Текст книги "Том II: "Слои власти" (СИ)"

Автор книги: Альварен Дорн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

– Может быть. А может, и наоборот. Дайте мужику палец – он всю руку откусит.

– Но результаты говорят сами за себя. Производительность выросла в полтора раза, качество улучшилось, прибыль увеличилась.

– Это хорошо. Но стабильность важнее прибыли.

Антон понял, что граф Шувалов сомневается в его методах. Нужны были более веские аргументы.

– Ваше сиятельство, – сказал он, – позвольте задать вопрос. Что важнее для войны – большое количество качественного оружия или сохранение привычных порядков?

– Конечно, оружие. Но...

– Никаких "но". Мои методы дают больше оружия лучшего качества. Это помогает армии побеждать. Разве это не главное?

Граф задумался. Антон видел, что его аргумент произвел впечатление.

– Хорошо, – сказал наконец Шувалов. – Я поговорю с нужными людьми. Но у меня есть условие.

– Какое?

– Никаких экспериментов без согласования со мной. И никакой огласки ваших методов. Пусть это остается между нами.

– Согласен, ваше сиятельство.

Вмешательство графа Шувалова возымело действие. Дело в Тайной канцелярии было закрыто "за недостаточностью улик". Антону разрешили продолжать работу, но под строгим контролем.

– Вам повезло, – сказал Ломоносов при встрече. – Могло быть гораздо хуже.

– Понимаю. Но теперь я связан по рукам и ногам.

– Зато живы и можете работать. А это главное.

– А что с Тагилом?

– Продолжайте, но тише. И обязательно докладывайте о всех изменениях.

Антон вернулся в Тагил в конце зимы 1758 года. За время его отсутствия завод продолжал работать по новой системе. Федор Сопин справлялся с обязанностями, но накопилось много вопросов.

– Антон Кузьмич, – доложил он, – производство идет хорошо. Но есть проблемы с соседними заводами.

– Какие проблемы?

– К нам переходят лучшие работники. Другие заводчики недовольны. Жалуются Демидову, требуют прекратить "баловство".

– А что отвечает Никита Акинфиевич?

– Пока поддерживает. Прибыль его устраивает. Но давление растет.

Антон понимал, что его эксперимент нарушает равновесие в отрасли. Если один завод дает лучшие условия, работники стремятся туда перейти. Это создает проблемы для других предприятий.

Нужно было либо распространить новую систему на все заводы, либо как-то ограничить переход рабочих. Первое было невозможно из-за сопротивления заводчиков. Второе противоречило принципам справедливости.

– Федор, – сказал он Сопину, – нужно искать компромисс. Может быть, стоит помочь другим заводам внедрить хотя бы часть наших методов?

– А они согласятся?

– Если покажем выгоду – согласятся. Никто не хочет работать в убыток.

Антон разработал упрощенную версию своей системы управления. Она включала только самые важные элементы: справедливую оплату, базовое обучение работников, минимальные стандарты условий труда.

– Это не так эффективно, как полная система, – объяснял он Демидову, – но и не так радикально. Заводчики смогут внедрить эти изменения без кардинальной перестройки.

– А результат будет?

– Будет, но меньший. Производительность вырастет процентов на двадцать, не на пятьдесят.

– Все равно хорошо. А главное – успокоит конкурентов.

Демидов поддержал идею. Он организовал совещание уральских заводчиков, где Антон представил свои предложения.

Реакция была смешанной. Одни заводчики заинтересовались возможностью повысить прибыль. Другие опасались, что любые уступки рабочим приведут к новым требованиям.

– Господин Глебов, – сказал один из заводчиков, – ваши идеи, может, и хороши. Но что будет, если рабочие захотят еще больше свободы?

– Тогда придется давать, если это повысит эффективность, – честно ответил Антон.

– А если они захотят вообще освободиться от крепостной зависимости?

– Это уже вопрос государственной политики, а не заводского управления.

– Вот именно! А вы своими экспериментами этот вопрос и поднимаете.

Антон понимал опасения заводчиков, но не видел другого пути. Развитие технологий неизбежно требовало изменения социальных отношений.

В конце концов, несколько заводчиков согласились попробовать упрощенную систему. Остальные предпочли остаться при старых порядках.

Внедрение началось весной 1758 года. Антон лично консультировал каждый завод, помогал адаптировать систему к местным условиям.

Результаты были неодинаковыми. На одних заводах изменения прошли гладко и дали хороший эффект. На других возникли конфликты и сопротивление.

– Главная проблема, – объяснял Антон Федору Сопину, – в том, что многие управляющие не понимают сути изменений. Они думают, что достаточно немного улучшить питание и поднять зарплату.

– А этого мало?

– Мало. Нужно изменить отношение к людям. Видеть в рабочем не просто рабочие руки, а человека с умом, чувствами, потребностями.

– Это сложно для многих управляющих.

– Поэтому и нужно их обучать. Создавать школы для управленцев, как мы создали школу для рудознатцев.

Идея школы для управляющих заинтересовала Демидова.

– Антон Кузьмич, – сказал он, – если вы сможете научить управляющих работать по-новому, это принесет огромную пользу.

– Готов попробовать, Никита Акинфиевич. Но нужна поддержка других заводчиков.

– Поговорю с ними. Думаю, согласятся – всем нужны хорошие управляющие.

Школа для управляющих открылась в Екатеринбурге осенью 1758 года. Курс обучения длился три месяца и включал изучение технологии производства, основ экономики, психологии управления людьми.

– Запомните главное, – говорил Антон первым слушателям, – управление людьми – это искусство, а не ремесло. Нельзя управлять всеми одинаково. Каждый человек требует индивидуального подхода.

– А как найти этот подход? – спрашивали слушатели.

– Наблюдать, слушать, анализировать. Понимать, что движет человеком, чего он хочет, чего боится.

– А если человек ленивый или вредный?

– Тогда нужно понять, почему он такой. Может быть, ему не хватает мотивации. Может быть, у него проблемы, которые мешают работать. А может быть, он просто не подходит для данной работы.

Обучение шло успешно. Управляющие осваивали новые методы работы с людьми, учились планировать производство, рассчитывать экономическую эффективность.

Но самым важным было изменение их мышления. Многие впервые задумались о том, что рабочие – тоже люди со своими потребностями и правами.

– Раньше я думал, – рассказывал один из управляющих, – что главное – заставить людей работать. А теперь понимаю, что лучше их заинтересовать.

– А как заинтересовать?

– По-разному. Кому-то деньги важны, кому-то признание, кому-то возможность учиться и расти.

– Правильно. И ваша задача – найти для каждого свой стимул.

Результаты не заставили себя ждать. Заводы, где работали выпускники школы, показывали лучшие результаты. Производительность росла, качество улучшалось, конфликтов становилось меньше.

Но были и проблемы. Некоторые старые управляющие сопротивлялись нововведениям, считая их "баловством" и "порчей народа".

– Антон Кузьмич, – жаловался один из заводчиков, – ваш выпускник на моем заводе такое творит! Рабочим премии платит, школу для детей открыл, еще и собрания устраивает.

– И каковы результаты?

– Результаты-то хорошие, не спорю. Но это неправильно! Дашь мужику палец – он всю руку откусит.

– А может быть, стоит дать ему и руку, если он будет лучше работать?

– Вы с ума сошли! Следующее поколение вообще на шею сядет.

Антон понимал эти опасения, но считал их преувеличенными. Его опыт показывал, что люди, получившие лучшие условия, работают более ответственно, а не наоборот.

В это время пришли новости с войны. Русская армия одержала победу при Цорндорфе, во многом благодаря превосходству в артиллерии. Новый порох и улучшенные пушки давали русским солдатам существенное преимущество.

– Видите, – говорил Антон своим критикам, – наши методы помогают побеждать врагов России. Разве это не важнее сословных предрассудков?

Аргумент был сильным. В условиях войны эффективность производства становилась вопросом национальной безопасности.

Постепенно новые методы управления распространялись по всему Уралу. К концу 1758 года больше половины крупных заводов применяли те или иные элементы системы Антона.

Общий результат был впечатляющим. Производство металла в регионе выросло на сорок процентов. Качество продукции улучшилось настолько, что русское железо стали закупать даже европейские страны.

– Невероятно, – говорил граф Шувалов, изучая отчеты. – Урал превратился в главный арсенал Европы.

– И это только начало, ваше сиятельство, – отвечал Антон. – При правильном развитии Россия может стать ведущей промышленной державой мира.

– А что для этого нужно?

– Образование, технологии, правильная организация труда. И, конечно, время.

– Времени у нас достаточно. А вот с остальным сложнее.

Но время работало против Антона. Его успехи привлекали все больше внимания, в том числе и нежелательного. В Петербурге росло беспокойство по поводу его влияния на рабочих и крестьян.

Особенно активно интриговал против него новый статский советник Иван Перфильевич Елагин, который заменил Неплюева на посту одного из влиятельных чиновников.

– Этот Глебов опасен, – говорил он в своем кругу. – Он разлагает основы государственного порядка, внушает простому народу мысли о равенстве и справедливости.

– Но ведь его методы дают хорошие результаты, – возражали ему.

– Сегодня дают, а завтра? Что будет, когда крестьяне и рабочие потребуют полного освобождения? Кто будет работать на помещиков?

– А может, и не нужны будут помещики? Может, лучше, чтобы люди работали сами на себя?

– Вот! Вот до чего доводят идеи этого самозванца! До революции и переворота!

Елагин начал собирать компромат на Антона. Он расспрашивал людей, которые работали с ним, изучал его методы, искал что-то, что можно было бы истолковать как государственную измену.

Информация об этом дошла до Антона через Протасова.

– Будьте очень осторожны, – предупреждал секретарь Ломоносова. – Елагин хуже Неплюева. Он умнее и безжалостнее.

– А что конкретно он ищет?

– Любые доказательства того, что вы настраиваете народ против властей. Достаточно будет нескольких свидетельских показаний.

– И что мне делать?

– Временно прекратить все эксперименты. Заниматься только технической стороной дела.

Но Антон не мог остановиться. Слишком многое было уже запущено, слишком многие люди зависели от его поддержки.

В начале 1759 года произошло событие, которое могло стать роковым. На одном из заводов в Пермском крае вспыхнул бунт. Рабочие потребовали введения системы управления, подобной тагильской.

Когда заводчик отказался, они захватили контору и объявили забастовку. Для подавления бунта пришлось вызывать войска.

– Видите, к чему приводят ваши эксперименты! – торжествовал Елагин. – Народ взбунтовался, требует невозможного!

– Народ требует справедливости, – возражал Антон. – И если бы заводчики проявили мудрость, никакого бунта не было бы.

– Мудрость? Вы называете мудростью потакание мужицким прихотям?

– Я называю мудростью понимание того, что довольные люди работают лучше недовольных.

– А я называю это подрывом государственного порядка!

Елагин добился того, чего хотел. Императрица Елизавета Петровна лично заинтересовалась делом Антона Глебова. Она потребовала подробного доклада о его деятельности.

– Что будем делать? – спросил граф Шувалов у Антона. – Императрица в гневе. Говорит, что не позволит подрывать основы империи.

– А что, если показать ей конкретные результаты? – предложил Антон. – Цифры, факты, свидетельства эффективности?

– Попробуем. Но не уверен, что поможет. Политические соображения сейчас важнее экономических.

Доклад готовили целую неделю. Антон собрал все данные о росте производства, улучшении качества, увеличении прибыли. Ломоносов помог с теоретическим обоснованием. Граф Шувалов добавил военные аспекты.

– Главное, – советовал Ломоносов, – не упоминать о социальных изменениях. Говорить только о технических и экономических достижениях.

– Но социальная сторона – основа всего!

– Может быть. Но сейчас о ней лучше не говорить.

Доклад императрице состоялся в марте 1759 года. Антон был допущен к аудиенции вместе с графом Шуваловым и Ломоносовым.

Елизавета Петровна выслушала доклад внимательно, но холодно. Ее больше интересовали не экономические показатели, а политические последствия.

– Господин Глебов, – сказала она наконец, – ваши достижения в области промышленности несомненны. Но меня беспокоит другое. Говорят, что вы внушаете простому народу опасные идеи.

– Ваше величество, я учу людей лучше работать. Разве это опасно?

– Смотря как учить. Если при этом они начинают считать себя равными дворянам, то это очень опасно.

– Я никогда не говорил о равенстве сословий, ваше величество. Я говорил только о том, что каждый человек имеет право на достойные условия труда.

– А кто определяет, что достойно, а что нет?

– Разум и справедливость, ваше величество.

– Разум и справедливость – понятия изменчивые. А государственный порядок должен быть незыблемым.

Антон понял, что императрица настроена против него. Аргументы об экономической эффективности ее не убеждали.

– Ваше величество, – сказал он, – позвольте задать вопрос. Что важнее для России – сильная промышленность или неизменные традиции?

– И то, и другое. Но если приходится выбирать, то традиции важнее.

– Даже если это ослабляет страну перед лицом врагов?

– Внутренние враги опаснее внешних. Бунт страшнее войны.

Антон понял, что проиграл. Императрица боялась социальных изменений больше, чем военного поражения.

– Что же вы решили, ваше величество? – спросил граф Шувалов.

– Решила ограничить деятельность господина Глебова. Пусть занимается только техническими вопросами. Никаких изменений в управлении людьми.

– А если производительность упадет?

– Найдем другие способы ее поддержать.

Приговор был мягче, чем мог бы быть, но все же болезненным. Антон получил запрет на любые эксперименты в области социальных отношений. Он мог заниматься только технологиями и организацией производства.

– Жаль, – сказал Ломоносов, провожая его после аудиенции. – Ваши идеи были правильными, но время для них еще не пришло.

– А когда придет?

– Через десятилетия, может быть, через столетия. Но придет обязательно.

– А что делать сейчас?

– Сохранять знания, передавать их людям, готовить почву для будущих изменений.

Антон вернулся на Урал с тяжелым сердцем. Ему предстояло свернуть многие начинания, разочаровать людей, которые поверили в возможность лучшей жизни.

– Что будем делать, Антон Кузьмич? – спросил Федор Сопин, выслушав новости из Петербурга.

– Будем работать в рамках ограничений. Технологии развивать, людей обучать, но без громких заявлений.

– А социальные эксперименты?

– Сворачиваем постепенно. Нельзя резко менять то, что уже налажено. Но и расширять больше не будем.

Это было болезненное решение. Многие рабочие не понимали, почему вдруг остановились улучшения. Некоторые заводчики, наоборот, радовались возможности вернуться к старым порядкам.

– Жаль, – говорил Михаил Груздев, встретившись с Антоном в Тагиле. – Только начали жить по-человечески, а тут опять...

– Не опять, Михаил Семенович. То, что уже есть, останется. Просто новых изменений не будет.

– А почему?

– Потому что верхи боятся, что народ слишком много захочет.

– А может, и правда много хотим?

– Не много. Просто не вовремя.

Антон понимал, что его эксперимент не прошел даром. Тысячи людей получили лучшие условия труда, повысили свою квалификацию, поверили в возможность справедливости. Эти изменения уже нельзя было полностью отменить.

Но главное было не в конкретных улучшениях, а в изменении сознания. Люди поняли, что они не просто рабочие руки, а личности со своими правами и достоинством. Это понимание передавалось из поколения в поколение, готовя почву для будущих перемен.

– Знаешь, Федор, – сказал Антон Сопину в одну из последних вечеров в Тагиле, – я не жалею о том, что делал. Даже если не все получилось.

– Почему?

– Потому что мы показали людям, что другая жизнь возможна. И рано или поздно они эту жизнь построят.

– А мы доживем до этого?

– Может быть, и нет. Но наши дети или внуки – точно доживут.

Весной 1760 года Антон окончательно перебрался в Петербург. Ему предстояло сосредоточиться на технических вопросах – развитии горного дела, совершенствовании металлургии, обучении специалистов.

Социальный эксперимент был завершен, но его результаты продолжали жить. На уральских заводах работали тысячи людей, обученных новым методам. Многие из них со временем стали мастерами и управляющими, передавая свой опыт следующим поколениям.

А в архивах Школы горных наук хранились подробные записи всех экспериментов, все планы и проекты. Эти документы ждали своего времени, когда общество будет готово к переменам.

Антон Глебов продолжал свою работу, но теперь более осторожно. Он понял, что изменения должны происходить постепенно, без резких потрясений. Слишком быстрые реформы пугают людей и вызывают сопротивление.

Но семена были посеяны. И когда-нибудь они обязательно дадут всходы.

В своем дневнике, который он вел тайно, Антон записал:

"Сегодня завершился важный этап моей работы. Я пытался показать людям XVIII века, что справедливость и эффективность могут идти рука об руку. Не все получилось, многое пришлось свернуть. Но главное достигнуто – люди поверили в возможность лучшей жизни.

Возможно, мои потомки посчитают меня наивным мечтателем. Возможно, скажут, что я пытался изменить мир слишком быстро. Но я верю, что каждое поколение должно делать то, что может, для улучшения жизни людей.

Цепи и канаты, которые связывают людей, можно разорвать только постепенно, звено за звеном. Я разорвал несколько звеньев. Пусть другие продолжат эту работу."

Так закончился социальный эксперимент Антона Глебова на уральских заводах. Но его влияние на историю России только начиналось.

Глава 6: «Грифель и перо»

Лето 1760 года в Петербурге выдалось на редкость душным. Белые ночи, которые обычно восхищали Антона Глебова, теперь казались ему бесконечными и тяжелыми. Он сидел в своем кабинете в Школе горных наук, окруженный стопками бумаг, и размышлял о том, как кардинально изменилась его жизнь за последние месяцы.

После запрета на социальные эксперименты Антон был вынужден сосредоточиться исключительно на технических аспектах своей деятельности. Но даже в этих рамках он находил способы помочь людям. Если нельзя было открыто улучшать условия труда, можно было делать это через повышение безопасности производства, через обучение новым навыкам, через создание более эффективных технологий.

За окном слышались звуки строительства – в городе возводили новые дворцы, прокладывали каналы, мостили дороги. Российская империя росла и богатела, во многом благодаря доходам от промышленности, которую помогал развивать Антон. Но плоды этого богатства доставались далеко не всем.

В дверь постучали, и вошел Федор Сопин. Молодой человек приехал в Петербург по делам школы и остановился у Антона.

– Антон Кузьмич, – сказал он, присаживаясь в кресло напротив стола, – получил письма с Урала. Новости тревожные.

– Что случилось?

– Несколько наших выпускников арестованы. Обвиняют в "распространении вредных идей среди рабочих".

Антон почувствовал, как сжалось сердце. Он давно ждал, что преследования коснутся не только его, но и его учеников.

– Кого именно арестовали?

– Ивана Рогожина, того самого крестьянского сына из Тверской губернии. И еще двоих – Петра Волконского и Алексея Мещерского.

– За что конкретно?

– Говорят, что они организовывали "тайные собрания" рабочих, обучали их "неподобающим вещам". А один из доносчиков утверждает, что они читали какие-то "подрывные сочинения".

Антон задумался. Он знал всех троих лично – это были способные, честные люди, которые действительно заботились о благе рабочих. Но в нынешних условиях любое стремление улучшить жизнь простых людей могло быть истолковано как государственная измена.

– А что это за "подрывные сочинения"?

– Вот в том-то и дело, – Федор достал из сумки несколько листов бумаги, – это записи ваших лекций. Те самые, которые вы читали в школе о справедливом управлении производством.

Антон взял листы и пробежал глазами знакомые строки. Это действительно были конспекты его лекций, где он говорил о необходимости уважать достоинство рабочих, обеспечивать им достойные условия труда, учитывать их мнение при организации производства.

– И это считается подрывной деятельностью?

– В нынешние времена – да. Любые разговоры о правах простых людей рассматриваются как покушение на государственный строй.

– А кто донес?

– Один из управляющих, которого недавно уволили за некомпетентность. Решил отомстить таким способом.

Антон понял, что ситуация серьезная. Если власти признают его лекции "подрывными", то под удар попадут все выпускники школы, а возможно, и сама школа.

– Нужно что-то делать, – сказал он. – Этих людей надо спасать.

– А как? У нас нет влиятельных покровителей, которые могли бы вмешаться.

– Есть. Граф Шувалов, Ломоносов. Но сначала нужно подготовить почву.

Антон начал разрабатывать план действий. Прямое обращение к властям было бесполезно – в нынешней обстановке это только ухудшило бы положение арестованных. Нужно было действовать тонко и осторожно.

Первым шагом стало написание подробного отчета о деятельности арестованных. Антон собрал все данные об их профессиональных достижениях, о найденных ими месторождениях, о внедренных технологиях. Цифры были впечатляющими – трое арестованных за два года работы принесли государству доходы на сумму более полумиллиона рублей.

– Видите, – говорил он Федору, показывая расчеты, – если смотреть на них как на государственных преступников, то получается, что преступники приносят казне огромную пользу. Абсурд.

– А если смотреть как на патриотов, которые служат Отечеству?

– Тогда их арест – ошибка, которую нужно исправить.

Вторым шагом стало обращение к общественному мнению. Антон не мог открыто выступать в защиту арестованных, но мог делать это косвенно.

Он написал статью для "Санкт-Петербургских ведомостей" о важности горного дела для обороны страны. В статье он, не называя имен, рассказывал о достижениях молодых специалистов, о их вкладе в развитие промышленности.

– "Отечество наше богато полезными ископаемыми, – писал он, – но богатства эти не сами собой добываются. Нужны люди знающие, преданные делу, готовые трудиться на благо государства. Таких людей у нас немного, и каждый из них на вес золота."

Статью напечатали, и она вызвала интерес у читающей публики. Многие поняли, о ком идет речь, и стали задаваться вопросом: почему арестовали людей, которые приносят такую пользу стране?

Третьим шагом стала работа с влиятельными людьми. Антон обратился к Ломоносову, который имел связи в Академии наук и при дворе.

– Михаил Васильевич, – сказал он, – нужна ваша помощь. Арестованы лучшие наши выпускники, и не за какие-то преступления, а за то, что они честно служили Отечеству.

– Что конкретно вы хотите?

– Чтобы Академия наук дала официальную оценку их деятельности. Подтвердила, что они занимались наукой, а не политикой.

Ломоносов согласился. Через неделю Академия наук выпустила официальное заключение, в котором деятельность арестованных характеризовалась как "полезная для развития естественных наук и промышленности империи".

Но этого было недостаточно. Нужна была поддержка военного ведомства, которое в условиях продолжающейся войны имело особое влияние.

Антон обратился к капитану Суворову, который к тому времени уже дослужился до подполковника и командовал полком.

– Александр Васильевич, – сказал он, – помните наши совместные работы над порохом? Так вот, трое людей, которые помогали внедрять новые технологии на заводах, арестованы по ложному обвинению.

– В чем их обвиняют?

– В том, что они якобы подрывают государственный строй. А на самом деле они просто учили рабочих лучше делать свое дело.

Суворов, который всегда ценил практические результаты выше формальностей, заинтересовался.

– А металл они добывали хороший?

– Отличный. Из руды, которую нашел Рогожин, делают сталь для ваших сабель.

– Тогда это глупость какая-то. Зачем арестовывать людей, которые помогают армии?

– Затем, что кому-то не нравится, что простые люди начинают думать и требовать справедливости.

Суворов написал рапорт военному министру, в котором указывал на важность арестованных специалистов для обороны страны. Рапорт был краток и конкретен: "Прошу освободить горных инженеров Рогожина, Волконского и Мещерского, поскольку их деятельность необходима для обеспечения армии качественным металлом".

Одновременно Антон вел более рискованную игру. Он решил использовать силу общественного мнения, но не открыто, а через систему анонимных писем.

Каждую ночь он садился за стол и писал письма различным влиятельным людям – сенаторам, генералам, придворным, купцам. В письмах он рассказывал о деятельности арестованных, приводил факты и цифры, задавал неудобные вопросы.

– "Ваше превосходительство, – писал он одному из сенаторов, – доводится ли до вашего сведения, что в темницах содержатся люди, единственная вина которых состоит в том, что они слишком хорошо служили Отечеству? Иван Рогожин за два года работы нашел железной руды на сумму двести тысяч рублей. Петр Волконский открыл месторождение меди, которое обеспечивает работой тысячу человек. Алексей Мещерский создал новую технологию выплавки стали, превосходящей европейскую. И вот за эти заслуги их арестовали..."

Письма он подписывал по-разному: "Верный слуга Отечества", "Радеющий о государственной пользе", "Заботящийся о справедливости". Главное было в том, чтобы информация дошла до как можно большего числа людей.

Постепенно общественное мнение начало меняться. Все больше людей задавались вопросом: правильно ли арестовывать специалистов, которые приносят пользу государству?

Но Антон понимал, что одной общественной поддержки недостаточно. Нужно было найти конкретную юридическую зацепку, которая позволила бы освободить арестованных.

Он обратился к своему старому знакомому, коллежскому асессору Ивану Ивановичу Неплюеву – не тому Неплюеву, который интриговал против него, а его племяннику, молодому чиновнику, который работал в юстиц-коллегии.

– Иван Иванович, – сказал он, – мне нужна ваша помощь в юридическом вопросе.

– Слушаю, Антон Кузьмич.

– Можно ли оспорить арест, если обвинения основаны на ложных показаниях?

– Теоретически можно. Но нужны доказательства того, что показания ложные.

– А если свидетель заинтересован в том, чтобы оговорить обвиняемых?

– Это может быть основанием для пересмотра дела. Но опять же, нужны доказательства заинтересованности.

Антон начал собирать информацию о доносчике – том самом управляющем, который оговорил его учеников. Выяснилось много интересного.

Управляющий по фамилии Скуратов был уволен с завода за хищения и жестокое обращение с рабочими. Увольнение произошло по рекомендации как раз тех людей, которых он теперь обвинял. Кроме того, у него были долги перед несколькими кредиторами, и он нуждался в деньгах.

– Вот и мотив, – сказал Неплюев, изучив собранные материалы. – Месть и корысть. Это может серьезно подорвать доверие к его показаниям.

– А как это использовать?

– Нужно подать прошение о пересмотре дела. Указать на заинтересованность свидетеля, приложить доказательства его недобросовестности.

– А кто может подать такое прошение?

– Родственники арестованных или их официальные представители.

Антон связался с семьями арестованных. Родители Рогожина, простые крестьяне из Тверской губернии, были готовы на все, чтобы спасти сына. Родственники Волконского, потомственные дворяне, тоже не желали видеть свою фамилию опороченной.

Прошение о пересмотре дела готовили тщательно. Неплюев помог составить его в соответствии со всеми юридическими требованиями. К прошению приложили документы о заслугах арестованных, о недобросовестности доносчика, о пользе, которую они приносили государству.

– Это хорошо составленный документ, – сказал Неплюев, перечитывая прошение. – Но нужно понимать, что формальная правота не всегда побеждает политические соображения.

– Что вы имеете в виду?

– Власти могут не захотеть признавать ошибку. Это подорвет их авторитет.

– А что тогда делать?

– Нужно дать им возможность "сохранить лицо". Найти формулировку, которая позволит освободить арестованных, не признавая ошибочность самого ареста.

Антон понял, что нужна дипломатия. Он обратился за советом к графу Шувалову.

– Петр Иванович, – сказал он, – прошу вашей помощи в деликатном деле.

Граф выслушал рассказ Антона и задумался.

– Дело действительно деликатное, – сказал он наконец. – С одной стороны, эти люди нужны государству. С другой стороны, нельзя создавать прецедент, когда арестованных освобождают под давлением общественности.

– А какой выход вы видите?

– Нужно представить дело так, что арест был необходимой мерой для проверки, а проверка показала невиновность арестованных.

– Это возможно?

– Все возможно, если правильно подать. Я поговорю с нужными людьми.

Граф Шувалов сдержал слово. Через две недели после подачи прошения в Тайной канцелярии было объявлено о завершении "проверки деятельности" Рогожина, Волконского и Мещерского. Проверка показала, что обвинения против них необоснованны, а их деятельность направлена исключительно на пользу государства.

– "В ходе тщательного расследования, – говорилось в официальном сообщении, – установлено, что господа Рогожин, Волконский и Мещерский занимались исключительно научной и производственной деятельностью, направленной на развитие горнозаводского дела в империи. Показания против них основаны на ложных сведениях, распространенных заинтересованными лицами. В связи с этим названные лица освобождаются из-под стражи с полным восстановлением в правах."

Антон был счастлив. Его план сработал. Но он понимал, что победа досталась дорогой ценой. Теперь власти будут еще внимательнее следить за его деятельностью и деятельностью его учеников.

В день освобождения арестованных Антон встретился с ними в своем кабинете. Все трое выглядели измученными месяцами заключения, но не сломленными.

– Антон Кузьмич, – сказал Рогожин, – спасибо вам за то, что не бросили нас.

– Я не мог иначе. Вы пострадали за то, что честно выполняли свой долг.

– А что теперь будет? – спросил Волконский. – Можем ли мы продолжать работу?

– Можете и должны. Но нужно быть очень осторожными. Никаких разговоров о социальных вопросах, никаких собраний рабочих, никаких экспериментов с управлением.

– Только техника?

– Только техника. По крайней мере, пока.

– А надолго ли это "пока"?

– Не знаю. Может быть, на годы, может быть, на десятилетия. Но главное – сохранить знания и людей, которые их носят.