Текст книги "Повернуть судьбу вспять"
Автор книги: Анастасия Вихарева
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)
Не так уж много времени ей оставалось в училище. Два года пролетели незаметно и быстро. Здесь хоть что-то было. И неизвестно, как сложится ее жизнь, когда уедет. На мать и Николку денег она не жалела, посылала домой все, что могло пригодиться самой – утюги, зеркала, посуду, одежду, то же постельное белье. На первом году в Новогодние каникулы купила телевизор «Рассвет». С рук, конечно, но две государственные программы ловил хорошо.
И, конечно, никакой благодарности от матери не дождалась. Первое время, пока были деньги, мать сдерживалась, а потом из дома старалась выжить. «На кой хрен привезла?!. Дай нам пожить?!. Не получится… Не сумеешь…» – с укором, с неприязнью, выговаривала она. А Николка лепил прямо в лоб: «Убирайся! Это наш дом! Не позорь нас…»
Но Любку тянуло домой. Не к матери, не к людям – к простору, на котором выросла. Где-то глубоко в подсознании она хранила образ каждого дерева, каждой тропинки, каждого поля, грибные и ягодные места. И когда приезжала, словно пила его, обнаруживая новые силы – и строила планы. А когда встречалась с людьми, снова и снова понимала, что сделала все правильно. Ни один мускул не дрогнул, когда встретила Мишку Яшина. Армия его потрепала. Изменился он сильно, теперь у него стояли железные зубы, сам он вдруг словно бы надломлено состарился и пил – как те, что вернулись с войны. Ни когда встретилась с одноклассниками, которые внезапно завидовали и ей, и всем, кто смог уехать, как будто это было тяжело. Добрые отношения она сохранила только с Ингой, которая несколько раз приезжала в гости в училище.
Любка встала, до закрытия почты осталось часа два. И прислушалась, из коридора послышался знакомый голос Светки. Через секунду в комнату ввалилась она сама, ее сестра Рита, Сашка – ее парень, Ленка Зимина, и теперь уже муж Игорь. Вся компания была навеселе.
– Отбой, потом отправишь… Мы тебя с собой забираем, – сообщила Светка.
– У меня день рождение, – сообщил Сашка, широко улыбнувшись. – Ко мне идем. И не думай, возражения не принимаются.
– Мы уже мясо купили… Там, готовится, мы за тобой, – разрешила ее сомнения Рита.
– Ладно, тогда я переоденусь, – согласилась Любка. Дни рождения случались часто, но ее не на все приглашали.
– Мы на углу подождем, – махнула Светка рукой, выгоняя всех на улицу.
Любка переоделась в свое лучшее шелковое платье, вышла из общежития. На улице стояла предиюльская жара. Всюду стелился белый тополиный пух. У тамбура стояли парни, один из них поставил подножку. Любка запнулась, обернулась, взглянув сердито. И сразу услышала лошадиное ржание остальных парней. А с ними Война. Она довольно усмехалась, сделав вид, что Любкой не заинтересовалась.
Связываться Любка не стала, парни, наверное, только того и ждали, разборки девчонок доставляли им немалое удовольствие.
На углу подле окон комнаты ее ждали.
Кроме тех, о ком она знала, с Сашкой разговаривали два незнакомых парня. На одного Любка сразу обратила внимание. Небольшого роста, в голубой футболке, синих с желтой полосой шортах и кроссовках, немного развязный… И глаза… С поволокой… Необычный блеск таких глаз сразу бросался в глаза, притягивал и манил, как мед.
Любка остановилась чуть, не доходя, понимая, что пришла новая любовь…
Нет, Гоша из сердца не ушел, но теперь оно было проткнуто двумя стрелами сразу. Любка физически почувствовала, как им там тесно – и не один не собирался сдаваться. Перед Гошей за незнакомого парня было стыдно, но пока ни тот, ни другой как будто не были ее парнями.
Парень теперь тоже оценивающе рассматривал ее, слегка покраснев, но глаз не отвел, лишь прищурился. И она не отвела, погружаясь в какое-то пограничное состояние, мгновенно вспотев. Из живота вышла необыкновенная горячая волна, растопив ее.
– Э… Э! Леха! – второй парень помахал у парня перед глазами, с неудовольствием взглянув на Любку.
Сразу несколько смешков привели Любку в чувство.
– Знакомься, Леха Мухин, – представили Любке парня. – А это Рома.
Любка кивнула, смерив взглядом и другого парня. Тоже симпатичный, но в тени. Толпа повернулась и с веселым настроением двинулась вниз по улице в дому Сани. Любка плелась позади всех, обрадовавшись, когда Леха пристроился молча с боку.
– Я тебя не видела возле общежития, – сказала Любка, снова покраснев, разозлившись на себя – умные слова как всегда не шли на ум.
– Я в Иваново в университете учусь, – сообщил он, пожимая плечами. – Но меня тут все знают.
– Да… – невпопад произнесла Любка, удивляясь, как же она опять так легко позволила ранить себя.
– Я тебя тоже раньше не видел, – сказал он с насмешкой.
И голос у него был слегка вибрирующий, глубокий.
– Можно взять тебя под руку? – спросил он и, не дожидаясь ответа, взял ее за руку.
– О! – оглянулся Рома. – Леха! Я ревную!
Любка усмехнулась, когда он взял ее за руку с другой стороны.
– Ты ему не верь, у него мама гинеколог, он всем премудростям обольщения обучен, – сразу с досадой предупредил он. – Я проще!
Кроме, как глупо захихикать, у Любки ничего не получилось. В груди ее все так же было тесно. Леха вызывал у нее необъяснимое стеснение. Он приторно улыбнулся, обнажив белые ровные зубы. Засмотревшись, Любка совсем забыла смотреть на дорогу – запнулась, покачнувшись, удержавшись лишь благодаря поддержке.
– Ну что же ты! Осторожнее… – попридержал ее Леха заботливо, обнимая одной рукой за талию.
– Так, пора поставить все точки над и! – расстроился Рома. – Леху я тебе не отдам, или ты моя девчонка, я сумею защитить нас обоих, или бери меня в придачу к Лехе! Я один не останусь!
– Может, подеретесь? – предложила Любка с кривой усмешкой.
– Ладно! – согласился Рома. – Леха, ты слышал?
– Ромка, отстань! – лениво попросил Леха, обнимая Любку теперь еще крепче.
– Если меня сейчас убьют, это будет на твоей совести! – пригрозил Ромка Любке, забегая вперед и занимая боксерскую стойку.
Леха мягко ее отодвинул, вразвалочку, словно пританцовывая, обошел Ромку.
– Ну! Ну! – подразнил он его, подзывая к себе.
И вдруг Ромка всерьез ударил Леху, отскочил, а через мгновение снова ударил.
Любка испугалась, застыв с открытым ртом. Компания, которая ушла вперед, обернулась. Но кроме Светки никто беспокойства не проявил. Ни один удар Ромы Лехи не достиг, хотя казалось, он стоит рядом. Хуже, Леха продолжал смеяться, тогда как Ромка запыхтел обижено.
– Э, хватит вам! – крикнул Саня, продолжив путь.
– Ладно, ваша взяла, – согласился Ромка, успокаиваясь, шмыгнув носом. – Но я с вами. Все лучшие девчонки тебе достаются!
– Много их у него? – живо полюбопытствовала Любка.
Ромка тяжело вздохнул. Взглянул на Леху, который снова взял Любку под руку, и промолчал.
– Много! – констатировала Любка.
– Ни одной, он придумывает, – вмешался Леха. – Мы выросли вместе, он мне как брат. Но иногда его заносит.
Когда стемнело, немножко выпив, Любка уединились с Лехой под яблоней. Вечер был необыкновенный, как Леха, с которым она целовалась допоздна. Провожали ее Леха и Ромка, но Ромка на этот раз плелся позади. У входа в общежитие Любка в нерешительности остановилась, заметив, как зажимали двух девчонок, которые пытались прорваться домой. И Мишка Волков там же. Видимо только что закончились танцы, народу возле тамбура было много, многие подвыпившие. «Ужас!» – испугалась Любка. Для нее, как не имеющей защиты, свободного прохода не было, с такими девчонками не церемонились. Поэтому она в такое время не высовывалась.
Наверное, парень у нее был, но…
Любка смерила взглядом Леху и Ромку, оба ростом с нее, если она оденет шпильки, будет выше. Многие парни были на голову выше и того и другого.
– Ну ладно, – мягко попрощалась она, отправляя их назад. – Здесь я уже дойду.
– Мы проводим, – вызвался Ромка.
Любка мрачно взглянула на светлое пятно возле дверей, куда парни слетались, как мотыли. С замершим от ужаса сердцем приблизилась к толпе. И вдруг заметила, как толпа замерла, обратив на нее все взгляды, и расступилась, пропуская. Слышно было, как пролетел комар над ухом.
Любка в нерешительности застыла, оглянувшись. Леха стоял позади, а следом Ромка. Когда ей услужливо открыли дверь, лицо у нее вытянулось.
– Пока! – у второй, распахнутой для нее двери, Леха поздоровался с Мишкой Волковым, который на этот раз не пикнул.
Любка еще раз замерла на мгновение, когда заметила удивленные глаза Гоши и его дружка Жоры, которые стояли в тамбуре. На этот раз и Жора не зубоскалил.
До комнаты Любка добежала на последнем дыхании, включила свет. Лицо и уши у нее горели. Леха знал, где она живет, мог постучать в окно. Девчонки на первом этаже парней могли пускать беспрепятственно. Рейды воспитателей с милиционерами были, но обычно отлавливали парней на втором этаже, ловить на первом было бесполезно.
Леха не постучал…
Любка расстроилась, значит, наговорили гадостей…
И на следующий день Леха не пришел. Ни на второй, ни на третий…
В тамбуре больше никто не смеялся и не пытался ее задеть, и дверь ей открывали, но Любка проявление любезности принимала с ужасом, понимая, как только станет известно, что Леха ее бросил, ей отомстят за все. Спросить у Светки про Леху язык не поворачивался, пришлось бы признаваться, что ею попользовались один вечер и бросили. И так понятно, что она ему не понравилась.
Уезжала Любка домой с тяжелым сердцем, в отчаянии – значит, парня у нее никогда не будет…
Глава 12. Случайный попутчик…
Поезд шел, слегка покачиваясь. Двойной растянутый стук колес не успокаивал, наоборот, будил воспоминания. Горькие воспоминания. Любка смотрела в окно на проплывающие мимо тени деревьев, утонувших в ночи, фонари станций и не могла уснуть. Ей все казалось, что стоит подняться – и она обнаружит себя в комнате, и сможет снова ждать, понимая, что никто к ней не придет. Леха так и не появился, и не объяснил, не передал послание через Саню Любимова – просто исчез. Она бы и не знала о нем ничего, если бы в последний день, когда провожали ее до вокзала, Саня случайно не обмолвился, что рано утром на следующий день Леха уехал в Иваново. Наверное, там у него осталась девчонка. У таких парней всегда кто-то был.
Любка встала, вынула из пачку сигарету, вышла в тамбур для курящих.
Бессонницей мучилась не она одна. В тамбуре, возле открытой двери стоял парень. Навалившись на дверь, он дышал свежим воздухом. Высокий, худой, в голубом джинсовом костюме – брюки и куртка. Джинса была настоящей, отметила про себя Любка.
– Выпадешь, – закуривая, посочувствовала Любка.
Парень обернулся и улыбнулся молча, рассматривая ее. Неестественно огромные зеленые глаза, тонкие ироничные губы, прямой нос, чувствовалась какая-то небрежность в его движениях.
– Привет! – бросил он, повернув голову вполоборота, глядя на нее искоса.
– Привет, – Любка повела плечом, отвернувшись к другой двери.
– Меня Игорем зовут, а тебя?
Любка повернулась, некоторое время раздумывая, заводить ли новые знакомства, если все они заканчиваются одинаково.
Наконец, решила дать судьбе еще один шанс.
– Я Люб… Любовь, – представилась она, отметив небольшой акцент в речи Игоря. Кивнула неопределенно на открытую дверь. – А ты откуда? Далеко едешь?
– Из Черновцов… – заметив озадаченность в ее лице, объяснил: – Западная Украина, на границе с Польшей. А еду в Пермь. А ты?
– Домой, в отпуск, – недовольно бросила Любка. – От места, недалеко от Иваново, до места, недалеко от тебя… Почти до конца вместе едем.
Парень как будто обрадовался, оживился, избавившись от пренебрежительного тона.
– Хочешь чаю? – предложил он.
– Ночью? – Любка колебалась. – Мы ж людей разбудим?
– Нет, мы тихо… – усмехнулся парень, улыбнувшись.
– Ну… – неопределенно протянула Любка, сомневаясь.
Парень уже закрывал дверь, открывая другую, которая вела в соседний вагон.
– В шахматы играешь?
Любка отрицательно качнула головой.
– Не важно, научим! – пообещал Игорь, как будто научиться играть в шахматы была пара пустяков. По пути заглянул к проводнице.
– Радочка, сделай нам, пожалуйста, два стакана чая. И если можно, покрепче, – попросил он.
Прищурившись, проводница лениво взглянула на Любку, кивнула головой.
– Игорек, чего тебе не спится по ночам? – бросила она.
– Знакомая, – кивнул Игорь. Он уже отодвинул дверь, дожидаясь ее. – Заходи!
Заметив, что вагон купейный, Любка в нерешительности остановилась. В поездах всякое случалось. В коридоре мягко горел свет, через открытые окна, раздувая занавески, влетал ветер. На полу лежала ковровая дорожка. И было тихо.
– Заходи, – Игорь взял ее за руку, мягко потянул на себя, подталкивая.
Любка вошла. В четырехместном купе было уютно. И пусто. На трех полках – на двух верхних и одной нижней вместо матрасов и спящих людей стояли сумки.
– А как? – удивилась Любка. – Билетов же не было! Я три поезда пропустила и на этот взяла последний, потому что первая стояла…
– Я выкупил, – пренебрежительно бросил Игорь, как будто речь шла о чем-то обычном.
– Ни фига себе, – Любка с возмущением плюхнулась на мягкое сиденье. – А зачем? – простодушно удивилась она.
– Я товар везу, – Игорь кивнул на сумки. – И потом, не люблю, когда мне мешают…
Он достал из пакета газированную воду, сыр, копченое сало и подкопченное мясо, хлеб, персики и черешню.
Фарцовщик?! Любка теперь разглядывала Игоря во все глаза. Таких знакомых у нее еще не было. Она тут же пожалела, что перед отъездом домой много потратила на подарки, а часть денег отправила переводом, оставив лишь на билеты и на дорожные расходы. В первый Новый год их с Танькой ограбили. Благо, что ни та не другая не хранили деньги в одном месте, кое-как наскребли на билет до Иваново. Теперь деньги она всегда держала при себе, а на ночь клала под матрас. Она нерешительно придвинулась к столику, наблюдая, как Игорь тонкими ломтиками нарезает мясо.
– Буженина, – объяснил он. – У меня коньяк есть, если хочешь.
Любка отрицательно замотала головой.
Вошла проводница с двумя стаканами чая, поставила на столик.
– Рада, присоединяйся, – пригласил Игорь и ее.
– Скоро станция, – отказалась проводница. – Спасибо. Но от бутера не откажусь.
Игорь сделал ей двойной бутерброд с прослойками мяса и сыра, сала и сыра. Проводница забрала бутерброд и ушла.
– А ты почему не ешь? – поинтересовался он.
– А можно черешню? – проглотила Любка слюнки. – А если я все съем?
– Ешь, у меня с собой целое ведро. Сестре везу, она тоже черешню любит. Я помыл ее…
Игорь сделал бутерброд ей, себе, откусил, старательно пережевывая. Любка разом разделалась с черешней, придвигая к себе персики.
– Ты, наверное, в армии не служил, – засмеялась Любка, наблюдая за ним.
– А как ты догадалась? – приподняв бровь, полюбопытствовал он.
– Ты так медленно и долго жуешь, – объяснила она. – В армии ты бы все два года ходил голодный…
– Для здоровья полезно, – выразил Игорь свое мнение, помешивая чай ложечкой. – В детстве я был очень полный…
– Не представляю, – смутилась Любка. – По тебе не скажешь. Ты худой, как моя загубленная жизнь… Болезненно худой…
– А у тебя парень есть? – засмеялся Игорь.
Любка растерялась. Мало ли что у него на уме. На вид Игорю было больше двадцати.
– К чему такие вопросы в лоб? – перевела она тему.
– Симпатичная девчонка, – пожал Игорь плечами. – Предположим, что я трачу уйму времени, чтобы заинтересовать и соблазнить ее, сближаемся, а на конечной станции она мило машет мне ручкой и говорит: пока, пока… И мы больше не встречаемся никогда. Или, я трачу уйму времени, опять же, заинтересовать и соблазнить, а она в это время думает о своем парне… Не хочу, – подытожил он. И вдруг оживился. – А хочешь, поехали со мной?! Оденешься, обуешься, денег заработаешь… Уверен, зарабатываешь мало, – он кисло скривился.
– Вообще-то, в училище нам много платят, – обиделась Любка. – Это я переоделась.
Игорь смерил ее взглядом, усмехнулся.
– У тебя лифчик… старый и, извини за откровенность, – он отвел взгляд от ее груди, продолжая улыбаться, – рабоче-крестьянский… с таким лифчиком нормальный парень у тебя никогда не появится.
Любка покраснела до кончиков ушей, застегивая верхнюю пуговицу халата.
– Я матери помогаю… – просевшим голосом оправдалась она, чувствуя, что объяснение получилось глупым. – В магазине другие не продают…
– И я о том же, – похоже, Игорю понравилось над ней глумиться. Он смотрел на нее прямо, выискивая недостатки теперь уже в лице. – М-да… Ну, смотри сама. Я помочь хотел. Одному скучно мотаться туда-сюда…
– У тебя нет девушки? – поинтересовалась Любка, опустив глаза и старательно дуя на чай.
– Была, – признался Игорь, доставая фотографию. – На тебя чем-то смахивает… Вышла замуж за поляка. Я ее понимаю, – он тяжело вздохнул.
– Сочувствую, – произнесла Любка, разглядывая фотографию. – Мне кажется, нисколько не похожи… Меня всегда с кем-то путают.
Помолчали.
– Спасибо, – Любка отодвинула пустой стакан, поднимаясь. – Мне пора. К себе.
Игорь с сожалением посверлил ее взглядом. Поднялся.
– Я провожу, – предложил он.
В тамбуре он вынул сигарету, протянул ей пачку. Отказываться Любка не стала. Закурили.
Игорь стоял напротив – он вдруг протянул руки, уперевшись в стенку. Любка внезапно оказалась зажатой.
– Вообще-то, у меня парень есть, – торопливо соврала она. – Он каратист!
– Я по глазам могу определить, нет у тебя парня, – усмехнулся Игорь, придвинувшись вплотную и прижимая ее.
– У меня это написано в глазах? – Любка испугалась.
Игорь кивнул, приблизив лицо – и вдруг прижал ее ногой, с силой повернув лицо к себе, и впился в губы, не давая ей закричать. Любка попробовала оттолкнуть его от себя, но Игорь оказался сильным. Одна его рука скользнула за отворот халата, оторвав пуговицу, он рванул за лифчик, зажимая рукой оголившуюся грудь.
Любка тихо молча закричала всем своим существом, вдруг почувствовав, как обожгло ступни, будто она ступила в раскаленную лаву… – и сразу огонь охватил все ее тело.
Что было потом, в первые минуты, Любка помнила смутно.
Игорь вдруг застыл. Она сползла на пол, пытаясь нащупать пуговицу. Жжение в теле прекратилось, лишь легкое покалывание в подошвах, будто она отсидела ноги, а теперь подвигала ими. Взглянула на Игоря, не понимая, отчего он не двигается. И неожиданно сообразила, что поезд остановился…
Стояла какая-то неестественная тишина. Было так тихо, словно она оглохла. Полуприкрытые глаза Игоря все еще смотрели в то место, где было ее лицо. Она пару секунд разглядывала его с удивлением, а потом бросилась бежать прочь…
И застыла, как вкопанная…
В вагоне все так же горел тусклый свет, и люди…
Они не двигались, застыв в неподвижных, а порой неудобных позах, как-то: человек решил спрыгнуть с верхней полки – и теперь висел в воздухе, упираясь одной рукой. Двое, разговаривавшие между собой, замерли с открытыми ртами, один с приподнятым пальцем, а второй, видимо, пытаясь встать, оторвавшись от сиденья и ухватившись за поручень, загородив проход. Еще один протягивал руку к двери, наверное, встал, чтобы сходить в туалет. Посреди вагона, Любка заметила проводницу, которая будила пассажира, не дотронувшись, или, наоборот, отдернув руку.
Испуганно озираясь, Любка проследовала к своему месту, дожидаясь, что, может быть, поезд заведется сам собой. Она сбросила тапки, забираясь на верхнюю полку, и неожиданно заметив на подошвах обеих ног нечто вроде татуировки или клейма. Один в виде змеи, а второй знак сильно смахивал на дерево. Знаки ее расстроили. Она и без того стеснялась показывать свои подошвы, которые были как будто обожжены, покрытые неровными зажившими рубцами, и кожа на них была стянутой, не такая, как у девчонок.
Любка с удивлением провела по знакам рукой, заметив, что они слегка светятся. Она забралась под одеяло, вспоминая, что сделала такое, что могло бы привести к таким последствиям.
Ничего.
А вдруг следующий поезд?! Теперь она напугалась по-настоящему, озабочено сползая вниз.
– Эй! Эй! – подергала она проводницу за рукав. – Проснитесь же!
Но проводница ни на что не реагировала. Она словно одеревенела, на мгновение обмякнув и свалившись плашмя на просыпающегося пассажира. И снова одеревенела. Наверное, в таком виде ее можно было использовать в качестве манекена. Любка едва успела ее подхватить и положить мягко, чтобы она не ткнула вытянутым пальцем в глаз.
Любка уже ничего не понимала…
Чувствуя беспокойство, вернулась в тамбур, с которого все началось. Игорь оставался все в той же позе, за время ее отсутствия даже ни разу не моргнув. Испробовала еще один способ – вернулась в его объятия, подождав минуты пять. И снова ничего не произошло.
И обрадовалась, слегка напугавшись, когда в дверь постучали с улицы.
Она повернула щеколду, открыла дверь, и несколько опешила, заметив двух волшебников… Быстро отогнула рычаг, убирая покрышку и освобождая лестницу, чтобы впустить их.
Расстроенными они не выглядели, но оба покачали с укором головой.
– Надо было между ног коленом… Забыла? – волшебник усмехнулся, похлопав Игоря по плечу.
– Вы?! Где вы были?! – взволнованно воскликнула Любка. – Я вас так ждала!
– На восходе и на закате, там, где заканчивается один мир и начинается другой. В начале пути, – ответила волшебница, проследовав в вагон.
Любка поплелась за нею следом.
– Кажется, нам негде присесть… Выйдем на свежий воздух, – развернулась она.
– А поезд без меня не уйдет?! – испугалась Любка.
– Этот? Он будет стоять вечно! – усмехнулась она, разворачивая ее за плечи и подталкивая к выходу.
– Но как же…
– Нынче все поезда стоят, – рассмеялась волшебница. – Иногда бывает полезно остановиться и подумать о чем-нибудь своем… На этот раз ты не стала передвигать стрелки, а просто остановила часы…
– Это я?! Я остановила?! – не поверила Любка, внимательно взглянув на волшебника, который уже стоял на траве и смотрел куда-то вдаль.
– Ну конечно! Кто бы кроме тебя смог еще?! – радостно согласилась с нею волшебница. – Значит, сила твоя возвращается…
– Эта?! – Любка недовольно махнула рукой в сторону поезда, попробовала усмехнуться, но усмешка получилась кислой. – Как теперь это запустить?! И людей…
– Проще пареной репы, – рассмеялся волшебник. – Попробуй испугаться так же сильно еще раз!
– Я пробовала! – тяжело вздохнула Любка. – У меня не получается.
– Там была угроза нападения, а тут ты поняла, что самой тебе ничего не угрожает, – объяснил волшебник.
Волшебники не замедлили собрать хворост, развели костер, пристраиваясь на брошенных на землю плащах, поманив с собой Любку, которая помогала им.
Она долго думала, прежде чем сеть. Волшебники одно, она другое – плащ мог запачкаться.
– Похвально, что беспокоишься о моем плаще, но ему ничего не будет, – успокоил ее волшебник. – Ему столько же лет, сколько вселенной.
Любка присела, любуясь огнем.
– Я уже ничего не понимаю, – призналась она. – Может быть, вы объясните? И что у меня с ногами?! – почти выкрикнула она.
– Знак земли и неба, древо и змея. Это два подпространства, которые образуют обе вселенные. Первое – основание, второе… Сложно объяснить. Если брать человека, то это то, что привносит в его жизнь образ. Начало и конец.
– Первый раз ты усыпила вселенную на четыре месяца, когда еще была в чреве матери. Тебя рассердили звуки плохого пищеварения. Люди очень испугались, когда поняли. Но тогда сон вселенной был некрепким, планеты и звезды двигались.
– Они действительно такие сильные? – Любка рассматривала знаки на обеих ногах в изумлении.
– Нет, сами знаки ни при чем, они лишь указывают, что сила возродилась и снова охраняет тебя. Но из того же источника пьет Голлем. Если силу проклятия не разрушить, он будет противостоять тебе с такой же силой. И мы пришли предупредить.
Любка сжалась, испуганно вглядываясь в лица волшебников. Они были серьезны и задумчивы, взгляды их отрешенно смотрели в огонь, который только один и оставался живым.
– Меня будут ненавидеть люди?
Волшебник и волшебница какое-то время молчали. Потом волшебник заговорил.
– Не совсем. То, что ты сделала, ни добро и ни зло. Голлем, сам по себе, лишь сгусток живой информации, которая обращается к человеку. Уговаривает, обещает, объясняет. На уровне подсознания, пробуждая в человеке все, что есть у него темного. Тот, кто не имеет в себе страха или злобы – своего Голлема, это необязательно сам человек, нечто, оставленное людьми или ему, или его душе, с которым он связан единым пространством, как другая вселенная, – чувствует себя некомфортно, он убегает, закрывается. Тот, кто имеет темное и злое, приникнет к нему своим ухом – и будет творить зло. А есть люди, которые как ты, будут мучимы своим злом. В мир пришла беда. Без Голлема ты могла бы любить людей, поднимать их, подниматься вместе с ними. Но Голлем противостоит тебе, следовательно, все злое, что в них накопилось, выйдет наружу. И они станут убивать, и насиловать, и торговать друг другом. И те, которые не имеют зла, будут противостоять им, но большая часть закроется в себе.
– Ну! – не поверила Любка. – Так можно свалить на меня все зло! Войны и рабство были и без меня.
– Это Зверь, он все еще здесь. Он как Голлем. И силен, но лишь потому, что есть многие люди, которые служат ему, чтобы удовлетворить свои амбиции. И здорово пугаются, когда зверь поворачивается против них самих.
– Когда-то у людей была магия, они знали, как устроен человек, как подчинить его, как украсть или заставить отдать добро. И как вылечить и доказать вину насилия. Но потом пришел Зверь, поменял знания, придав им новое звучание, и знания стали недоказуемыми. Догматы не несут в себе ничего такого, с чем столкнулся бы человек в жизни, они приятны на слух и ласкают надежду и веру человека в лучший мир. Казалось бы, простой догмат: Бог есть, и он любит тебя, ибо дал Сына. Верь. И страшная правда уже никогда не откроет человеку глаза, хотя правда всегда вокруг него и рядом. Бог не добрый и не злой, есть определенные правила, когда он любит, а когда уже не считает человека своим другом. У него не может быть детей, он не животворит, а управляет материей, которая сделает все по его слову, и судит, и обличает, и наказывает.
– А вы? – удивилась Любка.
– Мы его руки, в этом мире я правая рука, а он левая, – сказала волшебница. – А в том, он правая, а я левая. А духи – наши пальцы.
– Зачем же он дал мне… – Любка запнулась, обдумывая продолжение, – такую силу?
– Он подумал, что если дать людям человека, который сильнее Зверя, они поверят или начнут сомневаться, и будут искать ответ. Нет, здесь ты уже ничего не сможешь сделать, сила Зверя на земле столь велика, что даже если бы у тебя не будет Голлема, люди не станут разбираться, откуда идет твоя сила. Но в том мире Зверь родился одновременно с тобой. И Бог надеялся, что ты найдешь его и раскроешь его секрет, предав на осмеяние, и он не рыскал бы по свету, перестраивая ум человека.
– Мне нельзя говорит тебе о будущем, человек сам творит судьбу, но серое твое израненное вещество помнит ужасы и в страхе. Если ты не убьешь Голлема, каждый твой день станет приносить тебе боль и разочарование. Надо вспомнить все, что делали маги, все, чем снабдили Голлема.
– Но я пыталась! – расстроено воскликнула Любка. – Его как бы нет!
– Потому что он – это ты. Он и закрыт в тебе, и бродит по свету. Любонька, он монстр, но управляет им программа. Она противостоит тебе, и каждое твое слово порождает ответную его реакцию. Люди – всего лишь люди. Они берут все лучшее и уносят с собой, и отдают то, что им не нужно. Ты придешь и умрешь вместе с ними, когда поле Голлема накроет их и тебя, или они будут противостоять тебе, как Голлем.
– Но ведь не все! Мы со Светкой хорошо ладили в последнее время.
– Света стоит на одной с тобой ступени. Она брошена, как ты, знает боль. Это вас объединяет, но надолго ли? Когда у нее кто-то стоит за спиной, она легко предает тебя и не считает это преступлением. Ты привязана к ней больше, чем она к тебе.
– А почему у меня не получилось помочь матери? – задала Любка вопрос, который мучил ее давно.
– Чтобы помочь человеку, надо быть чистой. Представь, что мать посмотрела в зеркало, а потом взглянула на тебя и увидела голую правду, которую показывает людям Голлем. И ей стало страшно тащить на себе эту ношу. Она избавилась от мечты жить с отчимом, но она тяготится всеми твоими подарками и тобой, когда ты стараешься напомнить, что ты часть ее жизни.
– А Инга? Мы все еще дружим. И девчонки… Ну, они не боятся меня.
– Чем старше становится человек, тем больше зла приходит в его жизнь. И каждый день они стоят перед выбором, понести его тебе, или оставить у себя. Это лишь дело времени, когда вы станете врагами. Попробуй понаблюдать – вот вы разошлись, и буквально на следующий день человек чужой. У него нет ни одной мысли, чтобы позвать тебя или прийти самому. Много ли твоих подруг помнят о тебе? Или пишут? Или ждут тебя?
– И в то же время и ждут, и радуются и пишут, и весело проводят время… – задумалась Любка. – И переживают друг за друга.
Так оно и было. Нет, ее не гнали, но она чувствовала барьер, который воздвигают вокруг себя в ее присутствии. У них было мало общих тем, которые были бы приятны и ей, и тому человеку, к которому она обращалась. Никто не смеялся над ее шутками, никто не восторгался ее поступками, никто не передавал ей приветы, а когда уходила, никто даже не замечал. В последнее время она никому ничего не доказывала, это было слишком трудоемко и затратно – через день два нужно было все начинать сначала, барьер оказывался на том же месте. Ее всегда интересовал вопрос, когда ее нет, кто-нибудь о ней вспомнил хоть раз? И всегда интуитивно знала точный ответ: нет, в памяти людей она была пустое место. Как в своей собственной памяти. Она не слышала свой голос, она не видела свой образ, не запоминала отражение в зеркале. Там был черный дым, наполненный объемными тенями.
– Так будет всегда? – расстроилась Любка.
– Со временем станет хуже. Ночь идет на эту планету, на страну, которая приютила тебя. Много людей погибло. Зверь выпил много крови, когда ходил под ним человек, потом пришла мысль о свободе, и снова Зверь пил человеческую кровь. И немного пройдет времени, когда придет новое кровопролитие. За десять лет людей погибнет больше, чем за время войны. И никто не будет скорбеть о них, никто не назовет их героями, они уйдут тихо и незаметно, выпитые до капли.
– Из-за меня? – ужаснулась Любка.
– Не совсем. Из них выйдет зло и сделает их слепыми и глухими. Ты и твой Голлем ускорите их падение. Ты будешь желать доброй жизни, а Голлем крушить и ломать вокруг тебя все, что может стать опорой.
– Поэтому наш тебе совет, – волшебник положил руку на плечо Любки, сжал его, – предоставь жизни течь своим чередом, а сама найди Голлема и отрой его секрет. И может быть, ты раскроешь секрет Зверя и сумеешь поставить его на место. Он родился человеком и умер, как человек, но знания, которыми пользуются его последователи, идут из глубины веков. Знания не служат им, они лишь работают, как предначертано, в соответствии с Законом. Народ, который посчитал тебя врагом, создавал Голлема по всем правилам этого Закона.








