Текст книги "Требуется эльфийка орку на хозяйство (СИ)"
Автор книги: Алиса Буланова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Требуется эльфийка орку на хозяйство
Алиса Буланова
Глава 1
Фортис
К северу от Лесного королевства и к северо-западу от империи людей пролегает длинный хребет. Самой высокой точкой того хребта считается Рогатая гора. Её склоны изъедены штольнями и трещинами, источающими тепло. Здесь нет ни листвы, ни птиц, только ветер, разносящий сухие частицы пыли и ржавчины. Когда я был мальчишкой, мне казалось, что гора жива, что она рычит и стонет, будто огромный зверь. Но годы прошли, и я понял, стонет не она, а те, кто работает под горой. День и ночь рабочие надрываются в шахтах, рычат и хрипят под её каменной шкурой.
Раньше орочьи кланы кочевали по земле. Воевали между собой и с кем придётся. Так Рогатая гора и попала во владение орков от побеждённых гномов. После этого пленных орков, эльфов и людей стали заковывать в кандалы и тащить в шахты. В те времена у орков была дурная слава. И мало кто решался даже заговаривать с нашим братом.
Но вот уже лет сто, как кланы осели на одном месте и вместо бесконечных войн начали торговать со всеми. От рабства тоже пришлось отказаться, поскольку толку от низко мотивированных работников было мало. И даже физическое насилие не помогало. Постепенно рабов вытеснили вольные наёмники. Поскольку орочьим бригадирам было безразлично на их прошлое, то сюда, на Рогатую гору, со всего Астмириона стали стекаться солдаты-дезертиры, еретики и отступники культа Керкуса и просто все остальные, кто не хотел мириться с той судьбой, что была уготована им с рождения. И орки нанимали всех, кто был в состоянии держать кирку.
При этом простой работу в шахтах назвать никак было нельзя. И многие из тех, кто хотел лёгкого заработка, уходили разочарованными. Были и те, кто пытался выехать на чужом горбу. Но орочьи бригадиры следят за порядком в шахтах и решают все спорные вопросы. Раньше нашим орудием был кнут, а теперь – учётная книга.
Я начинал работать в шахтах ещё когда бригадиром был мой отец. Он учил меня уму-разуму: как вести учёт и как говорить с работниками, чтобы они тебя слушали. Потому, когда он ушёл на покой из-за больных коленей, я смог занять его место. И хотя некоторые до сих пор считают меня слишком зелёным, я доказал, чего стою не словом, а делом. У моих бригад всегда одни из самых лучших показателей добычи магических кристаллов и руды.
А ещё я предан работе, как никто другой. Хотя близ деревни у меня имеется большой, хороший дом, я дни и ночи провожу на рудниках. Я понимаю, что однажды такой образ жизни меня убьёт, но вести полноценное хозяйство у меня не остаётся ни времени, ни сил.
В первый за месяц выходной я просыпаюсь дома и понимаю, что моя постель воняет плесенью. Оглядываю комнату и осознаю, что изнутри мой дом похож на заброшенную лачугу. Я вздыхаю и поднимаюсь. Голова гудит, ноги ватные – вчера с моими работягами выпивали допоздна.
Умывшись во дворе в кадке с цветущей водой, я отправляюсь в деревню. Вниз по каменной тропе, мимо высоченного бурьяна и требующего срочного ремонта забора. Солнце светит в безоблачном небе, но свет его тусклый, будто в закопчённом окне.
Дорога моя неизменно лежит в таверну «Розария». Прохожу внутрь и у меня появляется чувство, будто и не уходил отсюда вчера: тот же скрип половиц, крики и хохот в углу. Контингент тоже сплошь знакомый, кто-то даже кивает приветственно. Всё же к оркам нынче отношение чуть потеплело. Не так чтобы сильно, но всё же…
– Смотри-ка, живой! – хозяйка Розария качает головой и ставит на стол передо мной миску похмельной похлёбки.
– Пока ещё не совсем, – отвечаю хрипло. Похлёбка дымится, пахнет чесноком и курицей. – Сейчас поем твоей стряпни и оживу.
Она становится надо мной, скрещивая руки на груди.
– Тебе бы жениться, – говорит с каким-то даже сочувствием. – А то совсем одичал. Пропадёшь, если будешь так жить.
– Жену любить надо, – говорю, глядя на пятно жира на поверхности похлёбки. – А ещё следить, чтобы её никто не обижал. А когда мне это делать? Я всё время на рудниках.
Хозяйка поджимает губы и кивает, соглашаясь.
– Мне бы работницу найти на хозяйство, – продолжаю я задумчиво. – Ну чтобы кашеварила там, приборку какую-то организовала.
– Человеческие женщины вряд ли к тебе пойдут, – произносит она, глядя в окно. – Во-первых, испугаться могут твоего дикого вида. А во-вторых, больно уж дом твой на отшибе. Народ подумать не то может.
– А если не человеческую? – размышляю я вслух. – Эльфийку, к примеру. Эти нашего брата не боятся.
– Скажешь тоже! – усмехается хозяйка. – Да где ты сыщешь в наших краях эльфийку. Да ещё такую, что по доброй воле согласится бельё стирать и обеды готовить?
Она смеётся и уходит в сторону кухни. А я остаюсь. Доедаю свою похлёбку в тишине.
Сквозь оконную щель пробивается солнечный луч и ложится на стол. Запах еды и старого дерева успокаивают и нагоняют сон. За окнами кто-то ругается с мулом. Кто-то зовёт ребёнка по имени. Жизнь кипит за пределами таверны, как шахта в час пересменки.
Кладу медную монету на стол и выхожу на улицу. Воздух тёплый, но с гор тянет свежестью. Я вдыхаю её полной грудью и делаю несколько шагов в сторону дома.
– Уважаемый… – окликает меня кто-то сзади.
Я оборачиваюсь и вижу, как ко мне, прихрамывая, спешит некто в плаще с капюшоном. Я невольно подмечаю, что этот некто крайне хорош собой. Медные волосы выбиваются из-под капюшона и поблёскивают на солнце. И пусть лицо скрыто в тени, но мой взгляд всё равно выхватывает благородные тонкие черты и глаза, пронизывающие насквозь. Я вдруг понимаю, что передо мной самая настоящая эльфийка. Понимать-то понимаю, но не верю! Лесные эльфы – народ слишком гордый, они редко покидают пределы своего королевства. А морским тут делать нечего. Порт Либертерра в двух неделях пути отсюда.
Подойдя ближе, незнакомка снимает капюшон, и я убеждаюсь, что она действительно эльфийка. Зеленоглазая, остроухая и красивая, как сама бездна!
– Добрейшего дня, – смущённо произношу я. – Чем могу помочь?
– В таверне я слышала, ты ищешь работницу, – незнакомка отводит взгляд, будто стесняется говорить. – Быть может, я тебе сгожусь?
Я оглядываю её с ног до головы. Она немного ниже меня ростом, статная, одета небогато, но чисто. Плащ изношен, но сшит когда-то на совесть. Кожа эльфийки светлая, словно почти не знает солнца. Весь её вид будто осколок из другого мира, случайно упавший в грязь. Я думаю о своей берлоге, где в углах копится паутина, а стены покрыты плесенью, и мне становится стыдно.
– Едва ли я смогу тебе предложить достаточно, – начинаю неуверенно. – Если работа нужна, то ступай в управление рудниками. Там тебе найдут место по твоим силам.
– Я уже была там, и мне отказали, – говорит она и поджимает губы.
И пока я лихорадочно пытаюсь придумать, по какой причине наши могли отказать эльфийке в расцвете лет, она откидывает плащ и поднимает подол. Я вижу тянущийся вверх от края сапога деревянный протез.
– Мне предложили обратиться в дом утех, сказали, что там меня примут и вовсе без ног, – произносит эльфийка со злостью и досадой. – Но я честная женщина. И мне нужна честная работа.
Слова её будто искры, хаотично разлетающиеся от костра. Обжигают без всякого намерения. Мне неловко. Хочется отвернуться, но я заставляю себя смотреть. Потому что она смотрит на меня смело и с надеждой. А ещё потому что хотя она и гордая, а предложила себя в помощницы.
– Что ж, хм… – мне одновременно и жалко её, и не хочется взваливать на себя её тяжкую ношу. – Думаю, прежде чем договариваться, тебе следует взглянуть на место, где я живу.
Я надеюсь, что она увидит мою лачугу и передумает. Не захочет жить среди мышей и плесени. Эльфийка кивает и направляется за мной следом.
– А как звать тебя? – спрашиваю я оборачиваясь. Замечаю, что она отстала, и замедляю шаг.
– Сильвия, – отвечает эльфийка, глядя вперёд. Каждый её шаг выглядит болезненным, но лицо остаётся бесстрастным.
Она точно из лесных эльфов. Слишком гордая, чтобы попросить идти медленнее. Интересно, как её занесло в наши края?
Глава 2
Я привожу эльфийку к своему дому. Она оглядывается на деревню, что отсюда как на ладони, и вздыхает. Только сейчас я замечаю, что Сильвия от напряжения вся взмокла. А я-то наивно полагал, что эльфы столь благородны, что не потеют. Видать, дорога в горку с деревянным протезом тяжело даётся. Если она остановилась где-то в деревне, то точно откажется работать у меня. Часто ведь ко мне ходить придётся. Впрочем, даже живи я в деревне, она всё равно бы отказалась. Вон с какой брезгливостью озирается на двор. И это она ещё внутри не была.
Дверь дома зловеще скрипит. Я приоткрываю её и пропускаю эльфийку внутрь. Она останавливается на пороге и оглядывает мою прихожую, плавно перетекающую в жилую комнату. Я на секунду пытаюсь взглянуть на всё её глазами. Неприятные мурашки пробегают по спине. И как я мог всё так запустить?
– Думаю, я могу убирать у тебя раз в три дня. Если нужно, могу в эти дни готовить и стирать. И за всё прошу две серебряных монеты в неделю, – произносит вдруг эльфийка, оборачиваясь на меня.
Я на миг теряюсь. Неужели ей настолько туго, что она готова даже через отвращение переступить? Два серебряных в неделю… а за месяц выходит все восемь. У нас и горняки столько не получают, если только не с ночной сменой.
– Дороговато как-то, – произношу я рассудительно.
– Правда? – искренне удивляется Сильвия. – А мне показалось, что в самый раз. Я поспрашивала, сколько люди в деревне берут за постой, и прибавила к этой сумме немного на расходы.
Вот оно что! Да тебя же надурили, сестрица. Знать, хотели нажиться на незнакомке. Что и говорить, она хоть и хромая, а всё равно эльфийка. Думали, наверное, что она богатство прячет под своим плащом. Но вслух я всего этого не говорю. Она и без меня, видно, не в самом лучшем настроении.
– Так значит, ты ещё не остановилась нигде? – спрашиваю я вместо этого.
– Нет, решила прежде справиться о работе, – отвечает она и хмурится, видимо, вспоминая неудачный поход в управление.
– А что, если ты остановишься здесь? – предлагаю я. – Хоромы не императорские, конечно, но зато просторно. И до работы ходить недалеко. Договоримся в таком случае на один серебряный в неделю. Припасы я тоже на себя беру.
Она снова осматривает дом, но уже не так придирчиво. Я, пока она думает, спешу открыть дверь во вторую комнату. Она пустая, но чистая (если не считать слоя пыли). Я отчего-то начинаю волноваться. Хочется, чтобы она согласилась. Сам не понимаю почему. Из жалости? Или из собственной выгоды.
– Хорошо, – говорит она наконец, взвесив всё. – В таком случае я могу готовить каждый день, а убирать – также раз в три дня. Для стирки и мытья мне нужна будет вода. Сама я принести достаточно не смогу.
– Положись в этом на меня! – не раздумывая, выпаливаю я. – Принесу сколько нужно будет. И если какая другая помощь нужна будет с обустройством, тоже не стесняйся обращаться.
Сильвия вдруг прикрывает глаза и слабо улыбается. У меня перехватывает дыхание. А сердце начинает громко биться в груди. Я отвожу взгляд, будто пойман на чём-то неловком. Всё же до чего эльфийки хороши… Не даром их эльфийские мужи прячут от посторонних глаз. Но не стоит пялиться. Мне-то приятно, а вот ей вряд ли. Я делаю шаг назад, даю ей пространство.
Кажется, с эльфийкой в доме как будто стало светлее. От похмелья не осталось и следа. Ещё бы – после трёх-то походов за водой к деревенскому колодцу. Спина болит, плечи ломит, но башка ясная, будто после недельного сна. А всё потому, что с самого утра в доме кипит работа. Как и обещала, Сильвия сразу принимается за дело.
Первым делом она опрокидывает кадку, в которой я обычно умываюсь. Вместе с водой в лопухи у забора выливается и зелёная тина. После Сильвия долго чистит кадку самодельной щёткой из сухой травы. В этот момент последние сомнения в её способностях отпадают. Пусть она и похожа на типичную эльфийскую «белоручку», но на деле смекалиста и старательна.
Обеспечив себе наличие чистой воды, она переходит в дом. Вытаскивает на улицу мою подушку и шерстяное одеяло. Выбивает их и оставляет на солнце просохнуть и проветриться. То же самое проделывает и с тюками соломы, что служили мне матрасом. Впускает свежий воздух в открытые окна. Я стою на пороге и смотрю, как она завязывает нос и рот тряпкой и лезет в угол, вычищать тинёты и пятна плесени на стенах. Мне становится неловко. Подхожу ближе и становлюсь рядом. Сильвия глядит на меня удивлённо.
– Я так… для подстраховки, – отвечаю, стараясь не пялится на её гибкое тело и округлые груди под тонкой рубашкой.
Во второй половине дня её запал немного поубавляется. Видно, силы кончаются. Я это замечаю, хоть Сильвия и не жалуется. Но движения становятся вялыми, в глазах появляется рассеянность. Вернувшись из последнего за день похода за водой, я застаю её сидящей на лавке перед корытом, полным мыльной воды и грязного белья. Её протез прислонён к лавке сбоку. Она машинально трёт простыню о стиральную доску, витая мыслями где-то далеко. Мой взгляд на миг падает на пострадавшую ногу. Сильвия замечает это и прикрывает её подолом.
– Извини, – бормочет она, не поднимая глаз.
– Тебе нет нужды прятать свою ногу от меня, – отвечаю я, пошкрябав пятернёй затылок. – Я не шибко впечатлительный.
– Вот как? Тогда ладно, – Сильвия как будто выдыхает и приподнимает подол юбки так, чтобы на него не попадала вода. На лице её снова появляется слабая улыбка.
По её указке я натягиваю верёвки между опорами забора, а после развешиваю постиранное бельё. Дико смущаюсь, когда вижу среди него свои подштанники.
«За такое, полагаю, надо доплачивать отдельно», – думаю я, глядя на эльфийку.
Та поднимает на меня взгляд и, кажется, я из зеленокожего становлюсь краснокожим.
– Спасибо тебе за всё это, – говорю я и достаю из сумы серебряную монету. – Когда вижу, сколько всего ты сделала, я думаю, что зря торговался.
– Так заплати больше, – усмехается она, но почти сразу добавляет. – Ладно. Это просто шутка. Мне нравится, что работа в твоём доме оказалось мне по силам. Знаешь, я ведь была воином раньше и не привыкла, чтобы ко мне относились снисходительно. Именно поэтому я и ушла из дома. Мне не нужны подачки и особое отношение. Я буду стараться делать максимум, на который способна, за ту цену, на которую мы договорились.
Она смотрит на меня, высоко подняв голову. Мне остаётся только кивнуть и передать ей оплату. Мысли же мои заполняются вопросами и предположениями. Сильвия была воином… Значит, наверняка участвовала в войне между Лесным королевством и Империей людей. Должно быть, там она и потеряла ногу. Да, многое можно было бы узнать, если бы она захотела поговорить.
Под конец дня мы, не сговариваясь, располагаемся на крыльце. Приятное чувство растекается внутри. Вроде бы я работаю каждый день, но сегодня чувствую какое-то особое удовлетворение. Солнце опускается за край леса. Небо становится оранжево-красным. Наблюдение за такими переменами необыкновенно умиротворяет. Молчание не тяготит, даже наоборот – в нём как будто больше доверия, чем в любом разговоре. Я вытаскиваю из дома кувшин медовухи и наливаю в глиняный черепок.
– Хочешь? – спрашиваю небрежно. Сильвия смотрит на меня и кивает.
На самом деле я надеюсь, что хмель развяжет ей язык. Не из любопытства даже, а чтобы понять, кто она такая. Чтобы знать, с кем теперь буду делить дом. Но она выпивает свою долю молча, не меняясь в лице. Только потом откидывается назад, ложится прямо на доски крыльца и замирает, глядя в небо. Лицо её задумчивое, сосредоточенное. Знать бы, о чём она думает, глядя на плывущие по небу облака. Но я решаю оставить её.
Проходит минута-другая, и до моего уха доносится тихое сопение. Надо же уснула. Я только качаю головой, а после беру её на руки и несу в дом. Поскольку в комнате эльфийки пока нет ничего, я кладу её на свою постель, теперь уже чистую, застеленную свежим бельём.
Во сне она кажется другой. Лицо спокойное, расслабленное. Когда она не хмурится, то ещё краше. У меня прежде никогда такого не было. Я тянусь убрать прядь волос с её лица, но вдруг отдёргиваю руку. Не стоит прикасаться без разрешения.
Глава 3
Сильвия
Мне снится волнующий сон. Нежные прикосновения и поцелуи, обжигающие кожу. Тяжёлое дыхание, низкий голос Адониса, шепчущий моё имя так страстно.
– Я люблю тебя, Сильвия… Ты мне дороже, чем жизнь.
Холодная дрожь пробегает по спине. Возбуждение отходит на второй план, уступая место злости. Некоторое время назад я перестала верить этим словам. Я знаю, что они лживы. А эльф, что их говорит, на самом деле лишь пользовался моей наивностью и доступностью. А потому я пытаюсь оттолкнуть его изо всех сил. Отталкиваю и чуть не падаю с кровати. Открываю глаза и понимаю, что я в незнакомом доме, в чужой постели. Вокруг тишина, только птицы щебечут снаружи.
– Ах да, я ведь нанялась вчера к этому орку, – бурчу я себе под нос. – Но почему я в его кровати?
Я припоминаю, как мы выпивали вечером. А что было потом, не помню, хотя голова ясная.
«Я ведь не приставала к нему?» – спрашиваю сама себя и прислушиваюсь к своему телу.
Орк здоровенный, так что если бы между нами что-то было, то я бы это почувствовала. Должно быть, орк просто пожалел меня, оттого и положил к себе в постель. Но не стоит злоупотреблять его добротой. Надо бы соорудить себе кровать. Эти тюки с соломой не так уж и плохи. Знать бы, где их раздобыть. Интересно, этот громила ещё дома или уже ушёл?
Я поднимаюсь и присоединяю свой протез. Вспоминаю, как вчера Фортис сказал мне, что я могу не прятать свою ногу, и чувствую странное облегчение. В доме Адониса я даже спала с протезом, чтобы никто не увидел моей культи. Жена Адониса боялась смотреть на неё, словно моё увечье могло перекинуться на другого, как простуда. Впрочем, я её не виню. Для неё то, что я жила с ними, было ещё более странно, чем для меня самой.
Мы с Адонисом были солдатами королевской армии и под командованием генерала Галеандра защищали границы Вальдрейна. С первого дня знакомства я полюбила Адониса. Он был весёлым и дружелюбным. Он словно бы источал свет, и в этом свете хотелось находиться. Поначалу мы были просто боевыми товарищами. Прошли вместе не одну опасную битву. И всякий раз я билась рядом с ним. Прикрывала его спину. Были моменты, когда его жизнь висела на волоске, но благодаря мне, он выбирался. Адонис был благодарен мне. Но порой, когда долго находишься вдали от мирной жизни, благодарность может перерасти в нечто большее.
Я выхожу на крыльцо и замечаю рисунок, нацарапанный палкой на земле: зубастая орочья морда, стрелочка, гора.
– Пфф! Это что такое⁈ – я невольно издаю смешок. – Похоже на детские каракули.
Представляю, как этот громила старательно вырисовывает эти картинки, присев на корточки, и смеюсь уже в голос. Это настолько нелепо, что я просто не могу удержаться. И всё же то, что Фортис оставил послание для меня, предупредив, что ушёл на работу, весьма любезно с его стороны. По правде говоря, я прежде не имела дел с орками и не знала, чего ожидать. Но, похоже, они не такие уж страшные, как о них рассказывают.
«Главное, не принимать его доброту за нечто большее, чтобы не повторять прежних ошибок», – проносится у меня в голове. Пусть этот орк страшен, как моя жизнь, но я себя знаю. Не стоит к нему привязываться.
Собираюсь в деревню, прихватив с собой честно заработанные деньги. Фортис наказал мне не верить деревенским на слово и не соглашаться на первое же предложение. Честное слово, он в этом смысле будто озабоченный родитель. Но ощущать, что о тебе пекутся, весьма приятно.
Против воли вспоминается время, когда я только потеряла ногу. Во время отступления я прикрывала Адониса, и меня ранили. Стрела, попавшая мне в ногу, оказалась непростой, а зачарованной. Чтобы остановить разложение, вызванное тёмной магией, часть ноги пришлось ампутировать. В один момент я из бравой воительницы превратилась в никому не нужную калеку. Поскольку у меня не было никого, кто мог бы позаботиться обо мне дома, генерал Галеандр позволил мне остаться в качестве воина поддержки, и даже похлопотал о протезе. Я пыталась быть полезной, работала с раннего утра и до поздней ночи в столовой, и в прачечной, даже в полевом госпитале. Но сослуживцы всё равно смотрели на меня снисходительно, словно я уже не эльфийка, а просто пародия.
Но самой болезненной была перемена отношения Адониса. Он всё так же повторял, что никогда не бросит меня, благодарил за спасение. Но речи его больше не были наполнены любовью, как раньше. В них звучала горечь. И эта горечь отравляла меня каждый день понемногу. Думаю, если бы он просто бросил меня на произвол судьбы, я бы лучше справилась. Я бы раньше попыталась начать жизнь заново и не растеряла бы остатки былой уверенности. Но Адонис не хотел чувствовать себя негодяем, отвернувшимся от боевого товарища. А потому он продолжал навещать меня. Но уже не пытался прикасаться ко мне, словно я была чем-то больна. И даже после окончания войны он поселил меня у себя дома. А я согласилась, потому что мне было слишком страшно остаться одной.
Я не ушла, даже когда Адонис женился. Мне было чертовски больно и телесно, и душевно. Я ведь всё ещё любила его. Или думала, что любила. Я притворялась, что не слышу, когда его жена возмущалась, что устала от моего присутствия.
– Сильвия потеряла ногу, когда защищала меня, – говорил Адонис ей в ответ. – Я не могу теперь её бросить. Она без меня пропадёт.
И я верила в то, что пропаду без него. Но в один ненастный день я вдруг поняла, что уже пропала. Перестала жить и превратилась в тень самой себя. Я не ждала ничего от Адониса, не надеялась, что он снова полюбит меня, я просто существовала, как существуют камни на дне реки. Жизнь вокруг шла своим чередом. Адонис с женой ожидали рождения первенца, а я просто наблюдала недвижно за течением времени. И я вдруг осознала, что не хочу быть камнем. Ведь я всё ещё жива, моё сердце всё так же бьётся в груди и жаждет любви. Мне захотелось сбежать далеко из Лесного королевства, туда, где есть кто-то кроме прекрасных и совершенных эльфов, туда, где на меня не будут смотреть снисходительно, и где я смогу начать новую историю.
Вот так я и оказалась близ Рогатой горы. Думала податься на рудники, но туда меня не взяли из-за ноги. И сейчас мне кажется, что так для меня даже лучше.
Спускаюсь по тропе в деревню и первым делом отправляюсь на рынок. Фортис сказал, что с припасами сам разберётся. Значит, займусь своими нуждами.
За полчаса мне удаётся найти те самые тюки соломы, а ещё неплохие доски для мебели и старое, но довольно сносное одеяло. У меня даже получается выторговать скидку на всё и на сэкономленные деньги нанять местного на лошади, чтобы тот доставил меня и все мои покупки к дому Фортиса.
– Эльфийка и орк в одном доме? Во дела! – произносит мужичок, когда понимает, куда именно нужно ехать.
Я игнорирую его реплику и просто запрыгиваю в телегу. Мысль о том, что не придётся идти в гору пешком, придаёт мне сил.
Свежий ветер обдувает лицо. Я прикрываю глаза и мечтательно представляю себе, как первым делом сниму треклятый протез, вернувшись домой, а после начну собирать свою собственную кровать. Из досок можно чуть позже сколотить лавку и стол.
А вечерком, когда Фортис вернётся с работы, – приготовить какой-нибудь вкусной еды на очаге снаружи. И после ужина, как вчера, смотреть, как солнце прячется за верхушки елей. От предвкушения я невольно вздыхаю. То ли от волнения, то ли от свежести предгорного воздуха сердце быстро бьётся в груди. Я ловлю себя на мысли, что ещё никогда прежде мне так сильно не хотелось жить. Всё же я рада, что оказалась в этом месте.
