Текст книги "Подари мне себя… до боли"
Автор книги: Аля Пачиновна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
Общий зал наполнился звуками живой музыки. Обычно по вечерам в «Ришелье» выступали разные музыкальные коллективы. Сегодня исполняла свой блюз-рок чернокожая певица.
– Давай выпьем за тебя, раз уж нам сегодня так повезло! – он отложил ложку и взялся за ножку бокала своими паучьими пальцами. А другой рукой опять погладил кисть девушки.
Макса, почему-то, передернуло.
– За тебя! – подмигнул парень и добавил – Пьём до дна!
У Моронского лопнуло терпение. Это сраное кольцо, которое стоит меньше, чем вино в бокале он собирается надеть на палец девочке? Его вино? Его девочке? Нет, это было выше его моральных сил.
Он резко встал, извинился перед Виталиком и чиновниками и быстро подошёл к столику.
– Я возьму вашу даму на танец.
Это был не вопрос.
Взяв девушку под локоть, он буквально силой вынудил ее подняться из-за стола и поволок в сторону от столика, на свободное пространство зала ресторана. Девушка попыталась вырвать руку, но Моронский не позволил.
– Не дёргайся. Я сейчас спасаю тебя от самой большой ошибки в твоей жизни! – быстро проговорил он ей в ухо.
– Простите, что вы позволяете… – услышал Макс голос хлюпика позади.
Моронский остановился, но локоть Девушки из захвата не выпустил, держал крепко, наверное, даже следы останутся.
– Я позволяю себе то, что тебе даже не снилось!
– Лев, пожалуйста, не надо! – умоляюще сказала девушка.
– ЛЕВ??? – опешил Моронский. – Серьёзно, его зовут Лефффф? – он нарочно протянул звук «ф». – Парень, тебя наебали при рождении. – хохотнул Макс.– Сходи покури минут 10 обдумай эту информацию, пока я поговорю с девушкой. Нам нужно обсудить один важный проект… гардеробной.
Подошедшая охрана оттеснила хлюпика в сторону, ребята сделали так, что он исчез из поля зрения. Дождавшись пока овечка перестанет трепыхаться понапрасну, Моронский с силой притянул ее за талию к своему паху. Тыльной стороной левой руки медленно провёл по обнаженному плечу Девушки, наблюдая как в ответ на это кожа покрывается мурашками.
«Да, детка, так все и должно быть. Все правильно».
– Что, в обезьяннике сегодня день открытых дверей?
«Мм, похоже девчонка пытается хамить ему!»
– Кто вообще танцует в ресторане в 21 веке?
– Ну, во-первых, мы не танцуем. А во-вторых, – он сделал паузу, пристально посмотрел ей в глаза, сильнее впечатал ее в свой затвердевший пах, наклонился к ее уху и хрипло проговорил: – Я могу сделать так, что здесь будут танцевать все, даже инвалиды. В третьих, очень рекомендую тебе перестать брыкаться. Чем меньше ты делаешь движений телом, тем меньше внимания ты привлекаешь. Дождись подходящей обстановки и ерзай на мне сколько влезет!
Она замерла, одолеваемая внутренней борьбой. По всему видно было, что его слова взвинтили градус напряжения, и она готова была вцепиться ему в волосы, но и становиться звездой развлекательной программы тоже не собиралась.
– А ты, значит, главный тут? Кормишь гиен? Вожак стаи? – прошипела она и коротко кивнула в сторону вип-кабинета.
– Ну, не ЛЕФФФ, конечно, но определённое влияние имею. – прошептал Макс, решив не наказывать пока девчонку за дерзость, и скользнул губами по ее шее вниз, шумно втягивая носом ее запах.
Кожа ее имела какой-то приятный терпкий аромат. Чувственный, возбуждающий. И он сразу понял, что это не парфюм, а ее природный, естественный и неповторимый запах. Очень знакомый. И очень давно…
Моронский почувствовал как где-то внутри нее пробежал волной короткий разряд. Он снова провёл губами по шее от уха к ключице и опять втянул ноздрями запах ее кожи. Дрожь повторилась. Она попыталась оттолкнуть его от себя, уперев ладошки в его грудь. Тщетно. Он держал крепко и только усилил хватку.
– Не понимаю, зачем пытаться бежать от того, что все равно рано или поздно случится? – произнёс он срывающийся на хрип голосом. И сам удивился тому, что даже играть особо не приходилось. Она заводила его не на шутку.
– Не знаю, такая форма самоуверенности вообще поддаётся лечению? Или это безнадежный случай?
– Для девушки с таким острым язычком у тебя довольно предсказуемые реакции тела, – проигнорировал он колкость. – Готов поспорить, что если я сейчас заберусь тебе под платье рукой, ты сразу кончишь. Бурно. С криками. Прямо здесь!
– Отпусти! – она стукнула кулачками его в грудь, но это только вызвало у Моронского ухмылку.
– Нет, – резко выдохнул он ей в ухо, – хочу убедиться, что я прав, – и левой рукой скользнул вниз по упругой ягодице девушки, подхватывая ткань подола.
– Отпусти меня, придурок! – прошипела она сквозь сжатые зубы и с новой силой попыталась оттолкнуть Моронского от себя. – Лев идёт!
И правда, неуверенной походкой, между рядами столиков ковылял хлюпик. Охрана двинулась за ним, но Моронский дал отбой.
– Все нормально, – сказал босс ребятам.
– О, ЛеФ! – веселился Макс, – ты чего так рано? Ещё пара минут и твоя девушка испытала бы свой первый в жизни оргазм.
Парень сжал кулаки и насупился. И это все? Все, на что он способен? Где злость? Где ярость? «Алё, твою без пяти минут невесту лапает какой-то хер! А ты стоишь, шею вжал, пузыри ноздрей пускаешь?»
– Отпустите ее! – сказал он тихо. – Пожалуйста. Мы уходим.
– А если не отпущу, то что? Маме расскажешь?
– Я вынужден буду вызвать полицию!
– Полицию? – Моронский изобразил фальшивый испуг и резко поднял руки. От неожиданности, потеряв опору, девушка чуть не упала, однако Макс не позволил, вовремя поймав за запястье и поддержал несколько секунд, пока она не восстановила равновесие. Она подняла на него янтарные глаза в которых стояло по озеру слез, моргнула и две крупные капли скатились по бледному лицу.
Вот это было неожиданно! Он что, ей больно сделал? Руку сжал сильнее, чем нужно? Перегнул палку? Пересолил блюдо…
Макс отпустил запястье девушки и тихо проговорил:
– Сорян, Леф. Я только чуть-чуть руками потрогал, а она зажглась вся, прикинь? Отзывчивая! Что делать-то будешь? Может, продашь мне ее?
Ноль реакции. Девчонка пунцовая под цвет платья. А этому хоть бы хны. Робко положил лапку свою ей на талию и повёл прочь от Макса.
Он смотрел им в спины, пока они шли к своему столику, на котором уже лежала книжечка со счетом за ужин.
– Извините, – пролепетал Лев, – но я это вино оплачивать не буду, мы его не заказывали и даже не пили.
– Прошу прощения, – заговорил официант, – желаете позвать менеджера ресторана?
– Не надо менеджера – сказала девушка. Вот-вот расплачется, но держится. – Я…
– Не надо менеджера, – возник рядом Моронский. – я оплачу счёт.
И через секунду добавил, глядя ей в глаза:
– За одно свидание. – он дернул головой, откидывая пряди темных волос со оба и извлек из заднего кармана лопатник. – Всего одно!
– Я за еду и выпивку не продаюсь! – тихо, отделяя каждое слово проговорила девчонка и полезла в сумочку. Достав наличные, она кинула их на стол и сказала – Сдачи не надо.
– Тогда назови свою цену, – окликнул Моронский, глядя как она решительно разворачивается и уходит. – Любую!
– Просто исчезни из моей жизни! – сказала она не оборачиваясь.
– Тогда подари!
Твёрдо двигаясь к выходу, девчонка вскинула вверх руку, выставив средний палец.
Моронский подозвал охранника:
– С камерами знаешь, что делать?
– Так точно.
– Проверь ещё телефоны всех посетителей, чтобы никаких фото и видео. И позови мне управляющего.
Через минуту солидный мужчина стоял перед Максом, услужливо склонив голову так, что хозяину стала видна круглая лысина на макушке.
– Весь персонал сегодняшней смены рассчитать, – спокойно приказал Моронский, покручивая перстень на правой руке.
– П-принято… – заикаясь проговорил управляющий. – Ещё указания б.. будут?
– Нет, пока свободен.
Мужчина медленно повернулся и на негнущихся ногах пошаркал прочь выполнять приказ шефа.
– Постой! – остановил его Моронский и управляющий замер на месте.
На входе в зал Макс заметил знакомую тщедушную фигуру в свитере. Фигура мелкими шажками приближалась к столику, который ещё не успели убрать. Подойдя к столику, воровски оглядываясь по сторонам, Леф запустил свои паучьи пальцы в нетронутый бокал с Просекко и выудил из него кольцо.
– Это плохое кольцо, – подал голос Моронский из-за шторки вип-кабинета. – Никогда никому его не дари и верни в магазин. Чек же ты сохранил?
Парень вздрогнул, но ничего не ответил и так же поспешно удалился восвояси.
– Уволенному персоналу выписать пособие в размере тройного оклада плюс отпускные и рекомендации, – устало проговорил Моронский вернувшемуся управляющему. – Певичке заплатить по двойному тарифу, и больше чтобы здесь ее не было. Теперь все.
–
Ну что, ребята – чересчур весело обратился Моронский к готовеньким чиновникам, – в клуб к девочкам
?
Глава 7
– Уволил, прикинь! Всех до единого, кто работал в тот вечер у-во-лил. – Девушка-бармен пыталась разговаривать с одной из посетительниц бара клуба «Стекло», перекрикивая грохочущую музыку.
– Охренееееть! – протянула ее знакомая, выпучив глаза.
– Самодур! – резюмировала девушка, смешивая для Сони два безалкогольных мохито. – Правда с хорошим выходным пособием уволил и рекомендациями. Ваш мохито! – толкнула она Соне высокие бокалы с мятной жидкостью и дольками лайма.
Софи забрала бокалы и пошла искать Нельку.
С великим трудом и потратив пару миллионов нервных клеток, Соня все же позволила подруге вытащить себя из дома в эту субботу. Да ни куда-нибудь, а в «Стекло». Правда, она заставила Нельку поклясться самым дорогим, что у нее есть – ее первыми и пока единственными туфлями от Маноло Бланик, что Моронский точно никогда не появляется в этом клубе.
– Я тебе клянусь, – горячо заверяла подруга, шлепая себя ладошкой в грудь, – делать ему там нечего среди плебеев, вроде нас. И потом, как он узнает, что именно сегодня ты там появишься? Ну, не следит же он за тобой?!
Ладно, не пропадать же халявным пригласительным, которые каким-то чудом свалились на Корнееву.
Сама-то Соня, конечно, предпочла бы до конца жизни схорониться под одеялом у себя дома. И никогда в жизни не встречать ни нахала Моронского, ни Лёву, решившего назначить Соню виновницей ситуации в ресторане, и вообще, не встречать больше ни одного мужика на свете! Игнорировать, как вид!
Клуб «Стекло» считался одним из самых пафосных и дорогих в городе. И интерьер полностью оправдывал его название. Стекло, хрусталь, зеркала, хром, серебро и чёрный глянцевый в белых прожилках мрамор. Все искрило, переливалось, блестело, отражалось, преломлялось и искажалось. У посетителей создавалось ощущение, что они все оказались внутри стеклянного фрактала. Кто это придумал, обладает хорошим вкусом и фантазией. Он ещё отделил лаунж-зоны прозрачными, приглушающими музыку беседками в виде восьмигранников, чтобы гости, находясь внутри этих «кристаллов», могли общаться, без риска надорвать голосовые связки.
Девчонкам повезло и они успели взять последнюю «стекляшку». Устроились. Пригубили коктейль и съели по роллу. Соня немного расслабилась и отметила про себя, что обычно чрезвычайно болтливая Неля уже минут пятнадцать молчит.
– Чего задумалась? – спросила Соня ее.
– Тебе честно или соврать? – Неля отхлебнула ещё из бокала.
– Ну, если ты мне подруга, то, наверное, честно давай! – пожала плечами Соня.
– Не могу определиться, завидую я тебе или сочувствую…
– Приехали! – Соня даже опешила слегка. Хорошо, что прожевать успела. – Теперь я не знаю как реагировать. Сочувствия я не хочу, а завидовать нечему. Я и врагу такого не пожелала бы.
– Так-то да… – ответила Неля, разворачиваясь всем корпусом к подруге, и быстро затараторила: – просто я тут подумала, что вот так проживёшь всю жизнь с каким-нибудь Левушкой, а на старости лет и вспомнить будет нечего. Пережить короткий яркий роман с таким горячим мужиком, как Моронский, это как увидеть Париж и умереть.
При упоминании о типе, который превратил всю последнюю неделю в ад, Соню как кипятком обдало. Да и за Льва обидно стало. В очередной раз.
– Ну, допустим, умирать я не хочу, да и Париж сейчас, говорят, этого не стоит. А Лёву ты просто плохо знаешь. Он просто очень мягкий, совершенно неконфликтный человек. – От лучшей подруги особенно было неприятно слышать критику в адрес парня, с которым Соня встречалась больше двух лет.
– Ой, ладно! – раздраженно махнула рукой Нелька. – «Он просто очень мягкий и неконфликтный человек» – пискляво передразнила ее Корнеева. – Тебя грязно облапали на глазах у этого мягкого, неконфликтного человечка и он же ещё неделю дуется пузырем, как будто это ты виновата и повод дала. «Ах, Соня, мне нужно побыть одному, подумать!». А ты сама неделю пластом валялась, вон какие круги под глазами залегли. Ты б хоть консилером подмазала что ли…
Соня достала из сумочки зеркальце и критически посмотрела на себя.
– Никто никуда не залег! – насупилась Соня. – Просто работы много, допоздна сидела над проектами и не выспалась. – попробовала оправдаться она.
– Ага! Называй это как хочешь, а Моронский показал тебе «ху» есть «ху» и отрицать ты это не можешь. Ну? Не можешь?
Соня молчала.
– Мужик, – продолжила Нелька назидательно, – должен уметь постоять за свою женщину, не боясь получить в торец и испортить прическу и маникюр.
– А что он должен был сделать? – вспыхнула Соня. – На дуэль его вызвать? С ним постоянно двое из ларца, одинаковых с лица. И не ты ли меня пугала страшными историями про потерявших рассудок поклонниц этого ММА? А теперь что, на тёмную сторону перешла? – упрекнула она подругу.
– А я от своих слов и не отказываюсь и ещё сто раз повторю – будь осторожна. Только постоянно бегая от него, ты скоро выдохнешься, дорогая.
– И что ты предлагаешь? – Соня не могла поверить, что слышит это от Нельки.
Но та тяжело вздохнула и покачала головой.
– Ой не знааааю. Боюсь, я плохой эксперт, у самой в личной жизни полный бардак. Но думаю сейчас ещё не поздно тебе поставить точку в отношениях с твоим Левой. Ты ж понимаешь, что это вообще не твой человек?
– Я вообще-то спрашивала про Моронского. – Тихо буркнула Соня и откинулась на диване, скрестив руки на груди.
– То есть, с Голубковым ты ничего решать не собираешься, так?
– С Голубкиным… – поправила Соня.
– Господи, Орлова, да какая разница! Как ты его не назови, а до твоего уровня твой Левушка никогда не поднимется! Это птица не твоего полёта!
– В смысле?
– Мыши сгрызли! Орлова, вот скажи, ты реально слепая или тупая? Ты на себя в зеркало смотрела? Ты пыталась со стороны посмотреть, как вы с Левушкой выглядите вместе? Ты знаешь, как вас в институте называли?
– Нет. И знать не хочу!
– Красавица и жап – это паж наоборот! – Нелька, будто не слышала Соню, если завелась – не остановишь. – И поверь мне, это ещё самое комплиментарное прозвище в отношении Лёвы! У нас на курсе вообще все недоумевали, что ты в нем нашла! Я всегда подозревала, а теперь уверена: Орлова, ты просто недолюбленная отцом девочка, которой мама внушила, что все мужики – козлы. Все козлы, а один Лёвушка – хороший мальчик.
– Ну, конечно, – фыркнула Соня и выпятила губу, не найдя аргументов в защиту ни себе, ни Лёве. Ни маме.
– И не возражай, раз уж я начала, то договорю! Он же первый, кто открыто начал оказывать тебе знаки внимания и заискивать перед тобой. А сколько пацанов хороших просто стеснялись подойти, боясь быть отвергнутыми тобой! Просто Лёве твоему мама всю жизнь в попу дула, какой он самый умный, самый красивый, самый-самый, и девочка у него должна быть самой-самой! Вот! – Нелька задрала маленький носик и тряхнула подстриженными под каре русыми волосами.
Помолчав полминуты, она придвинулась поближе к Соне, поскребла ногтем голую коленку подруги и притворно смущаясь спросила:
– Вот, прости за столь интимный вопрос, а как у вас с этим делом?
– Нормально у нас с ЭТИМ делом!
– Нормально, говоришь? А куни он тебе хоть раз делал?
– Корнеева!
– Что? Не знаешь что это такое? Кунилингус… Это когда…
– Корнеева! – перебила ее Соня и нервно поднялась с дивана. – Я знаю, что это такое, на выставке твоей просветилась.
– Вот, – подняла Нелли указательный палец вверх, – поэтому я и не знаю, что сказать тебе насчёт Моронского… С одной стороны хоть потрахаешься нормально, а с другой… есть риск втюриться и тогда все, считай – конец. До конца жизни осколков не соберёшь.
– Слушай, иди ты со своим Моронским! – Соня решительно шагнула к выходу из стекляшки.
– Ага, я б пошла, наверное, только больно нужна я ему со своими метр пятьюдесятью и минуспервым размером сисек.
– Ну, Нееель. – Соня снова присела рядом с подругой и обняла ее за плечи. – У тебя нормальный рост и размер вовсе не минуспервый. Пошли лучше танцевать, музыка здесь круть, конечно!
– Ладно, зато я могу есть все, что хочу и не толстеть, это моя суперспособность. – Нелька сунула в рот ролл и прожужжала: Иди одна, я догоню. Я с тобой рядом идти стесняюсь.
– Это ещё почему?
Соня встала и уже выходя из стекляшки услышала:
– Знаешь, как нас с тобой называли в институте?
Она покачала головой.
– Штепсель и Тарапунька!
***
В кабинете офиса Макса на рабочем столе лежала тонкая чёрная папка. Досье на овечку. Лежало досье уже неделю и было пролистано Моронским раз двадцать. Звали овечку Орловой Софьей Павловной – 24 года, не замужем, детей нет. Восемь лет студии современного танца – а это уже интересно! Закончила архитектурный. В данный момент фрилансит, занимаясь разработкой проектов дизайна интерьеров. Живет с мамой. Проблем с законом и здоровьем не имела. Медкарта, как у космонавта. В порочащих связях замечена не была. Ну, не считая отношений с Львом Арнольдовичем Голубкиным.
«Он ещё и Арнольдович, сука!»
– Да, девочка, что ж ты так поторопилась…
Моронский не связывался с девственницами принципиально. Предпочитал готовых на эксперименты, опытных женщин. Некоторым из них даже удавалось удивлять искушённого Макса элементами техники и изобретательностью в постеле.
Но странное дело! Думая об этой Софье Орловой, как о новой своей игрушке, Макс жалел, что первым уже не будет. И это было новое для Моронского чувство. Нет. В том, что он возьмет ее и довольно скоро, сомнений не было. Но, сама мысль, что кто-то трогал его девочку неприятно скребла по самолюбию, как пенопластом по стеклу.
Однако, вспыхивала, дрожала, трепетала она перед ним, как самая настоящая целка. Как будто не горела она никогда раньше от желания. Как будто только Макс будил в ней женщину. И весьма страстную.
Моронскому, нравилось наблюдать, как она теряется в его присутствии. Ещё там, в галерее, он, признаться, не ожидал такой бурной реакции, а потом его самого как разрядом прошило.
А ведь ставил сначала на то, что слово за слово и прямо из галереи они поедут к нему в клуб или в отель, сделают, как на той картинке. Но она неожиданно зарделась, испугалась, вырвалась и убежала. Приятный сюрприз получился. Потому что Макс, откровенно говоря, не любил лёгких добыч. Его только один момент разозлил: приватными визитками его раньше никто не разбрасывался.
В общем, девочка зажгла. Скромная овечка. Нет, ему и раньше попадались ломаки. Но все они строили из себя этаких недотрог с одной целью – набить себе цену. Он и про Софью так же подумал. Смутило только, что она не выглядела, как обычная охотница, прикинувшаяся добычей. Обычно у них наживки на виду: поддутые губы, скулы, грудь от лучших хирургов… Ну, ладно, допустим, ей и не надо, ей природа щедро отсыпала. Но он был уверен, что и в Сонином случае это кокетливая тактика такая – фыркать, нос задирать, убегать. Попробуй, догони.
Пока в ресторане не увидел ее полные слез глаза. Она плакала из-за своего Арнольдыча. Не потому, что он, Моронский, по отношению к самой Соне вёл себя, как скотина, а потому что жалела своего хлюпика. Ей за него было обидно, а не за себя! А когда за нетронутый ужин расплачивалась, на Моронского взглянула с такой искренней ненавистью, что сомнений не осталось – она другая. Редкая птица. И поэтому она обязана быть ЕГО! На ночь. На день. На неделю. Ну, может, на две.
Но сейчас она ненавидела Моронского, а ее ярый отпор только раззадорил. Так раззадорил, что пришлось установить наружку за Орловой. Только она толком ничего не дала. Девчонка из дома почти не выходила.
В офисе поздним субботним вечером, кроме Макса, находилась охрана, водители и сотрудник службы безопасности Моронского, который только что вошёл в кабинет.
– Максим Андреевич, – начал Николай, невзрачный, невысокий, но крепкий мужчина, – по объекту доклад разрешите?
– Разрешаю, Николай, и давай без этих ваших номенклатурностей.
Николай откашлялся.
– В общем, сработали билетики. Объект полчаса назад в «Стекло» прибыл.
«Объект. Прибыл». Как бы по-дурацки это не звучало, а суть одна – девочка попалась.
Автомобиль притормозил у служебного входа в клуб. За стенами здания глухо бумкала музыка. Моронский подошёл к массивной двери, воспользовался картой. Зашёл внутрь. Музыка стала значительно громче.
Макс поднялся несколько пролетов по металлической лестнице. Затем попетлял бесконечными узкими коридорами, вдоль технических и подсобных помещений, распугивая темноту здания датчиками движения. Наконец, снова пикнув картой, толкнул ещё одну тяжёлую дверь и оказался прямиком на втором этаже клуба «Стекло». Он бывал здесь редко, предпочитая «Порок». Но сегодня у него здесь было рандеву…
С балкончиков вип-лож хорошо просматривался весь первый этаж заведения. Там внизу, под невообразимую, завораживающую музыку, в свете прожекторов, колыхалось поле человеческого ковыля.
Найти в толпе Соню было нереально. И все-таки он ее нашёл. Смотрел на неё. Как она танцует. Пожирал глазами каждое ее движение и ненавидел эту музыку, за то, что сейчас девушка полностью отдавалась ей, а не ему.
***
Соня вышла из кабинки нетипично пустого для ночного клуба туалета, подошла к раковине, открыла кран и стала мыть руки. Услышала, как слева от неё скрипнула входная дверь. Кто-то вошёл, плотно закрыл за собой дверь и щёлкнул замком дверной ручки уборной.
– Я тут вспомнил, что не представился до сих пор! А это невежливо после всего, что между нами было! – Знакомый голос отразился от холодных мраморных стен и сердце Сони подскочило к горлу. – Меня Максимом зовут. Ты можешь называть Максом.
– Это женский туалет! – проигнорировала Соня последние фразы.
– Это мой клуб! – он медленно, даже как-то развязано двинулся к ней. Походкой хищника, загнавшего добычу в угол. На губах усмешка, а глаза жесткие.
– А, да. Это меняет дело… – начала отступать назад Соня. Пульс отбивал чечетку, руки похолодели, тело бросило в жар.
Зачем? Какой черт дёрнул ее послушать Нельку и дать притащить себя в западню!?
Отступать стало некуда. Спиной она ощутила холод мрамора. Сердце пошло уже галопом. Соня ещё сильнее вжалась в стену, когда он приблизился вплотную и упёр ладони в стену по сторонам от неё. Захотелось сжаться до атома.
«Мама дорогая!» – Соня зажмурилась прежде, чем сообразила, что выглядит это, мягко говоря, глупо.
– И как же тебя твой зверюга прямо ко мне в логово отпустил? – хрипло проговорил Моронский, чуть наклонив голову набок. – Или он не в курсе?
– У нас доверительные отношения. – пискнула Соня, сама не поняла что.
– При чем здесь отношения? – он наклонил голову на другую сторону, не разрывая зрительного контакта с Соней. – После того, как при нем его девушку чуть не трахнул какой-то хер, он глаз с тебя спускать не имел право! Или он куколд у тебя?
– Кто? – вопрос не вышел. В прямом смысле – голос сел.
– А ты не знаешь? Ну да… это такой мужик, которому по кайфу, когда его женщину на его глазах имеет кто-то… другой. – последнее слово он горячо выдохнул рядом с Сониным ухом, от которого стройным табуном до самых колен проскакали мурашки. Она даже непроизвольно дёрнула плечами, как бывает, когда вздрагиваешь от мороза. Но Соне было жарко. Даже смысл фразы дошёл не сразу. А когда дошёл, Соня задохнулась от возмущения и рука сама собой взметнулась к наглой физиономии Моронского.
– Ещё раз попробуешь так сделать… – он даже глазом не моргнул, а Сонину руку обожгло. Сильно. Моронский мгновенно перехватил и крепко сжал ее запястье.
– Что?! Что будет? Убьешь меня? Пусти, мне больно! – она попыталась вырвать руку из лапы Моронского.
– У меня на тебя другие планы, девочка, – он ослабил захват, но кисть не отпустил, – и это должен был сделать твой ЛеФ неделю назад, а не ты.
Макс поднёс Сонину руку к губам и поцеловал ее ладонь. Очень нежно. Так нежно, что Соню чуть не накрыло с головой. Она опять шумно сглотнула, ругая собственный организм за позорные, предательские импульсы. Он же все считывает. Все замечает. Ничего не скроешь. Она сколько угодно может храбриться и строить из себя мимозу, но тело-то! Тело-то выдаёт с головой ее агонию!
– Хорошо, наверное, быть смелым, когда с тобой везде ходят два Амбала? – Соня попыталась съязвить, но для шпилек голос был слишком слаб и вибрировал.
– Ты про охрану? – губы его дрогнули в усмешке. – Так они его б и пальцем не тронули. Особенно если бы он попробовал вступиться за тебя. Даже если бы по морде мне врезал, я бы отвечать не стал. Я маленьких не бью. И они тоже. А я ждал, что он хотя бы попробует женщину свою из лап мудака вырвать!
Опять стало горько за парня, с которым Соню, между прочим, связывали два года отношений.
– Что тебе нужно от меня? – процедила Соня сквозь зубы. – Чего ты хочешь? В стране что, закончились доступные женщины не отягощённые социальной ответственностью?
Пусть он уйдёт! Пусть оставит ее в покое! Пусть все будет, как раньше, когда она не знала его. Потому что было невыносимо признаться себе в том, что она чувствовала ужасно неправильное, запретное… влажное нечто.
– Чего хочу? По-моему, это более чем очевидно! – он плотнее вжался своим твёрдым дулом в Сонин живот и выдохнул ей в рот: – Тебя!
Поцелуй был совершенно не мокрый, каким ее целовал Лев. Он был горячий! То рваный, то плавный, то грубый, то нежный. Его губы то терзали до боли, то замедлялись, мягко лаская, по капле вытягивали способность к сопротивлению, заставляя подчиняться и отвечать. Ноги стали ватные. Руки перестали отталкивать его. Никто никогда не целовал Соню ТАК. И электричество пробегало в местах довольно плотного их соприкосновения, вынуждая ослабшее Сонино тело подрагивать. Неужели посмеет? Прямо здесь? В туалете? Против ее воли?
Но кого она обманывала? Соня должна была признаться себе честно: ее влекло к нему ещё тогда, в галерее. Только она не знала, что так бывает. Не знала, что внизу живота может так пылать и скручивать. Не знала, что между ног может быть так горячо, скользко и до боли невыносимо пусто… Ей никто никогда не рассказывал, что все эти сильнейшие переживания можно испытывать по отношению к совершенно незнакомому мужчине, бесцеремонно нарушившему ее личное пространство. Да, к тому же ещё и к редкостному хаму и беспринципному ублюдку! И так было всегда, когда он приближался. Да что там! Каждый раз, когда в ее мыслях возникал его образ.
– А что потом? – задыхаясь, почти беззвучно спросила Соня едва он оторвался от ее губ.
– Потом? – он чуть увеличил расстояние, чтобы заглянуть в ей в глаза и большим пальцем слегка провёл по нижней губе девушки. – Ну, не знаю, хочешь, пиццу закажем?
– А если я не хочу?
– Ну, не хочешь пиццу, закажем что-нибудь другое!
«Нет это не выносимо!» – Соня громко простонала в отчаянии, не зная, что дальше делать. Он подавлял ее. Парализовал волю, туманил рассудок. Нормальная девушка уже бы вопила во всё горло, царапалась, работала кулаками, каблуками топала, целясь в носки его ботинок. А Соня где потерялась? Решала какой из инстинктов является приоритетным в данной ситуации: инстинкт самосохранения или размножения? Что нужно делать: бежать или отдаться? Она призывала разум выдать правильный алгоритм, но процессор издал писк и издох…
– Что если Я тебя не хочу? – наконец, спросила она.
– Да, как же не хочешь? – хохотнуло чудовище, обнажив ряд ровных белых зубов и Соня машинально отметила, что они у Моронского свои, не виниры. – Жаль ты не видишь себя со стороны, мне же даже под юбку тебе лезть не нужно, чтобы знать, что ты там вся… мокрая!
– Это тело. Голова не хочет! – Соня покачала головой и отвернулась.
– Ну нет, без головы никак, я тебя целиком хочу, Софья Орлова! – прошептал он ей в висок.
Затем, вдруг, резко отпрянул от обессиленной, размазанной по стене Сони. Повернулся к зеркалу, двумя руками провёл пару раз по волосам, одернул рукава сорочки, и, снова повернувшись к ней, сказал:
– Поэтому, подожду ещё немного, я терпеливый!
На ходу прикуривая сигарету, он направился к выходу из уборной, оставляя совершенно растерянную и заведённую до предела Соню одну.
– Проходите, проходите – Моронский картинно поклонился девушкам, собравшимся перед закрытым туалетом в очередь. – Извините, что заставили вас ждать. Мы тут немного пошалили.
Он недвусмысленно поправил ширинку, подмигнул Соне и исчез за дверью.
Засранец!
Соня обессилено опёрлась ладонями на кусок цельного мрамора, служившего в туалете раковинами и в отражении увидела, как из пяти вошедших девушек две прыснули, сдерживая смех, три – оглядели Соню так, будто застали ее шарящейся в их сумках.
Она поправила волосы, одернула юбку, ворот рубашки и, держа спину как можно прямее, двинулась к выходу, провожаемая любопытными взглядами.
На танцполе зажигала Нелька.
– Ну, ты где опять пропадаешь? – перекрикивая басы, спросила у Сони подруга.
– В туалете очередь была! – соврала Софи и присоединилась к Неле.
***
Вот уже минут пятнадцать Макс наблюдал за танцующей Соней, сидя за барной стойкой, цедя Джек Дениэлс. И если б мог сожрать ее глазами, уже б сожрал. Как же она двигалась! Как отдавалась музыке! Макс тут же представил, как она так же будет крутить бёдрами, сидя на нем сверху голая… Будет. И очень скоро!
Зря он себе это представил. Под ремнём тут же обозначился бугор. Черт!
На Соне была узкая юбка до середины бёдер, из какой-то чешуйчатой ткани (как там это у них называется? в пайетках что ли?), переливающейся от ярко изумрудного до чёрного. Сверху на ней была простая белая, свободная рубашка. На ногах босоножки на невысоких каблуках, обхватывающие Сонину аккуратную, узкую стопу двумя тонкими ремешками. Вот вроде и одета скромнее всех танцующих девушек, а смотреть хотелось только на неё.
Рядом с ним за баром сидел большой, как медведь, мужик в рубашке в крупную клетку. Он так же, как и Моронский, смотрел на танцпол. Все внимание, на которое был способен клетчатый, было сконцентрировано на одной конкретной фигуре. На Сониной.
И Максу это не понравилось.
– Зачетная телка, бро! – сказал Макс, обращаясь к дебелому хипстеру с рыжей бородой-лопатой, который, казалось, уже пускал обильную слюну в свою растительность, глядя на танцующую девушку.
