Текст книги "Неудачница: перезагрузка (СИ)"

Автор книги: Анастасия Медведева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 8. Громить – так громить…

Всё время до обеда я провела у Сони, наставляя её и помогая с новым материалом. Как и ожидалось – девушка схватывала всё на лету, не забывая вставлять стандартные фразы о том, что жизнь – тлен, и что карьера личной помощницы заведёт её в гроб…

Через пару часов я даже привыкла к этой её манере общаться и воспринимала эту забавную форму самобичевания, как фоновый шум.

В итоге, перерыв на обед я, конечно, пропустила, зато к концу третьего часа была уверена, что подготовлю помощницу даже лучше себя самой! Соня была трудоспособной, исполнительной, тихой фаталисткой – что, как нельзя лучше, подходило Глебу по всем параметрам. Пусть только попробует использовать её не по назначению – и тихая истерика, по масштабу сравнимая с бурей в стакане, быстро заставит его передумать.

Кажется, я гений. Гений кадров. Может, нам с Соней местами поменяться? Не думаю, что у неё загруз больше, чем у личной помощницы гендиректора… зарплата, конечно, поменьше будет… Но…

ЧЁРТ!

– Мила Георгиевна, что с вами? – встрепенулась Соня, которая секла все изменения моего настроения на раз.

– Звонки! – смотрю на неё с лёгкой паникой, жду поддержки, – Я про них забыла! – поясняю, когда не получаю желаемого.

– Ваш телефон молчит, – замечает прозорливая сотрудница отдела кадров.

– Да нет, звонки Глеба… э… Глеба Самойловича! – быстро исправляюсь, – Так, всё, я побежала на своё рабочее место. Сегодня тебя уже мучить не буду – отдохни, как следует!

И с этими словами я вылетаю из её кабинета и бегу, цокая шпильками по полу, в кабинет Бондарёва. Хочу кушать. Хочу отдохнуть. Хочу послушать музыку. Но, судя по словам Макса, в ближайшие четыре часа слушать мне только трели телефона и голоса всех желающих побеседовать с Глебом…

Когда лифт раскрывается на сороковом этаже, я стартую в приёмную и с лёту плюхаюсь на своё кресло, потому что телефон уже звонит и, похоже, давно…

О, какое это счастье – отвечать всем знакомым Бондарёва! Я уже и позабыла, какая это радость – через один звонок слышать очередной капризный голосок из клуба его фанаток! А руководители отделов?.. Мм!.. Как всегда – вежливы и приятны в беседе!..

Конечно же это был сарказм.

– Если вам что-то не нравится, милая дама, приходите и разговаривайте с Глебом Самойловичем лично! – холодно отвечаю очередной звонящей фифе, – Уверена, у вас нет его сотового телефона, так что тыкать мне личным знакомством будете, стоя рядом с ним! И желательно – чтобы Глеб Самойлович мог подтвердить вашу историю, иначе из здания вас выведет охрана! До свидания! – гаркаю и сбрасываю вызов.

– Ты невероятно тактична. Надеюсь, это был не мой деловой партнёр?

Глеб стоит в верхней одежде в проходе двери и смотрит на меня.

В свою очередь, смотрю на него. Да, на скуле явно будет синяк, а нос совершенно очевидно разбит, но, хвала всем Бондарёвским ангелам хранителям – не сломан. И вообще – выглядит довольно сносно… кажется, даже опухать не будет…

– Тебя прилично залатали, – замечаю негромко.

– Я плачу врачам хорошие деньги, – растягивает губы в улыбке Глеб, – Так кто звонил?

– Твоя очередная девушка. Бондарёв, серьёзно, когда этот поток иссякнет? – складываю руки на груди, смотрю на него с недовольством.

Кажется, даже начинаю получать удовольствие от нашего непринужденного общения.

– Как только ты этого захочешь, – спокойно отвечает Глеб.

Медленно выдыхаю, прикрывая глаза. Я явно поторопилась с выводами.

– И зачем ты так говоришь? – спрашиваю у него, – Нет, серьёзно, чего ты добиваешься этим ответом?

– Это так неочевидно? – поднимает брови Глеб.

– Мы не будем играть в эти игры, – смотрю на него серьёзно и решительно демонстрирую, что более отбивать его фразы в режиме игры в бадминтон – не намерена.

– С чего ты взяла, что это игры? – чуть холоднее спрашивает Глеб.

– С того, что одними из последних твоих слов, сказанных мне до того, как твоё лицо встретило кулак Бесова, были: «я хотел вернуть тебя в свою постель», – поднимаю бровь, – Это не та фраза, после которой барышни теряют голову и бездумно бросаются на амбразуру новых отношений. Потому я снова спрашиваю: чего ты добиваешься?

– Я добиваюсь от тебя хоть каких-то эмоций, – медленно цедит Глеб, пристально глядя мне в глаза.

– Зачем? – устало спрашиваю у него.

– Потому что ты – не из тех девиц, что относятся к сексу, как к чему-то само-собой разумеющемуся, – почти по слогам проговаривает Бондарёв, уже просто гипнотизируя меня своим взглядом.

– Предположим, ты прав, и я не из тех девиц… – так же медленно отвечаю ему, слегка хмурясь от неожиданного поворота в разговоре, – но причём здесь мои эмоции?..

– Не будь дурой, Мила, – то, как он произносит эти слова…

Почему-то их не было обидно слышать: словно за ними было столько всего, что я должна была понять…

Опускаю голову. Весь мой запал куда-то пропадает.

– Если ты думаешь, что вчера стала очередной, то это не так, – отрезает Глеб, и я, даже не глядя на него, знаю – он всё ещё смотрит на меня, – ты не была и не будешь очередной. Не для меня.

– И что бы это значило? – стараюсь придать голосу ироничный оттенок, но это плохо получается.

В голове вновь всплывают сцены из номера в отеле…

– Я не хочу, чтобы ты врала мне.

Сердце ощутимо кольнуло: буквально несколько часов назад я обвиняла Бесова в этом грехе. А теперь в нём обвиняют меня.

– Я тебе ничего не должна, – произношу без эмоций, смотрю на столешницу перед собой.

И это истинная правда.

– Неужели?

– Ты всё время от меня чего-то требуешь, – произношу негромко, – Раньше это были пункты контракта и беспрекословное подчинение; теперь, когда контракта нет, ты требуешь от меня эмоций и правды. Это слегка нездорОво, Глеб, – поднимаю на него взгляд, – Я не твоя вещь, как ты привык ко мне относиться. И не твоя игрушка, которую можно провоцировать – забавы ради. Да, я не из тех девушек, что относятся к сексу бездумно – но это не значит, что я приду и начну обсуждать с тобой все подробности вчерашней ночи, смаковать детали и делиться ощущениями. Не буду врать – это не таинство для меня, но это личное. А ты не входишь в зону моего комфорта и в графе «только моё» оказался случайно. Так что не жди, что после того раза я впущу тебя в глубины своего внутреннего мира. Ты не настолько мне близок, и я не настолько тебе доверяю. Поэтому давай закроем тему?

– Долго придумывала речь? – Бондарёв смотрит насмешливо, сложив руки на груди.

– Глеб, чего ты хочешь? – уже в который раз спрашиваю его, опуская лицо в ладони.

Но на этот раз не скрываю усталости в голосе – ровно, как и нежелания продолжать беседу.

– Хочу, чтобы ты пошла со мной на свидание.

Поднимаю голову.

Что?..

А через пару секунд осознаю: Боже, он даже это приглашение умудрился озвучить, как приказ.

И всё же…

– Ты сдурел, Бондарёв? – спрашиваю, вполне обоснованно опасаясь за здравость его мысли.

– Кто учил тебя манерам, Криг? Или это приближение Нового Года так на тебя влияет?.. – усмехается Глеб, – Твоя темная сторона обычно спит до первого бокала.

– Думаю, это влияние грядущей свободы, запах которой дурманит воздух приёмной, – криво улыбаюсь…

Он назвал меня по фамилии?!

– Бедная Соня. Надеюсь, ты не научишь девочку плохому.

Губы как-то сами собой растягиваются в улыбку. Что они творят?!

Кажется, Глеб со своими американскими горками решил сломать мой мозг – и ему это удалось.

– Поскольку ты не сказала «нет», я буду считать, что подумала «да», – быстро и по-деловому произносит Бондарёв, – Я заберу тебя после работы… Постарайся не убегать с криком – я предупрежу охрану.

– Будут отлавливать? – всё ещё обалдевая от всего, что происходит, спрашиваю я.

– За это я плачу им деньги, – совершенно серьёзно отвечает Глеб и проходит в свой кабинет.

Продолжаю сидеть и моргать. Я что… пойду на свидание с Бондарёвым?..

…

Звонок, словно по волшебству затихшего во время нашего разговора, телефона вынуждает меня вынырнуть из астрала и вернуться к своим обязанностям.

Поднимаю трубку…

– Добрый день, могу я услышать Глеба?.. – не давая мне вставить и слова, спрашивает какая-то очередная девица.

– Нет, он сегодня идёт со мной на свидание, – неожиданно вырывается из меня…

Резко сбрасываю звонок.

Кажется, я поторопилась с возвращением в реальный мир…

До конца рабочего дня я находилась в некой прострации: нет, я продолжала принимать звонки, отвечая вполне профессионально, написала письма руководителям нескольких отделов и даже состряпала приблизительный график встреч Глеба до конца нового года, поскольку то, что творилось в расписании Бондарёва, никак иначе, как хаос, назвать было нельзя.

Понятия не имею, как он со всем справлялся…

Но суть не в этом. Всё это время до семи часов я не могла понять одну простую вещь: как я согласилась пойти с Бондарёвым на свидание? Честно! Это в каком же шоковом состоянии я пребывала, что он сумел получить моё согласие? Или он не получал его?.. Я вообще говорила ему «да»?

Ведь отношения с Глебом – это то, против чего протестовало всё моё нутро. Такие, как он, не берут жён «из народа». Такие, как он, не строят отношений с подчинёнными. Зачем мне всё это? И самое главное: я ведь знаю, что не за чем! Так почему чувствую внутри какой-то странный азарт? Словно маленький седой гном с дымящейся трубкой сидит на одной из моих почек и поигрывает бровями – мол, посмотрим, что он там придумает!

…

Кошмар…

Я уже говорила, что мой мозг сломан?.. Теперь я официально ставлю себе диагноз. Умный дядя психиатр сказал бы, что проблема в сломе личности и изменении мировоззрения, связанном с длительным пребыванием в месте, отличном от зоны моего комфорта. То бишь, сиди я в каком-нибудь call-центре помощи трудным подросткам, подобного слома бы не произошло…

Но я работаю в международном холдинге, среди людей, не знающих слова «жалость», имеющих другое представление о нормах нравственности (порой даже прямо противоположное моему) и поклоняющихся только одному Богу – Богу цифр: он же – Бог денег, Бог доходов, Бог отчётов, Бог счета в банке.

Это как окунуться в другую религию и неожиданно вынырнуть с надеждой вернуться назад – к прежним устоям.

Но ничего уже не будет так, как прежде. Невозможно вернуться в точку отсчёта таким, каким ты от неё ушёл. Ты всё равно вернёшься другим.

Это я поняла ещё в университете, когда вернулась к своему бывшему, чтобы попытаться склеить то, что я когда-то считала невероятно важным для себя. Просто жизненно необходимым. В итоге выяснилось, что это даже не было любовью: я пыталась склеить свои собственные фантазии об этом человеке, но они уже никак не хотели сходиться в единое целое.

Я уже не была прежней.

И теперь, сидя в кресле личной помощницы гендиректора медиа холдинга и думая о том, как уже через пару недель, после новогодних праздников, я вернусь в социальную сферу и, наконец, начну в ней работать… я испытывала страх.

А хочу ли я в ней работать?..

Или моя недолгая карьера в компании Глеба, – тот шанс, что он мне когда-то предоставил, – расширила мои горизонты, показав огромное количество путей? Других путей.

Помимо этого – встреча с Бесовым открыла для меня ещё одно направление, над которым я так ни разу всерьёз и не задумалась. А могла бы.

Я нахмурилась, глядя в противоположную стену и прикусив кончик карандаша.

А чего я вообще хочу?..

Хороший вопрос для рассуждений на досуге… странно, что всё это время я полагалась не на «хочу», а на какие-то другие константы – вроде «надо», «обязана», «вынуждена» и так далее. Причём, следуя всем этим «надо», я как-то не задумывалась, а нравится ли мне это? Ведь по всему выходит, что… не так уж и не нравится!

Закрываю лицо руками.

В какой момент я стала воспринимать компанию, как зло мира?.. Думаю, это произошло после всех откровений Глеба. Может, ещё раньше – во время разговора Глеба с его отцом на приёме.

Когда я перестала воспринимать социальную сферу, как единственно возможный путь?.. Не хочу врать себе: я никогда и не воспринимала эту сферу, как единственно возможный путь. Учёба в университете дала мне многое, в том числе и четкое понимание – я хочу помогать людям, а также убеждение, что я смогу воплотить своё желание, лишь работая по специальности.

Но так ли это?..

– Ты готова? – голос Глеба вынуждает меня оторвать руки от лица и поднять взгляд на него.

– Уже конец рабочего дня? – удивленно спрашиваю, затем смотрю на телефон.

– Переживаешь, что не успела сбежать? – поднимает бровь Глеб.

– Хотела бы я посмотреть – как бы это у меня получилось, – фыркнула в ответ и поднялась на ноги; взяла свой полушубок, (Бондарёв помог его надеть) и развернулась к своему шефу, – И в какой ресторан мы пойдём?

– Мы не пойдём в ресторан, – удивляет меня Глеб.

Хм… мой мозг начинает сворачиваться в узел: как это «не пойдём в ресторан»?! А как же стандартная демонстрация богатства со столиком, заказанным в самом известном и дорогом месте города, как же вип-зона и высокие свечи, скромно освещающие пространство и создающие лёгкий интим, как же бутылка редкого вина какой-то запредельной стоимости, предложенная в виде аперитива?.. Или я чего-то не знаю о Глебе?.. Разве он не должен ухаживать так?

– А куда мы пойдём? – спрашиваю, следуя за ним к лифту.

Как только дверцы закрылись, и мы остались одни, Бондарёв позволяет себе лёгкую улыбку и отвечает:

– Мы едем ко мне домой.

В СМЫСЛЕ?!?!?

– Я не поеду к тебе домой, – растягивая на лице точно такую же вежливую улыбку, отвечаю ему.

– Ты боишься? – Бондарёв поднимает бровь.

– Чего? – моя бровь зеркально повторяет взлёт конкурентки.

– Я не знаю, чего ты боишься, – усмехаясь, отвечает Глеб, глядя мне в глаза.

– Я думала, мы поедем и где-нибудь поужинаем, – отворачиваясь, говорю слегка напряженно.

– Именно это мы и сделаем, – кивает Бондарёв.

– Ты зовёшь меня на ужин к себе домой?! – смотрю на него прямо, пытаясь вбить в его мозг всю нелепость ситуации.

Ещё пару недель назад я батрачила на него, вычищая его дом и кашеваря на его кухне, гонимая буквой контракта, а сейчас он хочет привести меня обратно, но в качестве… а в качестве кого он хочет меня привести?..

– Из твоих уст это звучит ужасно, – усмехается Бондарёв, – но вообще-то я хотел предложить тебе приготовить еду… вместе.

Сражена. Наповал. ОН СЕРЬЁЗНО?

– Ты, должно быть, хочешь пробудить лучшие из моих воспоминаний? – даже не скрывая сарказма в голосе, спрашиваю у него.

– На самом деле, это просьба, – выходя из лифта и уверенно направляясь к своей машине, отвечает Глеб; иду вслед за ним, слегка заинтригованная; Бондарёв открывает дверцу пассажирского сидения, поворачивается ко мне и… неожиданно мягко улыбается, – Я сегодня не успел пообедать и ужасно хочу есть, но идти в ресторан с таким разукрашенным лицом – не лучшая идея. Не хочу выносить сор из избы. Потому прошу тебя: приготовь мне что-нибудь из того, что ты делала раньше. А я обещаю, что не стану выписывать тебе штраф и даже помогу тебе – могу что-нибудь помыть или порезать.

– Боже упаси, – качаю головой, прикрыв глаза, затем останавливаюсь и смотрю на него, – почему ты не хочешь просто заказать еду на дом?

– Потому что я устал от ресторанной еды, – как-то странно глядя на меня, отвечает Глеб, – и соскучился по домашней.

Мы стоим на парковке и смотрит друг на друга.

Затем я молча сажусь в машину, а Глеб также молча захлопывает дверцу с моей стороны, обходит свою серебристую красавицу и садится на водительское место.

Мы трогаемся и едем домой.

Прикусываю губу. Я и в правду так подумала?.. Что еду именно «домой»?..

Поворачиваю голову и смотрю на Глеба.

Что за план у него в голове? Месть Бесову за удар? Или старое доброе желание «добиться своего»?.. Или… он впервые за долгое время делает что-то, чего просто хочет?

– Ты пытаешься меня анализировать? – Бондарёв смотрит на дорогу, не отрываясь.

– Пытаюсь понять, в какую очередную ловушку себя загоняю, – честно отвечаю ему.

– Здесь нет ловушек. Я просто хочу есть. И хочу, чтобы именно ты приготовила мне еду, – он поворачивается ко мне и смотрит в глаза.

– Это странное желание, – отвечаю ему.

– Ничего странного в нём нет, – отворачиваясь и возвращая взгляд дороге, говорит Глеб.

Когда мы доехали до его дома, я ощутила что-то странное внутри. С этим местом было связано слишком много воспоминаний. Не самых приятных воспоминаний, если быть честной.

– Боишься встретить призраков? – хмыкает Бондарёв, но я вижу – его глаза серьёзные.

– Разве что призрак самой себя с тряпкой в руках, – сухо отвечаю ему, глядя вперёд и не выходя из машины, – или себя с кучей тяжелых пакетов в руках, открывающую тебе дверь.

Челюсть Бондарёва напрягается, под скулами начинают ходить желваки.

– Я относился к тебе, как свинья. Это было недостойно… мужчины, – цедит он, также, как и я, глядя вперёд и не выходя из машины.

– Теперь ты понимаешь, что везти меня сюда – было ошибкой? – спрашиваю у него.

– Я не могу оправдать себя, но могу постараться исправить твоё мнение о себе, – он поворачивает голову ко мне.

Смотрю на него в ответ. Ничего не говорю. Смысл? Моё мнение уйдёт вместе со мной через несколько дней – как из его компании, так и из его жизни. Если он хочет как-то загладить свою вину передо мной и думает, что это ему реально поможет – пожалуйста.

Мешать ему не буду. Даже подыграю. В конце концов, если Глеб действительно хочет исправиться, то кто я такая, чтобы стоять на пути его исправления?..

Другое дело – мои собственные чувства и мысли по этому поводу…

Нет, я не буду об этом думать – просто приготовлю ему ужин, тем самым убив двух зайцев (и на свидание пошла, и доброе дело сделала), и отправлюсь обратно в свою квартирку.

Открываю дверцу и выбираюсь наружу. Иду к лифту.

Это несложно и не противоречит моим желаниям – я тоже хочу есть. И я спокойно могу себе позволить потратить пару часов на ужин в этой квартире, потому что в моей квартире есть нечего.

Ладно, не поэтому… потому что в моей квартире меня никто не ждёт. Мне некуда торопиться. Я даже растение в горшочке не купила – времени не было. Продукты в холодильнике были… какие-то… так что в выборе между «поесть дома» и «поужинать у Бондарёва» я меркантильно выбираю второй пункт.

Да, всё верно. Всего лишь логика и выбор в пользу лучшего.

(Я же сейчас не убеждаю сама себя?..)

Однако, когда захожу в квартиру Бондарёва, весь мой холодный расчёт вылетает в трубу.

Не уверена, что хочу быть здесь. Странное ощущение внутри… может, лучше покушать варёной картошечки в моей квартирке-малютке?.. Разворачиваюсь и натыкаюсь на Бондарёва.

– Ты ведь уже зашла, – говорит он, словно чувствуя моё состояние.

Ладно. Что я, в конце концов, маленький ребёнок?! Не буду же я бежать с визгом из этой квартиры только потому, что, входя в неё, начинаю терзаться сомнениями!

– Продукты в холодильнике, – говорит Глеб, проходя внутрь и направляясь в…

– А ты куда? – хмурюсь, глядя на его уход.

– Переодеться. Ты же не против?..

Да я бы и сама не прочь… Но, представить, как Глеб предлагает мне свою рубашку в качестве «домашней одежды» оказалось слишком легко.

– Да, конечно, – рассеянно киваю ему и иду в кухонную зону.

Открываю холодильник и с какой-то странной ностальгией рассматриваю его содержимое, как всегда соответствующее номинации «лучший выбор».

Начинаю готовить: руки сами выбирают то, что нужно, ноги сами ходят по кухне, прекрасно зная, где что лежит, и откуда – и что – нужно взять. Сковорода уже на плите, овощи почти порезаны, мясо убрано в пакет для запекания, нашпигованное зеленью и приправами… чувствую позади себя какое-то движение. Оборачиваюсь.

– Ты такая быстрая. Я уже и забыл, – улыбается Глеб, стоящий за моей спиной.

На нём темно серая, графитовая, кофта и домашние черные брюки.

Руки убраны в карманы. На голове лёгкий беспорядок. На лице наливается синяк, но почему-то его не портит… а может, всё дело в отношении самого Глеба к этому синяку – Бондарёв словно принял своё наказание, и теперь спокойно несёт крест побитого человека.

Хмыкнула.

Не удержалась…

Вообще не понимаю мужчин.

– Что смешного? – тут же интересуется Бондарёв.

– Синяк сделал тебя более человечным, – отвечаю ему и впервые не боюсь за последствия.

– А, может, ты просто плохо меня знала? – с вопросом в глазах смотрит на меня Глеб.

– А, может, ты просто не пытался произвести на меня впечатление? – вопросом на вопрос отвечаю я.

– Ты думаешь, я пытаюсь произвести на тебя впечатление? – Глеб опирается ладонью на стол, смотрит уже серьёзно.

– Я не знаю, чего ты хочешь. Потому, стараюсь не придумывать лишнего: фантазия у меня богатая, – замечаю, отворачиваясь от него и перемешивая содержимое сковороды.

– Не знаешь и не хочешь выяснить? – задаёт странный вопрос Глеб.

Вновь поворачиваюсь к нему.

– Ты хотел помочь с нарезкой? Овощи для салата ждут тебя.

Кошмар, когда я начала так командовать?!

Некоторое время мы занимаемся своими делами молча: я перемешиваю, Глеб нарезает.

Кошусь через плечо, пытаюсь запечатлеть момент, в котором Бондарёв не справляется с задачей.

Безуспешно.

Овощи нарезаны аккуратно: чуть крупнее, чем я привыкла – но не критично. Глеб спокойно обходит меня, достаёт салатницу, отправляет в тару всю нарезку, заливает оливковым маслом, солит.

– Ты врал мне – ты умеешь готовить, – хмурюсь, глядя на все это действо.

– Салат? Его умеют готовить даже дети, – замечает Бондарёв и убирает грязную посуду в мойку.

Фыркаю. Могла бы поспорить с этим убеждением – но не буду. Лучше посмотрю, что ещё может этот «золотых рук мастер». А этот страшный человек достает тарелки и начинает сервировать стол, причем делает это по всем правилам этикета – тут он меня вообще уел!

– А этому учат в элитных детсадах? – подняв брови, наблюдаю за его манипуляциями.

– Я всю жизнь ем в ресторанах. Запомнить расположение приборов, салфеток и тарелок – не так сложно, – вновь замечает Глеб и, наконец, достаёт из недр кухонного гарнитура три толстые свечи разных цветов.

красная, чуть поменьше – белая (или скорее не крашенная) и небольшая, но такой же толщины – черная.

Ставит свечи на середину барной стойки, и они вписываются так гармонично так, словно изначально были частью декора… На бутылку красного сухого я смотрю уже с какой-то опаской.

– Ты решил перенести ресторан сюда? – спрашиваю, не отрывая глаз от его действий.

– Просто перестраховался, – хмыкает Глеб, – не хотел, чтобы в какой-то момент из-под нашего столика в ресторане выполз Бесов.

Я представила себе эту картинку и прыснула.

А затем сказала, справедливости ради:

– Нет, если бы появился Лёша, то он сделал бы это через парадные двери, прошелся бы ураганом по залу ресторана и остановился, нависнув над нашим столиком опасной горой.

– Ты думаешь, что хорошо его знаешь? – отворачиваясь от меня, спрашивает Глеб, и я не могу видеть выражения его лица.

– Я думаю, что из нас троих он самый несдержанный. Он бы не стал отсиживаться под столом, – говорю спокойно.

– Не могу понять: комплимент это или упрек, – замечает Глеб, а затем быстро переводит тему, – куда ты хочешь устроиться после нового года?

Меня, признаюсь, такая резкая смена слегка выбивает из колеи…

– Куда? Не знаю… Ещё не думала. Но вариантов много, – сказала, перекладывая содержимое сковороды в большую глубокую тарелку, которую Глеб тут же забрал у меня из рук и поставил на стол; затем вручил мне бокал вина и присел на барный стул.

– А чем бы ты хотела заниматься? – продолжил расспрос он.

– Не знаю… – честно отвечаю, отпивая глоток из бокала, – но вообще, я бы хотела попробовать себя в вокале.

– В вокале? – удивленно переспрашивает Бондарёв, медленно отставляя свой бокал на стол.

– Это так, развлечения ради, – чуть пожимая плечами, произношу.

Почему-то мне становится стыдно.

– Ты хочешь оставить пост личной помощницы гендиректора и начать петь… в ресторанах? – глядя на меня очень странно, спрашивает Бондарёв серьёзным голосом.

– Почему сразу в ресторанах? Существует множество групп, выступающих в клубах и на других площадках…

– Тебя взяли в одну из групп? – тут же уточняет Глеб.

– Нет, но…

– Ты знаешь, сколько будешь зарабатывать? Ты вообще знаешь, какой доход эти группы имеют с выступления? – продолжает закидывать меня вопросами Бондарёв, голос которого становится всё более недовольным.

– Я потому и говорю, что это скорее развлечение… – пытаюсь объяснить ему.

– Имея хорошую работу, приличную зарплату и свободное время, конечно, можно посвятить себя музыке… но, насколько я помню, у тебя нет музыкального образования. Как ты будешь разучивать партии? По звучанию из оригинала? Но ладно каверы известных песен… сможешь ли придумать что-то своё? Сможешь придумать слова и музыку? И я сейчас говорю не о партии гитары или ещё какого инструмента – признаюсь, плохо в этом разбираюсь, – я говорю о мелодии солиста, которая в хорошем треке отличается от музыкального сопровождения и не поддерживается звучанием ведущего инструмента.

Смотрю в его глаза, – такие серьёзные, как и всё его лицо, и напряженные, словно он пытался вбить в меня какие-то азбучные истины, – и молчу. Всё, что он сказал… всё это правильные вопросы. Правильные вопросы, на которые я не имею ответа. Моё желание сумбурно, оно не обдумано и конечно не так просто в исполнении, как кажется. Но зачем так рубить с плеча? Почему не дать воздуха этой милой наивной фантазии?.. Я же не о твёрдых намерениях говорю, а о своих желаниях.

– Не думала, что тебя так волнует моё будущее, – в итоге произношу негромко, затем отпиваю из бокала, глядя в сторону.

– Меня волнует, что невероятно высокий для твоего возраста и хорошо оплачиваемый пост в престижной компании ты готова променять на невнятную мечту петь в каком-то замшелом клубе перед полупьяной толпой, – жестко произносит Глеб.

– Почему сразу пьяной? – сухо спрашиваю, уперев взгляд в содержимое бокала.

– Потому что в клубы ходит определённый контингент – тебе ли этого не знать? – поднимая бровь, спрашивает Глеб.

Я вспоминаю наши с ним походы в известное заведение…

– Давай закончим этот разговор? – предлагаю почти мирно.

– Нет, не закончим. Я хочу понять, ради чего ты собираешься смыть свою жизнь в унитаз? – ещё жестче спрашивает Глеб, чуть наклоняясь вперёд и буквально вонзая в меня свой взгляд.

– Я не собираюсь смывать её в унитаз, – по слогам отвечаю ему, отставляя бокал на стол, – и будь добр, следи за своими словами.

– Тебе выпал редчайший в жизни шанс: заниматься тем, что тебе нравится и зарабатывать столько, сколько ты хочешь. Плевать на образование, плевать на твой статус – ты там, где немногие оказываются. Почему ты так стремишься вырваться отсюда? И куда ты стремишься? В эту нищенскую серость? Где специалисты твоей профессии хорошо, если двадцать тысяч зарабатывают? И это я говорю о тех, кому повезло? Чего ты пытаешься добиться? Свободы? Но свободы от кого? Или от чего? От денег? От жизни среди людей, знающих себе цену и работающих в поте лица на своё имя – а не на благо цивилизации?

– Мне неприятен этот разговор, – слезаю с табурета, встаю на ноги.

Духовой шкаф возвещает о готовности мяса, но мне уже плевать. Я здесь ужинать не останусь.

– Куда ты собралась? – Глеб тоже поднимается с места.

– Домой, – отвечаю коротко, иду к дивану, где оставила свою сумочку.

– Мила, останься. Мясо только приготовилось, – чуть спокойнее говорит Глеб.

– Твоё маниакальное желание всё контролировать никуда не делось, – резко разворачиваюсь к нему, смотрю в глаза, – я думала, ты удивишь меня, но этого не случилось.

– Мила…

– Я не хочу больше оставаться здесь и обсуждать моё безрадостное будущее. Спасибо, не за пять дней до нового года, – отрезаю и иду в прихожую.

Глеб резко останавливает меня, схватив за руку, и разворачивает к себе.

– Неужели непонятно, что я беспокоюсь о тебе? – уже не скрывая злости, спрашивает мужчина.

– Твоё беспокойство превращается в оскорбления, – смотрю ему в глаза, – Такая забота мне не нужна.

– Разве ты не понимаешь, что ведёшь себя, как дура?! – срывается Глеб.

– А ты разве не понимаешь, что не о моём будущем думаешь, а о себе? И о том, что хочешь, чтобы я осталась в компании! Возможно, я – дура, Глеб. А вот ты – эгоист. Но я уже привыкла, – вырываю свою руку из его хвата и отступаю на шаг, – спасибо за ужин. Кажется, я сыта по горло.

– Ты никуда не пойдёшь, – с угрозой произносит Бондарёв, а я едва сдерживаю себя, чтобы не засмеяться.

– Что, будешь силой останавливать? Точек влияния на меня у тебя уже нет. Так что остановит меня только грубая сила, – фыркнув, отвечаю ему.

– Не уходи, пожалуйста, – неожиданно мягко просит Бондарёв, опустив голову вниз.

Останавливаюсь – против своей воли.

Смотрю на него: челюсти плотно сомкнуты, взгляд напряжен, кулаки сжаты. Ничего нового…

– Мне сложно справляться с собой… со своими привычками. А привычка контролировать всё – одна из сильнейших, – он поднимает на меня взгляд и смотрит в глаза, – Я не хотел тебя обидеть.

– Чего тебе надо от меня? – задаю один единственный вопрос.

Тишина, последовавшая после вопроса, мне не понравилась.

– Чтобы ты со мной поужинала? – через некоторое время спрашивает Глеб, глядя на меня взглядом побитой собаки.

Бог ты мой, да что со мной не так? Почему мне его становится жалко?.. И почему стыдно за свою маленькую истерику? Ведь это нормально, расстроиться из-за его слов?.. Так почему я ощущаю, что продемонстрировала намного больше слабости, защищая свою позицию – чем Глеб, в итоге попросивший меня остаться?..

Неужели я понимаю (где-то на внутреннем уровне) насколько он прав, когда так беспощадно громит мои бестолковые фантазии?..