Текст книги "Оракул с Уолл-стрит 7 (СИ)"

Автор книги: Алим Тыналин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Оракул с Уолл-стрит 7

Глава 1
Империя растет

Юридическая контора «Макгрегор и Партнеры» занимала весь седьмой этаж элегантного здания из серого гранита на Уолл-стрит, 42. Утреннее солнце пробивалось сквозь высокие готические окна, освещая ряды кожаных томов правовых кодексов и создавая атмосферу респектабельности, которая так ценилась в деловых кругах. Запах дорогой кожи, табака и полировки для мебели напоминал о том, что здесь вершились судьбы крупнейших корпораций Америки.

Сэмюэль Розенберг, мой юрист, разложил на массивном столе из красного дерева окончательный вариант договора купли-продажи. Его невысокая фигура в безупречном черном костюме контрастировала с внушительными размерами переговорной комнаты, но за круглыми очками блестели глаза опытного правоведа, который не упустил ни одной детали в этой сложнейшей сделке.

– Мистер Стерлинг, – сказал он, указывая на первую страницу документа, – окончательная сумма составляет девятьсот двадцать тысяч долларов наличными. Это на сто семьдесят тысяч больше первоначального предложения, но зато мы получаем все активы без обременений.

Я внимательно изучал условия сделки, стараясь сосредоточиться на цифрах и юридических формулировках. Но мысли постоянно возвращались к Элизабет, к ее последнему поцелую в редакции, к моему предчувствию беды, которое я не сумел интерпретировать правильно.

Артур Стэнфорд сидел напротив, подписывая документы с выражением человека, который продает семейное наследство. Его серый костюм выглядел еще более помятым, чем вчера, а седые волосы были растрепаны. Рядом с ним устроился Макгрегор-старший, патриарх юридической фирмы, чья белоснежная борода и строгий взгляд внушали уважение даже самым влиятельным клиентам.

– Перечень активов, – продолжил Розенберг, переворачивая страницу. – Восемь филиалов, включая главный офис на Уолл-стрит, 127, престижное здание в самом сердце финансового района. Общая площадь помещений – тридцать две тысячи квадратных футов.

Я кивнул, мысленно представляя, как буду переоборудовать эти пространства под нужды объединенного банка. Главный офис Manhattan Commercial идеально подходил для создания торгового зала с прямой связью с биржей.

– Портфель депозитов составляет три миллиона четыреста тысяч долларов, – зачитывал Розенберг. – Восемьсот сорок семь корпоративных клиентов, включая двенадцать компаний с годовым оборотом свыше миллиона долларов каждая.

Стэнфорд поднял голову от документов:

– Мистер Стерлинг, хочу особо отметить наших клиентов в портовом секторе. Hudson River Terminals, Brooklyn Shipping Consortium, три крупнейших импортера кожи и текстиля. Эти связи строились десятилетиями.

– Понимаю, мистер Стэнфорд, – ответил я. – Merchants Farmers Bank сохранит все деловые традиции и отношения Manhattan Commercial.

Но внутри меня снова поднималась волна горечи.

– Стратегические активы, – Розенберг указал на отдельную папку. – Портовые склады общей площадью сто восемьдесят тысяч квадратных футов в трех локациях: Бруклинская набережная, Западная 42-я улица и комплекс на Стейтен-Айленде.

Глаза Макгрегора-старшего внимательно изучали мое лицо:

– Молодой человек, эти склады дают Manhattan Commercial конкурентное преимущество в логистике. Прямой доступ к морским перевозкам, железнодорожным терминалам и автомобильным маршрутам.

– Именно поэтому эта сделка так важна, – согласился я. – Контроль над логистическими цепочками означает контроль над международной торговлей Нью-Йорка.

Розенберг взял счеты и начал подсчитывать итоговую стоимость активов:

– Недвижимость оценена в один миллион двести тысяч долларов, депозитная база приносит доход около трехсот сорока тысяч в год, плюс комиссионные доходы от корпоративного обслуживания…

– А проблемные активы? – уточнил я.

Стэнфорд болезненно поморщился:

– Просроченные кредиты на сумму один миллион сто тысяч долларов остаются на балансе старой компании. Плюс спорные займы связанным лицам – еще четыреста тысяч.

– Отлично, – кивнул я. – Мы покупаем только работающий, прибыльный бизнес без токсичных активов.

Следующий час ушел на детальный разбор каждого пункта договора. Розенберг методично объяснял юридические тонкости, Стэнфорд уточнял особенности банковских операций, а Макгрегор следил за соблюдением всех формальностей.

– Персонал, – зачитал Розенберг очередной раздел. – Сто двадцать семь сотрудников, включая управленческий состав. Условия перехода в объединенную структуру будут определены отдельно.

– Мы постараемся сохранить максимальное количество рабочих мест, – заверил я Стэнфорда.

Наконец все документы были подписаны. Я достал из портфеля банковский чек на девятьсот двадцать тысяч долларов, заверенный печатью Federal Reserve Bank. Стэнфорд принял его дрожащими руками.

– Мистер Стерлинг, – сказал он, поднимаясь из-за стола, – надеюсь, вы сумеете сохранить лучшие традиции Manhattan Commercial Bank.

– Обещаю, мистер Стэнфорд.

Покидая контору, я чувствовал странную пустоту вместо ожидаемого триумфа. Да, я стал владельцем банковской империи стоимостью почти тринадцать миллионов долларов. Но какой ценой? Элизабет больше не услышит об этом успехе, не сможет написать о нем статью, не будет гордиться моими достижениями.

Объединенный офис банков представлял собой улей деловой активности. Я прибыл на Стоун-стрит в десять утра, чтобы лично руководить процессом слияния двух финансовых учреждений. Главный зал Merchants Farmers Bank гудел от голосов клерков, стука печатных машинок и звонков телефонов. За стойками из полированного красного дерева работали кассиры в свежих белых рубашках, обслуживая длинные очереди клиентов.

Томас Эллиотт встретил меня у входа с папкой документов под мышкой. Мой управляющий банком выглядел усталым, но довольным, за ночь он практически не спал, координируя технические аспекты объединения.

– Мистер Стерлинг, – доложил он, сопровождая меня к лифту, – основные системы успешно интегрированы. Единая отчетность заработала с шести утра, все корреспондентские счета переведены на общую платформу.

Мы поднялись на второй этаж, где размещались административные офисы. Длинный коридор с портретами американских президентов на стенах вел к моему кабинету, но сначала я хотел осмотреть операционный центр объединенного банка.

– Покажите результаты инвентаризации персонала, – попросил я, входя в большую комнату, где за рядами столов работали бухгалтеры и аналитики.

Эллиотт развернул схему организационной структуры:

– Из ста двадцати семи сотрудников Manhattan Commercial мы оставляем восемьдесят девять человек. Остальным предложены места в наших других подразделениях или рекомендации в партнерские банки.

Я внимательно изучал список. Каждое имя означало семью, которая зависела от этой работы. В обычное время я бы испытывал удовлетворение от эффективной оптимизации, но сегодня думал о том, как бы отреагировала Элизабет на массовые сокращения.

– А специализированные отделы? – спросил я, отгоняя грустные мысли.

– Отдел международного банкинга размещается на третьем этаже бывшего здания Manhattan Commercial, – объяснил Эллиотт. – Десять специалистов по валютным операциям, корреспондентским отношениям и аккредитивам. Руководитель Чарльз Стивенсон, двадцать лет опыта в международной торговле.

Мы прошли в соседнее помещение, где устанавливались новые телефонные линии и телеграфное оборудование. Рабочие в синих комбинезонах протягивали провода, подключали коммутаторы и настраивали передающие устройства.

– Отдел корпоративного кредитования займет восточное крыло, – продолжал Эллиотт. – Пятнадцать кредитных аналитиков, специалисты по залогам и страхованию. Планируемый лимит на корпоративные займы -пять миллионов долларов.

– А управление частными состояниями?

– Четвертый этаж. Эксклюзивные кабинеты для особо важных клиентов, сейфовые ячейки повышенной защищенности, консультанты по инвестициям. Семьи Вандербильт и нефтяная компания Роквуда уже подтвердили участие.

Мы спустились в подвальное помещение, где создавался торговый зал с прямой связью с Нью-Йоркской фондовой биржей. Полтора десятка брокеров в черных костюмах склонялись над телефонными аппаратами, получая котировки и размещая ордера клиентов. На стене висела большая доска с текущими ценами акций, которые обновлялись каждые пятнадцать минут.

– Прямая линия с биржевым залом работает с девяти утра, – пояснил Эллиотт. – Комиссия за сделки одна восьмая процента, что на четверть дешевле среднерыночной ставки.

Я наблюдал за работой брокеров, слушал их переговоры с клиентами, изучал потоки ордеров на покупку и продажу. Обычно эта атмосфера финансовой лихорадки заряжала меня энергией, но сегодня я мог думать только о том, что Элизабет никогда не увидит этого зала, не напишет о революции в банковском обслуживании.

– Первые результаты объединения? – спросил я, возвращаясь в свой кабинет.

Эллиотт достал итоговый отчет:

– Общие активы составляют двенадцать миллионов восемьсот тысяч долларов. Депозитная база – шесть миллионов двести тысяч. Кредитный портфель – четыре миллиона пятьсот тысяч без учета проблемных активов.

Цифры впечатляли. За одну неделю Merchants Farmers Bank превратился из районного учреждения в один из крупнейших частных банков Нью-Йорка. Но это достижение было омрачено ценой, которую пришлось заплатить.

– Мистер Стерлинг, – сказал Эллиотт, заметив мое настроение, – позвольте выразить соболезнования по поводу трагической гибели мисс Кларк. Знаю, что вы тесно сотрудничали с ней.

– Благодарю, Томас, – ответил я, отворачиваясь к окну.

За стеклом расстилался финансовый район с его каменными громадами банков и брокерских контор. Я сжал кулаки, глядя на вечерний Нью-Йорк.

Империя росла, но каждый доллар прибыли напоминал о том, что я не сумел защитить единственного человека, который действительно мне дорог. Элизабет погибла из-за моих амбиций, и эта вина будет преследовать меня всю жизнь.

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, я с головой погрузился в работу.

Четвертый этаж бывшего здания Manhattan Commercial Bank на Уолл-стрит подвергся полной реконструкции за рекордные десять дней.

Вскоре я уже поднимался по мраморной лестнице с резными балюстрадами, любуясь результатом работы лучших дизайнеров и мастеров Нью-Йорка. Стены обшиты панелями из красного дерева, привезенного из Гондураса, а пол покрывал персидский ковер стоимостью восемь тысяч долларов.

Эллиотт встретил меня у входа в новое отделение «private banking», гордо демонстрируя латунную табличку с элегантной гравировкой: «Merchants Farmers Private Wealth Management – Established 1930». За стеклянными дверями французского производства открывался мир роскоши и эксклюзивности.

– Мистер Стерлинг, – сказал он, проводя меня в приемную, – мы создали пять персональных кабинетов для наших самых важных клиентов. Каждый оформлен в уникальном стиле.

Приемная напоминала гостиную аристократического особняка. Кожаные кресла Честерфилд табачного цвета, столики из слоновой кости, хрустальные люстры, отбрасывающие мягкий свет на картины американских художников в золоченых рамах. За стойкой из полированного эбенового дерева работала секретарша в элегантном темно-синем платье, говорившая на четырех языках.

– Кабинет семьи Вандербильт, – Эллиотт открыл массивную дубовую дверь.

Помещение площадью четыреста квадратных футов было оформлено в английском стиле. Письменный стол из вяза восемнадцатого века, кожаные кресла с фамильными гербами, библиотечные полки с редкими изданиями по экономике и истории. Камин из каррарского мрамора создавал атмосферу домашнего уюта, а окна с витражами выходили на внутренний дворик с фонтаном.

– Здесь Уильям Вандербильт будет проводить совещания семейного совета, – пояснил Эллиотт. – Стальной сейф встроен в стену за портретом Корнелиуса Вандербильта. Прямая телефонная линия с биржей и нашим торговым залом.

Я осмотрел оборудование: современный телефонный коммутатор, шифровальная машинка для конфиденциальной переписки, сейф немецкого производства с комбинационным замком. Все продумано до мелочей.

– А кабинет Роквуда?

Мы перешли в соседнее помещение, оформленное в более современном стиле. Стальная и стеклянная мебель, карты нефтяных месторождений на стенах, географические схемы трубопроводов. Рабочий стол из черного гранита, кресла обтянутые кожей крокодила, барная стойка с коллекционным виски.

– Мистер Роквуд предпочитает деловую атмосферу, – объяснил Эллиотт. – Здесь он будет планировать международные нефтяные операции и координировать финансирование новых проектов.

Я представил себе, как Роквуд проводит здесь закрытые совещания с партнерами из Техаса и Оклахомы, обсуждает сделки на миллионы долларов, строит планы экспансии в Венесуэлу и Мексику.

– Какие услуги мы предлагаем этим клиентам? – спросил я.

Эллиотт достал папку с презентационными материалами:

– Льготные кредиты под залог ценных бумаг по ставке четыре процента годовых, это на два процента ниже рыночной. Управление семейными трастами с комиссией один процент от стоимости активов. Налоговое планирование через оффшорные структуры.

Мы прошли в специальное хранилище, где размещались банковские сейфы повышенной защищенности. Стальная дверь толщиной шесть дюймов, круглосуточная охрана, система сигнализации, подключенная к полицейскому участку.

– Арт-банкинг, – продолжал Эллиотт, показывая климатизированные камеры для хранения картин и скульптур. – Мы принимаем на хранение произведения искусства, антиквариат, ювелирные изделия. Плюс финансируем покупку коллекций под залог уже имеющихся ценностей.

В одной из камер уже хранились картины кисти французских импрессионистов, принадлежащие семье текстильных магнатов из Бостона. Моне, Ренуар, Дега – полотна стоимостью несколько сотен тысяч долларов каждое.

– Целевая клиентура? – уточнил я.

– Семьи с состоянием свыше пяти миллионов долларов, – ответил Эллиотт. – На данный момент у нас десять таких клиентов с общим капиталом тридцать два миллиона долларов.

Я кивнул, мысленно подсчитывая потенциальную прибыль от обслуживания американской элиты. Но радость от успеха снова омрачалась мыслями об Элизабет. Она бы оценила иронию ситуации: банк, который начинался с кредитов ирландским грузчикам, теперь обслуживает потомков железнодорожных баронов и нефтяных королей.

– Мистер Стерлинг, – сказал Эллиотт, заметив мое настроение, – отделение готово к открытию. Завтра утром мы принимаем первых клиентов.

– Отлично, Томас. Но помните: «private banking» это не только роскошь. Это доверие, репутация, абсолютная конфиденциальность.

Мой кабинет на втором этаже главного здания превратился в командный центр международной экспансии. На стенах висели карты мира с отмеченными финансовыми центрами, графики валютных курсов и схемы корреспондентских отношений между крупнейшими банками Европы и Америки. За письменным столом из клена лежали телеграммы из Цюриха, Лондона и Каракаса.

О’Мэлли стоял у окна, изучая шифрованное сообщение от нашего представителя в Credit Suisse. Его обычно невозмутимое лицо выражало сдержанное удовлетворение результатами переговоров.

– Босс, – сказал он, поворачиваясь ко мне, – швейцарцы согласны на открытие представительства в Цюрихе. Минимальный капитал пятьсот тысяч швейцарских франков, что составляет около ста тысяч долларов.

Я отложил финансовые отчеты и взял телеграмму. Патрик Маколи, наш агент в Швейцарии, сообщал о завершении предварительных переговоров с руководством Credit Suisse. Швейцарский банк готов предоставить офисные помещения и лицензию на обслуживание американских клиентов в Европе.

– Какие услуги мы можем предложить? – спросил я.

О’Мэлли развернул схему операций:

– Валютные операции, конвертация долларов в европейские валюты, хранение ценностей в швейцарских сейфах. Плюс инвестиционные услуги для американцев, которые хотят диверсифицировать активы в Европе.

– А банковская тайна?

– Абсолютная. Credit Suisse гарантирует полную конфиденциальность операций. Никакая информация не передается третьим лицам, включая американские налоговые органы.

Это открывало невероятные возможности для наших состоятельных клиентов. Семьи вроде Вандербильтов, Асторов и Роквудов могли размещать часть капитала в швейцарских банках, защищая активы от политических рисков и налогового давления.

Бейкер вошел в кабинет с папкой документов под мышкой. Мой специалист по международным операциям выглядел воодушевленным результатами переговоров с британскими партнерами.

– Мистер Стерлинг, – доложил он, – Barclays Bank согласен на партнерство в сфере торгового финансирования. Мы получаем доступ к их сети корреспондентских банков по всей Британской империи.

– Какие конкретно возможности? – уточнил я.

Бейкер разложил на столе карту британских торговых маршрутов:

– Лондонский офис будет обслуживать валютные операции наших клиентов в фунтах стерлингов. Аккредитивы для торговли с Индией, Австралией, Канадой. Финансирование экспорта американских товаров в британские колонии.

Я изучал схему международных операций. Через Barclays мы получали доступ к рынкам Азии и Африки, могли финансировать торговлю хлопком, табаком, промышленным оборудованием.

– А венесуэльское направление?

– Через активы Manhattan Commercial у нас есть связи с Banco de Venezuela в Каракасе, – объяснил Бейкер. – Они готовы к сотрудничеству в сфере нефтяного финансирования.

Венесуэла переживала нефтяной бум. Американские компании по нашему проекту международного консорциума вкладывали миллионы долларов в разработку месторождений. Наш банк мог финансировать эти операции, получая комиссионные с каждой сделки.

– Золотые операции? – спросил я.

О’Мэлли достал отдельную папку:

– Босс, мы создаем сеть для международной торговли драгоценными металлами. Партнеры в Лондоне, Цюрихе, Амстердаме, Йоханнесбурге. Merchants Farmers Bank становится посредником между золотодобытчиками и промышленными потребителями.

Схема выглядела амбициозно, но реалистично. Золото оставалось основой международной валютной системы, а мы получали возможность участвовать в самых прибыльных операциях.

– К концу 1930 года, – подвел я итог, – мы должны стать первым американским банком с полноценной трансатлантической сетью. Представительства в Цюрихе, Лондоне, Каракасе. Партнерства с ведущими европейскими финансовыми институтами.

Бейкер и О’Мэлли кивнули. Мы обсуждали детали еще полчаса: размеры первоначальных инвестиций, кадровые назначения, юридические формальности.

– Джентльмены, – сказал я в завершение, – через год Merchants Farmers Bank должен контролировать финансовые потоки между Америкой и Европой. Это наша стратегическая цель.

Когда сотрудники ушли, я остался один в кабинете. За окном сгущались вечерние сумерки, а огни финансового района зажигались один за другим.

Я открыл ящик стола и достал фотографию Элизабет, сделанную в Cotton Club в один из совместных вечеров. Ее улыбка, ее умные глаза, ее вера в справедливость – все это погибло из-за моих амбиций. Каждый новый офис, каждый международный договор, каждый доллар прибыли напоминал о том, что я не сумел защитить самое дорогое.

Империя росла, но сердце оставалось пустым.

Глава 2
Жажда мести

Ночной дождь со снегом барабанил по окнам моего кабинета в здании Merchants Farmers Bank на Стоун-стрит. Часы на каминной полке показывали половину девятого, а я все сидел в кожаном кресле, глядя на вечернюю газету. Заголовок на третьей полосе «New York Herald» жег глаза: «Трагическая смерть известной журналистки».

Элизабет погибла позавчера. Сегодня ее похоронили на кладбище Вудлон в Бронксе. Я не пошел на похороны, слишком много любопытных глаз могли заметить мое присутствие. Но цветы я отправил. Белые розы без подписи.

На письменном столе из красного дерева лежали разложенные веером документы. Архивные находки из старой библиотеки «Харрисон и Партнеры», записи покойного Чарльза Риверса, финансовые отчеты Continental Trust. Рядом стоял хрустальный стакан с виски «Old Forester», нетронутый уже второй час.

За окном редкие прохожие спешили под черными зонтами по мокрому тротуару. Фонари отбрасывали желтые круги света на асфальт, а вдали мигали красные огни радиомачт на крышах небоскребов. Автомобильные фары скользили по Уолл-стрит, несколько поздних «Паккардов» и «Кадиллаков», везущих домой банкиров и брокеров после долгого рабочего дня.

Я взял в руки машинописный лист, отчет Маккарти о смерти Элизабет. Каждая строка была как удар ножом.

«Соседи вызвали полицию в 18:45, почувствовав запах газа в коридоре четвертого этажа дома №47 по Восточной 73-й улице. Элизабет Кларк найдена мертвой в гостиной, сидящей за письменным столом. Предварительная причина смерти – отравление угарным газом из-за неисправности газового водонагревателя в ванной комнате».

Но я знал правду. Я уже говорил, что у Элизабет в квартире была полностью электрическая система, она гордилась этим, называла газовые приборы «пережитком прошлого». Более того, Маккарти выяснил, что гибели девушки сопутствовали весьма странные обстоятельства.

Continental Trust убили ее за статью о тайных связях с европейскими банкирами, опубликованную в «New York World» неделю назад. За нашу операцию «Гарпун» против Manhattan Commercial Bank. За меня. Скорее всего, эта статья стала последней каплей.

Я перелистнул документы Риверса, найденные в камере хранения №742 на Центральном вокзале. Операция «Анакондо», план Continental Trust по контролируемому краху независимых банков с последующей скупкой активов. Список из пятнадцати целей, включая мой банк. Схемы финансирования через швейцарские счета в Union Bank of Switzerland и Credit Suisse. Общая сумма европейских инвестиций двадцать пять миллионов долларов.

Элизабет поплатилась жизнью за то, что пыталась раскрыть эту паутину. А я, зная об опасности, не сумел ее защитить.

Дождь усилился, струи воды стекали по стеклу, размывая огни города. В камине потрескивали дрова, а тиканье напольных часов марки «Chelsea Clock» отсчитывало секунды в пустой тишине. Даже ночные звуки Уолл-стрит, шум грузовиков, стук копыт полицейских лошадей, далекие гудки пароходов в гавани, казались приглушенными.

Я поднял фотографию Элизабет со стола. Она смеялась, стоя у входа в библиотеку Колумбийского университета. Умные зеленые глаза, каштановые волосы, собранные в модную прическу «боб», элегантное пальто от «Bergdorf Goodman». Женщина, которая могла бы изменить мир своими статьями.

Время для горя прошло. Настало время для мести.

Я открыл сейф за картиной Джона Сингера Сарджента и достал кожаную папку с планами уничтожения Continental Trust. Финансовые схемы, списки активов, досье на руководство. Все, что собрал за месяцы расследования.

Джеральд Восворт, шестьдесят два года, председатель совета директоров. Потомственный банкир из Бостона, выпускник Гарварда 1889 года. Личное состояние около восьми миллионов долларов. Слабое место – пристрастие к азартным играм и долги игорным домам.

Генри Форбс, срок семь лет, финансовый директор. Бывший офицер артиллерии в Первой мировой войне, награжден Крестом за отвагу. Контролирует европейские операции через счета в Цюрихе. Слабое место – содержит любовницу-француженку в дорогой квартире на Парк-авеню.

Чарльз Кембридж, пятьдесят четыре года, вице-президент по операциям. Выпускник Принстона, бывший партнер в «Morgan Company». Курирует подкуп чиновников Департамента банковского надзора. Слабое место – тайное пристрастие к опиуму.

У каждого своя ахиллесова пята. И я собирался использовать их все.

В девять вечера в дверь постучали. Я быстро убрал документы Continental Trust в сейф и принял деловой вид.

– Войдите.

Мисс Ребекка Левински, наш главный аналитик, вошла с папкой отчетов под мышкой.

Высокая стройная женщина лет двадцати восьми в строгом темно-сером костюме и белой блузке с жемчужной брошью. Темные волосы аккуратно убраны в узел, очки в тонкой золотой оправе придавали ей вид серьезного ученого. Выпускница Барнард-колледжа по специальности «экономика», она была одним из немногих людей на Уолл-стрит, кто трезво оценивал масштабы разворачивающейся депрессии. Помимо работы в брокерской фирме, она теперь сотрудничала и с банком.

– Мистер Стерлинг, извините за поздний визит, – сказала она, располагаясь в кресле напротив стола. – Но завтрашние отчеты для клиентов требуют вашего одобрения, а утром у нас важные переговоры о реструктуризации кредитов.

– Конечно, мисс Левински. Показывайте, что там у нас по рынку.

Она открыла папку и достала несколько машинописных листов с графиками, показывающими неумолимое падение.

– Промышленный индекс Доу-Джонса закрылся на отметке 226.34, падение еще на 3.7 пункта за день. Radio Corporation продолжает снижение, минус четыре доллара до двадцати восьми за акцию. Это падение на семьдесят пять процентов с пика сентября. General Motors опустилась до пятнадцати долларов двадцати пяти центов, минус доллар и восемь центов.

Я изучил цифры, изображая обеспокоенность. В действительности эти данные полностью соответствовали моим ожиданиям, крах развивался точно по тому сценарию, который я помнил из учебников истории.

– Тяжелая ситуация, – сказал я, стараясь, чтобы голос звучал профессионально спокойно. – А что по банковскому сектору?

– Хуже некуда, мистер Стерлинг. За неделю закрылись еще четыре банка в Чикаго и два в Детройте. Вкладчики в панике изымают депозиты даже из крепких учреждений. Объем банковских депозитов по стране сократился на двенадцать процентов за три месяца.

Мисс Левински перевернула страницу с мрачными таблицами.

– Безработица в Нью-Йорке достигла одиннадцати процентов. Закрываются заводы, сокращаются рабочие места даже в сфере услуг. Наши клиенты массово просят отсрочки по кредитам.

– Ваши рекомендации?

– Максимальная осторожность с новыми кредитами. Увеличить резервы под проблемную задолженность до двадцати процентов кредитного портфеля. И активнее скупать обесцененные активы – недвижимость, акции крепких компаний по бросовым ценам.

Я кивнул, делая пометки в блокноте. Именно эту стратегию я и проводил последние месяцы, готовясь к углублению кризиса.

– Мудрые слова, мисс Левински. Подготовьте краткую записку для завтрашних переговоров. Делайте акцент на том, что кризис – это возможность для долгосрочных инвестиций.

– Хорошо, сэр, – она достала еще один лист. – Вот проект. «Контрциклическая стратегия в условиях экономического спада.» Рекомендую скупку активов по пятнадцать-двадцать центов за доллар докризисной стоимости.

– Превосходно. Что еще?

Мисс Левински заглянула в свои записи.

– Milner Rubber Company просит реструктуризацию кредита на полтора миллиона. Продажи автомобильных шин упали на сорок процентов, но Милнер уверен, что спрос восстановится к концу года.

– Идем навстречу. Милнера-младший надежный партнер, а каучук всегда будет нужен. Предложите ему отсрочку основного долга на год под дополнительные гарантии.

– И последнее. Midland Foundry Steel Corporation выставляет на продажу два завода в Пенсильвании. Банкротство. Можем купить за восемьсот тысяч долларов комплексы, которые год назад стоили четыре миллиона.

Я отложил ручку и откинулся в кресле.

– Сталелитейная промышленность восстановится первой, когда начнется выход из кризиса. Назначьте осмотр заводов на следующей неделе. Если оборудование в порядке, покупаем.

Мисс Левински собрала бумаги и поднялась с кресла.

– Спасибо, мистер Стерлинг. Увидимся завтра в девять утра на совещании по проблемным кредитам.

– До свидания, мисс Левински. И… держите голову выше. Кризисы проходят, а возможности остаются.

Когда дверь за ней закрылась, я снова открыл сейф и достал документы Continental Trust. Маска делового оптимизма мгновенно сползла с лица.

Отчеты о падающих акциях, закрывающихся банках, растущей безработице, все это было лишь фоном для главной трагедии. Элизабет погибла в самом начале этого экономического ада.

Но именно эта обыденная работа, эти цифры падений и скупки активов были моим оружием против Continental Trust. Каждый доллар, сэкономленный в кризисе, каждая выгодная покупка обесцененных активов – кирпичики в фундаменте будущей мести.

Я взглянул на часы – половина одиннадцатого. Скоро прибудут О’Мэлли, Маккарти и Бейкер. Настало время снять маску и заняться настоящим делом.

Вскоре в приемной раздались знакомые шаги. О’Мэлли, Маккарти и Бейкер прибыли точно в назначенное время.

Патрик О’Мэлли вошел первым. Даже в половине двенадцатого ночи мой помощник по безопасности выглядел безупречно. Темно-синий костюм от «Brooks Brothers», белая накрахмаленная рубашка, черный галстук с булавкой из ирландского серебра. Только влажные следы дождя на плечах выдавали спешность прибытия. В руках он держал коричневую папку и плотно свернутую газету.

Томми Маккарти последовал за ним, стряхивая капли с фетровой шляпы. Мой главный разведчик был одет проще. Серый костюм, практичные черные ботинки, никаких украшений. Зато его светло-голубые глаза горели азартом охотника, напавшего на след.

Чарльз Бейкер замыкал процессию, неся под мышкой кожаный портфель «Hartmann» и складную логарифмическую линейку. Мой главный финансист и бывший приятель даже ночью не расставался с инструментами профессии – стальными ручками «Parker», блокнотом в кожаном переплете, карманными часами «Elgin».

– Джентльмены, садитесь, – указал я на три кожаных кресла перед столом. – Виски? Сигары?

– Не откажусь от виски, босс, – О’Мэлли уселся в кресло, положив папку на колени. – Долгий день.

Я разлил «Old Forester» в хрустальные стаканы. Бейкер и Маккарти взяли свои порции, О’Мэлли отпил большой глоток.

– Патрик, твой доклад первый, – сказал я, откидываясь на спинку кресла.

О’Мэлли открыл папку и извлек несколько машинописных листов.

– Босс, про смерть мисс Кларк. Мои люди в полицейском участке 19-го района подтвердили детали. Вызов поступил в восемнадцать сорок три от соседки, миссис Фланаган из квартиры 4B. Элизабет нашли сидящей за письменным столом в гостиной, голова опущена на руки, как будто заснула за работой.

Он перевернул страницу.

– Ремонт в газовом водонагревателе в ванной был произведен позавчера. Заказ оформлен на фирму «Brooklyn Gas Plumbing Services», но такой компании в телефонном справочнике нет. Адрес фальшивый – пустырь в Бруклине.

– Свидетели установки?

– Соседка с третьего этажа, миссис Коэн, видела двух рабочих в комбинезонах. Поднимались по лестнице с инструментами около девяти утра. Один высокий, темноволосый, шрам на левой щеке. Второй пониже ростом, рыжеватые усы, говорил с итальянским акцентом.