Текст книги "До дрожи (СИ)"
Автор книги: Ана Сакру
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
15. Алиса
Разделив пальцами подкрученные на концах локоны, кидаю на себя в зеркало последний оценивающий взгляд, наполняясь искрящей уверенностью в себе. Платье мне объективно идет. Небесно-голубое, наивное и в то же время невероятно эротичное: открытые плечи и ключицы, ниспадающие по рукам рукава-фонарики, игривые завязки на груди, приталенный силуэт и воздушный короткий подол колокольчиком.
Я чувствую в нём себя лёгкой как перышко и соблазнительной как мороженое в сорокаградусную жару, пока, перекинув распущенные волосы через плечо, завязываю на щиколотках атласные бантики своих сандалий.
– Ты точно к костру, а не на бал собралась, Алиска? – подначивают меня, хихикая, девчонки.
На них одежда попроще – практичные шорты, футболки, под ними купальники.
– Точно, видите обувь к ногам привязываю, чтобы как Золушка не потерять, – отзываюсь в тон.
Выходим из корпуса вместе и идем к открытой кухне за торцом здания.
Здесь уже все собрались. Летняя веранда, обвитая виноградом, ломится от количества набившегося туда народу, большой костёр развели практически сразу у начала выложенного старой плиткой пола. Сбоку поставили два мангала. Хоть все и ужинали, но кто же откажется от ночных сочных шашлыков. Стулья притащили из номеров, а кто и просто прикатил какие-то бревна.
Дневная жара, так мучившая нас целый день наконец отступила, и в воздухе, наполненном стрекотанием сверчков, разлилась солоноватая, влажная от близкого моря прохлада, которую вдыхаешь поглубже и хочется петь. И звёзды над головой, до самого горизонта. Бездонное ночное небо и чернеющая степь под ним. А если прислушаться, то слышно волны…
Когда я пропитываюсь этим вечером, идя к кухне, внутри зарождается тревожный, сладковатый трепет. Тело охватывает едва ощутимая, на уровне вибрации, дрожь.
Будто предчувствие, что что-то случится, что-то произойдет со мной сегодня – будоражащее, новое, важное…
Глеба Яновича замечаю сразу – он сидит на бревне у самого костра и что-то весело рассказывает внимательно слушающим его студентам. Закусив губу, иду прямо к нему, больше ни на что вокруг не обращая внимание, пока буквально не врезаюсь в чью-то широкую, обтянутую белой футболкой грудь.
– Ну что, девчонки, идём? – глубокий голос Базова раздаётся аккурат над моей макушкой, и горячие мужские лапы, обжигая, ложатся на оголенные плечи.
Вскидываю вверх взгляд, но встретиться глазами с Артёмом мне не суждено, потому что всё его внимание утонуло в моём декольте. Настолько красноречиво, что, кажется, катать на катере он собрался только мою грудь!
Жарко вспыхиваю от этой возмутительной мысли и резко дёргаю плечами в попытке вырваться из его рук, но Базов лишь сильнее впивается стальными пальцами мне в кожу.
Но глаза всё же к лицу поднимает – хоть какой-то эффект.
– Милый сарафанчик, – хрипит, выразительно облизывая губы.
Озабоченный болван!
– Убери от меня свои клешни, – шиплю, снова недовольно поведя плечами.
Артём моргает заторможено и медленно убирает руки с таким видом, будто и сам не понял, когда успел меня схватить.
– Извини, – на губах кривая ухмылка и ни капли сожаления в голосе, – Ну что, пойдёмте, там Ярик с Мотом уже на пристань катер пригнали, ждут.
Только сейчас замечаю стоящего рядом с Базовым Кирилла. Правда Киру тоже не до меня – он занят тем, что пожирает глазами делающую вид, что ничего не замечает, Зару.
– Да, пошли, – отзывается Соня.
Делаю шаг в сторону от них и машу девчонкам.
– Отлично время провести, пока!
– А ты? – замирает Артём.
– Я же сказала, что не поеду.
Встречаемся глазами. Молчаливая дуэль. Упрямо поджимаю губы, видя, как у Базова желваки перекатываются под острыми скулами. Строптиво выгибаю бровь в ответ, всем видом показывая, что он, конечно, может потратить ещё одно желание и приказать, но сама я никакого желания проводить с ним время не испытываю.
И сердце вдруг срывается вскачь от мысли, что он всё – таки заставит. Настоит на своём, а я не смогу возразить, потому что такой договор. И потому что у него есть надо мной определенная власть. От этого почему-то слабеют колени и низ живота странно влажно печёт. Рвано вдыхаю воздух ртом, размыкая сухие губы.
Прикажешь? Скажи…
– Эй, Баз, ты идёшь? – где-то на заднем фоне раздаётся голос Кира, взявшись под локотки моих девчонок.
Артём моргает и, щурясь, разрывает наш наэлектризованный зрительный контакт.
– Да как хочешь, – бросает глухо через плечо, разворачиваясь.
«Слабак!» – в сердцах мысленно кидаю ему в спину.
Я не хотела с ними идти. Я хочу посидеть с Глебом Яновичем у костра. Но я разочарована.
16. Артём
Старенький рыбацкий катер, кашляя, шумно урчит, когда выжимаю скорость и плавно захожу в поворот. Сзади на ватрушке, подскакивая на бьющих волнах, истошно и счастливо визжит Зара. А вот Кир, устроившийся с ней рядом и крепко держащий девчонку за руку, особо не визжит, потому что занят разглядыванием её подлетающих вверх от тряски оливковых ног.
Ну и знает, что переворачивать я их не буду. Уже совсем стемнело, да и рядом никого кроме нас на пустынном, полудиком пляже, так что это небезопасно. Но Заре знать о том, что ей ничего не угрожает, совершенно необязательно.
Мот с Яриком и Сонькой отплясывают на палубе под орущую колонку:
Танцы, мы устроим танцы.
Ты такая классная, крутишься в пространстве.
Пьяными глазами хочется влюбляться.
В поднятых к небу пластиковых стаканчиках не подводящая домашняя «Изабелла» деда Коли.
Катер тоже его. Вернее, его сына. Дал нам на вечер за трёху, да ещё вот и полторашкой угостил и пакетом персиков.
В общем, гуляем! И всем весело…Кроме меня.
Делаю ещё вираж и сворачиваю к берегу. Пора Зару с ватрушки снимать. Накричалась.
Мы тут с ней единственные трезвые, но, думаю, её сейчас и без вина отлично вставит от адреналина. Хотя вряд ли Киру это поможет. Пока грузились на катер, Зара объявила, что почти замужем, и Мельнику не на что рассчитывать.
Да и без официального заявления по её поведению это было заметно.
Да, веселится, болтает, но взгляд закрытый, нечитаемый, словно она за невидимой стеной. Нет заинтересованности, касаний не ищет…
Странное сочетание юной красивой девчонки, которую тянет хохотать и веселиться, и недоступной женщины, связанной обязательствами. Смесь, от которой, Кирюху моего совсем, похоже повело.
Даже жалко его становится, пока не вспоминаю, что сам вляпался в примерно такое же дерьмо.
Завтра не настанет, но сегодня танцы.
На сегодня танцы, мы устроим танцы.
Орёт из колонки. Сонька в коротких джинсовых шортах извивается за моей спиной между Яриком и Мотом, которые вокруг неё словно два боевых петуха. Ещё чуть-чуть, и начнут толкаться, чтобы притереться к ней поближе. То и дело их руки мелькают на её талии и плечах. Сгущающаяся ночь скрывает мимолетные наглые касания, всем позволяя больше. Музыка долбит, смешиваясь с шумом волн, и кажется, что ты в каком-то беззаботном фильме, а не в реальности. А я…
Я кошусь на танцующих друзей и не могу не думать, что Алискин голубой порно-сарафанчик был бы здесь очень кстати. Так и не понял, надела она под него лифчик или нет. Ещё и вырез такой низкий с этими спадающими рукавчиками по голым плечам, что надо совсем чуть-чуть пальцем вниз потянуть, чтобы увидеть то, что один раз она мне уже показала.
Упрямая рыжая стерва…!
Затуманенный взгляд перетекает от танцующих к берегу. Туда, где на холме видно желтое зарево костров и электрические огни археологической базы.
Где-то там сейчас Алиса в своём легком сарафанчике…И Яныч, который точно так же, как я, украдкой пялится на её четверку.
Вот только шансов потрогать у него, мягко говоря, больше…Чёрт!
Когда я сегодня вечером увидел Алиску, такую красивую, наряженную словно кукла в коробке, я как настоящий идиот решил на мгновение, что это для меня. И внутри такое чувство было, будто с тарзанки прыгаю. Ух, и все внутренности занемели, подлетая к горлу.
Такая нежная, яркая, глазки в пол…Бери и срывай.
Вычудила в столовой, потом весь день пряталась, не вставая больше на раздачу, наверно, переосмыслила своё поведение – подумал я с какого-то перепугу. Сейчас покатаю её на катере, затанцую, напою вином, накормлю персиками деда Коли и в палатку пойдём…
Всё это как-то разом в голове промелькнуло, впрыскивая в кровь эйфорию, отрывающую от земли.
Хорошая девочка…
Пока эта девочка рот не открыла и снова не начала шипеть как змея!
От того, что за пару секунд уже успел столько напридумывать, во рту разлилось горчащее разочарование. «Да и пошла ты!» – запульсировало в голове в ответ.
Мало здесь что ли баб?
Другую поадекватней найду, а ты сохни, сколько влезет, по своему Янычу.
В ту секунду я твердо решил забить на наш спор и стереть видео, чтобы больше не связываться. Всё равно я не смогу выполнить свою угрозу и его выложить. Ведь это по Наумову ударит, а он – мой научный руководитель. Я что? Дурак?!
Вот только уже час, как мы катаемся, а я больше ни о чем думать не могу. Какое-то наказание!
Ладно, рыжая, доиграем в «желания» и тогда точно тебя пошлю.
Пристаю к берегу. Кир спрыгивает с ватрушки и ловит на руки Зару, помогает ей на берег выбраться. Смотрю, как она аккуратно отталкивает его, напоминая про границы, а он всё равно как привязанный следом. Со стороны стрёмно наблюдать, конечно. Сразу думаешь, что и ты вот так же тупо смотришься.
И надо бы прекращать. Но пока не могу.
– Кирюх, поведёшь? Покатаешь Соню? – предлагаю Мельнику.
– А ты?
– А мне на базу надо. Кое-что забыл…
– Что забыл? – удивляется.
– Надо и всё.
– Ну смотри, – растерянно.
Спрыгиваю в воду, не заботясь о том, что шорты тут же мокрые насквозь, и отправляюсь проверять, как там поживает мой ядовитый Цветочек.
17. Артём
Ещё на видя саму летнюю кухню, слышу приглушенный веселый шум и как над ним льётся слабоватый, но очень милый женский голосок, чувственно перепевающий слезливую нетленку Максим под гитару.
Такая нежность на зеркалах,
Где тени поз на школьном платье,
Рисуют нежность на телах,
А в глазах лето бесконечно, ещё так нежно.
Невольно замедляю шаг, прислушиваясь, пока огибаю здание нашего корпуса. Красиво поёт, с чувством, будто кому-то определенному…
Внутри тонко и трепетно тянет. Я не романтик, но сложно не поддаться очарованию женского мелодичного голоса, особенно, когда вокруг тебя южная густая ночь, а на губах ещё чувствуются солёные морские брызги.
И до рассвета скрывала ночь
Мерцанье слёз. О, это лето,
Сгорало в сотни тысяч звёзд, в любовь одето,
Роняло небо на лучик света.
Поёт дальше девчонка, и остальные начинают ей нестройно подпевать, отчего голосок вокалистки размывается в хоре толпы.
Интересно, кто она?
Выхожу к веранде, около которой развели истинно пионерский высокий костёр, быстро пробегаюсь глазами по расположившимся вокруг огня ребятам и…застываю, увидев Алиску, играющую на гитаре.
Она сидит на бревне ко мне в профиль и потому сразу не замечает.
Её красные в неверных бликах костра волосы разметались по светлым плечам, тонкие пальчики ловко перебирают струны, намекая, что, скорее всего, она занималась в музыкальной школе, а не просто выучила пару аккордов во дворе, как я. Упругая грудь, обтянутая голубой тканью, высоко вздымается на вдохах, а поддернутые мечтательной дымкой синие глаза впиваются в Яныча, сидящего напротив.
И смотрит она на него так, что, кому именно Цветочек так ласково поёт про первые летние потрахушки, не вызывает сомнений.
Внутри глухо взрывается что-то тёмное и горячее, отравой растекается по венам. Хочется её придушить…
Хоть бы постеснялась людей вокруг…Но куда там!
Больше не забыть это лето,
Ветром по щекам будет где-то,
Осень целовать, жаль, наверно,
Ветер не умеет так нежно.
Томно выводит бесстыжая коза, пожирая поплывшим взором Наумова, который, хоть и смотрит на неё в ответ с отстранённым видом, но при этом крепко что-то сжимает у себя в спортивных штанах.
Эй?!
Ты там дрочишь на неё что ли, зрелый извращенец?!
Подрывает просто!
Сунув руки в карманы мокрых шорт, распихиваю попадающихся на пути ни в чем неповинных студентов и, слегка двинув тазом сидящую рядом с Янычем Элечку, устраиваюсь к нему на бревно.
– О, Тём, здоров, где вас с парнями носит? – поворачивается ко мне и протягивает руку, которой только что свой пах прикрывал.
Незаметно скривившись, пожимаю его сухую ладонь. Одновременно слышу, как певунья наша на мгновение с такта сбивается.
Заметила, наконец, значит. Молодец…
– Купались… – отвечаю рассеянно Янычу и поворачиваюсь к Алиске, широко расставив ноги и уперев локти в колени.
Ну, детка, давай теперь нам двоим спой. Мне тоже, знаешь ли, про твои летние нежные ночи, которые не забыть, о-о-очень интересно.
18. Артём
Алиска краснеет как маков цвет до кончиков своих маленьких ушек и тупит глаза в гитару, прикрываясь от меня ресницами.
Представление с сексом через взгляд, я ей ожидаемо обломал. И её это ожидаемо бесит.
Вижу, как раздраженно раздуваются её аккуратные ноздри, и как зубки нещадно мучают нижнюю губу. Почти слышу ментальное «зачем ты приперся, сволочь?», разлитое между нами в прогретом костром воздухе.
Больше не забыть это лето,
Ветром по щекам будет где-то…
Поёт Алиска уже совсем другим вибрирующим, хрипловатым от сдерживаемых эмоций голосом, и это вдруг…
Так эротично…
Сука…
Проникает под кожу куда-то, норовит глубже…
И я просто утопаю в этой рыжей вредной девчонке, сидя напротив, разделяемый с ней высоким костром, который окутывает Алису инфернальным свечением. Остальной мир не перестаёт существовать, но словно отъезжает на второй план, оставляя в фокусе только её образ.
Её издевательски милое голубое платье, подчеркивающее полную упругую грудь, волосы цвета жарче, чем сам огонь, бледная, будто подсвеченная изнутри кожа, пушистые ресницы, скрадывающие от меня синие бездонные глаза, розовые губы, поющие романтичную песню не для меня.
И напряженный, чувственный на грани фола тембр, который стал таким только сейчас.
Я будто в замедленной съемке это всё вижу и чувствую – так хренею от общего впечатления. Алиска – она…просто…
Цветочек так резко бьёт по аккордам, завершая песню, что я крупно вздрагиваю, с трудом выбираясь из своих вязких пошло-интимных мыслей.
– Мне надоело, – только сейчас поднимает на меня синий взгляд и смотрит прямо в глаза, – Может ещё кто-то хочет спеть?
– Давай я, – отзываюсь глухо, завороженно таращась на неё. Хотя петь вообще не планировал.
На черта я вызвался, а?
Нет, я могу, но это вот – два простых аккорда и завывание про демобилизацию под них. Ну или про голубей, летящих над нашей зоной. На выбор.
Но отступать уже поздно – Алиска насмешливо выгибает левую бровь, провоцируя, и поднимает гитару в вытянутой руке.
– Ну бери, я тебе приносить не буду.
Вокруг раздаются приглушенные смешки, голоса становятся тише. Никто ещё не успел забыть представление, устроенное Алиской в столовой, и в воздухе явственно разливается желание увидеть второй акт. Но его не будет. Уж что-нибудь спою.
Встаю со своего места и огибаю костёр, не отводя от цветочка глаз. Забрав у неё из рук гитару, шикаю «кыш» на какого-то болезного первака и, расчистив себе место рядом со своим ядовитым Лютиком, присаживаюсь, впечатываясь своим бедром в её. Сразу жарко – ногу печёт так, будто засунул прямо в костёр. Кошусь на Алису, нахально подмигивая. Пренебрежительно морщит свой задранный носик, и я невольно вспоминаю, что сколько бы она не строила из себя брезгливую недотрогу – до одиннадцати вечера осталось совсем чуть – чуть.
Кхм…От этой мысли всё тепло от места на бедре, где мы соприкасаемся, целенаправленно устремляется в пах, и я поправляю гитару, так удачно прикрывающую мои влажные шорты.
Рассеянно провожу пальцами по струнам. Так…Что бы такого сыграть?
– Тёмка, «Кино» давай…Нет, КиШа! КиШа можешь?! – начинают сыпаться со всех сторон заказы, пока я туплю.
Игнорирую. У меня тут барышня не юзана – какие ей пачки сигарет и камни по голове? Надо что-то романтичней…
Наконец, определившись, выбиваю первый аккорд.
Бьётся сердце, скорость набирает,
Килогерцы сердце разрывают…
Ребята вокруг взрываются одобрительными криками. Ромка Зверь ещё никогда не подводил. Тут же толпа подхватывает простые, давно выученные наизусть слова.
Скоро, скоро, скоро, я не скоро,
Светофоры, по нулям приборы…
Припев со мной орут даже Яныч и Элечка напротив. Все, кроме Лютика моего.
Просто такая сильная любовь,
Ты ещё не знаешь.
Просто такая сильная любовь…
Ловя Алисин взгляд, выгибаю бровь, копируя её мимику. Мол, что? Не ожидала, что тоже могу быть звездой вечера? Легко!
И вообще бери меня, пока я добрый.
Но она и не думает. Снисходительно улыбнувшись и проехавшись по мне не лестным оценочным взглядом, встаёт со своего места около меня, изящно обогнув костёр, присаживается на пустующее место рядом с Янычем.
А я как раз пою про выпускные, которые должны кончится минетом. Пою сбивающимся голосом и наблюдаю, как мой ядовитый Лютик нашептывает что-то сладкое на ухо Наумову, а потом вместе с ним поднимается с бревна и уводит Глеба Яновича в темноту.
19. Артём
Бью по струнам с таким остервенением, что пальцы чудом не брызгают кровью. Внутри просто кипятком шпарит.
Куда они пошли?!
В ушах шумит…Я представляю себе такое, что живот скручивает ревнивой злостью и подступает тошнота.
И одновременно чёрная тоска топит.
Ну, а что я сделаю?
Или…
Нет, чёрт…Так не пойдёт!
Всё эти мысли кружатся в голове бешеной каруселью, пока на автомате допеваю песню. Благо, вокруг такой дружный хор, что лично на мои завывания всем глубоко плевать. Шарю глазами в темноте в направлении, куда они ушли, но, конечно, ни хрена видно. Зато замечаю, что в эту черноту болезненно пялюсь ни я один. Элечка тоже сидит, обернувшись, и с несчастным видом обнимает себя за покатые плечи. Вздыхает тихонечко и, поправив съехавшие на нос очки, переводит влажный, полный грусти взгляд на огонь.
О-па…
А я тут страдаю не один, да, Элла Эдуардовна?
Да что вы в нем все нашли, чтобы так убиваться!
Я его в бане видел… Ну так, ничего уж настолько выдающегося.
На Элечку горько смотреть. Сгорбилась, поправляя тонкую кофту, голову опустила. В принципе, понятно, почему горюет – перед звездой – Цветочком у неё без шансов.
А у меня?!
Бью от всей души по струнам, подводя к концу песню. Горло уже дерет – так ору. В это время на место рядом со мной, которое освободила Алиска, присаживается какая-то знакомая блондинка. Щурюсь, мучительно вспоминая, тем более, что она улыбается в ответ так, будто я у нас как минимум пару раз было и такое я уж точно не мог забыть.
– Аня…Куницына, – наконец, помогает, так и держа на лице приклеенную многозначительную улыбку.
А-а-а…точно, да. Киваю, что вспомнил, и отворачиваюсь, допевая последний припев.
Последний аккорд. Всё!
– Так, кто ещё хочет? – пытаюсь передать гитару дальше по кругу.
– А ты больше петь не будешь? – воркует тут же эта Аня мне в ухо и будто случайно кладет ладошку на моё бедро, поближе к влажным шортам, – Мне так понравилось. У тебя классный голос. Такой…м…
Запинается.
– Какой? – поворачиваюсь к ней, всё-таки избавившись от инструмента.
Не отвечает. Вместо этого мило краснеет, кусая губку. Глаза похотливо и одновременно смущенно горят тем самым блеском, который можно перевести как «я вообще не такая, но тебе не придется долго уговаривать».
Кошусь на её пальчики, так и лежащие на моём бедре, проезжаюсь глазами по симпатичному летнему платью, ладной фигуре, неплохой двоечке, полным, будто чуть накаченным губам, снова смотрю в манящие голубые глаза и…
Я наверно действительно отравлен, но думать сейчас могу только об одном – что где-то там, в темноте, Алиска точно так же смотрит на Яныча, и я не знаю, каким импотентом надо быть, чтобы на это не среагировать.
– Извини, Ань, дела, – убираю её руку и встаю с бревна.
Часы на телефоне показывают две минуты двенадцатого, а значит уже как две минуты Алиска обязана, усевшись сверху, гладить мою голую спину, а не виснуть на Наумове. И я намерен ей лично об этом сказать. Осталось только найти.
20. Артём
Сворачиваю за корпус, пиная мелкую гальку носками кед. Голоса ребят у костра с каждым шагом всё тише. Ночь стремительно обступает плотной чёрной материей, и лишь одинокие желтые окна пятнами освещают пыльную тропинку и степь вокруг. Тишина такая звенящая, что кажется, я один не только за корпусом, но и в целой вселенной.
Ну и где их искать?
Мысль, что в корпус в номер пошли, гоню прочь, а она всё звенит в голове надоедливым комаром, тонко и противно.
Прибавляю шаг, под ложечкой тянет холодком. У меня нет номера рыжей, я не могу ей позвонить, но есть Наумова.
Вот только что я ему скажу?
Глеб Янович, отдайте мою девочку, я её с двадцати трёх до двадцати трех и десяти минут ещё вчера забил???
Ускоряю шаг, иду к общей столовой. Там всё закрыто на амбарные замки, стулья убраны, лишь одинокие столы под навесом. И никого.
Так…
Озираясь по сторонам, иду к главной базе, хотя почти уверен, что мне не туда. Злость, глухая и колючая, клокочет в груди, заглушая разум.
Вот выложу сейчас её сопливое блеяние перед Янычем, думаю с садистским удовольствием, будет знать. Поцелуй обрежу только – ей для насмешек до пятого курса хватит итак, а он…
Он пусть живёт. Я бы на его месте тоже не удержался, так что…
Торможу, проходя мимо ангара, расположенного чуть в стороне от главной тропинки, потому что там почему-то горит свет, и потому…
Что улавливаю журчащий Алискин голосок!
Сердце с размаху бахает по рёбрам, в миг повышая давление. Жар растекается по кровотоку. Нашёл…
Сунув руки в карманы почти высохших шорт, направляюсь к распахнутой двери, вслушиваясь в долетающие обрывки фраз.
«А это к какому периоду принадлежит, как думаете Глеб Янович»… «Я могу ошибаться, Алиса, но возможно около двух тысяч лет до нашей эры»… «Боже, это завораживает!» – придыханием восхищается рыжая коза, а у меня брови так лезут вверх, что рискуют добраться до макушки.
Это вот за этим они уединились в ночи? Перебрать найденные черепки?!
Алиса…У тебя что? Нет предложений поинтересней?!
– Ох, Глеб Янович, смотрите, это часть колесницы изображена что ли? Смотрите – смотрите!!!
И звук такой, будто она от счастья в ладоши хлопает.
– Ну ка, дай, Алис, сюда…Хм…И правда похоже! – поддерживает её щенячий восторг Наумов и дальше слышится какая-то возня.
Тут я ускоряюсь и врываюсь в ангар, так как побаиваюсь, как бы их археологические радости не обрели физическое проявление.
И судя по тому, что Наумов уже обнял Цветочек за плечи и смотрит на неё как на идеально сохранившийся доисторический кувшин, я вовремя…
– Привет, – хриплю, широко улыбаясь и изображая из себя наивного идиота, – Алис, а я тебя ищу.
Оба резко поворачиваются ко мне, и Яныч с удивительной прытью отскакивает от Цветочка на добрый метр, от чего та мгновенно мстительно на меня щурится.
– Ты что тут забыл, Базов? – тихо цедит таким голосом, после которого у приличных женщин принято доставать плетку и упоением кого-нибудь пороть.
– Алиса очень хотела ознакомиться с нашими дневными находками, – вставляет Наумов растерянно, почесывая затылок и бегая взглядом по всему, кроме меня.
Киваю ему коротко, смотря только на любительницу старинной битой посуды.
– Шесть минут двенадцатого, я хочу свой массаж, – сообщаю ей вкрадчиво, кивая на дверь.
– Подождал бы, – вспыхивает Алиска бордовым, страдальчески косясь на Яныча.
– Вы вместе? – удивленно вздёргивает брови Глеб.
– Нет! – восклицает Цветочек.
– Ничего серьёзного, – выдаю свою версию я, – Так…приятные несколько минут.
– Ясно, – загробным тоном тянет Наумов, почесывая подбородок, – Я вам не родитель, конечно, но не могу не напомнить о предохранении.
– Мы не вместе, – обреченно пищит Алиска.
– Я к таким вопросам ответственно подхожу, не переживайте, Глеб Янович, в академку вашу студентку не отправлю.
– Да пошёл ты! – орёт беззвучно на меня Лютик, и глаза полыхают синим огнём.
Ух…как бы позвоночник мне при массаже голыми руками не вырвала. Аж яйца восхищенно и с легкой опаской поджались. Подмигиваю ей в ответ и, кажется, вижу, как у неё реально валит пар из ушей.
– Что ж, отдыхайте, – сипит слегка поникший Наумов и как-то очень быстро оставляет нас одних.
– Глеб Янович… – растерянно шепчет мой Цветочек, провожая его мокрым взглядом.
А потом берёт со стола какой-то молоток и довольно метко швыряет его очень близко ко мне!
Отшатываюсь, адреналин долбит.
– Сдурела?! – рычу.
– Это ты сдурел! – чуть не плачет, – Ну какого черта ты приперся, а?! Ты же специально, да?! Специально нам мешаешь! Он ведь чуть меня не поцеловал! Сам!!! Что ты наплел ему?! Что за бред?! Ненавижу…Ненавижу тебя!
Я слушаю её горькие слова, смотрю в милое расстроенное лицо, понимаю, что она искренне это всё говорит, и бля…Становится так паршиво!
Цепенею, ощущая, как горло словно удавкой сдавило. Но мне её не жалко, нет. Я чувствую только, как это странно болезненно для меня. Смотрю на неё, приближающуюся ко мне, и не понимаю, что ж так выворачивает, а?
– Ну почему? – Алиса подходит вплотную. Хватает меня за футболку на груди, пытается встряхнуть своими слабыми кулачками, от неё такой распаленный жар идёт, – Почему ты именно сейчас появился?! – становится на цыпочки и, почти касаясь моих губ своими, шипит.
Обнимаю её за талию в ответ, прижимая к себе, и чувствую, как она мгновенно вытягивается струной в моих руках от напряжения. Только дышит часто-часто, оставляя влажный горячий воздух на моём подбородке.
– Потому что сначала я, потом он, Цветочек. Запомни. Всё, у нас уговор, пошли ко мне.
