Текст книги "Прикосновение к невозможному (СИ)"

Автор книги: Анастасия Эльберг

 
Он не ответил, до сих пор разглядывая меня. В его глазах было и восхищение, и страх, и любопытство, и ожидание… обычный для таких случаев коктейль.
 

– Не бойся, – продолжила я. – С тобой ничего не случится. Я накормлю тебя. Тебе будет хорошо. А потом я попрошу кое-что взамен… самую малость. Ты не откажешь мне?

 
Молодой человек снова промолчал, хотя мой последний вопрос был лишним: разумеется, не откажет. Хотя может попробовать… это будет интересно.
 
 
Подавляющее большинство наших с Винсентом (теперь – только моих) слуг вели дневной образ жизни, так что сейчас они уже видели девятый сон. Дверь нам открыла молодая (еще и двух веков не исполнилось) горничная-вампирша. От ужина мой спутник – свое имя он мне так и не назвал – отказался. Мы посидели в гостиной дома перед камином, обсуждая всякую чепуху, после чего я снова взяла его за руку – ему не хватало решительности и наглости, не переходящей границы хорошего тона, какими располагали парижане – и повела в спальню. Я могла бы его зачаровать… но тогда он не будет бояться, и происходящее потеряет всю прелесть.
Не знаю, были ли у него женщины до меня (скорее всего, нет, хотя вряд ли это имело значение), но он явно боялся предстать передо мной в невыгодном свете. Нерешительно снимал с меня платье, осторожно гладил по волосам и очень внимательно изучал каждый миллиметр моего тела – так, будто хотел как можно дольше хранить увиденное в памяти. Наверное, мне нужно было принять участие во всем этом. Направитьего, что ли. Но я лежала без движения, закрыв глаза, и мысленно находилась совсем в другом месте. Во всем этом было что-то очень плохое, потому что умом я понимала ощущения Винсента в такие моменты… но пока я не могла найти в себе сил отказаться от таких мыслей. Иногда мне казалось, что это становится привычкой, что я неосознанно представляю его на месте любого другого мужчины, который оказывается в моей постели. Хотя, конечно, я делала это осознанно. И мне нравилосьто, что я делаю.
Мне было, что вспомнить, но больше всего я любила восстанавливать в памяти свои – наши– ощущения, испытанные во время первой брачной ночи. Это удивительно и жестоко: прожить на свете три тысячи лет, не зная, что существо, находящееся рядом с тобой, может подарить тебе наслаждение. Вы так часто разговаривали, случайно касались друг друга… но только после того, как вы поклялись разделить друг с другом вечную жизнь, ты узнаешь, каково это: прикоснуться к себе подобному не случайно, а намеренно. Каково это – поцеловать его, не в лоб, по-отечески, выражая поддержку, а так, как это делает любовница или любовник. Каково это – когда существо, в постели с которым смертным так хорошо, что они забывают, как их зовут, делит постель с вами. Когда вы открываете друг в друге удивительные вещи… и особенно – эту способности достигать единения на слишком высоком для людей уровне, до которого они, вероятно, когда-нибудь дойдут, но это будет нескоро. Это такое ощущение, когда для вас уже нет границ, и перестает существовать даже время… жаль, что только светлое, но не темное.
Мне казалось, приложи я усилие – и смогу не только ощутить все это, но и оживить, физически перенестись в ту ночь. На долю секунды справиться с неподвластным мне темным временем и оказаться там. Винсент держит меня за руки – почему-то он любил держать меня за руки, не за запястья, а сплетать пальцы, так, будто хотел стать еще ближе ко мне, хотя вряд ли мы могли стать ещеближе – и шепчет мне на ухо что-то, смысл чего не до конца понимает даже он сам. А я закрываю глаза и думаю, что на мою долю выпало слишком много счастья, не удержать в руках, не осознать, и, кажется, что я вот-вот потеряю его. Мне хочется кричать – от страха, от наслаждения, от всего, что переполняет меня до краев, что больше невозможно держать внутри… я запрокидываю голову назад и кричу. Кричу так громко, что должны лопнуть барабанные перепонки, но на самом деле сил у меня уже почти не осталось, и с моих губ срывается только тихий стон.
И еще мы… охотились. Говорят, что это сомнительное удовольствие, особенно в период первой брачной недели. Но это не так. В процессе охоты два бессмертных существа так же близки, как в постели. Их сердца бьются в такт, инстинкты обострены как никогда: у них одна цель, одни глаза на двоих, одно обоняние и один слух. Винсент не пил человеческуюкровь. Но ему нравилась охота. Ему нравился процессохоты. Он должен быть благодарен мне за то, что я когда-то разбудила в нем эту страсть. И мне хотелось бы понаблюдать, как он пьет кровь. Ему нравилось смотреть на меня в такие моменты. Думаю, и мне понравилось бы.
Я открыла глаза и посмотрела на молодого человека. Поймав мой взгляд, он замер.
 

– От ужина ты отказался, – сказала ему я. – Это был твой выбор. Но от своегоужина я не отказываюсь.

 
Он невольно отпрянул, но я взяла его за волосы, притянула к себе и принюхалась.
 

– Пахнешь многообещающе. Все же это к лучшему – что ты отказался поесть. Было бы уже не то.

 
Молодой человек пробормотал что-то невнятное в духе «пожалуйста, не надо», но от близко находящейся жертвы голодного вампира не оттащит никто. В последний момент я решила быть понежнее – все же он заслужил – осторожно прокусила кожу и сделала пару глотков. На вкус он оказался совсем обычным. В такие минуты я жалела о том, что не могу обмануть себя и представить, что пью кровь Винсента. Ее можно было пить целую вечность, прерываясь разве что для того, чтобы перевести дыхание.
Когда я села, вытирая губы и подбородок, молодой человек снова посмотрел на меня – теперь уже с нескрываемым страхом.
 

– Понравилось? – спросила я, после чего убрала волосы, открывая шею. – Хочешь попробовать? Я не жадная.

 
Он замотал головой.
 

– Ну ладно. Напомни, как тебя занесло сюда, мальчик?

 
Молодой человек нахмурился, напрягая память.
 

– Не знаю, – наконец, пожал плечами он.

– Ты забрел сюда случайно. Я накормила тебя, дала отдохнуть. Но теперь тебе пора домой. Горничная проводит тебя до двери.

 
Оставшись в одиночестве, я встала с кровати, потянулась, зевнула и подошла к окну. Солнце должно было подняться часа через три, к тому времени уже следовало быть при параде, а меня после ужинаклонило в сон. Я вернулась к кровати, взяла стоявший на туалетном столике колокольчик и позвонила дважды. Горничная появилась сразу же.
 

– Да, госпожа?

–  Ванну.

 
К тому времени, как несколько разбуженных раньше срока слуг во главе с горничной закончили последние приготовления, я успела собрать волосы (вот что-что – а сушить их целый час в мои планы не входило), и устроилась поудобнее в горячей воде. Не то чтобы я получала много удовольствия от принятия ванны, но вода приводила меня в чувство. Конечно, если она не была ледяной: от такой я не отказалась бы жарким летом, но уж точно не ранней весной.
Одна из девушек-служанок принесла небольшую плошку с настоем из трав, и я опустила в нее руку. Кажется, завтра у Амирхана званый обед. Понимаю, что он устраивает их не потому, что ему скучно, но терпеть ухаживания и комплименты вампиров не хотелось. Уж лучше целый день слушать светские сплетни в салоне.
 

– Грета! – позвала я горничную. – Приготовь зеленое платье. Завтра я еду к Амиру. Мне нужно будет приодеться.

 
Горничная отозвалась своим обычным «да, госпожа» и удалилась, но уже через пять минут снова показалась в дверях. К тому времени служанка успела привести в порядок мои ногти на одной руке, и я опустила в плошку вторую.
 

– Что-то с платьем?

– Нет, госпожа. К вам пришли.

– Посреди ночи? – Я на секунду приподнялась и снова положила голову на заботливо поправленную служанкой подушечку. – Ах, это Киллиан. Зови.

 
Судя по всему, Киллиан приехал прямиком из Храма: он был в черном. Держал на сгибе локтя плащ для верховой езды, приглаживал растрепавшиеся волосы и улыбался. Мы виделись относительно недавно – тогда, когда я возвращала Магистру свою мантию – и он, конечно же, совсем не изменился. Разве что смотрел на меня чуть более откровенно, чем раньше… хотя, может, потому, что во время его визитов в наш с Винсентом дом я принимала его в каком угодно виде – но только не лежа в ванной.
 

– Привет, – нарушил молчание он.

– Привет. Амирхан с Таис живут в другом квартале, ты заплутал.

– Я проезжал мимо вашего… твоегодома и решил, что нужно поздороваться.

– Очень мило с твоей стороны.

 
Киллиан кивнул и прижал плащ к груди.
 

– Как там все? – спросила я, снова закрывая глаза.

– Мы не скучаем. Много дел.

–  А Винсент?

 
Киллиан выдержал паузу.
 

– Если честно, не знаю. Магистр отпустил его ненадолго. Ему нужно отдохнуть.

– Где он теперь живет?

– Это знает только Авиэль… ну, и Великий Ариман, думаю. Мы обменялись несколькими письмами, но он не пишет свой адрес. Магистр сообщает его только тому, кто развозит почту.

–  Личнымиписьмами?

– Нет. Вопросы, связанные с Библиотекой. И еще стихи… немного.

 
Я села и посмотрела на него. Киллиан встретил мой взгляд спокойно и уверенно.
 

– Не подашь мне халат?

– Конечно.

 
Я выбралась из ванны, повернулась к нему спиной, и Киллиан накинул мне на плечи поданный служанкой халат.
 

– Поедешь к Амирхану? – поинтересовалась я.

– Да. Скоро рассвет. Мне нужно с ним кое-что обговорить и передать его ответ Магистру.

– Не хочешь остаться у меня? Ты сможешь спокойно отдохнуть. А в доме у Амирхана вечный бардак, полно народу и никогда не бывает тишины.

 
Мы снова переглянулись, и на этот раз Киллиан отвел глаза.
 

– Если ты голоден, я приведу тебе еду, – продолжила я.

– Нет, мне не нужно приводить еду. – Он запоздало понял, что это прозвучало слишком резко, и решил себя пояснить: – Я не голоден. Не хочу тебя стеснять. Не думаю, что ты ждала гостей.

– Может, и ждала? – Я помолчала и, поняв, что ответа не дождусь, добавила: – Можешь расположиться в одной из спален на нижнем этаже. Туда не проникает свет.

 
Киллиан
1875 год
Франция, Париж
У вас на руках когда-нибудь умирало существо, которого вы любите больше жизни? Вы когда-нибудь прощались с тем, с кем должны были разделить вечность? Время лечит? Вы ошибаетесь, если думаете так. Время относительно. И боль бессмертного существа оно не может даже притупить. Пусть, прошло почти три тысячи лет. Я помню все так, будто это было вчера. Я чувствую все так, как будто это было вчера. Правосудие уже свершилось. Месть! Но кого может утешить месть?..
Даже люди помнят самые болезненные моменты своей жизни. А мы, бессмертные существа, способны оживлятьпрошлое. Возвращаться в него снова и снова, проживая заново все, что было когда-то пережито.
С любимым существом мы делим не просто постель и жизнь. Мы делим с ним разум. Мы учились этому всегда и учимся сейчас, каждое мгновение идем к конечной цели – к абсолютному слиянию на глубочайшем из уровней. Конечно, раньше мы были в начале пути. И все же. Я вернусь к началу: у вас на руках когда-нибудь умирало существо, которого вы любите больше жизни? Любовь – не цель и не смысл нашего существования. Вернее, моего. У меня есть долг. У меня есть знание. У меня есть цель в жизни. Но три тысячи лет я не связывал себя ни с кем. Ни к чему. Отчасти из опасения пережить то, что уже было пережито. Отчасти из нежелания перераспределять собственное время, которое я трачу на то, что считаю действительно важным.
Всегда есть исключения.
Я остался у Даны на день. Остался, воспользовавшись ее гостеприимством и презрев собственные убеждения. Остался, как мальчишка, которого поманили пальчиком, пообещав конфетку…. Или свежепойманный обед. Я знал ее три тысячи лет. И никогда она не смотрела на меня так, как сегодня. Как это называется? Дать надежду? Ложную надежду – я видел это в ее глазах. И все равно остался.
Авиэль сказал бы, что я идиот. Возможно, это правда, но сейчас мне плевать. Что-то подсказывало, что с Даной никогда не повторится то, что я когда-то пережил. С другой стороны, отношения с ней – это любовь к вулкану, а я порой так любил покой и тишину. С третьей стороны – а кто, собственно, говорит об отношениях? Что сказал бы Ариман, я не знаю. Но вряд ли он ответит мне на подобный вопрос. Даже не хочу представлять возможный разговор о ней. Все слишком зыбко. Мы попали в зыбучие пески и не можем выбраться. Она – из своей тоски, опьяненная свободой и забывшая про все на свете. Я – из призрачной надежды, послушный, как малец, одному ее взгляду.
Закрыв глаза, я прислушался. Я слышал ее. Интересно, сейчас она тоже примет меня в ванной? Стало смешно. Хотя, возможно, это был бы грустный смех. У меня было очень мало времени, но я готов просидеть здесь до заката мира, ожидая, пока хозяйка салона снизойдет до разговора со мной. Или, быть может, не только разговора.
Снова улыбка. На этот раз, злая. Кто бы мог подумать? Идея зайти к ней уже не казалась такой невинной, как изначально. Хотя кого я обманываю? Я знаю, к чему все это приведет.
Пикантность ситуации заключалась в том, что я должен поехать к Винсенту и вручить ему очередное письмо Магистра. Не передам радость, которую я испытываю от осознания того факта, что каратель не сможет прочитать мои мысли.
 
 
Дана вошла в гостиную, поигрывая поясом легкого, но длинного халата. Она не потрудилась надеть платье (как всегда), не собрала волосы, и выглядела просто… умопомрачительно.
 

– Доброе утро? Или вечер? Как спалось, Киллиан?

 
Кокетка.
 

– Я не спал. Но отдохнул. Спасибо тебе.

– Как тебе… хм? Ужин?

 
Дана опустилась напротив меня в кресло, безапелляционно положив ногу на ногу. Ужин? Какой, к черту, ужин? Сейчас я не хотел думать об ужине. Кокетка.
 

– Прекрасен и свеж, – усмехнулся я, глядя ей в глаза. Ее взгляд ответил мне обещанием. Нет. Ну, какого черта я пришел сюда вчера? Впрочем…

 
Я подошел к ней, опустившись на одно колено. Это не был жест галантности. Скорее, мне просто хотелось заглянуть ей в глаза с этого ракурса и завладеть ее рукой. Как минимум. Что я и сделал, не пряча улыбки. Она сводила с ума. Я не мог воспринимать ее как друга или как стороннее свободное существо. Она никогда не стала бы моим другом. Мы из разного теста, из разных миров. Я старше, занимаюсь тем, о чем ей даже слушать не интересно. Она сильна и дика. И все же к ней тянуло. Впрочем, не мог назвать ни одно существо из Ордена, которое не мечтало бы провести с ней хотя бы вечер. Мне нравилось делать ей подарки. Иногда. Ни к чему не ведущие. Просто так – от хорошего настроения. Увидеть ее улыбку. Но никогда не видел, чтобы кому-то делала подарки она.
А под утро она действительно привела мне «ужин», хотя я и оказался сначала. Как это мило. И необычно. Волнующе. Я ожидал это от кого угодно. Но только не от Амазонки Даны.
Дана смотрела мне в лицо. Она не улыбалась. Ее глаза расширились, губы приоткрылись. Мне не нужно было пытаться прочесть ее мысли, чтобы понять ее желания. Она потянулась ко мне, сжав тонкими пальцами мою руку, приблизившись к моему лицу. Я освободил ладонь. Положил руки ей на плечи, слегка их сжав. Теперь я уже стоял на коленях, выпрямившись и глядя ей в глаза. А в них уже мольба. Мы молчали, тяжело дыша, почти физически ощущая черту, на которой стоим. Я никогда не касался ее. Никогда не целовал. Мучительно захотелось ощутить на своих губах вкус ее поцелуя.
Я криво улыбнулся и, подавшись вперед, прикоснулся к уголку ее губ. Мне они казались теплыми, почти горячими. Я знал, что она почувствовала – всего на мгновение – холод. Я был старше ее больше, чем на две тысячи лет. Я стар. И холоден.
 

– Киллиан…

 
Я заглушил ее слова поцелуем. Страстно. Властно. Так, как – увы и ах – давно хотел. Дана напряглась и тут же расслабилась в моих объятиях, отвечая на поцелуй. Черт побери, она меня с ума сводит. Я оторвался от нее, тяжело дыша, не убирая руки с ее предплечий. Шелк холодил, хотелось его сорвать… порвать на мелкие клочки и выбросить, освобождая ее от совершенно неуместного здесь… О, Дана!
 

– Ты уверена, что…

 
На ее лице появилось откровенно издевательское выражение.
 

– Только попробуй сказать, что ты меня не хочешь, Киллиан, я оторву тебе голову!

 
Я замер на мгновение, глядя в ее пылающие глаза. Опомнившись, стащил ее с кресла, прижав к ковру всем телом. Она замерла подо мной, но почти сразу обняла руками и прижала к себе, легко целуя в шею.
 

– Дэйна, ты не представляешь, что я с тобой сделаю!

– Что же? Укусишь?

 
Она дразнила меня, прекрасно понимая, что пути назад нет. Уже нет. Две минуты назад был, а сейчас нет. Во мне поднялось то, что я глушил долгими веками, уходя с головой в работу и удерживая от всяческих отношений ближе, чем «секс». И сейчас, когда я почти не руководил собой, спорить, убегать, противостоять уже было бесполезно.
Черт побери, какая же она красивая. Я облизнул губы, наклонившись к гладкой коже. У нее был удивительный запах. Запах свободы. Свободы? Я не имел права к ней прикоснуться, пока она была в Ордене. Я не смел думать о ней, пока она принадлежала моему другу. Но сейчас она лежала в моих объятиях, сгорая от желания, вычерчивая на моей спине одной ей известные узоры. Она запустила руки под рубашку. Я чувствовал ее прикосновения не просто кожей. Мне казалось, я чувствовал, как она прикасается к чему-то темному, тайному, до сих пор не поднимавшему голову, и сейчас тянувшемуся к ее рукам.
Я весь твой, Дана. Нужно тебе это или нет, я твой. Хотя бы на одну ночь.
 
 
Дана смотрела на меня, слегка хмурясь и поджав губы. Ночь завладела Парижем, погрузив смертных в сон. А я чувствовал небывалый прилив сил.
 

– Тебе правда нужно идти, Киллиан? Уже?

– Да, амазонка, – улыбнулся я, проверяя, какие документы у меня с собой, и что кому я должен передать. – Мне жаль.

– Ты несносный! Киллиан!

 
Я поднял на нее глаза. Странная двойственность. Я не привык отрываться от дел. Не привык к тому, что кто-то требует моего внимания, а Дана, в свою очередь, привыкла всегда быть в центре внимания того, с кем находится рядом. Но что самое странное – я готов был дать ей то, что ей нужно.
 

– Самый несносный в двух мирах. Возненавидь меня, если хочешь. Но я действительно должен идти.

– Опять твои вечные дела? Ты хотя бы знаешь, насколько я усталаот этого?

 
Пассаж в сторону по-настоящему занятого Винсента было сложно не заметить. Я отложил документы и поднялся с места, шагнув к ней. Она не пошевелилась, упрямо смотря в пол. Стройная. Высокая. Невыразимо прекрасная. Жаль только, не моя. Хотя… Что мне говорил Авиэль? «Пока любимое существо живо, жива и надежда». Я запомню это.
 

– Тебе стоит только позвать меня, Дана. Где бы я ни был…

 
Я умолк. Что я хотел сказать? Признаться ей в любви? Сказать, что готов на все ради нее? Нужно ли это было ей?
В дверях показалась горничная. Она осторожно кашлянула, привлекая к себе внимание.
 

– Госпожа….

– Что такое, Грета? Не видишь, я занята!

 
Дана не отстранилась, лишь посмотрела на служанку, выглянув из-за моего плеча. Я опустил голову, вдыхая аромат ее кожи и волос. Желание остаться с ней усиливалось с каждой секундой.
 

– Прошу прощения, госпожа, но к вам пришли.

 
Я выпустил Амазонку из своих объятий и вернулся к документам. На что я могу надеяться… Дана – это… Дана – это Дана. Вряд ли в ее жизни когда-то что-то изменится. Или это уже будет не та Дана.
 

– Кто бы это мог быть…

 
Она жестом приказала горничной пригласить гостя. Я посмотрел на хозяйку дома в последний раз, пытаясь сохранить в памяти этот момент. Который, возможно, больше никогда не повторится.
 

– Вижу, что помешала.

 
Я вздрогнул от неожиданности. Повернулся к гостье лицом. В дверях стояла Авирона. Еще одна свободная женщина, на чью долю выпали все круги Ада. Они притягиваются друг к другу.
 

– Я уже ухожу.

– Дана. Киллиан… Я могу зайти в другой раз.

 
Авирона выглядела подавленной, и при этом, надо отдать ей должное, держалась хорошо. Дана шагнула к ней навстречу, протянув руки в радостном жесте. Они обнялись. Подруги? Надо же. Хотя, возможно, у них было что-то общее.
 

– До свидания, дамы, – проговорил я, не давая Дане время вывернуться из ситуации и придумать предлог, чтобы я остался. Я поклонился. Подхватил документы, шляпу и плащ, и вышел вон. Меня ждали Амирхан, Винсент и Авиэль. И, черт возьми, все-таки что делала здесь Авирона?!

 
Дана
1875 год
Франция, Париж
Авирона приехала налегке – я не стала бы отправляться в дальние поездки без надлежащего багажа (хотя бы пять повседневных платьев, три вечерних и еще несколько штук для того, чтобы был выбор – в общем, самый минимум). Впрочем, удивиться я не успела, равно как и задуматься о том, почему она приехала – как только Киллиан покинул нас, заявилась целая толпа посыльных. Они оставили в гостиной кучу коробок с платьями и шляпами и удалились, даже не удосужившись поставить их одну на другую.
 

– Ты объездила весь Париж? – удивилась я, глядя на то, как Авирона открывает по очереди каждую коробку и проверяет содержимое, сверяясь с записками и чеками.

– Просто немного обновила гардероб. – При этом на ее лице появилась такая невинная улыбка, будто она купила только шляпу и нитку бус. – В Библиотеке, знаешь ли, красоваться было особо не перед кем.

–  Было? – не поняла я.

 
Авирона аккуратно сложила очередное платье.
 

– Ах да, ты же не знаешь. Мне надо тебе многое рассказать.

– Надеюсь, ты, в отличие от Киллиана, не откажешься от ужина?

– Нет. Не откажусь.

 
После пары тщетных попыток завязать разговор за столом я умолкла, так как поняла, что Авирона не настроена на беседу. Выглядела она странно и вела себя соответствующе: то улыбалась своим мыслям, то мрачнела, вздыхала и иногда даже опускала столовые приборы – настолько ее что-то печалило. Я привыкла видеть ее спокойной и уравновешенной, и все это пробуждало во мне любопытство. Но ее мысли я не прочитала бы даже при большом желании, а поэтому решила сосредоточиться на своихмыслях. Например, подумать о том, за каким чертом я попросила Киллиана остаться. А ведь я знала, что он останется. И не менее хорошо знала, что будет потом.
Конечно, не могу сказать, что мне это не понравилось… но нужно же ему было, Великая Тьма его разбери, уезжать именно сейчас! Дела, дела, дела.Либо мне просто везет на таких мужчин (а мне вообще везет на мужчин), либо все они одинаковые. Они всучат вам подарок (или даже подарка от них не дождаться), проведут с вами приятную ночку, а потом свалят себе по своим таинственным делам. И подумать только – куда он поехал! К Винсенту!Вот уж комедия абсурда.
Интересно, они будут прямо смотреть друг другу в глаза? О чем они будут говорить? Я бы все отдала за то, чтобы увидеть лицо Винсента, если разговор зайдет обо мне. Хотя вряд ли это произойдет. Скорее всего, они будут трепаться о деловой чепухе. Чем еще они могут заняться? Нет, ну этимони вряд ли займутся (хотя было бы интересно, и на это я бы тоже не отказалась посмотреть). Но вполне могут поохотиться… или что там еще.
Подумав про Киллиана, я не удержалась от улыбки. Наверное, это было жестоко с моей стороны – давать ему надежду. Но ведь он уже большой мальчик и понимает, что к чему. И вообще, что может быть глупее, чем размышлять о мужчинах! Особенно если их нет рядом. Когда он приедет в следующий раз – надеюсь, что приедет –я найду способ подсунуть ему свой дневник, открытый на записи этого дня. Думаю, что сначала он попытается проигнорировать это из вежливости, но потом увидит там свое имя (надо будет обвести его получше), как бы случайно заглянув, и все же прочитает. Это будет весело.
 

– Скажи, Дана, каково тебе?

 
Услышав голос Авироны, я подняла на нее глаза.
 

–  На свободе, – уточнила она.

– Э-э-э… – Я помолчала, собираясь с мыслями. – Хорошо.

– Меня освободили. Так что теперь, наверное, мне нужно будет чему-нибудь у тебя поучиться… как существовать в таких условиях. – Она посмотрела на меня и улыбнулась. – Когда-то я учила тебя, а теперь ты будешь учить меня.

– Освободили? – не поняла я.

 
Авирона глубоко вздохнула и начала рассказ. Он был коротким и четким – судя по всему, до разговора со мной она уже успела подумать и разложить по полочкам в голове (и в душе) все произошедшее. В другой ситуации я бы от всего сердца порадовалась за того, кто получил свободу, но теперь у меня не поворачивался язык ее поздравлять. Похоже, драгоценный подарок ее тяготил. Хотя по лицу Авироны никогда нельзя было определить, что именно она чувствует. Этим она напоминала мне Винсента: он произносил фразы вроде «мне на самом деле весело», «я ужасно волнуюсь» и «я люблю тебя» с абсолютно спокойным видом, и разве что Великая Тьма могла догадываться, что при этом происходило у него внутри.
 

– Как же так? – наконец, решилась я задать вопрос, когда Авирона закончила говорить.

 
Она пожала плечами и медленно покачала головой.
 

– Не знаю. Что бы там ни было, теперь я здесь. Мне пока что некуда ехать…

– Поживи у меня, – закончила я за нее. – Этот дом такой огромный, что иногда я боюсь тут потеряться.

 
Словно желая оценить дом, Авирона подняла глаза и посмотрела на потолок.
 

– Тут очень красиво, – кивнула она. – Спасибо. Чем ты занимаешься? Елена рассказывала мне, что у тебя салон. Вокруг много людей. Ты не скучаешь.

– О нет! У меня очень много дел! Балы, встречи, званые обеды, ужины…

 
Авирона уже вернулась было к еде, но снова посмотрела на меня.
 

– А чем ты занимаешься, помимо балов и встреч?

– Покупаю платья, хожу в театр, принимаю гостей…

–  И все?

 
Я развела руками.
 

– Да. Все это очень весело! Тебе понравится, вот увидишь!

 
Она опустила взгляд и отставила от себя тарелку.
 

– Наверное. Мне нужно будет к этому привыкнуть. Ведь, если столько людей живут такой жизнью, в ней есть что-то притягательное.

– Конечно, есть! Я познакомлю тебя с богатым молодым человеком… лучше – военным. Он будет наведываться домой раз в несколько месяцев, а ты сможешь ходить по магазинам, покупать платья, шляпки, обувь и драгоценности. И крутить романы с другими. Сейчас это в моде.

– Скажи, ты иногда вспоминаешь про Винсента?

 
Странные, нехарактерные для Авироны нотки я услышала в ее голосе. И самым странным, пожалуй, было упоминание имени Винсента. Она произнесла его как-то… не так, как следовало.
 

–  Иногда, – ответила я, решив, что лучше говорить правду. Был ли смысл лгать? Она не стала бы читать мои мысли без надобности, тем более, в такой ситуации. По крайней мере, я думала, что не стала бы. – Ты видела его до того, как тебя освободили? Как он поживает?

 
Авирона выдержала долгую паузу, во время которой, как мне показалось, в комнате от напряжения зазвенел воздух. Ей явно не хотелось отвечать: она поняла, что подняла неподходящую тему.
 

– Он отдыхает, – наконец, проговорила она.

– Винсент? Отдыхает? – Я улыбнулась. – Судя по всему, с тех пор, как я сняла мантию, у него многое изменилось?

– Да. Очень многое. – Помолчал, она добавила короткое: – Внутри.

 
Великая Тьма знает, что конкретно Авирона подразумевала под этим «внутри», но я почувствовала себя неуютно. Мне показалось, что кто-то знает о моей же жизни в разы больше меня, и это не могло не смущать.
 

– Надеюсь, в скором времени он обзаведется подругой, – закивала я, пытаясь скрыть эмоции. – Не удивлюсь, если Авиэль ему уже кого-то нашел. У него талант сводника, у нашего… бывшегоМагистра.

–  Ты больше не любишь его?

 
Задав этот вопрос, Авирона замерла – целиком обратилась в слух. Я и понятия не имела, зачем она это спрашивает, но ей не терпелось услышать ответ. А был ли у меня ответ? Я не думала об этом… не хотела думать. Эти мысли расстраивали. Кроме того, они ничего за собой не повлекли бы. Зачем она об этом спрашивает? Винсент попросил ее проведать меня? Смешно! Даже думать об этом смешно!
Он бы написал сто писем, так и не послав их, исписал бы тысячу страниц дневника – но не поделился бы такими мыслями ни с одной живой душой. Разве что с Вестой… если бы это было возможно. Да и с ней не поговорил бы откровенно: скорее всего, они просто обменялись бы обрывочными фразами, отдельными словами, понятными только им одним, так они всегда разговаривали. Но уж точно не с Авироной. Тогда почему она об этом спрашивает? Ей интересно, как я отреагирую? Или это тонкий – в ее духе! – намек на Киллиана, которого она встретила, когда пришла? Хотя не думаю, что ее интересует Киллиан. А даже если интересует, какое мне дело? Он спал в моей постели, а не в ее. И причем вообще тут Винсент? С Киллианом я не думала о нем… совсем.
Удивленная своей догадкой – если, конечно, ее можно было так назвать – я подняла глаза и обнаружила, что Авирона очень внимательно на меня смотрит. И куда делся отсутствующий взгляд? Она смотрела на меня так, будто хотела вытянуть ответы на все существующие в двух мирах вопросы. Такие глаза бывают у людей, которые слушают что-то очень важное, и боятся пропустить хотя бы слово.
Осознав, что она читает мои мысли, я вспыхнула. Авирона, в свою очередь, прижала ладони к щекам – так, будто мое смущение передалось и ей.
 

– Дана, извини, – сказала она, – я не хотела…

– Не знала, что мысли читают случайно!

– Прости. – Она помотала головой и приложила пальцы к губам, будто передавая мне невысказанные извинения. – Я просто хотела сказать, что ему плохо. Это все.

– Если ему плохо, пусть напишет мнеписьмо! Так ему и передай.

 
Авирона смотрела на то, как я подхожу к окну и открываю ставни.
 

– Ты не понимаешь, Дана. – Любимая фраза Винсента: « Ты не понимаешь, Дана». А из них бы получилась неплохая пара! – Ему плохо, когда ты думаешь о нем.

– Что же, надеюсь, там, где он сейчас, достаточно много вакханок! Они смогут его утешить! – Я вернулась за стол. – Хватит уже об этом.

– Да, ты права. Хватит. – Она рассеянно тронула висок. – Я хотела поделиться с тобой. Подумала, что это важно… но теперь есть Киллиан, так что, наверное, все иначе.

– Мы можем переходить к десерту?

 
Авирона, на лицо которой уже вернулось привычное отсутствующее выражение, оглядела стол.
 

– К десерту? Да. Думаю, да.

– У меня есть замечательные пирожные. Тебе понравится.

– Ты не ответила.

 
Я, конечно же, сразу поняла, о чем она. Авирона снова смотрела на меня, но уже не пристально – то была, скорее, ленивая заинтересованность.
 

– Нет. Я его больше не люблю.