Текст книги "Преступники. Факел сатаны"

Автор книги: Анатолий Безуглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

– Тем более. Второе. Меня удивляет, почему она не прилетела…

– Резонно, – кивнул Чикуров. – Телеграмму она получила утром. Самолет летит всего час.

– Обратимся к ее письму. О чем оно? Выговаривает мужу насчет его просьбы о высылке денег. Пишет о даче, машине. Что ей с дочерью нужно ехать к морю… Какое может быть море? – все больше горячилась Дагурова. – Если она знает, что мужу плохо, человек на грани нервного истощения! Вспомните: московский светила, их знакомый, считает, что Баулину нужно лечь в больницу!

– Ее тревога выглядит как раз искренне, – возразил Чикуров. – А то, что она высказывает какие–то претензии к мужу, дело обыкновенное, житейское… Раз уж вы заговорили о письме… Меня насторожило: зачем профессору деньги? И у кого просит? У жены…

– К тому я и хотела подвести, – перебила Дагурова. – А может быть, все эти раритеты, хрусталь и прочее находится в московской квартире Баулина? Или он сам отвез, или жена заставила перевезти?

– А как же Савчук? – вставил Латынис.

– Савчук уже давно в больнице. Откуда ей знать, была здесь в это время Регина Эдуардовна или нет? И вообще, что делается у профессора в доме?

– Понятно, – сказал Чикуров. – Но зачем ей убивать мужа?

– Уверена, что–то у них в семье серьезно не ладится, – ответила Дагурова.

– Почему? – удивился Игорь Андреевич.

– Помните, районный прокурор говорил… Но главное – живут отдельно. Это очень важный момент. Представляете, а вдруг у них разрыв окончательный? Имущество – пополам. Так что Баулиной есть что терять… А если тут замешана другая женщина? Профессор ведь еще совсем не старый. Значит, ревность тоже может иметь место.

– Причем он тоже к кому–то ревнует жену, – заметил Латынис. – Вспомните письма Баулиной…

– Что ж, прояснить взаимоотношения между профессором и его женой надо в любом случае, – согласился Чикуров. – В свете того, что вы сказали, сделаем это срочно. – Он повернулся к Латынису: – Может, свяжетесь с московскими коллегами? Не покидала ли столицу Баулина второго–третьего июля?

– Понимаете, – продолжала Дагурова, – есть еще одно обстоятельство… Почему Баулин, когда был на реке, якобы вошел в воду и тут же вышел? Высказывали предположение, что профессора мог окликнуть знакомый человек… Жена, например, – поставила точку Ольга Арчиловна.

В комнату вползал ранний летний рассвет. Ветерок чуть шевелил оконную штору.

Чикуров посмотрел на часы.

– Как это у Пушкина? – улыбнулся он. – «И изумленные народы не знали, что им предпринять: ложиться спать или вставать…» Цитирую по памяти, возможно, не совсем точно. – Видя, что Латынис хочет что–то сказать, он спросил: – У вас есть еще какие–то соображения, Ян Арнольдович?

– Так, мелькнуло, – неуверенно проговорил капитан.

– Выкладывайте, – попросил следователь. – Любые, пусть даже самые невероятные версии… Не помню, кто сказал: невероятное бывает в жизни самым вероятным.

– Рискну, – почесал затылок оперуполномоченный. – Может, все дело в секрете «Бауроса»? – Видя, что его слова заинтересовали следователя, Латынис продолжил более уверенно: – Я о чем? Из чего состоит это прямо–таки всеисцеляющее средство, знают, кажется, всего три человека. Профессор, Ростовцев и зам, тот, что непосредственно руководит производством «Бауроса». Так говорят…

– Ну? – подбодрил его Чикуров.

– Вы знаете, что рецепт знаменитой кока–колы известен тоже всего нескольким людям? – Ян Арнольдович прищурился. – Почти сто лет химики из конкурирующих фирм, таких, как пепси–кола и другие, пытаются расшифровать его. Все, казалось бы, узнали. Но один из компонентов, загадочный «Мерхандиз–7–икс», как его именуют, не поддается никакому анализу… Полная формула всех ингредиентов кока–колы хранится в самом дальнем подвале в банковском сейфе, за семью печатями. Чтобы открыть его, необходимо решение директоров банка. Открывают сейф в присутствии властей штата строго в определенное время, ни секундой раньше и ни секундой позже!

– Это понятно, – заметила Дагурова. – Секрет стоит миллионы!

– Берите выше – миллиарды! – сказал Латынис. – А сколько стоит секрет «Бауроса», мы не знаем. Так ведь недаром его оберегают. Может, кто–то захотел заполучить его? Чтобы зашибить большую деньгу, производя подпольно. А Баулин – ни в какую! Ну и испугались, что профессор может обратиться в соответствующие органы…

– У «Интеграла» большие доходы от продажи «Бауроса»? – поинтересовался Чикуров.

– А как вы думаете? – в свою очередь, спросил капитан. – Страждущих – ужас!

– Ну что ж, Ян Арнольдович, поработаем и в этом направлении, – заключил Чикуров и решительно поднялся. – А пока… Пока надо хоть немного поспать всем. День предстоит нелегкий.

Опаздывать на конференцию в клинике считалось серьезным нарушением. Но сегодня Анатолий Петрович Голощапов на нее опоздал. Он зашел в участковую больницу, чтобы справиться о состоянии здоровья Баулина. С замиранием сердца переступил Голощапов порог здания, боясь услышать страшное слово – умер.

Анатолия Петровича тут хорошо знали. Первая же встреченная медсестра успокоила:

– Евгений Тимурович пока жив, лежит в реанимации.

Голощапов нашел врача–реаниматора, чтобы разузнать подробности.

– Что я могу сказать, – сообщил коллега. – Ты сам должен понимать. Дыхание поддерживаем искусственно. Задеты важнейшие участки мозга. Крови много потерял…

– Надежда все–таки есть? – спросил Голощапов.

– Только ею и живем. Не отходил от профессора всю ночь.

Обменялись мнениями. Обсудили все «за» и «против». Утешительного было очень и очень мало.

…Голощапов шел в клинику, ни о чем не думая, кроме катастрофы, случившейся с Баулиным. Происшедшее он принимал очень близко к сердцу, потому что сошелся в последнее время с Баулиным весьма близко и буквально боготворил его. И не хотел верить, что такой человек кому–то мешал. Анатолий Петрович был убежден, что случилось трагическое недоразумение, нелепость.

Ничего не замечая вокруг, Голощапов миновал молоденький парк, площадку городошников, где уже спозаранку сражались любители. Слышался сухой треск биты о деревянные чурбачки, разлетающиеся с характерным стуком. Мало он обратил внимания и на пестро одетых пациентов, увлеченно занятых аэробикой – ритмической гимнастикой – на зеленом газоне возле клиники. Джазовая музыка и вихляющиеся тела показались ему в это утро кощунственными.

«Ничего не поделаешь, – вздохнул Анатолий Петрович. – Жизнь продолжается».

Аэробику в больнице ввел сам Баулин. Он не стеснялся иной раз присоединяться к больным, считая ритмическую гимнастику не только тренировкой и разминкой для тела, но и для души. Музыка и общность в движении, по его мнению, давали прекрасный заряд положительных эмоций.

Когда долговязая фигура Голощапова появилась в конференц–зале, все повернулись в его сторону. Анатолий Петрович невольно пригладил свои прямые волосы льняного цвета и хотел было уже пристроиться на крайнем стуле.

Заместитель главврача Рудик, который вел сегодня конференцию, оторвавшись от какой–то бумажки в руках, сказал:

– Анатолий Петрович, вас срочно просил приехать Ростовцев. Так что быстро к нему.

– Хорошо, – ответил несколько растерянно Голощапов, не понимая, зачем он понадобился, да еще так быстро.

Генеральный директор начал с того, что спросил о Баулине. Голощапов передал услышанное утром в участковой больнице.

– Да, да, – вздохнул Ростовцев. – У Евгения Тимуровича отменное здоровье, тренированный организм. Будем надеяться… Но даже если выкарабкается, то не скоро, да и работать, как прежде, вряд ли сможет… А как вы понимаете, Анатолий Петрович, клинику нельзя оставлять без хорошего, знающего руководителя.

«Вот оно что, – мелькнуло в голове Голощапова. – Значит, разговор пойдет о новом главвраче».

Величественная секретарша Ростовцева принесла кофе, печенье и безмолвно удалилась.

– Евгений Тимурович говорил мне о своих планах, – продолжал Ростовцев. – Об увеличении мест, о создании новых лабораторий, направлениях и исследованиях. Все это, по–моему, весьма нужно. Кажется, его идеи наконец признали.

– Не все, к сожалению, – заметил Голощапов.

– Пока не все, – кивнул Аркадий Павлович. – Но противников и злопыхателей значительно поубавилось… Поверьте моему опыту, они никогда не исчезают совсем. А может быть, и хорошо, а? – Он улыбнулся. – Полемика, особенно в науке, – вещь необходимая. Борьба тоже нужна. Она стимулирует творческую активность, не дает благодушествовать… Не так ли?

– В общем, так, – согласился Анатолий Петрович. – Если не ставят палки в колеса сознательно. Я не говорю о нашей клинике. Грех жаловаться, Баулина здорово поддерживают.

– Вы думаете, так было всегда? – Ростовцев с усмешкой покачал головой. – Увы! И подводные камни были, и рифы, и мели… Но Евгений Тимурович, как настоящий боевой капитан, все преодолел. Преодолел и вывел корабль на широкий простор. Надо плыть дальше, а кормчий… – Генеральный директор вздохнул. – Так вот, Анатолий Петрович, не встанете ли вы у руля?

И хотя Голощапов чувствовал, что Ростовцев ведет именно к этому, предложение явилось неожиданностью.

– Что вы! – вырвалось у него. – Это же целая клиника! Сотни пациентов в год! Потом я всего лишь кандидат паук, заведующий лабораторией… И вдруг…

Анатолий Петрович замолчал.

– Надо расти, – с улыбкой заметил Ростовцев.

– Есть же более опытные, – все еще сопротивлялся Голощапов. – Например, Владимир Евтихиевич Рудик, заместитель Евгения Тимуровича…

– Да, Евгений Тимурович ценит его. У Рудика, несомненно, есть свои достоинства, – серьезно произнес генеральный директор. – Но вы, насколько я могу судить по беседам с профессором, были ближе к нему по своим научным интересам. Он даже обмолвился как–то, что вы удивительно одинаково мыслите. – Он внимательно посмотрел в глаза Анатолию Петровичу. – Вероятно, это действительно так, если уже выпустили совместно несколько научных работ?

Голощапов не знал, что на это возразить, и поэтому некоторое время молчал. Действительно, из всех коллег в клинике Баулин выбрал его единственного в соавторы.

– Хотите честно, Аркадий Павлович? – подумав, напрямик спросил Голощапов.

– Разумеется.

– Не уверен, что справлюсь. Одно дело заведовать лабораторией и вести нескольких больных, а другое…

– Не боги горшки обжигают, – снова улыбнулся Ростовцев. – И на первый случай дам вам несколько советов. Из личного опыта, а также из наблюдений интересных людей… В принципе беретесь?

Голощапов развел руками:

– Если прикажут…

– Думаю, приказ в мединституте будет подписан в ближайшие дни. Пока исполняющим обязанности, ну а если Евгений Тимурович не потянет… – Ростовцев не договорил, встал, взял с полки книгу, вернулся на место. – Правильные мысли высказывает Николай Михайлович Амосов, известный хирург и ученый… – Аркадий Павлович нашел нужное место в книге: – «Думают, что все нужно решать демократически, что справедливость только у большинства. Я в этом совсем не уверен…» – Ростовцев закрыл книгу. – Вот вам первое правило как руководителю. Мудрое правило. Потому что главная ответственность будет лежать на вас.

– Но Амосов ввел в своей клинике систему оценки своих личных действий и действий заведующих отделениями путем голосования, – сказал Голощапов, вспомнив записки знаменитого хирурга. – Врачи опускали карточки в урну, в которых одобряли или нет действия академика и других руководителей клиники.

– Голосовали тайно, – поднял вверх палец Ростовцев. – И результаты не обсуждались. Слушайте, что он заявил своим подчиненным, когда решил провести рискованный эксперимент. – И процитировал: – «Если новое сделать только наполовину, то эффекта не будет. Поэтому демократия отменяется…» Я бы на вашем месте тоже запомнил эту истину, Анатолий Петрович. Вы вступаете в новое качество и должны будете, хотите того или нет, несколько по–другому смотреть на жизнь… Руководить, скажу я вам, – это целая наука. И весьма сложная.

– Понимаю, – кивнул Голощапов. – Это, наверное, приходит с опытом.

– Разумеется. А опыт – это повседневные дела. Практика, так сказать… Перейдем к делу. Сейчас в клинике лежит Эльвира Борисовна Пляцковская…

– Знаю. Ее ведет Яковлев.

– Прошу вас, Анатолий Петрович, лично уделять этой даме побольше внимания.

– Насколько мне известно, всем больным уделяется много внимания, – несколько даже обиделся Голощапов. – Во всяком случае, сколько нужно.

– А Пляцковской, пожалуйста, столько же и… чуть–чуть больше, – мягко, но настойчиво сказал Ростовцев. – Ее муж – начальник главка в Москве. Весьма влиятельный человек… Иногда надо… Понимаете, для дела… Я же не толкаю вас на что–то нехорошее…

– В принципе – да, – смутился Голощапов.

– Станете руководителем, поймете… Вот вам нужно новое оборудование. И не простое, а импортное. «Сименс». Так?

– Нужно, – согласно кивнул Голощапов.

– И все зависит от подписи Пляцковского. Уяснили? – спросил генеральный директор.

– Вполне, – серьезно ответил Анатолий Петрович.

– Ну и прекрасно. Теперь о «Бауросе»… У нас еще есть запас. Так сказать, резерв главнокомандующего. Но ненадолго…

В это время по селектору раздался голос секретарши:

– Аркадий Павлович, на проводе Москва.

Извинившись, Ростовцев подошел к своему столу, поднял трубку. Разговор был коротким, после чего генеральный директор вернулся к Голощапову, но не сел.

– Извините, Анатолий Петрович, – сказал он. – Нужно срочно ехать в область на совещание.

– Понимаю, понимаю, – поднялся с кресла Голощапов.

– К «Бауросу» мы еще вернемся, – пообещал Ростовцев. – А вы приступайте к исполнению новых обязанностей немедленно. За приказом в мединституте дело не станет…

По дороге Голощапова одолевали разноречивые чувства. Первое – радостное. Доверили экспериментальную клинику! И какую! Но радость тут же погасла. Не случись несчастья с Баулиным, вряд ли он мог рассчитывать на подобное повышение. И еще: как воспримут в клинике? Конечно, вида не подадут. Будут поздравлять, говорить приятные слова. Но кое–кто наверняка подумает: выдвинули из–за того, что тесть у Голощапова – заместитель председателя облисполкома, И ведь никому не докажешь, что положением отца жены Анатолий Петрович ни разу в жизни не воспользовался.

Но об этом забудут. Останется факт: молодого кандидата наук всего в 32 года сделали главным. А значит – по блату.

«А что Ростовцев? – подумал Анатолий Петрович. – Может, и он действует с дальним прицелом? Имея в виду моего тестя? Но тесть не тот человек…»

Мысли хаотично набегали одна на другую. Видимо, от волнения и неожиданности такого предложения.

А впрочем, какого предложения? По существу, генеральный директор «Интеграла» не предлагал. Он просто решил, и все. Кстати, не только за него, Голощапова, но и за его жену, которая неизвестно как отнесется к переезду в Березки и перемене своей работы… И за ректора института, где Голощапов трудился заведующим лабораторией, а здесь, в клинике, экспериментировал с продуктами пчеловодства, готовил докторскую диссертацию… Но как Ростовцев мог решать? – вдруг спохватился Голощапов. – Ведь клиника подчиняется институту, а не «Интегралу». Да, он, Голощапов, знал, что Ростовцев влиятельный человек, но неужели настолько, что фактически решает такой вопрос, как назначение главврача клиники?.. Странно…

Открыв глаза, Чикуров посмотрел на часы – начало девятого. Он чертыхнулся про себя: хотел подняться в семь и вот, проспал.

Игорь Андреевич принял холодный душ – вернейшее средство поскорее стряхнуть с себя сон. Когда он стал надевать рубашку, отскочила пуговица, и в это время раздался стук в дверь. Это была Дагурова. Оказалось, что она тоже встала недавно. Заметив в руках Чикурова оторванную пуговицу, она сказала:

– Командированный мужчина в затруднительном положении? Давайте пришью…

– Благодарю, Ольга Арчиловна. Я привык.

Он достал коробочку, которую всегда возил с собой, там лежали нитки, иголка, запасные пуговицы, и стал пришивать.

– Какая–нибудь генеральная идея вырисовывается? – спросила Дагурова.

– Нет, – признался Чикуров. – Хоть и говорят: утро вечера мудренее…

В дверь снова постучали. На этот раз участковый инспектор Манукянц. В руках у него был большой сверток.

Поздоровавшись, лейтенант спросил:

– Вы уже завтракали?

– Нет, – ответил Игорь Андреевич.

– Очень хорошо! – обрадовался Левон Артемович.

Он развернул сверток. По комнате распространился пряный запах зелени.

– Что это? – удивился Чикуров.

– Как что? Киндза, кутем, редиска, реган, – выкладывал на стол Манукянц. – Исключительно полезно! А это – бастурма, брынза, лаваш!

– Ну зачем вы, Левон Артемович, – запротестовал было Чикуров. – Мы бы пошли и сами купили…

– Не купили бы! Это дары Араратской долины! – любуясь всей этой красотой, горячо произнес лейтенант. – Отец прилетел. Узнал, что я работаю с вами, просил передать… Так что от всей души…

– А это чурчхела? – спросила Ольга Арчиловна, беря в руки коричневые колбаски из выпаренного, загустевшего виноградного сока, начиненные грецкими орехами.

– Конечно! Мама делала! Кушайте на здоровье!

Чикуров растерялся. Отказываться было неудобно: Манукянц принес угощение и впрямь от щедрости души.

– Спасибо, Левон Артемович, спасибо большое, – сказал он. – Мы все это съедим позже… А сейчас насчет дела. Что–нибудь новенькое есть?

– А как же! – ответил лейтенант. – Разрешите доложить?

– Не так официально, Левон Артемович, – улыбнулся Игорь Андреевич.

– Слушаюсь, Игорь Андреевич; – отчеканил лейтенант и продолжил уже по–штатски: – Я, понимаете, решил обойти соседей Баулина с самого утра, пока на работу не разбежались… Спрашиваю у одного – ничего не видел, у другого – тоже. Но я духа не теряю. Не может быть, чтобы никто ничего не видел!.. Помните, когда сворачиваешь в переулок, где баулинский особняк, рядом такой красивый дом есть, с башенкой?

– Да, – кивнул следователь.

– Так вот, – рассказывал дальше участковый, – живет в нем заведующий лесопилкой. А мать у него пенсионерка, и она видела с утра вчера, примерно около десяти часов, как мимо проехала машина шефа…

– Какого шефа? – не понял Чикуров.

– Ростовцева. «Волга». Остановилась возле участка профессора.

– Точно машина Ростовцева? – спросила Дагурова.

– Говорит, черная «Волга». И номер легко запомнить: тридцать пять – тридцать пять.

– Ясно, – кивнул Чикуров. – Продолжайте.

– Такой дождь шел, ливень, можно сказать. Из машины выскочил человек в плаще с капюшоном и побежал во двор Баулина… Зашел в дом. Потом вышел, залез в «Волгу». Затем снова ходил в дом… Что–то под плащом прятал.

Чикуров и Дагурова переглянулись.

– Это интересно, – сказал Игорь Андреевич. – Значит, человек дважды побывал в доме и что–то вынес?

– И кто это был?

– Соседка не разглядела, капюшон мешал. Возможно, сам Ростовцев или его шофер.

– А сколько человек сидело в машине? – спросила Ольга Арчиловна. – Один, два?

– Она говорит, не обратила внимания.

– Вы не смотрели, следов протекторов около участка на дороге не осталось? – продолжала спрашивать Дагурова.

– Конечно, смотрел, – ответил Манукянц. – Не обнаружил. Асфальт же. И дождь лил сколько раз… Насчет того, что машина приезжала, не сомневайтесь! Эта соседка целыми днями сидит одна, на улицу любит смотреть… А человека, который заходил в дом, можно ведь отыскать по следам, которые были в прихожей профессора… Идентифицировать.

– Сначала надо хотя бы приблизительно знать, с кем идентифицировать, – заметил Чикуров. – Выходит, когда Баулин уже лежал на операционном столе, к его дому кто–то подъехал на машине Ростовцева и вынес какие–то вещи… По–моему, следует немедленно допросить водителя… Что–нибудь еще раздобыли интересного, Левон Артемович?

– Не знаю, интересно или нет, – неуверенно произнес участковый. – Дня за два до покушения у Баулина дома вечером была Азочка. В клинике работает.

– Орлова? – вырвалось у Дагуровой.

– Да, главная медсестра, – подтвердил Манукянц. – Соседи называют ее Азочка.

– Не потому ли она так разволновалась, когда я спросила, бывала ли в доме профессора? – повернулась к Чикурову Ольга Арчиловна. – А главное – скрыла, что посещала Баулина недавно.

– Это еще не все, – продолжил Манукянц. – Вечером, накануне покушения, возле дома Баулина видели Кленову.

– Это кто? – спросил Чикуров.

– Одна больная из клиники, – сказал участковый. – Душевнобольная. Она зачем–то хотела снимать квартиру в доме рядом с профессором… Соседи еле от нее отвязались.

– Насчет Кленовой следовало бы узнать подробнее, – заметил Игорь Андреевич.

– Я позвоню в клинику, – сказала Дагурова.

– Да, а после Кленовой видели еще Ростовцева, – добавил лейтенант. – Он направлялся к баулинскому особняку.

Чикуров ничего не успел сказать по этому поводу – постучали. В номер зашел Латынис. Поздоровались. Игорь Андреевич поделился с оперуполномоченным сведениями, только что полученными участковым инспектором.

– Опять, значит, Аза Даниловна, – усмехнулся Латынис и, достав из кармана небольшой блокнот, быстро нашел нужное место. – Я ведь тоже не с пустыми руками… Ну, во–первых, между ней и Баулиным были, кажется, не только служебные отношения. Говорят, когда он обосновался в Березках, то переманил ее из участковой больницы в свою клинику. И скоро сделал главной медсестрой…

– Орлова сама сказала мне об этом, – пожала плечами Дагурова. – Это еще ничего не значит. Опытная…

– Только вот в чем? – задумался капитан. – К ней приезжают мужчины. Из других городов. Живут по нескольку дней, а то и недель. Потом исчезают, появляются новые… А насчет Азочки и Баулина… Еще года два назад Орлова захаживала к профессору довольно часто. Несколько раз видели, как она уходила из его дома рано утром… Комментарии, как говорится, излишни.

– А не сплетни? – спросил Чикуров.

– Не похоже, – ответил Латынис. – Зато очень похоже на Азу Даниловну… То, что это правда, я думаю, невольно подтвердила домработница профессора. Когда заговорили об Орловой, старушка стала что–то темнить, увиливать.

– Ну а жена? – задумчиво проговорил Чикуров. – Профессор, как видно, очень любит ее. Ревнует! Вспомните письмо, которое лежало в его столе…

– Баулина понять можно, – сказал Ян Арнольдович. – Еще не старый, живет один, семья переезжать не хочет… А тут Азочка. Дамочка, прямо скажем… – Он замолчал.

– Хорошо, – согласился Чикуров. – Допустим, отношения у них были не только служебные… Что из этого следует?

– Есть одна штука, – многозначительно оглядел всех Латынис, выдержал, как артист, паузу и выпалил: – Рогожин – бывший муж Орловой! И отец ее дочери!

В комнате воцарилось молчание. Сказанное капитаном заставило задуматься.

– Не знаю, Игорь Андреевич, – нарушил тишину Латынис, – в этом ракурсе – не поспешили ли вы, отпустив вчера Рогожина…

– Как давно они развелись? – задал вопрос Чикуров, не отреагировав на последнее замечание капитана.

– Как раз тогда, когда в Березках появился Баулин, – ответил Латынис. – Говорят, Рогожин страшно переживал. Даже перебрался жить в другой город, чтобы все забыть, успокоиться. Но не выдержал, вернулся.

– Вы хотите сказать?.. – посмотрел на него Чикуров.

– Полагаю, при такой ситуации особой любви главный зоотехник к профессору не питал, – ответил Латынис с иронией. – Правда, последние полгода Орлова действительно не бывала у Баулина дома… И вдруг заявилась… А что, если Рогожин узнал об этом? Опять вспыхнули страсти… Оскорбленное мужское самолюбие… Вот он и оказывается возле речки в то самое время, когда туда приехал на велосипеде Евгений Тимурович.

– Логично, – кивнул Чикуров. – Хотя, честно говоря, Рогожин произвел на меня впечатление довольно рассудительного человека, просто немного увлекающегося… Впрочем… Кто его знает. Сделаем так. Я встречусь с ребятами–рыболовами. Постараюсь разобраться, кого же на самом деле видели они вчера утром на Лавутке. Рогожин тащил раненого человека или не он… Вы, Ольга Арчиловна, займитесь шофером Ростовцева, кто с ним приезжал к дому Баулина, что взяли? Вы, Ян Арнольдович, снова встретитесь с Савчук, составите по возможности полно список ценных вещей, которые были у профессора. Может, она знает, у кого и что конкретно приобретал Баулин.

– Игорь Андреевич, а мне какое задание? – спросил Манукянц, в голосе которого проскользнула едва заметная обида: обошли.

– Левон Артемович, – улыбнулся Чикуров, – пока конкретного задания нет. Вы нам и так помогли. Да и своих дел, наверное, хватает…

– Есть, конечно, – ответил лейтенант и посмотрел на часы. – Наметил одно мероприятие. В пионерлагере, в поселке. Там ребятня, которая не уехала…

– Нашкодили, что ли? – поинтересовалась Дагурова.

– Зачем! Футбольную команду тренирую, – с гордостью сообщил Манукянц. – Будущие чемпионы, даю вам слово!

Он произнес это так темпераментно и убежденно, что все невольно заулыбались.

У модернового здания дирекции «Интеграла» стояло несколько машин. Черная «Волга» была только одна. Водитель сидел за рулем, уткнувшись в газету. К нему и решила обратиться Ольга Арчиловна.

– Не знаете, где шофер Ростовцева?

– Носик, что ли? – произнес водитель, с интересом рассматривая форму Дагуровой.

– Носик, – подтвердила следователь, догадываясь, что это фамилия шофера Ростовцева.

– Он сейчас в гараже. Пройдите за угол здания, там ворота металлические…

Гараж состоял из нескольких боксов, которые буквой П, обрамляли заасфальтированную площадку с мойкой для автомобилей. На ней и стоял черный блестящий лимузин. Сомнений не было, директорская «Волга» с номером 35–35. Возле автомобиля возился невероятно высокого роста парень, чем–то напоминающий известнейшего баскетболиста московского «Динамо» Ткаченко. У него были даже ткаченковские усы.

Шофер ожесточенно драил тряпкой бока машины, и без того сверкающие, как лаковая туфля.

– Товарищ Носик? – подошла к нему Ольга Арчиловна.

– Я буду, – добродушно прогудел гигант.

– Следователь прокуратуры Дагурова, – представилась Ольга Арчиловна, показывая служебное удостоверение.

– Слышали, слышали про вас…

– Я хотела бы побеседовать с вами.

Носик зачем–то кинул взгляд на административный корпус «Интеграла», почесал за ухом и кивнул, однако не очень охотно.

– Может быть, в машине? – предложила Дагурова.

– Пожалуйста, – Носик открыл заднюю дверцу, пропустил следователя, а сам, подумав, решил все–таки устроиться на переднем.

Дагурова уже успела заметить: ножища у водителя огромная, сорок пятый размер, не меньше.

«Следы в прихожей баулинского дома явно не его, – отметила она. – И без экспертизы ясно».

– Простите, ваше имя и отчество? – спросила Дагурова.

– Виль Борисович… А вас, если не секрет?

– Ольга Арчиловна… Виль Борисович, вы давно возите Ростовцева?

– Больше шести лет, – солидно произнес шофер. – Как только к нам пришел Аркадий Павлович… До этого возил Сергея Федоровича Ганжу. Он был просто директор, не генеральный. И машина была другая, «Москвичок»… При Ростовцеве все куда солиднее. – Он похлопал своей мощной рукой по баранке.

– И работы, наверное, прибавилось?

– Как раз наоборот, – пробасил Носик. – С прежним, бывало, как засядем с утра в машину – и по всем подразделениям до самой ночи. Не любил сидеть в кабинете. В субботу и воскресенье тоже частенько работал. Правда, в выходные садился за руль сам, если, конечно, не надо было в район или область. Тогда меня просил… Отгулы давал.

– А Ростовцев?

– Так этот и в Березках–то редко бывает. Все в разъезде. Чуть ли не каждый месяц в Москву летает. Я уже не говорю про областные и районные совещания. Без них почти ни один день не обходится.

– Ну а когда Ростовцев здесь, в Березках, он часто ездит?

– Нет. У него другой порядок… Если ему кто нужен, вызывает к себе. И правильно: не руководитель должен ездить к подчиненным, а они к нему… Аркадий Павлович в редких случаях наведывается в подразделения.

– А по выходным не работает?

– Ни в коем случае! – помотал головой Носик. – И других не заставляет. Положено два выходных дня – отдыхай! Культурно проводи время. Хочешь – в поселке, хочешь – на природе… Сам он театр любит. В город ездит на своей личной машине.

– Водит?

– И еще как! Мне даст сто очков вперед!

– Ну а вчерашний день, – перешла к главному Дагурова. – Куда с ним ездили?

– Вчерашний день… – Лицо водителя помрачнело. – Очень подействовала на Аркадия Павловича эта история с Баулиным… Страшно переживал…

– Прошу вас, – мягко сказала следователь, – расскажите по порядку, где вы и он были с самого утра.

– С самого утра? – подозрительно посмотрел на Дагурову Носик. – Это можно… Привез я его, как обычно, к девяти часам. Поставил машину у подъезда. Сам тоже поднялся в приемную… Гроза была… Я читал «Искатель»… Вдруг как обухом по голове – в Баулина стреляли! Все засуетились. Прибежал Банипартов, заместитель Ростовцева… Долго о чем–то совещались… И звонки! Не переставая. Местные, междугородные… Так было приблизительно до часу. Потом я отвез Ростовцева пообедать и сам перекусил дома. После перерыва поехали на стройку… У нас на следующий год свое ПТУ откроют. Такое здание будет красивое – в большом городе не увидишь!.. У меня пацан в четвертом классе. После восьмилетки обязательно отдам в это ПТУ, честное слово! – Носик замолчал, видимо, потеряв нить разговора.

– Долго были на строительстве? – спросила Дагурова.

– До–о–олго, – протянул шофер. – Аркадий Павлович такой разгон устроил прорабу! – Он покачал головой. – Ох уж эти строители!.. Одно не закончили, бросили, другое тоже… Шеф сам лично облазил все! Короче, вломил на полную катушку. Теперь забегают!.. Семизоров, конечно, виноват…

– А кто такой Семизоров? – поинтересовалась Дагурова.

– Наш главный инженер… Что–нибудь придумать, изобрести – пожалуйста, а вот потребовать не умеет, – со вздохом сказал Носик. – Не обеспечил…

Последние фразы он пересказал явно с чьих–то слов.

– Когда вернулись со стройки? – продолжала спрашивать Дагурова.

– Приблизительно в половине шестого… Отвез шефа домой, поставил машину, – Носик показал на один из боксов, – и пешочком домой.

– Значит, сразу домой? – уточнила следователь.

– А куда же еще? – усмехнулся шофер. – Это вам не город, не полевачишь… Да и при таком шефе… Держит всех! – Он показал свой кулак, похожий на пудовую гирю.

– Значит, после стройки вы отвезли Ростовцева домой?

– Да. В тот день, насколько мне известно, Аркадий Павлович говорил, что хочет еще помудровать над последней моделью РАПа… Вот если вы возьмете начальные буквы его фамилии, имя и отчества, то что получится? – улыбнулся довольный Носик и повторил: – РАП – название машины. Слышали о таких?

– Нет, – призналась Дагурова.

– Чудо! – восторгался водитель. – У нас в вычислительном центре подсчитали, что если во всем мире будут использовать такие машины и технологию, которую предложил Аркадий Павлович, то экономия составит пятьсот миллиардов рублей!