Текст книги "Русская наследница"
Автор книги: Алина Знаменская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Мужчина двинулся следом, не спуская с нее глаз. Он просто буравил ее своими черными глазищами. Кате было крайне неуютно. На место! – гаркнула она и остановилась, почувствовав пяткой порог.
– Спокойно… спокойно! – проговорил пленник, держа Катю глазами. – Поконкретнее нельзя? Чего надо-то?
– Деньги, – просипела Катя, стараясь смотреть на мужика выше пояса.
Мыло сползло, обнаружив мощную волосатую грудь, сильные плечи и руки. Катя почувствовала, как от страха все ее внутренности сворачиваются в узел. Ее подташнивало.
– Много денег, – уточнила она.
– Понял, – ответил мужик, делая полшага вперед. – Какая сумма нас интересует?
– Дача окружена! – на всякий случай добавила Катя.
– Сколько? – повторил пленник, и Катя с отчаянием поняла, что не производит на крутого должного впечатления.
– Двадцать тысяч. Долларов, – объявила она и облизала пересохшие губы. Новый русский присвистнул.
– Опусти ружье-то. Поговорим спокойно, – вкрадчивым, даже приятным голосом предложил он Кате, и та обнаружила, что готова подчиниться его воле. Тогда – все! Нужно взять себя в руки. Она упрямо тряхнула головой. Но ружье все-таки немного опустила. Теперь дуло уставилось прямо в его мужское достоинство.
– Нет, уж лучше подними, – передумал мужик. Катя подчинилась.
– Лучше стой и не разговаривай, – опомнилась она. Крутой кивнул.
Он сложил руки на груди и невозмутимо взирал на захватчицу. Он даже не пытался прикрыться! Эта его наглость вовремя разозлила Катю – придала ей утерянную было решимость.
– Одно движение, и я выстрелю!
– Неужели вы думаете, что я ношу такие деньги с собой? – спросил мужчина. Катя нервно дернула плечом.
– Напишешь вексель, – успокоила она.
– А если у меня нет с собой бланка? – поинтересовался он, и остатки мыла сползли с него, оставив его нарочито голым, мокрым, бессовестно пышущим здоровьем и силой. Катя созерцала его крупный череп с блестящей самодовольной лысиной, прямой длинный нос и пышные усы, опускающиеся к волевому рубленому подбородку.
– Не разговаривать! – прикрикнула Катя, с беспокойством осознавая: что-то безнадежно ускользает в задуманном предприятии. – Позвонишь знакомым и скажешь, чтобы деньги привезли в указанное место, – говорила она, стараясь сделать голос резким и уверенным. Голос не слушался и то и дело срывался, выдавая волнение хозяйки. – Пока деньги не окажутся там, где я скажу, ты, дядя, будешь сидеть в бане! Ясно?
– Куда яснее, – отозвался мужчина, задумчиво переводя взгляд с террористки на ружье и обратно. В глазах его появилось что-то новое. Катя не могла понять, что именно, но это что-то забеспокоило ее, и она на всякий случай скомандовала:
– Назад! К парной!
Это была ошибка. Рядом с дверью в парную, под краном, стоял большой эмалированный таз. Мужчина, поравнявшись с ним, вдруг резко дернулся, схватил таз и швырнул его в Катю. Та взвизгнула и, не целясь, выстрелила в густой мутный пар.
Она услышала приглушенный хлесткий мат, пулей выскочила в предбанник и накинула крючок на дверь.
Не дожидаясь последствий, придвинула квадратный дубовый стол – тот вплотную встал между дверью в моечную и стеной.
Руки у Кати тряслись, зубы стучали. От мокрых валенок шел пар.
– Я вас предупреждала! – проклацала Катя и стряхнула с ног мокрые валенки.
– Дура! Террористка хренова! – услышала она из бани. – Ты меня убить могла, идиотка!
– Не убила же? – спросила Катя, прислушиваясь к происходящему за дверью.
– Ранила! – проорал крутой, заглушая шум воды. – Ты меня ранила, поняла? И когда я доберусь до тебя, сверну шею!
В его голосе не прозвучало ни ноты сомнения.
– Куда я попала? – осторожно спросила Катя, припав ухом к двери.
– Туда! – проорали из-за двери. Катя отпрянула, и вовремя – об дверь с силой ударился пустой таз.
Этот звук что-то выключил, в Кате. Теперь она сидела не шевелясь, мокрая как мышь, утратив последнюю способность трезво мыслить.
– Я ранен, ты поняла? – не унимался мужчина за дверью. – Ты попала мне в ногу! Я истекаю кровью, дубина! Завтра меня будут искать, тебя поймают, и то, что я с тобой сделаю, не поддается описанию! Поняла?
– Если ты доживешь до завтра, – бесцветно откликнулась Катя, чувствуя, как вместе с бессилием в нее вползает отупляющее равнодушие.
Мужчина приблизился к двери. Катя через стену чувствовала его приближение.
– Слушайте, вы… как вас там? – заговорил он более-менее мирно. – Если я умру от потери крови, вы никаких денег не получите. Так?
– Так, – согласилась Катя, вытирая ноги его полотенцем.
– Я дам вам денег. Обещаю. Ну, в конце концов – двадцать тысяч не так уж и много, если сравнивать с жизнью… так ведь?
– Да, – согласно кивнула Катя и расстегнула куртку – она прилипла к спине.
– Но вы должны выпустить меня отсюда. Мне нужен врач. Или хотя бы – бинт, йод и вата.
– Не могу, – откликнулась Катя, принюхиваясь. Из кухни доносился острый запах жареного мяса. Скорее – горелого.
Она рванула на кухню, добежала до плиты и выключила духовку.
Пленник бешено забарабанил в дверь.
– Эй, ты, там! Ты куда?! Ты что еще задумала?
– Да тут я, – объяснила Катя и уселась на коврик у двери в моечную. – У вас там курица, кажется, подгорела. Я выключила.
– Утка, – поправил пленник. – Так выпустишь меня? Мне сейчас станет плохо. Вид собственной крови вызывает у меня головокружение. А тут еще и жара такая.
До Кати донеслось неясное подобие стона. Она испугалась. А если она действительно подстрелила его и он тут за ночь окочурится? Мужчина снова застонал, и Катя услышала шлепок. Сильный такой шлепок, как от осевшего на пол тела.
Она прикусила губу. Вскочила на ноги. На глаза попался валяющийся поверх пижамы мобильник. Она схватила его и дрожащим пальцем набрала номер сестры.
– Дарья! – горячо зашептала она в трубку, услышав сквозь музыку новогоднего концерта веселые голоса детей. – Я попала в неприятную историю, и мне срочно нужна твоя помощь!
– Ты на турбазе? – уточнила Даша. Ее заглушал шум голосов, крик Витальки и музыка.
– Да! Да! Я… я, кажется, мужика подстрелила.
– Знаешь, Кать, мужчины меня теперь не интересуют. У меня пост до Рождества.
Сестра несла несусветицу. Катя готова была расплакаться. Если Дашка уже хорошо выпила, помощи от нее не будет. Что же делать? Тут до нее донесся голос брата.
– Даша, Вадик у тебя?
– Конечно! Мы все в сборе, включая твоего американца! Поздравляем тебя и того, кого ты там подстрелила!
– Дарья! Ты трезвая или?..
– Абсолютно! – невозмутимо отвечала Даша. – А ты, похоже…
– Даша, слушай сюда. Бери аптечку, лекарства какие-нибудь обезболивающие, становись на лыжи и дуй на турбазу.
– Надеюсь, ты шутишь?
– Дашка, мне не до шуток! Я подстрелила человека, он истекает кровью! «Скорую» вызвать не могу – меня посадят! Дошло?
– Но я не врач! – запротестовала сестра, но Катя не дала ей развить эту мысль и затараторила в трубку:
– Ты себя недооцениваешь! У тебя высшее медицинское образование. Помни – от тебя зависит жизнь моя и еще одного человека!
Катя не стала развивать свою мысль и выключила телефон.
Из-за двери снова донесся стон. Она уже намеревалась спросить о самочувствии своего заложника, как услышала странные звуки со стороны холла. Прислушалась. Лестница поскрипывала под легкими шагами. Катя, не меняя позы, дотянулась до ружья. В этот же момент скрипнула дверь, и появилось третье лицо в этой новогодней феерии.
В проеме дверей стояла девочка лет девяти-десяти в длинной розовой ночной сорочке. Прямые русые волосы свободно спадали по плечам и спине. Глаза сонно и удивленно взирали на Катю. Та, в свою очередь, тоже слегка ошалело уставилась на пришелицу.
– А вы кто? – вежливо спросила девочка.
– Я сторож, – не долго думая ответила Катя.
– А-а… – Девочка старательно стряхивала сон с ресниц и заодно с интересом разглядывала Катины босые ноги.
Маленькая фея, похоже, сомневалась: спит она еще или же все это происходит наяву?
– А ты кто? – в свою очередь, поинтересовалась сторожиха.
– Я Инга. А где папа?
Катя отметила, что стоны за стеной поутихли. Там даже произошло легкое шевеление – кажется, таз отодвинули от двери или что-то в этом роде. Она просто «увидела», как этот новый русский напряженно прислушивается к происходящему.
Катя улыбнулась девочке.
– Папа все еще в бане, – пояснила она. – А я его охраняла. А тебе, может быть, стало страшно?
Ты там… одна?
– Одна. Но мне не страшно, – возразила девочка. – Просто папа обещал, что разбудит меня, когда Новый год подойдет. И мы будем стрелять из ракетницы. Мне показалось…
– Не переживай. Еще рано. Ложись досыпай, он разбудит.
– Спасибо, – вежливо ответила девочка и послушно пошла к лестнице.
Катя сдвинула вещи пленника на край скамьи и сама села рядом.
– Послушайте, – услышала она приглушенный голос. – Я выполню все ваши условия. Только не надо пугать ребенка!
– Разумно! – похвалила Катя.
– Дайте мне одеться. И принесите наконец йод и вату! Выпишу я вам валютный вексель. В гостиной, в моем кейсе все бумаги.
– Подождите. – Катя вскочила и собрала все веши пленника в кучу. Она вынесла их в столовую и аккуратно сложила в один из кухонных шкафов. Нашла йод, бинт и черный махровый халат. Положила все это на скамейку в предбаннике. Нашла кейс с бумагами, открыла его. Найти среди бумаг валютный вексель не представляло особого труда. Она подсунула его вместе с авторучкой под дверь, и у нее благополучно это приняли. Тем же путем вексель вернулся назад. Катя просмотрела заполненную бумагу и сунула ее во внутренний карман куртки. Она имела весьма смутное представление о том, как заполняются такие документы. Оставалось положиться на провидение. Возможно, крутой действительно испугался за дочь и готов на все, лишь бы вымогательница исчезла? Как бы то ни было, выбора у нее нет.
Она проверила массивный крючок на двери и только тогда отодвинула стол. Потом дулом ружья сняла крючок и отпрыгнула в холл.
Когда мужчина, изрядно повозившись в предбаннике, вышел в холл, террористка все еще стояла там с ружьем наперевес.
– Что вы здесь делаете? – взревел он. – Вы, кажется, получили свое, убирайтесь!
Он поморщился от боли и, не глядя на Катю, проковылял в гостиную.
– Можете взять валенки в прихожей! Не стесняйтесь! Он хотел хоть как-то уколоть Катю.
– Сейчас приедет врач, – объяснила Катя. – Я дождусь, пока вам окажут помощь, и уйду.
– Какая сердобольность! – съехидничал он. – Из вас просто брызжет гуманность. Я же хочу одного: чтобы вы оказались как можно дальше отсюда! Я мечтаю никогда не видеть вас больше!
– Я вас понимаю, – кивнула Катя. Появление сонной девочки заметно сбавило ее воинственность. – Но ничего не поделаешь. Приедет врач, я должна ее дождаться. А еще… от вас требуется расписка.
– Что?! – Мужчина вырос на пороге комнаты.
– Расписка в том, что вы добровольно жертвуете деньги на благотворительные нужды.
Мужчина распахнул рот и некоторое время так и стоял с открытым ртом.
– Ничего больше писать не буду! – наконец заявил он и вернулся в кресло.
– Тогда я устрою салют. – Катя показала глазами на ружье. – Проснется ваша дочь, решит, что вы без нес встречаете Новый год…
– А вы не такая шляпа, какой кажетесь, – с ненавистью произнес мужчина и достал из кейса блокнот. – Диктуйте!
– Я, – начала Катя, – Шатров Марат Борисович… – Она запомнила его имя, изучая вексель. – Далее ваша должность и паспортные данные.
– Да вы присаживайтесь, – предложил он с ядом в голосе, – у вас, наверное, руки от гранатомета затекли?
Ничего, спасибо, я постою. Пишите дальше: добровольно жертвую обозначенную сумму гражданке такой-то (здесь оставьте место) на лечение ее сына.
Мужчина оторвался от блокнота и посмотрел на Катю. Несколько недоверчиво посмотрел.
– Это правда? – спросил он.
Катя кивнула.
Он закончил писать и вырвал листок из блокнота.
– Возьмите.
– Подойдите и положите бумагу сюда, – предложила Катя.
– Щас! – рявкнул мужчина. – Уходите же, в самом деле! Я не желаю встретить Новый год в компании вымогательницы!
Он несколькими движениями пальцев свернул из своей расписки самолетик и запустил его в холл. Самолетик плавно приземлился у Катиных босых ног.
– Спасибо, – буркнула Катя.
– Спа-сибо! – передразнил мужчина, потирая раненую ногу. – Я одного не могу понять: что, других методов нет? Боевиков насмотрелась? Нельзя по-человечески прийти в офис, объяснить ситуацию? Нет, вечно это дурдом…
– Я ходила, – отозвалась Катя. – Ходила и просила. Но кто же захочет такую сумму от своих детей оторвать? Вот вы, например, оторвали бы от собственной дочери добровольно?
– Возможно, я нашел бы чем помочь…
– Возможно! Но мне надо наверняка. Моему сыну срочно нужна операция за границей. Он не может ждать, пока у кого-то появится возможность.
Катя услышала скрип снега за дверью. Она отошла к столовой и замерла там в темноте.
Первой появилась Даша. Она была румяной и растрепанной.
За ней в клубах морозного пара возник брат Вадик.
Выглядел он этаким молодым подвыпившим Санта-Клаусом. Они аккуратно прикрыли дверь и огляделись. Некоторое время они молча переводили взгляды с босой, непривычно вооруженной сестры на полуголого мужчину в гостиной.
– Ты не против, что я взяла с собой Вадика? – поинтересовалась Дарья. – Все же ночью через Волгу одной страшновато…
– Ничего, – лаконично ответила Катя.
– Он что, напал на тебя? Пытался изнасиловать? Брат Вадик решительно шагнул мимо Кати в гостиную. В руках он держал лыжную палку.
– Эй вы, ребята, полегче. Это вопрос – кто на кого напал! – забеспокоился бизнесмен. Кате даже жаль его стало немного.
– Подробности потом, – остановила она брата. – Я его ранила, кажется. В ногу. Посмотри, пожалуйста, Даш.
Катя передала брату свое оружие.
– Держи на всякий случай. У меня рука занемела. Он опасен. Не спускай с него глаз. Кстати, ты как у Дарьи оказался? Где Оксана?
– Мы поругались.
Бизнесмен в гостиной присвистнул.
– Да вас тут целая банда! Семейный подряд, что ли?
– Дядя, тебе слова не давали. С тобой еще разберемся! – Вадик уселся в кресло напротив хозяина.
– Показывайте ваше ранение, – сухо оборвала Даша. Она уже не сомневалась, что сестра подверглась насилию со стороны этого зажравшегося типа и была вынуждена обороняться. – Кать, воды принеси. Кипяченой. Не рана, царапина. Промоем гидроперитом. Жить будет.
Перевязали Шатрова. От обезболивающего он категорически отказался. Пока суетились – диктор объявил поздравление президента. Приближался Новый год.
– Ну что ж, господа! Насколько я понимаю, мне придется отмечать праздник в «приятной» компании, – изрек хозяин.
Катя с Дашей переглянулись.
– Я, честно говоря, слегка подустала с дороги. Трудновато, знаете, через Волгу-матушку без тренировки… – призналась Даша.
– Ну разумеется! – неприязненно согласился мужчина. – Вот Катя совсем освоилась. И вы будьте как дома. Можете принести утку из духовки. Уж если решили испортить человеку праздник, то идите до конца! Организуйте стол. Поскольку я этим заняться не могу по причине ранения и морального потрясения.
Он издевался над ними! Но Дашу не смутил его тон. Она захлопотала, быстро нашла посуду, хлеб, нарезала то, что нашлось в холодильнике. Через пять минут рядом с диваном и креслами стоял журнальный столик, уставленный закусками. Крутой извлек из своего портфеля бутылку французского шампанского и армянский коньяк.
– Послушайте, – обратился он к Кате почти ласково. – Верните мне одежду. Неужели я обречен встречать Новый год в банном халате?
– Да вы не стесняйтесь! – встряла Даша.
– Боюсь, придется в халате, – вздохнула Катя и уселась на мягкий пуфик. – Вы сможете одеться, как только я покину этот дом.
– Мне очень интересно, когда же вы наконец собираетесь меня покинуть?
– На рассвете, – ответила Катя.
– Ну что ж, тогда знакомьте меня с вашими друзьями. – Бизнесмен занялся шампанским.
– Даша. Вадим.
– Марат Борисович. Ваш покорный слуга. Кстати, я обещал разбудить дочь, а я всегда выполняю свои обещания.
Он резко поднялся, но вместе с ним вскочила Катя. Вадик вскинул ружье.
– Не беспокойтесь, Марат Борисович, я сама поднимусь за ней.
– Вы напугаете ее! – запротестовал Шатров, но Катя уже выходила из гостиной.
– Я никогда ничего не сделаю вашей дочери, – бросила она на пороге.
Наверху в маленькой спальне горел ночник. Девочка спала, отвернувшись к стене. По подушке рассыпались ее мягкие светлые волосы. На тумбочке возле кровати сидела кукла в старинном сложном платье. У куклы было очень милое, почти живое личико. Рядом на тумбочке лежал небольшой фотоальбом. Прежде чем ответить себе, зачем она это делает, Катя взяла в руки альбом и стала смотреть. Яркие цветные снимки. Девочка в классе за партой. Девочка на коньках с отцом. Снова с отцом. На канатной дороге, в горах. Опять вдвоем. Дома, среди игрушек. Десятка три разномастных мягких игрушек. Хорошая одежда, дорогие игрушки, дорогие развлечения. Любовь и забота отца.
Где же мать? Вероятно, матери нет. Ни на одной фотографии нет женщины, которая подходила бы на роль жены этого Марата. Жена, вероятно, должна выглядеть холеной, ухоженной, довольной.
Катя поймала себя на мысли, что нарочно выкапывает в своей душе неприязнь к этому типу, к его благополучию, к его избалованной дочке. Неприязнь, как оправдание тому, что она сделала.
Но по мере того как она прикасалась к чужой благополучной жизни, собственная решимость становилась зыбкой, как старый мосток через речку, а неприязнь не приживалась.
Уверенность в собственной правоте приходилось разогревать как остывший обед: ты не имела другого выхода, твой сын ничего этого не видел. Он находится на грани между жизнью и смертью. Ему необходима помощь. А этот Шатров – сильный здоровый мужик, заработает еще. И нечего тут задумываться о нем и его жизни. Надо уносить ноги, пока еще не сделан шаг назад. Катя положила на место альбом и вышла из комнаты.
– Она так крепко спит, что я не решилась ее разбудить, – извинилась она.
Вадик раздал бокалы, хрусталь тонко зазвенел, когда присутствующие соприкоснулись в традиционном приветствии. Новый год наступил. Сделав знак Даше, Катя вышла в холл.
– Дашок, я должна уйти. Только не спрашивай ни о чем. Так надо.
– А мы с Вадиком что, караулить его должны?!
– Только до утра. Его телефон я заберу с собой. Смотри, ни о чем не говори с ним – это лишнее.
– Да что здесь случилось-то? Может, лучше милицию?
– И не заикайся об этом, сестричка. Если здесь появится милиция – посадят меня. Меня, поняла?
Дашино лицо вытянулось. На некоторое время она лишилась дара речи.
– Продержите его до утра, дом заприте на ключ и уходите. Ружье пусть Вадик заберет с собой.
– Ничего не понимаю, но сделаю все так, как ты просишь, – преданно залепетала пьяненькая Даша. Прижала к себе Катю и полезла с поцелуями.
Катя мягко отстранила от себя сестру и повторила:
– Продержите до утра и уходите.
Хотела что-то добавить, но передумала – только махнула рукой. Нашла за дверью предложенные Шатровым валенки и выбежала на мороз. Добежав до сторожки отца, она перерезала телефонный провод. Единственный телефон здесь был в этом доме.
Потом вернулась к теремку и, секунду поколебавшись, проколола шилом оба передних колеса. Подумав, проделала то же с задними. Ну, вот и все. Раньше чем через пару дней он отсюда не выберется. Банки начинают работать… второго или третьего? Она должна успеть.
Через полчаса Катя уже шагала на лыжах через молчаливую заснеженную Волгу. Новый год наступил, но все вокруг оставалось прежним – холодные голубые колючки звезд в недосягаемой выси, ровная гладь реки, мерцающие вдали огни города Октана и его длинные трубы с ненасытными языками пламени, которые жадно лизали небо, и луна, с презрением и брезгливостью взирающая на черный дым из заводских труб, словно он грозил испачкать ее безупречно желтое платье… Все осталось прежним!
Только она, Катя Щебетина, была уже другая. Остро чувствовала она эту перемену в себе, этот внезапный поворот с ног на голову. Но анализировать сей факт не хотела.
Глава 12
Второго января весь город дружно болел с похмелья. Лучшая часть праздника закончилась – ожидаемого чуда не произошло. Но народ упорно поддерживал иллюзию беззаботного веселья как сон – не желая просыпаться.
Виктор Пашкин впервые изменил традиции и не поехал вместе со всей компанией догуливать на дачу. Пока все спали, он выбрался из постели своей новогодней подруги, сполоснул лицо холодной водой и сбежал вниз, к машине.
Город еще спал. Магазины были закрыты, из витрин искусственно улыбались Снегурочки. Пашкин нарочно проехал мимо общежития нефтяного колледжа и взглянул на занавешенные окна в первом этаже. Спит. Или – спят?
Он не знал точно, что больше гложет его – ревность, досада или жажда мести?
Пока его бывшая пассия бегала по городу и продавала вещи, дожидаясь приезда американца, он злорадствовал. Почти наслаждался. Она ничего не знает! Но всему свое время, узнает…
Он-то сам был в курсе, что американец не приедет. Документы иностранца Пашкин спрятал в надежном месте. Часть денег пропил, часть лежит, дожидается своего часа. Похоже, час настал.
Вчера он увидел Катю в компании того самого американца. Виктор сразу его узнал. Из-под вязаной шапочки выбивались упругие темные кудри. Катя что-то объясняла иностранцу, широко применяя жесты, а тот смеялся и кивал. Просто сладкая парочка! Вот такой вариант Пашкин не просчитал. Не рассчитывал, что клиент окажется столь живучим.
А Катька, стерва такая, так и крутится вокруг иностранца! Наверняка в общагу свою привела. Пригрела. Всеми когтями за Америку уцепилась. Наследница! Ну, ничего, Катерина Ивановна, мы тебе крылышки пообломаем. Пашкин ехал привычной дорогой. Трасса пустела – народ догуливал Новый год. Но дорогу к профилакториям уже прочистили, и он проехал к месту, свернув с трассы, без проблем. Поставил машину на расчищенную площадку, достал из багажника коробку с подарками и, поскрипывая снегом, подошел к воротам. Нажал кнопку звонка.
– С Новым годом, отец! – крикнул сторожу, появившемуся на крыльце. – Открывай, принимай спонсорскую помощь от акционерного общества «Визит». Заведующая на месте?
– А где ей быть, тут она.
Пашкин со своей коробкой сладостей беспрепятственно прошел на территорию центра. Заведующую он разгадал еще в прошлый раз. Он был уверен, что застанет ее в этот послепраздничный день на рабочем месте. Директриса из баб одиноких, это он вычислил сразу – из нее так и выпирала нарочитая, невостребованная сексуальность. Ее явно стеснял белый медицинский халат.
– Всегда приятно такое вот незапланированное внимание к детям, – пропела заведующая, жестом приглашая Пашкина располагаться в ее кабинете. Коробку с подарками тут же унесли, а к Пашкину подкатили сервировочный столик с кофе, ликером и все с той же икрой.
– Чем же мы обязаны такому вниманию? – журчала мадам, наливая в тонкие фарфоровые чашки черный ароматный кофе.
– О вашем заведении легенды ходят, – вкрадчиво начал Пашкин, отхлебнув горячий напиток и облизывая влажным похмельным взглядом сидящую перед ним женщину. – Вы здесь делаете чудеса, помогаете несчастным сиротам…
– Что ж, – осторожно кивнула Ирина Львовна. – Такова наша работа. И, слава Богу, мир не без добрых людей. Вот вы, например. Просто Дед Мороз из сказки!
И заведующая деланно засмеялась.
Виктор сдержанно улыбнулся и отправил в рот круглый бутерброд с икрой. Он смачно пережевывал, не отрывая глаз от женщины. От него не укрылось ее оживление. В глазах Ирины Львовны будто кто-то включил дополнительное освещение – они заблестели, бросая на посетителя осторожные взгляды.
Пашкин редко ошибался относительно женщин. И все же, разрабатывая свой план, он предусмотрел две линии собственного поведения. Основную и запасную.
Если женщина вопреки расчетам окажется бумажной крысой и синим чулком – придется дать взятку. Большую взятку. Это – вариант запасной. Ну а если баба окажется не чужда плотских интересов, взятка будет гораздо меньше, а возможно, ее и вовсе удастся избежать. На этот вариант Пашкин сильно рассчитывал.
Он обстоятельно, неторопливо угощался, давая заведующей возможность рассмотреть его и оценить. Что, собственно, Ирина Львовна и делала, пока ее гость закусывал.
– И все-таки я подозреваю, что, – игриво улыбнулась заведующая, – у вашей фирмы должен быть личный интерес в нашем заведении.
– Есть такой интерес, – в тон ей согласился Пашкин и, слегка прищурившись, посмотрел ей прямо в глаза.
«Если она глаз не отведет, вес будет о'кей», – быстро подумал Пашкин. Он знал, что подобный взгляд из-под ресниц – средство верное, еще никогда не подводило.
Ирина Львовна глаз не отвела, напротив, она с готовностью подыгрывала интересному молодому человеку, прирулившему к ним в центр на крутой тачке. Одновременно она гадала, что же ему нужно. Версий сложилось несколько. Одна из ник и самая вероятная: у кого-то из богатеньких болен ребенок и нужно на время пристроить прилично и обеспечить уход. Дело житейское: родители, например, хотят съездить отдохнуть на рождественские каникулы, а чадо нужно не только пристроить, но и надежно спрятать, чтобы не дай Бог чего… В стране что творится – волосы дыбом. Версия была проста и реальна, но она Ирину Львовну не привлекала. Ну никак. Ее привлекала совсем другая версия, из области ее ночных женских фантазий, почти нереальная, но тем не менее с готовностью возникшая в ее воспаленном от одиночества воображении. А что, если этот молодой и интересный видел ее где-нибудь и так запал на нес, что вот взял все бросил и приехал к ней на работу, чтобы…
Впрочем, эта версия была сразу же безжалостно отвергнута, поскольку Ирина Львовна не являлась мечтательницей, трезво мыслила и привыкла называть вещи своими именами. То, что с ней сейчас происходило, она трезво же и назвала: ей срочно был необходим мужчина. Мужик. Она буквально слюной исходила, глядя на этого мускулистого, широкоплечего и узкобедрого молодого самца.
Ирина Львовна шесть лет жила без мужа, а до этого еще десяток лет маялась с мужем-алкоголиком, которого женщины интересовали только как источник денег на выпивку. Уже тогда, страдая от длительного воздержания, сгорая в борьбе между естественной женской потребностью и естественным же омерзением к пьяному и вонючему, Ирина Львовна иногда забиралась в постель к никакому Авдееву и пыталась удовлетворить плоть. Иногда ей это удавалось. Тогда омерзение к пьяному мужу усугублялось омерзением к себе самой.
Позже Авдеева таки забрала к себе мать. Помер он под забором, как ему и предсказывала Ирина Львовна.
С той поры она стала замечать, что ее некогда высокие требования к мужчинам в некоторые периоды жизни стали довольно существенно снижаться. Она могла не замечать многого из того, что замечала раньше. Например, ей мог вдруг понравиться лысый маленький мужичонка с брюшком, чего раньше она и представить себе не могла. В худых и сутулых она неожиданно находила высокую духовность и готова была воспылать страстью, окажи таковой ей хоть каплю внимания. К алкоголикам женщина исходила жалостью в память о несчастном Авдееве. Короче, Ирина Львовна последнее время была готова приласкать кого угодно, но мужчины об этом и не подозревали. Они не шли дружной толпой к заведующей лечебным центром И. Л. Авдеевой. Возможно, они просто не догадывались, что начальницы и заведующие тоже жаждут человеческого тепла и мечтают о сексе.
Появление новогоднего посетителя подействовало на Ирину Львовну как бокал хорошего вина.
Он что-то там вещал о благотворительности, о возможностях своей фирмы, а заведующая путешествовала взглядом по расстегнутому воротничку его рубашки, прикоснулась взглядом к черной густой растительности на груди и остановилась на джинсах.
Колени молодого человека были направлены в разные стороны, как бы стремясь охватить как можно больше пространства вокруг. Мощные, обтянутые джинсой бедра, вальяжно и даже, пожалуй, с вызовом покоились на мягком диване. Она пыталась уловить смысл того, что он говорит, но не могла оторвать глаз от нижней части его туловища. Она мысленно расстегнула молнию на его джинсах, почти зримо увидела то, что там скрывалось, то, что сдерживала грубая ткань. О, если бы кто-нибудь из персонала умел читать ее мысли! Если бы медсестры и воспитательницы могли увидеть воображаемое их заведующей, они просмотрели бы потрясающий спектакль. Они бы с любопытством могли наблюдать, как их мегера срывает с себя ненавистный белый халат и бросается к посетителю. Как она одним рывком буквально седлает его, попутно сдирая пуговицы с клетчатой рубашки, как напротив его масленого от бутербродов рта оказывается ее обнаженная грудь… О, эти запретные мысли!
– Ирина Львовна!
– Да, да, я вас внимательно слушаю! – Ее подкрасил румянец – пробился из-под слоя пудры. Но туман в глазах не исчез, и Пашкину этот туман был очень даже на руку.
– Я не знаю, как вы к этому отнесетесь… Но мне не хотелось высказывать вам свою просьбу в столь официальной обстановке. – Пашкин обаятельно поморщился.
– Вы меня интригуете, – промурлыкала Ирина Львовна. – Что за просьба такая опасная?
– Ну, что вы! Опасная… Ничуть не опасная. Просто дело деликатное. Лучше обсудить его в неофициальной обстановке.
Ирина Львовна неопределенно повела плечом.
– Ну что ж. В неофициальной так в неофициальной. Жду ваших предложений.
– Я хотел бы пригласить вас сегодня вечером со мной поужинать.
Ирина Львовна машинально облизнула пересохшие губы.
Этот молодой и сексуальный окажется сегодня в ее постели!
– Вообще-то не в моих правилах подобным образом решать рабочие дела, – запела она, закинув ногу на ногу и радуясь тому, что надела сегодня новые ажурные колготки. – Но… для вас я готова сделать маленькое исключеньице из своих правил…
– Вы не пожалеете об этом… – почти прошептал Пашкин, полагая, что именно так должен звучать севший от страсти голос.
Ирина Львовна почувствовала, что ей необходимо сменить нижнее белье.
Такое с ней происходило впервые.
Вопреки опасениям деньги в банке Катя получила беспрепятственно и, прижимая сумочку с валютой к животу, остановилась на широком мраморном крыльце. Падал мягкий белый снежок, но на ступенях банка не было следов – рано. Катя сегодня – первая посетительница. Сейчас нужно поймать такси и ехать на автовокзал. От областного центра до профилактория ехать часа четыре, не меньше. Она успеет к обеду, до того как детей уложат спать. Как она соскучилась!
Катя сбежала по ступенькам вниз. Автобусная остановка пустовала, машин на улице тоже было негусто.
– Вы, кажется, очень торопитесь?
Прежде чем обернуться, Катя почувствовала, как кто-то железной хваткой сжал ей локоть. Она дернулась, пытаясь освободиться, но ее держали крепко. Она обернулась, и тоскливый холодок отчаяния моментально проник под одежду: она узнала Шатрова.
