Текст книги "На пороге соблазна (СИ)"

Автор книги: Анастасия Тьюдор

Соавторы: Лана Муар
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Несмотря на то, что Лукашин оставался серьезным, его глаза смеялись.

– Я спрашивал не о том, почему ты с ним. Меня интересовали твои чувства.

– Я же сказала…

– Резкая, ты талантливо избегаешь прямого ответа, но мы уже выяснили – я не Дима, и все твои уловки… слишком очевидны. Встречаться с парнем можно из соображений выгоды, из-за статусности, от скуки или из чувства вины… благодарности… необходимости?

– Ты гадаешь.

– Пусть так. Я же не телепат, залезть к тебе в голову не могу. Хотя не буду отрицать – у меня есть догадка. И если тебе интересно… Я считаю, что ты не любишь Авдеева.

Я фыркнула, с громким стуком опустив дно стаканчика с колой на стол. Скрестив руки на груди, взглянула на Лукашина исподлобья и напомнила:

– Ты не телепат.

– Для того, чтобы это понять, не нужно обладать какими-то способностями. Разве что… умением анализировать? Фак, да достаточно вспомнить твой любимый камень в мой огород.

– Какой? – вскинула я бровь. Никита поочередно указал пальцем на себя, а затем на меня:

– Стала бы влюбленная девушка целоваться с другим?

У меня сперло дыхание от возмущения.

– Знаешь что! – Я шумно выпустила воздух из легких и подалась вперед, буравя Никиту гневным взглядом. – Это ты меня поцеловал. Трижды!

Лукашин поморщился, но довольную ухмылку с лица не стер.

– Но оттолкнула ты меня только в самый первый раз, Амели. – Не обращая внимания на мое гневное пыхтение, он достал из кармана пачку сигарет и закурил. – Впрочем, ты можешь не страдать от угрызений совести, – он выпустил струю дыма вверх и пояснил: – Дима тебя тоже не любит.

– Это он так сказал или…

– Еще одна догадка, подкрепленная наблюдениями, – перебил он меня. – Ну, и грешен, сужу по себе.

– В каком смысле?

Никита чуть помолчал. Я видела, как он мысленно прикидывает, стоит ли отвечать на мой вопрос. Видимо, желание доказать свою правоту перевесило чашу весов, потому что, сделав еще одну затяжку, он спокойно проговорил:

– Будь ты моей девушкой, Резкая, я бы сделал все, чтобы разобраться в причинах твоей… холодности к мужчинам. Сделал бы так, чтобы ты сама захотела мне обо всем рассказать, – и уже тише, после новой струи дыма, – и захотела меня. Чтобы ты не боялась чувствовать, как тебя хотят, и не боялась того, что следует за… твоими проверками. Или правильнее будет сказать – экспериментами?

– Потрясающая самоуверенность! – фыркнула я, прилагая огромные усилия, чтобы не показывать смущения. – И очень громкие заявления. Только ты упускаешь одну маленькую деталь.

– Удиви.

– Ты абсолютно не тот мужчина, которого я смогла бы подпустить к себе настолько близко, чтобы… – Я усмехнулась. – Чтобы захотеть тебя.

– Проверим?

Глава 40. Никита

Я знал, что услышу в ответ и каким тоном он прозвучит. И даже больше – мог поспорить и заранее написать на салфетке слова, которые произнесет Резкая. Однако, глянув на изогнувшиеся в насмешливой улыбке губы Амели, повторил вопрос:

– Проверим, Резкая?

– Я не собираюсь ничего проверять, – отрезала она, и я мысленно поаплодировал уверенности отказа и последовавшего за ним уточнения: – Особенно с тобой.

– Окей, – согласился я. Выложил ключ от Чарджера на середину стола и сдвинул его к ней, сопроводив движение новым вопросом: – Боишься, что я окажусь прав?

– Лукашин, – рассмеялась Амели, – я не стану ничего тебе доказывать. И, тем более, проверять что-то с тобой. А это, – показала взглядом на ключ, – не изменит ни моего ответа, ни решения отдать машину. Забери и найди себе другую жертву для экспериментов и своего пафосного «я бы сделал все». Отстань от меня.

– Жертву? – переспросил я, будто не расслышал или неправильно понял. И после ее утвердительного кивка поинтересовался: – Ты считаешь себя жертвой исключительно рядом со мной или в принципе?

– Боже-е-е, – протянула Резкая, закатив глаза. – Лукашин, отвали от меня. От-ва-ли! Я уже сказала все, что хотела, и повторять, разжевывать и доказывать тебе ничего не буду. Ни-че-го. Забирай ключи. Закончим этот разговор ни о чем.

Однако я считал иначе. Я не притронулся к ключу, хоть и потянулся в его сторону под облегченный вздох Резкой. Правда, вместо того, чтобы взять ключ и убрать его в карман, я умыкнул пару брусочков картофеля у Амели и бросил их себе в рот.

– Ты демонстративно не слышишь меня или в принципе никого не слушаешь? – спросила Резкая.

– Я ем. И мы не закончили.

– Ты – нет, а я – да.

– Рад, что ты определилась, – усмехнулся я и, глянув в сторону Чарджера, заметил: – Если тебе интересно, машина шикарна и подходит тебе больше, чем мне. Но, что удивительно, ты отказываешься от нее, даже не спросив, что я имел в виду, когда предлагал проверить, так ли я тебе отвратителен.

– Можешь не сомневаться в этом, Лукашин, – скривив губы, Амели изобразила рвотный позыв и изумлённо уставилась на протянутую ей салфетку. А через мгновение перевела взгляд на меня.

– Попросить пакетов в дорогу? – спросил я. – Мало ли тебя укачает.

– Лукашин.

– Резкая.

– Меня не укачивает.

– Спросишь про проверку?

– Нет.

– Значит, я расскажу о ней сам.

– Да твою мать! – взорвалась Амели. – Никита, ты решил вынести мне мозг? Что тебе от меня надо?! Я не буду с тобой спать…

– А я и не предлагал спать со мной, – рассмеялся я. – И чтобы успокоить тебя, скажу, что не собирался к тебе прикасаться. У меня хватит опыта доказать, как я тебе «отвратителен», не нарушая твои границы и – о, боже, – принципы верности. И… Я не Авдеев. Если бы я хотел сказать, что предлагаю тебе секс, я бы не стал намекать и ждать, нарезая круги.

– Какая самоуверенность, – фыркнула Резкая. – Но, даже после этого крайне успокаивающего уточнения, мой ответ все тот же. Нет.

– Окей. Позволю себе ещё одну, последнюю попытку и затыкаюсь.

Откусив от бургера приличный кусок, я неторопливо прожевал его и запил глотком кофе, не обращая внимания на требующий продолжения взгляд Амели. После вновь умыкнул у девушки картошку и кивнул на коробочку:

– Если ты не будешь, я доедаю?

– Лукашин, я жду.

– Чего? Когда мы поедем?

– Когда тебе надоест упражняться в остроумии.

– Благодарю, приятно, что ты это заметила и отметила. – Я наклонил голову, изображая поклон, и разразился смехом, услышав презрительное фырканье и издевку:

– Прямолинейный и самовлюблённый телепат. Попрошу высечь это на твоем надгробии.

– Надеюсь, ты предпочтешь убивать меня медленно и мучительно. Не хочу, чтобы ты отказывала себе в удовольствии.

– Лукашин, – вздохнула Амели. – Либо говори, либо иди в задницу.

– Ладно. – Промокнув губы салфеткой, я показал девушке на машину. – Кошак, доставка до автовокзала, и я исчезаю из твоей жизни. Последнее мне не нравится, но, клянусь богом, исчезну, и ты забудешь о моем существовании, как о страшном сне, если за пять минут у меня не получится доказать, что я тебе не противен. Даже соглашусь перевестись в параллельную группу, чтобы не пересекаться с тобой на парах.

– Слишком щедро, – ядовито улыбнулась Амели. – И, я бы сказала, слишком подозрительно.

– Извини, Резкая, я не привык экономить на своих интересах. А на счёт подозрений… Считай, что у меня пунктик, баранье упрямство и идиотизм. – Я посмотрел на часы и перевел взгляд на хмыкнувшую девушку:

– Пунктик или принцип жизни?

– Думай, Амели. Я ни на что не намекаю, но, на твоём месте, рискнул бы.

Я не собирался уговаривать или давить на Амели. Разрушать сомнения или заверять в том, что ее «риск» не больше, чем предубеждение в мою сторону. Поэтому я со спокойной совестью доел свой бургер, собрал и выкинул мусор, а затем направился к Доджу покурить. Что Резкая расценила как намек не затягивать с едой и принятием решения.

Буквально впихнув в себя бургер, Амели убрала в пакет остатки картошки и десерт, к которому не притронулась. Бросила взгляд на меня, на автовокзал, на своего Кошака и с какой-то обреченностью спросила:

– Что именно ты собрался делать, Лукашин?

– Я уже сказал. Попробую доказать, что я тебе не противен.

– Хорошо, – протянула она и, вздохнув, ладонью показала продолжать говорить, но не услышала от меня ни слова. – Лукашин, может, расскажешь, как именно ты собрался это доказывать?

– Зачем? Чтобы ты придумала очередную уловку и съехала? – усмехнулся я. – Нет, Резкая, я не настолько глуп. У меня будет пять минут. У тебя – возможность взвесить свои слова и решить, кто из нас двоих прав. Если я не смогу тебя убедить – Кошак, автовокзал и «прощай, Никита». Предельно просто и честно.

– Ты забыл про один момент.

– М?

– Никаких прикосновений.

– Резкая, сколько раз мне повторить, чтобы до тебя дошло? Если бы я собрался тебя лапать и прочая, что ты там себе напридумывала, сказал бы об этом прямым текстом, – улыбнулся я. – Мне хватает смелости озвучивать свои желания и, кажется, я уже говорил о взаимности в плане твоих экспериментов. Захочешь прикосновений, скажешь.

– Не в этой жизни и не с тобой, – фыркнула Резкая. Однако, потоптавшись, она шагнула к машине, но не села в нее, а обошла, чтобы встать в двух шагах от меня. – Пообещай, что не будешь меня трогать.

– Я поклялся богом. Мало?

– Лукашин…

– Хорошо, – кивнул и поднял правую ладонь. – Я, Лукашин Никита Семенович, клянусь богом, что не притронусь к Резкой Амели… как тебя по батюшке?

– Не важно, – огрызнулась девушка, удивив меня вспышкой злости на пустом месте.

– Договор составлять будем? К нотариусу поедем или к адвокату? – уточнил я.

– Еще варианты будут?

– С удовольствием послушаю твои, если они есть.

– Ты поклялся, – напомнила мне Амели. Поставила пакет с остатками фастфуда на капот и скрестила руки на груди. – Твои пять минут пошли. Начинай.

– С места в карьер? Уже неплохо, но вынужден попросить тебя сесть в машину.

– Зачем?

– Резкая, ты собралась пререкаться и тратить время? Не вопрос. Я подожду эти пять минут, а потом никуда не исчезну. Поверь, я не стесняюсь говорить на интимные темы при свидетелях. А ты?

Я обвел рукой стоящие поблизости машины и болтающих о своем людей. Глянул на часы и мысленно поаплодировал себе. Резкая огляделась, сжала губы в линию и процедила коронное:

– Лукашин…

– Я начинаю? Итак, я хотел сказать…

– В машине, – оборвала меня Амели. Печатая каждый шаг, обошла Чарджер и опустилась на пассажирское сиденье.

– Можно было и не выпендриваться, – произнес я, устроившись на водительском. – Я музыку включу?

– Зачем? – занервничала Резкая, косясь на мою руку.

– Просто так. Для фона. Хочу создать интимную обстановку, – перечислил варианты и рассмеялся: – Выбери любое удобное для тебя. Резкая, почему ты требуешь объяснение каждого моего действия?

– А ты догадайся. Я в телепаты не записывалась.

– А ты не думала, что мужчина может делать что-то, не объясняя причин? Как ты себе это представляешь? Алло, Амели, – произнес, поднеся ладонь к уху, – я хочу купить букет роз, чтобы порадовать свою любимую девушку. Ты же не против?

– Против, – огрызнулась Резкая. – Ненавижу розы.

– Удиви.

– Зачем?

– Боже, ты можешь просто ответить? – спросил я. – Не думая о том, что настойчивый Никита решил покопаться в твоих любимых цветах, чтобы и тут подгадить. Самой не смешно?

Глянув на Резкую, я выгнул бровь и удивленно присвистнул, услышав:

– Пусть будут подсолнухи.

– Прикольно, – кивнул и вновь поднес ладонь к уху: – Алло, Амели, можно я куплю букет подсолнухов, чтобы порадовать свою любимую девушку? – глянул на опешившую девушку и продолжил: – Еще я хотел пригласить тебя на набережную, чтобы вместе посмотреть на закат и пообниматься. Понимаешь, я очень люблю обнимать тебя. И целовать. Ты же не будешь против того, чтобы поцеловаться со мной?

Опустив руку, я развернулся к Амели, а затем притянул к себе и впился грубым поцелуем в ее рот.

Вспышка страха.

Шок.

Растерянность.

Я чувствовал, как застыли губы Резкой, но не собирался греть их своими и требовал ответить мне. Не давал отстраниться и оборвать поцелуй. Наоборот, запустил пальцы в волосы растерявшейся девушки и хрипло зарычал, пресекая любые попытки оттолкнуть меня.

Мгновение на сдвоенный и шумный вдох, чтобы после еще раз спалить к чертям весь кислород в легких и сломать ебучие границы.

Мгновение на взгляд в испуганные, но затуманенные глаза, и снова целовать, уже лаская и прихватывая оттаивающие губы. Кусая их за ненужную со мной робость и разжигая то, что прятала от всех, но почувствовал я.

Вдох.

Поцелуй.

И пьяный угар от того, что с губ Резкой сорвался еле слышный стон, а уперевшаяся в мое бедро ладонь дрогнула.

Я не хотел останавливаться, но, проведя костяшками пальцев по полыхающим щекам Амели, убрал руки.

Я не хотел, чтобы останавливалась она, но чуть отстранился и поплыл, когда Резкая качнулась за мной.

«Вот и все», – подумал и через мгновение зашипел, получив злую и звонкую пощечину.

– Лукашин! – прокричала Амели. Хватанула воздух и ударила меня кулаком в плечо. – Ты обещал! Ты поклялся!

– Богом? Я атеист.

– Ты… Ты!

– Все еще считаешь, что я не тот, кого ты можешь захотеть?

– Никогда!

– Тогда, получается, я проиграл?

– Да!

– Оно того стоило, Амели.

– Убирайся из машины!

– Мы договаривались, что я довезу тебя до автовокзала.

– Плевать!

– А мне нет, Резкая! – рявкнул я. – Хватит истерить. Да, я обманул тебя. Но при этом, заметь, я не сделал ничего из того, чего бы ты не хотела.

Глава 41. Амели

Не сделал ничего…

Не хотела…

Хотела…

Эти слова, сказанные самодовольным тоном, пульсировали в ушах и вызывали тошноту. Я потрясенно смотрела на Лукашина, оглушенная нарастающей яростью. Поразительно, с какой скоростью этот человек меняет мое отношение к нему. По щелчку пальцев. Любым неосторожным – или хорошо продуманным – словом. Взглядом или прикосновением.

ЧЕРТОВЫМИ ПОЦЕЛУЯМИ!

Вина, стыд, смущение, удивление, вина, стыд, гнев…

Чувства вспыхивали в груди и гасли, уступая место друг другу. По кругу. Бесконечным хороводом, от которого пульс начал зашкаливать.

Невыносимо!

Схватив сумку, что так и валялась у моих ног, я поморщилась, когда грубая ткань ручек теранула по горящей после моей пощечины Лукашину ладони. Распахнула дверцу и вылетела из салона, с запредельной скоростью рванув в сторону автовокзала.

Ни минуты.

Ни секунды.

Ни одного мгновения я больше не проведу рядом с этим человеком!

Хватит. Я не игрушка. Не подопытная крыса, не пробирка, в конце концов, внутри которой Лукашин может смешивать все, что ему в голову взбредет, лишь бы утолить свой интерес.

СВОЙ, А НЕ МОЙ!

– Амели! – ударил в спину злой оклик, который только добавил мне скорости.

Я с трудом удержалась от того, чтобы не сорваться на бег, не желая привлекать внимание окружающих нас с Никитой людей. С трудом заставила себя лишь ускорить шаг, а не превратиться в перепуганную беглянку.

И уже через десяток шагов мой локоть обхватили сильные пальцы и дернули назад, заставляя остановиться. Я попыталась вырваться. Упорно переставляла ноги, но со стороны, наверное, выглядела жалкой букашкой, пришпиленной булавкой энтомолога.

– Отпусти, – задушено выдавила из груди яростный протест, который разбился о непреклонность упертого барана, посчитавшего, что может мною командовать.

– Какого черта ты творишь? – сквозь зубы процедил Лукашин, встряхивая меня как куклу. Я повернула к нему лицо и выплюнула в ответ:

– Какого черта? Я? Я творю?! – Никита опешил, всматриваясь в мои глаза, а я оскалилась в безумной улыбке, уже не сдерживая себя: – Ты кем себя возомнил? Кто ты такой? Какое право… – поперхнувшись воздухом и поймав пару удивленных взглядов со стороны, уже тише продолжила: – Что ты там говорил про холодность к мужчинам? Ну же, Лукашин! Ты ведь все заметил, все считал, верно? Так какого хера считаешь себя в праве так себя вести со мной?

– Амели…

– Ты заметил, что я шарахаюсь от мужчин. Заметил мои реакции, но почему-то даже не вспомнил о них, когда у тебя возникло желание в очередной раз засунуть свой язык мне в рот! – Я разжала пальцы, позволив сумке рухнуть на землю, а сама освободившейся рукой толкнула Лукашина в грудь. – Эксперименты, проверки, исключительности! Да пошел ты на хуй со всем этим комплектом. Садись в машину и проваливай! И больше никогда – ни-ког-да – не приближайся ко мне! В противном случае я засажу тебя… за попытку изнасилования!

– В этом все дело? – пропустив мою тираду мимо ушей, он ожидаемо зацепился за озвученное ненамеренно. – Кто-то… пытался с тобой это сделать? Или… сделал?

– Тебя не касается мое прошлое, настоящее или будущее! – Я дернулась и удивленно застыла, когда Лукашин разжал пальцы и позволил мне освободиться. – Убирайся.

– Прости меня, – тихо проговорил он, повторно вгоняя меня в ступор. – Резкая… Я… Черт, я не хотел, чтобы ты все так воспринимала! – Никита провел ладонью по волосам, явно растерявшись и смутившись. – Я идиот.

Я фыркнула. Наклонилась, чтобы поднять сумку с вещами, но Лукашин опередил меня и сразу же отступил на шаг.

– Я больше не стану тебя трогать. Клянусь, если… – Он запнулся, словно прикусив язык. Покачал головой, не отрывая взгляда от моего лица, и ровным тоном добавил: – Садись в машину. Не трону.

– Богом клянешься? – съязвила я, скрестив руки на груди.

– Просто обещаю. Сядь в машину. Пожалуйста.

Я неуверенно переступила с ноги на ногу. Огляделась. На нас настороженно поглядывали, но вмешиваться никто не спешил, посчитав, видимо, что между мной и Никитой – обычная перепалка, как у влюбленной парочки.

Пульс грохотал в ушах, отдавая в виски, но гнев утих. То ли из-за неподдельного раскаяния в глазах Никиты, то ли из-за того, что я исчерпала весь запас эмоций. Навалилась усталость… и смирение.

Я не хотела верить Лукашину, но верила. Не хотела прощать, но не находила в себе сил злиться. Не хотела находиться рядом с ним, но все же пошла к машине, правда, пересела на заднее сиденье.

Нацепила наушники, достала телефон, включила музыку и прислонилась лбом к прохладному стеклу, закрыв глаза. Пара минут, и машина тронулась с места, постепенно набирая скорость. Не остановившись спустя необходимое для подъезда к автовокзалу время.

«Мудак», – подумала я, не открывая глаз, и провалилась в сон.

***

Проснуться было тяжело. Некоторое время я просто прислушивалась к своим ощущениям и наслаждалась слабым дуновением ветра, что прорывался в салон через приоткрытые окна. Затем вытащила наушники и только после этого открыла глаза.

Мы ползли со скоростью черепахи, влившись в длинный поток автомобилей, которые перестраивались в один ряд. Выпрямившись, я посмотрела в зеркало заднего вида, встретилась там взглядом с Никитой, и получила короткое пояснение:

– Ремонтные работы.

Запустив на смартфоне карты, ткнула в поиск местоположения и чертыхнулась, когда перед стрелкой, обозначавшей Додж, нарисовалась жирная оранжевая полоса с переходом в алый.

– Это надолго, – пробормотала, показав экран Никите.

– Остановимся?

– А смысл? Только сильнее увязнем.

Лукашин кивнул, и мы опять замолчали. Не зная, чем себя занять, я залезла в пакет из закусочной и от скуки слопала сначала остатки картошки, а следом и до ужаса остывший жареный пирожок с манговой начинкой. Проверила соцсети. Зачитала Никите пару забавных сообщений из чата группы, незаметно для себя включившись в диалог об универе, преподавателях и учебных буднях.

Мы оба делали вид, что ссоры не было. И меня это устраивало. Пусть натянутое дружелюбие в голосах обоих резало уши, я была благодарна Лукашину за это перемирие и, пусть и навязанную, но все же компанию в дороге.

Из-за того, что в разгар бархатного сезона кому-то взбрело в голову ремонтировать одну из полос по нашему направлению, время поездки увеличилось на добрых четыре с половиной часа. Вырвавшись из затора, где машины двигались по паре метров в пять минут, мы сделали остановку на заправке, чтобы перекусить и размять ноги.

В этот раз мне любезно предоставили возможность самой выбрать еду, но растерявшись от обилия позиций в меню, я заказала то же, что и Никита. Мы пообедали за небольшим столиком у окна, изредка обмениваясь комментариями по поводу сюжета комедии, которую показывали на большой плазме в центре зала. Выпили по большому стакану кофе, захватили парочку в дорогу, покурили и вновь сели в машину.

Я настояла на том, чтобы за руль села я. Не понаслышке зная, как выматывает многочасовая пробка, поэтому посчитала нужным дать Лукашину отдохнуть. Он, конечно, попытался возмутиться, но быстро сдался.

И, естественно, не стал садиться сзади.

Впрочем, несколько мирных часов в компании друг друга здорово снизили градус напряжения. И я не удивилась, когда Лукашин, потыкав несколько минут экран смартфона, сделал попытку начать разговор.

– Почему именно эта тачка? – спросил он, сделав музыку потише.

Я пожала плечами.

– А что с ней не так?

– Ну… Она мужская.

– Лукашин, – рассмеялась я, – ты из тех, кто считает, что все в нашем мире делится по принадлежности к тому или иному полу?

– Да брось, ты поняла, что я хотел сказать.

– Не поняла.

– Ла-адно, – протянул он. – Додж массивный, мощный, своенравный, любит твердую руку и, как мне кажется, в глазах женщин… недостаточно изящен.

– Ты действительно так считаешь?

Он немного помолчал, прежде чем ответить.

– Нет. Я считаю эту тачку красивой. Но я не женщина.

– Жаль. Тогда с тобой было бы проще найти общий язык, – заметила я, обогнав еле тащившийся драндулет, и прибавила скорость. – Дело не в том, мужчина водитель или женщина. Дело в навыках.

– Не спорю. И кто же тебя учил? Отец? Брат? У тебя есть брат?

Я бросила на него быстрый взгляд, чуть улыбнувшись.

– Женщина.

– Женщина, – эхом прозвучало с соседнего кресла. – Интересно. Мама?

– Подруга бабушки. У нее был BMW M1, а у меня… желание отвлечься и увлечься.

– Неплохо, – присвистнул Никита, – не думал, что в России можно встретить такую машину.

– Точно, ты же у нас американ бой. И как она, жизнь в Штатах?

– Как и везде, со своими плюсами и недостатками.

– Ты там заразился гонками?

– Да.

– И кто тебя учил?

– Чад.

Я вновь посмотрела на Лукашина, демонстрируя, что жду продолжения. Никита пожал плечами и пояснил:

– Новый муж матери. Мировой мужик. Для начала привил мне любовь к бейсболу, а потом и к стритрейсингу. Правда, первую тачку, которую он мне подарил, я намотал на столб, когда решил показать, что умею дрифтить. Кажется, мы сказали моей маме тогда, что грохнулись с великов. Не думаю, что она поверила. Кхм, если честно, я думаю, Чаду знатно от нее досталось, потому что к следующей покупке тачки для меня он подошел основательно. – Я уловила улыбку в его голосе. Теплую и пропитанную благодарностью. – Вернее, новую машину он купил мне уже спустя неделю, но ключи от нее отдал только через три месяца. После курсов экстремального вождения и консультаций знакомого опытного гонщика.

– Мэй тоже гоняла, – кивнула я.

– Мэй?

– Женщина, которая учила меня.

– Редкое имя, – со скрытым любопытством заметил он.

– Она из Кореи. Приехала сюда с мужем, а потом развелась и… почему-то осталась в России. Для меня она стала… членом семьи.

– Чад для меня тоже. Я не называю его отцом, но отношения у нас очень теплые. Он из тех людей, кто постоянно удивляет контрастами и совершенно неожиданными поступками.

– Например?

– До встречи с ним мне и в голову не приходило, что владелец крупной транспортной компании станет по собственной воле обедать в придорожной забегаловке. Или что человек, имеющий возможность купить любой автомобиль, с горящими глазами полезет в полудохлый и гнилой Плимут Бельведер. Я полчаса потратил на то, чтобы отговорить его перекупить и восстановить машину.

– Получилось?

– Нет, – фыркнул он. – В наш спор вклинился владелец автомастерской, и мы начали прикидывать, в какой цвет лучше покрасить машину. – И тихий вывод, без какого-либо перехода. – Наверное, окажись на месте Чадди кто-то другой, я бы не принял его. Не радовался тому, что мама повторно вышла замуж, но Сандерс… Он не пытался стать мне отцом, но очень хотел стать другом.

– Иногда друзья лучше семьи, – пробормотала я.

Уверена, Лукашин это услышал. Но промолчал, не стал задавать вопросы. И я была благодарна за это.