Текст книги "Пуся: пуsеводитель по Нью-Йорку"

Автор книги: Алик Верный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

ГЛАВА 16
МОНИКА С КЛИНТОН СТРИТ
(девочка с отмороженной шайбой, чемпионка тусовщиков)

7-я фотография

Национальность: американка с британскими корнями.

Возраст: около 23–24.

Метод знакомства: музыка и работа – пела в нашем бэнде.

Расходы: поначалу ничего, ну а потом уж и не считается.

Постель в тот же вечер: нет, история долгая, почти как с Павлой.

Результат: смешанный.

Рекомендую: и да, и нет, но в общем да, конечно.

Вчера, когда я катался на роликах в Центральном Парке, мне очень повезло. Я собственными глазами увидел девушку, губы которой примерзли к мороженому. Она стояла возле лотка, где я покупал воду в бутылке, и держала в правой руке фруктовое мороженое на палочке. Оно наполовину вошло в рот и надежно приварилось к губам. Ее парень, ошалевший от такой ситуации, суетился вокруг, брызгая на стык между мороженым и ртом теплую воду из пластмассовой брызгалки. Девушка однозначно страдала. По ее лицу бежали слезы. Губы у нее были красивые и большие – мороженому было к чему примерзнуть. Парень поливал водичкой стык между палочкой ледяной фруктовой смеси и верхней губой. Нижняя губа уже отклеилась и беспомощно шевелилась, стараясь не примерзнуть опять.

Мороженое, лед, холодная шайба…

Моника была страстной любительницей катания на коньках да и вообще зимних видов развлечений. Видно, таким образом она и отморозила себе шайбу – долго не подпускала никого к своим воротам.

Общаясь с ней, я почуял дополнительный интерес ко льду, а особенно к шайбам. Вот, недавно проверил новый для меня каток в Квинсе, возле Shea Stadium. Эта территория плотно оккупирована корейцами, с небольшими вкраплениями индусов. Лед – так себе, серьезно раздолбан. В основном они ходят по нему пешком, ковыряясь в поверхности зубчиками от коньков.

На катке я отметил нежным взглядом одну индюшечку – ступня маленькая, попа аккуратная. Очень похожа на Поросятину, только чуть похудее. В профиль – ну просто копия. Правда, жрет все время. Рядом ребенок в коляске. Вот уж не думал, что такие молодые мамочки на коньки выходят. Откуда в их Пакистане лед? А как она нежно подбородочек тянет и шейку распрямляет!

А что же Моника, которая меня, очевидно, когда-то заразила этим ледовым вирусом? Она была смешной маленькой дворняжкой со Среднего Запада, но не без шарма. Стеклянные Барби-глазки слегка безумно обводили окружающее пространство. Худая и чуть облезлая, она металась от бутерброда к бутерброду, заглядывая в глаза дававшему и посматривая, чтобы еще стырить. Моника была клептоманкой.

Я дал ей три прекрасных бутерброда – пение в нашем с Пашей бенде, фото-портфолио и музыкальный видеоклип. Она всегда уносила какую-нибудь мелочевку из моей квартиры. Я ей даже специально показал стакан со шпильками, в ванной, куда я складывал все, что забывали мои клиентки. Не брезговала она и мелочью из ящиков кухонного стола.

В то время мы играли в Анихау Кафе, по четвергам. Практически всегда я брал ее с собой, но никогда не отстегивал денег, просто кормил где-нибудь после работы. Я это делал не зря. Дворняжка всегда знает, из чьих рук она кушает.

Нашли мы ее фактически на улице. Мы дали объявление на интернете, и она явилась на зов, пришла с улицы Клинтона, где она жила в то время. Круглая, но поджарая попка была обтянута ремнем со всякими железными висюльками. Ею она постоянно вертела, так уж у нее это место устроено. Пела Моника на четверку с минусом, или на «В» с минусом, если оценивать по американской системе. Слабые вокальные данные она заменяла громкостью и энтузиазмом. За энергичность и фанатизм я поставил бы ей десять из десяти.

В первые годы я как-то ее особенно не замечал, у меня тогда были Ева, Лайма, Дорота и так далее. А потом, когда спал первый гребень последней волны восточно-европейской иммиграции, я несколько освободился от обязанностей и обвел вокруг пьяным взором. Рядом со мной широко открывала прекрасный белозубый рот девочка с Дикого Запада. Она от нас не отставала и участвовала в большей части концертов и вечеринок. Вот и сейчас, Моника с энтузиазмом пела и трясла попкой в кремовом платье. Мы джемовали в ресторане со странным названием «Безымянный» (No Name). Мне там отдавали весь вечер по пятницам, и я собирал затейливые сборные команды из музыкантов Нью-Йорка. Однажды, я даже привел настоящий диксиленд-бэнд и играл с ними на барабанах.

Дурацкие туфли на каблуках, минимум на размер больше, чем нужно, не давали Монике развернуться. Она все время теряла баланс, хватаясь за меня. В основном, я придерживал ее за попку. Упругие мышцы упирались в мою ладошку и охватывали ее крепким кольцом. Совершенно случайно я просунул пальцы чуть глубже, между ног, и Моника запустила пару фальшивых нот, чуть не выскочив из огромных туфель. Похоже, я воткнул даже глубже, чем ожидал. Это получилось легко – нижняя часть платья была оттопыренной, с кучей полупрозрачных юбок. С этого момента в ее глазах появились свежие искорки.

Зууууууууууууууум…

Я лизнул ее мармеладку. На вкус она была ничего, правда, с легким оттенком то ли нафталина, то ли уксуса. Товар однозначно залежался на полке. Я перевернул ее на живот. Тут же, не испытывая судьбу, тихонько расстегнул штаны и быстро начал наступление. Моника вдруг очнулась от спячки и запричитала что-то, возражая, хотя было уже поздновато. «Хорошо», – ответил я, продолжая наступательные движения. Моя правая рука лежала у нее под животом. В желудке у дворняжки хлюпало. «Лишь бы в туалет не побежала», – только и успел подумать я.

И вот, все-таки случилось, хоть я и спешил как мог. Зазвенел ее сраный мобильник. Моника потянулась к сумочке, вместе со мной, толкающим ее сзади. Я убрал ее руку и завернул под живот. Другая рука потянулась за мобилой.

Моника была страстной тусовщицей. Звонок и треп по телефону – две священные коровы любой «пати-герл» в Нью-Йорке. Я знал, что дальше бороться бесполезно, и слез. Мой факел потух и задымился.

– О, как классно, что ты позвонила. Что нового?

Что нового, блядь! Успела поесть и посрать, а вот сейчас звоню тебе, чтоб обсудить это важное событие. Мы ведь не трепались целых полтора часа!

Так это меня тогда расстроило, что я даже сейчас огорчился. Вы когда-нибудь забирали у голодного пса тарелку с ужином? Помните выражение на его морде? Это был я. В связи с этим расстройством, решил перестать маскировать в тексте слово «блядь».

Оказывается, у этого слова есть сексуальный коннотативный подтекст. Также обсценный (вот словечко?) контекст есть у слова «корова». Термин «обсценный» русские ученые слямзили с английского «obscene» и означает он – оскорбительный, бранный. Далее, русский ученый с украинской фамилией Зализняк предполагает, что в старых русских грамотах «корова» и «курва» было одно и то же слово, просто с описками. Теперь, благодаря тяжелому труду русских филологов, мы знаем, почему женщин часто называют «коровами», ведь это то же самое, что «курва». Кроме этого, ученые единогласно утверждают, что «блядь» означает «обман, вздор, ошибка, ересь; обманщик, пустослов; заговорщик». Русский язык весьма любопытен. «Манда» – плохо, «мандарин» – хорошо, «Мадина» – хорошо, «мандище» – плохо.

Возвращаясь к Монике, подбиваем итоги. Вывод простой: женщины Нью-Йорка не ценят мужской член. Разговор по телефону с подружкой им дороже горячего фаллоса в собственной мышеловке.

Это был переломный момент. Начиная с этой точки в моей жизни, я неуклонно тработал над поднятием стоимости мужского члена.

ГЛАВА 17
ДРАКА, КРОВЬ, УБИЙСТВО И ПОЛИЦИЯ

Сегодня я недвусмысленно продвигался на пути к Вечному Оргазму. В голове летали разноцветные слова, а ноги онемели и казались невесомыми. По привычке, я старался представить эти два слова, в ореоле божественного света, и меня между ними, со счастливой улыбкой на бездумном лице. Такое лицо у меня получилось, и сразу же ко мне обратилась на условном ресторанном языке вытравленная мочалка, которая только что зашла в бар.

– Вы не подскажете, который час?

Это могло значить что угодно, и я слегка задумался. Из оцепенения меня вырвала пьяная китаянка, сидевшая с другой стороны от меня. Она все кренилась набок и громко чавкала жвачкой.

Я все же думал о своем: «Если женщина подходит к тебе в баре и спрашивает что попало, значит ли это, что ты уже на пути к Вечному Оргазму или наоборот, что она тебя только что нагло вернула в свой мир постоянных женских разборок и домоганий, которые будут опускать тебя все глубже в пучину Бесконечного Облома?»

Зуууууууум…

Весь вечер я провел с дружками в Русском Стакане. Мои разноцветные зрачки были затянуты плотной пленкой забвения. Немыслимое количество двойных виски плавало мощной алкогольной смазкой по каналам моих извилин. Все уже собирались уходить, но я задержался возле барной стойки, разговаривая о важных вещах с двумя незнакомками. Они обсуждали, нужно ли женщинам специально учиться оральному сексу, а если да, то кому сдавать экзамен? Наш активный диалог прервал Сева, менеджер Стакана, по кличке «Ням-Ням»:

– Ээээ… Ням-ням… А платить кто будет?

– За что? – не понял я.

– За все.

– Валерику, вроде, все скидывались.

– Там, ням-ням, в задней комнате, никого нет.

– А куда ж они делись?

Я повертел головой направо и налево – никого. Мои друзья испарились.

– Так вот, я и спрашиваю, что с оплатой?

– Они, наверное, через дорогу перебежали, в Самогон.

– Ну, ээээ, ням-ням, желательно счет оплатить, официантка волнуется.

– Ты же нас прекрасно знаешь – не уйдем, не заплатив. Они там потусуются немного и вернутся назад.

– И все же, ням-ням?

– Ну не знаю… Возьми мою кредитку тогда. Я не вижу другого выхода.

– Боюсь, что тебе потом долго придется с банком расплачиваться.

Здесь Сева проявил невиданную для него гуманность. Счет был огромный. Адвокаты пересеклись с докторами и хлестали, не останавливаясь. Я перестал заказывать где-то в конце первой трети застолья, но Миша-адвокат и Миша-доктор постоянно заказывали повторы на весь стол. Двойные виски – большая нагрузка на вестибулярный аппарат и я подустал. Меня качало, а язык клинило между зубов.

– Может, я пойду их поищу? – сказал я.

– Эээээ… Ням-ням… Не знаю. Как хочешь… – Сева явно не хотел иметь меня в качестве заложника.

– Могу пойти поискать. Это не проблема.

Я пошел поискать и нашел: 1 драку, 1 вызов полиции и бесконечное блуждание в полуобморочном состоянии по кишечнику нью-йоркского сабвея до шести утра.

ГЛАВА 18
ДОЛБОНОИД
(Фотограф, влетающий лбом в витрину)

После драки и вызова полиции под Russian Samogon, Фотограф взял выходной и спал весь день, с перерывами, а потом еще и всю ночь. С полуоткрытыми глазами, он соскочил утром с эскалатора сабвея и побежал к кассам…

На дворе было первое число, и он совершенно забыл о новом проездном на электричку до Гринспука. Для его покупки нужно было проторчать 20 минут в очереди к автомату с билетами. В метро ему повезло – он успел запрыгнуть в отходящий поезд, раздвинув плечами бездушную резину дверей. Толпа была гуще обычной. Мужчина лавировал между людьми зигзагами, чему научился во время катания на коньках в Брайант парке. Это единственный бесплатный каток в Нью-Йорке, и на нем всегда большая толкучка.

Очередь к автоматам была приличной, и он подпрыгивал на одной ноге от нетерпения, считая минуты. Когда он наконец-то остался один на один с автоматом, руки его заработали как ловкие пальчики девочки, расстегивающей ширинку. Уверенными тычками он пробежался по всему меню и воткнул кредитку в жадную щель. Она засосала карточку. Именно здесь мужчина расслабился и совершил ошибку. Автомат, как всегда, спросил, хочет ли он квитанцию, но здесь Фотографа заклинило, и он в спешке нажал «нет». Но дело в том, что этот чек был нужен для бухгалтерии. По нему в возвращалось 220 $ в месяц – свободные от налогов бабки.

Сделав такую глупость, он разозлился и отошел от автомата. На полу валялась какая-то квитанция. Он нагнулся и поднял ее, а вдруг подойдет. Тихо матерясь, он побежал на поезд, рассматривая на ходу квитанцию. Она не подходила. Бууумммммм!!!

Удар был мощный, и в ушах его еще долго слышался глухой призвук кости, соприкасающейся с твердой мембраной витрины. Он встретил прозрачное препятствие лбом и верхней частью носа. На носу вздулась шишка. Лоб онемел. Заболели зубы на одной стороне лица. Теперь он знал, что чувствуют герои кинофильмов, когда их бросают лицом в закрытое американское окно.

Фотограф со всего разбегу налетел на стеклянную стенку. Мощный удар в лоб и нос остановил его мозг. Гул от столкновения заполнил все пространство. Мужчина повел чумными глазами, схватившись рукой за лоб. Арка, отделявшая автоматы от главного вестибюля вокзала, была отгорожена стеклом. Стекло было бронированное. Это хорошо, иначе бы он уже покрылся кровью, пугая людей порезанной харей. Стекло не имело каких-либо рисунков или опознавательных знаков – кусок прозрачной стенки от пола до потолка в плохо освещенном закутке. Растерянная очередь офисных работяг наблюдала за ним с другой стороны прозрачной мембраны. Их глаза выражали разнообразные догадки. Похоже, снаружи это загудело еще сильнее. Он метнулся и прибавил скорости. Стадо корпоративных баранов смотрело на бегущего с гудящей головой чумного человека в черном, пытавшегося только что разбить своей башкой толстое витринное стекло.

Да, в это утро Демоны потешились: Вечный Оргазм был отодвинут на два шага назад. Фотограф потирал опухшую переносицу и смотрел, как удаляется от него вечно гнилое «яблоко» Нью-Йорка. Проволочные заборы и стенки ограждений бежали вплотную за окном, пугая своей близостью и бесконечностью перспективы. Переносица ныла, голова гудела. «Долбоноид ты», – подумал он и достал Айфон. Там светилось все то же: «Ох, Изабелла…»

ГЛАВА 19
ИЗАБЕЛЛА
(мексиканка-нимфоманка)

8-я фотография

Национальность: мексиканка.

Возраст: около 23–24.

Знак Зодиака: Скорпион.

Метод знакомства: фотосессия, клиентка.

Расходы: 42 $ на двоих в Русском Стакане.

Постель в тот же вечер: нет, но только из-за меня – сработала система защиты гонорара.

Результат: секс на хорошо освещенной улице, выходящей на Таймс Сквер, среди бредущих мимо машины нескончаемым потоком туристов.

Рекомендую: да, но только как объект для фотосессии. Всегда плохо смешивать секс и работу.

Китайоза в Гринспуке влюбилась в меня – наваливает двойные порции куриного мяса в мой традиционный рисовый супчик с курочкой. Увидев меня входящим в этот засаленный сарайчик с засиженными мухами окнами, она улыбается своей широчайшей улыбкой, показывая железные брекеты. Выравнивает зубки, маленькая китайская сучечка – видать, хочет быть красивой. Лицо моей лолиты покрыто причудливой россыпью прыщей и каких-то пятен. Глаза заметно косят. Девушка она по виду добрая и дала бы мне прямо в их вонючем ресторане, если бы я попросил (ох, до чего же у них смердит!) Но я об этом не прошу, а все кушаю свой ежедневный супчик и закусываю одним egg roll – что-то вроде русского пирожка с капустой, только из слоеного теста и с вкраплениями креветок в капустной начинке.

Каждый раз, когда я обедаю в этой точке, у меня возникают две фобии. Первая – это боязнь приклеиться к стулу или столу. Вся мебель в данном заведении покрыта тонким слоем липкой жирной субстанции. Вторая – я боюсь, что моя одежда не успеет проветритсья, пока я дойду до работы, и я буду вонять этим китайским макдональдсом на весь офис. Поэтому я никогда не расстегиваю куртку, чтоб не провонялась рубашка, и не прислоняюсь к спинке стула. Локти на стол тоже не кладу. Теперь мне понятно, почему наши советские мамы учили нас, что это некрасиво. Действительно, ходить в куртке с жирными липкими локтями – не самый хороший тон.

В последнее время я уже ничего им не говорю, просто молча захожу, кладу три доллара на стойку и сажусь на свое любимое место – дальний столик, расположенный почти на входе в кладовку. Там темно, никогда нет посетителей, и я могу спокойно наслаждаться книжкой, которую обычно читаю на своем айфоне. Экран достаточно четкий, хороший контраст, и я уже так подсел на эти электронные версии, что обычная бумажная кажется мне антиквариатом. Теперь мне тяжело читать печатные книги. Желтоватая бумага, сероватые буквы, большие страницы, малый контраст – в сумраке моего закоулка хрен что увидишь. То же самое в поезде. На заднем сиденье, где я обыкновенно путешествую на работу, нет окна. В утреннем полумраке я бы не смог читать обычную книгу. На моем же телефоне-компьютере все четко и разборчиво, страница подсвечивается, и вся книжка умещается в ладошке или кармане штанов.

Что же я чувствую, наблюдая за девочкой, суетливо обслуживающей посетителей этой забегаловки, которые в основном представляют низший социальный класс Гринспука? Как ни странно, но я тоже люблю ее в ответ за то, что она бескорыстно любит меня. Ее напарница, похоже, хозяйка этой вонючей клетушки, обычно тупо и злобно сверлит меня глазами и подает мне куриный бульон с глыбой слипшегося риса и жалкой парой-тройкой куриных ломтиков, нарезанных полосками размером с макаронину. Ее я не люблю. Это, как говорится в народной русской сказке, ясно и ежу.

Сегодня я кушаю этот куриный супчик и вспоминаю Изабеллу. Она была размером с цыпленка – маленькая мексиканская нимфоманочка. Цыпленок с ногами аиста. Худенькая и стройная, невероятное сочетание для мексиканской девушки. Ее хватило бы не больше, чем на две порции жареной цыплюшатины, которые подают в этой дырке. Дело было до кризиса, и я еще мог существовать на заработки свободного фотографа.

Я привык к тому, что все мексиканские «мамиты» в Нью-Йорке выглядят, как терракотовые статуэтки плодородия из скифских могил. У них прямоугольное тело без намека на талию, короткие толстые ноги, обвисшая плоская грудь, квадратная голова и маленький рост. Изабелла же была приятным исключением: длинные, гибкие конечности, хорошо проработанная талия, маленькая торчащая грудка и красивые, пышные губы.

Ее тело было проколото во всевозможных местах. В эти дырки были заправлены разнообразные украшения: кольца, симпатичные золотые палочки с шариками на концах и штанги. Продырявлено было все: уши, брови, нос, язык, пупок и, как оказалось во второй половине фотосессии, разные части интимных мест. Вокруг многих дырочек красовались татуировки. Особенно запомнилась та, что была вокруг пупка – в виде декоративного солнца, в центре которого, через кожицу, было продето тонкое колечко с внушительным шариком из желтого золота.

Огромные черные глаза без зрачков, именно черные, как туннели сабвея, украшали ее детское лицо и придавали ему магический оттенок. Длинные мохнатые ресницы загибались вверх, к бровям, в одну из которых было продето кольцо из белого золота. Уши аккуратно прижимались к голове и были пронизаны во всех направлениях колечками и палочками различной формы, с растительными орнаментами – цветочки, лепестки и листики.

Изабелла явилась ко мне как клиентка, а ушла как неостановимый секс-поезд, с которого я соскочил на ходу. Боюсь, ее поезд отправился в неизвестном направлении.

ГЛАВА 20
ПУСЕМЕТЫ

(награды полового бойца -

четырежды Герой Полового Союза

медаль «Золотой Молот и Золотая Вагина»,

Герой Полового Труда,

орден Красной (i) [1]1
  женский половой орган


[Закрыть], два ордена Красного Трудового Конца,

медаль «Тридцать лет ударного секса»)

За окном проплывали цветные картинки рекламных стендов. Поезд катился к Гринспуку, в новое утро двух кофе – с промежутком в час – утренней ритуальной проверки имейлов и любимых мест на интернете, мордатой хромой Лизы, кряхтящей на своем стуле у Фотографа за спиной и первых звонков работников этого приюта для престарелых гериатриков.

Поезд тарахтел и подскакивал на стыках старой раздолбанной дороги. Фотограф, подергиваясь в полузабытье раннего мутного утра, думал о женщинах, их половых органах, своем Золотом Конце и смешных названиях наград, которые он мог бы получить за свой труд на ниве окучивания запущенных самок.

Как всегда в последнее время, он представлял себе свой внутренний монолог в виде комедийного скетча, который он произносит со сцены Камеди Централ. В такие минуты он забывал о Вечном Обломе и сладко жмурился, выстукивая новые слова большими пальцами на стекле своего Айфона.

Пусемёты

Да, в Нью-Йорке любая 18-летняя (i) [2]2
   женский половой орган


[Закрыть]уже знает стоимость своей пуси и четко сечет, что ей за секс должны платить в том или ином виде, особенно старые самцы. Когда же она дает тебе за просто так, это уже как медаль, как орден. Если бы эти медали перестали быть невидимками, мой пиджак выглядел бы как у Брежнева. Четырежды Герой Полового Союза (пятый уже не вмещается на пиджаке, уходит под лацкан), медаль «Золотой Молот и Золотая Вагина» Героя Полового Труда, орден Красной (i), два ордена Красного Трудового Конца, медаль «Тридцать лет ударного секса» и множество медалей за взятие разных женщин.

Русские девочки (точнее – постсоветские: русские, украинские, белорусские, молдавские, литовские и т. д.) особенно беспощадны и спят практически с кем попало, лишь бы это оплачивалось. Это не обязательно деньги. Многие женщины играются в игру «я же не проститутка», то есть напрямую денег не берут. Но их встроенный счетчик все равно работает. У всего ведь есть стоимость. Постоянное тарахтение счетчика заводит большинство женщин в тупик, им уже ни один мужчина недостаточно хорош. Синдром Белого Коня, или синдром Доктора Алика, кто впервые в мире сформулировал этот женский недуг. Серьезное заболевание.

Женщина – самое наглое существо в мире, еще наглее домашних животных, и борзеет при малейшей возможности. В Нью-Йорке этих возможностей миллионы. Но хотя бы иногда им нужен горячий член и теплая постель, научный факт. Да, совершенно верно, иногда им все-таки приходится отдаваться мужчинам. Почему же самки Нью-Йорка ведут себя таким образом? Почему канализация этого города захлебуется от огромного количества спермы, в любой нормальной, то есть недоразвитой стране, доставшейся бы женщинам? Почему женщины сидят в этом городе по домам и дрочат в одиноких стерильных постелях, в то время как стаи голодных самцов бороздят улицы и проспекты, таская за собой в своих баллонах количество спермы, достаточное, чтобы покрыть эти улицы ровной пленкой серьезной толщины? Причина та же – синдром Белого Коня. Но об этом в следующей книге.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

Дайджест версия

Полные версии первых двух томов можно приобрести на www.plusda.com, www.amazon.com и во многих других продвинутых магазинах мира.

ОКОНЧАНИЕ ИЛИ ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ