Текст книги "Останься в Вейзене (СИ)"

Автор книги: Анастасия Зарецкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

На открытой ладони лежали два цветка. Я взяла один из них и всмотрелась: к трубчатой ножке в самом деле крепились пять лепестков, таких тонких, что сквозь них спокойно прошёл свет от лампочки. Надо же!.. Сколько часов я в своё время провела рядом с кустами сирени в надежде на чудо, тогда как ему хватило пары минут!

– Второй тоже забирай, – предложил Гетбер. Воротник плаща загнулся в обратную сторону, а волосы растрепались и подцепили на себя ещё два цветка сирени.

Два самых обычных цветка. Я убедилась в этом, когда, повинуясь внезапному порыву, склонилась через окно и сняла их с волос Гетбера в собственную ладонь. Моя рука замерла рядом с его лицом, и я заметила тихо:

– Второй цветок можете оставить себе.

– Тебя ведь загадаю, – не то предупредил, не то припугнул Гетбер. – А оно возьмёт и исполнится. Что тогда будешь делать?

– Если вы не станете применять к этому желанию своё колдовство, тогда вряд ли.

– С колдовством неинтересно, – произнёс Гетбер. Свободной ладонью потянулся к моей, сжимающей те два самых обычных цветка. Едва коснулся кончиками пальцев костяшек, как я отдернула руку, прижала её к груди. – Что и доказывалось… Колдовство дало бы покорность… то есть такие условия, в которых не может жить огонь. Не хочу показаться чересчур метафоричным, но, если он есть внутри меня, значит, и в тебе должен разгореться. Иначе неинтересно.

– Огонь, говорите? – уточнила я.

Гетбер кивнул без тени насмешки в глазах.

Я отвернулась, оставила на столе все три добытых мной цветка, убрала камень обратно в шкатулку, но пока не стала прятать в её раковину. Заметила, все ещё не глядя на Гетбера:

– Думаю, на сегодня опыты закончены. Мне нужно подумать над тем, что делать дальше.

– Отлично, – заметил Гетбер по ту сторону окна. – Завтра я буду в том же месте и в то же время, и я имею в виду не этот прекрасный куст – можешь подойти за мной, если успеешь придумать дальнейшие действия к тому времени. Спокойной ночи, Варя.

Я не выдержала и все-таки подошла к окну:

– Вы не собираетесь перелезать обратно?

– Нет, – он помотал головой. – Зачем лишний раз я буду утруждать тебя своим присутствием?

Развернулся, пролез между кустами – и тьма поглотила его целиком, даже подушечек пальцев не оставила. Ну и правильно. Слишком много эти пальцы себе позволяют. Я закрыла окно – в лаборатории успело похолодать. Одной рукой обнимая себя за плечи, выключила свет и только потом спрятала шкатулку на её законное место под раковиной.

Слабого света фонарей вдалеке хватило, чтобы отличить цветок с пятью лепестками от тех, которые я сняла с шевелюры Гетбера. Я покрутила его в руках, вдохнула почти уже рассеявший аромат – запах юности, нежной и хрупкой, лишенной серьезных разочарований. Я ведь теперь и не знаю, чего хотела бы. Повзрослела – и перестала знать. Ошибаются все те, кто думает, что с годами к нам приходит мудрость. Как по мне, со временем мы лишь теряем надежду. Когда её совсем-совсем не остается – значит, и в жизни мы уже утратили смысл.

И всё-таки – как же хочется на мгновение почувствовать себя маленькой и наполненной верой! Я зажмурилась, положила цветок на кончик языка и пожелала: пусть каждый получит то, что заслуживает.

А ведь цветки сирени, как оказывается, горчат.

Глава 5
О женщинах и кораблях

Лаванда? Неужели? Значит, всё, пережитое мной в Вейзенской академии в самом деле оказалось сном? Это же надо было так устать! Сколько я спала? Точно не меньше двух суток, иначе не успела бы насмотреться столько всякого разного. Надо скорее вставать и собираться. Никто меня, конечно, не уволит, если я пропущу ещё и сегодняшний день – я уже на год вперёд наработалась, если вспомнить все те поздние вечера или выходные, которые я провела в лаборатории. Но в гости могут заявиться. Поинтересоваться, чего это я решила разболеться, хотя прежде со мной такого не приключалось, и почему не поставила руководство в известность. А у меня ведь тут бардак…

Подскочила, распахнула наконец глаза – и испытала разочарование одновременно с облегчением. Никуда я не возвращалась.

А лавандой пахнет по той причине, что ко мне в гости заглянула Ирмалинда. На углу стола, свободном от листков с контрольными – коричневый глиняный чайничек, чашка в том же стиле и записка: «Вдохновляет на свершения и избавляет от переживаний». Наверное, начала реализовывать рецепты, предложенные её учениками. А особо ценными решила делиться со мной.

Завтрак я пропустила – не было совсем никакого желания встречаться с равнодушной преподавательской толпой. Греясь под утренними солнечными лучами, напилась отвара от Ирмалинды, проверила десяток контрольных и посчитала, сколько предстоит проверить в будущем. Каких-то сто тридцать две штуки… И все-таки, думаю, спустя ещё пару десятков я перестану делать исправления и оставлю только замечания.

Но в целом – всё не настолько плохо, как я ожидала. Я бы с легкостью продолжила это безмятежное утро, если бы не грандиозные планы на сегодняшний день. Встречай меня, Вейзен! Мне просто необходимо прогуляться по магазинам: чувствую себя путешественницей, которая прилетела в город на пару часов, у которой обратный рейс перенесли на неопределенный срок, рюкзак с необходимой мелочью украли, а чемодан и не подразумевался. Благо, есть в кармане некоторые копейки…

Выбирая между малахитовым платьем от Ирмалинды и черным – от Феранты, я, конечно же, предпочла последнее. Но волосы оставила в свободном полёте за спиной. Так, фиксируем: купить нормальные аксессуары для волос. Сколько можно на карандаш их накручивать? И ещё мне нужны солнцезащитные очки, поскольку светит оно здесь так ярко, что иначе кроме как сощурившись передвигаться по улице невозможно.

Итак, у меня две тысячи странными мелкими бумажками желтого, серого и синего цвета с непереводимыми символами вместо наименований. На каждой бумажке – портреты, и некоторые из них даже кажутся отдаленно знакомыми. Вроде бы, я видела этих старцев в кабинете Феранты. Кстати, надо, что ли, будет все-таки прогуляться до собственного начальства и рассказать о сомнительных успехах в исследовании…

В этот раз на входе в омнибус с меня вежливо затребовали десять рубионов – не планировала, конечно, тратиться на проезд, но зато теперь знаю, как называется местная валюта. Только потом обернулась на салон – и встретилась взглядом с Вилсоном.

– Здравствуйте, – кивнул он.

– Здравствуйте, – я кивнула в ответ.

– Здесь свободное место позади меня.

– Да, я вижу.

Больше свободных мест все равно не нашлось, так что я села за Вилсоном. Он тут же обернулся и сказал тихо:

– В следующий раз говорите, что вы здесь учитесь. С нас не берут деньги.

Я фыркнула:

– Буду знать. Хотя и не думаю, что сильно обеднела от этих десяти… рубионов. У вас была лекция?

– Она и сейчас есть, – признался Вилсон, почесал нос. – Но я не очень хорошо себя чувствую, поэтому решил уйти пораньше. Что сидеть бессмысленно?

– Болеете?

– Да так, – отмахнулся он. – Перестарался с празднованием маскарада. Простыл. А вы… по делам? Или так? Можете не отвечать. Я часто чересчур любопытен.

– Выздоравливайте, – искренне пожелала я. – Больше отдыхайте и не позволяйте болезни полностью подчинить вас своей власти. А на вопрос я отвечу. Никаких серьезных планов у меня нет, но я хочу совершить несколько покупок.

– Спасибо, – улыбнулся Вилсон. – К вам на лекцию я все равно приду, даже если буду при смерти, чего, надеюсь, не случится… – И через мгновение добавил: – Вам показать места? Я имею в виду лавки, которые держат честные люди. Слишком много развелось жуликов с сомнительным товаром и любовью придумывать цены, опираясь на лицо покупателя.

– И на какую цену мне с моим лицом стоит надеяться?

– Вам завысят, – польстил Вилсон.

Я встретилась с ним взглядом и отвернулась. Омнибус тронулся с места, и Вейзенская академия слилась в светлое пятно, всё дальше уплывающее от нас.

– Вы разве не хотели отдохнуть? – поинтересовалась я.

Вилсон вздохнул:

– Сидеть на лекции – это одно. А пройтись по местам, поговорить со старыми знакомыми… Это совсем другое. Но если я смутил вас этим предложением, то, конечно, прошу простить меня. Я, в самом деле, не хочу и не стремлюсь…

Внутри салона гуляет лёгкий ветерок, заглядывает во все потайные уголки: под воротники рубашек, в вырезы платьев, проходит сквозь душу, и та свистит, как соломинка на ветру, лишенная наполненности. Я и сама не заметила, как прикрыла глаза, и голос Вилсона невольно отошёл на второй план, а после и вовсе стал неразличимым.

А в следующее мгновение я распахнула глаза и услышала:

– Думаю, вам нужно больше отдыхать.

Вилсон смотрел на меня с улыбкой.

Я заозиралась по сторонам:

– Мы уже приехали?

– Да, – кивнул он, – мы уже на центральной площади. Пора покидать эту чудесную карету, пока нас не увезли обратно в академию. Честно говоря, не очень-то я хочу в неё возвращаться.

Вилсон поднялся первым и протянул мне руку. Я все-таки взялась за неё, прежде чем подняться с места. Руки Вилсон не опустил, и омнибус мы покинули, держась друг друга. А потом это прикосновение растаяло, как сон.

– Подскажите, где я могу найти здесь одежду и средства по уходу за собой, – попросила я. – И ещё – рабочие инструменты – молотки, например… А сами отправляйтесь все-таки отдыхать.

Вилсон спорить не стал. Выдал разборчивые инструкции (каждую я повторила трижды, чтобы запомнить наверняка). И в конце добавил, что поужинать лучше всего в «Вензеле» – не самом популярном, но самом атмосферном ресторанчике города. Я не стала говорить Вилсону о том, как созвучно название этого ресторана, переведенного на мой язык, с названием самого города. Хотя, думаю, он бы оценил.

Мы разошлись по разным сторонам. И я стала наконец предоставлена самой себе. И целой тьме устных напутствий.

Итак, первый пункт в моих планах. Одежда. От омнибусной остановки идём направо, в сторону театра, затем сворачиваем налево и проходим два квартала. В третьем будет здание, посвященное одежде целиком и полностью. Что-то типа модного дома, но для простого рабочего люда. Поскольку регулируется этот дом администрацией города, как объяснил мне Вилсон, цены там фиксированные, а некачественные вещи не продаются. Выбор, добавил он, скромноватый, прилавки рынка куда более щедры в плане цветов и фасонов, но на рынке хотя бы первую пару раз Вилсон советовал мне в одиночку не появляться.

Так странно было идти вдоль этих улиц – прогулка по моему родному городу ощущается совсем по-другому. Здания с выпирающим фасадом, кажется, готовы в любой момент уколоть острым углом. Стоит потерять бдительность, и головы фонарей склонятся к тебе, шепнут на ухо страшную тайну, которая разделит жизнь на «до» и «после». А если оступишься – одна из массивных машин, испускающая во всю стороны пар и скрежет, раскатает тебя по плиткам, словно скалка.

В прохожих людях ты пытаешься отыскать знакомые черты, но каждый из них для тебя чужероден: не такие платья, волосы, глаза. И вот сейчас они в лучшем случае задевают тебя взглядом, но кто знает, что будет, если ты на миг потеряешь контроль над ситуацией? Не бросятся ли они на тебя, не растерзают ли?

Надо бы отставить панику, но я уже прожила здесь достаточно времени для того, чтобы избавиться от эйфории, которая свойственна нам в первые дни пребывания в новых местах. И душа теперь постепенно наполняется переживаниями за собственную безопасность. Кто знает, какой твой шаг станет последним?

Впрочем, модный дом я отыскала быстро благодаря стенам, практически полностью состоящим из стекла. По нижнему периметру его создатели провели подсветку – наверное, это здание весьма волшебно смотрится в темноте. Сквозь стены я уже издалека разглядела безликие белые манекены, наряженные в несколько слоев одежды.

Вилсон уверен, что мне нужно именно сюда? Кажется, даже если я пожертвую этому магазину все свои бумажки, мне хватит в лучшем случае на один носок.

Ладно, проверим! Здесь ведь тоже наверняка должны быть распродажи. Что-нибудь да урву на смену. Я уже сама воспринимаю себя героиней мультфильмов, одной из тех, которые на протяжении нескольких сезонов сохраняют верность своему образу.

На входе меня встретили, как почётного гостя. Лакей в коричневом смокинге открыл передо мной дверь, и я оказалась в мире, сшитом из пёстрых лоскутков. Магазин делится на несколько крупных зон: мужская одежда на первом этаже, женская на втором, детская на третьем, под самой крышей. В левой, если смотреть относительно главного входа, стороне расположилась верхняя одежда и обувь, по центру – повседневная, и правее – более праздничные варианты. Я едва успела переступить порог, как меня тут же подцепила девушка, что-то вроде консультанта, и принялась сосредоточенно выслушивать мои пожелания. Моя ровесница, в похожем на моё платье, легко подхватывающая нить разговора – наверное, мы могли бы подружиться, если бы нас не ограничивали товарные отношения.

С верхней одеждой и повседневной я ещё смогла смириться – всё-таки глаз успел привыкнуть к некоторым особенностям местной моды. Но вот праздничные образы поразили меня в самое сердце. Никогда ещё я не видела столько металлических вставок и такой асимметрии. Одно платье могли одновременно украшать цепи в зоне декольте, пояс из крупных звеньев, заклепки по нижнему краю юбки, и при этом оно оголяет левое плечо и гармошкой собирается у правого бедра. Требует такая красота что-то около моей зарплаты за месяц. Впрочем, за неё, пожалуй, и не жалко.

А в менее впечатляющем сегменты цены оказались вполне себе демократичными. На восемьсот рубионов я смогла приобрести себе новое платье – темно-синее, с рукавами-фонариками и уже стандартной юбкой в пол, прямые брюки, белую рубашку, очень похожую на те, которые предпочитает Гетбер, пару комплектов нижнего белья и даже шерстяную накидку (нормальных свитеров здесь не обнаружилось). Ещё триста рубионов затребовали у меня за ботинки, и я отдала их без всякого сожаления. Такие мягкие и удобные ботинки из кожи надо ещё поискать. Туфли, подаренные Ферантой, я бы прямо сейчас отправила в мусорное ведро, но вдруг все же пригодятся на каком-нибудь празднике?

Покупки убрали в тряпочную сумку, пожелали всего самого хорошего и проводили улыбками. Оказавшись на улице, я первым делом переоделась в новую обувь. И куда более радостная отправилась в хозяйственно-бытовой отдел – на квартал левее модного дома. Чуть меньше сотни рубионов мне потребовалось на то, чтобы обзавестись собственной расческой, зубной пастой и банным полотенцем, а также ещё целой кучей всякой мелочевки. Даже записную книжку прихватила. Буду теперь на собственные лекции не с потрепанными листами бумаги прибегать, а степенно приходить, держа в руках записную книжку.

Последним пунктом моих сегодняшних закупок стал магазин инструментов. Вилсон, как оказалось, подобными вещами совсем не увлекается, так что ему потребовалось время, чтобы вспомнить хоть какое-нибудь место. И все же одна скромная лавчонка пришла ему на ум.

Отыскать её оказалось сложнее двух предыдущих. К администрации города она никакого отношения не имела, популярностью у местных не пользовалась и много места не требовала, так что хозяин обустроил её в подвале дома, где сам же и жил в одной из квартир.

Лавчонка так и называлась: «Мастерская Ахелфа». Я три раза прошла мимо и вернулась обратно, прежде чем разглядела вырезанную из дерева вывеску. В самом деле скромненько – всё-таки здесь даже вывески предпочитают металлические. А над дверью, лишенной каких-либо стеклянных вставок, висит композиция из птичек и колокольчиков. Стоило мне потянуть дверь на себя, как прозвучал мелодичный перелив.

***

Давно это было, и все-таки когда-то я гостила в гараже у папы. Там правили примерно те же запахи, что и в этой мастерской: дерево, тлеющая бумага, морилка, бензин. И даже одиночная лампочка над головой точь-в-точь такая же, одинокая и приторно-жёлтая. Я застыла возле выхода, готовая в любой момент уйти – никого живого в комнате не обнаружилось. Лишь полки, заставленные не то товаром, не то инструментами личного пользования.

Я смотрела на всё это многообразие, но мысленно вернулась в детство. Я словно наяву видела себя, маленькую и мало что смыслящую. Вот я иду вдоль полок в папином гараже, заглядываю в жестяные банки – в каждой поблёскивает свой вид гвоздей. Кручу диск на шлифовальном станке и необычно радуюсь его шершавости. С опаской посматриваю на бензопилу – спасибо фильмам, в которых она используется не по предназначению.

Бензопилы здесь нет, но вот нечто похожее на шлифовальный станок имеется. И гвоздей предостаточно.

– Добрый день, – хозяин кошачьей поступью вышел к прилавкам из темного коридора. Ахелф. Его должны звать так, если, конечно, передо мной стоит не наёмный работник (в чём я сомневаюсь).

– Добрый день, – отозвалась я. Шагнула вперёд – не зря же я всё-таки с таким упорством разыскивала это место? – Мне сказали, у вас можно отыскать любой инструмент, который только пожелает душа.

– Это правда, – согласился хозяин. – Чего же желает ваша душа?

Он шагнул ко мне и протянул руку, представился:

– Ахелф.

– Варвара, – я ответила на рукопожатие.

Все-таки я оказалась права не во всех своих предположениях. Мне думалось, хозяин лавки – старик, но передо мной стоял вполне себе ещё молодой мужчина лет тридцати пяти. Да, в тёмных волосах уже проглядывается седина, и взгляд несколько уставший; но сами глаза у него пронзительно-тёмные, а осанке, пожалуй, и сам местный император позавидует (таковой здесь тоже должен существовать). Снять бы с него заляпанный маслом фартук, заменить рубашку на свежевыглаженную, на плечи накинуть камзол – и не отличишь от аристократа.

– Что вы хотели бы отыскать? – перефразировал Ахелф свой вопрос.

Я прошла вдоль одной из полок, но не обнаружила ничего похожего на необходимый мне инструмент.

– Это сложно объяснить… – призналась честно. – Но я попытаюсь. Мне нужен молоток, но не для гвоздей. Боёк должен быть острым, таким, знаете, чтобы наносить точный, но при этом сильный удар. – Слишком угрожающе это прозвучало, так что я продолжила: – Мне не для самообороны. Для работы.

– Угу, – заметил Ахелф. Хмыкнул. – Я понял. Сейчас подберем варианты, которые могут быть вам интересны.

Он вернулся в темный коридор, но уже через минуту вернулся в более освещенную часть лавки. В руках у него было три точь-в-точь таких молотка, которые и были мне нужны: один край тупой, с квадратной гранью, а другой – острый, похожий на козлиный рог.

Ахелф выложил молотки передо мной на мягкую серую тряпицу: слева самый маленький молоток, справа – самый большой. Начищенные до блеска, под желтым светом лампы они казались вылитыми из золота.

Я радостно улыбнулась:

– И как вы только догадались? Это как раз то, что нужно.

– Называется эта штука молотком каменщика, – заметил Ахелф. Я словила его взгляд – в нём и намека не осталось на насмешку. Скорее – интерес вперемешку с вызовом. Мол, тем ли ты занимаешься, о чём я подумал? Но разве мог он так быстро обо всём догадаться? Мне казалось, весь этот проект по исследованию магических минералов не поддаётся особой огласке… С другой стороны, Вейзенская академия основала целый курс, посвященный применению волшебных камешков. То, что известно хотя бы двоим, однажды станет известно целому миру. Ахелф продолжил: – А догадаться несложно: у вас очень хорошо получилось его описать.

– И сколько будет стоить такое удовольствие?

Он скользнул взглядом по моему лицу, затем – по набитой вещами сумке. Видимо, оценивал, сколько я могу ему предложить…

– Три сразу отдам за тысячу триста. Один – пятьсот рубионов.

Для таких прекрасных инструментов – относительно недорого, если вспомнить, сколько я отдала за ботинки. Но проблема в том, что я даже на два не наскребу, не говоря уж о полном комплекте.

– Если я приобрету один, вы отложите два других для меня? Я вернусь за ними чуть позже.

Когда придёт новая зарплата, а о сроках меня никто не уведомлял. Хотя, вообще говоря, покупкой оборудования должен заниматься работодатель, никак не сотрудник. Надо срочно прогуляться до Феранты. Пускай снабжает своего единственного каменщика молотками.

– Для вас – отложу, – пообещал Ахелф. – В целом, это невостребованный товар – думаю, никому, кроме вас, он не нужен.

– Где вы берёте все эти инструменты?

– По-разному, – он пожал плечами. – Что-то беру у производителей, что-то – перекупаю у таких, как я сам, торгашей. Вот эти экземпляры, – Ахелф махнул рукой в сторону молотков, – достались мне от одного безумца и стоили крошечную сумму. Признаю, наценка здесь впечатляющая, однако цену товара ведь определяет спрос, так?

– Возможно, – согласилась я. И самая крупная из оставшихся у меня купюр опустилась на грубую ладонь Ахелфа. – Я возьму самый маленький. Но за двумя другими, как уже сказала, обязательно вернусь.

– Договарились, – улыбнулся Ахелф. И добавил, упаковывая молоток в коричневую шершавую бумагу: – Заходите почаще. Даже если будет нужен только совет.

Молоток стал вишенкой на торте – занял последнее свободное пространство в моей сумке и даже своим небольшим размером весомо её утяжелил. Я приблизилась к двери, почти уже перешагнула порог, однако любопытство оказалось сильнее меня:

– Откуда вы?

Было что-то чарующее, но чужеземное в его тёмных глазах, в смуглой коже. Что-то, что отдаляло его от истинных жителей Вейзена, но, как почудилось на мгновение, приближало ко мне.

– С этих улиц, – ответил он. – А вот вы неместная, так?

– Я работаю здесь неподалеку, – не стала раскрывать тайны я.

– Прогуляйтесь не по центру, а по трущобам, – предложил Ахелф, – встретите и не таких, как я. Только будьте очень осторожны.

– Ну спасибо, – я качнула головой и выскользнула из лавки, не дожидаясь, пока Ахелф скажет что-нибудь ещё.

Но в сердце светлячком в темную ночь запульсировало сомнение. На празднике нам нарисовали такую радостную картинку: и насколько она на самом деле далека от реальности? Все мои прогулки по Вейзену ограничены самым центром, выглаженным, как парадная рубашка, но что я увижу, если устремлюсь к периферии? Что прячут тёмные уголки Вейзена? Не зря же весь сегодняшний день меня преследует чувство тревоги.

Я поднималась к пешеходной дорожке, созерцая ступени – казалось бы, ведёт лестница к мастерской, а ступени потрепанные, кое-где наблюдаются каменные осколки. Только упасть не хватало.

Когда оставалось ступени две, некто протянул мне руку, и я узнала её даже раньше, чем подняла голову.

– Вилсон.

– Подъём здесь и в самом деле не из приятных, – вздохнул он, – поэтому я и нечасто сюда хожу… Давайте я помогу.

Я все-таки приняла его руку и уже с помощью Вилсона преодолела две последние ступени.

– Куда вы направляетесь, такой нарядный?

На нём был уже знакомый мне котёлок – тот самый, в котором Вилсон выступал на маскараде. И ещё – пиджак в облегченном стиле пиджаков из дома моды. Черная кожа, три золотые заклепки на левой стороны, две цепи – на правой.

– Да, представьте себе, – улыбнулся Вилсон, – иду я, значит, на премьеру спектакля, где играет одна весьма талантливая актриса, и тут замечаю вас. Удивительное совпадение.

– Не шибко я верю в такие совпадения, – призналась я. И тут же вспомнила: – Ваша мама, так? Вы говорили.

– Да, – Вилсон кивнул, – актриса из неё весьма талантливая. Вы, к слову, можете убедиться в этом самостоятельно. По вине ещё одного удивительного совпадения у меня есть с собой билет на пока что свободное место.

Мимо со скрежетом и пыхтением проползла одна из металлических машин-жуков. Я проследила за ней взглядом, а потом невольно посмотрела в глаза Вилсону. Слишком они яркие и светлые для такой мрачной обстановки.

Да и я тоже, конечно, молодец. Стою и бесстыже засматриваюсь на собственного ученика. Хорош, ничего не скажешь, но все-таки! Надо бы чётко обозначить свои границы. Раз и навсегда ясно высказать, что я ему – не подружка. А я вместо этого замечаю, как будто больше ничего меня не смущает:

– Я выгляжу неподходяще для театра.

– Это легко можно исправить, – фыркнул Вилсон. Снял с собственной головы котелок и поинтересовался: – Разрешаете?

А я кивнула вместо того, чтобы попросить Вилсона не устраивает собственное представление.

И вот мы уже идём бок о бок (спасибо, что не рука об руку) в сторону центральной площади. Даже оставляем позади уже знакомый мне модный дом. Только тогда я решаюсь нарушить молчание:

– О чём спектакль?

– Драма, – ответил Вилсон. – Об одной даме. Причём это ещё под сомнением, кто кому устроил драму – мир ей или она ему. Если в двух словах, она была неплохой волшебницей, а потом захотела большего, свернула не на ту дорогу. Так и началась её череда неудач.

– Вы говорили, спектакль по книге?

– Точно. Книга Каспара Зупера.

– Интересно, на чем он основывался, когда писал эту книгу. Не на событиях ли, которые в самом деле имели место быть?

Вилсон на мгновение задумался, а потом выдал уверенно:

– Нет. Он любит сочинять. Самое близкое к действительности в его книгах – это цвет штор, которые когда-то попались ему на глаза и понравились. Соблюдать историчность или писать о непридуманных людях – сложно, и факты всегда переврёшь, как ни старайся… Это он так говорил. Мы знакомы, – пояснил Вилсон, – само собой, ведь он сам ставил этот спектакль, никому другому Каспар и не позволит трогать его драгоценных детей.

– Как много у вас знакомств! – только и заметила я.

– Родословная обязывает, – вздохнул Вилсон. – Хотя в последнее время мне все чаще начинает казаться, что настоящей-то жизни я и не знаю. Может, сейчас излишне поэтично скажу… Но вся моя жизнь окутана паутиной знакомств и обязательств по отношению к жителям этого города. Меня не трогают, пока я приношу пользу, но попробую возмутиться, и тут же избавятся… по-тихому. Да уж, что-то я всё о грустном. Каспар ведь обязательно будет на спектакле, я могу вас познакомить, если хотите. Он хоть и бывает слишком нудный, но о смыслах собственных книжек рассказывает интересно. До многого сложно додуматься самостоятельно, но вот послушаешь его, всё так гладко, что и спорить не хочется.

Здание театра выросло перед нами во всем своём величии. Самое гармоничное, пожалуй, здание из всех, которые можно разглядеть на улицах Вейзена. Никаких свисающих водопроводных труб, неряшливых знаков или острых углов. Но зато – стеклянная сфера в качестве крыши, колонны у парадного входа, украшенные лепниной светлые стены. Архитектура будто запоздала на пару столетий. Хотя я и не могу представить, чтобы раньше округа целиком и полностью выглядела так, как этот театр.

Возле парадного входа, в толстых стеклянных рамах – вручную нарисованные афиши. «Лезвие, устланное лепестками» отличается от прочих и размерами полотна, и яркостью красок, и проработкой деталей – конечно, все они играют на стороне «Лезвия». Плакат изображает женщину, которая застыла на краю обрыва, кутаясь в длинный черный плащ. А с неба падают лепестки алых роз. Метафорично, но самого лезвия, конечно, не хватает.

– А ведь мир настолько необъятен, – влез в мысли голос Вилсона. – Вот взять хотя бы вас… Мир настолько необъятен, что мне обязательно хотелось бы однажды хоть немного продвинуться в его покорении.

Мы остановились чуть поодаль от главного входа. Со всех сторон к театру спешили дамы, наряженные в поражающее воображение платья, и их кавалеры в строгих костюмах, не лишенных изюминок.

Я боялась разглядеть среди них знакомое лицо, но, видимо, мы слишком хорошо слились со стеной, ведь даже к Вилсону никто не подошёл поздороваться. А уж его точно знает весь город.

– Думаю, всё у вас с покорением мира будет хорошо, – заметила я. – Думаю, мы можем идти? Не свалилась с меня ваша шляпа?

Вилсон повернулся, ласково посмотрел на меня и слегка поправил котелок:

– Никак нет. Вам к лицу. А спешить нам не имеет смысла. Подождём несколько минут, пока рассосётся основной поток, и заявимся аккурат к четвертому звонку. Можете не волноваться – не впустить они нас не посмеют.

– Четвертому?

– Да, – Вилсон кивнул, – а бывает по-другому?

В голове всплыли слова Феранты – она просила меня не задавать лишних вопросов. Как же угадать, какой вопрос окажется неуместным? Единственное возможное решение: молчать, лишь изредка качая головой, соглашаясь или нет. Но ведь и головой можно махнуть не в то время, не в том месте и навлечь на себя весь гнев всего этого мира.

– В моём городе звонят три раза, – не стала отступать я. – Хотя могу и ошибаться. Давно не ходила в театр.

– Думаю, вы не ошибаетесь, – заметил Вилсон. И чрезвычайно обрадовался: – Вот видите!.. Я не осведомлен о таких простейших вещах. В каком городе вы жили, пока не пришли учить нас уму?

– Вряд ли вы о таком слышали, – улыбнулась я. – Он находится очень далеко отсюда.

Поскорее бы закончились эти несколько минут ожидания. Я уже начинаю волноваться.

– Понимаю, – вздохнул Вилсон, – я вновь задаю лишние вопросы. Извините. Однажды я поплачусь за свое любопытство. А знаете что… давайте войдем через служебный вход. Почему-то зрителей не становится меньше, не очень-то спешат к началу, а мне опаздывать нельзя – не простит…

– Ведите, – я пожала плечами.

Большего и не требовалось. Вилсон скользнул вбок, к правой стене. Затем занырнул в закуток, эдакую ступень в стене – издалека она показалась мне элементом декора, а не действующей дверью. По ту сторону нас встретила скромная комнатушка с парой вешалок и пожилой мужчина с грустным лицом и в слегка помятом костюме-тройке.

– Вилсон, – вздохнул он, – сколько раз я просил тебя не злоупотреблять полномочиями.

– Извини, Ленз! Но совсем нет настроения толкаться плечами с элитой – толкаются ведь больно. Пропустишь? Я ведь не один.

Мужчина только теперь обратил на меня внимание. Скользнул взглядом по платью, чуть дольше рассматривал котелок. Потом махнул рукой и разрешил:

– Идите уж. Только билеты покажи.

Вилсон вынул два сверкающих фольгой листка из кармана пиджака, как фокусник – потребовалось ему меньше секунды. Ленз взял билеты, рассмотрел со всех сторон, будто ожидал, что Вилсон может его обмануть. Хотя, судя по неформальному общению, знакомы они уже давненько. Оторвав от каждого билета тонкую полосу с правого края, Ленз пробубнил:

– Вот уж не думал, что опять придется работать контролером. – И повторил: – Идите. Ты знаешь куда.

Благодаря связям Вилсона, мы миновали главный холл, даже в нем не присутствуя. И оказались в фойе, которое ведёт непосредственно к зрительному залу. Роскошное место, воплощенное в цветах вина и золота. За стеклянными витринами – театральные костюмы, вдоль стен – столы, полнящиеся закусками. И ещё повсюду много людей, сверкают они не хуже окружающей обстановки.