Текст книги "Расплетающие Сновидения"

Автор книги: Анастасия Парфенова

Дорога сама стелилась под ноги скакунам.

Это пришло неожиданно – мой конь споткнулся, я закачалась от накатившей вдруг волны боли и сожаления. Рука сама скользнула в складки сбившейся к коленам юбки и вытащила зачарованную синюю розу. Пальцы окрасились кровью. Отказываясь верить, с отчаянной надеждой посмотрела на Аррека – и в усталых, бесконечно старых глазах Видящего Истину прочла приговор.

– Тая убили. – Он перехватил поводья, потянул моего коня и погнал дальше, всё убыстряя и убыстряя темп. А я совершенно утратила ориентацию, обмякнув в седле и прокручивая события последних часов, утопая в водовороте вины и ошибок. К горлу подступила тошнота, во рту появился какой-то кисловато-гнилостный привкус.

Если бы я не начала действовать на свой манер, если бы я назначила мальчику встречу где-нибудь ещё, если бы я отправила с ним хоть одного телохранителя... Если бы, если бы, если бы...

Антея, не надо. Успокаивающий, мягкий сен-образ.

Я посмотрела на спину Аррека. На плечи, затянутые тускло поблёскивающей кольчугой, оружие, прицепленное где только можно.

– Ты знал!

– Предполагал... Но мне тоже в голову не пришло защитить как-нибудь мальчишку. А должно было. В такой ситуации я и сам начал бы обрубать концы.

– Обрубать... Аррек! Девочка! Принцесса!

– Уже думал. За ней присмотрят.

– А тот капитан, ну, которому ты дал письмо?

– Это старый лис. Сам о себе позаботится. А письмо на всякий случай я продублировал, второй вариант Его Величество с утра пораньше найдёт у себя на столике, вместе с кофе. Пусть наводит порядок в своих владениях! – Раздражение, окрасившее эти его последние слова, было единственным свидетельством того, что его задела нелепая смерть юного мага.

Юного. Ауте, такого юного. Гордого, сильного, влюблённого в свою принцессу. Которому так и не суждено будет стать великим магом и сногсшибательным мужчиной. Ведь знала, знала, что не должна вмешиваться. Что ничего не понимаю в происходящем, что...

– Достаточно! Парень понимал, во что впутывается. – Аррек дёрнул повод, заставив меня судорожно вцепиться в седло. – Если тебе так хочется заняться самобичеванием, подумай о тех, кого мы убили, пробиваясь из гостиницы. Вот кто действительно был во всей этой истории ни при чём.

Ветер бил в лицо, и, если и были слёзы, они высохли прежде, чем оставили влажные бороздки на щеках.

Огни Лаэссе, города-сказки, города волшебных снов и феерических видений, медленно таяли в темноте.

Глава 6

Когда Аррек говорил про «отвратительный климат», он отнюдь не шутил. Я сидела в седле, укрытая, точно палаткой, огромным плащом, и чувствовала себя совершенно несчастной.

Снег. Ветер. Почти стопроцентная влажность. Постоянная болтовня Л’Риса. Нечистая совесть. Именно тот набор, который нужен в путешествии. Да, ещё лошадь, которая за какие-то пару часов умудрилась обзавестись густым, спутанным мехом. И прилагающимися к нему многочисленными блохами.

Едва отъехав от города, мы спешились на пару минут, чтобы привести себя в порядок. Я наконец сбросила дурацкую юбку и помогла Нефрит заплести и уложить вокруг головы толстые косы. Багаж мы, хвала Ауте, не распаковывали, дарай таскал его с собой повсеместно на случай таких вот неприятностей.

Перед тем как вновь вскочить в сёдла, Аррек тихо отвёл меня в сторону и сказал, что хочет, чтобы я тоже надела кольчугу. Я попыталась было окрыситься, но он вытащил откуда-то легчайшую серебряную вязь, от которой дохнуло такой странноватой силой, что осталось только прикусить язык и надеть под куртку новую деталь туалета. Кольчуга оказалась тонкой, почти невесомой, с высоким воротом и длинными рукавами, она напоминала о себе сквозь ткань рубашки едва заметным магическим покалыванием. Остаётся надеяться, что эта вещичка не боится воды. Было бы жалко потерять такую красоту из-за банальной ржавчины.

Конечно, Аррек не стал бы тратить несколько недель на путешествие в мятежную провинцию. Но и запросто телепортироваться в Халиссу ему тоже не хотелось – то ли чтобы не привлекать внимания местных магов, то ли ещё по каким причинам. На этот раз дарай из своего богатого арсенала выбрал способ передвижения, который теоретически невозможно было проследить, но который от этого отнюдь не становился более комфортным.

Мы лёгкой рысью ехали по дороге, и пейзаж менялся с каждым поворотом. Слишком быстро, чтобы это могло быть естественным. Холмы за какие-то тридцать минут уступили место высоченным промозглым и хмурым горным хребтам, с шаткими верёвочными мостами, перекинутыми через бурные реки, а затем и более экзотичным пейзажам, но, как я ни старалась, не могла ощутить перемещения. Мы просто ехали. А Аррек сосредоточенно хмурился, уставившись на следующий поворот, точно конструируя в уме то, что должно за ним появиться. И оно появлялось. Менялись одновременно и наша одежда, и поклажа, и даже порода лошадей. Менялось, без всякой логики, время суток. А я не понимала как.

Нефрит притихла и поглядывала на дарай-князя удивлённо, с задумчивым уважением, которое напрочь отсутствовало в её отношении к нему раньше.

Горы стали чуть менее дикими и чуть менее страшными, но это отнюдь не прибавило им гостеприимства. Однако здесь жили люди. На вершине нависавшей над нашими головами скалы громоздился несуразный неприветливый замок, при виде которого Сергей как-то болезненно скривился. Аррек сочувственно хмыкнул и повернулся ко мне.

– Халисса. Горное царство. С некоторых пор – провинция Лаэссе. В своём роде.

– Это как?

– Да никак. В Лаэссе считают здешние места вассалитетом и даже умудряются собирать какие-то виртуальные налоги. А горцы за предположение, что они кому-то там подчиняются, вполне могут перерезать вам глотку. Кажется, такое положение всех устраивает.

Я чуть попридержала упрямую скотину, недовольно порыкивающую под седлом, и прищурилась, пытаясь разглядеть облепивший склоны всё той же горы городишко. Чрезвычайно грязного и разваливающегося вида.

– Интересные здесь обитают аборигены. Глотки режут, похоже, без особых угрызений совести.

Аррек уставился в пространство.

– О да. Интересные. Не обманывайтесь их внешним видом и непревзойдённой «тонкостью» манер, моя леди. У халиссийцев очень развитая культура, и достаточно своеобразная. Здесь среди детей распространены сложные стратегические игры, рядом с которыми равнинные шахматы покажутся младенческими считалочками. Даже среди пастухов в этих краях повальная грамотность. У меня был друг из клана Медведей, здоровый, как его тотем, повсюду таскавшийся с двуручным мечом и ругавшийся, как десяток лаэсских гвардейцев, вместе взятых. Но он был лучшим поэтом, с каким мне когда-либо приходилось сталкиваться.

Друг? У Аррека? Звучало почти как оксюморон. У Аррека не водилось постоянных друзей, у него были постоянные интересы. Хотя сегодня он казался удивительно... человечным.

А как насчёт магии?

Дельвар. Практичен, как всегда.

– Халиссийцы не очень верят в Ограничение Магии. Здесь бытует представление, что раз уж какие-то чары будут созданы, то Творец, по определению, не может не одобрять их существования, применение же всякой мерзости – дело совести каждого отдельно взятого индивида. Благодаря этой практичной философии они никогда не сжигали ни книг, ни колдунов и умудрились сохранить многое из знаний, Великой Академии недоступных. А местные династии магов (вот уж кто отнюдь не брезгует возможностью оставить потомство) были всегда невероятно сильны в области контроля над Воздухом.

– Сильнее, чем эль-ин?

– Не надо такой иронии, Л’Рис. Это их горы.

Я задумчиво наматывала на палец посеребрённую инеем прядь.

– В общем, ссориться с аборигенами не рекомендуется.

– Ссориться никогда не рекомендуется. Но я бы не стал рассчитывать, что местным можно будет с такой же лёгкостью пустить пыль в глаза, как это удалось в Лаэссе. Да не больно и хочется, если честно.

Он отвернулся. Забавно. Эль-ин устраивают представления на публику просто потому, что ценят красоту хорошо продуманного действия. Аррек – только тогда, когда это помогает ему достичь поставленной цели.

Мы тронули лошадей, начиная длинный и утомительный подъём. Снег, точно ожидавший этого момента, вновь повалил, будто кто-то опрокинул корзину с белым пухом. Я съёжилась под плащом, стараясь стать как можно меньше. Ауте, ну почему нельзя было просто долететь до места?

Л’Рис, убедившись, что вводный брифинг закончен, вновь открыл рот.

– Значит, местные интересуются поэзией? Ур-ра! В кои-то веки найдутся настоящие знатоки, которые смогут оценить все грани моего непревзойдённого таланта! Нет, вы только подумайте, некому, ну совершенно некому прочитать свои творения! Всё в трудах да в трудах! Иди туда, принеси то... И ни одной свободной минуты! Но тут, кажется, будет благодарная публика...

– Л’Рис.

– Да?

– Халиссийцы рыжих считают приносящими несчастья. И хотя обычай давить их ещё в колыбели благополучно отмер пару столетий назад, ты рискуешь нечаянно воскресить его.

– О! – Ступающий Мягко тряхнул огненно-рыжей шевелюрой. – Ну, с другой стороны, вряд ли существа, обитающие в столь жалких постройках, могут быть настоящими ценителями искусства. Вы только посмотрите на это издевательство над архитектурой! Да этот каменный гроб старше меня! И, похоже, каждое последующее поколение добавляло к нему пристройку на свой вкус... почему-то позабыв отремонтировать все предыдущие. Кошмар! Разве стоят люди, опустившиеся на такой уровень, чтобы перед ними выступал уникальный, единственный, великолепный, талантливый?..

– Л’Рис...

– Да?

– Заткнись.

– Вот так всегда! Никто меня не ценит по достоинству!

Блохи. Я сконцентрируюсь на блохах. Если попробовать выследить их по одной и спалить миниатюрными файрболами, это будет неплохим упражнением на концентрацию. Если повезёт, можно будет даже отвлечься от навязчивого желания запустить таким же заклинанием, только побольше, в собственного риани!

* * *

Контраст между халиссийским трактиром и лаэсской гостиницей был не просто разительным. Он сшибал с ног.

Замызганное, даже под снегом грязное каменное здание, построенное как раз в том стиле, что так метко отрекомендовал Л’Рис, не вызывало ничего, кроме уныния. Расположено сие чудо было на окраине города, благо строительством крепостных стен тут никто не озаботился: зачем? И так, пока враг долезет на такую верхотуру, его можно будет тысячу раз забросать камнями.

Подъехали новые посетители к сему очагу культуры и тепла к вечеру, когда прозрачные сумерки резко и как-то без предупреждения сменились абсолютной чернотой. (Куда делся день, я так и не поняла. Похоже, из рассвета нас перетащили прямо в следующую ночь.) Аррек вёл моего скакуна, посверкивающего свежеопаленными проплешинами на шкуре, на поводу: после третьего файрбола, взорвавшегося почему-то гораздо мощнее, чем полагалось, проклятая скотина взбесилась и слушаться меня отказалась наотрез. Что тут можно сказать? Только то, что чувства, испытываемые мной к собственному транспорту, оказались взаимными!

Чудная процессия остановилась не перед входом, через который то и дело шатались туда-сюда местные, а перед конюшенными воротами Сергей чуть откинулся в седле и громогласно врезал по ним пару раз ногой.

Гигантские створки содрогнулись.

Через минуту, когда арр-лорд уже вытаскивал из седла ногу, дабы повторить процедуру, ворота вдруг распахнулись. Воинственно уперев руки в бока, перед нами стояла зеленомордая личность, относившаяся к какому угодно биологическому виду, только не к homo sapiens. Было это создание метров трёх с половиной ростом, массивно, ушасто и явно очень недовольно.

– Кого ещё Дикий Волк принёс на ночь глядя?

Я ошарашенно мигнула. Это ещё говорит? То есть я, конечно, знаю, что разум принимает иногда самые диковинные очертания, но по виду этого обряженного в кожу и мех громилы никак нельзя было сказать, что его артикуляционный аппарат приспособлен к человеческой речи.

– Гостей. – Аррек, мой безукоризненно вежливый, лощёный Аррек смачно сплюнул прямо с седла. – А если ты, гоблинская рожа, всех гостей встречаешь таким манером, то в ближайшем будущем рискуешь оказаться настолько разорённым, что даже шкура твоя окажется прибитой к чьему-то полу в качестве ночного коврика.

Л’Рис в восхищении распахнул голубые глазищи, впитывая каждое слово.

Конюший смерил нахала в кольчуге прищуренным взглядом. Особенно подробно рассмотрел висящий за спиной меч. Покосился на всем своим видом демонстрирующего, как ему скучно, Дельвара.

– А ты кто будешь, чтоб предсказывать? Никак пророк?

Оно ещё и с чувством юмора!

– Я пророк, – мягко-мягко, увещевающе ответил Видящий Истину. – Я настолько великий прорицатель, что прямо сейчас тебе предрекаю: если не двинешь в сторону и не примешь лошадей, будешь долго собирать зубы по полу.

– Ничо. Новые вырастут. Чай, не задохлик вроде вас, хумансиков, – хладнокровно парировал конюший.

– Слышь, мужик, кончай рэкет, – вдруг посерьёзнел Аррек. – Не видишь, что ли, с нами дамы? Пусти в тепло, а там уж обсудим вопросы платы.

Так это что, было прояснение размеров оплаты?

Гоблин, кажется, только сейчас заметил меня и Нефрит, спрятанных за широкими спинами мужчин. И мгновенно посторонился, пропуская всю компанию навстречу теплу и свету уютной и удивительно чистой конюшни. Почти эль-инский подход к отношениям полов. Я сбросила капюшон, лёгким, будоражащим изменением готовя тело к новым условиям, и с любопытством огляделась. Конюший уже помогал Нефрит спуститься, галантно подставив свою огромную лапищу вместо лесенки и удерживая повода её зверя.

– Вы, сударыни, уж простите великодушно, не приметил. Чо ж ты, гад, сразу не сказал, что дамы мёрзнут? Нет, пророка тут из себя строит...

Мне оставалось только удивлённо поднять брови.

Мягко спрыгнув на посыпанные хвоей доски рядом с Арреком, я не без облегчения передала странному груму свою исстрадавшуюся скотинку. Тот посмотрел на обгорелый мех, покачал головой и увёл животных куда-то вглубь, тихо разговаривая с ними на незнакомом языке.

– Это что?

Аррек улыбнулся:

– Гоблин. Из горных.

– Ещё и равнинные есть? – Но... в Ойкумене вроде не осталось разумных существ, кроме людей! По крайней мере таких, о которых людям было бы известно.

– Все эти народы в большинстве своём берут начало от людей. Генетические эксперименты, магические трансмутации, просто естественный отбор: мало ли что могло случиться. Вообще, в Диких Мирах много есть такого, чего вроде как быть не должно. В той же Лаэссе, хоть она и человеческий город, можно найти и эльфийское посольство, и рабочие мастерские гномов, и несколько городских кварталов. Разве ты не почувствовала?

– Нет... То есть почувствовала, конечно, но они не ощущались как чуждое. Просто люди со странной внешностью и странными снами.

– Да, эль-ин было бы там прижиться куда как труднее...

Л’Рис, мгновенно усвоивший, как тут нужно себя вести, остался громогласно и грубо, получая от этого процесса огромное удовольствие, торговаться с подоспевшим хозяином. А остальных тут же провели вниз в комнаты. Коридор был неподражаем: феноменально грязный, тёмный, обильно устланный валяющимися тут же пьяными в стельку постояльцами, через которых приходилось перебираться, точно через поваленные деревья. Ростом эти ребята, может, и уступали эль-ин, но вот в обхвате их точно хватило бы на нескольких наших.

Лучшие покои здесь были расположены в недрах скалы, врубленные прямо в твёрдую породу, и ценились главным образом, кажется, за стратегическую защищённость. Но сами комнаты меня приятно удивили: скудно обставленные, с меховыми шкурами вместо покрывал, они были сравнительно чистыми и очень тёплыми. Что и требовалось.

Аррек удовлетворённо огляделся:

– Приятно знать, что со времени моего последнего пребывания это место так и осталось лучшим в городе.

Я фыркнула.

– О, Антея, ты, право же, не видела по-настоящему грязных гостиниц.

– Видела. Я пять лет прожила в Ойкумене, из них половину – в студенческом общежитии. Глупости всё это: кровати, простыни, которые приходится стирать. Гораздо проще было бы уцепиться за какую-нибудь ветку и завернуться в крылья.

– Люди – не летучие мыши. Не порть нашу маскировку, она и так уже трещит по швам.

Я обречённо вздохнула:

– Опять прикажешь залезать в юбку?

Он сделал драматическую паузу, любуясь моим вытягивающимся лицом:

– Нет. Халисса – одно из тех редких мест, где отличительным признаком благородной дамы можно считать потрёпанную кольчугу и меч, болтающийся на бёдрах. Аристократок тут с детства учат быть и воительницами, и магичками, простолюдинок – тому, к чему душа лежит. Так что можешь одеваться, как хочешь, и не особо скрывать свои способности. В разумных пределах, разумеется.

Настроение резко подскочило вверх. Мелочь, конечно, но всё-таки...

Аррек выдал ещё парочку советов, сводившихся в основном к простому «не высовывайся», и ушёл, прихватив с собой Сергея с Дельваром. Л’Рис поднялся в общий зал с намерением поохотиться на слухи, а я осталась в обществе невидимых северд-ин. Некоторое время сидела, обхватив колени и заворожённо смотря на переливы пламени в очаге, затем неохотно поднялась. Тихо и незаметно проскользнула по коридорам вверх, туда, откуда доносился смех и звонкий голос рыжего риани выводил строки песни.

Я невольно прислушалась.

 
Пардон, сеньоры и сеньориты!
Визит простите внезапный наш
И очень строго не судите,
Не то сорвётся весь абордаж!
 
 
Да, мы пираты, чему не рады:
Нам стыдно людям глядеть в глаза,
И мы не знаем, куда стреляем —
Мешает целиться слеза.
 
 
Мы три недели уже не ели
Ни манной каши, ни холодца.
Мы похудели без карамели...
Милорд, где ключик ваш от ларца?
 
 
Excuse me, дамы, что мы не бриты,
Но на бритьё пиастров нет.
Кто сколько может, нам помогите!
Мадам, позвольте ваш снять браслет.
 
 
Мой милый боцман, рубите мачты!
Уже срубили? Спасибо, сэр!
А вас, миледи, молю – не плачьте,
Ведь это детям – дурной пример.
 
 
Да, кстати, дети, их лучше за борт:
Малюткам рано глядеть на бой!
А если плохо умеют плавать,
Пусть гувернантку возьмут с собой.
 
 
Теперь помолимся мы скромно.
За упокой души гостей.
Команде на ночь по ложке брома,
Почистить зубы и – марш в постель!
 
 
Нет, мы не рады, что мы пираты:
Всю жизнь краснеем за чёрный флаг!
Семья и школа, вы виноваты,
Что нас толкнули на этот шаг!
 

Зал содрогнулся от громового хохота. Я тоже смеялась. Затем, чуть придя в себя, попробовала подобраться поближе.

Л’Рис был центром внимания. Сияя невинной синевой глаз на ангельски прекрасном лице, он источал истинно дьявольское очарование, к вящему восторгу всех присутствующих дам. Пальцы пробежались по струнам покоящейся на коленях гитары. Но настроение было уже другое. Безысходное, яростно-тоскливое, вопрошающее.

– ...а потом бы остановились на пару дней в Лаэссе... О, Лаэссе! Вы ведь были там, не так ли? Если были, то забыть это место вам уже не удастся.

Он с силой ударил по струнам, и они ответили ему тревожным, бьющим в самую душу, каким-то горько-насмешливым аккордом.

Город-сказка, город-мечта,

Попадая в его сети, пропадаешь навсегда...

Я вздрогнула, невольно сделала шаг вперёд. Вене, её риани... Единое целое, разделённое на несколько тел. Как много он и Дельвар знают о случившемся в Лаэссе?

Уж побольше меня...

А песня, нет, не песня даже, а просто рождающийся прямо сейчас под его пальцами набор бредовых строчек и образов, совершенно, казалось бы, не связанных с настоящим городом, продолжал выплёскиваться в установившуюся вдруг тишину.

...где женщины проносятся с горящими глазами,

с холодными сердцами, с золотыми волосами...

Не знаю, почему я не закричала. Л’Рис вдруг резко, на полуслове оборвал аккорд и, вскинув голову, посмотрел на меня. На короткое мгновение, вспышкой сен-образа, увидела себя его глазами: высокая размытая фигура, наполовину купающаяся в оранжевых отблесках очага, наполовину укрытая тьмой. Гордая, надломленная осанка, застывшие черты, выглянувшее мимолётным безумием многоцветье глаз. Золотые волосы, рассыпанные по плечам.

Остальные тоже стали оборачиваться, чтобы узнать, что же там такое привлекло внимание барда, но, прежде чем меня успел кто-нибудь заметить, проход был пуст. Я очнулась, лишь прижавшись спиной к стене своей комнаты, сотрясаясь неудержимой дрожью.

«...с холодными сердцами...»

Нет!

Тай, мальчик...

Ауте, что же Ты делаешь? Что Я делаю?

* * *

Стоп. Хватит. В данный момент я не делаю ничего полезного, а это значит, что пора заканчивать. Возвращаемся к теме. А тема у нас сегодня Круг Тринадцати и его поиски. Поскольку, ходя по улицам и ища на свою голову неприятности, с очень большой долей вероятности можно на эти самые неприятности напороться, придётся перейти к запасным вариантам. Оставим допрос свидетелей профессионалам, а сами займёмся чем-нибудь более соответствующим нашим способностям.

Встать на ноги, привести в порядок одежду. Ещё минута в вонючем коридоре, и я мягко постучала в дверь Нефрит.

– Заходите, Антея-эль.

– Вы меня ждали?

Миниатюрная женщина отвернулась от стола, у которого стояла, и не без раздражения отбросила за спину толстую косу. На узком лице из-под обычной невозмутимости проступала некая растерянность.

– Я надеялась, что вы зайдёте.

– Вот как?

– Сдаюсь. – Теперь уже отвращение. Да что случилось с мадам «У меня всегда всё под контролем»? – Всё представляющее хоть малейший интерес защищено. Это как туман: силой не пробьёшь. А времени распутывать все хитросплетения нет. Чувствую себя слепой! Отвратительно!

Я не могла не улыбнуться. Похоже, Нефрит Великолепная отнюдь не была в восторге от задания, которое на неё возложил Конклав Эйхаррона. Как там сказал Аррек: «Показная покорность и готовность выполнять чёрную работу». Ну-ну.

Нефрит попробовала было сердито нахмуриться, но, не выдержав, расхохоталась и без сил упала на стул.

– Ну хорошо. Признаю. Эти дикие меня обставили. Надо было более внимательно прислушиваться, когда Сергей говорил, что они не так уж просты. Я действительно привыкла быть «первой лягушкой в своём болоте».

Последние слова походили на цитату.

Странно, я никогда не видела Нефрит такой раскрепощённой, что ли. Кажется, хороший отдых, прогулка на свежем воздухе и, самое главное, значительная отдалённость от Эйхаррона и всего с ним связанного пошли Зеленоокой на пользу. Под обаянием её живой, искрящейся силой и упорством личности я и сама оттаяла. Что-то сжавшееся в груди в тот момент, когда в спину юного Мага Земли вошла отравленная стрела, наконец отпустило.

– А в чём именно проблема? Разве для Видящей Истину все эти защиты не должны быть чем-то совершенно несущественным? – Я уселась прямо на пол, скрестив ноги и склонив голову на плечо.

– Теоретически. – Широкий, туманный жест рукой должен был означать всё, что очень воспитанная женщина думает о теоретиках, но по причине излишней рафинированности не может произнести вслух. – На практике, однако, отнюдь не всегда приходится иметь дело с абсолютными идиотами. Я обычно совершенно точно знаю, что именно я вижу, как бы ни маскировали суть. Но что делать, если не видно ничего?

Кажется, я начинала понимать, в чём дело.

– Гм... Согласно моему опыту, основная проблема у вас, людей, в том, что вы мыслите шаблонно. Составив раз и навсегда представление о каком-то явлении, с огромным трудом выходите за его пределы. Это, наверно, не так уж и плохо. В смысле, я была бы не против, будь мой мир чуть более постоянным и устойчивым, но когда дело доходит до поиска решений... Если вы не можете увидеть что-то, почему не попробовать другие органы чувств?

– Уже.

– Тогда почему не попробовать добраться до изображения каким-то другим путём?

Пауза.

– Например?

– Ну, попытка не пытка. Я без танца вряд ли смогу отыскать что-то важное, но восприятие эль-ин отличается от аналогичного процесса у людей. А чувствительность вене вообще практически безгранична. Если немного поэкспериментировать, наверняка наткнусь на частоту, о которой люди просто не знают. Переведу это в привычные образы. И спроецирую сюда. Это поможет?

Арр-леди некоторое время рассматривала меня тем же самым странноватым взглядом Видящего Истину, который временами так бесил меня в Арреке.

– Можно попробовать. – Она демонстративно сложила руки на коленях, показывая, что передаёт всю инициативу мне.

Что же, напролом, пожалуй, идти не стоит. Если уж я ничем не могу помочь Таю, то остаётся хотя бы извлечь урок из его гибели. Значит, действуем так, чтобы не заметили. Лучше не напрямую, а используя какого-нибудь посредника, хотя бы для фокусировки. Воздух отметается сразу, хотя он был бы очень удобен: но это действительно их горы, их ветер. Земля у меня всегда вызывала в основном отвращение. Огонь? Заманчиво, но слишком незнакомая стихия. Чужие глаза? Не-е, нарвусь ещё на кого-нибудь слишком... энергичного. Вода? Ну... Ладно. Учитывая здешнюю отвратительную влажность. Океан у них тут под боком, что ли? Муссоны всякие туда-сюда летают. А, какая разница! Теперь посмотрим. Вроде пытался меня папа научить подходящему заклинанию...

Я встала, с удовольствием потянувшись, и легко прошла к столу. Взяла бокал, наполненный водой: доверять местным полуалкогольным напиткам Нефрит, даже будучи неуязвимой для ядов, не желала. Задумчиво поболтала жидкость.

– Пентограммку бы сейчас...

– Глупость какая! Вы же не можете действительно думать, что эти первобытные бредни могут быть более эффективны, чем техники концентрации!

– Ритуалы и есть техники концентрации. В своём роде. Вы должны знать кое-что о подсознании, так что и сами это понимаете. А мне бы совсем не помешало чуть стандартизировать собственное мышление, даже таким экстравагантным способом.

Она хотела было бросить что-то высокомерно-небрежное, но вдруг остановилась, задумалась и решила посмотреть, что будет дальше.

Я подняла бокал, резко выдохнула, шепча что-то и очерчивая в воздухе резкий, предельно чёткий сен-образ. А затем красивым ритуальным движением выплеснула воду.

Жидкость и не думала проливаться на пол. Вращаясь всё быстрее и быстрее с каждой секундой, она растеклась по воздуху тонким, чуть туманным зеркалом и повисла перед нами, точно переливающееся бликами окно в чужую реальность. Красивое и обманчивое, как сама смерть.

– А нельзя было просто спроецировать изображение мне на сетчатку? Или использовать эти ваши сен-образы?

Нельзя. Как же ей объяснить? Как сказать, что вот это дрожащее тончайшее водное зеркало и является сейчас мной, моим отражением, моей бледной тенью? Что лишь призрак воли удерживает моё тело от того, чтобы не разбиться, не рухнуть на пол фонтаном сверкающих брызг? Что каждая молекула, каждая капля воды в Халиссе – это я? И я знаю всё, что знают они?

Видящая Истину бросила на меня взгляд и замолчала. Как люблю с ними работать: объяснять таким никогда ничего не требуется.

В водном зеркале замелькали смутные образы, повинуясь взмаху руки Нефрит, чуть замедлились, стали отчётливей.

(Горы, снег. По почти отвесной скале карабкается человек, срывается, падает.)

(Какой-то грязный подвал. Люди.)

(Тёмная, наглухо запертая комната. На полках стоят прикованные цепью книги. В углу – посох. Тишина.)

(Роскошные, варварски обставленные апартаменты, блеск золота и гладкие переливы дорогого меха. Полуобнажённая женщина спит на застеленной медвежьей шкурой кровати. Мужчина, босой, в небрежно накинутом халате и с арбалетом, привычно прислонённым к ноге, пишет за столом письмо. Наплыв – крупным планом ровные, каллиграфическим почерком выведенные буквы.)

Нефрит положила руку мне на плечо, деликатно контролируя направление поиска. Я сейчас для неё была чем-то вроде камеры, послушно поворачивающейся туда, куда указывает оператор. Никакой собственной воли.

(Просторный каменный зал, гобелены, оружие и доспехи, развешанные на стенах, массивная мебель. Человек, похожий на седого волка, с царским венцом на голове, о чём-то спорит с Арреком. Сергей старательно пытается держаться в тени. Наплыв. Рука царя раздражённо сжимает рукоять меча. С видимым усилием расслабляется.)

(Строгий кабинет. Несколько людей переговариваются, сидя за столом.)

(Карта.)

(Мужское лицо.)

(Огромная пещера. Трещины на полу складываются в полные тайного смысла узоры, каменный алтарь...)

– Да! – Нефрит подалась вперёд. – Отмотай на месяц назад!

(В строго определённых точках узора стоят люди в ритуальных одеждах. Стратегически расположенные факелы, рисунок света и тени. Выводят одетого в белое одурманенного мужчину, укладывают на алтарь. Сложные движения, почти танец, нарастание силы. Кинжал падает, брызги крови. Вспышка. Все уходят, мужчина поднимается, но его уже нет. Теперь ему предстоит путешествие в родной город, чтобы там, когда кукловод оборвёт невидимые верёвочки, предстать перед родственниками в своём истинном, мёртвом обличье. Труп и труп, скончавшийся от скоропостижной, настигшей его уже дома болезни. Был по обычаю предков сожжён, что вызвало подозрение лишь у двух отчаянно храбрых и отчаянно глупых подростков.)

(Горы. Дорога.)

Арр-леди ещё некоторое время шастала по залежам информации, затем с протяжным вздохом откинулась назад.

– Всё. Отпускай.

Я благоразумно сделала пару шагов назад и «отпустила». Ледяная вода обрушилась на пол, обдав Нефрит веером брызг. К чести тех, кто её выдрессировал, арр-леди не позволила себе даже вскрика, не то что нецензурного выражения. Только коротко прикрыла глаза, то ли скрывая их выражение, то ли вознося короткую молитву о терпении. И лёгким пирокинезом осушила и пол, и собственное платье.

Стыдно? Мне? Не в этой жизни.

– Узнали что-нибудь полезное?

– О да. Правда, требуется расследование, но этим уже пусть занимаются остальные. – Я согласно что-то промычала, и она вытянула руку, на которую тут же плавно опустился её личный сен-образ.

Несколько мгновений, и образ наполнился смыслом и знанием – краткими выжимками из того, что мы видели в водяном зеркале, плюс ценные комментарии Видящей Истину. Порыв ветра – маленький посланец ломанулся на поиски так хорошо знакомого ему сознания Сергея.

Я плюхнулась прямо на пол, не то чтобы опустошённая, но заметно ослабевшая. Ауте, только хронической усталости мне ещё не хватало. Для по-олного счастья.

Нефрит, осторожно подвернув юбку, уселась на жутковатого вида кривой табурет. Причём проделала это с грациозностью и изяществом, заставлявшими предположить, что присутствия её несравненного седалища удостоился как минимум трон какого-то крайне влиятельного королевства. Умеют арры быть этак неосознанно высокомерными. Что есть, того не отнять.

– Вы использовали очень интересный способ ясновидения, Антея-эль. – Голос слишком небрежный, чтобы быть искренним.