Текст книги "Когда боги спали"

Автор книги: Аллан Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«ВАЛАРИЯ»

9. Люди добрые и благочестивые

Нериса наблюдала, как палач точит лезвие. Лезвие длинное, широкое и изогнутое. Он касался острия с такой нежностью, словно сабля была его возлюбленной.

А может быть, так оно и есть, подумала Нериса. Ей приходилось слышать и о более странных вещах.

Палач был крупным мужчиной, обнаженный живот которого выпирал над парой шелковых панталон чистого белого цвета. У него были толстые руки и шея, крепкая, как у быка. Черты лица скрывались под белым шелковым капюшоном с двумя прорезями, через которые на согрешившую жертву пристально смотрели два темных мрачных глаза. Но все и так знали, кто таится под маской, – Тулаз, самый знаменитый палач во всей Валарии. Своей легендарной саблей он отсек уже пять тысяч рук. Одну тысячу голов отделил от плеч. И ему никогда не требовалось второго удара для совершения экзекуции.

На сегодняшнее утро перед ним предстали семеро осужденных. Площадь, расположенная сразу же за главными воротами, была запружена зеваками, ротозеями, карманными воришками и шлюхами. Люди азартные бились об заклад относительно исхода сегодняшней казни – Тулазу еще не приходилось сразу рубить столько голов. Насчет первых шести, неоднократно судимых, сомнений ни у кого не возникало. Седьмой же, однако, была женщина, осужденная за супружескую неверность. Говорили, что она – красоты необыкновенной, а стало быть, вопрос состоял в том: не дрогнет ли рука Тулаза перед этой красотой?

Нерисе досталось прекрасное местечко с видом на казнь. Она устроилась на крыше фургона, возвращавшегося с рынка, и отсюда ей хорошо были видны шестеро бродяг, прикованных цепями к тюремной повозке. Женщина же находилась скрытой под палаткой на повозке. Этой привилегией она пользовалась отнюдь не из сострадания тюремщиков. Просто те, еще впервые увидев ее, сразу поняли, насколько опасна ее красота, да и сами попали под это обаяние. И сейчас, как заметила Нериса, они за определенную мзду позволяли любопытствующим мельком бросить взгляд на узницу.

Впрочем, Нерису предстоящая экзекуция почти не интересовала. За свои двенадцать лет она уже успела насмотреться на подобные вещи. С младенческих лет она стала подзаборницей. Ей приходилось просыпаться в грязных переулках рядышком со свеженькими трупами, и умерщвленными отнюдь не столь искусно, как это делал Тулаз. Она знала, что есть вещи и похуже, чем казнь. Всю свою жизнь она то и дело с помощью уловок уворачивалась от подобных ситуаций, да еще с ловкостью, в которой с ней могли сравниться не многие юные обитатели Валарии. И Тулаза она боялась только потому, что в один прекрасный день какая-нибудь ее оплошность могла стоить ей руки – традиционное наказание для вора, попавшегося в первый раз. А Нериса и была воровкой, но любовно относящейся ко всем частям своего тела.

Именно профессиональные обязанности, а вовсе не развлечение, привели ее на площадь; хотя она испытывала дополнительный страх оттого, что нарушала закон под самым носом палача. Со своего потаенного местечка она поглядывала на лавочника – намеченную жертву. Она подавила смешок, увидев, как он встал на ящик, чтобы видеть получше над толпой. «Старый толстый мешок дерьма, – подумала она. – Этот ящик еще ни разу не держал на себе столь гадкого груза».

Доверившись ее оценке, ящик развалился, и лавочник полетел навзничь. Нериса зажала рот, чтобы не расхохотаться. Шутка получилась особенно удачной оттого, что толпа целиком была занята экзекуцией, и Нериса лишь одна наблюдала унизительное падение лавочника. Несмотря на свой отшельнический нрав, Нериса знала толк в шутках. Торговец же, что-то проворчав, выкатил тяжелую бочку и установил ее на прилавок. Раздвинув лотки с товарами, он неуклюже взобрался на бочку. Та стояла прочно, и он огляделся, желтозубой улыбкой отмечая свою победу, свидетелей которой, как он полагал, нет. Рыгнув, лавочник стал смотреть, как Тулаз готовится к демонстрации легендарного мастерства.

Нериса осмотрела лотки, расставленные под тентом лавки. На них грудами лежали разнообразные предметы убогой торговли: отдельные части старых ламп, сломанные игрушки, безвкусные украшения, бывшая в употреблении косметика, выдохшиеся порошки и любовные напитки сомнительного качества. Товары, типичные для торговли у старой городской стены из серого камня, сразу за воротами. Среди всего этого барахла находился предмет, представлявший громадную ценность для Нерисы. Она заметила его во время рысканий позавчера. Но лавочник оказался недоверчивым ублюдком, сразу же вскочившим со своего места, едва она только принялась рассматривать предмет. Он набросился на нее, отгоняя толстой палкой и вопя:

– Пошел прочь, пацан!

Для девочки Нериса была высокой и худой, и ее частенько принимали за мальчика. Она привыкла к этой ошибке и никогда никого не поправляла. Так на улице было безопаснее существовать. Она даже одеяние свое приблизила к мужскому, избрав потрепанные штаны и рубашку. Ей еще не приходилось переживать из-за того, что начинают округляться женские формы. Но как только начнут, ей придется стать проворнее и коварнее, дабы избежать участи девушек, не имеющих другого жилья, кроме улицы. А уж если поймают, то о судьбе ее позаботиться некому, разве что старому букинисту, позволявшему ей ночевать в своем магазине. Именно там она и повстречала юного красавца, внесшего смятение в ее мысли. И теперь она даже начала переживать, что так долго не взрослеет.

Образ юноши проплыл перед глазами, заставив сердце бешено застучать в груди. Она отогнала образ. «Не будь такой тупой коровой, – подумала Нериса. – Лучше думай об этом старом мешке дерьма под названием лавочник. А то попадешься».

Толпа взревела. Нериса повернулась посмотреть, как тюремщики отцепляют первого бродягу и ведут его на каменную платформу к Тулазу. Так было заведено из века в век, и на каменной платформе можно было даже увидеть те вытертые места, где множество бедолаг силой ставили на четвереньки. Каменная поверхность почернела от крови, проливаемой здесь веками. Нериса вдруг осознала, что ее последним видением в этой жизни может быть как раз эта окровавленная платформа. И по спине побежали мурашки. От этой мысли пришла в нерешительность даже ее закаленная уличной жизнью душа.

Толпа расхохоталась, когда первый бродяга взошел на платформу, громыхая тяжелыми цепями. Мужчина был вором, закоренелым вором, судя по уже отсутствующим ушам и носу, а также обеим рукам.

– Как же ты попадешь по нему, Тулаз, – завопил какой-то бездельник, перекрывая шум толпы. – Ты и так уже все от него отрезал!

Толпа разразилась хохотом.

– А чем же он воровал? – выкрикнул кто-то еще. – Ногами, что ли?

Тут же завопил кто-то в ответ:

– Да какими ногами, ослеп ты, что ли! Своим членом! Не видишь, как он торчит?

Нериса не удержалась и посмотрела. И достаточно ясно разглядела длинную мужскую часть тела вора, болтающуюся в прорехах сгнившей в подземелье одежды. Вор оказался покладистым придурком и подключился к игре. К огромному удовольствию толпы, он вскинул два обрубка, оставшихся от рук, и принялся двигать бедрами вперед и назад, демонстрируя процесс совокупления. Толпа восхищенно взвыла, и на платформу к Тулазу полетели монеты, как взятка за то, чтобы он по возможности не продлевал страдания бедолаги, так развеселившего толпу. Тулаз, увидев растущую горку меди, исполнил обычный ритуал, состоящий в ряде зловещих размахиваний саблей со сменой положения ног.

– На карачки его, – скомандовал он тюремщикам.

Охранники вора мгновенно повалили жертву и отскочили с дороги. Тулаз сделал решительный шаг вперед и одновременно с тем, как вор вскинул голову, опустил саблю.

Удар был настолько стремителен, что не раздалось ни вскрика, ни всхлипа. Секундное сопротивление плоти, и из внезапно оставшейся без головы шеи фонтаном хлынула кровь. Голова же вора, с застывшей ухмылкой щербатого рта, отлетела в толпу, где к ней, устроив свалку, устремились свиньи, собаки и дети.

– Прекрасная работа, Тулаз! Прекрасная! – услыхала Нериса восклицания лавочника. Он явно держал пари на первую казнь этого дня.

Нериса решила испытать судьбу в тот момент, когда повели вторую жертву. Увлеченный зрелищем лавочник привстал на носки, чтобы лучше видеть. Нериса принялась соскальзывать с фургона. Все, что ей нужно было, – лишь секундное отвлечение внимания, во время которого она ухватит вещь и исчезнет в толпе, прежде чем кто-либо что-то сообразит. Под ногами у нее покачнулась какая-то бочка, и Нерисе пришлось ухватиться за фургон, чтобы не упасть. Хотя шум она произвела небольшой, лавочник почуял неладное и рывком повернулся. Нериса выругалась про себя и в то же мгновение скользнула назад.

Девушка приготовилась к ожиданию. Придется набраться терпения, пока эта свинья вновь увлечется. Нериса гордилась своим терпением и настойчивостью. Главное, поставить перед собой задачу, а уж времени на ее решение она не пожалеет. И самый удачный момент наступит тогда, когда поведут на казнь женщину, нарушившую супружескую верность. Тюремщикам наверняка заплатили, чтобы они перед казнью раздели женщину. Лавочник, вместе с другими ротозеями, настолько увлечется созерцанием наготы, что и не заметит небольшого дельца, которое провернет Нериса.

Притаившись в ожидании момента, Нериса подумала о бедной женщине, ожидающей сейчас в палатке. Ужас, который она сейчас должна испытывать, бросил в пустоту сердце Нерисы. Какую же цену она платит за столь естественный поступок, как пребывание в объятиях любимого? Несправедливость когтями впилась в сердце Нерисы. Так что дышать стало больно.

«Прекрати, Нериса, – приказала она сама себе, страшась потерять над собою контроль. – Ты уже не раз видела эти сцены».

Сафар сидел в небольшом кафе на открытом воздухе, под тенью древнего широколистного фигового дерева и пересчитывал монеты, кучкой лежащие в липкой лужице вина. Жужжанье осы заставило его сбиться со счета, и он принялся заново. Слегка захмелевший Сафар протер затуманенные глаза и решил, что денег как раз хватит на кувшинчик «Трясины для дураков», наихудшего, а следовательно, и самого дешевого вина во всей Валарии.

Давно перевалило за полдень, и жара толстым покрывалом лежала на городе, не позволяя ни думать, ни шевелиться. Улицы опустели. В часы между полуднем и вечерним призывом к молитве дома и магазины закрывались ставнями. Было так тихо, что эхом над городком разносился крик на отдаленном пастбище верблюжонка, потерявшего мать. Жители Валарии дремали в полумраке за ставнями, набираясь сил к новому дню. Наступало время сна, время любовных утех. Время раздумий.

Сафар деликатно постучал по грубому деревянному столу.

– Катал, – окликнул он. – Силы меня покидают. Принеси еще кувшинчик из колодца, будь любезен.

Из тенистой глубины книжной лавки, пристроенной к кафе, донеслось бормотанье, и через минуту появился старик, одетый в потрепанную мантию ученого мужа. Это был Катал, владелец кафе на открытом воздухе, «Трясины для дураков», и книжной лавки, расположенной в конце глухого закоулка в Студенческом квартале. Катал держал в руке книгу, заложив нужную страницу указательным пальцем.

– Тебе бы отдохнуть пора, Сафар, – сказал он, – или заняться учебой. Ты же знаешь, что до экзаменов студентов второго курса осталось меньше недели.

Сафар застонал.

– Не мешай мне пить, Катал. У меня еще неделя, чтобы покончить с пьянкой. А сейчас мне необходимо выпить. Так что полезай в свой священный колодец за драгоценной влагой, источником моего блаженства. И полезай поглубже. Найди мне самый холодный кувшинчик, который только можно купить за эти деньги.

Катал неодобрительно фыркнул, но положил книгу на стол и направился к старому каменному колодцу. С края колодца, привязанные к болтам, свисали, исчезая в прохладной черной глубине несколько веревок. Он стал вытягивать одну из веревок, пока не показалось большое ведро. В ведре находились кувшинчики из красной глины – шириной в ладонь и высотой в восемь дюймов. Катал взял один из кувшинчиков и понес к Сафару.

Юноша подтолкнул к нему монеты, но Катал, покачав головой, отодвинул их назад.

– Этот за мой счет, – сказал он. – И сегодня мне от тебя нужны не деньги, а разговор. Вот тебе специальная «Трясина для дураков».

– Идет, – сказал Сафар. – Я готов час за часом выслушивать твои советы, лишь бы чаша моя была полна.

Он плеснул вина в широкую, потрескавшуюся чашу. Затем осмотрел кувшин.

– Три года назад, – сказал он, – я помогал отцу делать точно такие же кувшины. Впрочем, те были конечно же получше. Глазурованные и раскрашенные, для приличных столов. А не те, что партиями мастерят на фабриках.

Катал с облегчением опустил свое старое тело на скамью напротив Сафара.

– Такая роскошь не для меня, – сказал он. – Если бы у меня было ведро, полное кувшинчиков Тимура, я бы вылил вино и продал кувшинчики. Представляешь, сколько книг я мог бы купить на вырученные деньги!

– А я открою тебе один секрет, Катал, – сказал Сафар. – Если бы у тебя были кувшинчики Тимура, ты бы сам делал в них вино, бренди или пиво, по твоему выбору. Отец особым образом благословлял каждый изготовленный им кувшин. И тебе понадобилось бы лишь немного воды, знание соответствующего процесса производства, и у тебя в руках оказался бы бесконечный источник твоего любимого напитка.

– Еще один образец гончарной магии! – фыркнул Катал. – На этот раз – вино из воды. Неудивительно, что твои учителя в отчаянии.

– На самом деле, – сказал Сафар, – в этом нет никакой магии. Хотя отец не согласился бы с таким утверждением. Но это правда. Видишь ли, часть заклинания состоит в следующем: в новый кувшин наливается спиртное из старого, проверенного кувшина. Как следует встряхивается и выливается обратно. И те маленькие существа, что производят брожение, остаются в глине кувшина до тех пор, пока ты его не вымоешь.

– Маленькие существа? – сказал Катал, недоверчиво приподнимая седые кустистые брови.

Сафар кивнул:

– Настолько маленькие, что глазом не увидишь.

Катал фыркнул:

– Откуда же ты знаешь о них?

– А как же иначе? – сказал Сафар. – Я несколько раз проделывал эксперимент с такими кувшинами. Некоторые я просто подвергал обработке заклинаниями, но не прибегая к помощи перебродившего спиртного. В другие, наоборот, наливал спиртное, но без заклинания. В последних получалось доброе вино. А в предыдущих – ничего, кроме воды.

– И тем не менее этот эксперимент еще не доказывает существования маленьких существ, отвечающих за производство спиртного. – Катал указал на кувшинчик. – Ты их видел?

– Я же сказал тебе, – ответил Сафар, – они слишком маленькие, чтобы глаз их разглядел. Я теоретически выдвигаю такое объяснение. А какое еще возможно?

Катал хмыкнул.

– Тоже мне, теория, – сказал он. – Когда овладеешь наукой, такое объяснение тебе не понадобится.

Сафар рассмеялся и осушил чашу.

– Но тогда ты ничего не знаешь о магии, Катал, – сказал он, вытирая подбородок. – Предположим, все дело в чародействе. – Он вновь наполнил чашу. – Но такой ответ сродни обману. Я признаю это. Ты спрашиваешь меня о научном наблюдении. И прав в том смысле, что у меня нет доказательств. Я никогда не видел этих маленьких существ. Но я предполагаю, что они существуют. И если бы кто-то дал мне достаточно денег, я бы смог изготовить увеличительное стекло настолько мощное, что доказал бы факт их существования.

– Кто же тебе даст денег на такую штуку? – сказал Катал. – Но даже если ты и прав, что толку?

Сафар вдруг стал серьезным. Он постучал пальцем себя в грудь.

– Для меня есть толк, – сказал он. – И для кого-нибудь еще. Ведь если мы пребываем в невежестве относительно даже таких маленьких существ, то что же говорить о наших знаниях о большом мире? Как же можем управлять своей судьбой?

– Слыхали мы такие доводы, – сказал Катал. – А только я так считаю: судьбы смертных – дело богов.

– Ба! – фыркнул Сафар. – Богам хватает своих дел. И наши проблемы их нисколько не заботят.

Катал нервно оглянулся, не слышит или их кто, но увидел лишь своего внука, Земана, который веником из фиговых листьев обметал столики на другой стороне дворика.

– Будь осторожен в таких высказываниях, мой юный друг, – предупредил Катал. – Никогда не знаешь, есть вокруг королевские шпионы или нет. В Валарии наказание за ересь весьма неприятное.

Получивший выговор Сафар пригнул голову.

– Понял, понял, – сказал он. – Извини, что я так разговорился в твоем присутствии. Я вовсе не хотел, чтобы из-за моих воззрений у тебя были бы хлопоты. Иногда я забываю, что надо следить за языком. В Кирании, когда мужчине исполняется двадцать лет, он может высказываться на любую тему.

Катал наклонился к столу, ласково улыбаясь сквозь неопрятную бороду.

– Говори со мной о чем хочешь, Сафар, – сказал он. – Но осторожно. Осторожно. И не так громко.

С тех пор как Сафар прибыл в Вал арию, а прошло уже почти два года, этот старик был для него добрым дядюшкой. В этом же духе Катал полез в складки своей мантии, извлек небольшую чашечку, протер рукавом и налил вина.

Выпив, он сказал:

– Если бы твоя семья находилась здесь, они бы испереживались. Давай я буду переживать вместо них. И скажу тебе то, что сказал бы тебе отец. А он сказал бы, что ты пьянствуешь уже почти целый месяц. И от этого страдают как твои занятия наукой, так и финансовое положение. У тебя уже нет денег на продукты, не говоря уж об учебниках. Я не жалуюсь, но ты кормишься у меня в долг. Я вынужден был бы даже отказаться взимать с тебя арендную плату за необходимые книги, если бы только от этого был толк. На носу экзамены. Самые важные для тебя как студента. Все другие второкурсники, за исключением сынков богатых, для которых деньги предопределяют успех на экзаменах, занимаются усердно. Они не хотят опозорить свои семьи.

– А что толку? – сказал Сафар. – Как бы я ни занимался, Умурхан все равно меня завалит.

Брови Катала взлетели.

– Но почему? – сказал он. – У Умурхана вот уже сколько лет не было такого ученика.

Умурхан был главным магом Валарии. И в этом качестве он являлся надзирателем над университетом, где обучались ученые, жрецы, целители и маги. Он нес ответственность лишь перед одним королем Дидима, правителем города и окрестностей.

– И все равно он собирается меня завалить, – сказал Сафар.

– Но ведь на это должны быть причины, – сказал Катал. – Чем ты вызвал его гнев?

Сафар скроил скорбную физиономию.

– Он застукал меня в своей библиотеке, когда я просматривал запрещенные книги.

Катал испуганно посмотрел на него.

– Как же ты посмел?

Сафар повесил голову.

– Я считал, что нахожусь в безопасности, – сказал он. – В его кабинет я проник незамеченным. Я понимал, что рискую. Но я напал на след важного открытия. И мне надо было кое-что узнать. Я проник в кабинет перед рассветом. Все знают, как Умурхан любит поспать, так что все казалось вполне безопасным. Но на этот раз, едва я оказался в кабинете и зажег свечу, он внезапно появился из тени. Словно ожидал меня.

– Может быть, кто-то предупредил его? – спросил Катал.

– Вряд ли, – сказал Сафар. – Я ведь в последнюю минуту принял это решение. Никто и не знал. Просто, может быть, во время моего последнего тайного посещения кабинета я оставил какой-нибудь след. И все это время он поджидал меня, чтобы поймать.

– Радуйся, что он сразу не исключил тебя, – сказал Катал. – Или – хуже того – не доложил Калазарису о том, что ты еретик.

Лорд Калазарис являлся главным шпионом короля Дидима. Он был столь усерден, что в Валарии даже существовала шутка: здесь даже за наблюдателями наблюдают.

– Умурхан говорил то же самое, – ответил Сафар. – Он сказал, что мог бы швырнуть меня в одно из подземелий Калазариса, где я и гнил бы до скончания века. И он только потому не кликнул подручных Калазариса, что я хороший студент.

– Вот видишь? – сказал Катал. – Надежда есть. Ты за два года осилил задания четырех лет. Еще никто в твоем возрасте не доходил за столь короткое время до прислужника второго класса. – Он указал на кувшин с вином. – А теперь ты сам лишаешь себя шанса поправить положение дел.

Сафар скривился, вспомнив гнев Умурхана.

– Я не думаю, что это возможно, – сказал он. – Меня только потому не вышвырнули сразу, что моим спонсором является лорд Музин, самый богатый торговец города.

Музин был другом Коралина, к которому тот и обратился за помощью, чтобы устроить Сафара в университет.

– Умурхану не нужен скандал, и он наверняка не хочет обидеть Музина. Поэтому он завалит меня и сообщит это грустное известие Музину. Простейший способ избавиться от меня.

– Лично я об этом не пожалею, – послышался чей-то голос.

Двое, сидящие за столом, обернулись и увидели, что Земан, убравшись во внутреннем дворике, уже добрался до соседнего с ними столика. Земан был одногодком Сафара и такого же роста. Но настолько худой, что казался ходячим скелетом. С внешностью ему не повезло – длинное, лошадиное лицо, глаза навыкате и выступающие зубы.

– Это пиявки подобные тебе довели моего деда до нищеты, – сказал Земан. – Вы все съедаете и выпиваете в кредит или просто задаром. Вы забираете книги и рукописи и держите у себя сколько вам заблагорассудится, не платя за лишнее время. И это студенты. А что уж тогда говорить об этой сучке Нерисе, которой он потворствует? Воровка, и больше ничего. Нет, я думаю, напрасно дедушка столь добр к вам. Это ему слишком дорого обходится. Да и мне. Из-за таких, как ты, я тоже остаюсь нищим.

Он указал на свой костюм – тесные коричневые шаровары, зеленый халат до бедер, шлепанцы с загнутыми носами – жалкая имитация наряда модника.

– Я вынужден приобретать себе одежду в самых низкопробных магазинах. И это оскорбительно для мужчины моего класса и положения.

Катал рассердился:

– Не смей так разговаривать с моим другом! Сафар получает лишь то, что я сам ему даю. Он мой друг и обладатель столь тонкого ума, которого я больше ни у кого не вижу в эти дни.

Вмешался Сафар:

– Он прав, Катал. Ты слишком щедр. Держу пари, что ты не повышал цен с тех пор, как сорок лет назад открыл «Трясину для дураков». Поэтому-то мы все сюда и ходим. А ведь ты имеешь право на приличный доход, мой друг. И в твоем возрасте ты заслужил право жить беспечной жизнью.

Земан не успокоился.

– Благодарю, что защищаешь меня от нападок моего же деда, – сказал он Сафару. – Но я в защите не нуждаюсь. У меня и своих мозгов хватает.

– Оба вы говорите с самонадеянностью юности, – сказал Катал. – Но ни один из вас и понятия не имеет, почему я живу именно такой жизнью.

Он указал на потускневшую железную эмблему, висящую на заржавевшем штыре над дверью книжного магазина.

– Название, которое понятно всем: «Трясина для дураков»! Я был молодым человеком, когда повесил эту эмблему. И тогда же посадил вон то дерево. Тогда оно было лишь прутиком с несколькими листьями. А теперь оно прикрывает нас тенью могучих ветвей. – Его глаза заблестели от воспоминаний. – Я был смышленым парнем, – сказал он. – Хотя, возможно, и не столь смышленым, как мне казалось. Тем не менее мне хватило ума, чтобы закончить университет. Но у меня не было ни денег, ни связей, чтобы сделать карьеру. И все же книги и знания ценил превыше всего. Я нуждался в компании самых умных студентов, чтобы обсуждать с ними мысли, изложенные в книгах. И создал это место, чтобы привлекать сюда именно таких людей, предлагая свои товары по самым низким ценам. И вы видите перед собой бедного, глупого, но счастливого человека. Поскольку я осуществил свою мечту в «Трясине для дураков».

Сафар рассмеялся и понимающе кивнул. Земан нахмурился, еще больше расстроившись.

– А как же я, дедушка? – возмутился он. – Мне не нужна такая жизнь. И я не виноват в том, что мои родители умерли от чумы. Моя мать – твоя дочь – была женщиной с перспективой и тем самым привлекла к себе мужа. Но он умер до того, как успел разбогатеть и позаботиться о том, чтобы и у меня был шанс добиться успеха.

– Я дал тебе крышу над головой, – сказал Катал. – Что я еще мог для тебя сделать? Бабушка твоя умерла от той же чумы, так что я потерял всю мою семью, кроме тебя.

– Я знаю это, дедушка, – сказал Земан. – Я знаю, на какие жертвы ты пошел. Я хочу лишь, чтобы ты отнесся к делу немножко пожестче. Не позволяй все разбазаривать. И когда я унаследую это место, ты уйдешь в могилу с миром, зная, что уж я-то тут обо всем позабочусь. – Земан оглядел жалкое свое наследство. – В конце концов, место расположено хорошо. Прямо в центре студенческого квартала. Оно принесет мне хороший доход.

Сафар с трудом сдерживался. В Кирании это было неслыханным делом, чтобы парень так холодно и бесцеремонно разговаривал со своим дедом. Но все же оставить слова Земана совсем без ответа он не мог.

– Если бы дело касалось меня, – сказал он, – я бы ни за что не продал эти книги. Перефразируя поэта: «Что ты сможешь купить хотя бы наполовину столь же ценное, продав эти книги».

– Бордель, например, – сказал Земан. – С хорошо расположенными номерами. – Он сердито смахнул со стола и побрел прочь.

– Почему ты позволяешь ему так разговаривать? – горячо спросил Сафар. – Это же неуважение.

– Не обращай на него внимания, – сказал Катал. – Земан таков. И с этим ничего не поделаешь. А сейчас меня больше тревожит Сафар Тимур.

– С ним тоже ничего не поделаешь, – сказал Сафар.

– Что заставило тебя пойти на эту проделку с Умурханом? – спросил Катал, раздраженно дернув себя за бороду.

Сафар опустил глаза.

– Ты знаешь, – сказал он.

Катал сузил глаза.

– Снова Хадин?

– Да.

– И что так тебя занимает место, расположенное вообще на другой стороне земли? – сказал Катал. – Место, о котором, кстати, доподлинно не известно, существует ли оно вообще. Название-то какое: «Огненная Земля». А на самом деле оно может оказаться и «Ледяной Землей». Или «Землей Болот».

– Я знаю только то, что открылось мне в видении, – сказал Сафар. – Но я до глубины души уверен, что очень важно выяснить, что же там все-таки произошло.

– И ты решил, что след отыщется в личной библиотеке.

Сафар кивнул и склонился еще ниже над столом.

– Я натолкнулся на название, – понизив голос, сказал он. – В одном из твоих старых свитков оно повторялось не раз. Ученые упоминают о некоем древнем мудреце по имени лорд Аспер. Величайшем маге и философе. Он измерил Землю и вычислил расстояние до Луны. Он сделал много предсказаний, оказавшихся истинными, включая взлет Алиссарьяна и развал его империи.

Катал заинтересовался.

– Никогда не слыхал об этом человеке, – сказал он.

Сафар вспыхнул.

– А я и не думаю, что Аспер был человеком, – сказал он.

– А кем же еще?

– Демоном, – ответил Сафар.

Катал испуганно подскочил на месте.

– Демоном? – воскликнул он. – Что за безумие? Демоны могут научить нас лишь злу! И мне наплевать, насколько мудрым был этот Аспер. Наверняка он был злодеем. Как и все демоны. Именно поэтому наши виды разделены. Проклятием Запретной Пустыни.

– Ах, этим, – сказал Сафар. – Это пустяки.

– Как ты можешь назвать величайшее заклинание в истории пустяком? – ошеломленно спросил Катал. – Лучшие умы – да, среди них были и демоны – составили это заклинание. Оно неодолимо.

Сафар пожал плечами.

– Вообще-то я полагаю, что его достаточно легко одолеть. Я не вдавался в подробности, – сказал он, – но уверен, что оно опирается на труд Аспера. У него было столько врагов, столько завистников, что, говорят, для защиты самой могучей своей магии он создал заклинание запутанности. Поэтому даже простой акт магии превращается в столь сложное и запутанное дело, что ставит в тупик даже самого великого мага. И если бы я захотел одолеть проклятие, то начал бы с заклинания запутанности, а не самого проклятия. И я не думаю, что для нахождения этого заклинания понадобилось бы много усилий. А если бы мне в руки попалась хотя бы одна из его книг, я отыскал бы нужный ключ. Именно такую книгу я и искал, когда Умурхан застал меня врасплох.

– И ты бы действительно принялся за эту работу, Сафар? – потрясение спросил Катал. – Ты бы действительно снял проклятие?

– Ну конечно нет, – сказал Сафар, к огромному облегчению Катала. – Какой смысл? Чтобы нам грозила опасность? Мне демоны нужны не больше, чем тебе.

Как Сафар и обещал Коралину, он никому не рассказывал о собственном опыте общения с демонами, даже Каталу. Поэтому он не стал говорить, что имеет больше причин бояться этих тварей, нежели старый букинист мог себе вообразить. Но он не раз приходил к мысли, что вопреки рациональному объяснению Коралина демонам все же удалось отыскать путь через Запретную Пустыню. И именно поэтому он так часто молился, чтобы обретенные демонами знания оказались похороненными вместе с ними под той лавиной.

Но об этом он ничего не сказал Каталу. Сказал же он вот что:

– Меня интересовало только мнение Аспера о Хадин. Я полагаю, что дело касается происхождения нашего мира. И всех нас. Как людей, так и демонов.

– Это действительно очень интересно, Сафар, – сказал Катал. – Но предназначено, добавил бы я, для дискуссии в весьма избранном кругу. Этот разговор опасен. Прошу тебя, во имя безопасности тебя и твоей семьи, оставь это дело. Забудь Аспера. Забудь Хадин. Занимайся усердно, сдавай экзамены. Умурхан смягчится, я уверен. Ты способен на великие дела, мой юный друг. Так не споткнись же сейчас. Думай о будущем.

– Я и думаю, – страстно сказал Сафар. – Неужели ты не видишь? В моем видении… – Он не договорил. Он уже не раз поднимал эту тему в беседе с Каталом. – Я вообще не собирался в Валарию, – сказал он. – Это семья настояла, чтобы я принял щедрое предложение Коралина. – Сафар рассказывал различные невнятные истории о том, почему Коралин так привязался к нему. Катал, понимая, что тема эта щепетильная, не расспрашивал о деталях. – Когда я отказался, Губадан всплакнул. Словно я лишил его того, чем он гордился.

– Это я могу понять, – сказал Катал. – Ведь ты же был его лучшим учеником. Не у каждого учителя попадаются такие ученики, как ты, Сафар. Такой опыт считается драгоценным.

– И тем не менее, не это повлияло на мое решение, – сказал Сафар. – Я люблю Киранию. И ни за что бы не покинул ее. Мне нравилась работа с отцом. Но вот уже три года я не касался влажной глины. Меня преследует видение Хадин. Я не мог спать и почти не ел. И чем больше думал о Хадин, тем больше ощущал свое невежество. И единственный способ одолеть это состояние заключался в учебе. Именно Хадин извлекла меня из моей долины, Катал. И это Хадин вновь влечет меня сейчас.

Глаза Сафара пылали жаром юности. Катал вздохнул, не будучи в состоянии вспомнить себя в этой ситуации, когда лишь одна безумная мысль владеет тобою. Однако же ему казалось, что случившееся с Сафаром носит более сложный характер, нежели юноша рассказывает. Здесь поработали и какие-то другие силы. Какой-то горький опыт. Возможно, даже трагедия. Уж не женщина ли? Вряд ли. Уж слишком юн Сафар.