Текст книги "На пороге соблазна (СИ)"
Автор книги: Анастасия Тьюдор
Соавторы: Лана Муар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
Глава 37. Амели
За окнами Чарджера яркими полосами проносились огни ночного города, а моя злость на Лукашина росла в геометрической прогрессии.
Ненавижу.
Не-на-ви-жу!
Я сложила свою нынешнюю жизнь по кирпичику. Выстроила из крошечных блоков стену, которая отделяла меня от прошлого. И пусть эта стена не была высокой, монолитной и максимально надежной, я все же могла прятаться за ней и чувствовать себя защищенной.
Пока не появился Никита Лукашин. Гвоздь, который шутница-судьба вбила в самый ненадежный цементный шов, пустив с его помощью по моей защите глубокие трещины.
Теперь под ногами хрустело крошево стабильности, планов и надежд. И я давила на педаль газа, сгорая от желания обрушить на голову виновника моих бед свой гнев. Пора было прекратить это безумие и вырвать из бульдожьей хватки Лукашина нетронутые остатки моей жизни.
Ночью дороги Ростова всегда радовали отсутствием потока машин, поэтому до уже знакомой высотки я добралась очень быстро. И только выскочив из машины поняла, что я не знаю кода домофона и не помню номер квартиры. Ругнувшись, полезла в карман куртки за смартфоном, прикидывая, кто из группы сможет мне помочь пробить точный адрес Лукашина, и зависла, заметив окошко уведомления с обрывочным сообщением: «Привет. Я знаю, что не имею права…».
В другой ситуации я бы проигнорировала сообщение, предпочтя сосредоточиться на насущном, вот только весточка пришла не от подружки или знакомой. Перед текстом сообщения стоял ник Симы.
Я прислонилась к дверце Чарджера и нажала на уведомление, а спустя секунду озадаченно нахмурилась. Меня перекинуло в приложение, но вместо чата с сестрой система открыла список диалогов.
Какого черта?
Полистав чаты и найдя старую переписку с Серафимой, я убедилась, что никакого сообщения от нее не приходило. И я по-прежнему находилась в черном списке, не имея возможности написать.
Беспокойство царапалось на подкорке, подстегивая переключиться на фейковый аккаунт. Да, Сима действительно пару минут назад была в сети. В аккаунте тишина: ни новых фото, ни сторис.
Ну не привиделось же мне?
Из ступора меня вывел писк распахнувшейся подъездной двери. Я убрала телефон в карман и метнулась к крыльцу, чудом не столкнувшись с вышедшим на улицу мужчиной, держащим в руках поводок, на обратном конце которого юлой вертелось какое-то подобие мелкой собаки.
– Добрый вечер, – бодро поприветствовала я мученика, явно не жаждущего выгуливать питомца под моросящим дождем. Натянув улыбку, словно вижу мужчину каждый день, я юркнула в подъезд и выдохнула с облегчением, когда за спиной с приглушенным стуком захлопнулась дверь. Останавливать с криками: «Эй, ты куда?» меня никто не собирался.
Смятение, вызванное внезапным сообщением от сестры, стерлось из памяти, стоило только подняться на нужный этаж и увидеть дверь квартиры Лукашина. Потускневшая злость вновь вспыхнула в центре груди, согревая изнутри и подпитывая мрачной, тяжелой силой. Но прежде, чем я подняла руку и вдавила кнопку звонка, дверь распахнулась, и на пороге возник Никита в спортивных брюках и толстовке с натянутым на голову капюшоне.
– Амели? – на мгновение растерявшись, Лукашин даже сделал шаг назад, не выпуская из пальцев дверную ручку. – Дымыча здесь нет, он уехал минут сорок назад. К тебе.
– Поверь, я в курсе, – прошипела я, надвигаясь на сбитого с толку мои появлением Никиту. – Я с ним столкнулась у своего подъезда. Как раз в тот момент, когда выходила из Чарджера. Доволен, Лукашин?
Он моргнул, с опаской глядя на меня из-под ресниц. Его плечи напряглись,, линия челюсти стала четче.
– Доволен? – тихо переспросил Никита, не двигаясь с места. Я подошла вплотную к нему и взглянула на окаменевшее лицо снизу вверх, чудом сдерживаясь от того, чтобы не вцепиться в него ногтями.
– Ты ведь так хотел вывести меня на чистую воду. И, судя по всему, тебе это удалось. Нашептал Авдееву на ушко про меня, верно?
– Сбавь тон и изъясняйся нормально, – отчеканил он, не стесняясь смотреть мне в глаза. – О чем речь?
– Что ты ему сказал? – процедила я сквозь зубы. Толкнула парня в грудь дрожащими от ярости ладонями, заставив его вернуться в квартиру. Дверь захлопнулась за нами с оглушающим грохотом, от которого, как мне показалось, содрогнулся весь дом.
– Я никому ничего не говорил.
– Да-а? – протянула я. – А вот мне так не показалось.
– Амели…
– Заткнись! – почти взвизгнула я, отпуская тормоза. Меня трясло, перед глазами все плыло, скрывая очертания предметов за алой дымкой. Я была готова сжечь Лукашина напалмом, утопить его в своей ненависти.
Это он во всем виноват! Он и его неуемное любопытство!
– Пока ты не появился, Диму все устраивало! – Мой голос звенел, и я была не в силах как-либо это изменить. – Я говорила тебе, что рано или поздно расскажу ему все! Я извинилась за то, что вмешалась в твои планы! Я делала вид, что ты не вызываешь у меня зубного скрежета, что я готова общаться с лучшим другом своего парня, но ты-ы-ы…
Мой указательный палец уткнулся в мгновенно напрягшуюся грудь Никиты. Лукашин прикрыл глаза, потер переносицу и спустя пару глубоких вдохов вновь посмотрел на меня:
– Ты пришла винить меня в том, что сама же и завралась?
– Я просила тебя не лезть!
– Я и не лез! – рявкнул он. Резким жестом заставив меня убрать руку, наклонился ниже, чеканя чуть ли не по буквам: – Дима просил совета. Хотел разобраться в том, почему его отношения не являются нормальными, с какой стороны не посмотри. И я посоветовал ему откровенно поговорить с тобой. Дать вам обоим шанс быть честными…
– Я тебя просила об этом? – Отшатнувшись от Никиты, я приложила ладонь к груди, в которой невыносимо пекло. Внутренности скручивало от этого жара. – Неужели в твоей тупой голове не укладывается мысль о том, что люди способны разобраться в своих проблемах без твоего длинного носа? Это ты накрутил его! Ты, чертов манипулятор, зародил в нем подозрения, и теперь я даже не имею возможности оправдаться перед ним!
Карие глаза Лукашина презрительно сузились. Их сканирующий взгляд я ощущала каждым миллиметром своей кожи. И впору было затрястись от страха, захлебнуться от волн тяжелой мужской ауры, но я лишь вздернула подбородок, с достоинством встретив мрачный взгляд Лукашина.
– А ты не думала, Резкая, что перед своим парнем можно не оправдываться? – угрожающе проговорил он. – Достаточно быть с ним честной.
– Тебя не касаются мои отношения с Димой. Не касаются! – Казалось, от моего ора задребезжали все стеклянные предметы в этой чертовой квартире.
– А тебя не касается моя дружба с ним! – в тон мне ответил Никита. Покачав головой, он спрятал ладони в карманы толстовки. – Поверь, меньше всего мне хочется копаться в том дерьме, что вы называете идеальными отношениями.
Я застыла, неверяще глядя на Лукашина. Несколько раз открыла рот, подбирая слова для ответа, но так и не смогла ничего из себя выдавить. Тряхнув головой, полезла в карман куртки и достала ключи от Чарджера. Прохлада металла и пластика привычно обдала волной спокойствия мои пальцы. Сглотнув, я зажмурилась и пихнула ключи в грудь Никите.
– Забирай. И исчезни из моей жизни, Лукашин. Навсегда! Делай с машиной все, что твоей душеньке будет угодно. Этого достаточно, чтобы покрыть моральный ущерб от знакомства со мной.
Уже во второй раз растерявшийся Никита механически перехватил мою ладонь, но прежде, чем ему удалось сжать мои пальцы, я убрала руку и отступила назад, увеличив между нами дистанцию.
Сразу стало легче дышать. Красное зарево все еще плясало перед глазами, но я была как никогда спокойна.
Да, отдавать машину больно. Да, я только что оторвала от своей души огромный кусок, и теперь все внутри меня кровоточило, но одновременно с этим я видела замаячившее на горизонте спокойствие.
Никакого груза вины. Никакого страха.
Я сбросила все на Лукашина и чувствовала себя свободной.
– Что за цирк, Резкая? – выплюнул Никита, поочередно посмотрев на меня и ключи в своей руке. – Забери.
– Нет. Документы отдам через несколько дней, – спокойно проговорила я. – Уж потерпи, будь добр. И… – Мои губы растянула злорадная, но грустная усмешка. – Обвиняя кого-то в обмане и лицемерии, посмотри для начала на себя.
– Что? – угрожающе тихо спросил Лукашин.
– Ты ведь не сказал ему, да? – усмехнулась я. – Не сказа-а-ал, – издевательски протянула, заметив вспышку стыда в темных глазах парня. – Честный человек, Лукашин, не станет сосаться с девушкой друга за его спиной. Так что ты ничем не лучше меня.
– Сосаться? – глухо переспросил он. Темный взгляд пригвоздил меня, обрушившись на плечи многотонным грузом. – Ты уверена, что подобрала верное определение, Амели?
От угрозы, прозвучавшей в низком голосе, захотелось поежиться. Но я не имела права пасовать. Только не сейчас.
– Абсолютно.
Судорожный вздох.
Стремительно пролетевшая секунда.
Смазанное движение нависнувшей надо мной скалы.
И моя спина впечатывается в стену, а мужские пальцы смыкаются на моей шее. Этот же жест дублируется ниже, на бедре. До короткой вспышки боли, до синяков, которые, я уверена, обязательно проявятся позже.
Обжигающие губы обрушиваются на мой рот, бесцеремонно воруя воздух и не давая хоть как-то сориентироваться в происходящем.
Чужой язык переплетается с моим. Призрачное ощущение свободы испаряется, уступив место агрессивному вторжению в мое личное пространство. Я дергаюсь, впиваюсь ногтями в каменные плечи, не менее каменную шею, раздираю кожу до крови.
Кусаюсь.
Пытаюсь вырваться.
И отвечаю на поцелуй.
Из-за отчаяния.
Из-за желания спастись от нехватки воздуха.
Поддаваясь слепому страху и теряя способность мыслить.
Дыхание Лукашина опаляет мои губы. Его язык мажет по ним, напоминая рецепторам об уже знакомом им вкусе.
Зубы зло цепляют подбородок, соскальзывают ниже, впиваются в шею.
Клеймят, оттягивая кожу и тут же отпуская ее.
Два вздоха – мой и Лукашина – вновь сталкиваются, смешиваются, взрываются на наших губах.
Я упираюсь ладонями Никите в грудь, но не прикладываю достаточной силы, чтобы оттолкнуть. Отвлекаюсь на новый раунд борьбы наших языков. Сознание плывет. И если разум вопит об опасности, то тело игнорирует и железную хватку на шее, и жар прижавшегося мужского торса, и несколько грубых укусов, которые сразу же маскируются быстрым отпечатыванием губ.
Все закончилось так же быстро, как и началось.
Лукашин шарахнулся назад, словно силой заставляя себя оторваться от меня и сбежать на безопасное расстояние.
Воцарилась тишина. Из звуков – только наше прерывистое дыхание вразнобой.
– Теперь тебе будет с чем сравнивать, – хрипло выдохнул Никита, старательно избегая встречи с моим ошарашенным взглядом. – Твои ключи.
Я посмотрела на его протянутую ладонь. Сгребла на груди распахнутую куртку. И, на ощупь отыскав дверную ручку, выскочила из квартиры.
Глава 38. Никита
Выдох…
Вдох…
Выдох…
Вдох…
Никто никуда ни за кем не идет.
Никто ничего не станет отдавать.
Никаких сейчас.
После.
И снова выдох, а за ним вдох.
Жалкая попытка включить голову и успокоиться, когда внутри клокочет от злости и бешенства.
Сосались мы… Как же… Сперва “проверить” решила, а теперь оказывается мы «сосались»... Ну да. Других вариантов быть не может. Я же нихрена не вижу.
– И конечно же мне никто не отвечал, да?! – взорвался я, грохнув кулаком по стенке шкафа. – Показалось мне, да?!
Повторив удар и не почувствовав никакого облегчения, я мысленно прокрутил слова Резкой по поводу наших поцелуев. И слетел с тормозов.
Мне хотелось догнать Резкую и всучить ей ключи от Доджа. Впиться в губы Амели и зацеловывать ее до тех пор, пока она не признает, что «проверка» выключает голову не мне одному.
Нам обоим.
Но нет. Мы же просто пососались.
Оглянувшись, я увидел биту и направился за ней. Поднял и, примерившись, расхерачил зеркало на двери шкафа-купе. После наткнулся взглядом на приставку, в которую залипали с Димоном, и разбил ее вдребезги. Дальше обрушил конец биты на плазму, а с нее переключился на полки и горшки с декоративными цветами.
Я крушил все, что попадалось мне под руку. Пинал осколки и искал, что ещё можно разбить, чтобы выместить свою злость. Только она не угасала. Наоборот, вцепилась в меня мертвой хваткой и раз за разом подкидывала обвинения Резкой.
Я сидел и нашептывал Дымычу, кто такая его Лилечка? Нахуй вазу.
Я лезу в ваши отношения? Ноут, а что ты скажешь по этому поводу?
Для полной картины не хватало лишь упрека в том, что любимый и уважаемый не позвонил раньше. Ведь он не мог ныть о том, как ему плохо, и наотрез отказываться звонить Лилечке! Ведь это я отговаривал Дымыча набрать ее номер!
– Разве могло быть иначе, когда крайний я?
Я рассмеялся и, обведя взглядом перевёрнутую вверх дном квартиру, швырнул биту на пол. Прошел по усыпанному осколками стекла и пластика полу до холодильника и достал из него початую бутылку виски. Глянув на которую до зубовного скрежета захотелось стереть из памяти все, что связано с Резкой. Особенно вкус ее губ.
Пригубив из горлышка, я провел языком по губам, надеясь смыть алкоголем послевкусие поцелуев. А затем, повторив глоток и вновь облизав губы, зашелся смехом от того, что раньше нажрусь в хлам, чем притуплю уже проникшее под кожу.
Я чувствовал, как отвечала мне Резкая у себя дома. Слышал, как в ее дыхании просыпается интерес. И слова о том, что Амели проверяла свои ощущения, неожиданно заиграли новыми красками.
Она проверяла свои ощущения со мной.
И сегодня, когда я забыл про нежность и позволил себе целовать так, как хочу, не было ни единого намека на панику.
Растерянность.
Удивление.
Но не паника.
И ключ от Чарджера – нихрена не про оставить в покое «идеальные» отношения.
Скорее оправдаться за прозвучавшее «устраивало». Обман, которым Резкая успокаивала себя до моего появления. А после – ключ в обмен на иллюзию безопасности и защищённости, которыми с Авдеевым не пахло. Чтобы плыть с ним по течению и не пытаться что-то менять.
А чем я лучше?
Кто собирался купить миндальный ликер, что обмануть себя? Кто слушал нытье Авдеева и советовал ему поговорить с Амели, но не поговорил с ней сам?
Я сделал глоток виски, забивая им горький привкус услышанных обвинений Дымыча, а затем провел языком по губам и криво усмехнулся.
Холодная? Бред.
Неправильная? Факт.
И дальше сотни упрёков, но ни одного действия, чтобы разобраться, почему Амели не такая, как все. Потому что их обоих устраивало то, что есть. А меня – нет.
Поцелуй, но «проверка».
Поцелуй, но «сосаться».
Осознавал ли я, что одним поцелуем перечеркну дружбу с Дымычем? Да.
Целовал ли для того, чтобы разрушить их отношения? Нет.
Это можно было сделать гораздо проще и раньше. Хватило бы демонстрации видео на приеме, но, один черт, нет. Я отошёл в сторону и оставил Резкую в покое. Я думал, что у меня получится не замечать ее тайны и секреты. После – не обращать внимания на то, что она проникла мне под кожу и пропитала лёгкие запахом кофе и миндаля. Въелась в мои губы теплом своих губ и запустила себя по моим венам, нервам, мышцам.
Диагноз: «Резкая головного мозга».
***
Ещё вчера, когда перегонял Чарджер с уличной парковки на подземную, меня посетила странная мысль о схожести Доджа с его хозяйкой. И вроде бы я проехал несколько метров. Вроде бы логичным казалось, что Резкая выбирала и доводила машину под себя. Но стоило выехать на Кошаке утром и прокатиться на нем, прислушиваясь к ощущениям, я убедился в том, что мне не показалось.
Кошак обманывал своим видом окружающих и создавал иллюзию коровы на льду, когда по факту являлся совершенно другим. Неожиданно сбитый и острый на руль Чарджер вгрызался покрышками в мокрый после дождя асфальт. Послушно поворачивал туда, куда я его направлял, и басовито бурчал выхлопом, сразу же отзываясь на нажатие педали газа. Под которой ощущался достаточный запас по мощности.
Стартануть со светофора, оставив водителей соседних автомобилей таращиться на удаляющиеся фонари? Легко.
Ввинтиться в поворот кругового, не потеряв при этом сцепления и шлифануть колесами, когда захотелось именно этого? Да пожалуйста.
Я мог не понимать любви к маслкарам и чем руководствовалась Резкая при выборе машины. Но и представить ее за рулем другого автомобиля у меня не получалось.
Супра Авдеева? Нет. Для Амели она ни о чем.
Какой-нибудь паркетник или та же Секвойя Дымыча? Туда же.
Только и исключительно Чарджер. Который внезапно легко объяснял «боязнь» других машин у Резкой и мое решение вернуть его ей.
Что вчера, что сегодня у меня не возникло ни одного сомнения. Что вчера, что сегодня я не собирался забирать машину. Ни как компенсацию за Врыксу, ни в виде платы за спокойное «устраивало».
Я бы не выиграл ту гонку и даже больше – не стал бы в ней участвовать. Привыкнув к правилам заездов в Саннивейле, мне не приходило в голову, что здесь могут и гоняют жёстче. Особенно Резкая.
Я бы не полез в их отношения с Димкой и не стал бы копать под Амели, не нацепи она маску. Однако сейчас, узнав про ебучее «устраивало», я хотел разобраться до конца и поставить точку. Закрыть этот вопрос раз и навсегда, забыть о поцелуях и своих мыслях о Резкой.
Я хотел стереть ее из памяти. Вычеркнуть и забыть, как страшный сон. И в то же время, мне не хотелось просыпаться. Не понимая зачем, но ощущая почему.
Никакой логики.
Никаких надежд.
Никаких шансов.
Плевать. Отдать машину, поставить точку, а дальше… я разберусь с тем, что будет дальше.
Въехав во двор дома, где снимала квартиру Амели, я припарковал машину на свободный пятачок у соседнего подъезда и поправил лежащие на пассажирском сиденье маску и парик. Глянул на моргнувшие светом окна Резкой и перевел удивленный взгляд на часы.
Только легла или, наоборот, встала?
Оба варианта не подходили для разговора. Оба отметали саму возможность поговорить. Но, чего я точно не ждал, так появления Амели на улице с сумкой.
– Амели, – окликнул я ее, распахнув дверь.
– Лукашин, отвали от меня. Я вчера сказала, что документы отдам позже, – огрызнулась Резкая. Мазнула взглядом по своей машине и направилась в сторону арки, ведущей на соседнюю улицу.
– Резкая, твою мать! – вспылил я и, выскочив из Чарджера с ключами в руке, пошел за девушкой. – Я не настолько тупой, чтобы забыть, о чем мы говорили вчера. Но, может, ты остановишься и заберешь ключи?
– Зачем? – усмехнулась Амели, не замедлив шаг, а наоборот, ускорив его. – Я вчера ясно дала понять, что машина твоя…
– А на кой черт мне твоя машина?
– …привезу документы и делай с ней, что хочешь. Да мне плевать, нужна она тебе или нет!
– Резкая! – рявкнул я. Догнал ее и, рванув за рукав куртки, развернул к себе лицом. – Три предложения. Первое – никуда не надо ехать. Второе – мне не нужна твоя машина. И третье – я приехал отдать тебе ключи. Все. Вопрос закрыт и не обсуждается. Понятно?
Я удерживал Амели до тех пор, пока она не кивнула в ответ. Правда, стоило мне отпустить ее и протянуть ключи, Резкая развернулась и рванула к арке.
– Блядь, да что за цирк?! Я за тобой бегать должен? – выкрикнул я. Догнал беглянку и вновь дернул ее за рукав. – Резкая, я сказал, что приехал отдать тебе ключи, – процедил, смотря в полыхающие огнем глаза. – Забирай.
– Как ты там сказал? – поинтересовалась она. – Вопрос закрыт и не обсуждается?
– Допустим.
– Я. Все. Решила. И завтра привезу тебе документы. Достаточно понятно?
– А что тебе мешает отдать их сейчас? – спросил я, надеясь на то, что Амели будет вынуждена вернуться в квартиру, а у меня появится возможность оставить ключи и уйти. – Давай закроем вопрос, раз ты все решила.
– Лукашин, – протянула Резкая, закатив глаза, – включи голову. Я русским языком сказала, что не могу отдать тебе документы сейчас. Может, потому что они не в Ростове?
Выгнув бровь, Амели посмотрела на меня и дернула руку. После, когда я и не подумал разжать пальцы, рванула сильнее и рявкнула раздраженное:
– Лукашин, отпусти!
– А знаешь, что мы сделаем? – произнес я. – Мы вместе съездим за документами. Ты же решила отдать машину?
– Лукашин, ты тупой? Я сказала, что привезу документы сама и отдам их тебе завтра!
– О нет, Амели. Я не собираюсь ждать. Съездим и заберем. Вместе. Заодно и поговорим.
– Нам не о чем говорить, – огрызнулась Резкая и пискнула, когда я потянул ее к машине и расплылся в ядовитой улыбке:
– Это ты так думаешь. Я же считаю, нам есть, что обсудить.
Глава 39. Амели
Дар речи, утраченный мной после заявления Лукашина, вернулся лишь после того, как под моей задницей оказалось пассажирское сиденье, а справа хлопнула автомобильная дверца.
– Какого черта? – рявкнула я и дернула ручку, пытаясь выйти из машины, но Никита, не переставая ухмыляться, заблокировал замки, не спеша обогнул Чарджер и опустился на место за рулем.
Щелчок. Мерный рокот двигателя. Шорох покрышек по мокрому асфальту. И грохот моего сердца, когда я поняла, что гребаный придурок не шутит.
– Останови машину и выпусти меня, – потребовала я, просверлив взглядом в профиле Лукашина две обугленные дыры. – Сейчас же!
– Нет, – жирной точкой обозначил он свой ответ. – Я отвезу тебя куда скажешь. И мы обсудим…
– Что обсудим? То, как ты отравляешь мою жизнь с первой секунды появления в ней? Или то, как ты лезешь с неуместными поцелуями, зная, что я встречаюсь с твоим другом?
Лукашин хмыкнул и спокойно повернул руль, выезжая со двора на дорогу. Ткнул пальцем в кнопку проигрывателя, отрегулировал громкость, а после, остановившись на светофоре, включил навигатор.
– Куда едем?
– Я никуда с тобой не поеду! – Я сбросила с колен сумку с вещами… и замерла. Вот что делать в такой ситуации? Двери заблокированы. Вцепиться ногтями в бесившее до зубного скрежета лицо? А если спровоцирую аварию? – Лукашин, у меня билеты…
– Я верну тебе за них деньги, – ровным тоном ответил он, вновь трогаясь с места. – Резкая, если потребуется, буду кружить по городу столько, сколько тебе потребуется на усвоение простого тезиса: я еду с тобой. Считай это бараньим упрямством. Хотя… Кто еще из нас… упрямится.
Отреагировав на это заявление нервным смешком, я сложила руки на груди и уставилась в окно, демонстративно промолчав.
– Ладно, – все так же спокойно проговорил Никита. – Даю время подумать.
Я опять промолчала, бегая взглядом по пустынным с утра улицам. Внутри все кипело от негодования, потому что Лукашин каким-то образом в очередной раз умудрился занять наиболее выгодную позицию, лишив меня возможности сопротивляться.
Безусловно, я могла разораться или изобразить истерику. И я всерьез присмотрелась к этой идее, но была вынуждена ее отмести, потому что подобное поведение попахивало детским садом. Можно было предложить компромисс – остановить машину и поговорить, а потом разойтись в разные стороны, но я уже видела на лице Никиты подобное упрямое выражение. Он не отступит, будет стоять на своем до последнего.
И, честно говоря, я до ужаса устала от нервотрепки последних дней, дерьмовых бессонных ночей и постоянной головной боли. На секунду представив, что придется провести часов шесть в набитом людьми вагоне электрички, я вздохнула и ткнула в экран навигатора, чтобы выбрать нужный маршрут.
– Краснодар? – присвистнул Лукашин, когда прогрузилась карта. – Тогда стоит заправить твоего Кошака и наши желудки.
Я поджала губы, словно недовольна этой вынужденной заминкой, но мысленно признала, что предложение годное.
Первая остановка пришлась на заправку. Никита с подозрением покосился на меня, достал бумажник и вышел из машины, не заперев двери. Я лишь сделала музыку погромче и полезла в карман, проверить телефон.
Еще ночью, вернувшись домой, я написала Диме с просьбой встретиться и поговорить. Сообщение было доставлено и прочитано, но до сих пор оставалось неотвеченным. И пусть я понимала, что Авдееву нужно время, чтобы остыть и согласиться на мое предложение, ожидание злило и нервировало.
Пару секунд поколебавшись, я продублировала ночное сообщение и хмыкнула, когда к первой галочке не присоединилась вторая. На что я рассчитывала в восемь утра воскресенья? Авдеев наверняка еще спал.
Когда Лукашин, заправив бак, вернулся с двумя бутылками воды и парой бумажных стаканчиков на подставке, я убрала телефон, игнорируя любопытный взгляд парня, и молча взяла один из горячих напитков. Осторожно пригубила, предвкушая, как с пренебрежением откажусь от принесенного кофе, но в стаканчике оказался горячий имбирный чай. Буркнув слова благодарности, я отвернулась к окну, грея ладони о нагретый кипятком картон.
Мы ехали молча, тишину в салоне нарушала только негромко играющая музыка. В выходной день дороги радовали отсутствием пробок, поэтому к выезду из города мы подъехали уже через полчаса. Я искоса наблюдала за тем, как Лукашин расслабленно крутил руль, и страдала от детских приступов ревности. Никита слишком быстро освоился в управлении Чарджером, машина послушно реагировала на нового водителя. Поймав себя на этой мысли, я хмыкнула. А что я ожидала? Что Кошак, протестуя, начнет буксовать или глохнуть? Смешно.
Уже на выезде на нужную нам трассу Лукашин притормозил возле небольшого фургончика с яркой вывеской в виде бургера. Судя по значительному количеству припаркованных рядом машин, место пользовалось популярностью.
– Чего твоя душенька желает? – спросил Никита, подбрасывая на ладони бумажник.
– Душенька? – усмехнулась я. – Ты из какого века?
– Я просто пытаюсь быть милым. Не буду же я спрашивать, чего купить пожрать?
Лукашин смотрел на меня исподлобья, но совершенно спокойно. И это бесило! Неужели он действительно считал, что я стану общаться с ним после… всего? Захотелось задрать нос и отказаться от каких-либо «подачек», но в желудке было пусто с вечера, и давиться слюной, наблюдая, как Никита будет лопать жирный фастфуд, меня не прельщало.
– Бургер. Картошку. Колу, – пробурчала я, допивая остатки уже остывшего имбирного чая.
– И десерт? – предложил Лукашин. Я вздохнула:
– И десерт.
Откинувшись на спинку кресла, я наблюдала через лобовое стекло, как Никита делает заказ, и с мрачным удивлением понимала, что долго злиться на него у меня не получается.
Да, он навязал мне свою компанию. Да, он имел наглость не испытывать проблем, управляя моей машиной. Но… его присутствие рядом не вызывало длительного дискомфорта, первичное раздражение испарилось, и я как-то подозрительно легко расслабилась. Словно забыла, кого считала источником всех моих проблем.
В момент, когда Никита принял от работника фургончика пакет с нашим заказом, я поняла, что мне требуется передышка. Предстояло несколько часов провести с Лукашиным бок о бок, и я совершенно не представляла, чем вся эта затея с поездкой закончится. Поэтому, желая хоть немного увеличить дистанцию между нами, я вышла из машины и прошла к одному из высоких столиков, на ходу расстегивая замок кожанки. Солнце, наконец, разогнало серые тучи, и теперь в воздухе ощутимо накапливалась духота.
Никита присоединился ко мне без вопросов и возражений. Шурша бумажным пакетом, достал из него пару бургеров и коробочку с картофелем, выдал мне трубочку и стакан с колой.
– Приятного аппетита, – любезно пожелал он, а уголки его губ чуть дрогнули, словно он сдержал улыбку. Я закатила глаза:
– Перестань делать вид, что тебе приятно мое общество, Лукашин.
Вот теперь он все же улыбнулся. Но отвечать на мое замечание не стал, молча приступив к еде.
Я откусила от бургера, закинула в рот брусочек хрустящего картофеля, неспеша запила колой и решилась на слабую попытку изменить ситуацию.
– Вот там, – указала пальцем вправо, – автовокзал. Предлагаю поговорить, обсудить то, что ты хотел, и мирно разойтись. Думаю, тебе есть чем заняться в выходной день.
– Нет, я совершенно свободен, – невозмутимо ответил он, разглядывая содержимое своего бургера. – Хм, неплохой соус, да?
– Лукашин, – процедила я сквозь зубы, – говори.
Никита медленно положил бургер на стол, вытер рот салфеткой и посмотрел на меня.
– Ты любишь Дымыча?
Я замялась и попыталась скрыть неловкую паузу очередным глотком колы. Лукашин продолжал наблюдать за мной с нечитаемым выражением лица, и только прищурил глаза, что выдавало его любопытство.
– Это не твое дело, не находишь? – заметила я.
– Это простой вопрос.
– На который ты не получишь ответа.
– Ты не хочешь отвечать или не можешь?
– Не хочу.
– Придется.
Я фыркнула.
– Иначе что? Заставишь?
– Прекрати воспринимать каждое мое слово в штыки, Амели.
– Я общаюсь с тобой так, потому что учла ошибки во время наших прошлых… бесед.
– Например? – живо заинтересовался Ник.
– Например, ты игнорируешь просьбы не лезть туда, куда не следует.
– И именно поэтому я сейчас спрашиваю тебя о чувствах к Диме.
Опустив голову, я принялась разглядывать коробку с картошкой. Лукашин терпеливо ждал, попивая кофе.
Я вздохнула, посмотрела Никите в глаза и тихо произнесла:
– Я бы не стала так долго встречаться с ним, если бы не испытывала никаких чувств.
– Он из богатой семьи, воспитан и, насколько я могу судить, обладает неплохой внешностью. – Короткая пауза, будто мне дали возможность возразить. И следующий аргумент, от которого мурашки рванули врассыпную по всему телу: – А еще Дымыч не задает лишних вопросов.
– И это, конечно же, на твой взгляд, главная причина, почему я с ним?
– Да, – кивнул Лукашин и пояснил: – В этом наше с ним главное отличие. Дима из тех, кто не лезет, как ты выразилась, в душу. Он считает, что если человека что-то не устраивает или у него возникли какие-то проблема – он расскажет сам. Дима из тех, кто уважительно относится к чужим личным границам.
– А ты нет?
– Я… – Никита чуть помолчал, а потом усмехнулся: – Определенно нет.
– Мир твоего партнера должен вращаться исключительно вокруг тебя? – уточнила я.
– Дело не в мире, Резкая. Во-первых, для меня в отношениях очень важно доверие. А как доверять человеку, который держит тебя на расстоянии и явно имеет какие-то секреты?
– Дима не знал о моих секретах, пока ты на них не указал, – обвиняюще ткнула я в него пальцем.
– Ничего я не указывал, – поморщился Лукашин. – Он и без меня начал задаваться вопросами. И поверь, тебе повезло, что это началось спустя год, а не через пару месяцев.
– И это еще одно отличие между вами?
– Угу. – Он откусил от бургера и медленно прожевал, явно с целью потянуть время и поиграть у меня на нервах. – Хотя… Думаю, я бы еще быстрее озадачился тем, что не могу трахнуть любимую девушку.
Я покраснела, судя по прилившему к щекам жару. Сделала жадный глоток колы и подвела итоги:
– Получается, Дима уважительно относится к моим секретам и личным границам, не принуждает к сексу, а еще богат, красив и воспитан. И после этого ты спрашиваешь, почему я с ним в отношениях?
