Текст книги "Голодные игры от лица Пита Мелларка (СИ)"

Автор книги: Анастасия Скарина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Вот как! Что ж, я пойду. И ты меня не остановишь.

– Я пойду за тобой. Сколько смогу. До Рога изобилия не дотяну, но буду орать твое имя, пока кто-нибудь не придет и не прикончит меня.

– Ты с этой ногой и десяти шагов не сделаешь.

– Тогда буду ползти. Если идешь ты, я иду тоже. – я упрямый, и, пожалуй, у меня еще хватит сил на то, чтобы потащиться за ней в лес.

– И что ты мне прикажешь мне делать? Сидеть и смотреть, как ты умираешь? – говорит она с отчанием.

– Я не умру. Обещаю. Если ты обещаешь не ходить.– я тоже не умею врать.

– Тогда дай слово во всем мне подчиняться. Пить воду, будить меня, когда я скажу, и съешь весь суп, каким бы противным он не был! – Китнисс сердится.

– Даю слово. Суп готов? – пытаюсь перевести тему.

– Сейчас принесу.

Она приносит мне железную банку из-под бульона. Суп не так уж плох. Съедаю всё и хвалю Китнисс. Ради меня еще никто не готовил. Она дает мне жаропонижающие и уходит мыть банку.

Возвращается подозрительно воодушевленная. Может у меня получилось её убедить, что всё будет хорошо?

– Вот тебе десерт. – говорит она нежнее чем обычно.

Я беру в рот первую ложку ягод и задумываюсь. Сладко. В прошлый раз они были не такие.

– Что-то очень уж сладко. – говорю я с подозрением.

– Конечно. Это сахарные ягоды. Мама варит из них джем. Ты что, их никогда не ел? – говорит она с невинным лицом и запихивает в меня еще одну ложку.

– Нет. – отвечаю я задумывшись. Я точно пробовал что-то такое. – А вкус знакомый. Сахарные ягодны?

– Ну, на рынке они релко бывают. Растут только в лесу.

И она пихает мне в рот последнюю ложку. Странно. Как сироп на вкус.

– Сладкие как сироп.– говорю я и тут же понимаю, что этот сироп успоительное из нашего дистрикта.

– Сироп! – выкрикиваю я и Китнисс зажимает мне рот, чтобы я всё проглотил.

Я пытаюсь вызвать рвоту, но уже начинаю засыпать.

========== Глава 7. ==========

Я проснулся поздно вечером. Открываю глаза и чувствую невероятную легкость. Осматриваю потолок пищеры и осознаю, что не чувствую боли. Точнее, боль есть, но она стала гараздо тише. Самостоятельно присаживаюсь и оглядываюсь. Вот черт. Китнисс лежит в луже крови. Только не это. Боже, пусть она будет жива. Она лежит рядом, как я мог её сразу не заметить. У меня из руки торчит шприц. Обманшица. Значит она все-таки пошла. Как она могла так рисковать. Я переворачиваю её и вижу глубокую рану над бровью. Щупаю пульс на руке. Слабый, но есть. Надеюсь рана не смертельна, но крови она потеряла много. Как она могла? Зачем? А если бы её убили? Рану надо промыть водой. Беру бутылку с водой и потихонечку лью ей на лоб. Чем это её так? Наверное ножом. Бедная моя девочка… Моя? Думаю моя. Иначе зачем бы она стала так рисковать. Пока я забинтовываю ей голову, у меня в голове невольно пролетают воспоминания. Вот Китнисс стоит с белыми лентами в первом классе, вот она уже стала старше и часто проходит мимо нашей пекарни, затем ей одиннадцать и я кидаю ей буханку хлеба. Вот я хожу за ней каждый день… Её улыбка во время нашего разговора в поезде… И тот вечер в саду. Тогда мы были близки духовно. Я не выдерживаю и из глаз капают слезы.

– Я не могу её потерять.– тихо произношу я.

– Слышишь? Я НЕ МОГУ ЕЁ ПОТЕРЯТЬ!

Я не могу сдерживаться. Китнисс еле дышит. Стоп. Еще ничего не кончено. Я должен взять себя в руки. Нет я обязан. Вдох, выдох. Вдох, выдох.

Я успокаиваюсь и снимаю сырые ботинки и носки с Китнисс. Укутываю её ноги своей курткой и ложу в спальный мешок. Решаю проверить запасы. Еды мало. Надолго не хватит. Надеюсь, когда Китнисс очнется, мы решим что делать. Я сажусь рядом с ней, беру её за руку и смотрю, как она спит. Её дыхание резко участилось, Китнисс стала дергать руками и ногами. Наверное кошмар. Я обнимаю её и глажу по волосам. Через некоторое время её дыхание восстановилось. Я кладу её обратно. Надо осмотреть ногу. Пока я снимал бинты, сердце стало тяжело боиться. Пожалуйста, пусть мне хоть в чем-то повезёт. И я открываю рану. Боюсь опустить глаза. Собираюсь с силами и смотрю вниз. Фух… Не так уж и страшно. Опухоль стала проходить. Эта штука действует. Заматываю ногу и слышу стук капель о воду около пещеры. Дождь. Плохо дело. У нас весь потолок как решето. Нахожу пленку у Китнисс в рюкзаке. Делаю навес над её головой. Наши грозы более суровы. Мать с отцом часто ругались в такие дни. Они не могли долго находиться вместе. Не понимаю, как они поженились. Мать не любила меня из-за отца. Мы были с ним близки. Отец часто говорил мне про семью Китнисс. Он любил её маму. А я люблю её дочь. Это семейное. Он уважал отца Китнисс. Хотя почему уважал. Уважает.

Что-то захотелось есть. Беру несколько кусков грусятины и съедаю три сразу. Надо экономить. Уже наступил рассвет. Надо попробовать разбудить Китнисс. Я глажу её волосы и зову:

– Китнисс…

Она медленно открыла глаза.

– Пит.

– Привет. Рад снова видеть твои глаза.

– Я долго была без сознания?

– Точно не знаю, я проснулся ночью, а ты лежишь рядом в луже крови. Сейчас, кажется, кровотечение прекратилось. Но я бы на твоем месте не пытался встать.

Я подношу ей бутылку с водой, и Китнисс жадно её осушает.

– Ты идешь на поправку. – говорит она.

– Еще как. Штука, которую ты мне вколола, делает свое дело. Сегодня к утру опухоль почти прошла.

– Ты ел? – снова опека?

– Угу. Слопал три куска грусятины и только потом подумал, что надо экономить.

– Всё в порядке, тебе надо набираться сил. Я скоро пойду охотиться.

Ну уж нет. Больше я тебя не отпущу.

– Только не слишком скоро, ладно? Теперь моя очередь заботиться о тебе. – говорю со всей нежностью, что во мне хранится.

Я кормлю Китнисс кусочками мяса, даю немного изюма и пою её водой. Мне нравится заботиться о ней. Она сейчас такая слабая и беспомощная… Я растираю её ноги, чтобы они хоть немного согрелись, снова укутываю их своей курткой и застегиваю спальник. У неё такие маленькие ноги. Китнисс такая милая.

Перевожу разговор:

– Интересно, зачем это все устроили? Грозу дождь. Точнее для кого?

– Для Катона и Цепа. У Лисы наверняка есть укрытие. А Мирта… – Китнисс запинается, – Она собиралась меня мучить, но тут… – видно как ей сложно это говорить, – Цеп проломил ей голову.

О боже… Представляю какого ей.

– Хорошо, что ты ему не попалась. – говорю я, пытаясь её приободрить.

– Я попалась. Он меня отпустил. – и она рассказывает все то, что до сих пор держала в себе, потому что я был слишком слаб для расспросов, а он была еще не готова пережить это заново. Взрыв, боль, смерть Руты, её первое убийство и хлеб от Одиннадцатого дистрикта. Все, без чего нельзя понять случившееся на пире и то, как Цеп вернул ей долг.

– Он отпустил тебя, потому что не хотел оставаться в долгу? – искренне удивляюсь я.

– Да. Ты, возможно, не поймешь. У тебя всегда было всего вдоволь. Если бы ты жил в Шлаке, мне не пришлось бы тебе объяснять.

– Да и не пытайся, чего уж там. Куда мне понять своим умишком.

– Это как с тем хлебом. Наверное, я всегда буду тебе должна.

– Хлебом? Каким хлебом? Ты что, про тот случай из детства? —спрашиваю я, делая вид будто не вспоминаю этот случай каждую ночь. —Думаю, теперь-то уж о нем можно забыть. После того как ты воскресила меня из мертвых.

– Ты ведь даже не знал меня. Мы никогда не разговаривали… И вообще, первый долг всегда самый трудный. Я бы ничего не смогла сделать, меня бы вообще не было, если бы ты мне тогда не помог. И с чего вдруг?

– Сама знаешь с чего, – отвечаю я. – Хеймитч говорил, что тебя непросто убедить.

– Хеймитч? А он тут причем?

– Ни при чем… Так значит, Катон и Цеп, да? Наверное, будет нескромно надеяться, что они одновременно прикончат друг друга? – снова перевожу разговор, не показывая что расстроен.

Китнисс задумывается, потом отвечает:

– Мне кажется, Цеп славный парень. В дистрикте-12 он мог бы быть нашим другом.

– Если так, то пусть его лучше убьет Катон.– мрачно говорю я. Мне не по себе от мысли, что мне придется кого-то убить.

Китнисс молча сидит и на её глазах наворачиваются слёзы. Что случилось? Может больно?

– Что с тобой? Очень больно? – спрашиваю с тревогой в голосе.

– Я хочу домой, Пит. – она произносит это как отчаявшийся ребенок.

– Ты поедешь домой, обещаю.– успокаиваю её я, наклоняюсь и целую.

– Я хочу прямо сейчас.

– Знаешь что, – говорю я, – ты сейчас заснешь, и тебе приснится дом. А потом оглянуться не успеешь, как будешь там на самом деле. Идет?

– Идет, – шепчет Китнисс. – Разбуди меня, если надо будет покараулить.

– Не беспокойся. Я хорошо отдохнул и здоров благодаря тебе и Хеймитчу. И потом, кто знает, сколько ещё это продлится?

***

К вечеру дождь усилися. Сруйки льются с потолка и под самую сильную я подставляю банку.

Пора будить Китнисс. Она спит почти весь день. Пора кушать. Еды немного: два кусочка грусенка, немножко разных кореньев и горсть сухофруктов.

– Оставим что-нибудь на завтра? – спрашиваю я.

– Нет, давай доедим все. Мясо и так уже давно лежит, не хватало нам еще отравиться.

Китнисс делит еду на две равные части. Мы стараемся есть медленнее и все равно управляемся за две минуты. Желудок недовольно ворчит.

– Завтра идем на охоту, – говорит она.

– От меня толку мало, – отвечаю честно. – Я никогда раньше не охотился.

– Я буду убивать, а ты готовить. Еще ты можешь нарвать зелени и ягод.

– Хорошо бы тут рос какой-нибудь хлебный кустарник.

– Тот хлеб, что мне прислали из Дистрикта-11, был еще теплым, – вздыхает напарница. – На, пожуй. – она протягивает мне пару листиков мяты, от которых желудок перестает ворчать.

Из-за дождя трудно даже разглядеть изображение в небе, но одно ясно: сегодня все целы. Значит, Катон и Цеп еще не встретились.

– А куда ушел Цеп? Что там, на той стороне арены? – спрашивает Китнисс.

– Поле. Трава мне по плечи, и нигде ни тропинки. Целое разноцветное море. Может, там и съедобные злаки есть.

– Уверена, что есть. И Цеп знает, как их отличить. Вы туда ходили?

– Нет. В траву никто не хотел соваться. Жутко. Мало ли что… Вдруг там змеи, или бешеные звери, или трясина.

– Вот на том поле, должно быть, и хлебные кусты растут, – говорит Китнисс мечтаюшим голосом. – Что-что, а на голодающего Цеп совсем не похож. Наоборот, отъелся.

– Или у него очень щедрые спонсоры. Я уж и не знаю, чем заслужить, чтобы Хеймитч нам хоть хлеба прислал. – я слегка расстроен, что не могу нам помочь.

Напарница удивленно поднимает брови. Она берет мою руку и говорит:

– Наверное, он сильно поиздержался, помогая мне усыпить тебя.

– Кстати, – говорю я, переплетая наши пальцы. – Не вздумай устроить что-нибудь подобное еще раз. – я сержусь на нее за её безрассудство.

– А то что будет? – она играет со мной?

– А то…, а то… – я не знаю, что сказать. – Вот подожди только, придумаю.

– В чем проблема?

– В том, что мы оба живы. Поэтому тебе кажется, что ты поступила правильно.

– Я действительно поступила правильно.

– Нет! Не делай так, Китнисс! – я крепко сжал её ладонь, и в моем голосе слышен неподдельный гнев. – Не умирай ради меня. Я этого не хочу. Ясно?

Она продолжает в том же духе:

– А может, я сделала это ради себя. Тебе не приходило в голову? Может, не ты один… кто беспокоится… кто боится…– она запинается. Мое сердце волнительно забилось. Почему она медлит?

Я не выдерживаю тишины:

– Боится чего, Китнисс? – тихо спрашиваю я.

– Хеймитч просил меня не касаться этой тем. – уклончиво говорит она.

Меня непросто сбить с толку.

– Тогда мне придется догадываться самому, – говорю я, придвигаясь ближе.

Впервые мы целуемся по-настоящему. Никто из нас не мучается от боли, не обессилен и не лежит без сознания; наши губы не горят от лихорадки и не немеют от холода.

Я замечаю красное пятно на бинту Китнисс:

– Кажется, у тебя опять кровь. Иди ложись. И вообще уже спать пора.

Китнисс заставляет меня надеть куртку. Холод пробирает насквозь. Настаивает, что будет дежурить первой, хотя ни она, ни я нe ожидаем, что кто-то явится в такую погоду. Я соглашаюсь при условии, что она тоже залезет спальный мешок.

На следующий день с погодой все так же. Ливень не прекращается ни на минуту, как будто распорядители всерьез задумали нас утопить. От раскатов грома трясется земля. Я собираюсь пойти искать еду, но Китнисс отговаривает: сейчас ничего дальше своего носа не увидишь, только вымокнешь до нитки. Я и сам это понимаю, просто от голода уже хоть на стену лезь.

Еще один день клонится к вечеру, и никаких признаков перемены погоды. Хеймитч – наша единственная надежда, а он не дает о себе знать. Голодные, ослабевшие, почти не двигаемся, стараясь не потревожить раны. Сидим, укутавшись в спальный мешок, тесно прижавшись друг к другу – ясно, что не из-за большой любви, а из-за холода. Бывает, задремлем для разнообразия.

– Слушай, Пит, на интервью ты сказал, что любил меня всегда. А когда началось это «всегда»?

– Э-э, дай подумать. Кажется, с первого дня в школе. Нам было пять лет. На тебе было красное в клетку платье, и на голове две косички, а не одна, как сейчас. Отец показал мне тебя, когда мы стояли во дворе.

– Показал отец? Почему?

– Он сказал: «Видишь ту девочку? Я хотел жениться на ее маме, но она сбежала с шахтером».

– Да ну, ты все выдумываешь!

– Вовсе нет. Так и было. Я еще спросил отца, зачем она убежала с шахтером, если могла выйти за тебя? А отец ответил: «Потому что когда он поет, даже птицы замолкают и слушают».

– Это правда. Про птиц. Точнее, было правдой, – ошарашенно говорит она.

– А потом, в тот же день, на уроке музыки учительница спросила, кто знает «Песнь долины», и ты сразу подняла руку. Учительница поставила тебя на стульчик и попросила спеть. И я готов поклясться, что все птицы за окном умолкли, пока ты пела. – мысленно передо мной девочка с двумя косичками. Я всё помню. Тебя невозможно забыть.

– Да ладно, перестань, – говорит она, смеясь.

– Нет, это так. И когда ты закончила, я уже знал, что буду любить тебя до конца жизни… А следующие одиннадцать лет я собирался с духом, чтобы заговорить с тобой.– потому что я был глупым дураком. И рядом с тобой всегда Гейл. Точно я только сейчас вспоминаю он нем. Что он скажет Китнисс? Не дай бог он её обидит.

– Так и не собрался, – тихо говорит Китнисс.

– Не собрался. Можно сказать, мне крупно повезло, что на Жатве вытащили мое имя.– и я бы умер, не узнав какие твои губы на вкус.

– У тебя… очень хорошая память, – говорит она, запинаясь.

– Я помню все, что связано с тобой, – отвечаю я, убирая ей за ухо выбившуюся прядь. – Это ты никогда не обращала на меня внимания.

– Зато теперь обращаю.

– Ну, здесь-то у меня мало конкурентов.– наверное это звучит иронично.

– У тебя везде мало конкурентов.– а Гейл? Слабо в это верю, но не подаю вида.

Наши губы едва касаются, когда глухой звук снаружи пещеры заставляет нас вздрогнуть от испуга. Я смотрю сквозь щель между камнями и радостно вскрикиваю. В следующую минуту я уже стою под дождем. Серебряный парашют с корзиной! Внутри – мы даже не мечтали о таком – свежие булочки, козий сыр, яблоки и, самое главное, большая миска тушеной баранины с диким рисом. Я вползаю обратно в пещеру, мое лицо сияет.

– Наверное, Хеймитчу надоело смотреть, как мы умираем с голоду.

– Наверное, – соглашается она.

========== Глава 8. ==========

Китнисс так и подмывает влезть руками в миску бараниной. Я её останавливаю:

– С рагу лучше не торопиться. Помнишь нашу первую ночь в поезде? Я тогда наелся жирного, и те было плохо, а ведь перед этим я даже не голодал, как теперь.

– Ты прав. А так хочется проглотить все одним махом! – говорит она с сожалением.

Ничего не поделаешь. Мы с Китнисс ведем себя на зависть благоразумно: каждый съедает булочку, половину яблока и крохотную, размером с яйцо, порцию баранины с рисом. Китнисс с вожделением смотрит на миску.

– Хочу еще.

– Я тоже. Давай так. Потерпим часок и, если к тому времени нас не начнет мутить, съедим еще, – предлагаю я. Не хочу, чтобы нас сташнило.

– Идет, —соглашается она. —Но час будет очень долгим.

– Может быть и не очень, – говорю я, подмигивая. – Что ты там говорила перед тем, как прислали еду? Что-то обо мне… нет конкурентов… самое лучшее в твоей жизни.

– Насчет последнего не помню, – говорит она и отворачивается, смущаясь.

– Ах да. Это я сам об этом думал… Подвинься, я замерз.

Китнисс двигается, чтобы я мог залезть вместе со ней в мешок. Мы прислоняемся к стене пещеры, я обнимаю её, а она кладет голову мне на плечо.

– Значит, с пяти лет ты совсем не обращал внимания на других девочек? – спрашивает Китнисс.

– Ничего подобного. Я обращал внимание на всех девочек. Просто для меня ты всегда была самой лучшей. – и я не смог быть не с одной из них.

– Представляю, как обрадовались твои родители, узнав, что ты любишь девчонку из Шлака.

– Мне все равно. И потом, если мы возвратимся назад, ты не будешь девчонкой из Шлака. Ты будешь девушкой из Деревни победителей.-правда мне плевать, что думает моя мать, а отец будет только рад.

Если вернемся, каждый из нас получит дом в части города, специально предназначенной для победителей Голодных игр. Давным-давно, когда Игры только появились, Капитолий построил в каждом дистрикте по дюжине прекрасных домов. В Дистрикте-12, конечно, занят только один, а в большинстве других вообще никто никогда не жил.

– Единственным нашим соседом будет Хеймитч! – Китнисс распахивает глаза от удивления

– А что, здорово, – говорю я, смнясь и обхватывая её покрепче. – Ты, я и Хеймитч. Очень мило. Будем устраивать пикники, праздновать дни рождения и пересказывать старые истории о Голодных играх долгими зимними ночами, сидя у камина.

– Говорю же, он ненавидит меня! – возмущается Китнисс и тут же смеется. Да, представляю её и Хеймитча приятелями.

– Ну, не всегда. Когда Хеймитч трезвый, он о тебе дурного слова не скажет.

– Хеймитч не бывает трезвый!

– Да, верно. Видно, я его с кем-то спутал… Ну да, точно. С Цинной. Вот кто тебя обожает. Хотя не очень-то радуйся: в основном это потому, что ты не дала деру, когда он захотел тебя поджечь. А что до Хеймитча… держись от него подальше. Он тебя ненавидит.

– По-моему, ты говорил, что я его любимица.

– Ну, меня-то он ненавидит еще больше. Если подумать, людской род вообще не в его вкусе. – прости Хеймитч.

Думаю, зрители с удовольствием повеселятся за счет Хеймитча. Он так давно на Играх, что стал для многих кем-то вроде старого приятеля.

– Интересно, как ему это удалось? – спрашивает Китнисс.

– Кому? Что удалось? – я не понимаю её вопрос.

– Хеймитчу. Как он сумел победить в Играх?

Я отвечаю не сразу. Тут есть над чем подумать. Хеймитч хоть и крепок сложением, до Катона и Цепа ему далеко. Красотой особенно не отличается. Во всяком случае, не настолько, чтобы спонсоры от восторга стали засыпать его подарками. И вряд ли у него были союзники при таком-то характере. Только в одном Хеймитч мог превзойти остальных, и я догадываюсь:

– Хеймитч просто обвел их всех вокруг пальца.

Проходит около получаса, и мы решаем поесть опять. Пока Китнисс накладывает на тарелки маленькие порции баранины, начинает играть гимн. Я смотрю в щель на небо. Черт. Цеп. Все таки Катон его одолел…

– Сегодня там нечего смотреть, – говорит Китнисс, – Из пушки ведь не стреляли.

– Китнисс, – говорю я тихо. Надо ей рассказать.

– Что? Съедим еще одну булочку пополам?

– Китнисс, – повторяю я, но она все еще занята своим.

– Я разрежу булочку. Сыр оставим на завтра. Что?

– Цеп погиб.

– Не может быть! – она поменялась в лице. Этого я и боялся. Её реакция как всегда предсказуема. Китнисс все принимает близко к сердцу.

– Наверное, мы не услышали выстрел из-за грома.

– Ты уверен? Что там вообще можно увидеть – льет как из ведра? – говорит она, отталкивая меня от камней, и выглядываю наружу – темное дождливое небо.

Еще несколько секунд в небе мерцает расплывчатое лицо Цепа, потом гаснет. Навсегда.

Она приваливается к камням, забыв, что делала перед этим. Нужно её успокоить. Я не думал, что будет такая серьезная реакция… я конечно догадывался, что она расстроится, но не настолько.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

Китнисс неопределенно пожимает плечами и обхватывает себя руками.

– Просто… если не победим мы… я хотела, чтобы победителем был Цеп, – говорит она, слегка всхлипывая.

– Да, понимаю. Но с другой стороны, это значит, что мы на шаг ближе к Дистрикту-12. – я сую ей в руки тарелку. Нужно её отвлечь – Поешь, пока не остыло.

– Еще это значит, что Катон начнет охотиться на нас, – говорит она.

– И он добыл то, что ему необходимо, – добавляю я. Что же ему могло понадобиться? Лекарства? Еда? Или может сверхулучшенное оружие?

– Он наверняка ранен.

– Почему ты так уверена?

– Цеп не дал бы убить себя без боя. Он такой сильный. То есть был сильный. И там была его территория.

– Хорошо. Чем сильнее он ранен, тем лучше. Интересно, как поживает Лиса?

– Ну, с ней, думаю, все отлично. Пожалуй, легче справиться с Катоном, чем с ней.

– Может, они справятся друг с другом, а мы поедем домой. И дежурить надо внимательнее. Я пару раз задремал.

– Я тоже. Но сегодня нельзя.

Мы молча едим, потом я вызываюсь дежурить первым. Китнисс залезла в мешок рядом со мной и натянула на лицо капюшон.

Я бужу Китнисс и предлагаю съесть половинку булочки, намазанную густой кремовой массой, поверх которой уложены ломтики яблока.

– Не сердись, – виновато говорю я. – Очень есть хотелось. Вот твоя половина.

– Отлично, – говорит она и откусывает большой кусок.– М-м.

– В пекарне мы делаем пироги с козьим сыром и яблоками, – говорю я.

– Дорогущие, наверное.

– Слишком дорогие для нас самих. Едим, только если они зачерствеют. Хотя мы вообще редко едим что-то свежее.

Мои слова производят на Китнисс впечатление. Еще бы. Пекарь, который ест черствый хлеб. Да вообще вся еда была не первой свежести… Теперь она смотрит на меня с каким-то пониманием и сочувствием. А ты что думала, я на золотой горе живу? Большая часть денег была у моей матери. Она не очень то охотно тратила их на нас.

***

Китнисс подходит ко мне и трогает меня за плечо. Я кое-как разлепляю сонные глаза и, едва сфокусировав взгляд, притягиваю её к себе для поцелуя.

– Некогда тратить время впустую, надо идти на охоту, – говорит она, оторвавшись от меня. Что-то не так?

– Я бы не назвал это пустой тратой, – говорю я. – Значит, охотиться будем на пустой желудок, раз такая спешка?

– Ни в коем случае, – отвечает Китнисс. – Наедимся как следует. Для охоты нужны силы.

– Это по мне, – говорю я, однако удивляюсь, когда она разделяет пополам всю оставшуюся баранину и протягивает мне полную тарелку. – Так много?

– Сегодня мы добудем еду. Что подумает Эффи Бряк о наших манерах?!

– Эй, Эффи, смотри! – кричу я. Бросаю вилку через плечо и вылизываю тарелку языком, громко причмокивая. Потом посылаю воздушный поцелуй. – Мы скучаем по тебе, Эффи! – представляю её лицо. Наверное это смешно.

– Перестань! Вдруг Катон как раз проходит мимо нашей пещеры.

Я притягиваю её к себе.

– Что мне какой-то Катон? Ты меня защитишь.

– Ну хватит, – говорит она, выпутываясь из моих объятий. Что-то изменилось в её отношении ко мне, но я не придаю этому значения.

Как только мы выходим из пещеры, сразу становимся серьезными. Последние дни, проведенные в пещере, кажутся передышкой, своего рода каникулами. Нас защищали скалы и дождь, и Катон преследовал Цепа. Теперь, несмотря на ясный теплый день, мы возвращены к суровой реальности Игр. Китнисс дает мне нож, так как своего оружия у меня не сохранилось.

– Он теперь вышел охотиться на нас, – предупреждаю я. – Катон не станет ждать, когда добыча придет сама.

– Если он ранен… – собирается возразить она, но я её прерываю:

– Не имеет значения. Если он способен идти, то придет.

Мы набираем воды из ручья; от дождя он вышел из берегов на несколько футов.

– Нам лучше вернуться туда, где я охотилась раньше, – говорит Китнисс.

– Решать тебе. Говори, что я должен делать.

– Смотри в оба. Ступай по камням, пока можно, зачем оставлять лишние следы? И тебе придется слушать за нас обоих.

Мы идем. Китнисс поворачивается и смотрит.

– В чем дело? – спрашиваю я.

– Постарайся идти потише, – просит она. – О Катоне я уже не говорю – ты распугаешь всех кроликов на десять миль в округе.

– Да? Прости, я постараюсь.

Идем дальше; стало немного лучше.

– Может, снимешь ботинки?

– Как? Здесь? – изумляюсь я.

– Да. Я тоже сниму. Так мы оба будем шуметь меньше.

Мы разуваемся, снимаем носки. Но я все равно иду слишком шумно.

– Китнисс, – говорю я. – Нам надо разделиться, а то я только дичь распугиваю.

– Ты же не виноват, что у тебя болит нога.

– Не виноват, но лучше тебе идти дальше без меня. Покажи мне съедобные растения, и я буду их собирать. Так от нас обоих будет польза.

– Не будет, если Катон придет и убьет тебя.

– Ну, к Катону мне не привыкать. Я с ним уже дрался.

– Почему бы тебе не забраться на дерево и не следить, чтобы все было спокойно, пока я буду охотиться?

– Почему бы тебе не показать мне растения и не пойти добывать нам мясо? – отвечаю я, подражая её тону.

Китнисс со вздохом уступает и показывает мне, где можно нарыть кореньев. Еда нам, безусловно, нужна. Одного яблока, двух булочек и кусочка сыра размером с апельсин надолго не хватит.

Какое-то время я собираю коренья и листья, затем нахожу ягоды. Они растут вдоль ручья, думаю их и собирала Китнисс. Я увлекаюсь сбором ягод и не замечаю как ухожу слишком далеко.

– Пит! – кричит Китнисс испуганно. – Пит!

Я выхожу из кустов и мимо меня проетает стрела. Вот те раз! А если бы в меня?

– Почему ты ушел? Ты должен быть здесь, а не бродить по лесу! – кричит Китнисс разъяренно.

– Я нашел ягоды там, у ручья, – отвечаю я, растерянно из-за её ярости.

– Почему ты не отвечал, когда я свистела?

– Я не слышал. Вода слишком шумела. – я подхожу к ней и замечаю, что она вся дрожит. Я обнимаю её.

– Я думала, Катон убил тебя! – чуть не кричит она.

– Все хорошо. Ну же, успокойся, Китнисс.

Она отталкивает меня.

– Когда двое договариваются о сигнале, они не должны уходить слишком далеко друг от друга. Если на сигнал не отвечают, значит – беда. Неужели непонятно?

– Понятно.

– Так было с Рутой, и потом я смотрела, как она умирает!

– И ты ел без меня! – что? Да меня тут даже не было.

– Нет, ничего я не ел.

– В таком случае сыр съело яблоко.

– Я не знаю, что съело сыр, – произношу я медленно и отчетливо, стараясь не потерять терпение. – Я его не ел. Я собирал у ручья ягоды. Возьми и попробуй.

Стреляет пушка. Китнисс резко поворачивается. Ярдах в ста от нас появляется планолет. Он поднимает на борт исхудалое тело Лисы. Рыжие волосы блестят на солнце. Вот черт. Катон выследил нас. Я хватаю Китнисс за руку и толкает к дереву. Там у неё будет шанс спастись, пока я буду его отвлекать.

– Забирайся. Живо. Я следом. Сверху будет легче обороняться.

– Нет, Пит. Ее убил не Катон. Ее убил ты.

– Что? Да я ее с первого дня ни разу не видел, как я мог ее убить?

Вместо ответа она показывает мне ягоды.

========== Глава 9. ==========

– Интересно, как она нас нашла? – говорю я. – Наверное, из-за меня, потому что я сильно шумлю.

Да уж, выследить нас было не труднее, чем стадо коров.

– Она очень умная. Вернее, была умной. Пока ты ее не перехитрил.

– Я не хитрил. И вообще как-то нечестно получилось. Мы бы ведь сами умерли, если бы она первая не съела ягоды. – я осекся. – То есть нет, конечно. Ты же их узнала, правда?

Она кивает.

– У нас их называют морником.

– Даже название жуткое. Прости, Китнисс. Я правда думал, это те же самые, какие собирала ты.

– Не извиняйся. Теперь мы еще на шаг ближе к дому, так ведь?

– Я выброшу остальные.

– Подожди! – кричит Китнисс.

Она находит в рюкзаке кожаный мешочек и насыпает в него несколько горстей ягод.

– Они обманули Лису, может и с Катоном сработают. Если будет нас преследовать, мы бросим мешочек, будто случайно, а он, глядишь, и попробует…

– И тогда здравствуй, Дистрикт-12.

– Точно.

– Теперь он знает, где мы, если был не очень далеко отсюда. Видел планолет, думает, что мы убили Лису, и придет.

– Давай разводить костер. Прямо тут, – говорит она и начинает собирать ветки.

– Ты готова с ним встретиться? – удивляюсь я. Хотя давно пора закончить эти игры. Что-то все слишком затянулось.

– Я готова поесть. Лучшего шанса спокойно приготовить еду не будет. Если Катон узнал, где мы, тут ничего не поделаешь. А еще он знает, что нас двое, и уверен, что мы специально охотились на Лису. Значит, ты выздоровел. А раз мы развели костер, то не только не боимся его, наоборот, устроили западню. Ты бы пришел в таком случае?

– Скорее всего нет, – признаю я. Оказывается я – мастер по части разведения огня; скоро сырые ветки горят так, что треск стоит. Тем временем Китнисс подготавливает к жарке кроликов и белку. Коренья, завернув в листья, пекем прямо в углях. Катон так и не объявляется.

Китнисс хочет подняться повыше на лесистый холм, найти подходящее дерево и устроиться на ночь, но я высказываюсь против:

– Я не умею лазать по деревьям, как ты, да еще с больной ногой. К тому же вряд ли я смогу уснуть в пятидесяти футах от земли.

– Внизу ночевать опасно.

– Может, возвратимся в пещеру? – предлагаю я. – Там рядом вода, и удобно обороняться.

Я жду долгий монолог из упреков и ругательств, но она обнимает меня за шею и целует.

– Почему бы и нет. Давай возвратимся.

Вот это облегчение.

– Я и не надеялся, что ты так легко согласишься.

Уходя, подбрасываем в костер сучьев. Так он будет дымить еще несколько часов, хотя я сомневаюсь, что Катона можно этим обмануть. Вода в ручье заметно спала, и течение снова стало неторопливым. Китнисс предлагает идти по дну. Я с гоотовностью соглашаюсь. Хотя мы подкрепились кроликом и идем под уклон, дорога кажется нескончаемой. За день мы умаялись, и по-прежнему очень хочется есть.

Под конец мы едва передвигаем ноги. Уже вечер, солнце спустилось до самого горизонта. Наполняем бутыли водой и, обессиленные, забираемся по пологому склону в свое старое логово. В этих диких и неприютных местах пещера почти стала нашим домом. И в ней нам будет теплее, чем на дереве; с запада подул довольно крепкий ветер. Китнисс раскладывает наш ужин. Не доев своей порции, я начинаю клевать носом. После стольких дней бездействия сегодняшняя вылазка была для меня слишком трудной. Едва забравшись в спальный мешок, я отключаюсь. Все время мне снятся кошмары. Две девушки, которых я убил, преследуют меня. Они по очереди метают ножи в мою сторону, я бегу от них со всех ног. Вдруг я падаю в яму. Земля в яме залита кровью. Я не могу понять откуда тут столько крови. Осматриваюсь. Поднимаю голову и вижу, как Катон выпускает из Китнисс кровь.

Резко открыв глаза, я вижу Китнисс, сидящую рядом. Краем глаза замечаю, что вот вот начнется рассвет.