Текст книги "Подари мне себя… до боли"
Автор книги: Аля Пачиновна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
– Привет. Заходи. – сказала Соня, открыв дверь.
– Здравствуй… – парень шагнул в квартиру.
Они стояли в прихожей и смотрели друг на друга, не зная, кто должен и что сказать. Во всяком случае, Соня не собиралась начинать первая. Она ждала, что скажет он.
– Я сто раз звонил! – начал Лев.
– Двадцать восемь – тихо поправила Соня и воткнула взгляд в коврик у порога.
Он стоял напротив, смотрел на неё, как будто видел впервые, и глаза его странно нервно бегали.
– Может, ты объяснишь, наконец, что происходит. – спросил он и голос его дрогнул. – ЧТО ПРОИСХОДИТ, Соня! – уже громко и с напором повторил парень.
Соня закрыла глаза. Она была готова произнести это. Она ещё в машине, на обратном пути из дома Моронского несколько раз про себя проговаривала эту фразу. И ей тогда казалось, что сделать это будет куда легче. А сейчас, будто язык не поворачивался произнести. Всего три слова…
По спине скатилась капелька пота.
– Нам. Надо. Расстаться. – наконец, проговорила она и вся сжалась. – Давай останемся друзьями?
Лёва странно осел, плечи опустились.
– Нет. – Тихо произнёс он, наклонив низко голову.
– Лёва я… послушай…
– Нет. – он качнул головой. – Я не хочу слушать. Соня, что случилось? – он поднял на неё глаза, в которых вот-вот готовы были заблестеть слёзы.
Она набрала воздуха в легкие, как перед прыжком в воду.
– Ничего, Лёва. Я просто тебя не люблю. – Выдохнула Соня и словно гора свалилась с плеч.
Влага в глазах Лёвы мигом испарилась, рот скривился в злой усмешке.
– И давно? – он посмотрел куда-то вглубь квартиры через Сонино плечо.
– Лёва, это была не любовь. – Соня, вдруг, почувствовала, что говорить правду стало легко, какой бы горькой она не была. – Мы всегда были с тобой хорошими друзьями, которые просто однажды, почему-то, решили переспать. Вот и все…
Лицо парня побледнело и покрылось розовыми пятнами.
– Вот ТАК, значит, спустя два года ты заговорила? – презрительно бросил Лёва.
– Лёв, ты чего? – Соня опешила. Она будто видела его впервые. Никогда он ещё так зло с ней не говорил. – Ну, признайся честно, мы больше друзья, чем пара!
Соня попыталась коснуться рукой его плеча, но он отшатнулся от неё, как от чумной.
– А что, этого мало? – резко выпалил он.
– Мне – да. Думаю, тебе тоже… должно быть.
Парень опустил голову вниз, руки безвольно повисли вдоль тела.
– Ты с ним да? – еле слышно спросил Лев.
– С кем?
– С этим – он вскинул голову, указывая на букет в зале, – из ресторана?
– У меня ничего с ним нет и быть не может… – сказала и мгновенно вспыхнула, вспомнив губы дьявола Моронского и его горячий язык у себя во рту.
– Понятно, – зло проронил Лев, разворачиваясь к двери, но вдруг замер и добавил сквозь зубы: – И ты такая же, как все, продажная шлюха…
После чего шагнул за порог и хлопнул дверью так, что у Сони на кухне звякнула посуда.
Она сползла вниз по стене, закрыла руками лицо и заплакала.
***
Вечером, встретив Веру Александровну с работы, Соня обняла ее крепко, чего не делала со школы.
– Ты как, детка? – спросила мама с беспокойством заглядывая Соне в глаза. – На тебе лица нет. Тебя обидел кто-то?
Соня помотала головой.
– Мам, я с Левой рассталась.
– Соооняя, зачем? – мама села на пуфик перед трюмо, держась за сердце. – Вы же жениться собирались… а? Сонь? Ты говорила, что любишь…
– Мааам, – протянула Соня со стоном, – я и шоколад люблю, но я ведь замуж за него не собираюсь!
– Но как же… это все из-за него? – мама взглянула на букет.
Соня пожала плечами. И мама туда же…
– Я не знаю… я ничего не знаю, – она покачала головой. – Но, наверное, если бы не встретила его, не смогла бы самостоятельно понять, что перепутала дружбу с любовью.
– Да он тебе голову морочит просто, дурочке! – воскликнула Вера Александровна, – Соня, не совершай ошибку, прошу тебя!
– Нет, мама. Я сейчас впервые чувствую, что поступила правильно. Я лучше вообще одна буду, чем зачахну с Левой и его Кларой Абрамовной.
– Ты не знаешь, о чем говоришь, – у мамы влажно заблестели глаза, – я не желаю тебе своей судьбы! Ты думаешь, этот принц из сказки тебя замуж позовёт?
– Принц? Замуж? – грустно усмехнулась Соня, – Нет, мама, он, скорее, из отрицательных героев сказки. И не скрывает этого. Сладкими речами о любви никого в постель не заманивает, ничего не обещает. У него другие… приёмы. И потом, в замуж этот я особо и не стремлюсь.
Мама задумалась. Наконец, сняла обувь, тяжело со вздохом поднялась с пуфика и сказала:
– Пошли. Расскажу кое-что.
Соня поплелась следом, наблюдая, как Вера Александровна достала из кухонного шкафчика пузырёк с валерианкой, долго трясла им над маленькой рюмочкой с водой, затем замерла. Потрясла ещё немного, выпила залпом и села напротив Сони.
– Вот один такой принц встретился мне однажды. Я совсем молоденькая была, как ты сейчас. Тебе года четыре было. – Мама откашлялась. – Напористый, красивый. Бегал за мной, а я же замужем, для меня это было из ряда вон. Так он не сдавался. Все равно, говорит, моей будешь. Дочь твою, как собственную любить буду, тебя на руках носить всю жизнь. Ну и сдалась я, пропала. Закрутила с ним. А он своё получил и исчез – мама грустно улыбнулась. – Отец твой все узнал. И простить не смог, ушёл. Я всю жизнь себя виню, что из-за своей слабости лишила тебя отцовской любви.
Соня смотрела, как по щекам мамы покатились слёзы и не знала какие слова здесь нужны. И нужны ли? Наконец, взяла ее за руки и сказала:
– Мам, ты ни в чем передо мной не виновата! А отец… я понимаю, он мог наказать тебя, раз уж на то пошло, но я-то что ему сделала? Почему он от меня отказался?
– Решил, что и здесь я его обманула… – тяжело вздохнула мама, смахивая слёзы. – Ладно, как ты говоришь, проехали. Я просто хочу, чтобы ты была осторожна с такими, – мама снова кивнула куда-то в сторону зала, где стоял злосчастный букет, – лжецами.
– О нет, он предельно честен, – хмыкнула Соня, – Он сразу дал понять, что ему нужно.
– И что ты… собираешься делать? – с тревогой в голосе спросила мама.
Соня пожала плечами. Она посмотрела на маму – красивую, в сущности ещё молодую женщину. Подумала, что ведь она вполне бы могла ещё устроить свою личную жизнь. И давно. Но почему-то избегала отношений с мужчинами, посвятив всю себя дочери.
– Мам, – Соня подошла к ней, обняла за плечи, – а скажи честно, тебе понравилось с тем… ну, с соблазнителем? Тебе хорошо было с ним?
Вера Александровна сначала смущенно опустила глаза, потом посмотрела на дочь пристально и ответила:
– Да, Соня. Очень.
– А хотела бы снова испытать эти чувства? Повторить?
–
Зная, что потом будет ТАК больно
?
Нет!
Глава 12
На утро понедельника у Макса были совершенно определенные планы. Моронский собирался, как минимум, поваляться с девочкой. Притянуть ее к себе задницей, дать почувствовать, как она действует на него – неприступная, упрямая, тёплая, нежная. Утонуть в аромате ее волос. Пощупать, наконец, как следует, даже помять немного. А там, как карта ляжет. Он бы дожал. По любому. Скромные овечки по утрам бывают весьма податливые. Вряд ли Соня оказалась бы исключением. Он же видел, как ее трясло там, у бассейна. Как она, сама того не осознавая, отвечала на его поцелуй. О, эта ее реакция обещала ему массу ярких впечатлений. Отличный тизер получился. И Макс бы на что угодно поспорил, что сама она бы не остановилась… Утром до зубовного скрежета хотелось подтвердить теорию. Ну, или опровергнуть.
Но вместо этого, пришлось срываться на рассвете, ехать черти куда, вызволять из-под ареста очень важный для Моронского «контрабас», потому что его остолопы не могут решить вопрос с таможней самостоятельно.
Уже одетый, остановившись почти на пороге комнаты, он бросил взгляд на спящую Соню. Полы халата разошлись, открыв Моронскому длинные стройные ноги и соблазнительную часть бедра. Макс глянул на циферблат наручных часов и тихо выругался. Прежде чем выйти из спальни, завернул в ванную и зачем-то стащил Сонины трусы с батареи, сунув их в карман брюк.
И не единожды потом пожалел о своём импульсивном поступке. Потому что решая чей-то серьёзный проёб, в котором завязли не только его бабки, но и чужие, он то и дело терял ход мысли, стоило ему сунуть руку в карман.
Разрулить ситуацию все-таки удалось и почти без потерь. Домой не хотелось. Макс решил закончить тяжелый день в своём личном Эдеме.
«Порок» принимал гостей ежедневно, без выходных. Но открывал свои двери строго с восьми вечера и до трех-четырёх часов утра. По понедельникам здесь, как правило, было немноголюдно. Так, с десяток постоянных толстосумов отдыхали в разных залах клуба.
Общение между членами клуба было не в правилах заведения. В «Пороке» царила полная конфиденциальность. Никаких телефонов и прочих средств связи с внешним миром. В клубе действовал определённый дресс-код. Лицо каждого гостя должна была скрывать маска. Поэтому, о том, что за соседними столиками могу сидеть хорошо знакомые друг другу люди никто даже не догадывался. Вместо имени – псевдоним и номер, выбитые на карте. Даже обслуживающий персонал носил специальные чёрные кожаные маски. В маске здесь был и сам хозяин. И все, что происходило в стенах заведения, никогда не покидало его пределы.
Сюда приходили отдохнуть от дел, переговоров, решения важных государственных вопросов, расслабиться и снять стресс.
Кто-то уединялся с девочками в Привате, кто-то наслаждался изысканной кухней и напитками в зале ресторана, слушая живую музыку. Кто-то предпочитал наблюдать за танцующими посетительницами клуба в диско-зоне, возможно, подыскивая пару на вечер и ночь. Одни находили удовольствие в непосредственном участии, другие – в наблюдении за происходящим.
Ни один вечер, проведённый в «Пороке» нельзя было назвать банальной тусовкой пресыщенных богачей. Это больше походило на ритуальные собрания верховных Жрецов и Жриц. В которых он – Моронский – главное божество.
Моронский сидел в своём Привате и курил чёрную Трежер. Какая-то голубушка уже битых полчаса выписывала перед ним своими бёдрами восьмерки. Музыка пульсировала в венах, уносила почти, как марихуана. Landikhan и Nina Indigo исполняли «Astral». Макс снова сунул руку в карман брюк и извлёк тонкое чёрное кружево. Покрутил на пальце. Смял в кулаке и поднёс к носу. Шумно втянул воздух. Черт, она действует на него весьма странно, эта девчонка. Хотел ее до одури. Но хотел, чтобы она сама попросила. Умоляла. На коленях.
Моронский затянулся сигаретой, выпуская дым к потолку и достал из другого кармана телефон. Хозяину «Порока» дома можно все.
«У меня тут кое-что твоё…», – напечатал он в поле сообщения. Стёр.
«Вкусно пахнешь» – набрал Макс снова и нажал отправить. Заблокировал экран, отбросил телефон на диван и переключился на танцующую девицу. Не вставляла.
Минут через пять экран засветился, телефон тихо звякнул два раза. Клюнула?
«Нюхай на здоровье, фетишист ненормальный!»
«Что делаешь?» – набрал, отправил.
«Сплю» – пришло в ответ.
«Везёт. Я не могу уснуть без моргалок»
«Гляделок!» – ответила почти сразу.
«Голая?» – напечатал Макс.
«Что?»
«Спишь голая?»
«Моронский, отвали!»
Он завис над клавиатурой, машинально потянулся за очередной Трежер и нажал вызов. Долго слушал гудки. Она не собиралась отвечать, судя по всему. Упрямая. Ладно…
Моронский быстро защелкал по кнопкам клавиатуры: «Не ответишь – я приеду. Адрес знаю!». Отправил, и следом добавил: «Настроен решительно».
Снова нажал вызов.
– Что? – услышал он, наконец.
– Ты не ответила на вопрос!
– Какой?
– Ты голая спишь?
Вздох.
– Тебе заняться нечем? У тебя там музыка грохочет. Найди себе другое развлечение. Всего доброго…
– Мне до тебя ехать минут пятнадцать… – не дал сбросить.
– В пижаме! – буркнула она. – В пижаме я сплю, ненормальный. Все? Это все, что ты хотел узнать?
– Нет, – он коротко глянул на крутящую задом телку, – хотел спросить, как спалось тебе прошлой ночью?
– Не так хорошо, как дома.
– А я неплохо спал, только, жаль утром не получилось попробовать тебя на вкус.
Пауза в телефоне. Моронский все-таки щёлкнул зажигалкой и подкурил ещё одну сигарету.
– Поэтому ты спер мое белье. Понятно.
– Могу вернуть.
– Себе оставь, у меня ещё есть.
Моронский взглянул на часы. Время перевалило за полночь.
– А ты знаешь, какая ты на вкус? – спросил он.
Тишина. Дышит.
– Ну, чего замолчала? Неужели, никогда не пробовала? – он затянулся, – не говори только, что не трогала себя ни разу!
– Макс… – после продолжительной паузы начала она, как ему показалось, мягко как-то или грустно даже, – у меня был сложный день. А если учесть, что и предыдущий выдался не из легких… в общем, я очень устала и хочу спать. Давай ты закончишь на сегодня свои игры?
– Давай, – согласился Макс, – только после того, как ты попробуешь себя прямо сейчас и скажешь мне, какая ты на вкус.
– Что, прости?
Серьезно что ли не доходит до неё? Куда делась сообразительность?
– Я говорю, ты должна сунуть свой пальчик в киску, потом пососать и рассказать мне, какая ты на вкус. – Макс с наслаждением выдул дым, откидываясь на подушки дивана.
– Моронский… – услышал он в динамике, – последний раз из домашних животных у нас был хомяк Харитон и тот давно издох. Никаких кисок у меня отродясь не было. Доброй ночи!
Блять! Она сбросила?! Моронский минуту держал замолчавший айфон у уха. «Это что ещё за хуйня? Она серьезно?» Он в недоумении уставился на погасший экран, чувствуя, как закипает всё нутро.
От него самого сейчас можно было прикуривать – так он был зол. Сука! Очень зол!
Встал с дивана. Отстранил слишком близко подобравшуюся девицу. Уже на улице, подходя к машине, сорвал с лица маску…
– Давай на адрес, откуда вчера девчонку забирали, – скомандовал он водителю, забираясь в автомобиль.
У него есть минут десять-двадцать придумать, что он с ней сделает.
***
Соня сидела на кровати, закусив кулак и смотрела на свой телефон, как на причину вселенской катастрофы. Только телефон был совсем ни при чем. Это она – Соня, только что совершила дерзость, которой сама от себя не ожидала.
Она ждала, что сейчас он позвонит снова. Но телефон молчал. И это было плохим знаком.
«Раньше надо было думать!» – Ругался ее внутренний пессимист. – «Зачем вообще начала отвечать? Надо было игнорировать с самого начала!»
«Ой, да что он сделает?» – Не сдавался внутренний оптимист.
Ну, в самом-то деле, не потащится же глубокой ночью к ней домой?!
А у самой внутри все сковало льдом от страха. И хуже всего было то, что к этому страху примешивалось чувство сильного возбуждения. Ей хотелось забраться с головой под одеяло, как в детстве, когда она сама себе внушала монстра под кроватью и потом боялась ногу высунуть наружу. И в то же время, сейчас, ей хотелось, чтобы хоть немного ослабло это томление внизу живота. Почему с ним всегда так? Стоит только увидеть, попасть под его влияние, в поле его притяжения или просто услышать голос – глубокий, чувственный какой-то, то хриплый, то с придыханием, и эти его грязные фразы… как бросало то в жар, то в холод, сердце бешено ускорялось, а внутри все скручивалось в тугую спираль!
Никогда ещё время для Сони не тянулось так медленно. Секунды превратились в густую, вязкую субстанцию. И эти пятнадцать минут показались ей вечностью.
Однако, пошла шестнадцатая, затем двадцатая. Ничего не произошло. Пронесло? Может, он, наконец, понял, что Соня – плохая игрушка, бракованная?
Она осторожно, чтобы не спугнуть тишину ночи, опустила голову на подушку и натянула одеяло до подбородка. Дрожь постепенно отпускала, но как-то приступообразно. Она даже решила попробовать подумать о чём-то нейтрально-приятном. Может, овец посчитать… как вдруг телефон дзынькнул.
«Нет, пожалуйста! Пусть это будет уведомление оператора или ещё какой-нибудь спам!»
Она нехотя, осторожно двумя пальцами подтянула его к себе, посмотрела на экран. Сообщение от Моронского, вложение: 1 фото.
Это была входная дверь ее квартиры. С той стороны.
«Если через минуту не откроешь, твои соседи услышат весь мой репертуар»
Может, пусть делает что хочет, а? Соседи вызовут полицию. А Соня просто притворится, что вообще не имеет к этому никакого отношения!
«А потом я ее вынесу!» – пришло следом.
Сердце снова подскочило к горлу. «Черт, черт, черт… и все из-за какой-то… киски? Он больной на всю голову!»
«До тебя только дошло?» – гаденько съехидничал какой-то из ее внутренних голосов.
Соня тихонько выскользнула из кровати и, не чувствуя ног, на цыпочках подошла к двери. Он знал, чувствовал, что она смотрит на него в «глазок».
– Время! – одними губами сказал Моронский, постучав по циферблату своих часов.
Трясущимися пальцами она осторожно, так, чтобы не разбудить маму, повернула дверной замок и сняла цепочку.
Внизу, в дверном проёме сначала появился его ботинок. Затем на Соню снаружи шагнул весь Моронский, оттесняя ее вглубь прихожей. Дверь за ним неслышно закрылась. Одной ладонью он накрыл Сонин рот, другой грубо, но не больно сжал ребра под левой ее грудью, подталкивая к стене позади.
– Тихо, поняла? – темнота прихожей сгустилась очертаниями монстра из детских страхов. Она почти не видела его, но ощущала пульсирующую энергию, обжигающую, парализующую тело и разум. – Ты же не хочешь напугать маму?
Соня мелко затрясла головой.
– Умница, девочка, – одобрительно прошептал Моронский. – Сейчас я освобожу твой рот – он мне нужен, а ты поднимешь руки вверх над головой. Поняла?
Соня снова закивала.
– Сразу бы так. – Монстр осторожно убрал лапу с Сониных губ, перехватил ее запястья у неё над головой.
– Нельзя так со мной, Соня! – прохрипел он и вцепился зубами в ее нижнюю губу, скользнул языком в рот.
Его мятное с примесью дорогого табака дыхание дурманило. Отросшая в небольшую бороду щетина легко колола и щекотала Сонину кожу. Он то мягко прихватывал Сонины губы своими, то прикусывал их зубами до боли, то пытался поймать ее язык. Мучил и вынуждал тихо стонать и рвано втягивать воздух.
Свободная его рука скользнула под Сонину пижамную рубашку, коснулась ее обнаженной, горячей кожи живота, медленно двинулась вверх. Соню крупно затрясло. Ей хотелось сопротивляться, и хотелось… чтобы он продолжал. У неё даже мелькнула мысль, что если бы он не держал ее руки, она бы непременно вцепилась пальцами в его шевелюру. И отнюдь не в целях самообороны.
Моронский легко, одними кончиками пальцев обвёл левую грудь Сони, затем сомкнул их на затвердевшем соске и слегка потянул на себя. Снова обвёл окружность и снова потянул за сосок, но уже сильнее. Повторил то же самое с правой грудью. Потом накрыл горячей ладонью упругий холмик и смял его, выдохнув что-то нечленораздельное ей в рот.
– Горячо, детка? – он оставил, наконец, ее губы и уткнулся носом Соне в шею. Прикусил кожу под ухом и тут же лизнул место мнимого повреждения. – Превзошла все мои ожидания! Зачем ты бегаешь от меня? Смотри, как мы горим!
Соня не знала, что говорить. Да она и не могла. Она не знала, что делать. И сделать тоже ничего не могла. Она боялась, что мама может проснуться. Она боялась его. Себя. Себя сейчас даже больше. Соня не готова была отдаться. Физически – да. Морально – нет. И противостоять его напору сил не было никаких: ни физических, ни моральных.
Соня попыталась высвободить руки из захвата, но он держал очень крепко. Сильно.
Глаза уже привыкли к темноте и она видела, как Моронский покачал головой.
– Нет, девочка. Я не закончил то, зачем пришёл.
Рука скользнула под резинку ее пижамных штанов. Соня непроизвольно подала бёдра вперёд. Получилось что-то вроде приглашения и ей показалось, что он усмехнулся.
– Дай мне войти, расслабься! – приказал он. – Разведи ноги.
Его палец легко проник между Сониных ног и погрузился во влажные складки.
– Fuck, очень мокрая Соня! – едва слышно прошептал он сквозь сжатые зубы и протолкнул палец глубже.
Окончательно потеряв контроль над собой, Соня в исступлении откинула голову назад и захрипела.
– Да, Соня, палец – совсем не то, что ты хотела бы там ощущать, правда?
Немного поиграв с ее клитором, Моронский вдруг вытащил руку из Сониных штанов и поднёс палец к ее губам.
– Возьми его в рот! – Приказал он. – Ну!
Соня разомкнула губы, поражаясь сама себе. Почему она подчиняется? Что происходит? Почему она так горит?
Не дожидаясь, Моронский сам протолкнул палец Соне в рот.
– Пососи!
Соня втянула его губами, сгорая от стыда и желания, захлёбываясь собственным пульсом.
– Теперь скажи, какая ты на вкус? – проговорил он рядом с ее ухом, снова нырнул пальцем в пульсирующие скользкие складки, выбивая из неё дрожь. – Ну, же!?
– Солёная… – единственное, что смогла сказать Соня. Губы ее пересохли, язык не слушался. Туман в голове окутал остатки разума вязкой пеленой.
Макс покачал головой, вытащил из Сони свой палец, поднес уже к своим губам и всосал его ртом, смакуя. Даже глаза прикрыл вожделенно.
«Боже, что он делает?! Как стыдно… и невозможно горячо!»
– Ты невероятно вкусная, Соня. Терпкая и пряная. Как дорогое вино.
Моронский ослабил захват Сониных запястий. Наконец, совсем отпустил ее руки. Чуть отстранился, дав ей вздохнуть. Провёл обеими руками по груди через ткань рубашки, немного задержавшись большими пальцами на сосках. Мягко поцеловал в губы. Совсем без напора. Почти невесомо.
– Спокойной ночи, Соня. – прошептал Макс, отступил назад и, нащупав дверь, вышел прочь из квартиры.
Соня стояла пригвожденной к стене ее прихожей, не в силах пошевелиться, тяжело дыша и вздрагивая. Моронский исчез так же внезапно, как и появился. Оставил медленно догорать в огне стыда и дикого желания. Такого сильного, что хотелось хныкать от досады…
Придя в себя, девушка кое-как нашла в себе силы оттолкнуться от стены и на ватных ногах подошла к двери, чтобы закрыть ее на замок.
– Соня! – вспыхнул верхний свет. В коридоре возникла сонная Вера Александровна и с беспокойством смотрела на дочь. – Что случилось, ты почему не спишь?
– Все в порядке, мама – просипела Соня, – просто показалось…
***
Моронский знал, что оставил Соню в состоянии дикой фрустрации. Потому что сам находился точно в такой же. Это когда вот-вот, но нет…
Но ничего, пусть она тоже узнает, каково это – не получать то, что хочешь.
Подходя к машине, он похлопал себя по карманам брюк. В одном все так же лежали скомканные Сонины трусы. В заднем он нащупал пару квадратиков фольги.
– Давай обратно в клуб – распорядился Макс, надевая маску.
Это, конечно, будет совсем не то. Совсем! Но лучше, чем ничего.
Глава 13
Вот уже три дня у Сони было стойкое ощущение, что ее преследуют. Преследуют запахи, звуки и образы. Трио: мята, табак и парфюм. Стоило только Сониному носу уловить это сочетание, или воскресить его в памяти, как она зависала над простейшими задачами, такими, как умыться, почистить зубы, расчесать волосы, помыть посуду, поесть, наконец. Она надолго замирала, глядя куда-то перед собой в пустоту и густо краснела.
Не помогал даже народный женский способ отвлечения от навязчивых мыслей – тотальная уборка жилища. Все валилось из рук.
Да и на сон особо надежды не было. Он стал поверхностным, тревожным, наполненным одним и тем же кошмаром – темным и небритым. Каждую ночь она просыпалась в горячке, вставала, шла на кухню, жадно пила там воду. Потом долго смотрела на себя в зеркало в ванной и изучала своё пылающее лицо.
Музыку вообще не воспринимала ни в каком виде. Даже рингтон на телефоне раздражал. И особенно песни. Особенно, в которых про чувства. Ни одну композицию в плеере или на радио дослушать не могла. Раньше никогда в слова не вслушивалась. А теперь они сами настырно лезли в голову.
И всюду мерещился Моронский. Она чувствовала его обжигающее дыхание возле своей шеи, его губы на своих губах, его язык у неё во рту. И горячие его руки везде.
И в голове сутки напролёт красной табличкой маячили два вечных русских вопроса: «что делать?» и «кто виноват!»
Она подолгу выбирала, что надеть. Перетряхивала весь гардероб, вываливала на кровать и пол своей комнаты ворох тряпья, и все не нравилось.
В четверг нужно было ехать на встречу с заказчиком. Осталось всего полчаса, а она бегала по дому в одних трусах и с полотенцем на мокрой голове.
В итоге натянула на голое тело простую белую футболку и джинсы скинни. Еще влажные волосы собрала в высокий хвост. Сунула ноги в кроссовки и понеслась.
На дороге, то и дело, вздрагивала от чёрных машин, маячивших в зеркалах обзора. Хоть и понимала, что это совсем не взрослое поведение. Но ничего поделать с этим не могла – ключ от собственных эмоций был потерян где-то на той злосчастной выставке…
Соня катастрофически опаздывала. Ехала с превышением. И слишком поздно заметила, как догнавший ее чёрный Гелик, встроился впереди в ее ряд и, как ей показалось, слишком резко сбросил скорость. Уже понимая бесполезность манёвров, она вжала в пол педаль тормоза. Шины протестующе завизжали, лёгкую Кию протащило по инерции несколько метров и с треском впечатало Гелику в задний бампер.
– Моронский, чтоб тебя! – Соня с досады шлёпнула ладошками по рулю и застонала в отчаянии! – на встречу она опоздала, – Кончится это когда-нибудь?
Зато она сейчас его увидит – пронеслась в голове чья-то чужая мысль. Ну, уж явно не Сонина!
Однако, двери «мерина» медленно открылись и вместо Моронского из салона Гелендвагена вывалились два бритоголовых, похожих друг на друга, словно однояйцевые близнецы, братка. Водитель остался сидеть в орущем шансоном автомобиле.
– Ничёсе! Какая бикса! – цокнул языком один лысый верзила, подойдя к водительской двери Сониной Кии. – Выходи, цыпа, приехала! Конечная.
– Я звоню в Гаи. – Показала Соня пальцем на мобильник, прижатый к уху.
– Да звони, малая, куда хочешь. Из машинки выходи, оценишь ущерб, – прогундосил тот.
Соня выбралась из своей машины, обошла спереди искореженный капот, вздохнула, краем глаза заметив, что бритый с ног до головы непристойно рассматривает ее.
Этого ещё не хватало!
– Тут кусков на пять! – пробасил второй, показывая на едва различимую на бампере Гелика царапину.
– Да не, на восемь! – заржал первый, стоя у Сони за спиной. Второй похабно подхватил, глядя Соне поверх плеча. Она успела повернуть голову в тот момент, когда стоящий за ее спиной амбал доделывал поступательные движения бёдрами в ее сторону.
– У меня нет таких денег, – тихо промямлила Соня. Вся эта ситуация уже не столько злила ее, сколько пугала. Какие-то смутные сомнения закрадывались в затуманенный Моронским Сонин мозг.
– А что есть? – бритый разглядывал девушку своими сальными глазками.
– Страховка, – пискнула она.
– Ну, это половина. А остальное как отдавать будешь?
– Мы добрые. Если чё. По бартеру возьмём, – вякнул тот, что стоял у бампера.
Соня непонимающе хлопала глазами.
– Да не менжуйся, нормально все отработаешь, мы тебе ещё на тушь с помадой отслюнявим!
– Ч… что значит «отработаешь», дядя, ты в своём уме? – во рту у Сони стало резко сухо и горько. Она мучительно сглотнула.
– Не лакшишь чё ли? – косо усмехнулся бритый и сверкнул золотым зубом.
С каждой секундой Соня все меньше понимала, что, вообще происходит, и что, собственно, от неё хотят.
– Поревом отдашь! Усекла? – пояснил один из братков, стоящий у бампера. Он перестал ржать и смотрел с колючим прищуром, гоняя слюну между зубами. Соню замутило.
– Смотри, как радары настроила! – Гоготал второй, глядя ей на грудь, вырисовывающуюся под футболкой. – Ты ей нравишься, Патефон.
У Сони мелко затряслись коленки и она импульсивно обхватила себя руками, вспомнив, что на ней нет бюстгальтера, а соски предательски съёжились от страха. Она уже открыла рот, чтобы отправить мразь по известному адресу, но, к счастью, подъехала патрульная и припарковалась ближе к Гелендвагену. Соня все-таки успела вызвать ГАИ, пока была ещё в машине. Она с облегчением выдохнула. Однако, из машины ни один сотрудник к ней не вышел. Наоборот, это водитель из Гелика вывалился и подкатился вразвалочку к патрульной машине. Пихнул в открытое окно свою лапу. А следом и круглую лысую голову.
А ещё через минуту Соня в недоумении наблюдала, как патрульная ГИБДД вырулила с обочины и уехала.
Нормально…
– Ну что, красивая, поехали кататься? – проводив взглядом патруль, снова заржал бритый, тот, который Патефон.
Софья решилась на последний блеф.
– Скажите вашему Моронскому, я никуда не поеду! – Она упрямо скрестила руки на груди и попыталась придать лицу самое невозмутимое выражение, на какое только была способна.
– Кому «нашему»? – братки переглянулись, – это ММА что ли?
– Да, да, эмэмэй! – передразнила его Соня и совсем испугалась.
Братки дружно заржали.
– Ты чё, малая, попутала? При чём здесь он?
– Хорошо, тогда я сама позвоню сейчас! – сказала она, доставая телефон из кармана джинсов.
– Ага, давай. Мор вроде за телок не впрягался никогда, – верзила смачно сплюнул на обочину и оскалился.
Что-то во всем этом Соне сильно не нравилось. Не понравилось, как этот бритый назвал Моронского. Мор? Какое-то нехорошее предчувствие закралось. Казалось бы, откуда, да? Но она все ещё не теряла надежды, что это очередной идиотский ход в игре Макса.
Да. Пусть лучше все так и будет. А то как-то уж совсем страшно…
Трясущимися руками Соня отыскала нужный контакт и нажала вызов.
– Соскучилась? Киска! – почти сразу услышала она его глубокий голос и сердце ёкнуло.
– Слушай, – начала Соня, отвернувшись от лысых верзил, – скажи своим людям, чтобы отпустили меня. Я с ними никуда не поеду! У меня есть Страховка, она покроет царапину на твоём бампере.
– На каком бампере? Ты чё несёшь? – голос на том конце изменился, стал резким, колючим.
– Моронский, или как там тебя… Мор? – Прошипела она. – Вот мне сейчас вообще не до шуток. Трое твоих братков требуют с меня восемь косарей за царапину на бампере Гелика…
– Ты в машине? – быстро, жестко перебил ее Макс.
– Нет.
– Сядь в машину. Заблокируй двери. Скинь мне геолокацию. Быстро.
Говорят, в моменты, называемые кризисными, у людей открываются сверхпособности. Соня каким-то невероятным чудом в пару секунд пересекла расстояние до двери своей покалеченной машинки, захлопнула ее и нажала блокировку.
– Открой дверочку, красивая, не дури! – Браток подёргал ручку водительской двери.
Блииииин, что делать? Соня в отчаянии вцепилась в руль, чуть не плача. Отправила гео. Стала ждать, кусая губы.
Время тянулось бесконечно. Братки ходили то вокруг Сониной машины, то вокруг своей. Переговаривались и плевались на дорогу.
Наконец, на обочине притормозили две машины, поднимая вверх столбы пыли.
Одна – Гелендваген Моронского, вторая – Лексус охраны. Лексус встал позади Сониной Кии. Гелендваген поравнялся с Геликом бандюг и Соня только сейчас смогла увидеть разницу между двумя чёрными квадрантными меринами. Из блестящего, навороченного железного хищника легко выскочил Моронский. В темно-синих узких брюках, в чёрной обтягивающей футболке и накинутом на неё темно-синем пиджаке. На глазах темные очки. У Сони в груди все сжалось. Только от чего больше – от восхищения, или первобытного страха?
