Текст книги "Лейли и Меджнун"

Автор книги: Алишер Навои

ГЛАВА XXIII

О том, как Меджнун поднялся на гору Неджд, вспомнил свою Лейли и воспел джейрана

ГЛАВА XXIV

О том, как умерли родители Меджнуна, как Меджнун увидел их смерть во сне и пришел к ним на могилу

ГЛАВА XXV

О том, как страдала Лейли, узнав о смерти родителей Меджнуна

ГЛАВА XXVI

О том, как осенью погасла свеча жизни Лейли и улетела из клетки тела душа Меджнуна

 
И ветер осени дохнул чуть свет,
И сад в соломенный окрасил цвет.
 
 
Повсюду листья желтые висят,
Как будто заболел желтухой сад.
 
 
И ноги протянули, и легли
Иные листья на одре земли, —
 
 
Был стебель вытянутою ногой!
Да, ждал кончины сад полунагой!
 
 
Увы, осенний ветер был таков:
Он отнял веру в жизнь у лепестков.
 
 
Дрожали все деревья, все сады,
В сараях темных спрятались плоды,
 
 
Под натиском осенних холодов
Лишились ветви листьев и плодов.
 
 
День ото дня глядит печальней сад.
Для пыли стал опочивальней сад!
 
 
Безгрешным он, себя очистив, стал,
Страною звезд он из-за листьев стал!
 
 
Сто тысяч листьев светятся во мгле, —
Сто тысяч звезд на вымокшей земле!
 
 
Звезда – как зеркало, и взор привлек,
Изображая ручку, стебелек.
 
 
Нет отраженья в зеркальном стекле,
Ведь золото мы видим на стебле!
 
 
Как слезы на лице любви чисты,
На красных ветках желтые листы.
 
 
Над купами деревьев воздух мглист,
Письмо о смерти – каждый желтый лист.
 
 
Разбросил ветер листья на воде, —
Взгляни на воду: золото везде!
 
 
О нет, вода блистает лезвием,
А золото – ножнами назовем.
 
 
Чудесен в эту пору виноград.
Плоды червонным золотом горят,
 
 
Как перстни на прекраснейшей руке.
Иль это хна пылает вдалеке?
 
 
Ушли те дни, когда светла роса,
У гиацинта вьются волоса,
 
 
Когда тюльпаны жгучи, как огонь,
И красной краской пачкают ладонь.
 
 
Пришли те дни унылые, когда
Одета белым мрамором вода.
 
 
Упрямый ветер не щадит дерев,
Вздымает к небу свой протяжный рев,
 
 
И соловей, страдая без тепла,
Под собственные прячется крыла.
 
 
Дохнул осенний ветер на весну, —
Лейли к последнему склоняет сну.
 
 
Вступила осень в розовый цветник,
Цветку велела, чтоб к земле приник,
 
 
Сровняла пальму сильную с землей,
Сровняла розу с пыльною землей,
 
 
Шафрана разливая желтизну,
На осень переделала весну.
 
 
Лейли, что садом красоты была,
Что розой райской чистоты цвела, —
 
 
Лейли осенней сделалась порой:
Весна казалась осенью второй.
 
 
Болезни ветер дул в лицо сильней,
Распутались узлы ее кудрей.
 
 
О, волосы арканами зови:
Они арканы для людей любви!
 
 
Царица прелести земной больна, —
Освободила пленников она,
 
 
И нет ограды узникам любви,
Свободе рады узники любви,
 
 
Один лишь пленник хочет жить в тюрьме.
Но этот пленник – не в своем уме:
 
 
Две брови пленник распростер сейчас,
Чтоб радость не вошла в жилище глаз…
 
 
Лежит в слезах царица красоты.
Чтоб светом озариться красоты.
 
 
К царице смерть-прислужница идет,
Румяна на лицо ее кладет.
 
 
Но пот бежит, как слезы по письму, —
Он смыл румяна, индиго, басму.
 
 
И сморщились медовые уста,
Нет, запеклись пунцовые уста,
 
 
От слов закрылись: надобно молчать, —
Там прыщики похожи на печать!
 
 
На подбородке впадинка была, —
Теперь голубка там гнездо свила,
 
 
То есть: голубку ожидает смерть,
Открыла впадину земная твердь.
 
 
И покрывало было ей дано:
Фиалкового цвета полотно.
 
 
То есть: на солнце, что навек зашло,
Фиалковое облако легло…
 
 
Решила: мир земной – уже чужой,
Уже расстаться надобно с душой!
 
 
От всех спешит избавиться она,
И вот лежит красавица одна,
 
 
И только мать она зовет к себе
И говорит ей о своей судьбе:
 
 
«Ты, чья душа моим жильем была!
Не помни мной содеянного зла!
 
 
Как жертву, отклоненную людьми,
Мою больную душу ты прими.
 
 
Я – только огорченье для тебя.
Как вымолю прощенье у тебя?
 
 
О, проживи я много тысяч лет,
И то моей вине прощенья нет!
 
 
Но губит осень все цветы в саду.
Настало время: скоро я уйду…
 
 
Смерть надо мной уже нависла. Нет!
Она пришла! Таиться смысла нет:
 
 
Ты знала все, в душе терзалась ты,
Хотя незнающей казалась ты.
 
 
Теперь, когда я в землю ухожу,
Не плачь о том, что я тебе скажу,
 
 
Не проливай потоки слез в тиши,
Не разбивай своей больной души.
 
 
Тебе тяжел, я знаю, мой совет.
Но выполни, молю, другой завет:
 
 
Пусть эту розу победил недуг, —
Не плачь, когда цветок уйдет на луг,
 
 
И если солнце навсегда зайдет,
Пусть не затмится пылью небосвод.
 
 
Но люди, звери, горы и леса
Поймут твоей печали голоса.
 
 
Пески сухих пустынь, полынь степей
Услышат громкий стон твоих скорбей.
 
 
И тот, кто болен, слаб и одинок,
Кто весь – печаль от головы до ног,
 
 
Чья жизнь сгорела в медленном огне,
В ком вместо жизни память обо мне, —
 
 
Как ветер, гонит он пустынный прах,
Как эхо, обрывается в горах! —
 
 
Когда услышит обо мне слова,
Когда узнает он, что я мертва,
 
 
Тогда расплавится его душа,
С моей душою встретиться спеша.
 
 
Отдаст он душу, обретет покой:
Он оболочку сделает пустой.
 
 
А то – среди живых пойдет ко мне,
Как солнце дней моих, придет ко мне!
 
 
Он, одержим любовью, подойдет,
Как солнце, к изголовью подойдет,
 
 
Печаль забудем, и любимый вновь
Покажет людям, какова любовь!
 
 
С моим он прахом прах смешает свой,
Навек поникнет мертвой головой.
 
 
Моей мольбе не откажите вы;
Почет Меджнуну окажите вы.
 
 
Любви почившей послужите вы,
Его со мною положите вы.
 
 
Мать! Ненависть забудь, поспорь со злом.
Добро и милость сделай ремеслом.
 
 
Меджнуну саван сшей – не согреши!
Из покрывала собственной души.
 
 
Меня в тот саван белый заверни;
Два тела – милость сделай – заверни!
 
 
Все нужное, как сыну, приготовь:
С ним дочь твою соединит любовь.
 
 
Для двух детей стели одну постель,
Клади в одну и ту же колыбель!»
 
 
Закрыв глаза от материнских глаз,
«Меджнун!» произнесла в последний раз,
 
 
Не вспомнила ни разу о Лейли…
И руки смерти на лицо легли,
 
 
И солнце смертная закрыла тень,
И мать увидела свой черный день.
 
 
И сердце неба кровью залилось:
Крик матери пронзил его насквозь.
 
 
И трижды мать вкруг ложа обошла,
Шатер, на смерть похожа, обошла,
 
 
Упала перед изголовьем ниц,
Потом соленой влагою ресниц
 
 
Лицо почившей стала щекотать,
Как будто говоря: «Не время спать,
 
 
Открой глаза, открой, смеясь, уста,
Мне без тебя вселенная пуста!»
 
 
Чтоб дать немного своего тепла,
Под мышку руки дочери брала, —
 
 
Но то, быть может, из объятий сна
Лейли тянула за руки она?
 
 
Откинув кудри от ее чела,
Показывала, как Лейли светла,
 
 
Как будто говоря: «Проходит ночь,
Родился день, пора проснуться, дочь!»
 
 
Поднимутся, быть может, вежды? Нет:
На пробуждение надежды нет!
 
 
И мать, воздев ладони к небесам,
Дав распуститься белым волосам,
 
 
Слезам кровавым вылиться из глаз, —
Ногтями в старое лицо впилась.
 
 
Как разрывает утро ворот свой,
Рассыпав искры света над землей,
 
 
Она, как ворот, грудь разорвала, —
И светом сердца озарилась мгла.
 
 
Взывала мать, рыдая: «Горе мне!»
Стонала мать седая: «Горе мне!
 
 
Мерещится спросонок это мне?
Проснись, мой верблюжонок! Горе мне!
 
 
Открой глаза: дай солнце нам опять,
Чтоб захотелось девушкам гулять,
 
 
Чтоб разбежались по саду цветы.
Все ждут они: пойдешь ли с ними ты?
 
 
Подруг нарядных много собралось!
Дай гиацинты мне своих волос,
 
 
Их локонами землю обовью,
Их запахами землю оболью!
 
 
Сокровищницу сладостной красы —
Твое лицо – украсят две косы:
 
 
Сплету я косы – будут две змеи
Оберегать сокровища твои.
 
 
Окрашу я глаза твои сурьмой,
Окрашу брови я твои басмой:
 
 
Глаза – мечи турецкие – должны
Упрятаться в зеленые ножны.
 
 
Твое лицо я нарумяню вновь:
Прибавлю я своих царапин кровь.
 
 
Я индиго на щеки положу, —
Зрачок дурного глаза поражу.
 
 
Я родинку поставлю на щеке,
Как семечко в петушьем гребешке.
 
 
И покрывала длинные твои
На волосы накину я твои:
 
 
Закрыта будет сторона одна,
Другая будет сторона видна.
 
 
Одену плечи в розовый наряд, —
О нем с восторгом все заговорят.
 
 
Ты с девушками племени пойдешь,
Как искушенье времени, пройдешь,
 
 
Всех освещая, обольщая всех,
Пустынников святых ввергая в грех!
 
 
Иди, – любимого найдешь в саду.
Меджнун вопит и стонет, как в аду,
 
 
В беспамятстве сейчас он упадет,
Но жизнь вернет безумцу твой приход.
 
 
Ты не придешь – он прибежит сюда,
Что я смогу сказать ему тогда?
 
 
Где слово я, в смущении, возьму?
Как буду я смотреть в глаза ему?
 
 
Не повергай в печаль друзей твоих!
Ужель тебе не жаль друзей двоих?
 
 
Ужель тебе не жаль двоих сердец?..»
Так плакала. А за стеной отец
 
 
О землю ударялся головой,
Метался, ворот разрывая свой.
 
 
Был весь народ в печали о Лейли.
Народ кричал и плакал: «Вай, вайли!»
 

* * *

 
Я буду о Меджнуне говорить:
О нем я не могу не говорить!
 
 
Меджнун лежал на кладбище глухом,
Там люди воскресения кругом,
 
 
Среди могил свою печаль влачил,
И был он чист, как жители могил.
 
 
Когда бессильной сделалась Лейли,
Он тоже лег, беспомощный, в пыли.
 
 
Когда любимой овладел недуг,
Любимый жертвой стал жестоких мук.
 
 
То в светлом вымысле, то в ясном сне,
Он был всегда с Лейли наедине.
 
 
О ней одной он слушал голоса:
То сердце чистое, то небеса
 
 
Весть о возлюбленной ему несли.
Когда старуха-смерть пришла к Лейли
 
 
И пери чашу выпила ее, —
Почувствовал безумец: острие
 
 
Безжалостное прокололо грудь,
И задрожало сердце, точно ртуть.
 
 
И голос неба зазвенел в ушах:
«О воинства скорбей великий шах!
 
 
В державе горя – повелитель ты,
Всех любящих сердец правитель ты,
 
 
Они тебе приносят рабства дань.
Не спи, герой страны страданья! Встань!
 
 
Осенний вихрь в твоем саду сейчас!
Подул самум – светильник твой погас!
 
 
Все то, что соловьиное в тебе.
Все то, что голубиное в тебе,
 
 
Все мотыльковое ты собери,
Скорее к поднебесью воспари:
 
 
Подруга путешествия – луна,
Но спутника все время ждет она,
 
 
Ты будешь путешествовать с луной,
Или придется ей уйти одной?»
 
 
Хотя, как паутинка, был он слаб,
И нитка задержать его могла б,
 
 
Но тигром с ложа прянул он, едва
Услышал эти вещие слова!
 
 
Как солнце, как небесная газель,
Он побежал, одну лишь видя цель:
 
 
Он видел дом Лейли в мечтах своих!
Держал он песню на устах своих, —
 
 
Не песнь рыданья, не страданья песнь,
А песнь свиданья, ожиданья песнь.
 
 
Сокровища души держал в руке,
Чтоб разбросать, как деньги, на песке.
 
 
Он прыгал – мнилось: молния зажглась,
Струится ливень радости из глаз.
 
 
Горя любовью, солнцем стал земным.
Бежали звери дикие за ним.
 
 
В груди Меджнуна страха не найти.
Он знал: никто не станет на пути.
 
 
Боялись люди твердости его,
Предсмертной светлой гордости его, —
 
 
Бежали некоторые скорей:
Боялись некоторые зверей…
 
 
И вот Меджнун достиг дверей Лейли.
Вот ждут его стада зверей вдали:
 
 
Стоят спокойно, а народ вокруг
Не чувствует от страха ног и рук…
 
 
Когда, решив покинуть этот свет,
Лейли давала матери завет,
 
 
Тогда влюбленный появился вдруг,
Пришел, как верный друг… Нет, вечный друг!
 
 
Глаза – глаза желанные нашли:
Глаза одно желание прочли.
 
 
Возлюбленная руки подняла,
Возлюбленному душу отдала.
 
 
Возлюбленный склонился, не дыша:
К возлюбленной ушла его душа.
 
 
Попутчика себе Лейли нашла,
Теперь дорога ей не тяжела!..
 
 
И люди без числа входили в дом,
И двух усопших находили в нем,
 
 
Событъю небывалому дивясь:
Нерасторжима двух страдальцев связь!
 
 
Все немотою связаны уста:
Любовь Меджнуна так была чиста,
 
 
Что смерть нашел в любви, как жил в любви,
Две жизни души отдали свои!
 
 
Когда огонь сочувствия погас,
Такие речи начались тотчас:
 
 
«Оборвалась двух слабых жизней нить.
Как будем эти жизни хоронить?»
 
 
Сказали: «Тех, кому возврата нет,
В ком даже примеси разврата нет,
 
 
Двух чистых, чья благословенна кровь,
Кому жестокосердая любовь
 
 
Ни разу в жизни счастья не дала,
Чья смерть ужасна так и так светла,
 
 
Кто, не вкусив любви в земном краю,
Нашли сближенье вечное в раю,
 
 
Двух разлученных, Кайса и Лейли,
Соединим во глубине земли,
 
 
Дадим навек соединиться им,
Будь саваном одна гробница им!»
 
 
Решили: справедлив такой совет,
Розоволикой вспомнили завет,
 
 
И, поступив, как требует обряд,
Как поступать обычаи велят,
 
 
В одних носилках понесли двоих,
С невестой рядом возлежал жених.
 
 
Два тела вместе в саван облеклись,
В едином теле две души слились,
 
 
Две грани здесь кристаллины одной,
Две косточки миндалины одной.
 
 
О нет, не косточки! – одно зерно:
Из двух долей оно сотворено.
 
 
Не двойственное видим существо,
Единства здесь мы видим торжество.
 
 
Два тела, как зерно, слились в одно:
Не в саване, а в кожуре зерно!..
 
 
Украсили Меджнуна и Лейли,
На головах носилки понесли.
 
 
Душа, соединенная с душой,
Они покрыты шелком и парчой.
 
 
И вот в табут возлюбленных кладут,
И в землю опускается табут.
 
 
Два путника нашли приют в земле:
Луна и солнце спрятались во мгле.
 
 
Наполнил души всех влюбленных страх:
И солнце и луна зарылись в прах,
 
 
Свечу надежды погасил самум.
Настало время для печальных дум,
 
 
Нет больше над влюбленными царя,
Луна зашла и не взошла заря!
 
 
И дважды в день на кладбище текли
Все родичи и весь народ Лейли,
 
 
Над камнем плакали отец и мать,
И страшно было стонам их внимать.
 
 
Недолго плакали: в тепле земли
Они отдохновение нашли…
 
 
О ты, кто стал виною наших слез!
Рыдай: две жизни прахом ты занес!
 
 
Когда ушли две жизни в мир теней,
Уйду и я с возлюбленной своей!