Текст книги "Благословенная земля (сборник)"

Автор книги: Аллен Стил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Куда мудрец боится и ступить…
_{Повесть}

© Allen Steele. …Where Angels Fear to Tread. 1997.

«Hugo Award», 1998 – «Лучшая повесть» («Best Novella»).

«Locus Award», 1998 – «Лучшая повесть» («Best Novella»).

Путешествие во времени становится доступно нашим далеким потомкам, и несмотря на возможность коллапсов, путешественники отправляются в наше общее прошлое. Однако происходит непредвиденное, и не внести изменений в ход истории – не удается. Существенность этих изменений еще только предстоит определить…

_{15 января 1998 года
Четверг, 23:15}

Когда улеглась шумиха, связанная с происшествием на озере Сентерхилл; когда были подшиты и сданы в архив отчеты компетентных служб и специально созданные подкомитеты провели свои закрытые слушания; когда наконец высокие персоны, допущенные к государственным секретам, убедились, что проблема, хоть и не решена до конца, но, по крайней мере, перестала быть животрепещущей и острой – только тогда, оглядываясь на то, как разворачивались события, Зак Мерфи начал постигать, что на самом деле все началось днем раньше, в пивном баре «Снегирь» на Пенсильвания-авеню.

«Снегирь» был одной из самых почтенных забегаловок, расположенных на Капитолийском холме. Он находился примерно в трех кварталах от здания Конгресса и совсем близко от одного из самых сложных в криминальном отношении районов Вашингтона. Днем здесь любили обедать сотрудники Конгресса и журналисты, приходившие сюда на перерыв, когда в коридорах власти происходила какая-нибудь сенсация; в вечерние же часы «Снегирь» наполнялся федеральными служащими из доброй дюжины министерств и ведомств. Взмыленные, во влажных от пота рубашках, с животами, распухшими от высококалорийной, но малосъедобной пищи, которую можно извлечь из любого торгового автомата, они являлись сюда после напряженного двенадцатичасового рабочего дня, чтобы пропустить с друзьями по паре кружек пива, а потом нетвердой рысью мчались к ближайшей станции метро Капитол-Саут и садились на поезда, идущие в вашингтонский пригород – в Мэриленд или Виргинию.

Так повелось, что вечер четверга был «пивным днем» сотрудников Управления паранормальных исследований. Мерфи бывал на этих дружеских вечеринках нечасто, предпочитая проводить время с женой и сыном в своем доме в Арлингтоне, однако в последнее время дома ему было тяжко. Донна никак не могла прийти в себя после смерти матери, скончавшейся перед Рождеством, а Стива, похоже, гораздо больше интересовали магические карты, чем родной отец. Вот почему, когда Гарри Камиски, заглянув в его комнату в начале девятого, спросил, не хочет ли он выпить с ребятами пивка, Мерфи неожиданно решил пойти. В конце концов, подумал Мерфи, он уже давно не устраивал себе выходной, и не будет ничего страшного, если сегодня он явится домой на часок позже. Пусть даже при этом от него будет пахнуть «Будвайзером» – Донна все равно молча свернется калачиком на своей половине кровати, а Стиву на все наплевать, если только отец не откажется от своего обещания взять сына в субботу в магазин комиксов.

Выключив компьютер, Мерфи запер свой кабинет и присоединился к Гарри и Кенту Моррису, которые уже ждали его в вестибюле. На улице было слякотно и сыро, и пешая прогулка до «Снегиря», находившегося всего в пяти кварталах, не доставила Мерфи удовольствия.

В «Снегирь» они пришли самыми последними – завсегдатаи давно сидели на месте. В задней комнате пивной уже были составлены вместе несколько столов, и официантка сбилась с ног, обнося собравшихся кувшинами с пивом и тарелками с подсоленным поп-корном. Появление Мерфи вызвало у собравшихся умеренное любопытство – все-таки он в «Снегире» редкий гость. Как бы там ни было, для него сразу освободили место, и Мерфи сел. В Управлении он пользовался репутацией «сухаря» и знал это, поэтому он начал с того, что распустил галстук и велел смотревшему на него во все глаза молодому специалисту, недавнему выпускнику Йельского университета, перестать обращаться к нему «сэр» и звать его попросту Зак. Потом Мерфи налил себе первую из двух кружек, которые он себе обещал. Выпить пару пива, немного поболтать с коллегами, и домой – такова была программа, которой он намеревался строго придерживаться.

На деле же, разумеется, все вышло не так, как он планировал. Вечер оказался слишком холодным и сырым, а в «Снегире» было так тепло и сухо! Горящий газ уютно шипел под фарфоровыми поленьями в камине, и отсвет огня дрожал в стеклах множества спортивных фотографий в рамках, развешанных по обшитым деревом стенам. Приятная застольная беседа легко перескакивала с финала «Суперкубка», который должен был состояться на будущей неделе, на текущий кинорепертуар, а то вдруг разговор касался самых последних капитолийских сплетен и слухов. Официантка Синди, обслуживавшая их стол, хоть и носила кольцо, которое свидетельствовало о том, что она с кем-то помолвлена, вовсю наслаждалась знаками внимания, которые сотрудники УПИ наперебой ей оказывали, и это делало атмосферу за столом еще более непринужденной.

Между тем гулянка шла полным ходом, и пиво лилось рекой. После второго похода в туалет Мерфи заскочил в телефонную будку и позвонил домой – предупредить Донну, чтобы она не ждала его. Нет, он вовсе не пьян, просто очень устал – только и всего. Нет, он не будет садиться за руль – машину он оставил в гараже, а сам возьмет такси. Да, дорогая. Нет, дорогая. И я тоже тебя люблю. Спокойной ночи и приятных сновидений. После этого содержательного разговора Мерфи снова вернулся к столу, где Орсон как раз потчевал Синди бородатым анекдотом про техасского сенатора, проститутку и кастрированного бычка.

Мерфи даже не заметил, как пролетело время, и спохватился только тогда, когда было уже достаточно поздно и комната наполовину опустела. Один за другим сотрудники УПИ допивали «посошок», выбирались из-за стола и, надев свои куртки и теплые плащи, нетвердым шагом выходили в ненастную мглу. В конце концов, из полутора десятков человек за столом осталось только трое – Кент, Гарри и сам Мерфи, уже подошедшие к той опасной грани, за которой приятная эйфория переходит в тяжелый пьяный угар.

Синди тоже заметно поскучнела; от ее веселости и оживления не осталось и следа, и теперь ее лицо не выражало ничего, кроме раздражения. Собрав со стола пустые кружки, она принесла им еще кувшин пива, строго предупредив, что больше они не получат. Не нужно ли вызвать такси, спросила она, и Мерфи с грехом пополам удалось объяснить Синди, что, да, мэм, такси – это было бы неплохо, даже очень здорово, спасибо большое… Потом он вернулся к прерванному разговору, который, по случайному стечению обстоятельств, коснулся путешествий во времени.

Впрочем, ничего странного в этом не было. Несмотря на то, что о возможности путешествий во времени говорилось, главным образом, в самых путаных трудах по теоретической физике, сотрудники Управления паранормальных исследований живо интересовались этим вопросом. В этом заключалась их работа. Таким образом, не было ничего необычного в том, что Мерфи обсуждал со своими коллегами именно путешествия во времени – поздний час и огромное количество выпитого пива располагали к разговору именно на эту волнующую тему.

– Представьте себе… – Гарри громко рыгнул в кулак. – Пршу прщения… Так вот, представьте себе на минуточку, что путешествие во времени возможно. Значит, человек может вернуться в прошлое…

– Эт-то нельзя, – вставил Кент.

– Я знаю! – Гарри погрозил ему пальцем. – Я знаю, что это невозможно. Но давайте просто вообразим…

– Говорю тебе, это неосуществимо. Нереально, невозможно… Понимаешь? Я ведь тоже читал все эти книги, и я тебе точно говорю – путешествие во времени невозможно! Ни один человек не может… Ни одна страна еще не владеет соответствующей технологией.

– Да я не о том толкую, черт! Не о сегодняшнем дне. Я говорю о будущем. Когда-нибудь, скажем, через тысячу лет, кто-нибудь сможет… Вот о чем я тебе талдычу!

– A-а… Ты имеешь в виду наших отдаленных потомков, которые могут явиться с визитом в собственное прошлое? Ты это имеешь в виду? – В детстве Мерфи увлекался научной фантастикой, в которой часто говорилось о путешествиях во времени. На чердаке в его доме до сих пор хранилось несколько зачитанных до дыр книг Финнея и Андерсона, в чем он ни за что бы не признался приятелям. Научная фантастика – за исключением телесериала «Секретные материалы» – была в Управлении не в почете.

– Вот-вот! – Гарри яростно закивал. – Вот о чем я говорю. О том, что кто-то может прилететь к нам из будущего.

– Все равно это невозможно, – возразил Кент. – Даже за сто миллионов лет!

– Может, и невозможно, – вставил Мерфи. – Но давай просто представим себе это на минутку. Сделаем такое допущение хотя бы для поддержания разговора. О’кей, Гарри, допустим, кто-то из будущего…

– Не кто-то. – Гарри потянулся к полупустому кувшину и плеснул пива в свою кружку. – Много, много людей прилетят к нам… из будущего.

– Ладно, допустим. – Кент смерил взглядом уровень пива в кувшине и, как только Гарри поставил его на стол, долил пива себе, оставив на дне сосуда с полдюйма янтарной жидкости. – Раз святой Петр велит верить, давайте верить… Ну и где они тогда?

– Во-от! В этом-то все и дело. Об этом нам и твердят некоторые шизики… фижики…

– Физики, – подсказал Мерфи. – Такие, как я. Я есть то, что я есть и ничего с этим не поделаешь…

Гарри не обратил на него никакого внимания и продолжал развивать свою мысль.

– Так вот, если кто-то в будущем наушисся летать в прошлое, то есть к нам, в наш-время… – Он с силой ткнул пальцем в стол. – Тогда где же они?! Где эти хронопуп… хронопу-те-шест-вен-ники? Об этом как раз и говорил этот англичанин, как бишь его?.. Ну, тот, в инвалидной коляске…

– Хокинг.

– Во-во, Хокинг!.. Так он как раз и говорил: если пушешествие во времени возмжно, то где же тогда сами пушественники?

– Но разве не то же самое говорилось о пришельцах? – Кент слегка приподнял бровь и на мгновение перестал быть похожим на пьяного. – Этот итальянец, как его… Ферми, что ли?.. Однажды он сказал ту же самую штуку о пришельцах. И чем мы сейчас заняты? Мы ищем пришельцев!..

Тут Мерфи захотелось сказать, что из всех случаев наблюдения НЛО и похищения ими людей, которые ему пришлось расследовать за десять лет работы в УПИ, он еще ни разу не сталкивался со случаем, который можно было бы считать абсолютно доказанным. Он выслушивал показания десятков людей, которые утверждали, будто они побывали на борту внеземного космического корабля, и собрал столько размытых, любительских фотографий дисковидных объектов, что ими был битком набит его самый большой картотечный шкаф, однако за десять лет на государственной службе ему еще ни разу не довелось ни встретиться лицом к лицу с настоящим пришельцем, ни обнаружить ни одного чужепланетного корабля. Впрочем, Мерфи не стал распространяться на эту тему. Как ни пьян он был, он понимал, что сейчас не время и не место оспаривать целесообразность существования Управления или ставить под вопрос стратегию и методы его работы. Кроме того, Мерфи не считал Гарри и Кента настолько близкими друзьями, чтобы делиться с ними своими сомнениями.

– Это не одно и то же, дружище! Далеко не одно и то же! – Несмотря на то, что у него в кружке еще оставалось пиво, Гарри снова потянулся к кувшину, но Кент успел схватить его первым. – Если путешественники во времени существуют, то они смыва… скрываются. Никто не должен знать, что они здесь побывали! Это делается ради нашего же собственного блага, понятно?

Кент засмеялся сухим лающим смехом и вылил остатки пива в свою кружку.

– Конечно, понятно! Может быть, даже сейчас вокруг нас полным-полно людей из будущего.

– Ч-черт, ты прав, дружище! – Гарри резко повернулся к каким-то личностям, которые сидели за соседним столом. – Эй, вы, кто из вас прилетел сюда из будущего?

Незнакомцы неприязненно покосились на Гарри, но промолчали. Синди, которая вытирала столы и ставила на них перевернутые стулья, смерила компанию недовольным взглядом. Время шло к закрытию, и ей совсем не нравилось, что трое пьянчужек пытаются задирать ее последних клиентов.

– Ты что, собираешься устроить бучу? – пробормотал Кент. – Господи, да я же вовсе не хотел раздуть это!..

– Но ведь это действительно важно, дружище! Это наша работа, в конце концов. Может, поставим вопрос, чтобы это заведение лишили лицензии за то, что они тут принимают путешественников во времени без этой… черт!.. без «грин-карты»?

С этими словами Гарри выхватил из кармана свой значок в кожаном футляре, на крышке которого была вытиснена эмблема Управления, и с грохотом отодвинул стул. Мерфи понял, что пора вмешаться. Схватив Гарри за запястье, он с силой потянул его на себя, не давая ему встать.

– Эй, успокойся, слышишь?

Гарри попытался выдернуть руку, но Мерфи не отпускал. Краешком глаза он видел, как Синди подала бармену какой-то знак, и понял: еще немного, и их попросту вышвырнут отсюда.

– Успокойся же! – прошипел он. – И не вздумай показать значок, иначе мы все окажемся в каталажке.

Гарри свирепо взглянул на него, и на мгновение Мерфи показалось, что сейчас он его ударит, но все обошлось. Гарри пьяно ухмыльнулся и тяжело упал обратно на стул. Футляр со значком вырвался из его пальцев и покатился по столешнице.

– Черт возьми, парень, я ведь только пошутил, вот и все… Я хотел только заострить внимание…

– Я понимаю. – Мерфи слегка успокоился и отпустил его руку. – Понимаю. Ты просто хохмишь – вот и все.

– В-вот!.. Ты знаешь, и я знаю: этих вещей просто не бвает – и всс! Ну как их?.. Забыл, как называется…

– Да-да, я знаю. Мы отлично тебя поняли.

На этом все и кончилось. Кент уехал первым, Мерфи задержался, чтобы посадить Гарри в такси и проследить, чтобы тот не выкинул еще какой-нибудь фортель. Только после этого он кое-как натянул куртку и пошел к выходу, ненадолго задержавшись возле бара, чтобы украдкой сунуть пятерку в плексигласовый контейнер для чаевых, на котором было написано «Синди».

На улице не было ни души, ночь была морозной и тихой. Бледносерые клубы дыма из выхлопной трубы ожидавшего его такси плыли над бордюрным камнем, словно усталые призраки. Мерфи забрался в машину и назвал водителю свой арлингтонский адрес; потом он откинулся на заклеенное изолентой сиденье и стал смотреть в заиндевевшее стекло, за которым проплывал освещенный прожекторами купол Капитолия.

Путешествие во времени… Господи, что за дурацкая идея!..

_{6 мая 1937 года
Четверг, 19:04}

С серого, как слюда, неба спускался Левиафан. Сначала он напоминал просто серебристый овал, но после разворота на северо-восток он начал постепенно расти, на глазах увеличиваясь в размерах и приобретая сходство с огромным тыквенным семечком. Как только гудение его четырех дизелей достигло слуха толпы, собравшейся на травянистом аэродроме в Нью-Джерси, к стальной причальной мачте, высившейся в самой середине посадочной площадки, сразу двинулись два отряда военных моряков в белых шапочках. Остальные встречающие, задрав головы, смотрели на колосса, медленно плывшего на высоте шестисот футов над землей.

Легкая тень скользнула по поднятым кверху лицам, когда цеппелин совершил резкий поворот на запад. Теперь зрителям были хорошо видны огромные свастики на его стабилизаторах, олимпийские кольца над иллюминаторами пассажирских кают и само название гигантского воздушного корабля, начертанное высокими готическими буквами над контрольной гондолой от носа к корме.

Пассажиры воздушного корабля собрались в бортовых проходах палубы «А», с любопытством следя сквозь наклонные иллюминаторы за тем, как «Гинденбург» приближается к конечному пункту своего путешествия – военно-воздушной базе ВМФ США в Лейкхэрсте. Из-за сильных встречных ветров над Атлантикой и грозового фронта, двигавшегося из глубины континента к морю, цеппелин опаздывал с прибытием на тринадцать часов, но никого из пассажиров это не огорчало, ибо последние несколько часов полета оказались богаты самыми разными событиями. Они наблюдали проплывающий внизу шпиль «Эмпайр-Стейт-Билдинг»; помешали нормальному течению бейсбольного матча «Доджерсов», остановившегося, когда воздушный лайнер появился над стадионом Эббетс-Филд; увидели, как сердитые волны с белыми барашками бьются о джерсийский берег. Стюарды уже вынесли их багаж на площадку находившейся позади кают лестницы и сложили в кучу у подножия бронзового бюста генерал-фельдмаршала фон Гинденбурга.

Путешествие на «Гинденбурге» было поистине незабываемым. Три дня пассажиры провели на борту самого известного и самого большого летающего отеля в мире, где утра начинались изысканным завтраком в столовой, а вечера заканчивались бренди и сигарами в курительной комнате. Но теперь полет подходил к концу, и всем пассажирам не терпелось снова ощутить под ногами твердую землю. Для американцев это было возвращение домой, и они уже предвкушали, как через считанные минуты они воссоединятся со своими семьями и обнимутся с друзьями, ожидающими их на аэродроме. Для членов экипажа это был седьмой по счету – и первый в этом году – трансатлантический рейс. Для супружеской пары немецких евреев конец полета означал спасение от ужасов нацистского режима, захватившего власть в их родной стране. Для троих офицеров разведки Люфтваффе, притворявшихся обычными туристами, высадка на американскую землю знаменовала собой вынужденный контакт с непоседливой и шумной нацией деградирующих «недочеловеков».

И только для двух пассажиров, внесенных в список под именами Джона и Эммы Пенне, посадка в Лейкхэрсте означала начало обратного отсчета.

Оторвав руку от ограждения прогулочной палубы, Фрэнк Лу несильно постучал пальцами по тонкой металлической оправе очков, делая вид, будто поправляет их. На внутренней поверхности правой линзы тут же появились цифры: 19:33:31/-13:41.

– Тринадцать минут, – пробормотал он.

Леа Ошнер ничего не ответила, но ее пальцы чуть сильнее стиснули перила. Пассажиры вокруг них оживленно переговаривались и смеялись, показывая друг другу на удивленных коров на пастбище далеко внизу. Полупрозрачная тень воздушного корабля стала теперь больше, плотнее и приобрела более четкие очертания.

Согласно историческим хроникам, прежде чем снова повернуть на восток и взять курс на причальную мачту, «Гинденбург» должен был опуститься до высоты сто двадцать метров. Пассажирские палубы были, конечно, снабжены звукоизоляцией, так что никто из пассажиров не мог слышать гула дизельных двигателей, но уже сейчас капитан Прусс должен был переключить двигатели на холостой ход. В следующую минуту винты дирижабля должны были Начать вращаться в обратном направлении, тормозя «Гинденбург» перед причаливанием.

– Расслабься, – прошептал Фрэнк. – Еще не время.

Леа выдавила из себя улыбку, но ее пальцы легли на тыльную сторону ладони Фрэнка и несильно пожали. Остальные пассажиры вокруг них пребывали в приподнятом настроении, поэтому и они тоже должны были выглядеть радостными и беззаботными, ибо они все еще оставались Джоном и Эммой Пенне из Мангазета, Лонг-Айленд. Джон работал билетным агентом Германских Линий Ллойда «Гамбург – Америка» – компании, представлявшей в США интересы германского флота пассажирских дирижаблей. Эмма Пенне, родом из Иллинойса, была на пятнадцать лет моложе своего супруга, но занималась тем же, пропагандируя воздушные путешествия и продавая билеты на дирижабли на территории от Нью-Йорка до Филадельфии. Сейчас они возвращались из деловой поездки в Германию.

Внешне оба производили впечатление уравновешенных и спокойных людей позднесреднего возраста, для которых трансатлантические перелеты были не в новинку. Уж конечно, они не стали бы нервничать из-за того, что оказались на борту «Гинденбурга», хотя через тринадцать… нет, уже через двенадцать минут им суждено было погибнуть.

На самом деле, ни Джон, ни Эмма Пенне не погибли бы в приближающейся катастрофе. В данную конкретную минуту они оба были вполне живы и здоровы и прекрасно себя чувствовали, находясь в двадцать четвертом столетии, вдалеке от какой бы то ни было опасности. Эвакогруппа Хронокосмического исследовательского центра тихо и незаметно похитила супругов из их номера в отеле «Франкфуртер Хоф» ранним утром третьего мая 1937 года и переправила на конспиративную квартиру в предместье Франкфурта. К настоящему времени «Миранда» уже должна была доставить Джона и Эмму в 2314 год от рождества Христова, и Фрэнк искренне надеялся, что настоящий Джон Пенне не будет очень возражать против похищения, когда ему все как следует объяснят. Фрэнк весьма сомневался, что кто-то на месте Джона и Эммы стал бы сильно расстраиваться, учитывая, что альтернативой была неминуемая смерть в огненном аду.

Теперь Фрэнк сам стал пятидесятилетним американским бизнесменом; Лея выглядела на сорок, хотя на самом деле ей было двадцать девять. Искусственная нанокожа и имплантированные вокализаторы столь убедительно изменили их облик, что не далее как позавчера они успешно отужинали с капитаном Эрнстом Леманом – старым знакомым Пеннсов. Капитан Леман, инспектировавший капитана Прусса во время его первого трансатлантического перелета, не заметил подмены, однако все остальное время Леа и Фрэнк благоразумно держались своей каюты и почти не общались со своими спутниками; чем меньше они сталкивались с экипажем и пассажирами, тем меньше была опасность непреднамеренно изменить ход истории.

И все же совершенно исключить контакты с окружающими было, разумеется, невозможно. Один такой случай произошел вчера, когда вместе с другими пассажирами супруги Пенне отправились на экскурсию по кораблю.

Экскурсия эта была необходима. Джон и Эмма осматривали дирижабль – следовательно, Фрэнк и Леа должны были поступить так же, чтобы не нарушать естественного хода событий. Но самым главным было то, что эта прогулка позволяла исследователям выполнить свою основную задачу – собрать достоверные аудиовизуальные материалы о последнем полете «Гинденбурга» и установить истинную причину гибели цеппелина ЛЗ-129. И пока пассажиры гуськом пробирались по узкому килевому мостику и, разинув рты, рассматривали огромные резервуары с водородом, схваченные для прочности титанических размеров дюралюминиевыми кольцами, Фрэнк и Леа остановились, чтобы прикрепить в укромном месте миниатюрный «наблюдатель» – крошечную передающую видеокамеру размером не больше заклепки, под которую она и была замаскирована. «Наблюдатели», искусно размещенные ими по всему кораблю, передавали изображение и звук на записывающие устройства, спрятанные в портсигаре Фрэнка и в пудренице Леа. Сотрудники гестапо, внимательно осматривавшие багаж и личные вещи пассажиров накануне отлета, не заметили их; впрочем, нацисты искали, разумеется, взрывчатку, а не шпионское оборудование, которое было столь миниатюрным, что его можно было без труда разместить в обычных для первой половины двадцатого века безделушках.

Неприятность случилась, когда экскурсанты достигли кормы дирижабля и проходили по мосткам под тем местом, где в парусиновую оболочку газового отсека № 4 был аккуратно зашит заряд взрывчатки со взрывателем. Корабельный врач Курт Рудигер, проводивший экскурсию, как нарочно остановился здесь, чтобы показать пассажирам причальную шахту в нижнем килевом стабилизаторе, и тут Фрэнк и Леа услышали у себя над головой шаги. Кто-то спускался к ним по металлической лестнице. Через несколько секунд из темноты наверху появился один из членов команды; ступив на мостки, он повернулся, чтобы идти на нос.

Мостки были освещены низковольтными электрическими лампами, и, как только их свет упал на лицо матроса, Фрэнк и Леа тотчас же его узнали. Это был Эрик Шпель – тот самый человек, который, как считалось, и заложил бомбу, взорвавшую «Гинденбург». На первый взгляд, Шпель нисколько не походил на саботажника, хотя сейчас он и появился очень близко от того места, где находилась бомба. Бомбу внутри газового отсека он заложил, еще когда «Гинденбург» стоял в ангаре во Фридрихшафене. Высокий, светловолосый, одетый в тускло-коричневую хлопчатобумажную робу и башмаки на мягкой резиновой подошве, Эрик Шпель напоминал просто усталого рабочего, Пассажиры посторонились, давая ему пройти, и только Леа замешкалась. В ее ожерелье была вмонтирована миниатюрная камера, и она хотела воспользоваться случаем запечатлеть лицо Шпеля.

Но каблук ее левой туфли застрял в отверстии пола, сделанного из перфорированного алюминия. Леа пошатнулась и, взмахнув руками, попыталась схватиться за ограждение. Туго натянутая парусиновая оболочка дирижабля находилась всего в тридцати футах ниже мостков. Дальше начиналась трехсотметровая пропасть, на дне которой плескались холодные волны Северной Атлантики.

Фрэнк потянулся к Леа, чтобы поддержать ее, но Эрик был ближе. Схватив Леа за плечи, он помог ей удержаться на ногах. Потом вежливо улыбнулся пассажирке и, пожелав фройляйн быть осторожнее, пошел дальше.

Все это заняло всего несколько секунд и не привлекло к себе особого внимания, однако в Хронокосмическом исследовательском центре к подобным происшествиям относились с предельной серьезностью, ибо никто не знал, какое влияние они могли оказать на историю. Некоторые ученые полагали, что напряженность мировых темпоральных линий столь велика, что малейшее стороннее воздействие на них может вызвать очень серьезные последствия. В качестве примера подобного воздействия обычно приводили случай, когда появление наблюдателей ХКИЦ в Далласе, за оградой автостоянки вблизи Дилей-Плаза 22 ноября 1963 года, чуть было не изменило ход истории. Другие же утверждали, что пространство-время гораздо более пластично, чем обычно считается, и поэтому при темпоральных погружениях мелкие происшествия вполне допустимы, так как история уже находится в движении. Или, иными словами, сколько бы бабочек ни раздавил в плейстоцене путешественник во времени, динозавры все равно вымрут.

Несмотря на это, когда Фрэнк и Леа вернулись в свою каюту, на душе у них было неспокойно. Они боялись, что происшествие может вызвать парадокс времени. Но события, похоже, продолжали развиваться естественным путем. Когда на следующее утро, накануне прибытия «Гинденбурга» в пункт назначения, Фрэнк и Леа наблюдали из своей каюты внутренние помещения дирижабля, они увидели, как Эрик Шпель прошел по алюминиевому мостику и, оглядевшись по сторонам, поднялся по трапу в отсек номер четыре. Миниатюрная камера, которую Фрэнк установил у основания трапа, не обладала достаточной светочувствительностью, чтобы передать его изображение в видимом спектре, но зато она реагировала на тепловое излучение человеческого тела. На термограмме было хорошо видно, как Эрик, держась за лестницу под газовым отсеком, устанавливает часовой механизм, который должен был соединить две сухих гальванических батареи с небольшим фосфорным запалом.

Итак, история не изменилась. В 19 часов 25 минут по местному времени 203 тысячи кубометров водорода воспламенятся. Через тридцать семь секунд после этого объятый пламенем воздушный гигант весом в 241 тонну рухнет на землю.

«Гинденбург» тем временем все больше и больше замедлял ход. В иллюминаторы прогулочной палубы уже были видны похожий на коробку из-под печенья ангар и ажурная причальная мачта, у подножия которой выстроились крошечные фигуры военных моряков в белых головных уборах.

Фрэнк снова коснулся металлической оправы очков. 19:17:31/-08:29. Через несколько секунд будет слита вода из кормовых балластных цистерн и сброшены носовые швартовы.

Но не восемь оставшихся минут беспокоили его больше всего, а те тридцать семь секунд, которые пройдут между взрывом и ударом о землю. Подняться на борт «Гинденбурга» им с Леа было совсем не трудно – гораздо труднее будет сойти на землю живыми и невредимыми.