Текст книги "Лира и Кошмар"

Автор книги: Анастасия Юрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Он посмотрел на себя в зеркало. Длинные белые волосы, бесцветные глаза, черные губы – две узкие ниточки. Кожа бледная, о скулы можно порезаться, как о лезвие клинка.

«Жаль, он не увидит моего лица, прежде чем сдохнет в муках».

– Господин, Вам помочь? – спросила Гроза, молча наблюдая за процессом неуместного самолюбования. – Завязать ленточки на затылке? А может, еще и ботиночки завязать?

– Перестань издеваться, – вздохнул юноша. – Это мое первое задание. Я нервничаю.

Одноглазая женщина с мускулистыми руками, покрытыми многочисленными шрамами, закатила свое единственное око и щелкнула языком. Ее волосы, также белые, были коротко стрижены, потому что не имели возможности выводить прану наружу.

– И помните: меня там не будет, – сказала она в тысячный раз. – Телохранительница Вам больше не нужна, так что это мой последний день в этой идиотской роли для взрослого мальчика.

– Может, сразу перейдем на «ты»?

– Да хоть на «мы», мне до сопляков вроде тебя дела нет.

– Даже до избранных сопляков? – заигрывающе спросил Кошмар.

Женщина сплюнула прямо на пол.

– Фу, мерзость какая! Одевайся давай, герой-любовник, твой первый раз уж точно будет не со мной.

– Многое теряешь.

– А ты многое приобретаешь. Все мои любовники говорили, что даже кусок полена в постели талантливее меня.

– Кто-нибудь из них еще жив?

– Не уверена.

Парень ухмыльнулся и взял наконец белоснежную маску со стола. Узкие прорези смеющихся глаз, широкая улыбка, закрашенная черным. Странное чувство причастности к чему-то большому и великому захватило сердце, заставив его биться быстрее. Дрожащими руками он поднес маску к лицу и завязал ленточки на затылке; пальцы его почти не слушались, однако жаловаться Грозе было бы огромной ошибкой. Уж кто-кто, а она никогда не забывала о чужих промахах и потом обидно шутила.

– Ну-ка, давай еще раз.

– Что «еще раз»?

– Что есть твое главное оружие?

Юноша устало застонал. Ему не терпелось покинуть эту сумрачную комнату, где в воздухе витала многодневная пыль, и оказаться на таинственном задании, способном развеять его тяжкие сомнения. Маска на лице придавала юноше уверенность в своих силах, чувство радости захлестывало с головою, притупляя слепой ужас перед возможным провалом. Впрочем, мог ли он провалиться? Кошмар был избранным – единственным и великим Кинжалом Света, рождение которого было предсказано еще в древних манускриптах.

– Мои волосы. Ими я убиваю.

– Как именно?

– Взмахиваю ими, начинаю стрелять глазками, и все женщины мои.

– Верно. Давай, вали, и без хороших новостей не возвращайся.

Юноша принялся шнуровать высокие ботинки на невысоких каблуках. Они выглядели не слишком удобными, однако шнурки и кожа, пропитанные праной убитых врагов, сильно повышали смертоносность – и внешнюю привлекательность, если уж на то пошло. Где-то в глубине души Кошмар считал идиотизмом желание Масок выгядеть красиво и страшно, как с нуарной открытки, однако таковы были их традиции: если хочешь убить, убей так, чтобы это выглядело как произведение искусства. И сам будь произведением искусства. Ну, насколько можешь, конечно.

– Дружок, ты возишься, как пятилетний мальчик.

– А ты стоишь над душой, как сорокалетняя мамаша.

– Я мамаша, и мне сорок. Проблемы?

Кошмар глухо рассмеялся, поднимаясь на ноги и принимаясь сплетать портал из собственных мыслеобразов да специально накопленной праны: белые нити выходили из маски и кончиков пальцев, объединяясь в гармоничное целое, похожее на крутящуюся воронку из обесцвеченных волокон или припорошенный снегом венок из тонких веток засушенного деревца; кольцо искажалось и росло с каждой секундой, пока не превратилось в некое подобие овальной арки – или зеркала с закрашенным стеклом.

– Что ж, время проверить, сколько я стою.

– Когда вернешься, не забудь передать мне сумму.

Юноша осклабился.

– Так значит, ты передумала насчет нашего романа?

– Тебе и впрямь так нравятся старухи, мелкий ты червяк? Лучше найди кого-нибудь настолько же зеленого.

– И я тебя люблю, Гроза.

– Пф-ф-ф.

Кошмар смело поднял глаза на темноту, несколько секунд простоял, таращась на нее, и… шагнул внутрь, концентрируясь на нужном мыслеобразе. Это было тяжело, но все же не так, как сдерживаться при виде суровой телохранительницы, которая отныне не была связана со своим вчерашним господином никакими узами. Юноша прикусил губу, напоминая себе быть осмотрительнее и не отвлекаться. Мысли о любимой женщине, острый язык которой преграждал ему путь и заставлял шутить, когда хотелось говорить серьезно, только мешали во время миссии.

«Сейчас ты Маска, безликая и смертоносная. Никто не узнает твоего лица, никто не посмеет навредить тебе. Действуй так, словно ты бездушное оружие, но следуй своему сердцу, и так ты угодишь Черной Материи».

Прерывистое, болезненное дыхание. Тени, скользящие по стенам. Абсолютная тишина спальни в зачарованной башне, где, кроме девчонки и учителя, не было больше никого. Юноша сдвинул брови на переносице, осматривая опочивальню через прорези в маске: странное ощущение инородного присутствия, недремлющего и опасного, заставило копну белоснежных волос слегка приподняться в воздухе и замереть, готовясь к атаке.

Бледнолицый мужчина спал, обнимая подушку – будто испуганный ребенок. Он едва постанывал, морщил горбатый нос, кривил губы.

«Ночной эльф. Последний из свидетелей Великой Черной Катастрофы – или Великой Победы, как зовем ее мы».

Его нужно было убить прямо здесь и сейчас. Тогда задание будет выполнено, а мать и бабушка встретят его с величайшим довольством, признав, что их прекрасное чадо наконец готово к свершениям. В конце концов, он был последней надеждой народа Масок на свободу, на счастье, на свое место в этом мире. Его дети могли бы расти под счастливыми небесами и смеяться с дурацких историй про прошлое, где представителям их расы нельзя было даже по-нормальному любить.

«Я смогу жениться, завести детей и не думать о ритуальном самоубийстве во имя жизни своих близких и их благополучия. Что если Гроза тоже любит меня, просто не хочет делать мучительный выбор? Что если она согласится стать моей супругой, когда я расскажу ей, что проклятье снято, и отныне ни женщина, ни мужчина не должны жертвовать собою, дабы Черная Материя была довольна?»

Убийство последнего ночного эльфа было первым шагом к освобождению от этой тирании. Юноша сделал осторожный шаг вперед, пронзил спящего пристальным взглядом и наконец решился. Пряди длинных белых волос поднялись в воздух, каждый волос, словно паутинка, заискрился серебром в лучах поднявшейся к звездам луны.

«Черная Материя, моя госпожа и повелительница, – сказал он серьезно и в тот же миг почувствовал, как нечто странное и незримое, черное и голодное, обратило к нему свой взор. – Я, избранный и призванный тобою Кошмар, юноша, представляющий Масок, приготовил тебе первое подношение, сделанное от своего имени».

Темная богиня радостно заурчала и зачавкала у него в голове. На несколько мгновений в подсознании юноши застыло до боли знакомое изображение: огромный рот, полный острейших зубов, с кучей непрестанно работающих языков в бородавках.

«Прими же мое подношение, госпожа. Ты желала вкусить ночных эльфов, но последний осмелился скрыться. Я исправлю это недоразумение».

Волосы сплелись в тугие сети и ринулись навстречу Адриану, однако встретили странное сопротивление; свежий воздух, холодный и обжигающий, ударил юношу в лицо, и тот, задохнувшись, упал на колени, отчаянно скребя черными когтями белую шею.

– Дышать… Я не могу дышать… – шептал он.

Черная Материя разочарованно заурчала и исчезла. Ушла из его мыслей, его жизни, его головы. Юноша попытался завопить от гнева и ненависти ко всему происходящему, но из горла вырвался лишь слабый хрип. Легкие обожгло жаром, ужасная боль сковала сердце, внутри головы взорвалась неведомая боль, сильная настолько, что из глаз брызнули слезы.

– Прочь отсюда! – завопил неприятный девичий голосок, и юноша сморщился.

«Такая визглявая. Будто ребенок».

Эльф сел на постели, в ужасе оглядываясь, и дернулся в сторону, увидев человека в маске, стоящего на коленях рядом с его кроватью. Скованный невидимыми цепями и медленно лишающийся праны, а вместе с ней и жизни, юноша отчаянно пытался выбраться из прозрачного кокона, однако вместо этого еще сильнее запутывался в энергетической ловушке.

– Как он сумел пробраться сюда? – спросил остроухий мужчина в ужасе, спешно поднимаясь на ноги и принимая боевую стойку. Черные татуировки на его коже стали ярче, налились праной. – Башня ведь зачарована!

– Не я впустила его сюда, господин Адриан, и не мне разбираться в тонкостях зачарования, которым меня толком не учили, – спокойно ответствовала все та же девчонка своим неблагозвучным голоском. – Важно лишь то, что я пришла сюда ночью и не дала Вам умереть. Мальчишка лишается праны. Постою так еще с минутку, и его душа улетит из тела прямиком к Триединой.

«Мы не ей молимся, идиотка».

– Госпожа Элеонора, прошу прощения за то, что не прислушался к Вашим вчерашним словам. Я признаю, что схватка с коварными Масками неминуема, однако я не мог и помыслить, что твари способны пробраться сюда.

«У нас свои методы, ночной ты дятел».

– Прошу, ученица, отпустите его.

«Да-да, верно он говорит, отпускай!»

– С чего бы это? Разве не лучшим способом будет хладнокровное убийство?

Адриан скрестил руки на груди и с сочувствием посмотрел на беловолосое сущесто в маске, худенькое, изящное и такое молодое на вид. Возможно, где-то в глубине души он чувствовал к Кошмару необъяснимую симпатию: в конце концов, он и сам когда-то был смелым, полным энергии и надежд. Однако было что-то в этом взгляде эльфа, что крайне не понравилось юноше: странный огонек заблестел в усталых очах, прежде чем наставник наконец отвернулся и закрыл лицо руками.

– Разве Вы не понимаете, ученица? – Его шепот был тише, чем завывание ветерка в щелях. – Никогда прежде Маски не попадали в плен.

«О, точно! Я первый идиот на деревне».

– Думаете, он расскажет нам всю необходимую информацию при допросе?

– Не думаю, а знаю. Вы же имеете представление о моих талантах, верно, госпожа Элеонора?

Короткая пауза. Кошмар, хрипя, изо всех сил пытался дать своим новым господам и тюремщикам знак, что им пора бы поторопиться с его освобождением, если те хотят услышать из уст пленника хотя бы пару слов. Он ведь умирал, его прана утекала невесть куда, а душа была готова вот-вот вырваться из горящего тела. Воздуха отчаянно не хватало, сердце начинало биться медленнее, в голове стелился туман.

«Картина маслом: избранный стоит на коленях рядом с постелью в чужой хате, придушенный и лишенный гордости, пока мудрецы, написавшие пророчество о нем, лицемерно хохочут в бездонном желудке Черной Материи, тыча в него пальцами, будто в бесполезного клоуна».

– Я дам ему зелье. Проследите, чтобы пленник не выбрался и не решился взять реванш.

– Разумеется, идите. Я буду неотрывно следить за Маской.

Синеволосая девчонка с косой челкой и бесцветно-болезненной кожей приблизилась к своему пленнику и опустилась на корточки рядом с ним. Вид у нее был какой-то едкий и недовольный – она будто бы силилась придумать какую-нибудь уничижительно искрометную шутку, но не могла, потому что остроумием не отличалась.

Хватка ослабла, и Кошмар наконец-то сумел вздохнуть. Теперь воздуха было так много, что голова закружилась, а сердце забилось с новою силой. Потеряв ориентацию в пространстве, он, отчаянно кашляя и что-то беззвучно вопя, обратил глаза к незнакомке и сдвинул брови, всем своим видом демонстрируя презрение. Жаль только, что все эмоции скрыла хохочущая маска.

– Как интересно, – сказала вдруг девушка, расплываясь в неприятной улыбочке. – Ты для меня как закрытая книга.

– Могу рассказать, как потерялся в собственном доме в пятилетнем возрасте, а потом обделался, когда впервые увидел бабушку в маске, потому что принял ее за чудовище. Узнаем друг друга получше, все дела.

– Я говорю не о подробностях твоей жизни, мерзкое создание, – качнула головой синеволосая, – а о смерти. Я не знаю, как и при каких условиях ты умрешь.

– Во-первых, я не мерзкое создание. Я очень, очень красивый! Мне так многие женщины говорили – даже верховная жрица, когда мне исполнилось пять! Да и вообще, как ты можешь судить? Даже без маски меня не видела, а уже оскорбляешься!

– Не вздумай грубить мне, ты…

– А во-вторых, я и сам не знаю, как и при каких условиях умру. Никто этого не знает. Мы не боги, помнишь?

– Верно, – на удивление легко согласилась Элеонора, – однако высшие сущности могут делиться с нами, если захотят.

– В таком случае, тебе повезло с Триединой. Наверное, та еще лапочка.

Невдалеке раздался громкий треск, затем – хруст, и все утихло. Девушка напряглась, заерзала на своем месте.

– Господин Адриан?! – шумнула она. – Вы в порядке?

Тишина. Кошмар ухмыльнулся.

– Может быть, сходишь проверить, все ли с ним нормально? – спросил он. – А я тут посижу.

– Отличная идея.

– О, правда? Вот уж не думал, что мы найдем общий язык. Ну, я благодарен за оказанное дове…

Боль в затылке медленно поползла к темечку, а затем ко лбу. Странная, необъяснимая, тягучая боль, непохожая ни на что. Мысли юноши стали медленными и ленивыми, страх и азарт сменились полным равнодушием. Он почувствовал, как дернулись ленты на его затылке, как девичьи руки сняли маску и положили его на пол, перевернув лицом вверх. Это было поражение, причем страшнейшее из возможных для представителя его расы.

Чужаки не должны были видеть их лиц. Каждый, чья маска была повреждена, а лицо открыто, обязывался принести себя в жертву богине, дабы избавиться от позора. Сейчас у него, правда, хватило сил только на то, чтобы несвоевременно икнуть. Идиотская, по правде говоря, ситуация.

А потом темнота накрыла его: схватила, завертела-закружила да утащила в свое логово, чтобы пугать страшными снами и неприятными воспоминаниями из детства.

«Возможно, у меня все еще имеется шанс отыграться, – с отчаянной надеждой подумал Кошмар, хватаясь за ускользающую нить реальности. – Черная Материя, я умоляю тебя! Подари мне силу, одолжи прану, чтобы я мог воспротивиться магии этой девицы!»

Ответом ему была лишь абсолютная тьма, обезличенная, суровая, молчаливая. Прожорливая богиня молчала, равнодушная к своему проигравшему детищу – и Кошмар окончательно провалился в небытие.

Адриан лежал на лестнице, его голова покоилась на ковровой дорожке узкого коридора. Шея извернулась под неестественным углом, рот пенился слюной, пустые глаза уныло таращились в никуда. Теперь их чернота была абсолютом, и в ней не было ни капельки осознанности или жизни. Девушка приблизилась к учителю, плавно опустилась на колени и вздохнула, опустив плечи.

«Упал с лестницы, когда нес из чердачной комнаты необходимое зелье. Какая странная и ужасная кончина!»

А она ведь почувствовала неизбежность его смерти. Спасла от Маски, подумала, что изменила судьбу – но нет. Ночной эльф все равно умер, просто другим образом.

«Какой же тогда смысл стараться, если Триединая уже написала свой бессердечный сценарий?!»

Элеонора осторожно разжала ладонь своего наставника (та была еще совсем теплой) и взглянула на пузырек с переливающейся внутри цветной жижей. И сосуд, и содержимое были целехоньки.

– Бобби! – позвала она. Мыслеобраз разлетелся по башне, и быстрые шаги домового начали спешно приближаться к девушке откуда-то снизу. – Бобби, у нас здесь беда!

Шаги ускорились, и через пару минут домовой уже стоял на коленях рядом со своей госпожой, печально глядя на недвижного ночного эльфа – последнего в своем роде. Его жизнь была лишена подвигов, печальна и бесславна. Он увидел смерть своего народа, посвятил себя взращиванию девчонки, явление на свет которой и обещало пришествие Масок, а затем погиб, сломав шею во время падения с лестницы. Какая дурацкая биография – о такой не напишешь песню, не воспоешь в стихах или балладах.

– Я видела его смерть, – прошептала Элеонора белесыми губами. – Знала, что он умрет сегодня.

– Новая способность? – тихо спросил Бобби, печально всхлипывая; он не мог отвести глаз от своего хозяина, от его красивого лица с горбатым носом, от длинных черных волос, спокойно лежавших на красной ковровой дорожке. – Вы растете с каждым днем, хозяйка.

– Не то чтобы меня это не радовало, но… – Девушка сглотнула, попыталась сдержать слезы – и все же разрыдалась, закрыв лицо руками. – Но… Но…

– Да, госпожа моя? Что такое? – терпеливо выспрашивал домовой, поглаживая ее по худеньким плечикам и костлявым смуглым рукам. – Может быть, я смогу успокоить Вас горячим ромашковым чаем?

– Бобби, ты…

– Я…

Его глаза округлились. Понимание пришло.

– Когда? – спросил он завороженно.

– Через три дня.

– Значит, Маски нападут на башню и уничтожат ее, – вздохнул домовой, опустив плечи. – Будучи духом-хранителем этого места, я не могу покидать его, а значит, задержу злодеев, позволив Вам бежать.

– Но я не хочу бежать одна, – выдохнула Элеонора, складывая руки в молитвенный жест. – Я ведь совсем одинока! Кроме тебя и наставника, у меня никого нет! Всю свою жизнь я…

– Это позади, – сухо ответствовал Бобби, отстраняясь от объятий; впервые его лицо было настолько непроницаемо и серьезно. – Теперь, когда господин Адриан умер, его чары спали и больше не действуют. Люди перестанут игнорировать Вас и не замечать, наконец-то начнут воспринимать всерьез.

Девушка задрожала всем телом.

– Это еще страшнее.

– Вы же знаете, для чего мы с наставником делали это. Почему прятали Вас здесь, лишая возможностей контактировать со внешним миром достаточно близко, чтобы обзавестись друзьями или врагами из числа людей снаружи.

– Я не понимаю.

Черные глаза ночного эльфа окончательно застекленели. Элеонора знала, что наставник никогда ее не любил, однако сейчас невыносимое желание обнять его, прижать к груди и успокоить стало невыносимо сильно. Ей так хотелось вернуться на несколько часов назад, взять мужчину за руки, словно лучшего друга, сказать хотя бы пару слов благодарности.

«Надеюсь, Триединая приняла Вас в своих чертогах, и теперь Вы счастливы, проводя время со своим народом».

Девушка улыбнулась сквозь слезы.

«Я знаю, как Вы скучали по дочери. Как обнимали ее обгоревший портретик, вынесенный из огня. Как укачивали тряпье и пели ему песни. Я считала, что Вы медленно, но верно сходите с ума, однко сейчас я понимаю… Это я черствая идиотка. Простите, простите меня».

Бобби пристально глядел на нее с каким-то странным выражением лица – девушка встретилась с домовым глазами и покраснела от необъяснимого стыда. Да, она знала, что наставник умрет. Да, она не сумела предотвратить его гибель. Но было ли это, в конце концов, возможно? Что если своими попытками вмешаться в ход истории она лишь дразнит Триединую, все это время проявлявшую к своей избраннице безграничное милосердие?

– Что будем делать, госпожа? – тихо спросил Бобби, поднимаясь на ноги и не сводя глаз со своего мертвого господина.

– Унеси его и похорони на заднем дворе, – с серьезным видом распорядилась Элеонора. – А я выполню волю наставника в лучшем виде. Зелье у меня, оно в полном порядке. Мальчишка легкий, как перышко, и стройный, как тростинка. Используя свои силы, я легко донесу его до пыточной и самостоятельно обездвижу.

– Да, моя госпожа. – Домовой кивнул, едва не плача. – Я верю в Ваши силы. Верил с самого начала.

Девушка поднялась и уставилась на переливающееся зелье, равнодушно бултыхающееся в склянке. Взболтала его; жижа приобрела ярко-фиолетовый оттенок. Значит, готово к употреблению.

Значит, пора пришла.

Пока Бобби, кряхтя, тащил высокого Адриана на руках, то и дело оборачиваясь на свою госпожу, девушка продолжала стоять в коридоре и молча наблюдать за происходящим. Она изо всех сил пыталась запомнить домового живым: его рыжие волосы, большие глаза, озорная улыбка. Пусть он и выглядел мальчишкой лет семнадцати, на деле этому существу было очень много веков – так много, что Элеонора боялась вообразить. Когда-то давно, когда она была еще совсем маленькой, Бобби посадил ее к себе на колени и глубоко задумался. Рядом на софе расположился большой и очень старый кот (он умер вскоре после появления госпожи в доме, а потому в памяти Элеоноры осталась лишь насыщенно-рыжая шкурка и привычка тихо мурчать, словно выражая свое недовольство).

– Время такое беспощадное, – сказал мальчишка печально; в его обычно веселом голосе зазвучали нотки отчаяния. – Вы такая юная, такая реальная. И я тоже – юный и реальный.

Девочка задумалась и, соглашаясь, кивнула. Почему Бобби печален, она не понимала: разве можно, в конце концов, грустить из-за своей молодости? Впереди у них была целая жизнь: мир, полный удивительных красот и добрых созданий, готовых протянуть руку помощи в трудный момент. Мир, который, по словам учителя, она должна была однажды защитить, дабы добро восторжествовало окончательно.

– Я помню времена, когда этой башней владела могущественная ведьма Моргана, – сказал он мечтательно. – Мы любили друг друга, однако стрелки, как я уже говорил, не желают прекращать свой бег. Моя любимая теперь в чертогах Триединой, а я все еще здесь. Меняю жильцов, как перчатки, не успеваю привыкать к новым лицам, которые меняются, что бы я ни делал.

– Мне жаль, что Моргана умерла, – сокрушенно вздохнула Элеонора. – Я очень хочу, чтобы люди и эльфы не болели. Доживали до старости, нянчили внучков. Я бы забрала себе все болезни мира, если бы знала, что это спасет остальных.

Бобби трогательно всхлипнул и зарылся пальцами в ее волосы.

– Вы очень добры, молодая госпожа, однако тревожетесь напрасно. Моргана прожила неестественно долгую жизнь – ей было двести двадцать, когда она умерла, и старость взяла-таки верх.

Девочка изумленно заморгала глазами. Старый кот, имя которого напрочь стерлось из памяти, гордо фыркнул и направился прочь, явно заскучавший от этого нудного разговора.

– Я домовой, понимаете? Пока стоит эта башня, я вечен. Лица будут меняться, а моя молодость не утихнет даже тысячелетия спустя.

«Возможно, это и к лучшему…»

Фигурка Бобби, такая юная и очаровательная в своем почти дестком изяществе, наконец окончательно скрылась из виду. Девушка постояла немного, глядя на сумрачную лестницу башни, а затем отправилась назад, в спальню своего умершего учителя, чтобы перенести пленника в пыточную и полностью его обезвредить. Мысль о том, что наставник навечно покинул этот мир, серьезно ранила, заставляла чувствовать себя виноватой. Элеонора до крови прикусила губу, рот наполнился неприятным соленым вкусом.

И все же, было в этой новообретенной свободе нечто привлекательное: в конце концов, теперь она была свободна от заклятия, делавшего ее абсолютной серой мышкой в глазах окружающих. Девушка сделала медленный вдох и так же медленно выдохнула.

А затем направилась вперед, расправив плечи. Теперь она была сама за себя.

ГЛАВА ВТОРАЯ. ВЕЛИЧИЕ И СТРАХ.

На прекрасном и светлом троне

Восседала царица прямо.

Кто осмелится в дерзком тоне

Осмеять ее мудрый шаг?

Так умрите в мучений стоне,

Растворитесь в священном лоне,

Те, кто смел проклинать упрямо

И считать недостойной благ!

Филипп Мудрец, «Моей сиятельной бабушке»

Королева Ариадна сидела на троне, облокотившись о спинку и гордо глядя на карту, разложенную на широченном столе внизу. Первый советник и придворный маг, Арес, гордо ходил туда-сюда, сложив руки за спиной. Его волшебный посох, искрясь праной, летал следом за ним, словно тоже пребывал в тяжелейших раздумьях.

По другую сторону стола над крошечными разноцветными фигурками склонилась Лианна, глава королевской стражи. Ее благозвучное имя мало соответствовало внешнему виду: некрасивое лицо испещряли боевые шрамы, волосы средней длины, убранные в косу, покрывал легкий налет ранней седины.

Свое первое убийство Лианна совершила, когда той было семь лет – вонзила нож в горло домушницы, ворвавшейся к ней в дом, после чего спокойно побежала к родителям сообщить приятную новость. При дворе ее опасались, как опасались бы притихшего зверя, способного в любой момент напасть и откусить руку: тяжелый нрав вкупе с ужасной жестокостью, честностью и манерой говорить открыто мало кому придется по вкусу.

Даже Арес, утверждавший, что уважает прямоту – и тот побаивался своей боевой коллеги, вздрагивая каждый раз, когда она начинала говорить.

– При всем уважении, Ваше Величество, – сказал он наконец, выходя вперед и коротко кланяясь, – но мы не можем последовать Вашему приказу.

– Это еще почему? – спросила Ариадна, опуская взгляд на свой расшитый бордовый камзол. Красивый на вид, он был страшно неудобным и подходил разве что для сидения на троне, чем она сейчас, впрочем, и занималась. – Я королева, забыли? Отныне каждое мое слово – закон.

– Тебе всего четырнадцать, ты, младенец-переросток с завышенным чувством собственной значимости, – удивительно спокойным голосом ответствовала Лианна, не отрывая взгляда от карты. – Твоя мать была великой королевой, знавшей, как вести за собою народ, и именно поэтому все слушались ее – все, включая меня.

– Раз ты покорялась моей матери, то покорись и мне! Признай меня в благодарность за то, что она совершила, за то, какой героиней была весь своей недолгий век.

– И я признала тебя, малолетняя дура. Ты по-прежнему сидишь на этом своем деревянном стуле, носишь корону и даже осмеливаешься раздавать приказы. Не будь ты дочерью моей любимой хозяйки, твоя голова давно украсила бы шест, а моя задница – трон.

– Ты забываешься, служанка! – завопила Ариадна. – Одно мое слово – и тебя казнят!

– Ну хорошо, пусть так, – кивнула Лианна. – Допустим, что стража служит вовсе не мне, а тебе. Допустим, что я не являюсь для них фактической королевой – и человеком куда более важным, чем любая выскочка на престоле. Допустим, что ты действительно можешь отдать этот приказ и не оказаться на гильотине самой. Что тогда?

Ариадна надула губки, не зная, что ответить на этот жестокий выпад.

– Я назначу новую главу стражи, которая будет знать свое место.

– Но этого не случится. Королевская стража состоит из одних перевертышей, а я – их альфа. Они сами избрали меня, сами преклонили колени под полной луною, а смерть альфы в стае, какой бы справедливой она ни была, всегда ведет за собой кровную месть убийце.

– Госпожа Лианна права, Ваше Величество, – осторожно вклинился в разговор Арес. Он стоял, задумчиво глядя в окно, его длинные черные волосы переливались в солнечных лучах. – Если Вы найдете способ убить ее, стая сойдет с ума. Ни о каком порядке на человеческих землях не пойдет и речи, а у нас, между прочим, война с Масками на пороге…

– Я упорно не могу понять, в чем проблема исполнить мой приказ, – еще сильнее разобиделась Ариадна. – Мы ведь дружим с солнечными эльфами, правильно? Почему бы не сказать им всю правду?

– Как же ты это представляешь, королева? – усмехнулась Лианна. – «Мы спрятали избранную в башне, позволили Маскам убить ваших собратьев, а теперь ожидаем и вашей гибели, дабы пророчество сбылось полностью, и наш род остался в целости и сохранности. Мы проклятые трусы, которые годами боялись отступаться от сюжета пророчества, дабы вместе с эльфами не канула и человеческая цивилизация». Думаешь, после этого нашим будут спокойно смотреть в глаза?

– Полная версия пророчества о Спасительной Лире хранится в нашей библиотеке, ибо провидица, впервые узнавшая о ее грядущем рождении, была омегой в стае перевертышей, которая, как известно, издревна причисляла себя к людям, – спокойно объяснил Арес. – Эльфы знают лишь о синеволосой девушке, что однажды спустится в этот мир, дабы спасти людей от Масок. Им неизвестно, что девушка уже жива и что, вероятнее всего, ее сверхъестественные силы могли бы спасти Ночную Цитадель.

– Если бы моя мать отличалась большей жалостью к окружающим и не заперла ее в башне, малышку можно было бы использовать как оружие с самого начала, – рассудила Ариадна. – Мы скрывали Спасительную Лиру все это время, улыбаясь в лицо тем, кого звали друзьями и обещали защищать.

– Заткни милосердие себе в глотку и не выеживайся, когда не знаешь, о чем говоришь, – жестоко одернула ее Лианна. – Я забочусь о твоей жизни и о безопасности человеческого края, который приютил и воспитал меня, относясь как к родной. Пророчество, написанное прародительницей с волчьей кровью, гласит, что счастье Людского Пристанища будет зависеть от Спасительной Лиры. Чтобы дожить до седин и спасти наши края от Масок, она должна была воспитываться в заточении и выжидать подходящий момент, чтобы вступить в игру.

– Солнечные эльфы стоят на пороге войны с Масками и знают, что проиграют, – примирительно добавил Арес. – Гордость мешает большинству из них бежать из страны и прятаться под дружеским кровом – но еще сильнее мешает нынешняя эльфийская королева, запретившая выезд всем воинам, боевым чародеям и даже беднякам, способным кое-как держать палку в руке.

– Умельцы и невидимки среди них все равно находятся: по твоему приказу, солнечных эльфов, бегущих к людям, не убивают, а укрывают. Дают им убежище, кормят и поят. – Лианна скрипнула зубами, выражая свое негодование. – Я не могу позволить тебе прогнуться под этих остроухих еще больше. Если мы изменим сюжет пророчества и пойдем по иному сценарию, никто не знает, сумеем ли одержать победу.

– Согласно пророчеству, лишь Людское Пристанище переживет нападение Масок, – серьезно кивнул Арес, – и только жители этих земель встретят светлое будущее, полное процветания и милосердия Триединой. На выжженные поля рано или поздно придут наши земледельцы, мир восстановится, а новые расы появятся спустя века – в конце концов, кое-какие эльфы наверняка выживут.

– Но мы ведь не знаем, что случится, если наплевать на сюжет пророчества и поступить по-своему! – воскликнула Ариадна. – Вначале была Цитадель: ночные эльфы пали жертвами Масок первыми, как и было сказано. Вторыми должны стать солнечные эльфы – твари вот-вот сотрут с лица земли и их, оставив после себя лишь зловонную черноту.

– А потом придут к нам и встретят отпор Спасительной Лиры, – заключил Арес. – Все эти годы она, как и было приказано Вашей сиятельной матушкой, прожила в заточении, обучаясь магии у последнего ночного эльфа – Адриан славится своими талантами педагога и удивительным багажом знаний о магии и войне.

– Отправим избранную к эльфам, и сами же останемся безоружными, подставляясь под удар, – подытожила Лианна. – Кто знает, что случится тогда? Вдруг умрут вообще все – и солнечные эльфы, и люди, и те жалкие крохи остроухих проходимцев, скрывающиеся под нашим крылом?