Текст книги "Останься в Вейзене (СИ)"

Автор книги: Анастасия Зарецкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Нам выше, – шепнул Вилсон. – Давайте скорее, пока никто нас не узнал.

Меня узнавать никто и не планировал, но я все-таки пошла за Вилсоном. Плавно закручивающаяся лестница привела на этаж выше. А за ней последовала ещё одна.

– Мы будем смотреть спектакль с крыши? – поинтересовалась я.

– Почти! С балкона.

Что там у нас по расположению мест в театральном зале?.. Впрочем, и без того понятно, что балконы – это нечто весьма возвышенное, и возможность посидеть на таких местах стоит немалых сумм. С каждым мгновением становится всё более неловко. И куда лезу? В сказку поверила? Не было места сказке в предыдущем моем мире, нет и в этом.

***

Вилсон привел нас к небольшой дверце, ручка которой со всей скромностью блистала бриллиантами, не меньше. Возле него стоял свой сотрудник театра, в этот раз в идеально проглаженном смокинге. И моложе лет на сорок – мой ровесник.

– Вилсон, – кивнул он. Мне показалось, что в его голосе скользнуло пренебрежение.

– Не задерживай нас, Полди, – Вилсон поморщился. Протянул билеты, и Полди лишь едва скользнул по ним взглядом. Меня он тоже не удостоил особого внимания. Видимо, спутниц у Вилсона было уже так много, что его знакомые перестали их отслеживать.

Бриллианты, вставленные в ручку, прокрутились, и мы оказались в зрительном зале. Красота – иначе не скажешь. Ряды ровных, как клавиши пианино, сидений, которые тем выше, чем ближе к выходу. Оркестровая яма с духовыми и струнными инструментами, в которой уже сидят музыканты, одетые во всё черное. Сцена скрыта за занавесом насыщенного пурпурного цвета.

И вид с балкона открывается просто прекрасный. Несмотря на расстояние, сцена будто лежит на ладони – можно рассмотреть каждый угол, не подстраиваясь под сидящих перед тобой и не задирая голову. Балконов здесь немного, восемь, и в каждом всего два кресла (обитых бархатом и украшенных резными позолоченными подлокотниками, но тем не менее).

Я заняла левое из этих кресел, чувствуя себя как минимум герцогиней. Спина выпрямилась сама собой, котелок переместился с головы на колени. На мгновение стало очень жалко, что я не потратила всю свою первую зарплату на одно из тех экстравагантных платьев, что так сильно покорили меня сегодня.

А Вилсон плюхнулся на место по соседству и заметил:

– Ужасно неудобные сидения. Особенно когда хочется прилечь.

– Зачем же лежать во время спектакля?

– Накатывает иногда. Не забывайте, я ведь ещё и болеть люблю. А искусство больную голову не лечит, скорее, наоборот.

Звонков мы услышали два. Не четыре и даже не три, но ведь мы не особо и спешили. А потом занавес нехотя расползся по двум сторонам, и спектакль начался. Он оказался необычным уже по той причине, что паузы между репликами здесь заполняли не посторонние звуки от зрителей, а музыка. Главная героиня, Сиджи, переживает по какому-то поводу – музыка добавляет тревожности; бежит – музыка ускоряется; любит – музыка замирает в самых неожиданных местах, как, собственно, замирает наше непокорное сердце.

Оказалась главная героиня, само собой, красавицей.

Сомнений не возникло в том, что именно её играет мама Вилсона. Хотя и кажется она отсюда совсем молодой, скорее старшей сестрой, чем матерью. Но волосы у неё – той же перламутровой белизны, что и волосы Вилсона. Черты лица сложно разглядеть издалека, но в жестах тонких изящных рук, в интонациях голоса я различила Вилсона.

И сюжет мне понравился. Динамичный, ни мгновения не пришлось скучать. В моей голове спектакли представляли из себя нечто скучное, где три актера ходят друг за другом по одной и той же комнате и по десять раз обсуждают заевшую, как пластинка, тему. А здесь актёры постоянно сменялись, и на сцене одновременно расположилось несколько локаций: «дом», «таверна», «академия». Неудивительно, конечно, что писатель добавил в своё произведение академию – чем ещё вдохновляться, когда живёшь в Вейзене? И все-таки эта деталь приблизила выдуманную историю к реальной так сильно, что в какой-то момент мне стало казаться, будто все показанные события произошли на самом деле, в тех же стенах, которые я наблюдаю каждый день.

История была о преподавательнице – ещё одно удивительное совпадение. Правда, эта преподавательница связала с академией всю свою сознательную жизнь: она прошла все ступени в освоении волшебства, да так и осталась в родных стенах. Вот только амбициям её слишком скоро стало в этих стенах тесно. И она начала промышлять колдовством, даруя ему каждому желающему – точнее, тем желающим, чья плата её устраивала. Заработанные деньги Сиджи тратила не на развлечения – она совершенствовала своё мастерство. Покупала редкие книги и встречалась с колдунами, что несут знания, ни в каких книгах не обозначенные.

Один из таких колдунов очень уж ей заинтересовался. И, пока Сиджи крутила свои интрижки, он сплёл вокруг неё кружево из заклинаний. Ещё и очаровал заодно. Как там Вилсон говорил?.. Сиджи оказалась мушкой, пойманной в эту сеть, и сбежать уже не смогла. И все те знания, что она накопила за свою в общем-то недолгую жизнь, перешли в темные колдовские руки. Все знания и вся её любовь хрупкая.

Я до последнего надеялась на счастливый конец. Но его, к сожалению, не случилось. Есть возможность с самим Каспаром поговорить, так? В таком случае, я готова прямо сейчас высказать ему все свои претензии. В книгах должен быть счастливый конец. Мрака хватает и в жизни. Вот только если жизнь постоянно движется, то история на бумаге застывает, как комар в хрустале. Жизнь-то мы можем подкорректировать, но здесь зло победило раз и навсегда. И никуда не денешься от этого, не перепишешь печальный конец.

Видимо, история и в самом деле слишком сильно меня зацепила.

Не дожидаясь встречи с Каспаром, я высказала эти претензии Вилсону, пока актёры кланялись зрителям. Он выслушал меня со всей внимательностью и заметил:

– А правильно ли поступала Сиджи? Ведь ей двигали тоже далеко не благородные мотивы.

– Но ведь она боролась! – вступилась за героиню я. – А этот… гад пришёл на всё готовенькое. Если бы она не боролась, она ведь ещё раньше погибла бы. Но, если бы не этот… мерзавец, она прожила бы ещё очень и очень долго.

– И сама в конце концов совершила бы какую-нибудь подлость.

– Вы оправдываете его, Вилсон! – я сложила руки на груди и посмотрела на моего подопечного с укором.

– Ни в коем случае, – отозвался он, – но и её оправдать не могу. Хотя я рад, что спектакль настолько вас взволновал… Мы можем продолжить обсуждение, но чуть позже. Сейчас нам надо срочно покинуть театр, пока не хлынула толпа.

Моя решительность тут же сбавила обороты.

– Вы не хотите встретиться с мамой?

– Поверьте, ей сейчас совсем не до меня. Зато в зале я различил людей, с которыми точно не хочу встречаться.

– Хорошо. Тогда вы познакомите меня с этим Каспаром в следующий раз.

Ляпнула – и только потом поняла, что. Заочно напросилась на ещё одну встречу с Вилсоном, а то и на поход в театр. А Вилсон промах заметил. Улыбнулся и хитро-хитро заметил, что-де в следующий раз обязательно познакомит. И что весьма ценит моё рвение.

Мне приходилось практически бежать, чтобы поспевать за Вилсоном. Но все-таки мы обогнали всех его и недоброжелателей, и друзей, так что наша странная встреча получила шанс к продолжению.

«Вензель», как оказалось, расположился в непосредственной близости к театру. И я в который раз за сегодняшний день начала что-то подозревать. Подозрительность усилилась десятикратно, когда на входе нас встретили и без всяких лишних слов провели к одному из свободных столиков.

– Вы собирались сюда зайти. Даже стол забронировали.

– Я часто бываю здесь. Почти каждый вечер… Поэтому нет ничего удивительного в том, что меня узнают.

И смотрит так невинно, будто совсем ничего не умалчивает.

Хотя ресторан, будем честны, красивый. Слишком много всякого изысканного я успела понаблюдать за этот вечер… Несмотря на название, выполнен он в морской тематике. Деревянные стены украшают штурвалы разных размеров, и к тем, что крупнее, прикреплены картины по водной тематике. Оконца круглые, как в трюме, из них мало что видно, и поэтому кажется, будто мы в самом деле оказались на корабле. Вместо кресел здесь грубые лавки – благо, сверху сидение смягчают подушки. Официантки – в красных платьях, бармен – в белой рубашке и головном уборе, отдаленно напоминающем треугольную пиратскую шляпу.

Я хотела спросить, близко ли к Вейзену море, но в последний момент одумалась. Все-таки это – факт, который должен быть известен каждому жителю империи, хотя бы раз в жизни заглянувшему в географическую карту.

Будто в подтверждение слов Вилсона, едва мы успели сесть, к нам подбежала официантка и поинтересовалась, что же мы будем заказывать. И принялась перечислять блюда. А я-то надеялась на меню взглянуть… Желательно со стоимостью всех этих морских шедевров. Вилсон наверняка прочитал в моих глазах испуг, потому что взял ситуацию под собственный контроль. И сделал заказ за нас двоих. Весьма длинный заказ.

– Не уверена, что смогу расплатиться, – честно призналась я.

– Не переживайте об этом, – попросил Вилсон.

– Хотя я заметила – по тому же дому с одеждой, например – что цены здесь ниже, чем я ожидала.

Я взглянула на один из иллюминаторов: солнечности сегодняшнего дня пришла на смену пасмурность. Ну и хорошо, ведь про солнцезащитные очки я совсем забыла. Зато про молоток – нет. Надо срочно пересмотреть приоритеты.

– Средние зарплаты по городу сильно ниже преподавательских, – объяснил Вилсон. – Я знаю, сколько примерно получают преподаватели, мне нашептали на ухо. Так вот: труженики заводов или, скажем, бесконечных бухгалтерий получают раза в три меньше.

Вот оно как. Город передовой, продвинутый, но бедность никуда не делась.

Я бы Вилсону про наших учителей рассказала, да только боюсь в очередной раз его шокировать.

– Так что там насчёт спектакля? – улыбнулся он.

Но моё волнение уже успокоилось, поэтому я ответила просто:

– Хороший. Неоднозначный, но хороший. Актриса, которая играла главную героиню, конечно, выше всяких похвал.

– Оттолайн Гилен? О, знаю такую. Я ей передам. Думаю, она в любом случае спросит мнения моей спутницы. Эта актриса очень любит незаметно для всех посматривать на балкон, который вот уже полтора десятка лет по праву принадлежит мне.

Пятнадцать лет! Я ни в одном месте не прожила столько времени.

– И вы смотрите один и тот же спектакль по кругу? Не надоедает?

Вилсон пожал плечами и признался:

– Не то чтобы я посещаю все до единого спектакли с участием моей любимой актрисы, но все-таки каждую постановку раза хотя бы по три я лицезрел. Теперь-то вы понимаете, почему мне иногда очень хочется вздремнуть.

– А сами вы на той сцене не выступаете?

– Только этого не хватало. Никаких преимуществ такие выступления мне не дадут, лишь одни сложности. Начиная от сравнения моего скромненького таланта с её великим. И заканчивая тем, что я всё-таки выбрал для себя иной путь. Тогда, на маскараде, я согласился поучаствовать в спектакле по просьбе одного моего хорошего друга. Но он нечасто просит меня о подобных вещах.

Начался ужин.

Я и рестораны ведь посещала нечасто. Пару раз меня звали туда, ещё студентку, и вечный недостаток денег не позволял разгуляться. А самое обидное – оба этих раза еды приносили ложку, зато размазывали её по тарелкам с диаметром пиццы.

Здесь с посудой обошлись куда оригинальнее, но обо всем по порядку. На первое у нас были одинаковые овощные супы-пюре вкупе с зарумяненными, посыпанными какой-то пряной травой гренками. Вот только для гренок никто не выделил отдельного блюдца: они лежали поверх чашки с супом, состыкованные, как напольные доски.

И уже на второе – рыбная запеканка в томатном соусе. Она растаяла во рту, как первый снег, но ещё больше поразила меня своей подачей на грани эстетики и отвращения. Керамические чашки представляли из себя морское чудище наподобие нашего удильщика, только без фонарика над головой. По спине рыбищи шел разлом, внутри которого, собственно, и прятались томатно-кровавые внутренности.

– Своеобразно, да? – развеселился Вилсон.

– Хорошо они придумали.

– Знал, что вы оцените, – он хмыкнул. – Ещё десерт!

Впрочем, десерт нам задержали. Зато у погоды никаких задержек не было. Вместо того, чтобы плавно перейти к бархатной синеве, небо с каждым мгновением становилось всё более серым и мрачным. И даже сквозь эти маленькие окошки было видно, как качаются на тонких шеях фонари – разбушевался ветер.

***

Зонт я тоже забыла купить. Ни от солнца не смогла защититься, ни от дождя теперь не спасусь. А ведь к тому моменту, когда десерт нам все-таки принесли, дождь уже начался. Крупные капли устремились к земле, точно сорвались с цепей сторожевые псы, жадные до справедливости, подгоняемые воздушными хлыстами. Есть в этом своя прелесть: если прикрыть глаза, то можно представить, будто ты и в самом деле находишься на корабле. Стоишь на самом краю палубы, подставляешь себя ветру, и он трепет тебе одежду и волосы, срывает с рук цветные браслеты, отрезвляюще бьёт по лицу. Начинается буря, капитан отдаёт приказ – срочно прятаться по каютам, а ты продолжаешь стоять, всё ждешь чего-то.

И дожидаешься того момента, когда корабль терпит крушение. Оказывается вдруг, что и корабль-то крошечный – с лёгкостью уместился бы к тебе на ладонь; и капитан вряд ли хотя бы раз видел море своими глазами, всю свою сознательную жизнь пробывший взаперти на театральном балконе.

– С этим корабликом, думаю, они тоже неплохо придумали, – замечает он.

И вот перед тобой встает новая задача: этот сокрушенный корабль съесть.

Бисквитный корпус, покрытый глазурью. Мачты из тёмного шоколада, переломанные по местам стыков. И паруса из полупрозрачной карамели: некоторые целые, а другие надтреснутые, так что мне даже стало интересно: кондитеры специально бьют по карамели маленькими молоточками наподобие моего или обратили свои неудачи в такую вот оригинальную задумку?

– Неплохо, – согласилась я, – только который раз за день очень уж печально. Под стать хаосу, который творится за окном.

– Я понял вас, – Вилсон серьёзно кивнул. – Да, есть у этого местечка такие слегка мрачноватые мотивы… – Он взглянул в сторону кухни, куда минуту назад унесли наших пронзенных рыб. – Но я знаю ещё одно хорошее местечко. Там куда веселее, и вам точно понравится. Думаю, мы можем сходить туда. В следующий раз.

Зря я вообще про этот следующий раз ляпнула. Загнала в ловушку саму себя. И зачем-то Вилсона в неё впутываю. Как в сегодняшнем спектакле, только наоборот.

– Сосредоточьте своё внимание на учёбе, Вилсон, – заметила я. – Постарайтесь не отвлекаться на всякое лишнее, и в том числе – на меня. Впрочем, зачем я вас учу? – добавила сердито. – Вы ведь и без этих советов прекрасно все понимаете.

Карамель хрустит точь-в-точь, как лед. И ещё, может, как разбиваемое сердце. Я знаю, о чём говорю – моё сердце приходилось дважды собирать из осколков. Швы уплотняла, чем приходилось – так что на месте стыков не золото, а разведенный с водой пепел.

Время расправилось с кораблями – вскоре место их крушения опустело. Только когда это произошло, Вилсон заметил:

– И всё-таки, Варвара, я посмею впервые за всё наше знакомство с вами не согласиться. Вы не правы.

– Нет, я права. Просто вам пока слегка не хватает опыта, чтобы это понять.

Я только теперь заметила часы: они пристроились в центре одного из штурвалов и практически полностью с ним слились.

Двадцать семь минут восьмого. А Гетбер обещал быть у двери в аудиторию ровно в восемь. За оставшиеся полчаса мне нужно вернуться на остановку и дождаться омнибуса, и всё это – под проливным весенним дождём.

– Мне пора, – заметила я, силой удержав себя на месте, чтобы не подскочить. – Сколько я должна за ужин?

– Нисколько, – ответил Вилсон, – ведь я целых два раза за сегодняшний день пригласил вас в это место, значит, и мне платить по счетам…

Я не имела ни малейшего представления о том, сколько на самом деле должна – спасибо Вилсону, который разбирается в меню лучше местных официантов. Денег у меня осталось не так много, и, предусмотрительно оставив сотню на мелкие расходы, я выложила на стол оставшиеся две.

– До встречи!

Жизнь научила меня быстрым сборам. Подхватив сумку с покупками, я уже через мгновение быстрым шагом преодолевала пролёт между столиками. Вилсон даже сказать ничего не успел. Он, может, и догнал бы меня, когда опомнился; но дождь, чрезвычайно обрадовавшийся новой жертве, мгновенно накинул мне на плечи плащ-невидимку.

Догнал бы, если бы я не перепутала направления и не побежала в противоположную от цели сторону.

Мне нужно было найти театр и уже через него подойти к площади. А я зачем-то ринулась к периферии города и поняла это не сразу, лишь когда уменьшилось количество различимых через пелену дождя огней. Пришлось возвращаться. Так и вышло, что я уже промокла насквозь, ещё даже не достигнув остановки.

С одной стороны, хорошо, что у меня нет часов – это был бы их первый и последний вечер.

С другой, сколько мне теперь стоять и ждать омнибус, трудно себе даже представить. При такой-то погодке – целую вечность. Может, он вообще появится теперь лишь завтрашним утром. Да и зачем омнибусам ездить, когда желающих прокатиться не так уж много? На остановке – одна-единственная фигура, закутанная в тёмный плащ, и ни единого транспортного средства.

Долго мне так стоять, или можно уже сейчас отправляться в академию пешком?

Видимо, я излучала настолько сильную безнадежность, что её уловила даже фигура по соседству. Фигура эта повернулась в мою сторону и заметила весьма знакомым голосом:

– Тоже задерживаешься, Варя?

– Гетбер! – не поверила собственным ушам я. – Это вы?

– Думаю, ты хотела бы видеть перед собой кого-то другого. Но да, это я. Не буду говорить, сколько я здесь стою. Так что можете не переживать, что не пришли раньше. Омнибусы академии объявили, по всей видимости, забастовку.

С кожаного плаща капли скатывались, не проникая внутрь и сохраняя хоть какую-нибудь иллюзию тепла.

Зато волосы промокли насквозь, накрыли лоб и брови, не коснувшись лишь глаз. И сейчас эти глаза смотрят на меня и мерцают не хуже драгоценных камней. Серые, как агат.

– Так и шли бы домой, – заметила я.

– Ну как же, – Гетбер поежился, и капли посыпались с волос. – Если я сейчас не приеду, ты это мне будешь всю оставшуюся жизнь припоминать.

– Судя по вашим словам, я уже мертва, – пожала плечами. – Так что об этом можете не волноваться.

– В этом-то мире ты живее всех живых, – вздохнул он. Жалел, наверное, о том, что вообще тогда решил заговорить со мной обо всех этих неприятных вещах. – Но тоже промокшая. Ходила за покупками?

– Да. Слегка расширила гардероб. – А ещё ходила на спектакль и сидела в ресторане за одним столиком с собственным студентов. Но об этом точно не стоит никому говорить. – Вы чем занимались, пока не начался дождь?

– Работал – больше нечем.

Поскольку о времени я могу судить лишь весьма примерно, предположу, что прошло минут пять, прежде чем мы вновь заговорили. Людей на остановке больше не стало, омнибусы так и не появились на горизонты. А дождь усилился – всё ему ни по чем.

– Идите, – предложила я. – Заочно прощаю вам то, что вы не придёте на нашу встречу. Тем более, что вы все равно уже опоздали.

– А ты? Продолжишь мокнуть?

– Ну а что мне остается? Пешей дороги до академии я не знаю.

– Я живу здесь поблизости.

– На что вы намекаете? – возмутилась я. – К вам в гости я точно не пойду.

– Тогда продолжим стоять. Раз ты такая гордая и принципиальная. Одновременно простудимся и на пару недель избавим учеников сразу от двух предметов. Ферр, думаю, не очень-то обрадуется, но ученики точно скажут нам «спасибо».

– Смеётесь над собой.

– Ни в коем случае. И уж точно не в отдельности от себя. Мы же стоим здесь вместе. Весьма приятное времяпровождение.

– Да, – пожала плечами, – вы же хотели показать мне город.

– В точку. Смотрите – Вейзен. Стены его величественных зданий загородила другая стена – дождя, – но, в целом, своей красоты он не потерял. Здесь нечасто бывают дожди. Так что нам с тобой выпала действительно прекрасная возможность прочувствовать стихию. На собственной шкуре.

После этой воодушевляющей реплики мы молчали минут десять. А то и все двадцать. Небо как-то слишком быстро потемнело, будто кто-то задвинул занавес. Похолодало, и стоять в мокрой одежде стало совершенно невыносимым. Я обняла себя за плечи и с головы до ног покрылась мурашками.

– Как там по-вашему будет «чёрт»?

– Чёрт? – переспросил Гетбер.

– Такой чудик из загробного мира, который служит главному злу. А в свободное время и издевается над людьми. Устраивает мелкие пакости.

– О, у нас весьма интересная мифология. К твоему описанию больше всего подходит тилло – это такие маленькие озлобленные духи.

– Вот и отлично. Тилло с вами, Гетбер! Ведите, куда вы там хотели вести. Я уже не могу здесь стоять.

– Правда? – удивился он.

Я кивнула. И наградила Гетбера не самым теплым взглядом. Будто это он обратился к нему и призвал дождь, который разрушил все мои планы по тихой-мирной жизни.

– Идём, – вздохнул он, – буду отпаивать тебя тёплым чаем.

И мой бесконечно длинный день продолжился.

А ведь там, в прежней моей обстановке, меня уже давным-давно никто не водил в театр, не приглашал в ресторан. И в гости тоже не зазывал. В гости в целом опасно к кому-нибудь ходить, в каком бы мире ты ни находилась. Но безысходность иногда толкает на такие вот глупые поступки.

И на улицах – никого, идеальное безлюдье.

Некому запомнить, с кем я ушла. Так что и помочь в моих поисках, если что вдруг случится, тоже будет некому. Остаётся только молиться, чтобы искать меня не пришлось.

Знать бы ещё, кому здесь молятся. Я пока только посылать научилась.