Текст книги "Девушка с холста"

Автор книги: Алина Егорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

– Чего надо? – спросил Атаманова тот же голос, но уже тише. Звучал он все равно противно, по крайней мере, так показалось Андрею, ибо он очень не любил хамского тона, особенно у молодых барышень.

Барышня лежала на кровати с кроссвордом в руках. Ее звали Татьяной.

– Таня, у Щербановой были враги, завистники, может, ей кто-нибудь угрожал?

– А чему там завидовать? Ноги кривые и короткие, глазки – щелочки, разве что шмоток больше, чем у других. Так шмотки – тлен. Все преходяще в этом мире.

Татьяна говорила снисходительно, не глядя на собеседника. Ее темные, как у цыганки, глаза смотрели то в сторону, то на страницу журнала. Изящные пальцы накручивали коротко стриженный черный локон.

– Вы с Натальей дружили?

– Конечно, дружили.

– И тебе не жаль подругу?

– Нет.

У Атаманова не нашлось слов. Ему оставалось только молча изумиться такому цинизму.

– Nos habebit humus, – произнесла Таня. – Латынь, – добавила она после небольшой паузы, – это значит: нас примет земля. – Таракина одарила Андрея взглядом, исполненным превосходства.

Атаманов сразу определил: эта девчушка всерьез возомнила себя умудренной опытом матроной. Она наверняка считает, что знает о жизни все. Уж гораздо больше, чем он, старый милицейский майор.

В одежде Тани преобладал черный цвет. Узкое лицо со светлой кожей, подкрашенное косметикой, выглядело болезненным. На тонких запястьях черные браслеты, на шее – огромный крест из черного пластика. Андрей что-то слышал о готах – приверженцах идеи превозношения смерти. Как правило, готикой увлекаются подростки. Фотографируют кладбищенские пейзажи, собирают специфическую литературу, сочиняют стихи и песни на загробную тему. Готы живут в своем «высшем» мире, считая себя духовно более развитыми и чистыми, нежели все остальные. Как он догадался, перед ним типичный гот. Создание, чья юная голова забита мнимой романтикой смерти.

– Когда-нибудь вы поймете, смерть прекрасна, – изрекла Таня.

– Это оттого, что ты никогда не видела ее безобразного лица.

Татьяна не сочла нужным спорить – что может понять он, этот старикан? Смерть – это свобода. Только освободившись от тела, душа обретает покой.

Перед глазами Атаманова возникла лежащая на ступенях Наташа. Волосы всклокочены, руки разбросаны в стороны, в застывших глазах пустота. Страшная пустота смерти. Ей было двадцать лет. Так нелепо и несовместимо: молодость и смерть.

– Я вот думаю, – сказал Андрей, – твоя подруга не ночевала в общежитии, а ты об этом не знала.

– Ну и что тут такого? Я спала в пятьсот восемнадцатой у Беркана и уже второй день Нату не видела.

– Она никогда не рассказывала, к кому она приезжала на Ириновский проспект?

– Никогда. В последнее время мы мало общались. У нее свои дела, у меня свои. Иногда в клуб вместе сходим или в баре посидим. Наташка скрытной стала, секреты какие-то появились. По магазинам, говорит, собираюсь пройтись, и исчезает на весь день. Не знаю, куда она ходила, но не по магазинам, это точно.

– Почему ты так решила?

– Возвращалась всегда без покупок и не делилась впечатлениями, сколько всего ей понравилось.

– Не заметила, может, у нее появились новые друзья?

– Разве что только Шнырь. Он в последнее время часто возле Наты ошивался.

– Шнырь – это кто?

– Никто. Он живет в триста второй у Леща, пока у того сосед не приехал. Непонятно, что Наташка в нем нашла? Этот Шнырь – урод уродом.

Разговор Тане наскучил. Она потянула руку к стоящему на тумбочке будильнику. Повернула циферблат сначала к себе, чтобы на него посмотреть, а после, как бы невзначай, развернула в сторону Атаманова. Но Андрей намек не воспринял, он продолжал задавать вопросы:

– Шнырь давно живет в общежитии?

– Раньше не видела.

– Вы жили втроем, где ваша третья соседка, Снежана?

– Шляется где-то, она никого в свои дела не посвящает.

– Вот мой телефон, – Андрей достал из кармана визитку, – передай, пожалуйста, Снежане. Пусть позвонит.

Он решил закончить разговор с Татьяной, нужно было еще опросить других знакомых убитой.

– Да, дядя! – крикнула Таня уже шагнувшему через порог Андрею. – Я вспомнила, кто угрожал Наташке, – это Димка Смехов. Он говорил: «Узнаю, что с другими шатаешься, – убью!»

Комната Дмитрия Смехова, четыреста девятая, находилась этажом ниже. Дверь в нее была не заперта. Теперь Андрей не стал дожидаться, пока кто-нибудь выйдет ему навстречу. Он для порядка стукнул по крашеной фанере и смело вошел внутрь.

Такая же комната, как и пятьсот шестая. Вместо шкафа прихожую отделяли полинявшие занавески. Вовсю орал телевизор, рыжий парень в наушниках сидел за компьютером и ритмично, мотая головой, стучал по клавиатуре. Второй студент вытянулся на кровати и, очевидно, спал.

Атаманов немного постоял посреди комнаты, затем решил присесть на свободную кровать. Его заметили не сразу. Рыжий повернул голову и, не снимая наушников, спросил:

– Чего надо?

«Самый популярный вопрос в этом общежитии. Что-то вроде приветствия», – отметил про себя Андрей.

– Мне нужен Дмитрий Смехов.

– Так вот он, – парень указал на спящего, – только он бухой.

Кое-как приведя в чувство пьяного приятеля погибшей, Атаманов попытался задать ему вопросы. Дима икал, ругался, извинялся за неосторожно вырвавшиеся выражения, протирал глаза, но ничего вразумительного ответить не мог. До него даже не дошло, что его близкой подруги больше нет. На сообщение о смерти Щербановой Дима отреагировал емкой фразой: «Япона мать!»

Шныря Андрей нигде не нашел: триста вторая комната оказалась запертой, а соседи сообщили, что ни Лещ, ни его постоялец, Шнырь, уже третий день в общежитии не появлялись.

Двух девиц он встретил в коридоре. Аня и Зоя. Они жили в конце коридора и считали себя добрыми приятельницами убитой. Повздыхав над внезапной гибелью Натусечки, девушки охотно согласились ответить на вопросы оперативного работника.

– Кто жил у Щербановой на Ириновском проспекте?

– А где это? – переглянулись Аня с Зоей.

– Это Невский район, метро «Ладожская», но до метро еще остановок семь на трамвае.

Девушки молчали.

– Там клуб «Отрывок» недалеко, – Андрей решил оперировать более доступными собеседницам объектами.

– А, знаю! – воскликнула Аня. – Помнишь, Зойка, мы весной туда ходили?

Зойка помнила. Подружки тут же ударились в воспоминания о какой-то разнузданной вечеринке.

– Так, девочки, вы отвлеклись, – перебил их Андрей, – давайте поговорим о Наталье. К кому могла ехать Щербанова на Ириновский проспект?

– Не знаю, – помотала головой Зоя.

– Может, она пошла в «Отрывок», – предположила Аня.

– Похоже, что нет. Не заметили, может, у нее появились новые знакомые? Кто к ней ходил в последнее время?

– Натка с Таракиной в основном тусовалась. Димка иногда к ней заходил. Еще какие-то девчонки с ее группы в их комнате ночевали.

– Что за девчонки, как их зовут?

– Не знаем, они не с нашего факультета. А вы на вахте в журнале посмотрите, там всех посетителей записывают, – подсказала Зоя.

Покидал общежитие Атаманов с тяжелым чувством: смесь разочарования и тоски.

* * *

Дело об убийстве Щербановой грозило превратиться в очередной глухарь. Из собранных сведений никакой более-менее стройной версии не получалось. Убийство из ревности – у единственного кандидата на роль ревнивца Димы Смехова алиби, больше ревновать Наталью некому – других поклонников не установлено. Банальное ограбление? Не тянет: никаких ценностей у Щербановой не взяли, золотые украшения остались на ней. Месть в качестве мотива тоже не подходит: у студентки были недруги, но не настолько серьезные, чтобы убить.

Со Снежаной до сих пор побеседовать не удалось – застать ее в институте или в общежитии оказалось сложно. Пока острой необходимости в ее показаниях не было, и сыщики не прикладывали особых усилий, чтобы найти соседку погибшей.

– Реестр, найденный в кармане юбки Щербановой, был написан Клиновской, – размышлял вслух Андрей. – Вопрос: как он к ней попал?

– Да как угодно! – ответил Костров, который не любил лишних сложностей. – Девчонки жили в одной комнате. Общие вещи, общий мусор… Лучше спросить об этом саму Клиновскую. Только дался нам этот реестр?

Их спор нарушил Толя Шубин. Он ввалился в кабинет и рухнул на стул. Затем налил себе чаю и укусил лежащий на столе бутерброд. Прожевав большой кусок, наконец произнес:

– Привет, ребята. Чего плохого?

Капитан Шубин только что вернулся из командировки и еще не был в курсе нового убийства.

– Да лучше не спрашивай, – махнул рукой Михаил, – опять глухарь наклевывается.

Раздался телефонный звонок, Атаманов взял трубку.

– Это Снежана Клиновская, соседка Натальи Щербановой, – услышал он голос. – Вы просили меня позвонить.

– Ну вот, Клиновская объявилась, завтра побеседую с нашей Снежаной, – удовлетворенно произнес Андрей, кладя трубку.

– Клиновская?! – чуть не поперхнулся Шубин.

– Что, Толяныч, вы знакомы?

Анатолий Шубин хорошо знал Сударушкина. Хотя оперативники давно служили в разных отделениях, они часто виделись. Когда-то Володя Сударушкин, Атаманов и Шубин работали вместе. Анатолий с Володей очень дружили. После того, как Сударушкин несколько лет назад сменил место службы, они с Шубиным продолжали поддерживать отношения.

Анатолий слышал о Снежане от своего коллеги, когда они на кухне за пивом рассказывали друг другу байки из своей сыщицкой жизни.

– Нет, просто фамилия красивая, – отшутился он, не желая торопить события.

– Ты, Анатолий, езжай домой, заслужил. А завтра с утреца подключишься к делу, – распорядился Атаманов.

– Что хоть произошло? – настаивал Шубин.

– Студентку убили, Наталью Щербанову, – со вздохом ответил Андрей.

* * *

– Вольдемар, здорово! – Придя домой, Толик набрал номер Сударушкина, дабы уточнить детали интересующей его истории.

– Ты по делу или соскучился? – отозвался приятель шутливым тоном.

– Я соскучился, но звоню по делу. Помнишь, ты мне говорил про студенческую драку? Так вот, похоже, твоя знакомая становится нашей общей знакомой. Расскажи мне подробней о Клиновской.

На следующий день к десяти часам, как и обещал, к ним в отделение заглянул Сударушкин. Вся компания, кроме Носова, который до сих пор находился в Ленинградской области, собралась в кабинете Атаманова.

– Ничего серьезного ваша Клиновская не натворила, сокурсника своего выгораживала, – сказал Владимир. Он повторил все то, что накануне поведал Шубину. Толик счел информацию полезной, по крайней мере любопытной, и поэтому договорился с приятелем, чтобы тот по возможности рассказал ребятам подробности от первого лица.

– Вы смотрите, свидетель из нее аховый – может все перевернуть, как ей вздумается. Эта девица себе на уме. Даже не заметите, как наврет с три короба. Я с самого начала знал, что все ее показания – ложь, но доказухи не было. И она знала, что я ей не верил, но все равно гнула свою линию. Смотрит в глаза и врет, не краснея.

* * *

Снежана появилась в кабинете Атаманова ровно в четыре, как условились, ни на минуту не опоздав. Майор про себя отметил эту редкую пунктуальность.

Она присела за стол напротив Атаманова, чуть наклонив вперед голову. Андрей заполнял протокол, осторожно разглядывая девушку: волосы гладко причесаны и собраны в хвост, длинная шея, осанка балерины и серьезный взгляд светлых глаз.

– Расскажите мне о своей соседке, Наташе, – попросил майор.

– Что именно вас интересует?

– С кем дружила, ее образ жизни, характер.

– Характер скверный, – начала Снежана с нагой прямотой, – к тому же дура. Она считала себя центром вселенной, только ее мнение никто не разделял. Димка потакал ее капризам, а она полагала, что все точно так же будут ходить вокруг нее на цырлах. Наташа в Питере очень остаться хотела. Димка, он ведь из Тверской области. Его родители хоть и богаты, но не настолько, чтобы квартиру купить. Вот Наташка и искала мужчин с жильем. Сначала она, конечно, нос воротила, а потом поняла, что очередь к ней не выстраивается. Ей любой подходил, лишь бы с квартирой.

– Может, вы знаете, с кем в последнее время встречалась ваша соседка?

– С Димой Смеховым. Но, кроме Димы, у нее еще был знакомый, которого она считала женихом.

– Очень интересно, и кто таков?

– Я случайно услышала, как Наташа разговаривала по телефону с какой-то подружкой, – при этом Снежана изобразила саму невинность. Андрею и в голову не пришло ее упрекнуть: разумеется, случайно. – У нее жених появился, Дамиром зовут. Она за него замуж собиралась выйти. У него квартира своя, а остальное, как она говорила, приложится. Наташа его еще Домиком называла.

– Не знаете, где живет Дамир?

– Точно не знаю, кажется, где-то на Ириновском проспекте. «Когда выйду замуж, приедешь ко мне на Ириновский», – так она тогда сказала.

– Имя подруги вы не знаете?

– Нет. Наташка редко к кому по имени обращалась. Во всяком случае, в тот раз не произносила.

– Снежана, скажите, вы знаете Шныря?

– Шныря? – переспросила девушка. – Не знаю.

– Его мирское имя Сергей. Сергей Пасечников, – Андрей вытащил из нагрудного кармана фотографию Шныря и положил ее перед Клиновской.

– Не знаю такого, – уверенно сказала она, посмотрев снимок.

– Странно. В общежитии говорят, что часто видели Щербанову вместе с Пасечниковым.

– Может быть, – пожала плечами девушка. – За событиями в общежитии не слежу, я ведь работаю и прихожу поздно. Не до гулянок. Это кому делать нечего, в коридорах на подоконниках сидят, местные новости обсуждают. Вот им известно все.

– К сожалению, не все. – Атаманов задумчиво посмотрел на часы. – «Пора закругляться, – решил он. – Девочка, наверное, на работу торопится». – Не заметили, в поведении Наташи что-нибудь изменилось? Может, что-то произошло, чего раньше не было? Снежана, напрягите память, это очень важно.

– Я вроде бы все рассказала, мы же с ней подругами не были, я не могла быть посвящена в ее дела. – Андрей не ошибся, Клиновская действительно куда-то торопилась. Она то и дело поглядывала на большие настенные часы.

– Так уж и не могли? Снежаночка, не разочаровывайте меня, – полушутя заметил Андрей. – О чем Щербанова говорила в последнее время? Вы наверняка случайно слышали.

– Она продавала серьги. Были у нее золотые сережки с сапфирами. Если нужно будет опознать, то не смогу. Я их не разглядывала, – сразу отбоярилась девушка.

– Это уже интересно, а больше ничего она не продавала?

– Не знаю. Мне она ничего не предлагала. По-моему, ей понадобились деньги. Обычно мама ей звонила, а тут Наташка звонит сама, денег просит прислать. Сказала, что не хватает на новый мобильник. Еще у Смехова «одолжила».

«А телефон-то Щербановой старый», – отметил про себя Атаманов.

– И много она у Димы взяла в долг?

– Не знаю. Наташа сказала: «Дай мне денег». Димка спросил: «Сколько?» Она ответила: «Сколько сможешь». Потом они вышли из комнаты. – Последнюю фразу Клиновская произнесла весомо. Она вкладывала в нее особый смысл: не подумайте, что имеете дело с совсем беспардонной девицей. Рамки приличия соблюдаем – к двери не бросилась подслушивать.

Андрей ее понял правильно. Он лишь чуть заметно улыбнулся и сказал:

– Снежана, что бы мы без вас делали?! У вас с соседками были сложные отношения. Почему? – Ответ на этот вопрос Атаманов знал, но хотел услышать версию Клиновской.

– Интересы у нас разные. У меня, у Таракиной и у Щербановой… были. Я работаю, Татьяна в свою готику с головой ушла, а Наташа жила, как многие – без всяких интересов. С Танькой они иногда по клубам ходили, а так – каждая из нас сама по себе. Поэтому и отношения не складывались.

Снежана не стала рассказывать о самой главной причине вражды. Говорить о своей бедности неприятно. О том, что она тайком брала чужие вещи, девушка тоже решила умолчать. В последнее время соседки об этом стали догадываться, что еще больше накалило обстановку. Но прямых фактов у них не было. Поэтому Наташка только шипела, когда заметила, что ее кофту надевали. Иначе бы такой шум подняла! Девчонки и раньше подозревали неладное, только думали друг на дружку. А поскольку они подруги, то допускали заимствование гардероба. И про потерянную методичку Щербановой Снежана распространяться не стала. Когда Наташка обнаружила пропажу, она была готова задушить Клиновскую. Снежана сделала невинное лицо и с гордым видом игнорировала нападки. Своей методички у Снежаны не было – не хватило в библиотеке. Пришлось воспользоваться чужой. Получилось неудобно, но исправить ситуацию она не могла.

* * *

Вечер, ветер и облака. На горизонте прощалось с девятнадцатым сентябрьским днем солнце. Оно давно растворилось в небе, оставив за собой цветные полосатые следы.

Возвращаться в общежитие Наташа не решалась. Там обязательно ее найдет Пасечников. Будет опять вытягивать деньги за свое молчание. Денег у нее больше не осталось: уже продала серьги с сапфирами, у Димки попросила на косметику три тысячи, наодалживала у кого смогла. Она понимала, Шнырь так просто не отстанет, сколько ему ни давай. Надо как-то решать эту проблему. При этих мыслях в ее голове возникли расплывчатые образы: то ли Шнырь после выпитого стакана с выпученными глазами и хрипом заваливается на спину, то ли его сбивает машина. Но все это потом. Сейчас Ната очень устала и не хотела ни о чем думать.

Надо было куда-то идти. Ответ напрашивался сам собой. К Дамиру, его дом через улицу. Она не случайно оказалась в этом районе, ноги принесли сюда сами, ибо больше идти, кроме как к нему, было некуда. Наташа оттягивала момент, когда придется перешагнуть порог квартиры несимпатичного кавказца. Потом терпеть его объятия и слюнявые поцелуи.

Девушка стояла посреди широкого проспекта. По одну сторону возвышались бездушные громады новостроек, по другую пустырь со свалкой и болотом. Ей было очень тревожно и одиноко находиться среди чужих холодных домов. Это чувство незащищенности отозвалось из детства. Она вспомнила себя бездомной маленькой девочкой, стоящей точно так же, как и теперь на улице поздним холодным вечером.

Детей на улицах не осталось, все давно разбежались по домам. Взрослые торопились в свои уютные квартиры, не глядя на грязного чужого ребенка, замерзающего на остановке. Наташа сидела на заплеванной скамейке, нахохлившись как воробушек, и провожала взглядом прохожих. Она жадно разглядывала каждого, мысленно примеряла на себя их одежду: представляла себя то в объемной кожаной куртке какого-то парня, подошедшего к ларьку за сигаретами, то в пуховом платке вагоновожатой, что вышла из трамвая перевести стрелку. Больше всего ей приглянулось лиловое болоньевое пальто. Его обладательницу – осанистую женщину средних лет – она не заметила. Детский взгляд впился глазами в длинные до колена полы и капюшон с белой опушкой. В такое пальто она могла бы укутаться полностью, спрятав замерзшие пальцы и продрогшие ноги.

Домой Наташа не шла. У отца сегодня аванс. В шесть лет она хорошо знала это слово. Оно имело запах перегара, звуки стенаний избитой матери, цвет тоски, беспомощности и страха. В такие дни Наташа ночевала в подъезде под лестницей, в провонявшую ханыжным духом квартиру возвращалась утром. Больше всего она боялась увидеть дома мать. Если матери нет, значит, все обошлось – она ушла на работу. Иначе ее детское воображение рисовало пугающую картину: на кровати или на полу лежит мама. Наташа осторожно к ней подходит и внимательно вглядывается: вдруг она пошевелится. Прикоснуться к телу девочка не решается – вдруг та умерла, а мертвецов она боится. Женщина не двигается и не дышит.

Есть Наташа хотела всегда. Она с вожделением смотрела на булочки в ларьке, что около двора. В сторону бакалеи даже боялась поворачивать голову – тут же урчало в животе при виде колбас и банок с тушенкой. Соседи ее как будто не замечали. Сама она осознала свою ущербность еще на первой школьной линейке. Дети чистенькие и нарядные, а она… Не по росту, кем-то подаренное за ненадобностью короткое платье, колготки гармошкой на ногах-спичках, волосы в колтунах, перетянутые медицинской резинкой, с букетом собственноручно собранных полевых цветов. Учительница потом при всех их брезгливо бросила в урну.

Наташа в школу пошла позже сверстников – родителям было не найти денег, чтобы ее туда отправить. Несмотря на возраст, она выглядела младше всех – в восемь лет от силы тянула на шестилетку. Училась очень плохо – ни возможности, ни желания к учебе не было. В школе тепло, иногда кормят бесплатными завтраками для малообеспеченных, но там много врагов. Над ней издевались все, даже малыши, завидев, кричали: нищенка, побирушка, бомжиха!

Наташа безжалостно лупила обидчиков, отчаянно дралась с мальчишками, и те побаивались на нее нападать в одиночку. Только сплотившись компанией, ребята смелели и били Бомжиху. Она не ревела. Как дикий зверек, бросалась изо всех сил на своих соперников. Наташа их ненавидела, как только могла ненавидеть ее настрадавшаяся детская душа. В одной из таких драк Наташа прокусила мальчику руку. Кровь хлестала в три потока, перепуганный мальчишка кричал на всю улицу.

Наташу поставили на учет в милиции и собирались исключить из школы. Ограничились предупреждением, не из-за милосердия, конечно. Исключить в никуда, к великому сожалению педагогического коллектива, гуманная образовательная система не позволяла.

* * *

– В доме, где обнаружили тело Щербановой, не прописан ни один жилец по имени Дамир, – рассуждал Атаманов.

– Может, он прописан в другом месте, а проживает на Ириновском. Сейчас так полгорода живет, – предположил Шубин.

– Все может быть. Но с другой стороны, если это не его квартира, зачем он дался нашей студентке? Потерпевшая охотилась на женихов с жильем, иные ее не интересовали.

– Может, у него есть другая квартира, скажем, в центре? Решил перед свадьбой сделать ремонт и временно переехал в спальный район.

– Сдается мне, судя по имени нашего клиента, вся его недвижимость окажется где-нибудь в Средней Азии.

– Почему ты так думаешь? – возразил Анатолий. – Как раз выходцы с Кавказа часто бывают преуспевающими людьми.

– Не спорю, только Наталья ожидала, что жить они с Домиком будут именно на Ириновском, так, по крайней мере, она подруге рассказывала.

Их разговор прервал телефонный звонок. Звонил Антон Юрасов.

– Денисыч, нашли орла нашего. Сейчас привезем.

– Какого орла? – не понял Атаманов.

– Горного. Дамира взяли.

Через полчаса явился Антон. Они с Костровым сегодня дежурили около тридцать третьего дома по Ириновскому проспекту.

В полчетвертого во второе парадное зашел мужчина невысокого роста, лет тридцати восьми – сорока, кавказской наружности. Он поднялся на шестой этаж, подошел к сто второй квартире и вставил ключ в замок.

– Уголовный розыск, – сообщил Миша. – Лейтенант Костров. – Он повертел перед носом мужчины удостоверением. – Предъявите документы.

Кавказец, ничуть не удивившись, достал из кармана паспорт.

– Абдулахимов, – прочитал вслух Миша, – Дамир Нурсурбекович.

Он полистал страницы, затем добавил:

– Житель Дагестана.

– Совершенно верно, командир.

– Вы здесь живете?

– Да, начальник, квартиру снимаю.

– Вам придется проехать с нами, – сказал подошедший Антон.

Дамир Нурсурбекович без всяких вопросов послушно последовал за милиционерами.

Дамир выглядел совершенно спокойным. Его смуглое лицо, пересеченное возрастными морщинами, выражало усталость. В глазах задержанного читалась тоска.

– Дамир Нурсурбекович, – начал Атаманов, – как давно вы проживаете в доме на Ириновском проспекте?

– Пятый месяц.

– Там вы снимаете квартиру?

– Да.

– Вы знакомы с Натальей Щербановой?

Андрей пристально смотрел на допрашиваемого, чтобы не упустить изменение эмоций на его лице, которые могли возникнуть в случае причастности к убийству.

– Да, я знаю одну Наташу, – спокойно ответил Дамир. – Фамилию никогда не спрашивал.

– Это она? – Атаманов вытащил из папки фото потерпевшей.

– Похожа.

На нечеткой фотографии была запечатлена Щербанова три года назад. Дамир взял фотокарточку в руки, посмотрел внимательней, затем с уверенностью произнес:

– Да, это моя знакомая.

– Когда и где вы познакомились?

– В метро, Наташа сама ко мне подошла. А когда, я и не помню точно. Наверное, два месяца назад.

– Каков характер ваших отношений?

– Обычные отношения. Я водил ее в кафе, делал подарки, она иногда оставалась у меня ночевать.

– Когда вы в последний раз видели вашу знакомую?

Дамир задумался и после небольшой паузы ответил:

– В прошлую среду. Вернее, она ко мне пришла во вторник, а в среду я ее видел только утром, когда она спала.

– То есть вы хотите сказать, что ночь с девятнадцатого на двадцатое сентября Наталья Щербанова провела вместе с вами в квартире на Ириновском проспекте?

– Все верно.

– Больше вы ее не видели?

– Нет. Что-нибудь произошло с Наташей? – догадался спросить Дамир.

– Да, но об этом после. Расскажите, пожалуйста, как вы провели двадцатое сентября.

Дамир опять задумался, на этот раз пауза затянулась надолго.

– Как обычно, пришел на работу в полвосьмого, – начал он.

– С самого утра, и подробней, – прервал его Атаманов.

– Я проснулся как обычно, в шесть часов, потом позавтракал, доехал на маршрутном такси до метро «Ладожская»…

– Утром вы с Щербановой не разговаривали? – уточнил Андрей.

– Нет, она же спала.

– И больше вы ее не видели?

– Нет.

– У нее есть ключи от вашей квартиры?

– Не должно быть, я ей не давал. Она всегда, когда у меня оставалась, потом дверь захлопывала. Ей так рано вставать не надо, зачем я стану ее будить.

– До которого часа вы были на работе?

– В тот день ничего не произошло, и я ушел как всегда, в семь.

– Кто может подтвердить, что вы в это время были на работе?

– Все. Вся бригада, – уточнил Дамир. – Еще заказчик был, я с ним разговаривал.

– Хорошо, проверим. Наталью Щербанову обнаружили двадцатого сентября в парадном тридцать третьего дома по Ириновскому проспекту. Она была мертва.

В комнате повисла тишина. Первым нарушил молчание Андрей:

– Дамир Нурсурбекович, вы ничего не хотите сказать?

– Что тут говорить? Если бы была умнее, ничего бы с ней не случилось.

– Что вы имеете в виду?

– Она деньги любила, в роскоши жить мечтала, а работать не хотела. Так не бывает, всегда нужно трудиться, чтобы что-то иметь.

– Еще одна версия не состоялась, а жаль, – произнес Атаманов, когда за Дамиром закрылась дверь.

– Действительно, жаль, – подтвердил Антон, – не понравился мне он.

– Да тебе никто не нравится, чье мнение с твоим не совпадает. По-моему, нормальный мужик, работяга.

– Ага, нормальный. Наврал девчонке про квартиру, наверняка еще чего-нибудь наговорил.

– Щербанова сама виновата, – резко заметил Андрей, – головой думать надо. Двадцать лет – не маленькая.

– Погоди ты, Андрей, может, не все так гладко, как этот Абдула нам здесь рассказывал, – не успокаивался Юрасов, – вот ребята проверят его алиби, тогда поглядим.

– Проверят обязательно, только я и так скажу, что это не он.

Их спор так ничем и не закончился, Дамира решили задержать до выяснения обстоятельств. Антону очень хотелось, чтобы убийцей оказался именно гражданин Абдулахимов, но в глубине души капитан был согласен с Андреем – этот фигурант к гибели студентки непричастен.

* * *

По возвращении из командировки Носова подключили к работе по делу Щербановой.

– Клиновская? Снежана? – переспросил он, когда Антон упомянул имя соседки Щербановой.

– Что, ты ее знаешь?

– Да нет, – неопределенно ответил Саша, – просто сочетание редкое.

Клиновская, да еще и Снежана! Ну конечно, все пути ведут к делу Зимовец. При первой же возможности Саша рванул на Народную улицу. Андрею о своем плане он сообщать не стал – любое упоминание о Рузанцеве действовали на майора, как аллерген.

С проворностью профессионала Носов открыл отмычкой опечатанную дверь. Вошел в пыльную квартиру и по-хозяйски стал перебирать содержимое столика в прихожей.

– Все правильно, – удовлетворенно произнес он, – «Клиновская С.».

Больше здесь задерживаться не имело смысла. Саша захлопнул ободранную входную дверь, любовно вернув бумажку с печатями на прежнее место. Он с легкостью мчался вниз по ступеням, потом так же быстро полетел по проспекту. Его гнали переполняющие голову идеи.

Со Снежаной Носов договорился встретиться в институте. Они устроились в свободной аудитории.

– Так о чем вы хотели со мной поговорить? – Снежана внимательно смотрела на Сашу. – Мы все обсудили с вашим коллегой.

– Это ваш конспект? – Носов положил перед Снежаной общую тетрадь.

– Да, – удивленно произнесла она, – это мои лекции по социологии.

– Вы его давно потеряли?

– Давненько. Как вы его нашли?

– Ничего сложного, – улыбнулся Саша, – на обложке написана ваша фамилия.

Он открыл первую страницу, где острым почерком было выведено: «Клиновская С. Социология».

– Вам знакома Лилия Зимовец?

– Нет, я такой не знаю, – уверенно ответила Снежана.

– Тогда каким образом ваша тетрадь оказалась в ее квартире?

– Не знаю, – Снежана растерянно смотрела на Сашу своими большими глазами. – В какой квартире?

– На Народной улице.

Девушка о чем-то задумалась и затем произнесла:

– Вы знаете, я могла быть в квартире на Народной улице.

– В квартире Зимовец?

– Не уверена, что у нее, но в квартирах на Народной улице я была.

Снежана догадалась, где могла найтись ее потеря. Как-то она работала на выборах в районе Народной улицы. Ходила по квартирам и собирала подписи для выдвижения кандидата в депутаты. Двери открывали нечасто, еще реже соглашались подписаться. Подписи ставили, конечно, из сочувствия к студентке, не из-за признательности к неизвестному бизнесмену, пожелавшему сделаться депутатом. Она обладала внешностью человека, которого всегда хочется накормить. Встречались сердобольные жильцы, готовые радушно принять девушку, предлагали пройти в дом и звали к столу. Лилия Зимовец была из их числа. От чая Снежана отказалась, она вошла в гостеприимную квартиру, где и оставила свою «социологию», на которой заполняла подписные листы. Зимовец она помнила смутно, даже не сказала бы, в какой квартире та проживала.

– И не страшно вам по подъездам ходить? – Носов покачал головой, выслушав рассказ девушки. – Мало ли кто там шатается? Уж не говоря о том, как неблагоразумно заходить в незнакомые квартиры.

– Работать где-то надо, – печально улыбнулась Снежана. Ей и самой не нравилась эта деятельность. – Я выборы люблю, депутатов нет, а сами выборы мне нравятся – где еще может заработать студент?

– И много платят?

– За подписи не очень, это неблагодарный труд – кто захочет оставлять свои данные в какой-то анкете? Зато потом работодатель предоставляет возможность участвовать в других акциях, например раскладывать листовки по почтовым ящикам.

– Тоже не самое подходящее занятие для нежной девушки, – Саша с сомнением окинул взглядом хрупкую фигуру Снежаны. – Тяжело, наверно?