Текст книги "У истоков христианства (от зарождения до Юстиниана)"

Автор книги: Амброджо Донини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Откровение Иоанна с радостью приветствует пожар: Рим испепелен огнем по божественному повелению и пылает под стенами деспотов и торговцев, которые процветали под защитой империи. Некоторые современные критики, отправляясь от этой идеи, выдвинули гипотезу о том, что среди "покаявшихся преступников", арестованных Нероном, были антигосударственные элементы, сосредоточенные в иудео-христианских мессианских группах, которые могли иметь искушение выступить в роли карающей длани бога. Идея эта заманчива, но, поскольку она навеяна повествованием Тацита, ее можно принять лишь с очень большой натяжкой.

Легенда о Нероне получила к тому же совсем иную ориентацию в древнейшей христианской литературе.

Может статься, что образ этого императора скрывается за мистической цифрой 666 (у Иренея 616) в Апокалипсисе: "Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть" (13 : 18). Число 666 могло представлять собой цифровое обозначение букв еврейского алфавита, составляющих имя Нерон Цезарь, но с помощью магико-талмудистского правила чисел, именуемого гематрией, или мистической геометрией, можно было выразить в цифрах все, что угодно. Следуя его предписаниям и используя то греческий, то латинский алфавит вместо еврейского, цифры имени апокалиптического зверя получали имя либо Тита (Теитана), либо Домициана, Ульпиоса (Траяна) и даже Латина (Латрейноса), правившего на заре III в., как это получилось у Ипполита Римского, который, впрочем, уверяет, что тайна этого числа "будет открыта только в конце времен" ("Об антихристе", глава 50).

Эта игра увлекала воображение многих интерпретаторов всех времен. Впоследствии число 666 будет иначе прочитано Гензерихом и в средние века станет поочередно служить символом имен царей или пап в соответствии с особенностями исторического момента.

Но в Апокалипсисе содержится намек на другой миф, который ходил по Востоку после трагической кончины императора: легенда о звере, который "был, и нет его, и явится" (17 : 8). Нерон якобы не умер, но нашел пристанище у врагов Рима, у парфян, и подготавливал в полной тайне свое возвращение во главе могущественного войска {181} в качестве мстителя порабощенных народов, чтобы сокрушить мощь Рима. Некий Теренций Максим, лже-Нерон, и в самом деле появился в те годы на Евфрате, поддержанный парфянским военачальником Артабаном. Эта курьезная версия образа Нерона плохо согласуется с мнением о Нероне, самыми зверскими пытками положившем начало преследованиям христиан.

Таким образом, весь эпизод полон противоречий и неясностей.

Преданию было угодно также связать репрессии 64 г. с мученичеством двух главнейших апостолов – Петра и Павла, приобщившихся в смерти к благочестивым верующим. Но требуется дожидаться начала III в., чтобы встретить некоего церковного писателя, уверявшего, будто он знает, где обнаружены "трофеи" апостолов, или их погребальные стелы: в районе Ватикана и на улице Остьензе.

Каковы бы ни были наши выводы, к которым мы можем прийти на основании рассказа Тацита, следует исключить существование "неронова декрета", который ставил бы вне закона христианскую религию. Тертуллиан также отрицает его существование, но почти 150 лет спустя. Правда, речь идет о далеко не беспристрастном авторе, которому требовались юридические доводы для доказательства необоснованности обвинений, вменяемых его братьям по вере ("К людям", 1, 7).

РЕПРЕССИИ ВТОРОГО СТОЛЕТИЯ

Домициан стоит на втором месте в списке императоров, якобы преследовавших христиан. Против него церковная традиция всегда была настроена очень злобно, вплоть до того, что Домициана именовали "ожившим Нероном".

В действительности, согласно историкам той поры, "свирепейшие меры", которые он принял, касались не христиан. Светоний и Дион Кассий вспоминают лишь, что он бушевал против аристократических группировок, обвиненных в "безбожии и подражании иудейским обычаям". Среди обвиняемых были и его двоюродный брат, консул Климент, и вместе с ним его жена Домитилла; они были осуждены: он – на смерть, она – на ссылку на остров Пандатария. Император встретил сопротивление сената из-за политики конфискации имуществ крупных землевладельцев. Нельзя исключить, что за оппозицией патрициев {182} скрывались также случаи принятия чужеземных культов.

Домициан выступил в 95 г. и против иудеев или близких к ним, которые отказывались выплачивать императорской казне налоги, введенные после разрушения Иерусалимского храма, причем не только в Риме, но и в Малой Азии. После того как вся Иудея стала собственностью императора, дары иммигрантской общины, которые она регулярно приносила священному городу, превратились в поборы в казну во имя культа Юпитера Капитолийского.

Не должно удивлять, что среди арестованных и поднадзорных могли оказаться также элементы, увлеченные христианской идеологией. Власти еще не были в состоянии отличить иудеев от христиан. Как Климент, так и Домитилла впоследствии были признаны обращенными высокого ранга, а катакомба, находившаяся на территории их имения,– одной из первых христианских катакомб. Давало себя знать желание показать, что христианство – религия не только одних убогих и рабов, что оно могло проникнуть в наиболее высокопоставленные круги и в дом самого императора.

В период, когда Плиний Младший был легатом в Вифинии, между 111 и 113 г. в письме Траяну он признавался, что никогда не участвовал в каких-либо оправданных законом действиях против христиан обоего пола и всех социальных положений, которых было много в его провинции. И он испрашивал инструкций относительно способа обращения с ними, поскольку чувствовал в их поведении что-то ненормальное, противоречащее римским понятиям о гражданских отношениях ("Письма", X, 96-97). С его точки зрения, эти фанатики, которые собираются в определенные дни "петь гимны Христу, как если бы он был бог", заслуживают скорее презрения, чем наказания; но их образ жизни вызывает неприязнь и гнев народа и наносит ущерб местному хозяйству. Храмы пустуют, и рынок от этого страдает, поскольку сокращается продажа жертвенных животных. Что делать?

Ответ Траяна противоречив. Не следует прислушиваться к доносам, особенно анонимным, "поскольку это дает самый дурной пример", и допускать настоящую охоту на христиан; но если администратор терпит неудачу в попытке призвать христиан публично совершать "обряды почитания наших божеств", они должны понести наказание. Всеобщая и неизменная норма, замечает император, не существует. {183}

Не очень отличается от этих инструкций рескрипт, направленный Адрианом проконсулу Азии Минуцию Фондану в 125 г. по поводу судов над христианами, согласно тексту, сохраненному Юстином: не следует давать ход всем доносам, но если получается, что обвиняемые действовали против закона, следует покарать их, как того требует тяжесть преступления (I Апология, 68). Адриан весьма дурного мнения об этих неуравновешенных восточных подданных, которые "никогда не остаются в покое" и легко переходят от одного культа спасения к другому: они чувствительны только к прибыли, замечает он с явным раздражением в одном своем письме к консулу Сервиану, по адресу египетских иудеев и христиан. То была эпоха, отмеченная волной подъема религиозности и мистицизма. В среде этой массы "бунтовщиков, пустословов и наглецов" зрело недовольство, как покажет в 135 г. второе иудейское восстание.

В течение всего II в., и особенно в период так называемых императоров-реформаторов и философов, таких как Антонин Пий и Марк Аврелий, в жестоких гонениях нет недостатка.

О них говорят письмо общины в Смирне о муках, которым был подвергнут восьмидесятилетний епископ Поликарп в 155 г., послание верующих Лиона в 177 г., которое рассказывает о римском легате, осудившем одного гражданина на растерзание зверями, а не на отсечение головы. Верно, что речь идет об эпизодических вмешательствах местных властей и выступлениях грозной и разъяренной толпы. Но в процессе общего обеднения провинций в результате концентрации богатств и государственной власти в руках ограниченного числа чиновников и подрядчиков возникали условия для поисков козла отпущения среди малопопулярных элементов, чтобы возложить на них ответственность за все зло, за военные поражения от рук "варваров", за страдания и неустойчивость положения населения.

Репрессии обрушивались не только на христиан, но и на приверженцев любого культа и любого учения, которые возбуждали подозрения в подрыве безопасности государства и общественного порядка.

Идеология древнего мира переживала бурный период кризиса, который не оставил в стороне и привилегированных, сенатскую аристократию, старых латифундистов. Даже удел избранных – философия ориентирована в пес-{184}симистическом и упадочном направлении. Бродячие прорицатели, носители идей стоицизма и цинизма, проповедовавшие теории осуждения несправедливостей, способствовали мобилизации беднейшей части трудящихся масс, особенно в провинциях, против имперской системы, и создавали также завесу для оппозиции широких кругов собственников, ущемленных в их интересах.

Уже в 74 г. император Веспасиан изгнал из Рима "философов". Эдиктом от 92 г. Домициан возобновил приговор Веспасиана, принудив Эпиктета, отпущенника, бывшего раба из Фригии, учение которого имело точки соприкосновения с христианской моралью, перебраться в Египет. Есть немало известий о подобных мерах и в последующие эпохи. Ясно, однако, что намерение христиан создать "новый народ", исходя из негативного взгляда на общепринятые политические и моральные ценности, не могло не казаться правящим кругам угрозой обществу.

Язычник, участвующий в диалоге Минуция Феликса, определяет их сборищем невежд, рабов и бабья, которые шушукаются в городских закоулках, бойкотируют храмы, глумятся над святынями, отравляют колодцы, оскорбляют самодержца и отвергают официальную культуру. В таинствах своего культа они погрязают в непристойностях и пороках: почитают бога с ослиной головой,– обвинение это уже известно со времен Помпея, его возводили на иудеев,– практикуют неслыханные обряды и зовутся братьями и сестрами, безудержно похваляются кровосмесительными связями. В наилучшем случае это люди угрюмые и меланхоличные, бледные и не терпящие света. И даже погребениям они отказывают в надлежащем уважении.

История повторяется. На тех, кто ставит под вопрос, хотя бы на религиозной почве, право немногих на привилегии и богатство, имущие слои никогда не колеблются возвести клевету. В огне недородов, эпидемий, войн и военных катастроф всегда остается один выход: приписать вину за них меньшинствам и отступникам: "Если Тигр выходит из берегов, если Нил не орошает полей, если разыгрываются природные силы и происходят землетрясения, если вспыхивают эпидемии и мор,– скажет однажды Тертуллиан,– один только слышен крик: христиан – львам!"

Апологеты утверждают, что обычаи и учение христиан безупречны и что, несмотря ни на что, они – наиболее {185} преданные подданные империи. Они уточняют также, что во время войны против маркоманнов войско Марка Аврелия якобы было спасено от жажды именно благодаря молитвам солдат-христиан его легиона, который был затем прозван "громобойным". Увидев спасительный дождь, государь якобы стал склоняться к большей благожелательности по отношению к новой религии. И языческий историк Дион Кассий вспоминает это "чудо", но относит его к вмешательству римских богов. Вопреки этим благочестивым вымыслам мнение простых верующих о военной службе было совсем иным. В одном церковном тексте 215 г., автором которого предположительно был Ипполит Римский, говорится: "Послушник или верующий, которые хотят стать солдатами, будут отлучены, ибо они оскорбляют бога" ("Апостольская традиция", XVI).

Когда империя станет христианской, усилится тенденция изображать преследования II в. как результат взрывов дикой ненависти неуправляемых толп. Но и представители официальной культуры появляются на первом плане антихристианской кампании.

Ритор Элий Аристид (117-189) пламенно обличал "безбожников, которые являются из Палестины и не признают высших над собой ("Речи", XLVI). Заклятым врагом апологета Юстина, преданного смерти в Риме около 165 г., был кинический философ Кресценций. Для Лукиана из Самосаты основатель христианства не кто иной, как "софист и чародей, распятый в Палестине"; сами христиане пользуются набожностью простых людей и вдов, все они – мошенники, способные на любую проделку ("Смерть Перегрина", 11-13). Фронтон яростно атакует их в одном выступлении в сенате при Марке Аврелии, и сам император в своих "Воспоминаниях" (XI, 3) упоминает о христианах с презрительным состраданием, как якобы они того заслуживают своим поведением. Гален относится к ним не лучше. Цельс, который написал между 177 и 180 г. свое "Правдивое слово" против христиан, в заключение призывает их взяться за оружие, чтобы защитить находящиеся в опасности границы, поскольку их неповиновение ослабляет империю. И шедевр всей официальной религиозной литературы II в.– "Житие Аполлония из Тианы" противопоставляет истинный тип языческого проповедника Христу из евангельского предания.

Это была организованная кампания, которую нельзя приписать одному гневу обнищавших и обозленных масс. {186} Она родилась из холодного рассуждения об отношениях между государством и угнетенными, и в моменты сильного напряжения эта кампания вдохновлялась наиболее высокими центрами власти, а также самим самодержцем, который видел в отказе от официального культа угрозу религиозной поддержке своего земного господства. Один из замученных в Сицилии в 180 г. скажет проконсулу Африки Сатурнину: "Я не признаю империю этого мира, но признаю моего господина, царя царей и императора всех людей".

Лишь несколькими годами позже, в эпоху Северов, в лоне римской общины появились первые признаки намерения примирить христианство с государственной властью, которое, как видно, предвосхищало век "константинианской политики".

ХРИСТИАНСТВО В РИМЕ ПРИ СЕВЕРАХ

Говоря об обстановке подозрительности и конфликтов, которая характеризует первый период отношений между имперским обществом и христианской церковью, не следует забывать, что христианство оказалось единственной восточной религией спасения, которая стала подлинно римской.

Этот процесс, завершившийся в конце IV в., обозначился впервые в период, связанный с императорской фамилией Северов, который начался после смерти Коммода, "испорченного" сына Марка Аврелия, то есть в 193 г., и продолжался до наступления военного деспотизма при Максимине-Фракийце, в 235 г.

Система усыновления преемника на троне уступила место семейному наследованию, но эта перемена была не столь значительна, как изменение самой ситуации. При Северах государственная юридическая регуляция достигает предела. Юристы, призванные на самые деликатные посты,– Папиниан, Павел, Ульпиан, Модестин – стремятся перевести в термины закона, применимого ко всему подконтрольному Риму миру, древнее право квиритов. В то же время вырисовывается систематичный план реформы религиозной жизни путем слияния всех мифических и ритуальных частностей в общем культе солнца, дополненном культом императора, и синтезированных с неоплатонизмом. Оба культа и неоплатонизм на разных {187} уровнях были равным образом антагонистичны христианскому монотеизму и соперничали с ним.

Религиозный синкретизм в эпоху Северов осуществлялся государством. Это можно проследить на примере жреческой семьи из Сирии, поклонявшейся Ваалу из Емесы. Эта семья дала империи четырех необыкновенных женщин: Юлию Домну, жену Септимия Севера, ее сестру, Юлию Месу и двух дочерей этой последней, Юлию Семию и Юлию Маммею, мать Александра Севера, который в своей частной капелле добавит впоследствии к старым статуям имперских божеств изображение Христа.

Фактическое главенство, которого добивались руководители римской общины, имеет безусловное историческое происхождение и весьма мало общего с легендарным апостольским наследием.

Специальное объяснение этому встречается только при столичном епископе Петре; оно дано в "Либерианском каталоге" 354 г. в ответ на первые претензии на главенство со стороны константинопольского епископа.

Там, где впоследствии будет построен Ватиканский собор и где будут "открыты" кости языческого погребения второй половины I в. н. э., находилось капище Митры, прозванного Петреос. Отсюда, быть может, предание, что там был погребен апостол, о кончине которого всегда фантазировали, как и о смерти Павла.

Конечно, тот факт, что христиане жили и исповедовали свою религию в политическом и административном центре империи, имел определенное значение, но оно было весьма относительным и сказалось не в самые первые столетия новой эры.

Миф о почти мгновенной латинизации христианства после его прихода в Рим с Востока не имеет никакого основания. Вплоть до середины III в. столичная община набирала обращенных главным образом среди чужеземцев, иммигрантов, бедняков семитского или греческо-малоазийского происхождения, а не в римской среде. Их язык – это язык их родных земель: еврейский или арамейский вначале, народный греческий – позже. Достоверно известно, что латинский язык употребляли только христиане из так называемого африканского квартала, то есть эмигранты из северных районов Африки, которые жили вместе между Целием и Авентинским холмом. Но они, говорившие по-латински, не могли именоваться римлянами.

Первый римский епископ, который носил латинское {188} имя,– это именно "африканец" Виктор, избранный в 193 г., после смерти Элевтерия, в то самое время, когда другой африканец, Септимий Север из Лептис Магна, вступил на трон Цезарей. Но и после этого несколько десятилетий греческий язык по-прежнему оставался материнским языком общины.

Иммигрантские группы в столице были организованы в этнические ассоциации в соответствии с точными признаками, в тесной связи со страной, откуда они происходили. Нечто подобное должно было иметь место и в среде христиан. Поэтому какое-либо решение, принятое в общине, как было в случае с датой празднования пасхи или осуждения монтанистов, неизбежно отзывалось эхом в большей части внеримского христианского мира, и в первую очередь в Малой Азии, Греции, Сирии и в Египте. Так рождалось фактическое "превосходство" римской общины, которое было признано уже Иренеем; но оно же заложило основу будущего разделения западной и восточной церквей.

Приход к управлению римской общиной латиноязычных элементов прошел не без потрясений в церковной службе, богослужении и догматике.

После Зефферина (202-217), тоже близкого к латиноафриканской группе, епископом был избран бывший раб из Трастевер Каллист (218-222) (его имя носит одно из крупнейших кладбищ на виа Аппиа), что и послужило поводом к первому крупному расколу в общине и к выборам епископом Ипполита, теолога, говорившего по-гречески, вероятно египтянина по происхождению, настоятеля одной из городских церквей Рима. Разногласия между двумя группировками были весьма глубокими. Христиане эллинистического воспитания отвергали всякий адоптационистский компромисс и настаивали на абсолютной божественности Христа-логоса, чем навлекли на себя обвинение в "дитеизме". Их концепция церкви как конгрегации совершенных, способных следовать жесткой линии строгого морального поведения, противостояла более приспособительной тенденции латинян, расположенных гарантировать церковное прощение всем, кто нарушил прежде какую-либо этическую или богослужебную норму.

Ипполит, как уже делал Тертуллиан в споре со своим епископом, обвинял своего соперника Каллиста в потворстве соглашательству в лоне общины и называл его последователей уже не христианами, а "каллистианами" в {189} заключительной главе своего объемистого "Опровержения всяческих ересей", которое было найдено чуть более столетия тому назад и, видимо, было написано со специальной целью обесславить официального епископа. Что тот и другой вошли затем в перечень мучеников и святых из-за их трагического конца в разгар двух преследований, в 222 и 235 гг., ничуть не ослабляет остроты противоречий, которые их разделяли.

Каллист был одним из первых управителей погребального подземелья на виа Аппиа, прозванного "в катакомбах" ("катакомбы" – гибрид греко-галльского происхождения, которым потом стали называть всякое подземное кладбище 1), то есть "в месте, где спускались в пещеры". Это были старые шахты, где разрабатывали туф, заброшенные и приспособленные для погребений. Подобные кладбища известны почти повсеместно, от Северной и Центральной Италии, Лиона, Карфагена вплоть до побережья Черного моря и Одессы. Но наибольшее число их находилось в Риме и Лациуме, чему причиной характер подпочвенного слоя. Такие кладбища не были особенностью христианских погребений. Столичные израильтяне имели их не менее дюжины. Есть сведения и о других религиях спасения, которые предпочитали погребение покойников их сожжению, более распространенному среди латинян.

Что христианские общины владели обширными кладбищами, не должно удивлять: римский закон о похоронных ассоциациях допускал это. Нередко они были предназначены для отправления культа, чаще всего вблизи могил, служивших предметом особого почитания. Нет доказательств тому, однако, что катакомбы служили также тайным убежищем во времена преследований, как того хочет легенда, исключая, быть может, некоторые моменты последнего гонения при Диоклетиане. Надгробные надписи, которые в Риме вплоть до середины III в. почти все выполнены на греческом языке, богаты чрезвычайно выразительной религиозной символикой: греческие буквы альфа и омега для обозначения начала и конца, якорь и знак Х – для обозначения креста, трезубец, видимо, как символ троицы, ягненок, дельфин и рыба – символ Христа, голубка – для обозначения души. Рыба, как отмеча-{190}ет Тертуллиан, должна была только указывать на омовение при крещении. Позже вместе с инициалом греческого слова "ихтюс" ("рыба") создан литургический акростих "Иисус Христос, сын бога, спаситель". Хлебы изображают причастительную трапезу.

Само слово "кладбище" 1 вошло в христианскую лексику достаточно рано. Изображения в катакомбах в целом обращаются к темам и сюжетам античного искусства, истолкованного в аллегорическом смысле: мифы об Эросе и Психее, Орфее, Гермесе – "добром пастыре", об орантах с воздетыми руками. Не все эти фрески – произведения дилетантов. То тут, то там заметна более опытная рука.

Для отправления культа верующие собирались в доме какого-нибудь более состоятельного посвященного или во владениях общины. Много времени должно будет пройти, прежде чем слово "экклесиа", означавшее, как мы уже говорили, только "собрание призванных", станет применяться для обозначения здания, предназначенного для собраний, как это было со словом "синагога" у евреев, живших в эмиграции. Первый дом, приспособленный под церковь, который был обнаружен при раскопках, найден в Дура Европос, городке на Евфрате, включенном Траяном в империю и присоединенном в 165 г. к провинции Сирия. Вскоре после 256 г. он был полностью разрушен парфянами. К строению типа базилики, сооружавшейся по образцу римского общественного здания для собраний, христиане придут только после Константина.

Духовенство в Риме всегда избиралось поднятием руки. Епископ пользовался высшей властью, но для того, чтобы она стала законной, он должен был быть посвящен в сан. Существовали также пресвитеры, диаконы и субдиаконы. Во времена епископа Корнелия около середины III в. их насчитывали соответственно 46, 7 и 7. Вокруг них группировались чтецы, вдовы, девы и целители, обладавшие особым даром врачевания. Исповедники, то есть те, "кто побывали в тюрьме во имя господа", сами по себе пользовались священническими прерогативами. Культ был крайне прост: короткие ритуальные формулы сопровождались {191} общей молитвой. Обрядов было три: крещение, помазание "маслом заклинаний" и причастительная трапеза, сопровождавшаяся благословением чаши и воскресной раздачей народу от имени епископа хлеба, преломленного диаконами. Нет еще и намека ни на исповедание, ни на отпущение грехов священником. При вступлении в брак рекомендуется только порядочность в супружеских отношениях и отказ от прелюбодеяния. Относительно некоторых пунктов вероучения епископу предлагается "говорить под покровом тайны".

Эти сведения содержатся в насыщенном фактами руководстве, еще полсотни лет назад известном только по названию: "Апостольская традиция". В 1910 г. оно было наконец выявлено в различных восточных переводах "Конституции египетской церкви" и частично в латинском кодексе из Веронской библиотеки капитулариев. Оригинал был на греческом языке. Его принадлежность Ипполиту весьма вероятна: текст этот соответствует его аристократической концепции церкви, как "собрания совершенных". Во всяком случае, то, что книга эта была составлена в римской среде, в начале III в., вне сомнения.

Самая интересная часть руководства – это та, что регламентирует обычный и пасхальный пост, угощение маслом, творогом и оливками, благословение фруктов: винограда, фиг, гранатов, груш, яблок, плодов шелковицы, персиков, вишен, миндаля, слив, но не арбузов, дынь, лука, чеснока и других каких-либо овощей. Из цветов благословлялись только розы и лилии, но не другие. Крестное знамение совершалось прикосновением руки ко лбу и глазам, "чтобы отвратить того, кто хотел бы погубить нас" (то есть демона). По утрам, прежде чем что бы то ни было делать или идти на работу, требовалось умыть руки и восхвалить господа. Дома и вне его требовалось молиться в три, в шесть и в девять часов, а также перед сном. Чтобы очистить тело, рекомендовалось перед полуночью осенять себя крестным знамением с головы до ног рукой, смоченной слюной. Все это обычаи, типичные и для других религий. Добрая часть их нашла место в монастырских уставах.

В руководстве приводится также перечень людей, занятия которых исключают их приобщение к вере: художники и скульпторы, изготовляющие идолов, актеры, учителя, если только они "не имеют другого дела", возницы, гладиаторы и те, кто участвуют в публичных игрищах, жрецы и храмовые стражи, воины, которые не соблюдали {192} заповедь "не убивай",

Обряд крещения в Риме

в начале III в.

Когда намечены те, кто должны получить крещение, изучается их жизнь. ...> После чего, когда они отобраны и отделены, каждый день возлагается на них рука, чтобы заклинать их.

С приближением дня крещения епископ заклинает их одного за другим, чтобы убедиться, что они чисты. ...> Тем, кто должны получить крещение, предписывается принять ванну и помыться в пятый день недели.

Если у женщины месячные, она отстраняется и получает крещение в другой день.

Те, кто должны креститься, постятся в пятницу и в субботу собираются в одном месте согласно вол" епископа. Им приказывают молиться и преклонят" колена. Епископ возлагает на них руку и приказывает всякому чуждому духу удалиться от них и больше никогда не возвращаться. После заклинания он дует им в лицо, крестит им лоб, уши, ноздри и наконец велит им встать.

Они бодрствуют всю ночь, слушая чтение и наставления. ...> При пеньи петуха первый раз молятся над водой. Пусть то будет вода в источнике или падающая сверху. Да будет так, если только нет тому какой-нибудь помехи. Если же есть срочная я непременная необходимость, пусть приносят воду, какую найдут. Пусть разденутся. Первыми крестите детей. Все, кто в состоянии отвечать за себя, пусть отвечают. За тех, кто не в состоянии, отвечают родители или кто-нибудь из семьи. Крестите затем мужчин и, наконец, женщин, которые распустили волосы и сняли свои украшения из золота и серебра: никто да не сойдет в воду, неся на теле что-либо чуждое.

(Из "Апостольской традиции", XX-XXI)

члены магистратур, имеющие власть над жизнью и смертью людей, и, разумеется, содержатели публичных домов, проститутки, маги, предсказатели и толкователи снов, мошенники, те, кто делают амулеты. Раб {193} может быть допущен, "если его верующий хозяин дает ему на то разрешение и гарантирует, что он хороший", но, если он принадлежит язычнику, "ему объясняют, что он должен удовлетворять своего господина". В то же время можно допустить рабыню, которая состоит в связи с господином, "с тем чтобы она вырастила детей и имела отношения только с ним" (XV-XVI). Классовые отношения и здесь дают себя знать.

Даты церковных праздников, кроме даты пасхи, которую фиксировал Никейский собор в 325 г., так и не были согласованы. Существуют поэтому разные ритуалы восточный и западный в целом, а более точно – александрийский, антиохийский, галльский, римский, испанский, к которым позже добавились иерусалимский, миланский (амвросианский) и византийский.

ЭДИКТ ДЕЦИЯ И РАСКОЛ НОВАТИАНА

Отношения между христианством и империей в Риме были менее напряженными, чем в провинциях.

Государство, не отказываясь от своих требований, предпринимает по отношению к общинам определенные акции привлечения их на свою сторону.

Одна из наложниц императора Коммода, Марсия, христианская послушница, добивается для них некоторых послаблений и благ, в том числе освобождения ряда заключенных. Ипполит, начавший свою церковную деятельность с обличения Римской империи как воплощения дьявола и в своем тракте "Об антихристе" предсказавший ее падение, сближается с придворными кругами, возможно и для того, чтобы изыскать себе поддержку в кампании против своего соперника Каллиста. В своей "Пасхальной хронике", которая имела заметный успех, он начинает счет времени с 222 г., когда императором стал Александр Север, тринадцатилетний сын Юлии Маммеи.

Но этот климат терпимости и мирного сосуществования еще неустойчив и удерживается недолго. На периферии, особенно в районах, примыкающих к местам военных, действий, репрессии по-прежнему оставляют заметный след. Именно в одной из таких пограничных зон, в Египте, по возвращении из военного похода против парфян Септимий Север был вовлечен в начале 202 г. в общие меро-{194}приятия против христианского прозелитизма наряду с мерами, направленными против проповеди иудаизма. В тексте декрета Севера, приведенном Спарцианом, одним из авторов "Истории Августов", говорится: "Запрещено под страхом суровых наказаний обращаться в иудаизм и то же приказываю по отношению к христианству". Обе религии, с точки зрения властей, еще представляются неразделяемыми.

Хотя и ограниченный по замыслу, этот декрет Севера – первый документ в истории гонений, имеющий характер всеобщности. Что касается иудаизма, запрет был наложен на обрезание (исключая собственных детей иудеев). Этот древний обряд посвящения племенному богу Израиля в то время вызывал не только насмешки, но и подозрительность. Не кажется, однако, чтобы соответствующий декрет применялся слишком уж сурово.