Текст книги "Осколки падающей звезды"
Автор книги: Алинда Ивлева
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Алинда Ивлева
Осколки падающей звезды
Первая глава. Звезда Любви
Сбежавший жених
Лану вернул в страшную реальность едкий запах нашатыря. Лунный свет пробивался сквозь тюль. Девушке показалось, что это ее серебристая воздушная фата, сверкающая бисером и кисейным кружевом опустилась на землю. Она сорвала нежное перистое облако из органзы с головы, выдирая с волосами и шпильками. Уткнувшись лицом в подушку, истошно завыла, как брошенная в лесу надоевшая псина. Калейдоскопом воспоминаний яркие осколки: мама Руслана хлопает Лану рукой по запястью. Обдало холодом. Чайная роза вонзила шип в мизинец, и капля крови застыла рубином на белоснежном фатине. Ахнула Лидка, и вцепилась в локоть застывшей невесты словно та, что на портрете при входе во Дворец Бракосочетания. Обморок мамы. Щебечущие подружки невесты в бирюзовых платьях, напоминающие стайку волнистых попугайчиков. Стальной голос регистратора. Жених не пришёл.
⠀ «Он не пришёл? Руслан…» – собственный голос чужой, утробный, фальцетом резал слух. Папа осторожно приоткрыл дверь в комнату:
– Ну как она?
– Отойдёт, наша девочка сильная, – мать укрыла собой единственную дочь, словно могла защитить теплом тела кровинку от невыносимой боли. Мужчина сник, вжал голову в плечи и скрылся в коридоре.
– Может что случилось, он хороший мальчик, он все объяснит, – женщина гладила без устали Лану по шелковистым пшеничным волосам, пахнущим цветущей вишней.
– Он предатель, мама, я была слепа.
⠀ Лана наотрез отказывалась слушать нелепые отговорки несостоявшихся родственников, не отвечала на смс и звонки. Мол, у него была причина не прийти.
– Предатель, ненавижу, ненавижу, – верещала брошенная невеста, как только слышала имя подлеца.
⠀ Прошёл год, зажили раны на сердце, оставив раны, родился Витенька. Малыш так и не стал отдушиной для Ланы. Почти сразу после рождения ребёнка она уехала работать в Женеву, оставив живое напоминание о невыносимой боли на попечение родителей. Девушка боялась даже смотреть в медовые глаза сына цвета янтаря с Балтийского побережья. Его глаза.
Лана взглянула в крохотное зеркальце. Шёлковая клубничная помада ровно очерчивала пухлые губки, небесно – голубые глаза не портили линзы, волосок к волоску идеальная причёска словно кусочек родной земли с колосящейся пшеницей. Девушка окинула взглядом зал, посмотрела через плечо на прогуливающиеся парочки за окном любимой кафешки. В этот день она вот уже пять лет приходит в Кафе де Пари. Съедает антрекот из сочной говядины, приправленный тающим сливочным маслом, взбитым с пряными травами, золотистый картофель фри и зелёный салат. Зачем она совершала этот траурный обряд с маниакальной упертостью, спросите, Лана бы не ответила. Кафешка из ИХ прошлого и ЕГО любимое блюдо. Стейк ещё дымился на овальной тарелке, благоухая розмарином, тимьяном и чёрным перцем. Она втянула аромат ритуального яства. И со злостью воткнула нож в обжаренную плоть. Краем глаза заметила силуэт. Мужчина в полупальто и квадратных очках с удивлением рассматривал блондинку за стеклом. Будто призрак. Их глаза встретились. Он постучал и рванул ко входу в бистро:
– Ланка, ты?
– Лёшка? Какими судьбами? – еле сдерживая прерывистое дыхание воскликнула девушка.
– По работе, на конференцию, слёт кардиохирургов так сказать, – мужчина смущался.
– Присаживайся, что ли? – нерешительно указала на стул рядом.
– Мы тебя искали, родители наотрез отказались давать координаты, мама стопятьсот раз пыталась поговорить с твоим отцом. Соболезную на счёт твоей мамы, – Алексей скомкал салфетку и нервно закашлялся. – В общем, у меня кое-что есть для тебя, – он достал портмоне из нагрудного внутреннего кармана пальто. Порылся в его кожаных складках и достал затертый, сложенный вдвое лист. Трясущейся рукой протянул девушке.
– Что это?
– Пообещай, что не порвешь, все, что случилось – моя вина. Проклинаю себя, но я дал слово. Просто прочти, потом можешь уничтожать и испепелять своим убийственным взглядом. Я заслужил.
⠀ Лана взяла листок, словно кожу жабы, двумя пальцами. Алексей дотронулся до руки, его влажная жаркая ладонь вызвала чувство брезгливости. Отдернула руку и развернула лист:
⠀ «Лань моя, прошло уже, наверное, много лет, и если ты читаешь моё письмо, то я уже в земле. Жил в этом аду благодаря тебе. Я не мог поступить тогда иначе. Простить, понять– не хочу этих банальностей. Не прошу. Благодаря твоей ненависти я люблю ещё больше. Лучше презирай, быстрее разлюбишь. Устроишь жизнь. А я сильный, справлюсь, мне легче так…когда знаю, что у тебя все хорошо. Пять лет я думал, думал, а стоит ли все это ворошить, я был против, брат настоял, мол, диагноз серьёзный, нужно сказать. Вряд ли увидимся. 5 октября, в тот злосчастный день, после этого треклятого мальчишника ещё не отошёл, опаздывал. Ты же помнишь, я надеюсь, братишка то непьющий. Он сел за руль. Что произошло, плохо помню, тысяча осколков, бешеный водоворот и каменная молотилка одновременно. Боль адская во всем теле. Глаза залиты еще тёплой кровью, не выношу с тех пор этот запах. Мерзкий металлический привкус во рту. Ору брата. Тишина. На водительском – никого. Оказалось, он вылетел через лобовое. Я перелез на водительское сиденье. Мою дверь заклинило и вмяло в салон.»
⠀ Лана уронила письмо:
– Что с ним? – прошептала еле слышно.
– Я пойду, прочти лучше, когда будешь одна, – Алексей отвернулся, чтоб скрыть слезы, резко встал, положил на стол визитку:
– Если сможешь, после всего этого, набери!– брат Руслана исчез в Женевской пестрой сутолоке центра.
⠀ «Короче говоря, ни к чему тебе эти подробности. Я до сих пор люблю, а значит, живу, дышу, помнишь, как там у Высоцкого. Мне бы в синь твоих глаз бездонную только б ещё раз посмотреть, почувствовать твоё дыхание на плече, пишу и мурашки. П…ц без тебя. А помнишь, как на чёртовом колесе застряли над Хайхэ. Ты была невозмутимо спокойна, любовалась фиолетовыми бликами на реке от неоновых вывесок и мерцающих ночными огнями высоток. Тогда я понял: меня полюбила самая смелая женщина в мире. А я был похож, ты сказала, на священного тамошнего льва у могилы какого – то императора. Вспоминаю и сердце вдребезги, до зубной боли ломает. Дотронуться, голос услышать, ты так же пахнешь цветущей вишней. Ух, в памяти аромат. Что-то расчувствовался, зэкам не до лирики, ты права. Я уверен, что именно это бы ты и сказала. И припечатала бы своими синими глазищами. Умеешь ты убить взглядом и оживить касанием. В общем, олененок мой, больница, полиция, брат отвлёкся, он не помнит толком, кромешная темнота, провал в памяти у обоих. Мы лишили жизни мать и дочь. Мы. Я виноват, что доверил руль. Он же плохо водит, да думал, что там ехать, до маркета, Никита попросил перед загсом шампанского купить и сигарет. Сигареты кончились, твою мать. Я больше не курю. Взял вину на себя. А тут ещё этот проклятый диагноз. Заслужил, не спорю, тысячу раз проклинаю себя. Заслужил, а вот тебя – нет. Люблю до смерти. Не знаю, сколько осталось, опухоль говорят, неоперабельная. Много писем тебе написал, не одно не отправил. Лишь это отдал брату. Когда меня не станет, хоть так попрощаться. Ты не должна жить в вечном разочаровании. Верь в любовь, верь, родная! Навсегда с тобой, навечно твой. Будь счастлива без меня. Я проклят»
⠀ Лана крикнула официанта. Зал мгновенно затих от её фальцета. Рассчиталась, схватив визитку, рванула в отель. Полы красного плаща развевались, встречный ветер терзал волосы, наждачкой ливень хлестал по щекам. Она влетела в отель как фурия, набрала номер Алексея.
– Где он? Он жив?
– Пока да, сегодня должен выйти, досрочно, по здоровью, – гнетущая пауза. – Велел никому не встречать.
– А ты все такой же бесхребетный, да? Брат сказал…, – девушка не смогла договорить. Слезы душили, душа полыхала.
⠀ Дернула звонок на стойке:
– Ближайший рейс до Ярославля?
Портье заглянул в компьютер:
– Через три часа, с пересадкой, фрау.
Лана кинула паспорт и стремглав бросилась к лифту. За вещами. На ходу вырвалось распоряжение:
– Возьмите любой билет на этот рейс.
⠀ 6 октября было пасмурным. Кучевые облака свинцовым покрывалом заслонили город. Хлебная улица, как символично, думала Лана. Никогда не думала, что способна простоять в туфлях и плаще более 6ти часов под пронизывающим дождём, возле обшарпанных бледно-зеленых ворот с надписью бордовой "ФКУ ИК-1".
⠀Железные ворота со скрежетом, терзающим дух, разъехались. Человек в форме провожал мужчину в синем костюме и белой рубашке. В руках пакет из "Ароматный мир" и блок сигарет. Ежик седых волос изменил Руслана до неузнаваемости. Он оглянулся по сторонам. Передернул плечами.
Ссутулился, подняв воротник пиджака, и побрел вдоль тюремной стены.
– Руслан, – впалые щеки застыли, словно на маске, снятой с покойника. Он напрягся как пружина и ускорился. "Показалось", думал Руслан.
– Руслан, прости, стой, прости меня! – Лана бежала по лужам, не чувствуя холода. – У тебя сын есть, сын, Виктор, как мы мечтали. Ты должен жить! – слова оставленной невесты разлетелись молитвой по ветру.
– Ланка, какая же ты смелая! – худой мужчина в костюме, висевшем на нем как на вешалке, выпустил из рук пакет. Шампанское разлилось, шипя, по Хлебной улице. В нос ударил запах мшистой горечью и нежнейшей амброй с нотками смолы, аромата винограда и прощения.
⠀Диагноз Руслана оказался ошибочным. А свадьба все же состоялась.
Лебединая песня
–Гаяне, беги к роднику, Лусине рожает, неси воду! – сутулая бабка-повитуха вызверилась на девушку, которая только вернулась с торбой, полной молодой крапивы с предгорья. В доме стоял шум и гам, коровы и те всполошились. Лусине, старшенькая, наконец-то разродится первенцем. Мужчины уже засели под лозами винограда на топчанах с кувшином молодого сидра, прячась от полуденного пекла. Первого внука в большом семействе Оганесян встречали как положено, дудук надрывался от мелодии вольных прохладных гор. Казалось, что этот волшебный инструмент в руках музыканта оживал, душа абрикосового дерева трепетала, издавая пронзительные звуки. Как горная серна, проворно и уверенно, Гаяне неслась с двумя жестяными кувшинами вниз к ущелью. Черные кудряшки выбивались из-под пестрого платка. Щеки раскраснелись. Али всегда поджидал ее у родника, пользуясь частыми отъездами отца в дальнее селение по делам, тогда он был за главного. Охота и пропитание семьи ложилась на плечи 17– летнего, не по годам развитого, мускулистого паренька. Али – старший сын из зажиточной семьи. Закончил несколько классов медресе. Такой жених – мечта любой турчанки. Но Али влюблён с детства в волоокою Гаяне. Бредил ею во сне, страсть, вскормленная бессонными ночами, будоражила в нем все самые низменные порывы. Гаяне обмотала горлышко пеньковой верёвкой и забросила как можно дальше в бурную речку, жестяной кувшин ударился о камни, моментально наполнился ледяной, кристально чистой водой бирюзового оттенка. Она изогнулась так, что Али в засаде из орешника ущипнул себя, чтоб снять напряжение в паху, готовое извержением вулкана смести все на своем пути. Девушка задрала юбки выше колен и закрутила тугим узлом вокруг талии, чтоб зайти в воду. Он разглядел каждую венку на ее белоснежных ровных ногах, каждый волосок между манящими бедрами. Дыхание его сбивалось, штаны трещали по швам. Гаяне знала, что Али караулит ее, как коршун добычу, но не тронет ее. Дразнила, проказница, разжигала первобытный зов плоти.
⠀ Бабка Алихану, полушутя вторила, хоть и слепая, мол, если б не его острый глаз – не успевал бы двух зайцев в кустах отловить. Только он знал о чем давно догадалась слепая Хадиджа, почуяла.
– Не пара тебе армянская кяфирка, отец в Ван отправит все равно, засватали мы для тебя Асият, отец в администрации ее, благородные люди.
Али молился, расплющивая нос до красноты изо дня в день о вязанный дедулин коврик. Он просил Бога, чтоб разверзлись тучи небесные, и указал Всемогущий влюблённым дорогу, на которой не будет им препятствий. В тот день до родника донесся эхом отцовский, пронизывающий до костей ужасом боли, вопль:
– Ван, Вааан весь в крови, жгут, насилуют. Детей в реке топят. Солдаты султаната гонят оставшихся армян в горы. Соседи спасайтесь! – и каурый загнанный конь под гонцом рухнул замертво.
⠀Давно слухами земля полнится, что стоят армяне на пути, мешают турецкому каганату, "молодому исламскому государству" объединяться, забирать земли у неверных. Али кубарем скатился по скалистому спуску, схватил Гаяне в охапку, прижал к себе как драгоценность и прорычал:
– В охотничий домик, по козьим тропам, не одна подлая собака не отыщет там.
⠀ Гаяне трепетала от страха как лист осенний под порывом горного ветра в первые заморозки. Юноша глянул вниз, горная тропа была полна янычар в папахах, ятаганы сверкали от засыпающего солнца за снежными пиками. Влюбленные рванули вверх сквозь колючки и заросли. Повсюду слышен был лай псов. Со стороны гор донесся, выворачивающий наружу внутренности, запах жженой человечины. Черный дым повалил отовсюду.
– Мои родные, я не брошу их, – стонала Гаяне, сдирая в кровь колени будто об адские жернова, взбираясь по каменистой тропе. Не в силах сопротивляться привычному к такой дороге парню, она ползла за ним.
В сторожке пахло жиром, керосином, и заскорузлым мужским потом. Лай собак пульсировал в ушах, парализуя волю. Бряцание оружия было все ближе. Али понимал – окружают. Гаяне, обхватив колени, уткнулась носом в окровавленные юбки, утерла слезы концом платка, и прошептала манко и уверенно одновременно:
– Возьми меня, моя любовь. Я не дамся им. Умоляю, – и девушка расстегнула пуговички на вороте платья, оно по плечам предательски быстро сползло, как сель в дожди затяжные с гор.
Адреналин и возбуждение не оставили времени для сомнений. Парень понимал, что его убьют первым, а с его ласточки сдерут кожу живьём, когда надругаются. Он покрыл ее своим телом, закрывая от насилия, нечеловеческого ужаса, спрятал ее под собой. Пусть он будет ее первым и последним мужчиной. Али положил кинжал на топчан. Они не слышали ничего, кроме дыхания друг друга, шума свободолюбивого ветра, и мелодии, спетой пичужкой в ивняке, окрашенной рубиновыми струйками последних капель жизни с их запястий.
Цепочка добра
Петр развёлся месяц назад, и вот уже месяц не просыхал. Вот так: любила 10 лет, раз, и разлюбила. Новый избранник моложе и успешнее. Бизнес Петра «кофейные аппараты» дышал на ладан.
⠀Сочельник. Кругом счастливые лица, витрины сверкали, словно сокровища в пещере Алладина. В кофейне пахло глинтвейном и корицей. Он вдохнул с ностальгией аромат выпечки, вспомнив Машину шарлотку с черникой и какао. Купил возле дома водки, зашёл в подъезд, понуро опустив плечи, и в нос шибануло вонью немытого тела, экскрементами.
Пётр матюгнулся, и с минуту постоял у открытой двери в парадную. Проветрить.
– Э, братуха, не ругайся, праздник же, я уже отогрелся, выхожу, – шероховатый прокуренный бас раздался от входа в подвал дома.
– Давай, вали, кусок дерьма носорога, – Петя раскрыл дверь пошире, выпуская на улицу фигуру в тряпье. Шмотки на существе напомнили ему бинты с мумии из древнего саркофага. На глазах изжёванный колпак.
⠀ Мужчина зашёл в квартиру и рванул в душ, смыть с себя эту мерзость опустившегося человека. Распаренный, в чистой одежде, налил водочки в стопку и хлопнул, не закусывая. Подошёл к окну. Снег летел, словно тысячи парашютов и приземлялся на крыши, карнизы. Среди белого ковра на детской площадке мелькнул одинокий чёрный бесформенный силуэт.
– Черт! Бедолага. Голодный, небось, одинокий как я, – расчувствовался, оделся, прихватив пластиковый стакан, бутылку, кусок краковской и половинку хлеба.
– Слышь, я тебе тут выпить– закусить принёс.
– О, это хорошее дело, я до инсульта вообще не пил. А щас все равно. Лучше сдохнуть, – голос бомжа хрустел и срывался на морозе. Пётр задержался. Дома тоска.
– А как ты на улице то оказался?
– Как? КАком…– бездомный засмеялся, обнажив гнилушки зубов. Жил как все, только детей бог не дал, развёлся. Помыкался один, тяжко. Квартира от матери досталась большая. Приютил бабу одинокую с дитем. Жили как все. А инсульт прихватил и слег, они доверенность сделали, хату продали и за бугор свалили.
– А ты? Куда?
– Куда? На кудыкину гору, – закашлялся бомж от смеха. – На улицу. Ну ты это, будь здоров.
– И ты не хворай, – Пётр дошёл до подъезда, и словно током прострелило под лопаткой, а ведь он так же мог на улице то. Если б не друг адвокат.
– Эй, как тебя там, не спросил, пошли ко мне. Помоешься. Одежду дам. Соберу с собой. Рождество же.
– Да не, я к человеческому отношению не привык. Всегда подвох жди, – фигура сжалась и превратилась в снежный ком.
– Пойдём, говорю, один раз предлагаю, что с тебя взять? – мужчина махнул рукой, зазывая. – Может, и ты кому поможешь!
⠀ Бомж Семён теперь живёт на даче Петра, член семьи. Теперь это не хибара 20 квадратов, а добротный двухэтажный дом с верандой.
На участке сад плодоносит. Закатки в подвале. Перепелки и куры кудахчут. Молоко козье своё. У соседки Авдотьи дом сгорел как спичка. Семён её приютил и дом ей отстроил. Живёт на два дома теперь. Подобрали они с женой подростка – девчушку семнадцати лет. А в одну из зим на трассе – собаку сбитую. Герду. Та девчушка теперь жена Петра. А Герда общая любимица. Цепочка добра.
Я после тебя
–Горько! Горько! – жених с восхищением, будто выиграл в лотерею пару миллионов у.е., в охапку схватил невесту.
– Ух, медвежья хватка, не руки, а лапищи, дикарь, – щебетнула, прикрыв рот ладошкой, подружка новоиспечённой жены свидетельнице.
– Завидуешь, завидуй молча! – отрезала та, поддержав громогласный речитатив, – Тридцать пять, тридцать шесть!
– Хватит, нацелуетесь еще! – мама жениха постучала рукой по микрофону, – Мы с папой хотим сделать свой подарок молодым!
Свет в ресторане погас. По ногам побежал сквозняк. Сгустились запахи виски, колы, сладко-терпкого "Ангел и Демон" от Живанши, и табака от пиджака дядь Жени. На тележке еле вполз в проем перламутровый прянично – мармеладный домик, точь-в-точь как в сказке про Гензеля и Гретхель. Царственная ваниль будоражила фантазию гостей.
– Карина и Леон! В этом домике две двери, понятное дело, если есть вход, то будет и выход! – хмыкнул в кулак отец. На счет три открывайте каждый дверцу в домике, кто найдет спрятанный сюрприз, тот и главный! – довольный собой папаша хлопнул стопку. Пронесся ропот поддержки. На счет три, под аплодисменты, Карина вытащила ключ от их нового дома.
Пролетело пять теплых, наполненных эмоциями, как песни Ободзинского, лет. Шумно и весело отметили юбилей. Гости только разошлись. Карина отпустила домоправительницу и загнала собаку в дом. Муж ушел еще в разгар праздника на второй этаж укладывать сына, да так к торжеству и не вернулся. Он, уставший после командировки, заснул в объятиях скучающего по папе малыша. Девушка взглянула на часы, потом в зеркало. Красные глаза, ладно, еще часик есть, подредактирую проект. Снятся ей цветастые проблески зарниц, чарующие причуды природы. Скачут будто "огневушки – поскакушки" Бажовские сначала где-то в небе, потом по крыше дома, по бежевым гардинам. Засвербело в носу. Карина вырвалась из плена дремы, когда почувствовала – что-то навалилось на нее как печатный пресс и душит. Открыла глаза. Едкий пластмассовый дым. Она распласталась на полу, придавленная тяжеловесным карнизом. Шторы опутали в воздухонепроницаемый кокон. Малыш, мой малыш. Хищной львицей хрупкая девушка, раздирая бежевую ткань гардин зубами, вылезла и прижав плед к носу, рванула наверх. Глаза слезились, воздух был настолько раскалён, что плавились ресницы и волоски на руках. Трещала, охала обшивка. Рядом с комнатой сына душ, полностью облилась водой. Облегчение, экономила кислород. Рукой, замотанной в плед, дернула дверь. Безуспешно. Еще раз. В комнате что-то рвануло, словно от выстрела петард. Дверь выгнулась, вспучилась и, скрипя, открылась. Сплошная стена пламени. Карина раздумывала долю секунды – смысл ее жизни был в том пожарище. Последние обрывки памяти услужливо возвращали ее снова и снова к той зловещей, черной, расплавленной скульптуре мужчины и младенца в объятиях Его Величества Огня. Снова и снова.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
