющем большинстве случаев, является предвестником

неприятных известий. Вдобавок на лице начальника штаба было нарисовано такое

неудовольствие, что сердце Ганса екнуло. Вскинув руку в приветствии, Нойнер бодро

отрапортовал о том, что за истекшее время в роте никаких происшествий не произошло,

личный состав отдыхает. Ламмердинг, выслушав стандартную скороговорку рапорта,

спокойно кивнул, словно сдерживая свое плохое настроение, и уточнил, где находится

командир роты. Узнав, что в штабе полка, он слегка поморщился, после чего приказал

поднять роту по тревоге, погрузить в автомобили стоящей неподалеку колонны, и вместе

со взводом штурмовых орудий выдвинуться назад к Инстербургу и далее на Ангербург .

– Поступили сведения о наличии в этом районе польских вооруженных бандитов,

возможно даже о восстании. Разберитесь и установите, что происходит. Заодно узнайте,

что произошло с нашей колонной снабжения. Она должна была пройти тот район, но не

появилась до сих пор. Приказ ясен?

– Так точно.

Через десяток минут Ганс вместе со старшим унтер-офицером роты,

гауптшарфюрером Куно Клинсманном, уже вовсю подгоняли солдат, набивавшихся в

кузова "мерседесов".

Еще час – и пред изумленными глазами эсэсовцев появился натуральная польская

граница, со зданием, увенчанным белой польской "курицей".

–Когда они только успели, – удивленно заметил Нойнер, выбираясь из кабины.

Обернувшись к кузову, он громко скомандовал:

– К бою!..

А к вечеру Ганс вместе с командиром батареи штугов оберштурмфюрером Хорстом

Крагом и подъехавшим Кнохляйном уже осматривали поле побоища. Солдаты деловито

строили в колонну собранных по ярам и буеракам пленных. Выглядели поляки неважно,

повинуясь отрывистым командам конвоиров, словно автоматы, они смотрели вокруг

обезумевшими глазами, но на ногах стояли более-менее твердо – всех, кто был серьезно

ранен и не мог идти, добивали на месте, чтобы не возиться.

Фриц подвел общий итог наблюдениям:

– Мда, неплохо мы поработали.

– Еще бы, два боекомплекта расстрелять, да еще и по ограниченному пространству...

– Кому как, моим штугам и одного за глаза хватило.

– Ага, зато вовремя. Фриц, видал те керогазы, что штуги на въезде в поселок подбили?

– Видал, правда, так и не понял, что это за катафалки бронированные.

Ганс с Хорстом весело засмеялись. Они успели осмотреть поле боя и уже выяснили,

что это за "звери".

– Не ты один! Пошли, посмотрим вблизи, тогда будет наглядней...

Троица офицеров развернулась и вскоре выбралась к въезду в деревню, где и стояли,

жидко дымя, три упомянутых автомобиля, странных, но, несомненно военного

назначения. Вернее стояли только два из них, так как третий буквально развалился на

части, превратившись в бесформенную груду железа, отдаленно напоминающую

сложившийся карточный домик.

– Бронеавтомобили, – разочарованно отметил Кнохляйн, – и что такого? Напоминают

наши времен рейхсвера, для перевозки пехоты.

– То-то и оно. Только бронированы намного сильнее. Мы уже посмотрели, и наш спец

по взрывчатке Бруно уверяет, что они и мину могли выдержать.

В этот момент будущее и показало свои клыки. Из-за недалекой рощи неожиданно

выскочило несколько странных летательных аппаратов. На каждой из похожих на

автожир-переросток, что-то вроде кабины от виденного Гансом американского Дугласа с

приклепанным к ней длинным хвостом, машине висело по несколько странных трубчатых

устройств, почему-то напомнивших Гансу о "небельверферах". И как он понял в

следующую секунду, не зря напомнивших. Аппараты зависли. На концах труб вдруг

вспухли клубы дыма. Офицеры упали за бронированный борт подбитого

бронетранспортера, с ужасом наблюдая, как взрываются одна за другой пытающиеся

съехать с дороги самоходки. Уничтожив бронетехнику, аппараты развернулись

практически на месте и открыли огонь по залегшим пехотинцам из пушек и пулеметов.

Несколько очередей попали прямо в построенную колонну пленных, разбросали в сторону

не успевших залечь охранников. Уцелевшие поляки, воспользовавшись гибелью охраны,

бросились врассыпную. Залегшие эсэсовцы открыли по ним огонь. Некоторые из бегущих

сразу упали, но остальные продолжали зигзагами мчаться в сторону спасительного леса.

Нойнер увидел, как Куно и еще один эсэсман, имени которого он вспомнить почему-то

никак не мог, установили пулемет на колесе подбитой машины. Длинная очередь задела

один из автожиров-переростков. Он как-то странно завилял, задымил и начал падать куда-

то за рощу. Остальные резко разлетелись в сторону и быстро скрылись за горизонтом.

Офицеры, ругаясь, вскочили и устремились к своим солдатам и горящим штугам...

г. Брест. Девятая погранзастава.

Андрей Митрофанович Кижеватов, лейтенант ПВ, командир заставы

Лейтенант пил чай. Которую кружку по счету, точно не сказал бы ни за какие

коврижки. Давно и надежно сбился со счета. Но это мелочи. Когда в далеком детстве,

прочел "Машину времени", случайно завалявшуюся в клубе, долго мечтал о реальности

путешествий во времени. Размышлял, что бы сам изменил, что поправил бы. Вот честное

слово, даже расстраивался, что невозможно такое. Нельзя на ящеров ископаемых

посмотреть, нельзя на Куликово поле выкатить отдельный артдивизион и ударить

десятком залпов по живой силе противника. Оказалось, можно. Правда, не отдельный

артдивизион, а пара десятков громадных грузовиков. И сотня бойцов, увидев которых,

пришло единственное определение: "Осназ". Именно такие ребята мелькали порой в

погранполосе и растворялись в лесах на той стороне. Кроме того – странная дорога на той

стороне реки и пограничный пост более года не существующей Польши.

Так что сидит он сейчас, и пьет чай с потомком. Не своим прямым, конечно, с

пришельцем из будущего. Командиром того самого "осназа". А тот, не менее

ошарашенный, расспрашивает о каких-то совершенно ненужных мелочах. Оба, короче

говоря, испытывают культурный шок, так это, кажется, называется.

Почему-то он сразу поверил, что это не коллектиная галлюцинация. Ну, а когда

представился командирам пришельцев: "Лейтенант Кижеватов!", один, который самый

главный начальник, руку протянул, а второй, по которому видно, что из военных, на долю

секунды застыл статуей, вытаращив глаза, а потом выдал, заставив окончательно поверить

во все:

– Я вас таким и представлял, товарищ лейтенант. Вы начальник девятой заставы,

лейтенант Андрей Кижеватов. Герой Советского Союза, посмертно.

Связались с Кузнецовым. Майор не поверил, потребовав к трубке еще и кого-нибудь

из подчиненных. Услышав Шиболаева с тем же самым докладом, коротко матюкнулся и

оборвал связь, примчавшись на место вдвоем с комиссаром за двадцать минут. Чуть коней

не загнали.

Ну и завертелось. Рапорта, подписанные Кузнецовым, ушли в Минск. По боевой

тревоге подняли гарнизон Крепости и, естественно, все пять комендатур. Особо

подробностями не одаряли, туманно приказав на провокации не поддаваться, но встречать

ружейно-пулеметным огнем любые попытки вооруженных банд нарушить

неприкосновенность Государственной Границы СССР.

Старший пришельцев умотал с Ильиным в Брест, а его "автопоезд" перегнали к

заставе. Пить чай. Все равно, других дел не осталось. Не спать же ложится, в самом деле!

г. Брест. Девятая погранзастава.

Василий Сергеевич Нестеренко, директор ЧОП «Фрида»

Можно спокойно покурить, пока Большое Начальство в Минске и Москве решает, что

с нами делать. Вот еще бы понять, кого считать начальством, а кого нет...

Надеюсь, решат быстро. В принципе, самый приемлемый вариант, числиться на правах

подразделения союзной армии. Ну, а там посмотрим, к чему выйдем. Главное, что на

границе никаких осложнений не возникло. Ожидал худшего. Но, что погранцы оказались

совершенно вменяемыми, как и срочно прилетевший по звонку из Бреста "гэбэшник", батальонный комиссар Ефим, вроде бы Ильич, фамилию не разобрал толком. Да и то, он

больше с Фимой общался. Ни слова лишнего, ни интонации. Выслушал, на грузовики

посмотрел, в машину прыгнул, и вместе с Фимой умотал обратно в Брест. Насиловать

рацию, что до Минска достает, а если погода сложится, то и до Москвы в состоянии лучом

добить. Так что, верха оказались в курсе нашего появления чуть ли в течение двух часов.

Фима же еще раньше ушел на Москву своим ходом. Решением местного начальства и в

сопровождении того самого Ефима.

А мы замерли в ожидании, не столько решений Москвы, сколько осложнений здесь.

Вермахт остался где-то ТАМ. Но возможных проблем и тут хватает. Не считая того, что

по нашей территории разведдиверсионные группы абвера шарахаются, и два урода,