Текст книги "Подари мне себя… до боли"
Автор книги: Аля Пачиновна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
– Ага, – икнул рыжий, соглашаясь.
– Мне кажется, ты ей тоже понравишься! – Моронский ободряюще хлопнул мужика по плечу и чокнулся своим Джеком с его стаканом.
– А почему бы, собсна и да? – пьяно промычал тот.
– Удачи, бро! – салютовал Макс рыжему стаканом и отхлебнул маленький глоток.
Макс с интересом наблюдал, как пьяная свинья сползает с барного стула, делает последний крупный глоток и нетвёрдой походкой водолаза, умудряясь пританцовывать, двигается в сторону танцпола.
Недвусмысленно вращая бёдрами, и, как будто, разгребая перед собой руками пространство, рыжий подбирался к Соне. Она даже не сразу его заметила, потому что танцевала с закрытыми глазами. Пьяная скотина не удержала равновесие и на очередном танцевальном «па» чуть не завалилась на Соню всей тушей.
Девушка испугалась и отпрянула назад, задев нечаянно кого-то. Клетчатый не сдавался. Выбросил свои поросшие рыжей шерстью щупальца вперёд, чтобы, видимо, сграбастать Соню в объятия страстного танго и даже успел скользнуть одной из них по ее руке.
Все, пора! Моронский встал из-за барной, крутанул шеей, хрустнув позвонками, размял кисти и дернул плечами. В два огромный шага пересёк расстояние до Сони, схватил рыжего за шкирку и с силой развернул к себе мордой.
– Ты, чего бро… – только успел булькнуть рыжий, как Макс одним резким и сильным ударом в челюсть свалил тушу на пол.
Кто-то взвизгнул. Толпа мигом рассосалась в стороны.
Рыжий непонимающе хлопал глазами, зажимая окровавленный нос. Неуклюже валандаясь по полу на спине, словно огромный жук, безуспешно пытался встать на ноги, перебирая в воздухе конечностями.
Моронский встряхнул кистью, несколько раз сжал и разжал кулак, заметил ссадину на костяшках. «Сука, на зуб напоролся, что ли?» Потом сделал в темноту зала знак, чтобы прибрали барахло и пошёл прочь с танцпола. На Соню даже не взглянул.
Охрана быстро подняла на ноги приставалу и вывела из зала.
***
Соня стояла посреди танцпола, комкая в кулаке ворот рубашки, словно хотела поймать им рвавшееся из груди сердце, как сачком. Объяснить, почему у неё при этом тряслись руки она не могла.
Ну, врезал один самец другому по морде. Что с того? Они ей никто. Оба. Инцидент не стоил потраченного на его анализ времени. И все же…
Несмотря на то, что Моронский выглядел спортивнее приставалы они явно были в разных весовых категориях. Чего? Или, вернее За кого она испугалась? Не за потного рыжего бородача же… тем более, что шансов у него и так не было.
– Я сейчас, – сказала Соня, взглянув в беспокойные Нелькины глаза.
В уборной Соня умылась холодной водой. Промокнула лицо. Посмотрела в зеркало минуту. Достала из сумочки блеск и нанесла на губы.
Почему-то прямо сейчас захотелось ещё раз его увидеть. Просто заглянуть в глаза. Проверить, есть ли там хоть что-то человеческое, земное, помимо желания подчинять, подавлять, доминировать.
Зачем? Интересный вопрос. Затем, что она уже позволила ему себя поцеловать… То есть, как позволила – сильно не возражала. А это было одно и то же по сути.
Она взяла салфетку и стёрла блеск с губ.
Это так по-женски, осознавать, что делаешь глупость несусветную, но все равно – делать.
Музыка* действовала, как сильнейший афродизиак, отзывалась ритмом где-то в висках, груди и внизу живота.
Соня двигалась в такт, пробираясь сквозь снующих официантов и танцующих в проходах между вип-ложами девушек в откровенных нарядах. Народная масса уже не совсем вменяемых людей дышала, вздымалась, сверкала, таяла в сизом дыму и выплывала прямо на Соню снова. А она шла вперёд, вопреки доводам разума. Вроде трезвая. Но совершенно пьяная.
Макс был в последнем привате. Она разглядела его за «шторкой» из кристаллов, нанизанных на тонкие цепочки.
Моронский странно полулежал-полусидел на невысоком кожаном диванчике. Правая его кисть была обёрнута салфеткой. Голова запрокинута на спинку дивана.
Соня уже сделала шаг к ложе, как вдруг заметила какое-то шевеление и застыла. И даже поморгала несколько раз. Перед развалившимся на диване Максом ползала на коленях девушка в платье, едва прикрывающим ягодицы. Ее голова, словно футбольный мяч, подпрыгивала над пахом мужчины.
«Нормально дядя отдыхает!» – опешил Сонин внутренний голос.
«Беги, дура!» – кричал другой.
Но Соня, как прибитая, стояла на месте не в силах оторвать взгляд от происходящего.
Затылок Моронского был откинут назад, глаза закрыты, челюсть сжата, верхняя губа вздёрнута. Похотливо покручивая бёдрами, девушка буквально навинчивалась ртом на его член. А он ещё и управлял ее головой, держал за волосы и насаживал на себя, задавая темп и амплитуду.
Соня, наконец, отвлеклась от разглядывания девушки и перевела взгляд на Макса.
Мамочка…
Он смотрел на неё! Смотрел на Соню и улыбался. Абсолютно непристойно. Пошло. Порочно.
Она растерялась, заметалась, резко развернулась и почти побежала обратно против течения, барахтаясь и застревая в людском потоке. Кому-то наступила на ногу и чуть не подвернула щиколотку, когда пропустила ступеньку.
«Идиотка, о чем думала? Что хотела увидеть? Увидела? Бежать! Бежать отсюда, из этого места, подальше от него, чтобы никогда не видеть. Никогда в жизни не вспоминать. Прочь из этого клуба. А может, даже из города? Из страны. С планеты! Господи, как стыдно!»
– Я хочу домой! – сказала она Нельке, найдя ту у бара.
Глава 8
Как провалилась в сон она не помнила. Небо уже посветлело, когда Соня, наконец, перестала метаться по постели и уснула. Снился Моронский, развалившийся на диване вип-ложи. Только девушка теперь сидела на нем и совершала характерные движения бёдрами, попадая в такт музыке. Соня, как заворожённая, не могла заставить себя не смотреть на них. Голова Девушки была откинута назад, волосы разметались по спине и обнаженным плечам. Руки ее то взмывали вверх, то падали на бёдра, то она проводила ими вдоль тела вверх-вниз, лаская себя, трогая грудь. Моронский держал ее за талию, направлял, задавая темп «танцу» и смотрел на неё, хищно скалясь.
Музыка, вдруг, стала тягучая, движения слитых тел резко замедлились, как будто кто-то сильно затормозил скорость смены кадров. Только в этот момент Соня поняла, что девушка на Моронском – это сама Соня.
Она закричала и резко села на кровати. Крик эхом пульсировал в ушах и Соня даже не сразу поняла, что это вовсе не эхо, а трель дверного звонка.
Как была в длинной футболке и босая бросилась к двери, плохо соображая, который сейчас час. Который вообще день. Год.
Из соседней комнаты вышла Сонина мама, запахивая на ходу халат.
– Кого принесло в такую рань?
– Орлова Софья Павловна? – раздалось за дверью.
– Да.
– Вам посылка. – Соня посмотрела в глазок и приоткрыла дверь, не снимая цепочки.
– Распишитесь вот здесь и позвольте коробочку занести, – сказал парень-курьер.
– Что это? – спросила Соня, глядя на коробку почти с ее рост, перевязанную красной лентой. Холодильник?
Парень-курьер пожал плечами.
– Поняти не имею.
Соня машинально поставила закорючку в том месте, куда ткнул пальцем курьер. После чего он втащил коробку в прихожую и, не сказав ни слова, удалился.
Соня дёрнула за ленту и стенки коробки распались по всем четырём сторонам.
– Соня… это что? – Мама тихо ахнула.
– Не видишь что ли? Розы.
Внутри коробки, оказывается, был букет. Который занял все пространство их маленькой прихожей. Длинные ровные стебли едва не доходили до Сониного плеча. Темно-бордовые. Почти чёрные. С идеальными, как на подбор, будто клонированными бутонами, усыпанными мелкими капельками влаги.
Сверху торчал конверт.
«Здесь ровно 101 мое «прости» за то, что было в клубе…».
Соня перевернула карточку и прочитала «…ты не должна была этого видеть».
Придурок. Конченый. Она отшвырнула записку на трюмо и приложила к пылающим щекам ладошки.
– Соня, это от кого такие? – недоумевала мама. – Они вообще настоящие?
– Настоящие, мам. С чего ты взяла, что это не от Лёвы?
– Тот, кто дарит такие букеты – страшный человек! – тихо заключила Вера Александровна.
– Это почему?
– Боюсь представить, на что способен мужчина, который дарит такие розы сразу в вазе!
Соня посмотрела на высокий цилиндр темного, почти чёрного матового стекла, и подумала, что не будь этой вазы их просто некуда было бы поставить. У неё даже ведра подходящего размера бы не нашлось!
Ты смотри, какой прошаренный тип!
– Доченька, скажи, что у вас с Левой случилось? И от кого, все-таки, эти цветы?
– Ох, мам, если б я сама знала, – проговорила Соня, размышляя, стоит ли рассказать маме (упуская, разумеется, некоторые подробности) про Моронского или соврать что-нибудь.
– Я же вижу что ты последнюю неделю сама не своя. Вздрагиваешь от каждого звонка. – Мама с беспокойством заглядывала в глаза дочери.
Соня вздохнула.
– Давай лучше втащим эту клумбу в комнату. Надо решить, где она будет произрастать, чтобы не мешать нам передвигаться. А потом пойдём пить кофе, и я попробую тебе рассказать.
– Да где елка стоит у нас каждый год, туда, давай, и поставим.
У Сони было всего две подруги. Нелли и мама. С ними двумя она могла поделиться всем, даже самым личным и интимным. Но, если Нельке она рассказала все без цензуры, то маме описала ситуацию в двух словах, не вдаваясь в технические детали.
– Может, помиришься с Левой? – после долгой паузы сказала мама и Соня отметила, что она сильно встревожена. – Он такой хороший мальчик.
Софья тяжело вздохнула, покручивая на пальце баранку.
– Вот от того, что он такой хороший, мама, почему-то больше всего на стену лезть хочется, – проговорила она быстро и шумно отхлебнула из чашки.
– Соня. Будь осторожна, девочка, – умоляюще прошептала мама, – таким мужчинам ничего не стоит разбить женщине сердце.
– Мама… – простонала Соня и закатила глаза. – Я не собираюсь вручать ему своё сердце.
– Ох, Соня… – выдохнула мама. Было ощущение, будто она хотела сказать ещё что-то, но передумала.
На столе завибрировал телефон – кто-то прислал смс.
Незнакомый номер.
«Одно свидание!» – прочитала девушка.
Следом пришло ещё одно: «Сегодня!»
Иди в жопу, Моронский! Соня отодвинула телефон подальше и уткнулась лицом в коленки. А у самой в ушах зашумело от забурлившего по венам адреналина.
***
К обеду пульт от Кии сошёл с ума, и не умолкая ни на минуту, выдавал сигналы тревоги.
«Что ещё за фигня?!». Она вроде никого не поджимала на парковке, место ничьё не занимала.
Соня быстро схватила ключи и выскочила из квартиры, забыв взять телефон.
– Хлеба купи, – крикнула мама вдогонку. Из подъезда Соня вышла в домашних трикотажных штанах, майке-алкоголичке и толстовке на 5 размеров больше, надвинув ее капюшон почти до подбородка. Шла, низко опустив голову, разглядывая носки старых кроссовок. Поэтому, когда подняла голову, не останавливаясь и не снижая скорости, резко развернулась на сто восемьдесят градусов. И почти сразу воткнулась носом в грудь одному из охранников Моронского. Так и остановилась. Огляделась, просчитывая возможные варианты спасения.
Моронский стоял, подперев задом правый борт чёрного, с темными, словно сварочные щиты, стёклами Гелендвагена и курил.
Гелендваген? Господи, ну конечно! Какая ещё может быть машина у такого индюка! Хуже могло быть только, если бы это был какой-нибудь Хаммер.
Соня сжала кулаки в карманах штанов, чтобы унять дрожь. Смотрела исподлобья, как Макс отбросил окурок в урну и двинулся к ней. Бежать все равно некуда, сзади амбалы.
«Как овцу на закланье» – думала Соня, когда Моронский, подойдя к ней вплотную, молча взял за руку и поволок к машине. Так же молча запихнул ее внутрь и забрался следом.
– И что это все значит? – как можно спокойнее спросила девушка, хотя хотелось кричать и царапаться.
– А, забыл тебе сказать, у нас сегодня свидание! Мы едем ко мне на дачу. – Непринужденно ответил Макс. – Купальник взяла? А да… ну, придётся без купальника! Игорь, трогай, – приказал он и добавил Соне: – Завтра верну домой, не бойся.
«Не бойся!» – хмыкнула про себя девушка. «Везет непонятно кто, непонятно куда, и совершенно понятно зачем! Конечно, чего тут бояться?!»
– У меня месячные – тихо соврала Соня, поздно сообразив, что сморозила глупость.
– Что? – он придвинулся к ней и наклонил голову, подставив ухо.
– Месячные… – еле слышно повторила она и почувствовала, как опять краска заливает щеки.
Соня не смотрела на него, но кожей почувствовала, как ее похититель усмехнулся.
– Это не имеет значения, – сказал он, откидываясь на сидении.
– Это почему ещё?
– Потому, что я где-то слышал, что хорошие девочки на первом свидании не дают!
Соня опешила и уставилась в профиль Моронского.
– Ты же хорошая девочка? – он перевёл косой взгляд на Соню и снова ухмыльнулся.
Невозможный тип!
– В программе шашлык, баня, бассейн! – он смерил ее взглядом карих глаз и добавил: – А… ну ты просто мяса поешь тогда.
– Что за методы у тебя, Моронский? – завелась Соня. – Почему нельзя по-человечески?
– Потому что по-человечески ты сама не хочешь. – жестко проговорил Макс, и добавил чуть мягче: – Ты ж не ответила на мои сообщения. А я вообще не привык эсэмэски писать. Знаешь, сколько я своего драгоценного времени потратил, набирая такой длинный текст?
– Секретаря бы своего попросил набрать, – фыркнула Соня.
– А у неё в воскресенье выходной.
Соня не знала, что ещё сказать. У него на все свой аргумент.
– Мне даже переодеться не во что. Придурок. – тихо процедила она сквозь зубы. – Белья даже нет.
– Что правда? – он метнул взгляд куда-то область Сониной груди. Отчего ее соски съёжились под тканью толстовки.
– Сменного! – буркнула Соня и сильно стиснула себя руками.
– Я тебе своё дам!
Господи, какой он невыносимый!
– Телефон мне дай! – потребовала девушка.
– В полицию звонить собралась или зверюге своему?
– Дай, говорю, – Соня, не глядя, протянула ладонь, потом опустила голову и тихо добавила, – мне маме позвонить надо, я же без телефона из дома выбежала…
Моронский протянул свой мобильник, предварительно разблокировав экран и открыв набор номера.
– Мам, – начала Соня, когда та ответила, – ты за хлебом сама сходи, ладно? Я, видимо, сегодня домой ночевать не приду… – и бросила полный ненависти взгляд на Моронского. – Нет, не волнуйся, со мной все в полном порядке. Просто меня пригласили на дачу на шашлыки и я не смогла отказаться. Все мам. Позже все объясню.
Она вернула Моронскому телефон и, скрестив руки на груди, насупилась.
– Розы понравились? – он подкатился ближе и стянул капюшон с ее головы. Соня дёрнула плечами. Жаль, что шипы не успела отрастить подлиннее.
– Спасибо. Но не стоило так тратиться. – Соня отодвинулась к самому краю сидения, почти вжавшись в дверь слева от себя и отвернулась к затемнённому окну.
– Нам ехать минут сорок, так и будешь всю дорогу дуться? У меня не было выбора.
Но Соня только стрельнула в него уничтожающим взглядом.
–
Ладно, тогда слушай анекдот…
Глава 9
Соня уже думала, что это мучение никогда не закончится. Находиться с ним так долго в замкнутом пространстве автомобиля было невозможно. Это подавляло ее, держало в напряжении, изводило и заставляло сильнее сжимать колени.
Но, наконец, машина свернула с трассы. Попетляла по узкой асфальтированной дороге, проложенной вглубь леса и остановилась у высокого каменного забора с тяжёлыми воротами.
Ворота разъехались, машина вкатилась на вымощенный плиткой двор и остановилась перед особняком сложной геометрии. Домина из стекла, дерева и камня утопал в кронах и зелени соснового бора. Односкатные крыши дома совсем немного поднимались от стен здания и со стороны двора казалось, что то самые высокие помещения дома располагаются в дальней части конструкции, образуя ступенчатую форму. Да, загородный дом Моронского выглядел ультрасовременно, но в то же время уютно что ли… Не было ощущения, что от дома веет холодом и мраком, как это часто бывало, когда создатель подобного архитектурного проекта сухо просчитав планировку, к зонированию и подбору материалов подошёл «спустя рукава». Здесь же стекло, камень, дерево как будто перетекали друг в друга и образовывали единое гармоничное пространство. Передний фасад первого этажа был полностью из стекла и камня, сплошная стеклянная стена не оставляла простора для фантазии – нижний уровень резиденции просматривался насквозь. «Особенно красиво здесь будет вечером, наверное, когда в помещении зажжется свет.»
В общем, картинка совершенно не вязалась с образом, который Соня спроектировала у себя в голове, успев познакомиться с некоторыми сторонами личности хозяина. Соня бы даже могла признать, что ей здесь нравится, но не могла – обстоятельства не позволяли.
– Максим Андреич, у меня все на старте давно, – услышала Соня мужской голос и обернулась. Навстречу им семенил маленький, абсолютно лысый и сухонький, даже, как будто вяленый на солнце, мужичок.
– Саныч, познакомься, – Моронский приобнял Соню за плечи, но она отшатнулась. Максу это явно не понравилось, но вида он почти не подал. – Это Соня, моя гостья, – представил он ее мужичку.
– Красииивая, – протянул мужичок и широко улыбнулся, обнажив редкие, прокуренные зубы, – Сан Саныч. Можешь просто Санычем звать, я тут навроде завхоза, заведую по хозяйственной части, значит. Проходите в дом, чего во дворе топтаться. Банька топится. Мясо сегодня будет – забалдеете!
– Ты не торопись, Саныч. Мы пока не голодные. – сказал Макс, плотнее прижимаясь к Соне сзади. – Мы пока аппетит нагуляем. Пойдём, спальню тебе покажу. – шепнул Моронский на ухо, и снова опустил свою руку ей на плечо.
Можно подумать, у неё есть выбор. Конечно пойдёт!
И пошла, но руку его скинула и широко шагнула вперёд, разрывая соприкосновение тел. И тут же была остановлена. Он схватил ее за капюшон толстовки, дёрнул назад на себя, развернул и стиснул ручищами.
– Строптивая, да? – прорычал он очень близко от ее губ, – Спорим, ты сегодня добровольно вцепишься в меня, как в последний раз, будешь льнуть ко мне всем телом и визжать от удовольствия? Про все забудешь, хорошая девочка!
– В своём уме? – задохнулась Соня, в очередной раз поражаясь его самомнению. Однако, тело ее реагировало совсем не так, как сознание. Она почувствовала, как где-то там глубоко внутри между ног мышцы свело спазмом. Почти до боли. Но вместе с тем мучительно приятно. – Не будет этого!
– Клянусь, Орлова, сегодня ты сама будешь обнимать меня крепко и кричать. Если до вечера этого не случится, отпущу и оставлю в покое навсегда. Если я выиграю спор – мы проводим ночь в одной постели! – И добавил: – Просто спим, успокойся! Если сама не попросишь.
Ага, держи карман шире!
– То есть, я правильно поняла, – решила уточнить Соня. – Если я добровольно обниму тебя, я проиграла?
– Да, совершенно верно. Обнимешь. И будешь при этом визжать от удовольствия.
– Моронский! – Соня засмеялась, потому что это было действительно, смешно. – На свете нет такого вещества, которым можно так обдолбиться!
Зубы Моронского сжались, брови съехались. Соня пикнуть не успела, как его правая ладонь крепко обхватила ее нижнюю челюсть. Пальцы надавили на щёки. Больно, между прочим!
– Строптивая, дерзкая! Смеёшься? – рыкнул он в её открытые губы. – Все, как я люблю! Тем слаще будет ставить тебя на колени.
Вот здесь стало не до смеха. Вот тут коленочки-то сами и подогнулись.
– Теперь пойдём, покажу тебе НАШУ спальню.
Он ослабил тиски, взял за руку и потащил к дому.
Соня закатила глаза, но поплелась следом, путаясь в ногах. Сил показывать характер уже не осталось. А сопротивление его только заводило, судя по всему.
Кроме того, ей, как дизайнеру, было интересно посмотреть на интерьер дома.
В разных комнатах резиденции были использованы одни и те же приёмы и сочетания, и это отлично работало на общую картину. Интерьер не был перегружен деталями и декором, потому что главное в этом доме – геометрия, фактуры и невероятная продуманность каждого уголка и предмета мебели! Однако, Соню не покидало чувство, что во всем этом большом красивом доме нет ничего от самого Моронского. Как-будто он не принадлежал ему. Слишком все было здесь прилизано, что ли, что совершено не соответствовало характеру Макса. Моронский – хаос! И дом, в котором он проводит много времени должен выглядеть по-другому!
– Это дом родителей, – будто прочитав ее мысли, сказал Моронский. – Они живут здесь, когда приезжают из Штатов.
– Они живут в Америке?
– Давно. Я тоже там вырос. – Он толкнул одну из дверей, ведущих из коридора второго этажа, – проходи, будь, как дома, – сказал он, пропуская ее вперёд, однако сам не отступил и Соне пришлось протискиваться между косяком и его грудью. И всегда, когда расстояние между ними сокращалось до нескольких сантиметров Софья чувствовала, как резко подпрыгивает к горлу сердце. Моронский, наверняка, должен слышать его биение.
– Я хотел поселить тебя в гостевой напротив. Но пари ты проиграешь. Будешь спать здесь.
– Ты никогда не проигрывал раньше?
– Не приходилось.
– Ну, что ж, я буду у тебя первой!
Они стояли на пороге его спальни на расстоянии, позволяющем им ощущать, как растет температура их тел. Соня, смотрела ему в глаза с вызовом, гордо задрав подбородок, с великим трудом заставляя себя не отводить взгляд. И оплавлялась, как свеча.
– Будешь, Сонь, – оскалился в усмешке, – ты обязательно у меня будешь!
Соня сдалась. Она заставила себя отступить на пару шагов в сторону и разорвать притяжение. Тихонько перевела дух.
Чтобы как-то утихомирить колотивший ее озноб, сменяющийся жаром, Соня попыталась переключить внимание на обстановку в комнате. Все здесь было пропитано Моронским. Да, интерьер комнаты был выдержан в общем стиле и цветовой гамме дома. Но она была живая какая-то. Нет, вопреки устоявшимся стереотипам в отношении мужских владений, носков и смятых сигаретных пачек здесь не валялось, но все в ней дышало ИМ. О том, что именно в этой комнате Моронский предпочитал находиться чаще всего, говорили вещи, хаотично расставленные по периметру помещения. Центр комнаты привычно занимала большая кровать, застеленная покрывалом с индейским орнаментом, явно ручной работы. Рядом на полу стопка книг. Слева у окна – гитара в стойке. На полу холсты на подрамниках, написанные весьма экспрессивной рукой, соседствуют с предметами, назначение которых Соня так и не определила – это что-то из другого Мира, который, хорошо знаком заядлым путешественникам. И опять книги, стопками и на полках.
– Ты все это прочитал?
– Ну что-то прочитал, что-то – нет. Знаешь, как бывает? – он подошёл ближе и встал у Сони за спиной, почти дыша ей в затылок. – Открываешь книгу, начинаешь читать, а дальше она либо цепляет и ты не можешь оторваться, либо забрасывается и забывается.
– И что ты сейчас читаешь?
– «Заводной апельсин» Берджесса… – произнёс он тихо, наклонившись к Сониному уху. – О литературе поговорим, или дальше пойдём? – прошептал он и Соня почувствовала как по телу в очередной раз пронёсся разряд, грудь потяжелела, а соски затвердели. – У меня, знаешь ли, спальня сейчас ассоциируется только с двумя вещами. Но спать ещё рано, а трахнуть ты себя не даёшь…
Соню затрясло с новой силой. Ну почему, почему именно она попала в поле зрения этого беспринципного типа? Почему это все происходит именно с ней? Зачем именно ее он пытается утянуть в пропасть, ведь полно же тех, кто прыгнет туда, не задумываясь о последствиях…
– Дальше пойдём! – Соне стоило неимоверных усилий отступить и в очередной раз разорвать контакт.
– Ну, как хочешь. Пойдём, тогда коня тебе своего покажу! – Моронский взял девушку за руку и потянул к выходу.
***
– У тебя есть конь? – удивилась Соня и воображение тотчас нарисовало Моронского верхом на каком-нибудь гнедом скакуне. Что-то как-то совсем не в его стиле…
– Не просто конь, а ракета!
Они спустились на первый этаж, прошли через холл, свернули в проход между лестницей и зоной столовой, миновали кухню и оказались в гараже.
Там, за припаркованным Гелендвагеном, стояло что-то по очертаниям похожее на зачехленный мотоцикл. Моронский подошёл и откинул плотный чёрный брезент, обнажая металлическую тушу «коня».
– Знакомься, это Триумф Рокет-3. Ты можешь звать его просто «Триумфом». Когда он сытый, он урчит. Сейчас он, как раз, сытый.
Соня смотрела на коня-ракету и не могла избавиться от ощущения, что где-то уже встречалась с этим «Триумфом». Ну, конечно! Это же сам Моронский, только с мотором и отлитый в металле. И тоже весь чёрный.
– Трехцилиндровый, рядный, жидкостного охлаждения, 12 клапанов, – нахваливал близнеца Моронский. – Хищник, но если найти подход, становится ручным. До сотни разгоняешься за 2,5-3 секунды, легко, просто кликаешь передачами и выкручиваешь гашетку.
Соня хлопала глазами, разглядывая байк и ни слова не понимала. Она ничего не смыслила в мужских игрушках, которыми они все время хвастаются, поэтому эти технические характеристики ей – что филькина грамота.
Тем временем, Макс подошёл к небольшому шкафчику и вынул оттуда две чёрные, тяжелые кожаные куртки с уплотнёнными вставками на рукавах в области плеч и локтей. Одну он протянул Соне.
– Зачем? – недоуменно спросила она.
– Надевай, прокатимся.
– Я… я не… нет! – Соня опешила.
– Вообще-то я не спрашивал. Надевай.
– Послушай, – начала Соня, – достаточно того, что ты привёз меня сюда против моей воли! Но я не сяду на ЭТО ни за что, слышишь?!
Моронский молча отложил свою куртку на сидение мотоцикла и подошёл к Соне. Так же молча, не давая ей дернуться, надел на неё куртку, и застегнул молнию до самого подбородка.
– Не бойся, тебе понравится, – спокойно сказал он, игнорируя нервное сопение Сони. – Ещё вот ботинки нужно надеть, а то в кроссовках щиколотки о выхлопную можно обжечь.
Он сел перед Соней на корточки, стянул с ее ног по очереди левый и правый кроссовки, ловко надел и зашнуровал высокие кожаные ботинки, которые Соне были велики размера на три. Затем облачился сам, выкатил железного коня из гаража во двор и завёл, от чего в первую секунду-две у Сони заложило уши.
– Н… нет, п-пожалуйста, – взмолилась Соня, боясь что вот-вот расплачется. Даже попятилась назад в жутко неудобных ботинках, но Моронский водрузил Соне на голову шлем, затянул под подбородком, взял за руку и потащил к мотоциклу. Усадил на пассажирское сидение (если можно было так назвать маленькое место позади водителя), сел сам и надел свой шлем.
– Обними! – услышала Соня приглушённый шлемом приказ.
Девушка мешкала.
– Обними, говорю, упрямая!
– Какая же ты сволочь, Моронский! – громко крикнула Соня и нехотя слегка обхватила полы куртки по бокам Макса.
Двигатель заревел. Моронский аккуратно вырулил со двора и выехал на подъездную дорогу. У Сони тряслись поджилки. Она на автомобиле-то скорости боялась, а тут сидишь ничем вокруг не защищённый. А если сдует? Ей уже казалось, что они едут слишком быстро. Но скорость, как будто, только нарастала. В какой-то момент она почувствовала, что если сейчас не обхватит Макса со всей силы, то просто улетит назад.
И она обхватила. Что есть силы вцепилась в него обеими руками, и не в силах посмотреть, что происходит вокруг, зажмурила глаза. Сразу же почувствовала, как Моронский погладил одной ладонью сцепленные в замок вокруг его талии Сонины руки.
«Гад, – подумала Соня, – держись за руль обеими руками!»
«Пожалуйста!»
Рука его вернулась на руль и Соне показалось, что мир вокруг размазывается. Она уже ничего не слышала и не видела, кроме свиста ветра и нарастания низкого, утробного рыка из глушителей.
А когда мотоцикл вдруг стал входить в поворот и ей показалось, что они сейчас просто лягут на дорожное полотно, Соня завизжала. Как визжат на Американских Горках. В голос.
Глава 10
Едва стих рокот мотора, игнорируя все риски свернуть или сломать себе что-нибудь, Соня соскочила с мотоцикла. Зацепилась ботинком за какую-то железяку, все-таки, но, слава Богу, устояла. Передоз адреналином не способствовал ровному течению мыслей, а злость доминировала над всеми остальными эмоциями. И скрывать она это не собиралась.
– Ненавижу тебя, Моронский! Слышишь? – Соня резко стянула с себя шлем и сдула с лица выбившиеся пряди.
– Ш-ш-ш, тихо, тихо, – Макс тоже снял шлем и поднял руки щитом. – Я бы на твоём месте не разбрасывался признаниями. Ты в курсе, что Фенилэтиламин – вещество, вызывающее чувство влюбленности, входит в химическое соединение, которое мы привыкли называть ненавистью?
Он сделал пару шагов вперёд, расстёгивая куртку.
– Не подходи ко мне! – предупредила Соня. – Куда ты вообще меня привёз?
– На речку, не видишь? Красиво. Природа. Ты и природу не любишь так же сильно, как и меня?
– Не произноси этого слова, Моронский, – прошипела девушка. – Что ты можешь знать о любви, у тебя один секс на уме!
Макс взъерошил примятые шлемом волосы.
– Не знаю, – пожал он плечами. – Я люблю рибай, но у меня никогда не возникало желания его трахнуть.
О, это невыносимо! Просто невозможно! Соня закатила глаза и подняла голову к небу. Как с ним разговаривать? Как ему обьяснить? Что нужно сделать, чтобы он прислушался? Стать такой же циничной тварью, как он?
– Ты, вообще, любил когда-нибудь? – без особой надежды на вразумительный ответ, наконец, спросила она.
– Ну, в третьем классе мне очень нравилась одна девочка. Я ей признался в чувствах, а она подняла меня перед всем классом на смех. – Макс снял куртку и Соня невольно засмотрелась, как перекатываются под смуглой кожей твёрдые мышцы, увитые стеблями вен.
– И ты теперь отыгрываешься на всех женщинах? – она прищурилась, принудив себя отвести взгляд от его мощной груди.
– Пфф, зачем? – фыркнул Моронский, усаживаясь на брошенную на траву куртку и закуривая. – Я трахнул ее у себя в клубе, когда ее старый толстый муж сидел в соседнем зале, попивал мой коньяк и курил сигару, которой я его угостил. Гештальт давно закрыт, – глухо проговорил он, выдыхая сигаретный дым.
Соня шумно втянула воздух и покачала головой.
– Тебе когда нибудь говорили, что ты самый циничный тип на свете?
– Постоянно слышу! – совершенно невозмутимо ответил Моронский, – А я просто умею ждать.
Соня отвернулась от него, опустила голову и стала изучать шнурки на казенных ботинках.
Невыносимо было смотреть на него и слушать. Больно. И она не совсем понимала, почему именно больно. Почему эти его бестактные, порой даже хамские фразы так ранят ее? Он ей никто. Она его не звала в свою тихую размеренную жизнь. Соня вообще не должна была испытывать абсолютно никаких эмоций, кроме неприязни.
Но чувствовала. К сожалению.
Было в нем что-то такое, что притягивало. Этого Соня никак не могла отрицать. Его внешность (а сейчас Соня, наконец, набралась смелости признать себе, что Моронский чрезвычайно красив), внутренняя сила, мощь, власть, ум – редкое сочетание качеств, от которого легко можно потерять голову. И сама Соня чувствовала, что силы на исходе. Поддаться искушению, отдаться в его власть – так сладко, запретно. И она знала, что ощущения будут ни с чем не сравнимые, яркие, незабываемые. Чувствовала. И боялась. Знала, что перешагнув черту, пропадёт целиком, без остатка. А как жить после? Когда его игра закончится и он насытится? Что делать? В монастырь уходить?
