Текст книги "Атабаска"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Сэм. Он их тщательно выбирал, – Финлэйсон потрогал свою подсыхающую бороду, что могло свидетельствовать о раздражении. – Знаете, мистер Демотт, возможно, вы даже добродушны, но у меня такое ощущение, словно меня допрашивают.

– Чепуха. Если бы это было так, вы бы знали наверняка, потому что я бы расспрашивал о вас. Но я не намерен этого делать ни сейчас, ни потом.

– Что так? Нет ли у вас на меня досье, а?

– Во вторник, 5 сентября 1939 года вы поступили в среднюю школу в Данди, Шотландия.

– Бог мой!

– Что такого особого в районе Фэрбенкса? Почему именно там потребовалось усиление системы безопасности?

– Никаких важных или неотложных причин, поверьте.

– Не имеет значения важность их и неотложность, но каковы причины?

Финлэйсон затаил дыхание, словно собираясь глубоко вздохнуть, но раздумал.

– Глупо, наверное, все это. Знаете, слухи могут накликать беду. Народ опасается за этот сектор. Трубопровод на всей своей протяженности в восемьсот миль до Вальдеза пересекает три горных хребта. Всего на нем двенадцать насосных станций. Вблизи Фэрбенкса находится насосная станция номер восемь. Летом 1977 на ней произошел взрыв. Станция была полностью разрушена.

– Авария?

– Да.

– Причины взрыва установлены?

– Конечно.

– Удовлетворительные доказательства?

– Кампания, построившая трубопровод, «Аляска», была удовлетворена.

– Но не все были удовлетворены?

– Некоторые отнеслись скептически. Штат и федеральное агентство воздержались от комментариев.

– Какие объяснения дала «Аляска»?

– Техническая неисправность и сбой в электроснабжении.

– Вы сами этому верите?

– Меня там не было.

– Большинство было удовлетворено объяснениями?

– Очень многие им не поверили.

– Мог быть саботаж?

– Может быть. В тот момент я был здесь. Я никогда не видел восьмой станции. Она уже отстроена вновь, разумеется.

Демотт вздохнул.

– Здесь мне следовало бы продемонстрировать некоторые признаки раздражения. Не доверяете себе, мистер Финлэйсон, не так ли? А из вас мог бы получиться хороший агент службы безопасности. Не думаю, что вы рискнули бы высказать свое мнение, относительно того, не имело ли места укрывательство.

– Мое мнение не имеет значения. Имеет значение то, что пресса Аляски была абсолютно в этом уверена, и широко и открыто об этом писала. Тот факт, что газеты, казалось, совершенно не опасались обвинения в клевете, можно бы рассматривать как существенный. Они были бы рады общественному запросу, а «Аляска» отмалчивалась.

– Что так возбудило прессу? Или это лишний вопрос?

– Прессу взбесило, что ее не допускали на место аварии в течение многих часов. Но еще больше взбесил тот факт, что не пускали их не мирные служивые штата, а частная охрана, которая, что невероятно, сама перекрыла государственные дороги. Даже их собственный представитель по связям с общественностью признал, что их действия являются незаконными.

– Кто-нибудь подал жалобу в суд?

– Суда не было.

– Почему? – Финлэйсон пожал плечами, и Демотт продолжал: – Могло это случиться потому что «Аляска» – крупнейший работодатель штата, и выживание многих кампаний зависит от их контрактов с «Аляской»?

– Возможно.

– С этой минуты я буду стараться вас расколоть ради Джима Брэди. К каким выводам пришла пресса?

– Поскольку в течение целого дня их не допускали на место происшествия, они были уверены, что за это время работники кампании лихорадочно работали над уничтожением следов основного пролива и сокрытия факта, что отказоустойчивость системы дала опасный сбой. Кроме того, пресса утверждала, что «Аляска» скрыла ущерб, нанесенный пожаром.

– Может быть они скрыли улики, свидетельствующие о саботаже?

– Не хочу строить домыслов.

– Будь, по-вашему. Известны ли вам или Броновскому какие-нибудь подозрительные личности в Фэрбенксе?

– Зависит от того, кто, по-вашему, попадает под это определение. Если вы имеете в виду защитников окружающей среды, которые были против строительства трубопровода, то да. Сотни.

– Но они, я полагаю, всегда действуют открыто и дают свои имена и адреса, когда обращаются в газеты.

– Да.

– К тому же, это люди чувствительные и неагрессивные, всегда остающиеся в рамках закона.

– Других подозрительных я не знаю. В Фэрбенксе пятнадцать тысяч жителей, наивно думать, что все они чисты, как свежевыпавший снег.

– Что об аварии думает Броновский?

– Его там не было.

– Я спрашиваю не об этом.

– Но он тогда был в Нью-Йорке. Он еще не работал у нас.

– Следовательно, он новичок в кампании.

– Да. По вашим меркам, он автоматически попадает под подозрение, я полагаю. Если вы собираетесь напрасно тратить время, копаясь в его прошлом, вы вольны делать это, но мы его проверяли и перепроверяли трижды. Полицейское управление Нью-Йорка подтвердило его непорочность. И он, и его кампания имеют – имели – безупречную репутацию.

– Не сомневаюсь. Какова квалификация у него самого и у его кампании?

– Одинаковая. Он руководил одним из крупнейших и бесспорно лучших агентств безопасности Нью-Йорка. До этого, он был полицейским.

– На чем специализировалась его кампания?

– На самом лучшем. Главным образом, на охране. Дополнительная охрана для горстки крупнейших банков, когда их собственная служба безопасности страдает от дефицита кадров из-за отпусков или болезней. Патрулирование жилья богатейших людей Манхаттана и Лонг-Айленда во время больших светских раутов, чтобы предотвратить бесстыдное улепетывание с драгоценностями гостей. И третье, обеспечение сохранности на выставках драгоценных камней и живописи. Если бы вам удалось уговорить голландцев дать на пару месяцев для выставки «Ночной дозор» Рембрандта, Броновский был бы тем человеком, которого вы послали бы за картиной.

– Что могло побудить такого человека все бросить и перебраться сюда, на край света?

– Он не говорит. Да этого и не требуется. Ностальгия. Более точно, ностальгия его жены. Она живет в Анкоридже. Он летает туда на выходные.

– Я считал, что полагается четыре полных недели отработать прежде, чем получишь выходной.

– К Броновскому это не относится, только к тем, кто работает постоянно здесь. Номинально его рабочее место здесь, но он отвечает за весь трубопровод. К примеру, если что-то случается в Вальдезе, он оказывается гораздо ближе, если находится в квартире жены, чем, если бы находился здесь. Он очень легок на подъем, наш Сэм. Владеет и сам управляет самолетом. Мы оплачиваем только топливо, это все.

– Нельзя сказать, что он без гроша за душой.

– Не могу не согласиться. Ему нет необходимости работать, но он не может без дела. Что до денег, так он владеет контрольным пакетом своей кампании.

– Не было ли злоупотребления служебным положением?

– Как он мог злоупотребить там служебным положением, если он даже не выезжал из штата с тех пор, как приехал сюда год назад.

– Надежный парень, кажется. Такие наперечет. Дональд? – Демотт посмотрел на Маккензи.

– Да. – Маккензи взял в руки неподписанное письмо. – ФБР это видело?

– Нет, конечно. Какое отношение имеет к этому ФБР?

– Это может иметь к ним самое непосредственное отношение и очень скоро. Я знаю, что аляскинцы считают, что они отдельная нация, что здесь частное феодальное владение, и что вы относитесь к нам, несчастным, как к низшим сорока восьми, но вы являетесь, тем не менее, частью Соединенных Штатов. Когда нефть отсюда достигает Вальдеза, она транспортируется оттуда в один из штатов западного побережья. Любые перебои в поставке нефти между Прудхо-Бейем и Калифорнией рассматривались бы как противозаконное вмешательство в торговые отношения между двумя штатами, и ФБР было бы вовлечено автоматически.

– Но пока такого не произошло. Кроме того, что может сделать ФБР? Они и о себе-то не смогут позаботиться. Нам придется спасать их от замерзания до смерти уже в первые десять минут их пребывания здесь. Они смогут выжить только под крышей, и что они смогут сделать? Оккупировать наши компьютерные терминалы и основные линии связи и поднять тревогу на станциях в Прудхо-Бейе, Фэрбенксе и Вальдезе? У нас есть высококвалифицированные специалисты, способные отслеживать более трех тысяч источников тревожной информации. Приставить к этому делу фэбээровцев, все равно, что заставить слепого читать Санскрит. И внутри, и снаружи они будут только мешаться под ногами у тех, кто занят делом.

– Патрульные Аляски могли бы выжить. Я полагаю, они выживают там, где вашим собственным людям не выжить. Вы обращались к ним? Вы поставили в известность администрацию штата в Джуно?

– Нет.

– Почему?

– Они нас не любят. Разумеется, если бы была физическая угроза, беспорядки, они бы незамедлительно вмешались, но до тех пор, они предпочитают делать вид, что ничего не знают. Не могу сказать, что я их виню за это. Прежде, чем вы спросите, почему, я вам скажу. Худо ли, хорошо ли, но мы наследовали «Аляске». Они построили трубопровод и следят за ним, а мы его используем. Боюсь, здесь существует широкая серая зона неразличимости. В глазах большинства людей они были трубопроводом, а мы им стали.

Финлэйсон обдумал свои дальнейшие слова.

– Иногда «Аляску» хочется даже пожалеть. Они были жестоко ошельмованы. Нет сомнения, они несут ответственность за горы отходов и огромные издержки, но они завершили немыслимо трудную работу в немыслимо тяжелых условиях, и, более того, они уложились в срок. Лучшая строительная кампания в Северной Америке в настоящее время. Блестящие инженерные решения и блестящие инженерные кадры, но среди тех, кто отвечает за связи с общественностью, толковых мало: может они были бы на месте на Манхаттане, но не на Аляске. Их задачей было продать народу нефтепровод, а они преуспели в обращении огромной части населения в ярых противников строительства нефтепровода и самой строительной кампании.

Он покачал головой.

– Нужно было обладать особым даром, чтобы так навредить своей кампании. Стараясь защитить доброе имя «Аляски», они не нашли ничего лучшего, чем явное сокрытие улик и ложь, что было подтверждено. Так доброе имя превратилось в сомнительную репутацию.

Финлэйсон достал из ящика пару листков и передал их Демотту и Маккензи.

– Фотокопии классического примера того, как они общались с контрактниками. Можно подумать, что навыки работы были ими получены в каком-то полицейском государстве. Прочтите это. Весьма поучительно. Становится понятно, как молва привела к тому, что нас не любят.

Двое мужчин начали читать.

«Аляска»

Дополнение № 20

Эксплуатация трубопровода. Ревизия № 1

Трубопровод и дороги. 1 апреля 1974 г.

Спецификация. Стр. 2004

В. Ни при каких обстоятельствах ни Фирма-Контрактор, ни ее служащие не сообщают об утечке или разливе нефти каким-либо государственным службам. Сообщение о таких явлениях лежит полностью на ответственности «Аляски».

Контрактор должен обязать своих служащих исполнять это постановление.

Г. В дальнейшем, ни при каких обстоятельствах ни Контрактор, ни ее персонал не должны обсуждать, сообщать или связываться любым способом со средствами массовой информации, будь то радио, телевидение, газеты или периодические издания.

Любые подобные контакты Контрактора будут рассматриваться как существенное нарушение КОНТРАКТА Контрактором. Все контакты с прессой, касающиеся выбросов и разливов нефти, осуществляются только и исключительно «Аляской». Если представители прессы вступают в контакт с Контрактором или его сотрудниками, им следует воздерживаться от каких-либо дискуссий, сообщений и взаимодействий, рекомендуя обратиться за разъяснениями в кампанию «Аляска».

Все вышеизложенное Контрактор обязан довести до сведения управляющего звена и рядовых сотрудников.

Демотт опустил листок на колени.

– И это написано американцем?

– Американцем иностранного происхождения, – сказал Маккензи. – Очевидно, прошедшим выучку у Геббельса.

– Потрясающая инструкция, – сказал Демотт. – Помалкивай и скрывай или потеряешь контракт. Не переступай черты, иначе – вон с работы. Блестящий пример американской демократии в лучшем виде. Ну и ну! – Он взглянул на лист, затем на Финлэйсона:

– Как вам удалось раздобыть это? Наверняка документ засекречен.

– Вы будете смеяться, но вы ошибаетесь. Так сказать, достояние общественности.

Редакционная статья из еженедельника «Вся Аляска» от 22 июля 1977 года. Никаких сомнений, что инструкция была засекречена. Как газете удалось ее получить, не имею представления.

– Приятно узнать, что маленькая газета не побоялась выступить против гигантской кампании, и ей это сошло с рук.

Финлэйсон достал еще одну фотокопию.

– В этой же редакционной статье содержится упоминание «ужасного отрицательного воздействия трубопровода на всех нас». Это и теперь так же верно, как тогда. Мы унаследовали это ужасное отрицательное воздействие и до сих пор страдаем от него. Такие дела. Не могу сказать, что у нас совершенно нет сторонников, или, что власти не вмешаются немедленно, если будут замечены откровенные противозаконные действия. Но, поскольку важны голоса избирателей, те, кто правит, делают это из прикрытия. Они пробуют, куда дует ветер, затем задействуют приемлемое законодательство и занимают соответствующую безопасную позицию. Что бы ни случилось, они не пойдут на конфликт с теми, кто наделяет их властью. Они не рискнут под пристальным наблюдением публики, как за ними, так и за нами, придти и подать нам руку из-за какой-то анонимной угрозы какого-то анонимного сумасшедшего.

– Таким образом, это означает, что пока диверсия не произошла, вы не можете рассчитывать на помощь извне, – сказал Маккензи. – Во всем, что касается превентивных мер, вы целиком зависите от Броновского и его команды охранников. В результате, вы сами по себе.

– Неприятно об этом думать, но это так.

Демотт поднялся и стал ходить взад-вперед по кабинету.

– Будем считать, что угроза реальна, кто за ней стоит и чего добивается? Уверен, что он не сумасшедший. Если бы это был одержимый защитник окружающей среды, он бы действовал без всяких предупреждений. Некто мог бы иметь в виду вымогательство или шантаж, которые не обязательно однозначны; вымогают деньги, а шантаж служит множеству различных целей. Маловероятно, что основной целью является прекращение перекачки нефти; прекращение должно служить какой-то другой более важной цели. Деньги, политика, – внутренняя и международная – власть, ложный идеализм и истинный, или просто безответственный сумасшедший. Боюсь, придется ждать развития событий, прежде, чем делать предположения. Тем временем, я бы хотел как можно скорее встретиться с Броновским.

– Я же уже сказал, он должен закончить дело. Он будет здесь через несколько часов.

– Попросите его вылететь прямо сейчас, пожалуйста.

– Сожалею, но Броновский сам принимает решения. Номинально, он под моим началом, но не в полевых операциях. Он просто уйдет, если я попытаюсь узурпировать его власть. Зачем заводить собаку, а лаять самому.

– Я не уверен, что вы правильно оцениваете положение. Нам с Маккензи не только было гарантировано полное сотрудничество, но мы наделены полномочиями принять срочные меры безопасности, если по нашему мнению, такие срочные меры диктуются сложившимися условиями.

Юконская борода скрывала выражение лица Финлэйсона, но в голосе безошибочно распознавалось изумление.

– Вы имеете в виду отстранение Броновского?

– Если, опять же по нашему мнению, он достаточно хорош, мы просто удовольствуемся ролью советников, если нет, мы применим власть, которой наделены.

– Кем наделены? Это абсурд. Я не позволю. Я не могу этого позволить. Вы только появились здесь и напридумывали всякого; нет, я не получал подобных инструкций.

– В таком случае, я бы посоветовал вам запросить такие указания, или подтвердить их, немедленно.

– От кого?

– От великих пенджэндрамов, как вы их называете.

– В Лондоне? – Демотт молчал. – Это дело мистера Блэка.

Демотт продолжал молчать.

– Генерального директора, здесь на Аляске.

Демотт указал на три телефона на столе Финлэйсона:

– Он не дальше, чем один из этих аппаратов.

– Его нет на Аляске. Он посещает наши офисы в Сиэтле, Сан-Франциско и Лос-Анджелесе. Когда и в каком порядке, я не знаю. Но мне известно, что он возвращается в Анкоридж завтра в полдень.

– Вы хотите сказать, что это самое раннее, когда вы сможете с ним связаться?

– Да.

– Вы могли бы позвонить в те офисы.

– Я же сказал, что не знаю, в каком из них он сейчас. Он может быть в тысяче других мест и, вообще, в полете.

– Вы могли бы попытаться, разве нет? – Финлэсон ничего не сказал, и Демотт продолжал: – Вы могли бы позвонить прямо в Лондон.

– Вы не очень осведомлены об иерархии в нефтяных кампаниях, не так ли?

– Так. Но зато я знаю, – привычная мягкость Демотта исчезла без следа, – что вас, Финлэйсон, ждет разочарование. Вы уже сейчас в беде, а ждет вас еще худшее. В подобных обстоятельствах менеджеру высшего звена управления не время думать об ущемленной гордости и соблюдении субординации. Вы ложно толкуете приоритеты, мой друг. В первую очередь, следует думать о благополучии кампании, а уже потом о своих чувствах и прикрытии своей задницы.

Глаза Финлэйсона не изменили выражения. Маккензи что-то сосредоточенно рассматривал на потолке. За годы совместной работы он убедился, что Демотт умеет загонять соперника угол. Жертва или сдается, или ставит себя в условия, когда Демотт безжалостно использует свои преимущества. Если ему не удается добиться сотрудничества, он добивается полного подчинения.

– Я сделал три предложения, – продолжал Демотт, – каждое из которых было, по моему мнению, вполне разумным, вы отвергли все три. Вы продолжаете настаивать на своем отказе?

– Да. Именно так.

– Отлично. Дональд, как, по-твоему, у меня есть выбор?

– Абсолютно никакого, – голос Маккензи звучал печально, – кроме неизбежного.

– Да, – Демотт холодно посмотрел на Фенлэйсона. – У вас есть микроволновая радиосвязь с Вальдезом, для связи с континентальными биржами, – он протянул Финлэйсону через стол карточку. – Или вы не дадите мне разрешения поговорить с моим офисом в Хьюстоне?

Финлэйсон ничего не сказал, но карточку взял, снял трубку и связался с коммутатором. После трех минут молчания, в течение которых только Финлэйсон, казалось, чувствовал себя некомфортно, раздался звонок. Финлэйсон послушал несколько мгновений и передал трубку Демотту.

– Брэди Энтепрайзиз? Мистера Брэди, пожалуйста, – последовала пауза. – Добрый день, Джим.

– Добрый, добрый, Джордж, – сильный звучный голос Брэди был хорошо слышен в комнате. – Ты в Прудхо-Бейе, да? Какое совпадение. Я как раз собирался тебе звонить.

– Я просто хочу отчитаться. Собственно сообщить, что отчитываться мне не в чем.

– У меня тоже для тебя сообщение. Мое – важнее, так что начнем с него. Линия открытая?

– Минутку, – Демотт взглянул на Финлэйсона. – Оператор на коммутаторе имеет допуск?

– Нет у нее никакого допуска. Господи, боже мой, она же просто телефонистка.

– Вы обращаетесь в нужную инстанцию. Действительно, Господи, спаси аляскинский нефтепровод. – Он вынул блокнот и карандаш и сказал в трубку: – Сожалею, Джим. Открытая. Диктуйте.

Четко и ясно в комнате зазвучал, казалось бессмысленный набор из букв и цифр, которые Демотт очень мелко и аккуратно записывал в свой блокнот. Спустя пару минут, Брэди сказал:

– Повторить?

– Спасибо, не нужно.

– Ты имеешь что-нибудь сказать?

– Только то, что управляющий работами неконтактен, неблагоразумен и создает препятствия. Не думаю, что нам выгодно здесь оставаться. Прошу разрешения отбыть.

После очень короткой паузы, Брэди произнес:

– Разрешение даю. – Демотт положил трубку и встал.

Финлэйсон был уже на ногах.

– Мистер Демотт….

– Передавайте привет Лондону, если вам случится там быть, мистер Финлэйсон, – сказал Демотт ледяным тоном.

2

В десять вечера сотрудники Джима Брэди в баре отеля «Питер Понд» форта Мак-Мюррей, что за тысячу триста миль на юго-запад от Прудхо-Бейя, встретились с Джейем Шуром. Те, кому принадлежало право высказывать суждения по таким вопросам, с готовностью соглашались, что в Канаде, как управляющему инженерными сооружениями, Шуру нет равных. Его темное мрачноватое, почти пиратское лицо, являлось несправедливой насмешкой природы, так как по натуре своей он был веселым, дружелюбным компанейским человеком, легко сходившимся с людьми, и очень отзывчивым.

Справедливости ради нужно сказать, что в данный момент он не испытывал ни веселья, ни добродушия, как, впрочем, и сидевший рядом с ним Билл Рейнольдс, начальник производства кампании «Санмобиль», румяный и постоянно улыбающийся человек, которого природа наградила действительно дьявольским умом, казалось присущим Шуру, но такового не имевшему.

Билл Рейнольдс посмотрел через стол на Демотта и Маккензи, с которыми они с Шуром познакомились всего минуту назад, и сказал:

– Вы опережаете время, джентльмены. Замечательное обслуживание, если можно так сказать.

– Стараемся, – сказал Демотт удовлетворенно. – Делаем все возможное.

– Виски? – спросил Маккензи.

– Спасибо, – кивнул Рейнольдс. – Похоже, двойная доза?

– Точно.

– Дороговато, пожалуй.

– Сделает вас сговорчивее, – улыбнулся Демотт.

– Управление – это Эдмонтон – дало нам знать, что вы не появитесь раньше, чем через четыре дня. Мы уж никак не ждали вас всего через четыре часа, – Рейнольдс с любопытством посмотрел в глаза Демотту поверх стакана с новой порцией виски. – Боюсь, нам мало, что о вас известно.

– Справедливо. Мы знаем о вас еще меньше.

– Не нефтяники, значит?

– Конечно, нефтяники, но бурильщики. Мы не знакомы с шахтной добычей.

– Служба безопасности – ваша постоянная работа?

– Совершенно верно.

– Тогда бесполезно спрашивать, что вы делали на Норт-Слоуп?

– Опять в точку.

– Сколько вы там пробыли?

– Два часа.

– Два часа! Вы хотите сказать, что залатали прорехи в системе безопасности за два часа?

– Да ничего мы не латали. Мы уехали.

– Позволено будет спросить, почему?

– Начальник производства был, скажем так, несговорчив.

– Вечно я со своим любопытством.

– А что такое?

– Я здесь являюсь начальником производства. Но намек понял.

– Да никаких намеков. Вы задали вопрос, я на него ответил, – сказал Демотт дружески.

– И вы решили просто уйти….

– У нас полно заказов по всему миру, мы не тратим время на тех, кто не хочет сам себе помочь. Не будем переворачивать все с ног на голову, джентльмены: ваша кампания ожидает, что это мы с Маккензи будем задавать вопросы, а вы отвечать на них. Когда была получена угроза?

– Сегодня в десять утра, – сказал Шур.

– У вас она с собой?

– Не совсем так. Она пришла по телефону.

– Откуда?

– Анкоридж. Международный звонок.

– Кто принял сообщение?

– Я. Билл был со мной рядом и тоже слушал. Звонивший дважды повторил свое сообщение. Он слово в слово сказал следующее: «Я вынужден информировать вас, что „Санмобиль“ в ближайшем будущем ожидают небольшие перебои в добыче нефти. Хочу успокоить вас: совершенно незначительные, только, чтобы убедить вас, что мы можем прекратить поток нефти, где и когда пожелаем». Это все.

– Никаких требований?

– Абсолютно никаких, что удивительно.

– Не сомневайтесь. Требования придут вместе с большой угрозой. Вы бы могли распознать этот голос, если бы услышали снова?

– Узнал бы я голоса миллиона других канадцев, которые говорят точно также как этот? Вы полагаете, что угроза является реальной?

– Да. Нам свойственно серьезно относиться к подобным вещам. Какова охрана завода?

– Ну, для нормальных условий, она вполне достаточная.

– Условия обещают быть слегка ненормальными. Сколько бойцов?

– Двадцать четыре, под началом Терри Бринкмана. Он свое дело знает.

– Не имею ни малейших сомнений. Есть сторожевые собаки?

– Ни единой. Обыкновенные полицейские собаки: овчарки, доберманы, боксеры, не могут выжить в этих экстремальных условиях. Лайки, конечно, могут, но сторожа они никудышные, больше интересуются друг другом, чем нарушителями.

– Электрозащита ограждения?

Шур закатил глаза и стал выглядеть обреченно.

– Вы сходу хотите дать козырную карту защитникам окружающей среды. Почему, если самый захудалый старый волк опалит свою шелудивую шкуру…

– Понятно. Полагаю, бессмысленно спрашивать об электронных пучках, сенсорных устройствах и тому подобном?

– Бессмысленно – верное слово.

– Как велика территория завода? – спросил Маккензи.

– Около восьми тысяч акров, – сказал Рейнольдс несчастным голосом.

– Восемь тысяч акров, – мрачно повторил Маккензи. – Какой периметр они дают?

– Четырнадцать миль.

– Да, таки мы имеем здесь проблему, – сказал Маккензи. – Я полагаю, ваша система охраны делится на две составляющих: охрана основных сооружений и охрана периметра, чтобы предотвращать вторжение посторонних.

– Охранники работают в три смены, в каждой смене по восемь человек.

– Восемь человек, без всяких вспомогательных средств, для охраны самого завода и патрулирования периметра в четырнадцать миль в темноте зимней ночи.

– Завод работает круглосуточно, и территория ярко освещена днем и ночью, – сделал попытку защититься Шур.

– Но не периметр. Туда хоть на автобусе, хоть на джипе можно въехать, да что без толку перечислять. Сказано, мы имеем проблему.

– И не только эту, – сказал Демотт. – Самая яркая иллюминация не поможет ни в малой степени. Не поможет, если в каждой смене сотни рабочих и таких смен три.

– Что вы имеете в виду?

– Подрывные элементы.

– Подрывные элементы! Среди рабочих не канадцев меньше двух процентов.

– Что, канадские преступники отменены королевским указом? Когда вы нанимаете людей, вы проверяете их прошлое?

– Ну, конечно, допросов не проводим и на детекторе лжи не проверяем. Если это делать, никогда никого не нанять. Нас интересует квалификация, рекомендации, опыт работы и нет ли истории криминальной активности.

– Это маловажно. Действительно опытный преступник никогда не имеет криминального досье. – Демотт, выглядел, как человек, который собирался вздохнуть, взорваться, выругаться и все бросить, но передумал.

– Теперь уже поздно. Завтра мистер Маккензи и я хотели бы поговорить с вашим Терри Бринкманом и осмотреть завод.

– Если мы будем здесь с машиной около десяти…

– А что, если это будет часов в семь? Да, семь будет нормально.

Демотт и Маккензи проводили взглядом двух уходивших мужчин, потом посмотрели друг на друга, осушили стаканы и подозвали бармена, затем стали смотреть в окно отеля «Питер Понд», названного в честь первого белого, увидевшего битумоносные пески.

Понд спустился на каноэ вниз по реке Атабаске почти двести лет назад. По-видимому, его самого не очень заинтересовали пески, но десятью годами позднее, более известный исследователь, Александр Маккензи, был заинтригован клейким веществом, сочащимся в выходах породы высоко над рекой. Он писал: «Битум находится в жидком состоянии и, смешанный с резиной или смолой ели, служит для заклеивания индейских каноэ. При нагревании пахнет подобно морскому углю».

Словам «морской уголь» не придавалось значения больше ста лет; никто не понял, что исследователь восемнадцатого века наткнулся на один из крупнейших в мире резервуаров ископаемого топлива. Но не наткнись они, и не было бы здесь сегодня ни отеля «Питер Понд», ни города за его окнами.

Даже еще в середине шестидесятых форт Мак-Муррей был ничем иным, как маленьким примитивным пограничным постом с населением, насчитывающим тысячу триста человек, и улицами покрытыми пылью, грязью или снежной кашей, в зависимости от погоды. Теперь, оставаясь по-прежнему пограничным городом, он стал совсем иным. Храня прошлое, но, заглядывая в будущее, он стал некой миниатюрой города, испытывающего бум, и в терминах увеличения населения, самым стремительно растущим в Канаде. Где четыре года назад было тринадцать сотен жителей, теперь было тринадцать тысяч. Построены школы, отели, банки, больницы, церкви, супермаркеты и, главное, сотни домов. И чудо из чудес: замощены улицы. То, что выглядит чудом, объясняется тем, и только тем, что форт Мак-Муррей находится в самом сердце битумоносных песков Атабаски, крупнейшего месторождения в мире.

Весь вечер шел сильный снег, и теперь он еще не совсем прекратился. Все вокруг: дома, деревья, машины, было под пушистым белым покровом. Сотни огней гостеприимно светили сквозь тихо падающие снежные хлопья. Картина наполнила бы радостью глаза и сердце художника, рисующего рождественские открытки. Примерно такие мысли блуждали в голове у Маккензи.

– Сегодня здесь должен бы появиться Санта Клаус.

– Хотелось бы, – сказал Демотт сердито. – Особенно, если бы он принес с собой немного покоя на землю и добрую волю всем людям. Что ты думаешь об этом звонке в «Санмобиль»?

– То же самое, что и ты. Текст, практически идентичен записке, полученной Финлэйсоном в Прудхо-Бейе. Очевидно, что это тот же самый человек или группа людей.

– А как ты расцениваешь тот факт, что аляскинские нефтяники получили угрозу из Альберты, а в Альберте угроза получена с Аляски?

– Никак, кроме того, что угрозы исходят из одного источника. Этот звонок из Анкориджа наверняка был сделан с общественного телефона. Отследить его невозможно.

– Возможно, но не наверняка. Я не знаю, можно ли из Анкориджа прямо позвонить сюда. Думаю, что нет, но мы это выясним. Если это невозможно, на телефонной станции есть запись. Так что есть шанс, что мы сможем локализовать телефон.

Маккензи посмотрел на форт Мак-Муррей сквозь донышко стакана и сказал:

– Это бы сильно помогло.

– Могло бы немного помочь. Есть две зацепки. Здесь было десять, когда позвонили. В Анкоридже в это время 6 утра. Кто, кроме сумасшедших или рабочих ночной смены, может оказаться на темных промерзших улицах Анкориджа в такое время? Я полагаю, это выглядит странным и не должно остаться незамеченным.

– Если есть, кому замечать.

– Полицейские в патрульных машинах. Таксисты. Водители снегоуборочных машин. Почтальоны. Ты был бы поражен, сколько людей на совершенно законных основаниях оказываются на улице темной ночью.

– С чего бы мне поражаться? – сказал Маккензи в сердцах. – На нашей чертовой работе мы сами частенько оказываемся ночью на улице. Ты сказал, две зацепки. Какая вторая?

– Если удастся локализовать таксофон, нам сможет помочь полиция, которая может потребовать, чтобы почтовики вытащили монеты из автомата и передаст их специалистам по пальчикам. Есть неплохие шансы, что парень, звонивший в форт Мак-Муррей, пользовался более крупными монетами, чем остальные граждане, звонившие этим днем или ночью. Две – три крупных монеты с одинаковыми отпечатками пальцев, и мы имеем нашего парня.

– Возражаю. Монеты проходят сквозь такое множество рук, что ты получишь множество отпечатков, даже, думаю, слишком много.

– Возражение принимается. Установлено, что на металлической поверхности при наложении доминирует самый поздний отпечаток. Мы снимем отпечатки и с наборной панели, люди не набирают номер в меховых рукавицах. Затем сверимся с криминальными записями. Отпечатки могут оказаться в картотеке. Если нам повезет, он наш, берем его и задаем массу интересных вопросов.