Текст книги "Reasons for drinking (СИ)"

Автор книги: Анастасия Пастухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Девушка расценила это по-своему.

– Совсем тебе херово?

– Тебе-то какое дело? – пофигистично и грубо отозвался Том.

– Не поверишь, впервые в жизни хочу помочь алкоголику, – наигранно вздохнула девушка и развела руки в стороны.

– Тогда просто уйди, – Томас снова уткнулся носом в землю, когда его схватили под руки и с силой потянули вверх, однако это не принесло успеха, потому что девушка была куда слабее, чем пыталась казаться.

Она неловко упала рядом с ним, отчего ее острая коленка врезалась ему в живот, заставив застонать от ещё одного очага боли.

– У меня есть это, – девушка пошевелила рукой и на Тома пахнуло запахом мяты.

Перед его лицом помахали бутылкой рома.

– Его все равно надо допить, а тебе, видимо, очень уж херово…

– Ты кто такая? – довольно невежливо выплюнул Том.

– Приехали, Паркер, – усмехнулась девушка, поудобнее усаживаясь рядом и откручивая крышку с бутылки.

Том хотел что-то ответить, но не смог.

Девушка внимательно вглядывалась в его лицо, цепляясь глазами за каждую морщинку, за каждую родинку, будто пыталась вычитать что-то, что было понятно только ей.

– Расскажешь? – она протянула ему бутылку.

– Что рассказать? – вскинулся Том.

– Почему ты громишь бары, пьёшь, как свинья, – начала загибать пальцы девушка.

– Да какая разница, – почти всхлипнул Том, опять захваченный тупой дикой болью.

– Люди говорят, что так будет легче, – она закурила, помолчала, а потом выдохнула дым прямо ему в лицо. – Но это неправда. Мне просто интересно, что могло случиться у такого беззаботного парня, как ты, красавчик.

– Беззаботный – это клево, – отмахнулся Том.

– Это все, что ты скажешь? – она опять выдохнула в него дым.

Том уронил голову на колени и зарыдал. Глухо и пугающе, девушка рядом содрогнулась всем телом, но продолжила сидеть и делать вид, будто рядом с ней не умирала личность, а просто выл какой-то зверёк, которого она может оттолкнуть ногой.

Томас рыдал долго, высвобождая все то, что скрывал в себе целый день, чем ни с кем не мог поделиться, потому что мужчина должен быть сильным, а плакать и девицы умеют.

На его плечо не легла лёгкая ладонь, как это бывает в фильмах, никто не приобнял его, не шептал какие-то тёплые глупости на ухо, но Том чувствовал, что рядом с ним сидит кто-то и выдыхает ровные клубы дыма в ночной воздух, пахнущий дождем и скошенной травой.

– Знаешь, мне не все равно, – нарушила девушка молчание.

Том ничего не ответил, тихо всхлипывая себе в колени и крепко жмуря глаза, а горячие слёзы все равно пробивались сквозь ресницы и стекали по щекам неровными полосками.

– Мне очень хочется, чтобы кто-то помог мне, когда я буду рыдать у мусорки в два часа ночи, – как-то тихо и расстроенно сказала она, после послышался звук сглатывания, а за ним чавканье отрываемого от губ горлышка бутылки.

Том надавил ладонями на глаза с такой силой, что перед ним поплыли фиолетовые круги.

– Поэтому просто расскажи мне, и я уйду с чистой совестью, – Томас услышал звук выдыхаемого дыма.

Он резко вскинул голову.

– Я тебя даже не знаю… – запальчиво начал он.

– В этом-то и плюс, малыш, – перебила его девушка. – Я не знаю тебя, ты не знаешь меня, – она как-то сдавленно охнула, – нам никогда не придётся больше смотреть друг другу в глаза, а значит тебе никогда не будет стыдно.

Том уставился в полоску рассвета над крышами домов.

– Солнце встаёт, – просто сказал он дрожащим голосом.

На этот раз промолчала она, достав из кармана толстовки пачку сигарет и протянув ему.

Томас посмотрел на ровные ряды сигарет и взял одну.

Он не курил с семнадцати лет, когда ему дал попробовать Тоби, друг детства. Они дружно сошлись во мнении, что это гадость редкостная, но иногда, чтобы почувствовать себя взрослыми, садились на крышу дома, набирали полные рты дыма и выпускали его в небо, так и не протолкнув в лёгкие. Да и делали они это неуверенно, испуганно, боясь, что какая-то особо любопытная соседка увидит это и расскажет матерям.

Где-то в районе живота что-то болезненно сжалось при этих воспоминаниях, и Том молча закурил, вместо воздуха вдохнув дым. Он тут же закашлялся, на что девушка усмехнулась.

– Не торопись так, у нас вся ночь впереди, – и она выдохнула колечко дыма.

У неё это получалось так легко и непринуждённо, будто она курила всю жизнь и дышала не воздухом, а сигаретным дымом.

– Мне нравится рассветы, – хрипло сказал он.

– А мне закаты, – она тоже просмотрела на крыши домов, на которые заря пролила клубничный сок первых лучей.

– Закат – это конец, – Том мотнул головой.

– А рассвет – начало ещё одного дня, – она сощурилась. – Избитые истины.

– Пару лет назад я также сидел со своим приятелем, Тоби, уже занимался новый день, солнце отбрасывало лёгкие тени на асфальт, а мы были пьяные и счастливые, – Том снова пустил дым в лёгкие, постепенно ощущая, как начинает кружиться голова.

Она повернула голову в его сторону и склонила на бок, вглядываясь в лицо.

– Каждый из нас думал, что эта жизнь вечна, что мы всегда будем молодыми и полными сил, что мы никогда не умрем и уж точно никогда не расстанемся, идя плечом к плечу, преодолевая трудности…

– Звучит довольно пафосно, – она усмехнулась.

– Сделай одолжение – не мешай, – коротко бросил Том.

Она развела руками в извиняющемся жесте.

– Тоби вообще очень здоровский. Когда я с ним только познакомился, мне было шесть, а ему семь, – Том не отрывал взгляда он кораллово-красной крыши перед собой. – Мы здорово подрались, выясняя, кто будет красть яблоки из сада мистера Эндрю, живущего на соседней улице. Я вернулся домой с рассеченной губой и синяками на рёбрах, а Тоби ещё две недели освещал улицы собственным фонарём под глазом.

Она поёжилась, натянув рукава большой ей толстовки на ладони. Том сидел в одной футболке и не чувствовал утренней прохлады.

– Я помню, как мы помирились, когда вместе снимали котёнка с дерева, – Том говорил спокойно и ровно. – Он оказался маленьким, рыжим и испуганным, разодрал мне руки в кровь, а Тоби смеялся, назвал его Кышем и забрал к себе домой, – Том сглотнул. – Кыш умер три недели назад.

Она неслышно отпила из бутылки, опустевшей уже больше чем на четверть.

– А когда нам стукнуло одиннадцать, мы влюбились в одну и ту же девчонку. Кажется, ее звали Линда. – Том сцепил пальцы замок, раздавив окурок, но, кажется, даже не заметил этого. – Мы тогда здорово помесили друг друга, а Линда выбрала какого-то занудного очкарика, жившего за пару кварталов от нас.

Она щелкнула зажигалкой, вновь закуривая.

– В пятнадцать мы впервые напились до зелёных свиней, признались друг другу в любви и до утра гуляли по городу, распевая какие-то странные песни, – на скулах Тома заходили желваки. – Мне потом жуть как влетело от родителей, а Тоби нет, потому что его предкам было все равно, где он болтается.

Том вынул из ее пальцев недокуренную сигарету и поднёс к своим губам, делая глубокую затяжку.

– Позавчера мы вместе с ним гуляли по улицам, рассматривали прохожих и говорили, что будем делать в выходные, хотели поехать в Лондон и все же попасть в «Слепого монаха» – один из лучших баров в Британии. Обсуждали, как отпразднуем мой день рождения, смеялись. Тоби сказал, что он не даст мне забыть девятнадцатую годовщину самого большого мудака на планете, – между губ Тома прорвалась тонкая струйка дыма. – Потом мы играли в баскетбол. Тоби очень хорош, очень, я проиграл со счетом тридцать четыре – тридцать один.

Она молча достала новую сигарету и закурила, не сводя глаз с напряженного профиля Томаса.

– Тоби сказал, что его родители разводятся, но ему плевать, потому что он уже давно сам за себя. А ещё он рассказал, что познакомился с девушкой. Он называл ее исчадием ада и улыбался, говоря о том, как она смешно морщит нос, когда смеётся. Он сказал, что впервые в жизни влюбился по уши, едва увидев ее на улице, в джинсовом сарафанчике и грязных кедах, – Том раздавил окурок об землю и кинул его в кусты.

Девушка проводила взглядом бычок и укоризненно покачала головой.

– Он сказал, что готов жениться на ней прямо сейчас, но ей шестнадцать, и ее родителям не нравится Тоби, потому что он оболтус. Он говорил, что никогда никого так не любил, как ее. У неё светлые волосы и россыпь веснушек на плечах, а когда она улыбается, Тоби хочется на месте умереть от счастья. Представляешь?

Она слабо кивнула, пониже опуская капюшон толстовки так, что он закрывал лицо.

– А сегодня вечером мне позвонили и сказали, что Тоби нашли в переулке с перерезанным горлом, – Том замолчал, крутя в руках пробку от бутылки, найденную на земле. – Какому-то уроду не понравилось, что Тоби идёт и улыбается, и он изрешетил его так, что его с трудом опознали, на лице ни одного живого места от ударов кулаков.

Девушка очень внимательно следила за каждым движением Тома, всматриваясь в него бархатно-чёрными глазами.

– Просто так, потому что Тоби не должен был тогда быть счастливым, теперь он лежит на столе в морге с биркой на большом пальце ноги, а его родители даже не пришли на опознание, – Том икнул. – Потому что им плевать! Всем плевать на Тоби! – голос Томаса сорвался. – Им все равно!

– Не надо так кричать, – тихо сказала она.

– Не надо кричать? – Том издал рваный крик. – Мой друг мертв! Ещё вчера он звонил мне и говорил, что нашёл отличный бар, что скоро поедет в Вестминстер за новым мотоциклом, а сейчас он лежит в морге, а ты говоришь мне не кричать?

Если бы Том мог, то он бы заметил, что по его щекам вновь текут слезы, но уже не боли, а безвыходности и злости на старуху с косой, которая обладает столь дерьмовым чувством юмора.

– Половина моих друзей мертвы, – ещё тише сказала она. – Я знаю, что такое холодильник, где держат трупы – я бывала там слишком часто.

– Он мертв! – не унимался Том. – Больше ничего не будет! Ни яблок, ни девушки в джинсовом сарафане, ни его шуток и хриплого смеха! Ничего!

Она отвернулась и снова закурила.

Том дышал глубоко и часто, не мог втолкнуть воздух в свои лёгкие, будто они сжались до размера горошины.

Они сидели и молчали, его дыхание постепенно успокоилось, но говорить не хотелось больше ничего. Нечего ведь сказать – все и так ясно.

– Я бы хотела умереть молодой, – она протянула ему бутылку. – Не хочу посмотреть в зеркало и увидеть там старуху, которой уже ничего не надо от этой жизни.

Том просто глотнул, надеясь жгучей болью в горле заглушить бушующий океан эмоций в груди.

– Я бы с удовольствием умерла до тридцати, оставив после себя улыбку на лицах знакомых, парочку хороших историй в памяти друзей и восемь гигабайт музыки, – продолжила она. – Я бы не хотела увидеть своих детей и их детей, я бы хотела просто пожить в своё удовольствие и умереть молодой, пока я ещё хочу бежать куда-то и откуда-то, чтобы вечно чувствовать этот запах ночного города, а не своей приближающейся старости.

– Я бы хотел дожить до семидесяти и умереть в кругу семьи, – тихо шепнул Том.

– Я боюсь постоянства, – улыбнулась она.

Тома порядком разобрало после нескольких глотков алкоголя на пустой желудок, и мир в его глазах пошатнулся, смешав клубничные крыши, сигаретный дым и девушку в один огромный комок чего-то непонятного.

– А я боюсь, что когда-нибудь я улыбнусь в ненужный момент, и уже не Тоби, а я буду лежать на железном столе с перерезанной глоткой, – язык заплетался, голос скакал и хрипел, а пальцы дрожали.

– Ну и дурак, – девушка легко встала и подала ему руку.

Том уставился на узкую бледную ладонь с чёрными ногтями непонимающим взглядом, а потом схватился за неё одним сильным движением своей горячей сухой ладони и со второй попытки встал на ноги.

– Знаешь, чего я боюсь ещё больше? – спросила воздух она, закинув руку Тома себе на плечо и выходя на тротуар. – Я боюсь повзрослеть и сказать, что этот мир скучен.

Том промычал что-то в ответ, а она продолжила:

– Я не хочу знать, что ждёт меня за углом, потому что я туда ещё не свернула, а если кто-то ждёт меня там с ножом – я улыбнусь ему во все тридцать два и покажу фак, чтобы умереть с улыбкой на лице, чтобы каждый знал – я молода и счастлива, и я мертва, – она замолчала, закусив щеку.

Пока Том усиленно пытался понять, что она говорит и куда они идут, он наступил в лужу, а она закончила:

– И мне плевать! – и она хрипло прокуренно рассмеялась.

– Куда мы идём? – после нескольких минут молчания сказал Том.

– Ко мне, – спокойно ответила она. – Тут недалёко, а куда-то ещё ты в таком состоянии просто не доползешь.

Том согласился с этим и шёл молча, слушая колокольчики в голове, которые переливались и складывались в одну фразу, сиплую и пахнущую дымом: «И мне плевать!».

Когда они дошли до дома в каком-то бедном районе, Тома уже успело два раза вырвать в ближайшие урны, и теперь он мечтал только о кровати.

Как он взобрался на третий, последний этаж, он не знал, скорее всего ему помогла девушка.

Едва войдя в тесную квартирку со старым ремонтом, Тома опять вытошнило, и он отключился полностью.

Он не видел, как девушка дотащила его до кровати, как сняла с него ботинки и футболку, как накрыла одеялом и открыла пошире окно, стряхивая пепел в форточку, убивая тем самым запахи ночи.

А потом затушила окурок, сказала парочку непечатных слов и упала на скрипящую кровать рядом с ним, положив голову под руки и смотря в потолок своими чёрными глазами-жуками ещё очень долго.

***

Проснулся Том поздно – солнце уже вовсю заливало маленькую комнатку с раскиданными там и тут вещами.

Голова раскалывалась так, что, едва сев, Томас тут же упал обратно, скорчившись на простыне не первой свежести, пахнущей женскими духами.

Он зажмурился и обхватил голову руками, силясь вспомнить, что произошло вчера, и, о боги, лучше бы он этого не делал.

Тоби, выпивка, девушка, крыши – все было очень ярким, близким и болезненным.

Том приоткрыл один глаз. Прямо перед ним лежал темно-вишневый лифчик, а поодаль на стуле виднелась почти аккуратно сложенная куча одежды, судя по виду – мужской, на вершине который лежал белый блокнотный листок.

Том с трудом встал и, пошатываясь, дошёл до стула.

Паркер, не пей так больше, я до сих пор не оттерла пол в прихожей, но ему это не повредит, к твоему счастью. Еды у меня нет, а вот анальгин в первом ящике комода – можешь хоть всю пачку съесть. На кухне вроде был кофе, но его могли съесть мыши.

Чувствуй себя как дома.

Все ещё Роксана

Том очень озадаченно смотрел на расплывающиеся буквы.

Что ещё за Роксана?

Кофе Том не стал пить из брезгливости – чистых чашек в доме не было, а вот анальгин нашёл и был искренне благодарен.

Кто такая Роксана?

Он одевался и думал, насколько это было возможно с его похмельем.

И тут он вспомнил.

Особенно хорошо в его память врезалась вишневая помада на зеркале, которую он оттирал сорок минут.

Том нашёл ручку и тот же самый листок бумаги, на котором ему оставила записку Все-еще-Роксана.

Спасибо

Потом подумал и дописал свой номер телефона.

Быстро собрался и вышел.

Помянем, как звали?

Комментарий к 2. Pain

Автор предупреждает – купить плохо и некрасиво, а ещё глупо, опасно и смертельно.

========== 3. Just for fun ==========

– Может хватит? – сказал Хаз, внимательно смотря на Тома.

Они сидели на кухне дома Харрисона и пили сидр, точнее пил его Хаз, а Том просто гипнотизировал банку, ловя взглядом стекающие по ней капельки.

– Что хватит? – поднял голову Том и наткнулся на скептический взгляд друга.

– Искать ее, – Харрисон развалился на стуле и скрестил руки на груди, покачивая ногой и издевательски хмурясь. – Брат, я, конечно, понимаю, подростковые гормоны и все такое, но Лондон – город огромный, ты не найдёшь тут девчонку, зная только ее имя.

– Я знаю, – спокойно ответил Том, грустно улыбнувшись. – Но я попытаюсь.

Хаз закатил глаза и потянулся к банке.

Прошло три недели после того, как Том ушёл из неубранной квартирки в каком-то неблагополучном районе города, полностью разбитый и пьяный. Он тогда прогулял весь день, а когда под вечер вернулся домой, мать устроила ему такую взбучку, что он даже скорбеть перестал на мгновение. А потом все началось по новой. Тоби плотно поселился в бутылке виске, которая теперь была верной спутницей Томаса, и постоянно шептал ему разные гнусные вещи, иногда просто подкидывал особенно болезненные воспоминания и бередил старые раны.

Тому было херово, так херово, как ещё никогда не было, а во всей этой чернющей полосе длиной почти месяц был единственный проблеск света, пахнущий мятой и вишней.

Ее звали Роксана, у неё были белые волосы и темно-красные губы. Ещё Том знал, что она курит очень крепкие сигареты, которые сразу дают в голову, ездит по городу на мотоцикле и матерится, как сапожник. И все.

И тем не менее, этот мятный лучик надежды скользил где-то в его душе. Он знал, что они встречались уже два раза, однако, очень плохо помнил тот раз, когда они встретились впервые, как провели ночь, но точно помнил, как оттирал ее помаду с зеркала.

– Сколько ты ее уже ищешь? – протянул Хаз. – Неделю, две?

– Я все равно ее найду, – пробормотал себе в локоть Том.

Хаз вздохнул, ударил себя по бёдрам и встал, хватая Тома за шкирку.

– Пойдём, братец-кролик, самое время развеяться.

– А куда мы идём? – не особо сопротивлялся Томас.

– Бухать! Спирт! – радостно воскликнул Харрисон, выталкивая Тома из комнаты.

– Я не люблю спирт, – не понял шутку Том.

– А я ненавижу лакрицу и голубоглазых девушек, – оскалился Харрисон. – Тебя кто-то спрашивал?

Том неуверенно мотнул головой.

– Вот и шевели своими красивыми длинными ногами! – отвесил ему пинка Хаз.

Том вздохнул, на секунду подумав, что это именно то, что сейчас нужно.

– У меня здесь друг работал, Оскар, а потом у него вся семья погибла в автокатастрофе, и он в запой ушёл, – трещал Хаз, не затыкаясь, пока парни на своих двоих шли в какой-то клевый бар.

Том иногда кивал и многозначительно хмыкал, потому что вставить слово в монолог Харрисона возможным не представлялось.

– Вот, и этот Оскар говорил, что местечко – высший сорт, – Хаз задумчиво курил, выпуская столбы дыма в ночное небо. – Представляешь, они даже пиво не бадяжат…

Тому начинало казаться, что идти куда-то с вечным оболтусом Хазом – плохая идея.

На душе стало так паршиво, будто там стадо кошек прошло, причём больных диареей.

Тоби нет, девушки той нет, смысла в жизни тоже не наблюдается…

– Дай сигарету, – неожиданно для себя самого сказал Том.

Харрисон полностью и окончательно охренел от такого.

– Ты же не куришь! – белугой взревел он.

– Просто дай сигарету, – тихо и грустно сказал Том.

– На, – совершенно ошалело протянул Хаз, доставая из кармана пачку.

Том вытянул одну и закурил, сопровождаемый круглыми глазами Харрисона.

– И давно ты куришь? – недоверчиво прищурился тот.

– Неделю, может две, – пожал плечами Том.

– Так-так-так… – скривился Хаз. – Наша незабудка не так проста, как кажется. Она курит?

Том немного неловко кивнул, отворачиваясь от всевидящего ока Хаза.

– Как, говоришь, ее зовут? – сложил руки на груди Хаз, продолжая идти в сторону «очень клевого бара».

– Роксана, – выдохнул струйку дыма Том.

– Рокси, стало быть, – хмыкнул Харрисон.

– Роксана, – немного раздраженно поправил его Томас.

– Да хоть гиена, – расслабленно улыбнулся Хаз, переходя дорогу и утягивая Тома за собой.

– Куда мы идём?

– Говорю же, мой друг Оскар работал в баре и оставлял о нем весьма лестные отзывы, – Хаз абсолютно расслабленно засунул руки в карманы и непринуждённо улыбался. – И я веду тебя туда, потому что сил моих больше нет терпеть твою постную рожу.

– Ясно, – тихо ответил Том.

Не пить ему хотелось, совсем не пить.

– Там по выходным такие пьянки бывают… – Харрисон закатил глаза. – Мммм… Высший сорт!

– Сегодня вторник, – заметил Том.

Харрисон посмотрел на него так, что Томас чуть сигарету не проглотил.

– Там, говорят, недели две назад какой-то парень напился, разнёс половину бара и ушёл тусить с барменшей…

Том практически не слушал Хаза, пытаясь восстановить в голове портрет Роксаны.

Невысокая, худая, белые волосы, чёрные глаза, вишнёвые губы, запах мяты. Все, на этом познания заканчивались и наступали пробелы. В памяти, в жизни, в интеллекте.

– И потом они выкинули его из бара, а девчонка бросилась за ним… Придурок, ты вообще меня слушаешь? – Хаз пихнул Тома в бок кулаком.

– Да, Харрисон, конечно, – бодро соврал Том.

– Вот, а та девчонка, со слов того же Хосе, которого сейчас взяли на должность бармена – наркоманка и проститутка, которая работает в баре, чтобы до неё не докапывалась полиция, и… Желтая машина! – заорал вдруг Хаз не своим голосом и со всей дури вмазал Тому кулаком по плечу.

Том ойкнул и отлетел к стене, пребольно ударившись об массивную деревянную дверь.

– Вот мы и пришли, – гнусненько улыбнулся Хаз, подходя к Тому. – «Круглый стол» – лучший бар в истории моих отношений с Оскаром.

И молодые люди перешагнули порог. Вот только Харрисон с энтузиазмом, а Том как побитый щенок. Ох, не так должна начинаться новая жизнь.

Том уже видел это. Огромные столы, низкие скамейки, барная стойка, высокие стулья, стены под камень, студенты из Кембриджа…

– Парочка геев, – прошептал Том, озвучивая услужливо подсунутое мозгом воспоминание.

– Сам ты гей, – весело откликнулся Хаз, в предвкушении потирая ладони и бросая радостные и полные любви взгляды на бар. – А я зоофил и долбоеб.

– Даже не поспоришь, – развёл руками Том и поплелся вслед за другом, который уже галопом умчался покорять алкогольные просторы паба.

Бармен, испанец невысокого роста с аккуратными бородой и усиками, оказался тем самым Хосе, которого взяли на место неизвестного Тому Оскара (почему ему кажется, что это имя он где-то слышал?).

– Вот Оскара и уволили, сейчас в психушке лежит, говорят, какое-то психическое расстройство… – развёл руками Хосе, улыбаясь своими идеальными зубами.

– И ты один справляешься? – удивился Хаз, если в его состоянии это ещё было возможно.

– Да есть ещё одна девчонка, – махнул рукой Хосе, одновременно подталкивая к Харрисону новый стакан пива. – Такая заноза в заду…

– Что, не даёт, Хосе? – усмехнулся Хаз.

– Не даёт, – опустил голову Хосе. – Все болтает, что скорее с кабаном, чем со мной, фря эдакая.

– Красивая хоть? – поднял бровь Харрисон.

– На утёнка похожа: мелкая, худющая, бледная, а глазюки чёрные, как два уголька.

– А чего тогда мозг себе паришь, раз на утёнка похожа? – Хаз махнул рукой, показывая на бутылку виски.

Хосе отошёл и вернулся с драгоценной бутылочкой.

– Да я как только вижу, сразу в туалет иду, – закатил глаза Хосе.

– Избавь от подробностей, – поморщился Хаз.

Том отвлёкся от разговора. Народу было немного – будний день, как никак. Сидели студенты из Кембриджа (где-то Том их уже видел), за столиком в углу чинно пила вино супружеская пара лет пятидесяти, а на другом конце барной стойки терлась девчонка лет двадцати, переодически вздыхающая и создающая впечатление раздавленного мотылька.

«Какая страшненькая», – подумал Том.

– Так ещё эта дура и острить в мой адрес успевает – то в спортзал отправит, то скажет, чтобы без британского паспорта не возвращался, – донеслись до Тома обрывки разговора.

– Знаешь, ты меня даже заинтересовал, – наклонился чуть ближе захмелевший Хаз. – Точнее не ты, а девчонка эта твоя. Когда ее смена?

– Думаешь, она тебе даст? – расхохотался Хосе.

– Уверен, – оскорбился Хаз. – Я и в спортзал хожу, и паспорт британский имею.

– Говнюк, – радостно откликнулся Хосе.

– От говнюка слышу, – Харрисон перегнулся и с силой потрепал Хосе по волосам.

– А можно виски? – робко попросил Том.

– На бутылку, – пропыхтел Хосе, пытаясь вырваться из медвежьей хватки Хаза.

Том схватил бутылку и хорошенько к ней приложился, отпив почти четверть.

Парни закончили свою мышиную возню и теперь сидели, бросая друг в друга красноречивые взгляды вроде: «Я твою мамку в рот ебал» и «Я сейчас тебя самого выебу».

– Так когда твой зачахший лебедь выходит на работу? – Хаз кинул в Хосе кусочек лимона.

Тот ловко увернулся и залепил Харрисону щелбан.

– Да сегодня в двенадцать придёт, – Хосе спрятался за барной стойкой, скрываясь от кулака Хаза. – Смена у неё.

– Ну вот и познакомимся, – потёр ладони Харрисон.

– Спорим на сотку, что она тебе не даст? – прищурился Хосе.

– У тебя таких денег нет, – внезапно для себя вставил Том.

– Ах так, – вскинул брови Хосе. – Тоже хочешь забиться?

– Да я не… – начал было Том, но его перебил Хаз.

– Вот именно, огурчик, – протянул Харрисон. – Либо принимай условия, либо сиди помалкивай в тряпочку.

– Да я… – Тома опять перебили.

– Да этому парнишке слабо, – махнул рукой Хосе.

– Мне? Слабо? – загорелся Том.

– Тебе, – в один голос сказали Хаз и Хосе.

– Ставлю двести, что сегодня она будет в моей кровати, – скривился Том.

– Деньги вперёд, – в глазах Хосе зажегся недобрый огонёк.

– Да легко, – Том не подал виду, что струсил.

Он вытащил бумажник и бросил на стол двести фунтов.

– Считай, ты с ними попрощался, – оскалился испанец. – Честертон тебя и близко не подпустит.

– Честертон? – сложил руки под подбородком Хаз. – Какая знакомая фамилия… Где же я её слышал?

Хосе отошёл к супружеской паре с ещё одной бутылкой вина, Хаз продолжал ломать голову над тем, где он слышал эту фамилию, а Том просто переодически пускал слюни в бутылку, поэтому время до двенадцати пролетело лично для него очень быстро.

К полуночи в нем была уже бутылка виски.

– Опаздывает твоя мать-гусыня? – пьяно улыбнулся Хаз.

– Она всегда опаздывает, – пожал плечами Хосе, – и как ее только Клэр ещё не выгнала?

Том уронил голову на руки и сидел так, наслаждаясь шариками, перекатывающимися у него в мозгу.

Запахло вишней и мятой.

– А вот и она, – послышался громкий шёпот Хосе, но шарики быстро заглушили его.

– Привет, Винни, как жизнь? – пробилось между шариков низкое, прокуренное, тягучее, как Baileys.

– И тебе не хворать, Рокс, – откликнулся между шариков голос Хосе.

– Девушка, а можно с вами познакомиться? – а это вроде бы Хаз.

– Молодой человек, со мной можно только чаевыми поделиться и сфотографироваться, – отрезала девушка.

– У вас такие волосы необычные, – не сдавался Хаз. – Это свой цвет или крашеные?

– По пьяни выбелилась, – коротко сказала барменша. – На спор.

– Не жалеете? – продолжал пьяно настраивать разговор Хаз.

– Жалею, что ты в мою смену выпал, – грубо сказала девчонка.

– Ну все, Рокси, я пошёл, – опять вмешался Хосе.

– Бывай, пирожок, – Том не видел, как девушка проигнорировала распахнутые объятия Хосе и, хлопнув его по спине, завязала волосы в неаккуратный пучок.

– Удачи, – одними губами сказал Хосе и быстро ушёл за дверь для персонала.

– А можно вас угостить? – Хаз поймал девушку за руку.

– А меня можно не трогать, – девушка выпала маленькую узкую ладонь и поставила перед Хазом какой-то шот. – За счёт заведения, принцесса.

Тот залом опустошил стопку, пьяно икнул и свалился за мертво.

На этом моменте Том поднял голову и вопросительно посмотрел на мирно пускающего пузыри Хаза.

– С этой бурды всегда так рубит, – стоя спиной к нему пояснила девушка. – Самым настойчивым за счёт заведения предлагаю – все любят халяву.

Узкие плечи, чёрная рубашка, тонкая шея.

– Роксана? – пьяно прохрипел Том.

– Что? – повернулась девушка.

Она встретилась взглядом с Томом, лицо ее побелело, на скулах выступили желваки, а рот приоткрылся, будто она была рыбой, вытащенной на берег.

Тома будто огрели по голову чём-то тяжелым. Это белочка? Так она проявляется?

– Быть не может, – протянула Роксана. – Паучок собственной персоной.

Том встал довольно ловко для в стельку пьяного человека, перекинул ноги через барную стойки и одним движением сгрёб Роксану в охапку, сжимая ее до треска рёбер и мутноты в глазах.

– Я искал тебя, – выдохнул он ей в волосы, продолжая стискивать ее в объятиях.

– Да быть того не может, – прохрипела Роксана, однако, попыток выбраться не предприняла.

– Искал, – теперь Том вдохнул ее запах в себя. – Две недели искал.

Вишня и мята. И табак.

– Плохо искал, – Роксана обхватила его тонкими руками за талию и уткнулась носом в воротник его футболки.

– Нашёл, – Том скользнул носом по ее щеке и спрятал губы за ее ухом, в котором висело штук пять колец.

Она ничего не ответила, лишь теснее прижалась к нему.

– Давай уйдём? – шепнул Том ей прямо в ухо.

– А бар? Я же тут работаю, – еле слышно ответила она.

– Да плевать, – тихо сказал алкоголь в крови Тома.

Роксана закусила губу, потом склонила голову набок, оторвалась от Тома и крикнула:

– Клэр, я ушла!

– Куда ты свою тощую задницу намылила? – тут же раздался голос с кухни.

– Я буду трахаться, пить и целоваться с первым встречным, – крикнула в ответ Роксана.

– Иди к черту, чудовище, – откликнулась Клэр.

– Валим, – потянула его к выходу Роксана, но внезапно остановилась, схватила недопитую бутылку виски, вытянула из-под барной стойки непочатый «Captain Morgan» и пулей понеслась до выхода.

Том опять услышал этот голос. Голос молодости, голос свободы, голос счастья.

Они шли по улице, смеялись и пили из одной бутылки, иногда прерываясь на ее вишнёвые сигареты и поцелуи. А целовались они много, как будто боялись не успеть прожить эту ночь и эту жизнь. Каждый столб, каждое дерево видело, как сплетались их губы и языки в танце.

Они шли по тихим улочкам, наслаждаясь ещё одной летней ночью и друг другом, молодые, глупые и пьяные.

Том хорошо помнил узкую старую лестницу и квартирку на третьем этаже, где никто никогда не убирался.

Роксана скинула куртку и повернулась к Тому лицом, запуская ладони ему под футболку, но тот остановил ее пальцы.

– Нет, – твёрдо сказал он. – Сегодня я.

Роксана улыбнулась уголками губ и кивнула, поднимая руки вверх и прося стянуть с неё майку.

Том схватился за нижний край и осторожно потянул вверх, пристально смотря ей в глаза.

Впалый живот, маленькая грудь, татуировка, острые тазобедренные кости, ключицы-палки, выступающие на худом маленьком тельце.

Том опустился на колени и припал губами к витиеватым линиям на ее боку, целуя и засасывая бледную кожу, оставляя рядом с чернильными следами свои отпечатки.

Роксана запустила пальцы ему в волосы и притянула его голову чуть ближе. Том расстегнул пуговичку на ее джинсах, следуя за линиями, уходящими вниз. Он осторожно оттянул край джинс, проводя пальцем по тонким изгибам татуировки, легко коснулся губами, отчего Роксана вздрогнула, колени ее подогнулись, и она упала рядом с ним на грязный пол.

Том обхватил руками ее ягодицы и усадил себе на колени. Он прикоснулся губами к шее, к ложбинке между грудей, отогнул край лифчика и впился в сосок, терзая и причиняя легкую боль.

Роксана у него на коленях выгнулась дугой и, схватившись за его плечи, оставила на коже длинные красные полосы от своих ногтей.

Том отпустил Роксану и одним движением снял с себя футболку, потом очень ловко расправился с застежкой ее лифчика и прижался голой грудью к ее коже. Она была холодной и сухой, будто восковой, а Томасу было невыносимо жарко, ему хотелось уже избавиться от этого постоянно пышущего пламени у себя в груди, а затушить его мог только хороший секс.