Текст книги "Встреча"
Автор книги: Аманда Квик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
Августа чувствовала, что ее щеки стали малиновыми… Она бросила в сторону своего мучителя предостерегающий взгляд:
– По моим наблюдениям, некоторые графы Грейстоуны тоже могут проявлять удивительное безрассудство… Можно даже сказать, чрезмерное.
– Да, в нашей семье такое случалось. – Гарри ухмыльнулся и снова принялся поглощать пирожки.
Мередит ничего не поняла в этой словесной перестрелке и продолжала болтать:
– А брат Августы был ужасно смелый. И замечательный наездник. Он один раз даже в скачках участвовал, разве тебе Августа не говорила?
– Нет.
– Ну так вот, участвовал! И победил! Он всегда побеждал в скачках.
– Просто поразительно!
Августа слегка откашлялась:
– Не хотите ли фруктов, Мередит?
Этим ей удалось отвлечь на время внимание девочки. Потом она предложила ей поиграть в кораблики, что значило просто пустить две щепки по течению ручья и посмотреть, чей кораблик доплывет до назначенного пункта первым.
Мередит колебалась, но, когда Гарри встал и сам показал, как нужно играть в эту игру, она необыкновенно воодушевилась и принялась носиться по берегу. Гарри постоял у воды, внимательно наблюдая, как дочь забавляется с импровизированным флотом, потом вернулся к расстеленному покрывалу и опустился на траву рядом с Августой.
– Она от души веселится. – Он прилег, лениво и с чисто мужским изяществом облокотившись на траву и согнув одну ногу в колене. – Похоже, ей не хватает подобных игр на воздухе.
– Я очень рада, что вы пришли к такому выводу, милорд, На мой взгляд, вольные игры столь же необходимы любому ребенку, как и история с географией. И кроме того, с вашего разрешения, я хотела бы ввести несколько дополнительных предметов в расписание ее занятий.
Гарри нахмурился:
– Например?
– Ну, для начала рисование акварелью и чтение художественной литературы.
– Господи, ни в коем случае! Это я запрещаю, я не желаю занимать мысли Мередит подобной чепухой.
– Но вы сами сказали, милорд, что Мередит нужно побольше бывать на воздухе.
– Я сказал, что ей, наверное, нужно побольше играть на воздухе.
– Прекрасно! Она может рисовать на природе, да и читать тоже, – весело заключила Августа. – По крайней мере, летом.
– Черт побери, Августа…
– Тише, милорд. Вы же не хотите, чтобы Мередит услышала, как мы ссоримся? У нее и так хватает переживаний из-за вашего нового брака.
Гарри сердито посмотрел на Августу:
– А вы, мадам, уже успели, по-моему, заморочить ей голову историями о вашем храбром братце, искателе приключений?
Августа нахмурилась:
– Ричард действительно был храбрым человеком и очень любил всякие приключения.
– М-м-м, – нетерпеливо промычал Гарри.
– Гарри…
– Да? – Он не сводил глаз с Мередит.
– А те слухи, что ходили в обществе после смерти Ричарда, когда-нибудь доходили до вас?
– Да, я что-то припоминаю, однако никогда не считал их достойными внимания.
– Ну разумеется нет! Все это ложь! Но существует неопровержимый факт: в ночь убийства при нем нашли кое-какие документы. Должна признаться, я часто задумывалась о дальнейшей судьбе этих документов.
– Августа, иногда следует согласиться с утверждением; не на все вопросы можно получить ответ.
– Я прекрасно понимаю это, сэр. Но у меня уже давно сложилась своя версия относительно гибели брата, которую мне очень хотелось бы доказать.
Гарри помолчал, потом спросил:
– И что же за версия?
Августа глубоко вздохнула:
– Мне кажется, у Ричарда эти бумаги оказались потому, что он, возможно, был тайным агентом Британской Короны.
Поскольку ответа на это заявление не последовало, Августа повернулась к Гарри и внимательно на него посмотрела, однако ничего не смогла прочесть по его глазам, оттененным длинными ресницами. Он по-прежнему смотрел на дочь.
– Гарри?
– Так ты просила Лавджоя проверить именно эту версию?
– Да. Как ты считаешь, такое возможно?
– Я считаю, что это почти невероятно, – тихо проговорил Гарри.
Августа была оскорблена: его ответ показался ей слишком поспешным, ведь она так хорошо все продумала!
– Ну, неважно. Мне вообще не следовало говорить с тобой об этом. В конце концов, откуда тебе знать о подобных делах?
Гарри тяжело вздохнул:
– Как раз об этом я обязательно бы знал, Августа.
– Вот уж не похоже!
– Да, я бы обязательно знал об этом, потому что если бы Ричард действительно был агентом британской разведки, то почти наверняка работал бы на меня.
Глава 11
– Что вы хотите этим сказать? Почему мой брат в таком случае работал бы на вас? – напряженным голосом проговорила Августа; в голове у нее все смешалось. – И чем занимались вы сами, если подобные сведения попадали в первую очередь к вам?
Гарри ничуть не изменил своей ленивой позы, однако наконец оторвал взгляд от Мередит и посмотрел Августе прямо в глаза:
– Чем тогда занимался я, теперь уже совершенно неважно. Война закончена, и я весьма счастлив забыть о сыгранной мною в этой войне роли. Достаточно сказать, что я был связан со сбором сведений в пользу Англии.
– Ты был шпионом? – вырвалось у Августы. Губы Гарри изогнулись в легкой усмешке.
– Очевидно, дорогая, ты никак не можешь представить меня в роли человека действия?
– Нет, дело совсем не в этом! – Она нахмурилась, не в силах сосредоточиться. – Должна признаться, мне не давала покоя мысль о том, где это ты научился так здорово отпирать любой замок и почему всегда оказываешься рядом со мной именно тогда, когда я меньше всего этого ожидаю. Теперь понятно: типично шпионские замашки. И все-таки, на мой взгляд, подобная карьера совершенно не для тебя, Гарри.
– Совершенно с тобою согласен. Более того, я никогда не рассматривал свою деятельность во время войны как способ сделать карьеру или хотя бы как профессию. Я всегда считал это занятие не более чем временным неудобством, ибо оно крайне мешало мне посвятить себя любимому делу – античной филологии, а также отвлекало меня от управления моими владениями.
Августа прикусила губу:
– Но все это, наверное, было очень опасно?
– Иногда, – пожал плечами Гарри. – Большую часть времени я проводил за письменным столом, руководя действиями своих агентов и разгадывая послания, написанные симпатическими чернилами или зашифрованные.
– Симпатическими чернилами? – Августа, похоже, была безумно заинтригована. – То есть невидимыми на бумаге?
– М-м-м…
– Но это же просто чудесно! Как бы мне хотелось иметь немножко таких невидимых чернил!
– Я с удовольствием приготовлю их для тебя. – Гарри вдруг развеселился. – Но должен предупредить, они не слишком пригодны для обычной переписки. У получателя такого письма должно быть под рукой специальное вещество, которое сделает написанное видимым.
– Такими чернилами можно писать, например, дневник… – мечтательно проговорила Августа. – Но возможно, шифр был бы еще лучше. Да, идея о шифре мне очень нравится.
– Я бы предпочел думать, что моей жене не нужно записывать в свой дневник ничего сверхсекретного, для чего потребовались бы бесцветные чернила или тайный шифр.
Августа не обратила внимания на скрытый намек.
– Значит, ты поэтому провел так много времени на Континенте во время войны?
– К несчастью, да.
– А ведь все считают, что ты и тогда продолжал заниматься классической филологией!
– Так и было, особенно когда я попадал в Италию и Грецию. Но все же большую часть времени я действительно отдавал деятельности во славу Британской Короны. – Гарри выбрал один из выращенных в оранжерее персиков и вынул его из корзинки. – Теперь, поскольку война закончена, я могу подумать о поездке на Континент с совершенно иными и куда более интересными целями. А ты бы хотела поехать со мной, Августа? Мы, конечно, взяли бы с собой и Мередит. Путешествия очень познавательны.
Августа приподняла бровь:
– Так кого ты хотел бы просветить в первую очередь: меня или свою дочь?
– Мередит, без сомнения, получила бы от такого путешествия больше всех. А тебе, чтобы углубить кое-какие знания, совсем необязательно даже выходить из спальни. И должен сказать, ты все схватываешь буквально на лету.
Августа не выдержала и смутилась:
– Гарри, честное слово, порой ты говоришь совершенно непристойные вещи! Тебе должно быть стыдно.
– Прошу прощения, дорогая. Никогда не думал, что ты станешь такой поборницей приличий. Склоняю голову перед твоими глубочайшими познаниями в этой области.
– Ох, Гарри, пожалуйста, замолчи, иначе я вывалю остатки нашего пикника тебе на голову!
– Как вам будет угодно, мадам.
– Ну хватит, лучше расскажи, почему ты так уверен, что мой брат не был вовлечен в тайную деятельность английской разведки.
– Дело в том, что если бы он был штатным агентом, то работал бы именно на меня – либо непосредственно, либо через кого-то другого. Я уже объяснял, что моя работа главным образом заключалась в том, чтобы руководить другими людьми. Эти люди, в свою очередь, собирали огромное количество сведений, благодаря своим собственным агентам, и предоставляли эти сведения мне. Я должен был разбираться во всей этой чертовой каше и отделять зерна от плевел.
Августа лишь изумленно покачала головой, не в силах представить себе Гарри за подобной работой.
– Но ведь в таких делах, должно быть, участвовало невероятное количество людей как здесь, так и за границей?
– Порой даже чересчур много, – сухо подтвердил Гарри. – Во время войны шпионы кишат, как муравьи на скатерти для пикника. Это доставляет массу неприятных хлопот, но без тайных агентов невозможно выполнить ни одну задачу.
– Но если так, то Ричарда вполне могли завербовать, и ты никогда бы не узнал об этом? – спросила Августа. Гарри молча ел персик.
– Я учитываю эту возможность. А потому провел кое-какие расследования.
– Расследования? Какие еще расследования?
– Попросил кое-кого из старых друзей выяснить, не был ли Ричард Баллинджер каким-то образом приобщен к работе официальной британской разведки. Ответ был отрицательным, Августа.
Августа подтянула колени к подбородку и обхватала их руками, явно недовольная категоричностью последних слов Гарри.
– И все-таки я думаю, что мои предположения заслуживают внимания.
Гарри не ответил.
– Ты все же должен допустить, что существует – пусть очень небольшая – возможность того, что Ричард оказался замешанным в дела разведки. Может быть, он сам обнаружил что-нибудь важное и собирался передать сведения кому следует.
Гарри по-прежнему не отвечал и молча доедал персик.
– Ну? – теребила его Августа, пытаясь скрыть волнение. – Разве ты со мной не согласен?
– Ты хочешь, чтобы я солгал тебе, Августа?
– Нет, конечно же нет! – Она сжала кулаки. – Я просто хочу, чтобы ты согласился, что мог и не знать всего о деятельности разведки во время войны.
Гарри коротко кивнул:
– С этим я, пожалуй, соглашусь. Никто не мог бы знать абсолютно все. Во время войны всегда слишком много тумана. Большая часть военных действий – как на поле брани, так и вне его – совершается как бы в серых сумерках. А при ярком свете остается лишь подсчитывать потери и оставшихся а живых. Никто не может с уверенностью сказать, что осведомлен обо всем, пока туман не рассеется. Возможно, так оно и лучше. Я убежден, что многого о войне лучше вообще не знать.
– Например, того, чем занимался мой брат? – горько бросила Августа.
– Помни своего брата таким, каким ты его знала, Августа. Сохрани в памяти образ последнего из безудержно смелых, дерзких, безрассудных нортамберлендских Баллинджеров и не терзай себя мыслями о том, что могло быть, и могло и не быть во время войны, это уже в прошлом.
Августа вздернула подбородок:
– Но в одном вы все-таки не правы, милорд!
– В чем же?
– Мой брат не был последним из нортамберлендских Баллинджеров. Последняя в нашем роду – я!
Гарри сел, глядя на нее с холодным предостережением:
– У тебя теперь новая семья, Августа. Ты сама сказала об этом вчера ночью в картинной галерее.
– А теперь я передумала! – Августа лучезарно улыбнулась ему. – Теперь мне уже кажется, что твои предки совсем не так хороши, как мои собственные.
– В этом отношении ты, без сомнения, права. Никто и никогда не мог бы назвать моих предков хорошими. Однако теперь ты стала графиней Грейстоун, и я постараюсь, чтобы ты никогда об этом не забывала.
Прошла неделя. Августа сидела в кресле на залитой солнцем галерее второго этажа прямо под портретом своей прекрасной предшественницы. Она в задумчивости обратила свой взгляд на обманчиво безмятежный лик предыдущей графини Грейстоун.
– Я намерена восполнить тот ущерб, который вы нанесли этому дому, Кэтрин, – произнесла она вслух. – Я далеко не идеал, но любить я умею, а вот вы, как мне кажется, даже не представляли себе, что означает это слово. В конце концов, вы ведь не были образцом добродетельной женщины, не правда ли? Ах, как много вы потеряли, погнавшись за обманчивыми иллюзиями! Ну а я, к счастью, не так глупа, – твердо заключила она и состроила портрету рожицу. Потом вскрыла конверт с письмом от Клодии.
Дорогая Августа!
Надеюсь, у тебя и твоего уважаемого супруга все складывается хорошо. Должна признаться, мне очень не хватает тебя здесь, в Лондоне. Сезон кончается, и все как-то замерло. Как мы и договорились, я несколько раз заезжала в «Помпею»и вела в высшей степени интересные беседы с твоей подругой, леди Арбутнотт.
Должна сказать, что она совершенно очаровательна. Я думала, меня несколько оттолкнут ее эксцентричные манеры, ведь она ими славится, однако этого почему-то не произошло. Я нахожу общество леди Арбутнотт чрезвычайно приятным и страшно огорчена ее тяжким недугом.
С другой стороны, ее дворецкий вызывает во мне несомненное раздражение. Если бы это зависело от меня, я ни секунды не стала бы держать его в доме. С каждым моим приходом он становится все нахальнее, и боюсь, в один прекрасный день я буду вынуждена сказать ему, что он переходит всякие границы. И я по-прежнему не могу избавиться от ощущения, что я его где-то встречала.
К моему удивлению, не могу не признать, что в «Помпее» мне очень нравится. Естественно, я не могу одобрить таких введений, как существующая в клубе книга для записей пари. А ты знаешь, кое-кто ставил на то, что ваша помолвка долго не продлится? Не одобряю я и слишком большого увлечения азартными играми. Однако я познакомилась с несколькими весьма интересными дамами, которые разделяют мое увлечение изящной словесностью. И у нас было немало увлекательнейших дискуссий.
Что же касается светской жизни, то она, повторяю, без тебя утратила большую часть своего очарования. Тебе всегда удавалось привлечь самых интересных людей и лучших партнеров по танцам. А сейчас рядом со мной постоянно оказываются лишь самые добродетельные из представителей противоположного пола. Знаешь, если бы не Питер Шелдрейк, мне уже давно стало бы ужасно скучно. К счастью, мистер Шелдрейк, великолепный танцор. Он даже убедил меня станцевать с ним вальс. Мне бы только хотелось, чтобы он стал серьезнее и увлекся чем-нибудь более интеллектуальным. Он по природе своей человек довольно легкомысленный и без конца надо мной подшучивает.
Мне страшно хочется приехать к вам в гости и повидаться с тобой! Когда же ты вернешься?
С любовью, твоя Клодия
Августа дочитала письмо и медленно свернула листок. Было удивительно приятно получить весточку от кузины Клодии. Не менее приятно было узнать, что всегда сдержанная и замкнутая Клодия скучает по ней.
– Августа, Августа, где вы? – Мередит летела к ней по длинной галерее, размахивая листом бумаги. – Я закончила свою акварель! Как вы ее находите? Тетя Кларисса сказала, что я обязательно должна спросить у вас, поскольку это вы предложили, чтобы я начала заниматься рисованием.
– Да, разумеется. И мне не терпится посмотреть, что у вас получилось. – Августа подняла глаза на Клариссу, которая спокойно следовала за своей воспитанницей. – Благодарю вас, мисс Флеминг, что позволили девочке попробовать свои силы в рисовании.
– Его сиятельство сообщил, что в этих вопросах мне надлежит руководствоваться вашим мнением, хотя мы с ним и пришли к заключению, что рисовать акварелью не слишком достойное занятие для Мередит.
– Да; я знаю, однако это может быть очень приятным занятием, мисс Флеминг.
– От человека, если он чем-то занимается серьезно, следует ожидать полной отдачи и чрезвычайного прилежания, – заявила Кларисса. – Занятия – не забава.
Августа улыбнулась Мередит, беспокойно переводившей глаза с одной женщины на другую.
– Я уверена, Мередит работала над своим рисунком с большим прилежанием, потому что получилось очень хорошо. Я, например, просто убеждена в этом.
– Вы действительно так думаете, Августа? – живо склонилась к ней Мередит, заглядывая через плечо.
Августа отодвинула рисунок как можно дальше от себя и склонила голову набок, внимательно его изучая. Рисунок состоял из бледно-синего фона, на котором были разбросаны довольно редкие, но забавные пятнышки зеленого и желтого цвета, а на заднем плане виднелся какой-то огромный золотистый пузырь или капля.
– Вот это деревья, – пояснила Мередит, указывая на зеленые и желтые пятнышки, – У меня кисть очень растрепалась, и с нее все время текла краска.
– Деревья получились просто прелестно. И особенно мне нравится, как вы нарисовали небо, Мередит. – Выяснив, что зеленые и желтые пятнышки – это деревья, нетрудно было догадаться, что размытый синий фон представляет собой небо. – А вот это уже совсем интересно, – заявила Августа, указывая на золотистый пузырь.
– Это Грейстоун, – гордо пояснила Мередит.
– Ваш отец?
– Нет, нет, Августа, наш дом!
Августа засмеялась:
– Я так и поняла! Я просто пошутила. Ну что ж, справились вы на удивление хорошо, Мередит, и, если позволите, я попрошу, чтобы рисунок немедленно повесили на стену.
У Мередит округлились от изумления глаза.
– Вы хотите повесить это на стену? Где же?
– Как где? Да прямо здесь, в галерее. Мне кажется, здесь самое подходящее для него место, – Августа обвела взглядом череду портретов. – Может быть, вот здесь, под портретом вашей матери.
Мередит пришла в невероятное возбуждение:
– А вы думаете, папа позволит?
– Уверена, что позволит.
Кларисса прокашлялась:
– Леди Грейстоун, я совсем не уверена, что это мудрое предложение. Здесь собраны портреты представителей семейства Грейстоун, написанные знаменитыми художниками. Здесь не место для ученических рисунков.
– Как раз напротив, по-моему, здесь явно не хватает именно ученических рисунков. Это довольно мрачное место, не правда ли? Вот мы его и оживим картинкой Мередит.
Мередит просияла:
– А мы повесим его в рамочке, Августа?
– Ну конечно! Каждая хорошая картина заслуживает рамки. Я позабочусь об этом.
Оскорбленная в лучших чувствах, Кларисса строго посмотрела сверху вниз на свою воспитанницу:
– Ну, довольно забав. Вам пора приниматься за работу, юная леди. Бегите в классную комнату. Я сейчас приду туда.
– Хорошо, тетя Кларисса. – Глаза Мередит сверкали от удовольствия. Она поклонилась мачехе и поспешила прочь. Кларисса с суровым видом повернулась к Августе:
– Мадам, я должна поговорить с вами о характере тех занятий, которыми Мередит развлекается с тех пор, как вы приехали. Насколько я поняла, его сиятельство разрешает вам участвовать в процессе обучения девочки, однако я не могу смириться с тем, что вы постоянно отвлекаете ее от серьезных предметов легкомысленными забавами. Его сиятельство всегда был весьма тверд в своем нежелании вырастить из Мередит пустышку, неспособную ни к чему, кроме глупой болтовни и светских развлечений.
– Я знаю, мисс Флеминг.
– Мередит привыкла к строгому распорядку дня. Она прекрасно справлялась со своими занятиями, и я бы не хотела, чтобы с вашим появлением ее привычки изменились.
– Я совершенно согласна с вами, мисс Флеминг. – Августа ласково улыбнулась. Судьба Клариссы, бедной родственницы в чужом богатом доме, была незавидной. Она, безусловно, изо всех сил старалась найти себе применение, быть полезной, и Августа не могла не сочувствовать ей. Нелегко жить в чужой семье. Это она прекрасно знала на собственном опыте. – Мередит сделала большие успехи под вашим руководством, и я вовсе не собираюсь ничего менять и вмешиваться в ваши занятия.
– Благодарю вас, мадам.
– И в то же время я чувствую, что девочке необходимы игры и развлечения, пусть и немного легкомысленные. Даже моя тетя Пруденция прекрасно понимала, как важны для юного существа развивающие игры и забавы. И моя кузина Клодия, которая пошла по стопам своей матери и тоже пишет книгу о различных полезных знаниях, необходимых юным леди, в своем сочинении целую главу посвятила тому, как важно уметь рисовать карандашом и акварелью.
Кларисса захлопала глазами и стала похожа на сову.
– Ваша кузина пишет учебник для детей?
– Да, а что? – Августа вдруг поняла, где уже видела такое выражение, какое было сейчас на лице у Клариссы. Оно довольно-таки часто, надо сказать, появлялось на лицах многих дам из клуба «Помпея», особенно тех, кто проводил долгие часы за письменным столом. Да и в ангельских голубых глазах Клодии такое выражение мелькало довольно часто. – О, я понимаю, мисс Флеминг! Вы, вероятно, тоже подумывали о том, чтобы написать для юных что-нибудь подобное?
На удивление взволнованная этим вопросом, Кларисса даже немного покраснела.
– Да, я действительно несколько раз думала об этом. Только вряд ли что-нибудь выйдет: я прекрасно знаю свои возможности.
– Не говорите так, мисс Флеминг! Мы не знаем своих возможностей до тех пор, пока не испытаем себя. Так вы писали уже подобные книги?
– Всего лишь наброски… – вымолвила Кларисса, явно смущенная собственной смелостью. – Я даже собиралась показать их Грейстоуну, но побоялась, что он сочтет их слишком поверхностными. Он ведь такой интеллектуал!
Августа нетерпеливо отмахнулась:
– Я, разумеется, нисколько не сомневаюсь в величии его интеллекта, но вовсе не уверена, что он стал бы разумным судьей в такого рода вопросах. Грейстоун пишет для очень узкого академического круга. А вы собирались писать для детей, не правда ли? Это две совершенно различные группы читателей.
– Да, я полагаю, дело именно в этом.
– У меня есть прекрасная идея. Когда вы закончите писать вашу книгу, принесите ее мне, я дам ее почитать своему дяде, а он отошлет ваше произведение издателю.
У Клариссы перехватило дыхание.
– Вы хотите показать мою писанину сэру Томасу Баллинджеру? Супругу леди Пруденции Баллинджер? Нет, я не могу подвергнуть себя подобному испытанию! Он сочтет меня излишне самонадеянной!
– Чепуха! И о каком испытании вы говорите? Дядя Томас будет просто счастлив! Он всегда принимая участие в публикации работ тети Пруденции, можете не сомневаться.
– Неужели?
– Ну конечно! – Августа улыбнулась, вспомнив, какое смутное представление сэр Томас имеет о том, что творится вокруг. Не составит труда убедить его сунуть работу Клариссы в конверт и отослать издателю с рекомендацией напечатать ее на том основании, что она написана последовательницей леди Пруденции Баллинджер. Августа решила, что даже рекомендательное письмо она напишет сама, чтобы лишний раз не беспокоить дядю.
– Как мило с вашей стороны, мадам. – Кларисса выглядела так, словно почувствовала сильное головокружение. – Я давняя поклонница творчества сэра Томаса. У него такое замечательное чувство исторической реальности! Такая способность подмечать все мельчайшие штрихи и нюансы! Исключительно научный подход и стиль письма и поистине педагогический дар в преподнесении материала. Как жаль, что он никогда не испытывал желания писать для детей и юношества! Он бы мог посеять много доброго в юных душах.
Августа усмехнулась:
– Ну, в этом я не очень уверена. Я лично всегда находила произведения сэра Томаса суховатыми.
– Как вы можете так говорить?! – страстно воскликнула Кларисса. – Они ничуть не суховаты. Они блистательны! Нет, я и представить себе не могу, что он будет читать мою работу. Это невозможно!
– Да? А знаете, я еще хотела бы сказать вам, что, по-моему, в учебниках для детей всегда не хватало сведений о знаменитых женщинах и их роли в истории человечества.
Кларисса изумленно воззрилась на нее:
– О знаменитых женщинах, мадам?
– В прошлые века существовало немало смелых и благородных женщин, мисс Флеминг. Знаменитые королевы, например. И племена свирепых амазонок. И несколько весьма интересных представительниц античного мира. Даже несколько женщин-чудовищ. Мне представляется необычайно увлекательной тема женщин-чудовищ, а вам, мисс Флеминг?
– Я как-то не слишком много внимания уделяла этой теме, – проговорила Кларисса.
– Вы только подумайте, – с воодушевлением продолжала Августа, – многие античные герои-мужчины до смерти боялись Медузы, или сирен, или других подобных им чудовищ! Это, безусловно, наводит на мысль о том, что женщины имели в те времена значительную власть и могущество, не правда ли?
– Интересная мысль… – заметила Кларисса.
– Вы представьте, мисс Флеминг: по крайней мере половина всемирной истории так никогда и не была написана только потому, что она непосредственно связана с женщинами!
– По-моему, это замечательно плодотворная идея! Открывается целая неисследованная, совершенно новая область! Как вы думаете, сэр Томас счел бы это достойным объектом для исследование?
– Мой дядя человек чрезвычайно восприимчивый, особенно в плане интеллектуальных занятий. Я полагаю, он сочтет это новое направление исторической науки весьма увлекательным. И только подумайте, Кларисса, вы можете стать именно той исследовательницей, которая сумеет впервые что-то сделать в совершенно новой области исторической науки!
– Я трепещу при одной лишь мысли об этом, – еле слышно выдохнула Кларисса.
– Конечно, потребуются огромные усилия, чтобы хоть чуть-чуть приоткрыть занавес над данной проблемой, – продолжала мечтать Августа. – К счастью, здесь в вашем распоряжении огромная библиотека моего супруга. Ну как, вас заинтересовала подобная перспектива?
– И весьма, мадам! Я и сама порой задумывалась: и почему мы так мало знаем о.наших великих предшественницах?
– Ну тогда заключим с вами соглашение, – заявила Августа. – Я буду заниматься с Мередит рисованием и художественной литературой по понедельникам и средам, а вы в эти часы сможете посвятить себя исследованиям в области исторической науки. По-моему, вполне разумно, вам покажется?
– Весьма разумно, мадам. Весьма… И весьма благородно с вашей стороны, осмелюсь заметить. Да еще… если сэр Томас составит свое мнение о моих трудах и как-то поможет мне… О нет, это невыносимо! – Кларисса явно пыталась держать себя в руках. – Если позволите, я лучше вернусь к своим обязанностям, мадам.
Мрачное коричневое платье Клариссы так и взметнулось, когда его хозяйка несвойственным ей быстрым шагом устремилась прочь. Оно, казалось, тоже обрело новый смысл в жизни, как и сама Кларисса.
Августа посмотрела ей вслед, потом задумчиво улыбнулась своим тайным мыслям. Как раз такая женщина и нужна ее дяде! Брак между ним и Клариссой стал бы поистине союзом двух родственных душ и умов. Кларисса лучше других сумела бы понять и разделить увлеченность сэра Томаса наукой, а сэр Томас нашел бы Клариссу ничуть не менее привлекательной, чем леди Пруденция. Тут явно есть над чем поразмыслить, решила Августа.
Однако она пока что отложила размышления на эту тему и вновь перечитала письмо Клодии. И, разворачивая его во второй раз, вдруг вспомнила, что теперь она стала графиней Грейстоун и пора подумать о том, как достойным образом показать себя в качестве хозяйки дома и устроить прием.
Нортамберлендские Баллинджеры всегда славились своим особым умением устраивать всякие балы и празднества. «Видимо, во всем виновата наша природная склонность к легкомысленным занятиям, – решила Августа. – И я, будучи последней в нашем роду, непременно поддержу эту традицию».
Да, она даст бал здесь, в старинном загородном особняке, и это будет самый прекрасный бал за всю историю рода Грейстоунов!
К тому же заботы отвлекут ее от воспоминаний о том неприятном разговоре с Гарри, когда они с Мередит устроили пикник. Воспоминания о нем все еще тревожили Августу.
Она не могла и ни за что не хотела верить, что Ричард способен был шпионить в пользу французов. Об этом даже подумать было невозможно! Ни один из нортамберлендских Баллинджеров никогда бы не пал так низко.
И уж конечно никак не ее отважный, безрассудный и благородный Ричард!
И еще сложнее было представить, что Грейстоун в те времена работал в английской разведке. Это гораздо больше похоже как раз на Ричарда, размышляла Августа даже с какой-то неприязнью. Она и вообразить не могла, что такой человек, как Гарри, был шпионом.
Хотя, разумеется, подозрения вызывала и его способность открывать любой замок, и умение появляться рядом именно в тот момент, когда меньше всего этого ожидаешь.
И тем не менее неужели Гарри все-таки был профессиональным шпионом!
Дело в том, что разведка никогда не считалась по-настоящему достойным занятием для истинного джентльмена. Большая часть великосветской публики разделяла то мнение, что в ремесле шпиона есть нечто непристойное. А Гарри всегда был таким горячим поборником приличий.
Августа вдруг подумала о том, насколько неприлично он способен вести себя в спальне, и румянец вспыхнул у нее на щеках.
Гарри чрезвычайно сложный человек. Это она поняла с самого начала, стоило ей заглянуть в его холодные серые глаза. Теперь же она понимала и то, что многое в его душе навсегда останется для нее тайной.
Однако предположим – только предположим! – что Гарри все-таки был агентом. От этой мысли Августе сразу стало не по себе. Какой смертельной опасности он подвергал свою жизнь! Она решила больше не думать об этом и принялась составлять список гостей, которых собиралась пригласить на первый бал в поместье Грейстоун…
Но уже через несколько минут Августа бросилась искать мужа и обнаружила его в. библиотеке. Гарри склонился над картой военных кампаний Цезаря.
– Да, дорогая? – спросил он, не поднимая глаз.
– Знаешь, я хотела бы дать здесь, в Грейстоуне, бал. Ты ведь разрешишь мне, Гарри? Я решила сначала посоветоваться с тобой.
Он неохотно оторвался от карты:
– Бал? Это значит полный дом людей? Здесь, в Грейстоуне?
– Мы пригласим только самых близких друзей, Гарри. Например, моего дядю и Клодию. И конечно, мистера Шелдрейка. И всех, кого ты захочешь сам. Ужасно жаль, что Салли не сможет приехать! Мне бы так этого хотелось!
– Ну, не знаю, Августа… Я не особенный любитель подобных развлечений, да и устраивать их не умею.
Августа улыбнулась:
– Тебе не придется ничего устраивать. Я сама обо всем позабочусь. Моя мать дала мне массу полезных уроков на этот счет. Кроме того, и нашим здешним соседям полезно повеселиться. Нам давно пора устроить какой-нибудь прием.
