Текст книги "Камень Юноны"

Автор книги: Алина Егорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

О случившемся чепе Марат был обязан доложить начальству. Но это было сейчас совершенно не кстати. На днях решался вопрос о его переводе в центральный филиал, и это недоразумение отнюдь не поспособствует принятию положительного ответа. Оставить все как есть, словно ничего не произошло – невозможно. Если это чье-то намеренное вторжение, то в скором времени оно обернется большими проблемами для «СтальМета». Забить тревогу – значит, привлечь внимание руководства. По-любому получалось паршиво. «Придется проблему решать самому, без лишнего шума», – заключил он после непродолжительных раздумий. – «Осталось только выяснить, чьих это рук дело».

– Марат Аронович, вы уже работали с новой программой? – в телефонной трубке раздался простуженный голос начальника аналитического отдела.

– С какой программой? – не понял он.

– Программный продукт для осуществления документооборота. О нем шла речь на последнем совещании. Помните?

Марат не помнил, но ничего не сказал. У них каждый месяц что-нибудь преобразовывают. Своих дел хватает, чтобы еще о каких-то программах думать.

– Мы заказали этот проект «Парадизу». Они должны были заточить программу под нас, и установить ее. Вчера устанавливали вам.

«Вот, значит, как. Что же это за «Парадиз» такой и кто в нем работает? Ходим по фирмам и под видом наладчиков копаемся в чужих документах».

Марат набрал номер отдела системного администрирования.

– Илья! Вчера на мой компьютер что-нибудь устанавливали?

– Да. Что-то случилось?

– То есть, ты хочешь сказать, что пока меня не было, вломились в мой кабинет и рылись в папках и файлах?

– Бог с вами, Марат Аронович. Никто в ваш кабинет не заходил – программа ставилась удаленно. И файлы ваши не трогали. Или у вас что-то пропало?

– Нет, ничего.

Сообщать Илье о вскрытие почтового ящика Марат не стал. Ему давали предписание, удалять из почты сообщения, представляющие коммерческую тайну. Марат его игнорировал или выполнял от случая к случаю. В почтовом ящике документы хранить удобно – они всегда под рукой. Так что, если почту вскрыли целенаправленно, то сделали это не без его пособничества.

Выяснить, кто именно из специалистов «Парадиза» устанавливал программу на его компьютере, финдиректору не составило труда. Ему сообщили, что в тот день от подрядчиков работала одна Олеся Сырникова.

Марат сидел в своем кабинете и перелистывал собранное на нее досье. Двадцать шесть лет, не замужем, детей нет, живет с сестрой в центре. Старший программист, в «Парадиз» пришла недавно. До этого работала в ООО «Ламинор». «Это уже интересно», – подумал он. – «Надо узнать, по какой причине она от туда ушла. Может, работая в «Ламиноре» Сырникова проделывала то же самое – копалась в секретах клиентов, а затем передавала их конкурентам?». Он сделал пометки в ежедневнике и выписал на отдельный лист данные Олеси. К своим сорока шести годам Марат обзавелся сетью знакомых, которые могли быть полезными в тех или иных жизненных ситуациях. Для решения вопроса с Сырниковой у него тоже нашелся человек – Стас Богданов. Стас раньше работал в органах, затем ушел на вольные хлеба – открыл охранное предприятие. В его фирме было направление по оказанию гражданам специфических услуг: наведение справок об интересующих лицах, выявление их контактов, слежка – как раз то, что было нужно Марату.

– Стас, надо встретиться, – сказал он в трубку, когда услышал голос Богданова. – Дело есть.

* * *

1934 г. Ленинград

«Бывает же такая красота!», – думала Катерина, любуясь колье монаршей особы. Она сидела у Римы в Спасском, в той самой комнате-кладовке, где полгода назад скрывалась Полина с ребенком. Камни ее высочества умудрялись сверкать даже в тусклом свете замызганной лампочки, болтающейся в углу комнатушки на пыльном, засаленном проводе. В центре произведения ювелирного искусства блистал огромный, в восемь карат бриллиант, вокруг которого, сложенные в замысловатый узор, переливались камешки поменьше. Катерина, как завороженная смотрела на драгоценность. Она и представить себе не могла, какое впечатление может произвести кусок металла с камнями, пусть даже с очень красивыми. У нее никогда не было дорогих украшений: нательный крестик – из меди, обручальное кольцо и то из простого железа. Выросшая, как теперь говорили, в пролетарской семье, Катерина была абсолютно равнодушна к золоту. Ее отец, приносивший в дом не весть какие крохи, которых едва хватало, чтобы свести концы с концами, внушал матери, что красивые и дорогие вещи – это пошлость и блажь барских особ, от скуки увешивающих себя побрякушками. По его мнению, честную женщину украшает скромность и кротость, а также работа. Причем, чем труд тяжелее, тем он почетнее. Те же слова Катерина слышала от мужа, пока тот не замерз на смерть, спьяну не дойдя до дома. Оторвав, наконец, взгляд от бриллиантов, Катя бережно завернула колье в платок и положила его во внутренний карман тужурки. Оно тут же обожгло тело: даже через толстый слой одежды ощущался холодный огонь самородков. Почти невесомое, теперь колье казалось грузом, оттягивающим карман. Катерину бросило в жар и заколотило мелкой дрожью: оказалось, очень нелегко держать при себе такие ценности. «Лучше бы не разворачивала», – подумала она с грустью.

Выбравшись из Белых Струг, Катя решила в город Ваню не везти. Она рассчитывала на свою дальнюю родственницу Варвару, которая жила в Горелово, недалеко от Ленинграда. Варвара в помощи не отказала, приютила ребенка, но не надолго – поостереглась подозрений и расспросов. Люди увидят, что в ее семье появился еще один ребенок – своих у Варвары трое – начнутся пересуды, а там и до доноса не далеко. Нынче время такое: все друг друга боятся. Даже соседку, с которой двадцать лет бок о бок прожили, не один вечер за чаем скоротали, опасаться приходится. «Ваня может пожить в Горелово еще два дня, дольше оставлять его там не стоит», – рассуждала про себя Катерина. – «И мне тоже нужно поскорее отсюда съезжать».

Возвращаясь в город, она и не думала, что самой придется скрываться, как пришлось скрываться Ипатовой. Подходя к своему двору, спрятавшемуся в глубине рабочего квартала, Катерина замедлила шаг. Внезапно засвербело и стало неуютно на душе. Такое случалось нечасто, но предчувствие Катю ни разу не подвело. Она не сомневалась: быть беде. Катерина решила подойти к дому со стороны пустыря. Уже стемнело, и путь через пустырь, который и днем выглядел весьма сомнительно, теперь стал и вовсе неприятным. Чуть не вывихнув ногу, вымазавшись в грязи, с расцарапанной о ветки кустарника щекой, она тысячу раз поблагодарила бога за то, что выбрала окольную дорогу. Стоя, прижавшись к дереву, Катерина увидела сутулую фигуру мужчины, сидевшего во дворе на скамейке. Скамейка стояла в удобном месте: с нее хорошо просматривались входы в обе парадные, а сама она была скрыта густой кроной старой рябины. Свет от единственного во дворе фонаря на скамейку не попадал, за что она была облюбована молодежью. Из своего укрытия Катя могла видеть сидящего со спины: темный, с поднятым воротником, пиджак и кепка. Мужчина поежился от холода и еще больше ссутулился. Что-то знакомое показалось ей в силуэте. Она напряженно вглядывалась, но было слишком темно. Катя начала мерзнуть, она вдруг ощутила, насколько сильно устала, и ей захотелось домой. «К черту предчувствия!», – разозлилась она на себя, – «Сколько можно скитаться?!». Она собралась уже выйти из-за дерева, но человек на скамейке вдруг засуетился. Он порылся в карманах и стал прикуривать. Защищаясь от ветра, он повернулся в Катину сторону, спичка на мгновенье осветила его профиль. Катерина замерла: прозрачные глаза, равнодушно смотрящие из-под низких широких бровей, узкое скуластое лицо – именно этот человек присутствовал при аресте Арсентия. Сам он стоял в стороне и был как бы ни причем, но Катя не сомневалась в его непосредственном участии в происходящем.

В критические моменты Катерина соображала быстро. Мгновенно оценив ситуацию, она опрометью бросилась к пустырю. В этот раз путь ей показался вполне приемлемым: светлее под ногами не стало, по-прежнему всюду были канавы и, поцарапавший ее, кривоствольный кустарник рос на своем месте, но Катя проскользила мимо всех препятствий, словно водомерка по толще пруда, и без потерь выбралась к тихому переулку. Была надежда, что человек на скамейке караулил не ее – мало ли народу в доме. В их время каждый мог попасть под подозрение в чем укгодно. Но береженного – бог бережет, Катерина решила лишний раз перестраховаться, чем угодить за казеные стены всемогущей нквд.

К Риме она сразу не пошла – не хотела являться среди ночи, будить ее, а главное, напугать коротким и нежданным стуком в дверь, какой стал для всех граждан предвестником беды. Она бродила по спящим улицам, стараясь никому не попасться на глаза. На набережной Черной речки, в той ее части, которая не была одета в гранит, доживало свой век старое здание фабрики. Катерина когда-то на ней работала мойщицей и знала, что там можно пересидеть. Она быстро нашла укромный уголок в заброшенном бараке, служившем раньше мастерской. Среди кучи брошенного мусора нашлись картонки, ставшие ей постелью. Как ни странно, но лежа на полу глубокой ночью в безлюдном, полуразрушенном бараке, без стекол и дверей она почувствовала себя в безопасности. Тревога ушла и Катерина уснула.

Утром она добралась до Спасского переулка. Рима ничего не стала спрашивать, она поняла все сразу.

– Я сейчас на работу. Вечером все обсудим.

Она собрала для Кати продукты и ушла, оставив ее одну в душной комнатенке. Катерина, привычная к спартанским условиям, нашла свое убежище вполне комфортным. Она знала, как рискует Рима, укрывая ее, и в случае отказа она не смела бы ее осудить. Поэтому помощь подруги Катя принимала с особой благодарностью.

Рима вернулась за полночь. Уставшая больше обычного, бледная, с мутным взглядом.

– Ноначка умерла, – сообщила она, опустившись на табурет и обхватив голову ладонями. Ее темные кудри упали на лицо, скрывая выступившие слезы. Но Катерина и так поняла, что Рима плачет – уж очень хорошо она знала подругу. Ноначка, Ноначка… Как жаль. Хрупкая, тщедушная фигурка, длинные, изящные пальцы и большие темно-карие глаза, казавшиеся еще больше на тонком лице. Ноначка всегда была слаба здоровьем, к своим двадцати четырем годам она обзавелась букетом болезней, роковой из которых стал тиф. Риме Нона приходилась кузиной. Младше Римы на год, Катерины на два. Они росли вместе, когда жили в одном дворе на Колокольной улице. В детстве старшие Рима с Катей избегали Нону – секретничали и не принимали в свои игры. Повзрослев, они сблизились и стали дружить втроем. Их дружба была непростой: без привычных дамских посиделок за чашкой чая, обсуждения последних новостей и стоимости крупы на рынке. Они вообще редко виделись, особенно за последних два года. Это был союз – строгий, немногословный, связывающий только их троих, где каждая знала, что всегда может рассчитывать на помощь подруг. Даже после смерти бедная Ноначка помогла Катерине.

– Завтра пойдешь на Разъезжую. Соседям скажешь, что Нона послала – сестра лежала у нашей тетки, в Паргалово, так что, в ее доме не знают, что она умерла. В комоде под бельем документы Ноны. Ей они больше не понадобятся, а тебе без паспорта нельзя. От людей слышала, тебя ищут. Кто-то донес, что ты Ипатовым помогала. На вот, – Рима протянула подруге большой нечищеный ключ на черной ленте, и с этими словами ушла спать.

Для похода в квартиру Ноны Катерина выбрала утро. В разгар рабочего дня, праздно шатающаяся особа вызовет подозрение; пойти вечером – тоже не удобно – к этому времени соберутся жильцы. Утро подходило больше всего. Подождать, пока все уйдут, и пробраться в квартиру. Чем меньше народу ее увидит, тем лучше. Она хорошо знала этот двор со старыми, склоненными на бок ивами, с давно не бьющим фонтаном, от которого осталась, нелепо торчащая труба, и с вечной канавой посреди дороги. Пяти этажный, добротный дом Ноны вопреки всем стараниям правящего класса по-прежнему смотрелся по-барски. Он раньше был доходным и принадлежал какой-то баронессе. Теперь дом представлял собой улей коммунальных квартир, населенных семьями трудового народа. По широкой лестнице Катерина поднялась на третий этаж. Когда-то в этой парадной висело большое, во весь рост зеркало в замысловатой раме, на ступенях – ковровая дорожка, над входом – фонарь с разноцветными стеклами. Сейчас о былой роскоши напоминали лишь латуневые дужки для крепления ковровой дорожки, колонны и ажурные перила, уцелевшие в силу своей крепости. Немного помедлив, прислушиваясь, Катя решительно вставила ключ в замочную скважину. Дверь отварилась с громким скрипом – петлицы так никто и не смазал. Быстро пройдя по темному коридору, она остановилась у последней комнаты. Нона хранила ключ в щели, за наличником – Катя, как и все соседи, об этом знала. Войдя в душную, пропахшую лекарствами комнату она застыла. На нее нахлынули смутные чувства, взволновали, растревожили. Это были и воспоминания о погибшей подруге, и жалость к ней, и непонятный языческий страх. В отличие от Римы, Катя была суеверной и верующей одновременно. Сейчас ей казалось, что, придя в дом умершей, она совершает что-то запретное с точки зрения религии, и это ее вторжение потом обязательно воздастся в виде какого-нибудь несчастья. С трудом пересилив себя, Катерина двинулась к комоду. Стараясь ни о чем не думать, она пошарила по полкам и извлекла, завернутый в газету паспорт Ноны. Сунув его в сумку, она собралась покинуть комнату, но ее остановил внезапный скрип входной двери. Затем звук шагов и стук в двери комнат.

– Кто дома? Выходи! – Голос командный, не допускающий возражений.

Грохот по тонкой двери комнаты Ноны заставил Катю вмиг забыть о потусторонней жизни и думать о жизни реальной.

Ей повезло. Кроме нее в квартире оказалась Фекла – рано состарившаяся тетка – инвалид, в юности потерявшая левую руку. Фекла жила за стенкой и Кате хорошо было слышно происходящее. Там что-то падало, гремело, раздавался робкий голос Феклы, перебиваемый резким басом. Сомнений не оставалось: в доме нквд.

Через несколько минут заходила ходуном Нонина дверка. Она продержалась не долго – здоровый детина с закатанными по локоть рукавами рубахи легко снял ее с петель.

– Почему не открываем? – Из-за его спины появился щуплый, низенький мужчинка с жесткими черными усиками на крысином лице. Он быстро забегал глазами по комнате, что-то высматривая.

– Гражданка, попрошу документы! – задребезжал высокий женский голос. В комнату вошла девушка лет восемнадцати. С короткой стрижкой, одетая в брюки и гимнастерку, она походила на парня. – Проживаешь одна? – Она уже листала паспорт Ноны. В ответ Катя закивала головой. – Роллер Юнона Яковлевна? – девушка-солдат с сомнением посмотрела на рязанское Катино лицо. – Ты, случаем, документы не украла? На еврейку не похожа.

– Очень даже похожа. Вон, глаза какие раскосые – гены не спрячешь, они все равно выдадут происхождение. Знаю я эту породу! – замечание низкорослого нквдешника спасло Катю. Девица нехотя вернула паспорт и тут же приступила к личному досмотру.

– Руки поднимай! – скомандовала она, бесцеремонно шаря по ее одежде. – Кругом! Поворачивайся, говорю!

В это время детина крушил комнату, крысолицый наблюдал за происходящим, по-хозяйски развалившись в кресле. – Лучше выдай сразу, – посоветовал он.

– Что выдать? – не поняла Катерина.

– Сама знаешь. Листовки, порочащие наше советское государство. Куда спрятала? Отвечай!

Катерина, не раз наблюдавшая аресты и обыски, хорошо знала нквдешные методы: обвинить всякого, кто подвернется под руку, в чем угодно – а вдруг, с перепугу признается. В таких ситуациях лучше не паниковать и не лезть на рожон, тогда, может быть, все обойдется. Она призвала все свое хладнокровие, и как можно искреннее сказала:

– Я всем сердцем на стороне советской власти и полностью разделяю взгляды нашего великого вождя.

– Смотри-ка, усвоила. Хитра жидовочка.

– В отдел ее, там разберемся, чьи взгляды она разделяет! – предложила девушка.

– И то верно, – поддержал крысолицый, который явно был главным в группе. – Собирайся, живо!

Собираться Кате не пришлось – из своего у нее была только суконная сумка, а вещи Ноны она брать не хотела. Что будет дальше, она знала. Сейчас ее выведут во двор, где стоит воронок, за дверьми которого закончится ее свобода, а, может, и жизнь. По лестнице Катерина спускалась медленно, словно пытаясь надышаться перед смертью. Перед входом, как она и предполагала, стояла служебная машина – черная и зловещая, вселяющая страх одним своим видом.

– Что, жидовка, душонка в пятки ушла? – процедил маленький нквдешник. – Жить небось хочешь? Знаю, хочешь – всякая тварь за жизнь цепляется. На первый раз тебя отпускаю. Чего стоишь, как истукан – от радости ополоумела? Проваливай, пока не передумал! – И, обращаясь к подчиненным, добавил: – Некогда с этой возится – еще два этажа нужно отработать.

Катерина, не веря своему счастью, поспешила прочь, от греха подальше.

* * *

– Кто его знает, где искать эту Байнарович, – ворчал Юрасов, которому было поручено отработать связи Сырниковой. – У себя дома в последний раз Вера появлялась неделю назад. По словам ее матери, барышня часто бывала в долгих разъездах. Недавно она приехала из Франции. Заскочила вечером домой, бросила вещи, и убежала. Мать привыкла, к тому, что дочь практически дома не живет – Вера давно взрослая и у нее свои интересы. К тому же, в их однокомнатной хрущевке вдвоем тесно. Информацию о том, что Вера сейчас в стране, подтвердили и в миграционной службе – двенадцатого числа Байнарович прошла паспортный контроль в Пулково-два. В обратном направлении границу не пересекала. Теперь уже без нашего ведома из страны не уедет.

– Площадь поисков сузилась до пределов России, – подбодрил коллегу Носов. Ему повезло больше – его участок – компания «Парадиз» никуда не пропадала, стабильно стояла на своей Большой Разночинной улице.

– А у тебя, Саня, как? Что-нибудь накопал на месте работы Олеси?

– Еще не понял. Все, вроде, замечательно – тишь да гладь, никто о Сырниковой слово дурного не говорит, и в фирме дела идут отлично. Только воздух в «Парадизе» какой-то напряженный, насквозь пропитан нервозностью. Это чувствуется при разговоре с сотрудниками. Что-то там происходит, но все молчат. Традиция у нас, у русских, такая: не выносить сор из избы. Не знаю, связано ли это с убийством, но незадолго до него из «Парадиза» уволилась Яна Бортникова, директор по маркетингу.

– Нашла что-то лучшее?

– Пока не известно. Только ушла она быстро, без положенной двух недельной отработки.

– А сама Бортникова, как объяснила свой поступок? С ней уже говорил?

– Не удалось. Дома ее нет. Соседка сказала, что уехала на пару дней к родителям в поселок. Думаю, стоит повторно побеседовать с Катасоновой. В первый раз с ней общались, как с подругой убитой и то наспех, а теперь стоит допросить в качестве сослуживицы.

Правильно, Саня. Наверняка, Маргарита рассказала не все. Дамы в офисе обычно осведомлены обо всем: как о положении дел в компании, так и о подробностях личной жизни сотрудников.

* * *

Вера

Настроение у Веры сегодня было особенно хорошим: после долгого общения по электронной почте и смс Димитрис прислал приглашение и деньги на билет. Ехать к нему на Кипр Вера была готова тут же, благо, ничего ее не держало – на работе выпрашивать отпуск не надо, поскольку в этом плане Вера была сама себе хозяйкой. Все же, она решила не торопиться срываться с места: едет надолго, быть может, навсегда. Димитрис предложил руку, сердце и особняк. Вера, чтобы не выглядеть легкой добычей, сказала: «Подумаю», хотя давным – давно все обдумала, и настойчиво добивалась своей цели. Перед отъездом хотелось переделать кучу дел: нарастить ногти, сделать прическу, обновить летний гардероб, чтобы предстать перед женихом во всей красе. К тому же, нужно было продать компьютер и рассчитаться за съемную квартиру.

Сначала долгое время Вера работала «на дядю», вернее, тетю – хозяйку салона фривольного Интернет-общения. Она, как и большинство граждан, приходила в офис и отрабатывала смену. У нее был график и план – «сделать двадцаточку», то есть, продержать клиентов в привате не меньше двадцати часов в месяц. Приват – это то, за что платит клиент, зайдя на легкомысленный сайт. Вере легко удавалось удерживать собеседников в сети, и она приносила неплохую прибыль салону. У нее образовался свой круг поклонников, преимущественно за счет которых, и набегала «двадцаточка», а то и «тридцаточка». Обладая предпринимательской жилкой, Вера не могла не подсчитать разницу между тем, что она получает в салоне и тем, что могла бы получать, работая на себя. Прелесть ее «малого бизнеса» состояла в том, что он не требовал почти никакого стартового капитала, налогов и лицензий. Для работы Вере требовался компьютер, веб-камера, быстрый Интернет с большим трафиком и аккаунт на сайте «Клубничка». Компьютер у Веры был, камеру она купила, а со скоростным Интернетом вышла незадача: в ее хрущевку провайдеры сеть тянуть не брались – не выгодно. К тому же, дома мама создавала нерабочую обстановку. Пришлось подыскивать съемную квартиру. Прикинув, что вдвоем оплачивать расходы дешевле, Вера принялась искать напарницу. Такая быстро нашлась – Даша из ее салона. Верочка расписала ей прелести работы на себя и развернула математические выкладки, исходя из которых, необходимые на первом этапе расходы с лихвой окупались, а прибыль выглядела весьма внушительно. Получив согласие компаньенши, оборотистая Вера тут же стрясла с нее взнос на подключение сети. Сначала все отлично ладилось: Веркино предприятие набирало обороты и дело пошло гладко, как экспресс по рельсам. Вера работала днем, Даша по ночам – ресурсы не простаивали ни минуты. Клиент не подводил – исправно заходил к подружкам на огонек. Проблемы начались через месяц. Они нагрянули в виде лохматого южного парня, которого Даша подцепила на дискотеки. Вера была категорически против присутствия в «офисе» посторонних. «Не для гулянок квартиру снимаем», – требовала она выдворения Дашкиного кавалера. Подруга была против, кавалер тоже – ему негде было жить. В знак протеста Дашка стала отлынивать от квартирной платы, чем сильно нервировала Веру. Иногда между товарками воцарялся хрупкий мир, и они вместе сидели на кухни, и пили чай с ванильным кексом. В такие минуты душа Веры теплела, и она начинала хвастаться своими амурными победами. Дашка была неплохим человеком: по-своему доброй и, в общем, не вредной. Она умела слушать, что особенно ценила в ней Вера.

– Меня англичанин к себе приглашает. Ну, тот, с которым я переписываюсь. Правда, он жлоб – попросила прислать денег на косметический салон, так он на неделю пропал. А потом, как ни в чем не бывала появляется в аське, словно и не слушал просьбы. К такому я не поеду. Как бы он меня не уговаривал.

К слову сказать, Веру никто и не думал уговаривать – это она перед подругой хорохорилась.

– Есть вариант поинтересней, – продолжала она делиться сокровенным. – Грек. Он немного староват, но зато совладелец мыльной фабрики. Собирается приехать.

– Зачем?

– Что значит, зачем? Ко мне. Еще у него выставка в Москве.

– Твой клиент?

– Не а, про сайт он ничего не знает. Я ему сказала, что работаю менеджером. Через службу знакомств меня нашел – там такие мои фотографии висят! Ты бы видела.

Фотографии Даша видела. Действительно, красивые. Фотошоп любую кикимору превращает в русалку. Но вслух она ничего не сказала.

Следующие посиделки состоялись через месяц. Вера счастливая вернулась из Москвы, где встречалась со своим мыльным магнатом. Димитрис оказался зайкой – надарил кучу подарков и позвал к себе. Вера просто не могла не поделиться с подругой своей радостью. Сумочка, зонтик, ветровка – Даша с завистью смотрела на обновки. У нее так раскручивать поклонников не получалось.

– Он хоть не очень страшный? – скептически поинтересовалась Даша.

– Вполне ничего. Сейчас покажу, – Вера открыла свою папку в компьютере, в которой хранила их с Димитрисом переписку и фотографии. – Ну, как? – спросила она, когда во весь экран развернулась серьезная чернявая физиономия.

– Симпатяга, – констатировала подруга, ехидно улыбаясь.

Известие о выходе из бизнеса Веры, Даша восприняла в штыки. Это ведь Верка втянула ее в эту авантюру. А теперь придется за квартиру и Интернет платить одной – при ее заработках никакой прибыли, а то и вовсе можно оказаться в минусе.

– Ты меньше дурака валяй, а больше работай, – посоветовала ей Вера. – В общем, я продаю свой компьютер и камеру, будешь брать?

Даша была поставлена в жесткие условия: компьютер был Верин, и без него она работать не могла, а покупать чужое старье не хотела, тем более, что в настоящее время ее финансы пели романсы. Дашка насупилась, Вера равнодушно пожала плечами – каждый крутится, как может.

Кипр

Еще только девять часов, а солнце уже вовсю палило своими жаркими лучами. На ярко-голубом небе ни облачка, впрочем, как и всегда. Море спокойное, безмятежное. В их бухте оно другим и не бывает. Вера даже заскучала по питерской непогоде. Ей захотелось, чтобы нависли серые тучи, пошел проливной дождь, и заштормило море. Но обязательно, чтобы это все длилось недолго. А иначе, зачем она ехала на Кипр? Пусть весь холод и слякоть останутся в прошлой жизни, о которой она позволит напоминать себе лишь кратковременным погодным явлениям. Положа руку на сердце, Вера приехала на родину Афродиты далеко не ради теплого климата, ее мотивы были гораздо масштабнее.

Вера лениво ковыряла десертной ложкой в тарелке с каким-то местным блюдом, по вкусу напоминающим яичницу и смотрела в сторону. В ресторане кроме нее было еще трое отдыхающих: парочка немцев пенсионного возраста и толстый голландец, который вечерами обычно бывал навеселе. Теперь он пил кефир, борясь с похмельем. Вера уже привыкла завтракать в одиночестве. Ее спутник Димитрис приходил в себя лишь к полудню. Он продирал опухшие от обильного возлияния накануне глаза и заказывал пиво в номер. Три кружки холодного пенящегося и отвратительного Вере напитка возвращали Димитриса к жизни, и он выползал на воздух к бару, где и прибывал до обеда. После обеда Димитрис заваливался спать. Затем снова бар, пиво, ужин с непременным аперитивом. Не посетить ночной бар, значило прожить день зря. И Димитрис, одевшись в вечерний костюм – брюки и теннисные туфли вместо цветастых гавайских шорт и пляжных тапок – свежевыбритый и надушенный отправлялся в рейд по питейно-увеселительным заведениям. Веру такой распорядок не устраивал, но она молчала – бунтовать сейчас нельзя, надо быть ласковой и милой. Поначалу она пыталась разделить интересы любимого – таскалась с ним по барам. Очень скоро это занятие ей надоело: очень неприятно смотреть на пьяную физиономию бой-френда и ловить на себя откровенные взгляды посетителей и обслуживающего персонала. Что и говорить, не так она представляла себе эту поездку, совершенно не так. Ее фантазия рисовала яхты, море цветов и драгоценностей…

Начиналось все просто отлично. Димитрис встретил ее в Афинах. Затем отвез в отель, что Веру немного смутило: у него же есть собственный дом. Но она решила не брать это в голову – кто знает, их нравы. Может, у греков так принято? Димитрис купил ей кольцо в знак помолвки, как и обещал, и молодые отправились на Кипр. Вера сияла: вот-вот она станет супругой грека и полноправной хозяйкой в его доме, который она ни разу не видела. Бракосочетание должно было случиться сразу по возвращении с Кипра, где влюбленные проверяли свои чувства. Вере не терпелось, она чувствовала себя почти принцессой, и это «почти» мешало расслабиться и наслаждаться жизнью.

Вера не знала, что преображение Димитриса из галантного ухажера в пьяницу – это невинная шалость судьбы, по сравнению с тем, что ее ожидало впереди. В тот день Димитрис на удивление не пил. Он сосредоточено упаковывал вещи в большую дорожную сумку.

– Котик, мы уезжаем? – проворковала Вера.

– Да, я поеду. На работу пора.

– А я? Неужели ты думаешь, что мне без тебя тут будет хорошо? Я с тобой. – Вера ринулась собирать свой гардероб.

– Нет. Я тебя с собой не возьму. Зачем мне шлюха с порносайта?

Вера на мгновение пришла в замешательство – откуда он знает? Но тут же нашлась – она сделала большие глаза и с драматизмом в голосе сказала:

– Милый, как ты можешь? Кто тебе сказал такую чушь?

– Не держи меня за идиота. Я все знаю – твоя подруга про тебя рассказала. Достаточно одних твоих фотографии в пикантных позах.

– Я все объясню, – заплакала Вера, но спектакль не удался: грек снял с ее пальца кольцо и сунул себе в карман.

Из отеля Веру выселили в тот же вечер, хотя номер был оплачен еще на неделю – уезжая этот скряга забрал предоплату. По-прежнему сияло южное солнце, и шумел прибой. Утомленные негой курортники неторопливо гуляли по набережной, лениво выбирая бары, чтобы посидеть там за вечерним коктейлем. Жизнь разливалась рекой наслаждений и удовольствий, но только не для нее. Вера сидела на скамейке с рюкзаком, набитым летними нарядами. Денег у нее не было даже на бутерброд.

* * *

На этот раз Маргариту Катасонову вызвали для беседы повесткой. Она по-прежнему выглядела растерянной и отрешенной: взгляд отсутствующий, лицо бледное и осунувшееся. Волосы собраны в хвост, ни капли косметики. Одета во что попало: старый свитер с вытянутыми рукавами и давно вышедшие из моды джинсы ярко-розового цвета.

Решили, что беседовать с ней будет Юрасов – у него хорошо получалось наводить на подозреваемых страх, и отсекать тем самым всякое желание скрыть что-либо. Как показалось оперативникам, сейчас был именно такой случай: Катасонова явно не была расположена к откровенности, а им требовалось вытрясти из нее как можно больше информации. Носов устроился за соседний стол, и наблюдал за происходящим.

Нужного эффекта Антон достиг быстро – уже через две минуты на лице Риты появились признаки интереса, во взгляде отразились испуг и тревога.

– Как у Олеси сложились отношения с коллегами? Вы ведь вместе работали и должны знать обстановку изнутри.

– У нее со всеми были хорошие отношения, – быстро ответила Рита.

– А у всех с ней тоже хорошие? Женский коллектив да без интриг – явление маловероятное. Водились интрижки, а?

Рита опустила глаза – этот капитан знал куда больше, чем ей казалось мог знать любой мужчина о непростых женских взаимоотношениях.

Носов понял, но было поздно: они выбрали не верную тактику при разговоре с Катасоновой. Рита вскоре замкнулась и на вопросы отвечала очень сдержанно, Юрасову приходилось вытягивать из нее каждое слово.