Текст книги "Приключения Ибрагима"

Автор книги: Али Саттар Атакишиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

ПРИКЛЮЧЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ,
из которого читатель поймёт, что в иных случаях даже грозный Ифрит бывает бессилен

Наступил новый день, и вновь, как вчера или позавчера, согнувшиеся под тяжестью камней узники с трудом поднимались по лесам, окружившим чудо-дворец визиря. Скорбно смотрела из своего заделанного крепкой решёткой окна юная принцесса. Теперь вместе с другими узниками по шатким доскам, согнувшись под тяжестью груза, брёл Ибрагим...

В комнату принцессы вошёл визирь. Принцесса слышала ненавистные шаги, но даже головы не повернула. Визирь задержался у окна, смотрел со злорадной улыбкой на изнурённых людей.

Впереди Ибрагима, едва переступая от усталости, шёл тяжело нагруженный юноша – это был Ганифа. Вот он покачнулся, камни на спине потянули его в сторону. Ганифа отчаянно замахал руками... Не подоспей Ибрагим, Ганифа неминуемо сорвался бы вниз. Сильные руки Ибрагима удержали несчастного, и лишь камни, с грохотом ударяясь о доски, покатились вниз. Ибрагим помог ослабевшему Ганифе прислониться к стене, но в эту минуту тяжёлая плеть надсмотрщика обрушилась на обоих.

– Работать! Работать! – орал надсмотрщик, подкрепляя слова свои ударами плети.

Визирь, посмеиваясь, наблюдал за происходившим.

– Не хочешь ли посмотреть на своего Ибрагима? – ехидно спросил он у принцессы, которая сидела, отвернувшись, в глубине комнаты. – Иди полюбуйся. И этот жалкий раб хотел помешать моей свадьбе!

– И помешает. Я знаю, он спасёт меня, – ответила принцесса, не поднимая головы.

– О да, спасёт! Если сам уцелеет, – ответил визирь. – Подойди же, полюбуйся на своего спасителя.

– Ты смеёшься над ним? – Нурджахан гневно и гордо подняла голову, и глаза её расширились от изумления.

Безбородое морщинистое лицо визиря стало ещё более страшным, чем всегда. Теперь в нём проявились особенно ясно и злобный нрав, и высокомерие, и коварство.

– Где же борода твоя, о визирь? – воскликнула принцесса. – Я вижу, тебя напугали насмешки Ибрагима.

– Это меня напугали? – злобно переспросил визирь, схватил принцессу за руку и грубо поднял с места.

– Да, напугали! – Принцесса с отвращением выдернула руку. – Ты боишься его даже пленного! Такова судьба ваша, коварных и трусливых существ. Чем выше вы забираетесь, тем вам страшнее...

– Ах, вот ты как заговорила! Не он ли обучил тебя подобным речам? Так знай же, я проучу вас обоих гораздо раньше, чем ты думаешь.

Визирь надменно вскинул подбородок и надел на дрожавший от волнения палец волшебное кольцо Сулеймана. В комнате появился Ифрит.

– Слушаю твоих повелений, господин мой.

Визирь указал пальцем на мрачные стены недостроенного дворца:

– Именем Сулеймана ибн Давуда повелеваю немедля закончить эту царственную постройку!

– Будет исполнено, о господин!

Ифрит крадущимися шагами подошёл к окну, устремил раскалённые, будто угли, глаза на недостроенные стены и начал дуть на них. Щёки его то надувались, как бычьи пузыри, то опадали. С тёмной громады сперва исчезли работавшие люди, потом леса. Обтёсанные глыбы одна за другой опускались на стены. Со всех сторон сами по себе слетались оконные и дверные рамы, готовые потолки, купола... И вот уже перед глазами визиря предстал законченным громадный, но мрачный дворец, удивительно напоминавший о злобном и угрюмом нраве своего будущего владельца.

Визирь снял с пальца перстень, позволив Ифриту исчезнуть, а сам некоторое время со свирепым торжеством любовался дворцом. Наконец он подошёл к Нурджахан и властно объявил:

– Завтра состоится наша свадьба.

Скрестив руки на груди, он наблюдал, какое впечатление произведут слова его на принцессу, но девушка с презрением отвернулась. Визирь ожидал слёз, криков, мольбы, только не этого спокойного презрения. И он сам взмолился, потеряв всю свою торжественность:

– Первой шахиней мира тебя сделаю. Богатства всей страны будут у твоих ног... Осыплю тебя сказочными драгоценностями. Украшения супруги царя Сулеймана станут твоими...

– Сначала найди их, – насмешливо отозвалась принцесса.

– О, если только этого ты хочешь, то их долго искать не придётся! – И визирь снова надел на палец волшебный перстень.

Появившийся в комнате Ифрит низко склонился перед визирем. Вся фигура его выражала безмолвный вопрос.

– Именем Сулеймана мудрого повелеваю тебе перенести в мою казну сокровища, найденные Ибрагимом. А к ногам принцессы ты положишь украшения любимой жены Сулеймана.

Но это приказание неожиданно повергло Ифрита в трепет. Его тёмное, как сажа, лицо побелело, волосы поднялись дыбом. Весь съёжившись, он рухнул к ногам визиря:

– О господин мой! Горы могу нагромоздить одну на другую, могучие реки заставлю повернуть вспять. Могу отнять у вселенной солнце и окутать её вечным мраком! Но касаться сокровищ повелителя духов Сулеймана ибн Давуда я не властен. Нет, не властен! – пронзительно кричал Ифрит, сжавшийся в жалкий, маленький комочек. Комочек этот с каждым мгновением уменьшался и наконец исчез, будто устыдившись полной своей беспомощности.

Визирь, потрясённый отказом Ифрита выполнить повеление, озадаченно смотрел на то место, где только что стояло удивительное существо. Смех принцессы заставил его вздрогнуть.

– Где же твои сокровища, о всесильный? – насмешливо спрашивала Нурджахан. – Видно, не только над чужими сердцами ты не властен. Смотри же, берегись...

– Рано смеёшься! – сердито сказал визирь. – Ибрагим сам покажет мне дорогу к сокровищам.

И он вышел из комнаты принцессы с недоброй улыбкой на тёмном безбородом лице.

Не заходя к себе, визирь направился в мрачный каменный зиндан, подземелье, где годами томились несчастные узники и откуда большинству людей был лишь один выход – в могилу. Неведомый и невидимый аллах был, похоже, тайным союзником визиря, ибо никому ещё не помог выбраться живым из сырого, погружённого в полутьму зин-дана.

Тут, среди влажных тесных стен, на которых висели устрашающие орудия пытки, лежал на полу в беспамятстве измученный Ибрагим. Два мускулистых, обнажённых по пояс палача окатили его ушатом холодной воды, а когда он приоткрыл глаза, швырнули к ногам визиря.

– Что с тобой, мой друг? – спросил визирь елейным голосом. – Мерзавцы, как вы посмели мучить этого человека! – воскликнул он, обращаясь к растерянным палачам.

Ибрагим наблюдал за визирем с удивлением. Он понимал, что жестокий властелин замыслил новые козни, и готовился дать ему отпор. Может быть, тот сейчас попросит, чтобы Ибрагим навсегда отказался от прекрасной принцессы? Нет, этого не будет. Одна лишь Нурджахан могла бы приказать такое Ибрагиму...

Визирь же прохаживался в задумчивости среди орудий пыток и размышлял, что лучше: уговорить Ибрагима отдать ему, визирю, клад либо под пытками принудить. Визирь искоса глянул на лежавшего Ибрагима и решил вначале вести разговор так, как начал.

– Ну, как ты себя чувствуешь? – спросил он тем же елейным голосом. – Тебе нужен свежий воздух, хорошая еда, иначе ты совсем ослабеешь. И ещё я хотел сказать: к чему тебе, простому парню, сокровища Сулеймана? Что ты с ними станешь делать?

Ибрагим усмехнулся – теперь он понял, чего хочет от него визирь!

– В самом деле, зачем тебе такие богатства? – продолжал тот. – Укажи мне, где спрятан клад Сулеймана, и я тотчас отпущу тебя на свободу.

Ибрагим не ответил.

– Я могу сделать тебя самым именитым человеком в государстве.

Ибрагим молчал.

– Хорошо, я отдаю тебе половину сокровищ, но о принцессе Нурджахан забудь.

При этих словах визиря Ибрагим вздрогнул, точно его огрели хлыстом. Он с усилием поднял голову, жестами показал палачам, что просит поднять его на ноги. Палачи подхватили его. Ибрагим рванулся вперёд и плюнул визирю прямо в лицо.

– Бейте его! – закричал визирь, прикрыв лицо руками. – Бейте, пытайте! Я приказываю!

...Низкое каменное подземелье было полно узников. Отсюда теперь каждый день уводили Ибрагима в страшную комнату пыток. Однажды в полночь с лязгом отворилась массивная железная дверь и два палача грубо столкнули вниз по ступеням Ибрагима. Несколько узников вовремя подхватили юношу, не дали ему удариться головой о каменные плиты. Палачи ушли. Узники заботливо уложили бесчувственного юношу на солому, подсунули под голову тряпьё.

Ибрагим лежал безмолвно и неподвижно, его мокрое лицо с прилипшими ко лбу волосами было бледно, как воск.

– Третий раз бедняга возвращается едва живой, – сказал Ганифа, с состраданием вглядываясь в лицо Ибрагима. – Но сегодня они его совсем истерзали. Ещё один такой допрос, и мы больше не увидим нашего Ибрагима...

Узники заговорили, перебивая друг друга, и каждый вспоминал что-нибудь хорошее про Ибрагима. Главное – все помнили тот сказочный день, когда Ибрагим появился неведомо откуда у решётчатого окошка зиндана с целым подносом всякой снеди. Единственный раз узники смогли тут поесть досыта. И этот жизнерадостный, полный доброты и сочувствия к людям юноша на их глазах погибал от жестокости визиря.

Ганифа достал из угла кувшин с водой, поднёс к губам Ибрагима.

– Спасибо, друг, – отпив несколько глотков, слабым голосом произнёс Ибрагим.

– Чего требует от тебя этот изверг? – вмешался длиннолицый узник.

Ибрагим удивлённо покосился на него: этого человека он видел впервые.

– Удивляюсь, брат, как ты можешь выносить такие пытки? – после недолгого молчания вновь заговорил длиннолицый.

– Что бы он со мной ни делал, развязать мне язык он не сумеет, – прикрыв глаза, произнёс Ибрагим.

– Иногда благоразумие подсказывает другое: во всём признаться, избавиться от мук да ещё вырвать кое-что себе в награду. Это умнее, чем бессмысленное упорство. Я вовсе не хочу тебя учить, но... Да что ты такое знаешь, что к тебе так привязались?

Ганифа давно уже делал длиннолицему знаки, чтобы он оставил Ибрагима в покое, но тот тянул своё:

– Поведай нам, облегчи душу, а мы тебе постараемся дать добрый совет. Ведь я старше тебя, больше повидал на своём веку...

– И выбрал благоразумие? – Ибрагим приподнялся на локте, испытующе посмотрел в глаза длиннолицему.

Длиннолицый невольно умолк, растерялся под этим пытливым взглядом.

– Так что же ты мне посоветуешь и что подсказывает твой опыт? – Ибрагим сурово сдвинул брови.

– Нет, нет, я ничего, – забормотал длиннолицый. – Просто сердце не выдерживает смотреть на твои муки... Кровью обливается...

Ибрагим опустил голову, снова закрыл глаза.

Когда в темнице, освещенной коптящим пламенем светильника, все уснули, Ибрагим поднял голову, внимательно посмотрел по сторонам. Он осторожно вытащил из-под соломы, на которой лежал, крохотный узелок – так, ненужную тряпочку – и спрятал в расщелине каменной стены. Расщелину Ибрагим заделал плоским камешком – их немало валялось на полу – и снова прилёг. Через несколько минут дыхание его стало мерным и глубоким, как у крепко уснувшего человека.

Из другого конца темницы к Ибрагиму бесшумно подполз длиннолицый. Вынув спрятанный под рубахой кинжал, он выковырнул плоский камешек, достал узелок, запрятанный Ибрагимом. Он даже не заметил, что Ибрагим открыл глаза и спокойно наблюдает за ним. Длиннолицый поставил камешек на место и пополз обратно...

ПРИКЛЮЧЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ,
в котором приняли участие верные друзья Ибрагима – белый кот и белый пёс

Однажды днём перед воротами падишахских владений появились белый кот и белый пёс. Пёс протяжно лаял до тех пор, пока из ворот не вышел рассерженный привратник. Каково же было удивление привратника, когда пёс поднялся на задние лапы и несколько раз прошёлся, повиливая хвостом.

– Скорее сюда! Смотри, какой чудной пёс! – позвал привратник своего напарника.

Пёс перекувырнулся через голову.

– Вот это здорово! А ну ещё разок! – приказал второй привратник.

Пёс будто понял – перекувырнулся два раза. Привратники, забыв обо всём на свете, хохотали и хлопали в ладоши. Вдруг пёс с громким рычанием кинулся на сидевшего поодаль кота. Кот зафыркал, взъерошил шерсть и шмыгнул прямо в открытые ворота.

Привратники, недовольные тем, что прервалось забавное представление, начали криками поощрять пса, а на кота и внимания не обратили.

Белому коту этого и надо было. Во всю прыть он бежал к знакомому дворцу, у которого один кирпич отливал золотом, а другой серебром. Безошибочно в этом дворце кот нашёл коридор, ведущий к комнате принцессы.

У двери, как всегда, сидел жирный евнух, клевал носом и жевал сакыз, чтобы не уснуть. Кот уселся напротив и уставился на евнуха неподвижными зрачками. Евнух пошевелился, открыл глаза, протёр их... Он попытался прикрикнуть на кота, прогнать, но кот не двинулся с места. Суеверный евнух задрожал от страха – ему показалось, будто зрачки кота увеличиваются в размерах, мерцают таинственными огнями. С пронзительным воплем евнух убежал. Кот замяукал, стал царапать дверь. Нурджахан открыла и сразу узнала Местана – кота Ибрагима и бабушки Фатьмы.

– Голубчик, как ты сюда попал? – обрадовалась она. —Милый мой Местан, хороший мой!

Она взяла кота на руки, стала нежно гладить, а кот громко и жалобно мяукал, ласкаясь к девушке.

– Погоди, ты, наверно, голодный, – всполошилась Нурджахан.

На золотое блюдечко она положила несколько ложек плова, дала коту. Местан даже не взглянул на вкусную еду и продолжал мяукать.

– Бедное безъязыкое животное! Понимаю, ты ищешь Ибрагима, – догадалась Нурджахан. – Визирь бросил его в темницу, в страшный зиндан...

Кот высвободился из её рук, подбежал к двери, начал царапаться. Нурджахан достала из ларца горсть золотых монет, завернула в свой шёлковый платочек и привязала на шею коту. Погладила его ещё раз и отворила дверь...

Местан поспешил к зиндану. Это уж его дело, как он сумел понять принцессу: ведь животные понимают нас гораздо быстрее, чем нам кажется, и нередко лучше, чем мы их.

Но подойти близко к зиндану кот не решился, спрятался в кустах, потому что дорогу ему пересекли гремевшие оружием стражники в сопровождении мирзы-писаря.

Лязг тяжёлых засовов заставил узников встрепенуться. С оружием наготове, на случай сопротивления узников, по ступеням спускались стражники. Мирза с важным видом шагал впереди.

– Ганифа Омар-заде! – выкрикнул мирза, выйдя насередину темницы.

Никто из узников не отозвался.

– Ганифа Омар-заде! – повторил мирза.

Снова никто не ответил, но Ибрагим, зорко следивший за длиннолицым, заметил, что тот едва заметно повёл головой в сторону Ганифы. По знаку мирзы стражники схватили юношу.

– Ты Ганифа? – спросил мирза.

– Да, – тихо ответил тот.

– Чей сын?

– Омара.

– Уведите.

Стражники, грубо толкая Ганифу в спину, увели его. Дверь захлопнулась.

– Скоро пятница – день публичных казней на площади, – глухо произнёс кто-то из узников. – А Ганифа ослабел, не может больше таскать камни...

– Ну-ка погляди. – Другой узник подставил Ибрагиму спину.

Ибрагим стал на его плечи, посмотрел в оконце. Стражники втолкнули Ганифу в низкую дверь другого подземелья, где не было даже маленького окошка.

– Так и есть, эти злодеи бросили его в зиндан для смертников!

– Значит, в пятницу с восходом солнца бедняги не станет, – вздохнул длиннолицый.

– А тебе стало жаль того, кого ты выдал? – воскликнул Ибрагим. – Подлый предатель, такое-то ремесло ты выбрал, вооружившись благоразумием? Я давно понял, кто тебя к нам подослал.

Задыхаясь от гнева, Ибрагим двинулся на перепуганного длиннолицего. Тот с каждым шагом Ибрагима пятился назад, пока не коснулся спиной мокрой стенки. Он растерянно огляделся – со всех сторон на него смотрели враждебные лица, глаза узников горели ненавистью. Тогда длиннолицый выхватил свой кинжал и бросился на Ибрагима, но юноша ловко вышиб у него кинжал и бросил длиннолицего на каменные плиты. Поднялись со всех сторон кулаки, откуда-то появилась верёвка...

И тут дверь темницы вновь отворилась, а по ступеням стали спускаться стражники.

– Пошли с нами! – крикнули они длиннолицему и для виду стали грубо толкать его вперёд.

Узники взволнованно зашумели, кое-кому показалось, что и этого человека ожидает участь Ганифы. Но когда дверь уже готова была захлопнуться, длиннолицый обернулся, ехидно бросил Ибрагиму:

– Хотели удавить меня? Не удалось?

– Не мы, так другие это сделают! – крикнул Ибрагим, порываясь к двери.

Но она с грохотом затворилась. И уже с другой стороны до узников донеслась:

– Раньше все вы погибнете!

Чернобородый узник поднялся на плечи Ибрагиму и угрюмо сказал:

– Так и есть, они мирно беседуют. Это был переодетый стражник.

Люди помрачнели. Как ни плохо было им тут в темнице, оказывается, было и нечто худшее, чего каждый боялся. Теперь некоторые думали о том, что не нужно было так много рассказывать о себе или так часто и зло бранить визиря. Можно было догадаться, что визирь непременно подошлёт к ним своего человека. Кто не боялся за себя, тот тревожился о судьбе близких: визирю ничего не стоило добраться до них.

– Из-за этого предателя визирь нас всех перевешает, —уныло произнёс один.

– Надо бежать, – сказал другой.

– Легко говорить, – возразил первый. – Попробуй уйти через железные двери, из-под носа у тюремщиков.

– Здесь оставаться – тоже смерть...

Ибрагим хотел вмешаться в спор, как вдруг через решётку маленького оконца прямо на плечо ему прыгнул белый кот. Юноша радостно прижал к груди своего любимца и заметил на его шее узелок. А когда развернул, узнал платочек Нурджахан, увидел золотые монеты.

– Спасибо, Нурджахан, – прошептал он тихо и обернулся к узникам, которые удивлённо переговаривались, не понимая, откуда здесь мог появиться кот.

Впрочем, кота уже не было. Приласкавшись к Ибрагиму, он снова выскочил в оконце, будто не хотел мешать своему хозяину.

– Братья, – сказал Ибрагим, – у нас есть золото, с его помощью мы найдём способ вырваться отсюда.

– Подкупим нескольких тюремщиков, – предложил чернобородый.

– Не выйдет. Голова им дороже. Все они поплатятся головой, если темница опустеет.

– Отдай им золото и спасайся один, а мы уж...

Измождённый узник, сидевший у стены, с трудом перевёл дыхание, не договорил.

– Нет, – решительно возразил Ибрагим. – Я выйду отсюда только вместе с вами...

В ответ раздался радостный возглас чернобородого. Все удивлённо посмотрели в его сторону и увидели валявшийся у двери кинжал: это выронил длиннолицый, когда стражники грубо волокли его по ступеням.

Наступила ночь. В оконце зиндана синел уголок ночного неба с мерцающими звёздами. В подземелье было сыро и холодно, а южное небо дышало покоем и теплотой.

Ибрагим взобрался на плечи другому узнику, стал наблюдать за собравшимися у зиндана стражниками. По ночам темница охранялась особенно строго.

Стражники собрались под большим деревом. Двое, сидя на корточках на циновке, играли в нарды, остальные следили за игрой, громкими возгласами выражали своё одобрение. Ибрагим приник лицом к решётке и запел. Всё было в этой бесконечной песне – и боль, и тоска по свободе, и минувшая радость, и обиды последних дней.

– Голосистый парень, – заговорили стражники.

– Да, этого бей не бей, а он, пока жив, всё поёт...

– Сегодня он как-то необычно поёт, слышите?

И стражник, игравший в нарды, замер с зажатыми в руке костяшками.

– Ты прав, Ахмед, – восторженно подтвердил стражник, который стоял на посту у входа в зиндан. – Песня такая печальная, да и голос в самую душу проникает. За такое пение я на месте визиря освободил бы парня.

– Вот потому ты, Махмуд, и не стал визирем, а стоишь тут на посту. Простофиля ты был, простофиля и есть. Лучше выполняй-ка приказы и помалкивай. Этого парня приказано стеречь пуще всех.

Ахмед ещё прислушивался некоторое время к пению Ибрагима, потом со стуком бросил на доску костяшки.

Ибрагим допел песню и посмотрел вниз, на своих собратьев. Узники орудовали кинжалом длиннолицего – расшатывали и вынимали камни вокруг тяжёлой железной двери зиндана.

– Смелее, они ничего не слышат, – быстро сказал Ибрагим и, чтобы заглушить шум, запел ещё громче, ещё заливистее.

Узники лихорадочно работали. На полу выросла груда камней, а массивная дверь шаталась во все стороны.

Стражники, ни о чём не подозревая, продолжали увлечённо играть в нарды. Махмуд расхаживал вдоль стены, иногда останавливался возле играющих и безучастно следил за игрой. Вот он потянулся, сладко зевнул и, закинув назад голову, заметил на тёмно-синем звёздном небе полный диск луны.

– Эй, Ахмед, куда девается луна с приходом нового месяца, ты не знаешь? – спросил он.

– Эх, Махмуд, Махмуд, какой ты всё-таки невежда! Ребёнок и тот знает, что аллах всякий раз в конце месяца дробит луну на мелкие куски и расшвыривает по небу. Видишь, сколько там звёзд? – И Ахмед широким жестом обвёл небосвод.

– Ну да? – удивился простофиля Махмуд, тараща глаза на звёзды. – То-то я порой замечаю, что вроде бы тут или там вчера ничего не мерцало, а сегодня уже мерцает. А из чего же она, интересно, сделана, луна-то?

– Из чистого золота, – подморгнув приятелям, заявил Ахмед.

– Ай-я-яй! Сколько же его там без толку пораскидано! Вот бы послал аллах мне, бедняку с кучей детишек, парочку золотых...

Махмуд мечтательно и доверчиво поднял лицо к небу: похоже было, он и в самом деле просил у аллаха такой милости.

И тут до него донеслась новая песня узника. Ибрагим, который всё слышал, пел сейчас про то, как аллах предлагал ему с неба несколько золотых звёзд, но в тюрьме они вовсе ни к чему, а отдать некому.

Махмуд подошёл ближе, прислушался.

– Эй! – позвал он недоверчиво и насторожённо. —Что ты там плетёшь про золотые звёзды?

Ибрагим заговорщически поманил его пальцем.

– Подойди ближе, дело есть.

– Не велено разговаривать с узником.

– Как хочешь... Ты, я вижу, неплохой человек. И бедный. И мне хотелось тебе помочь.

Махмуд сделал неуверенный шаг к оконцу.

– Ну что? – тихо спросил он.

– Хочешь, достану тебе парочку золотых с неба? – громко, чтобы слышали остальные стражники, предложил Ибрагим.

– Ну-ну, ты брось шутить, – сердито проворчал Махмуд и показал кулак.

– Нет, правда. Смотри! – Ибрагим, протянув руку через решётку, показал Махмуду пустую ладонь, затем взмахнул рукой в воздухе, тихо шепнул что-то, и на ладони его заблестела золотая монета.

Потом с криком «Лови!» он бросил монету к ногам ошеломлённого стражника. Раздался звон металла о камни: дзынь-нь!..

Махмуд упал на четвереньки, пополз с необычайной скоростью и подхватил катившуюся монету.

С торжеством он показал монету остальным стражникам и спрятал в рот, как в самое надёжное место. Стражники, не веря глазам, с завистью смотрели то на Махмуда, то на Ибрагима, то на небо, откуда, оказывается, могут сыпаться на человека такие сокровища.

– Верно говорят – дуракам счастье! – с досадой воскликнул Ахмед, глядя на сияющее лицо простофили Махмуда, который языком ощупывал во рту монету.

– Лови ещё! – крикнул Ибрагим, сделав рукой движение в воздухе, будто ловит муху, и кинул Махмуду вторую монету.

Тот снова пополз на четвереньках, спрятал за щеку и этот «осколок луны».

Теперь все стражники, как по сигналу, сорвались со своих мест, бросились к Ибрагиму с криками: «И мне!», «Мне тоже дай!», «Ради аллаха, и мне!»

– Держите, не жалко! – засмеялся Ибрагим и поймал сразу три «осколка».

Повертев монеты перед глазами ревевших от жадности и возбуждения стражников, Ибрагим швырнул их как можно дальше, в глубину двора.

Дзынь-нь!.. Дзынь-нь!.. Дзынь-нь!..

Обезумевшие стражники, побросав оружие, ползали по двору вдоль и поперёк на четвереньках, отталкивали один другого, бранились во всё горло. Их крики разбудили хромого тюремного привратника, который дремал у дверей зиндана. Оставив на земле тяжёлую связку ключей, привратник, очертя голову, заковылял по двору в поисках золота.

Началась невообразимая потасовка. За золото стражники принимали каждый светившийся на тёмных плитах двора камешек, каждую стекляшку. Едва кто-нибудь добирался до золотой монеты, застрявшей в расщелине между плитами, как другие хватали его за ногу, а то и за обе, оттаскивали назад, ударяя лицом о камни.

– Пора! – крикнул Ибрагим узникам, разбиравшим стену. Он спрыгнул вниз и стал вместе с остальными расшатывать дверь зиндана.

Стражники исступлённо колотили друг друга, когда из подземелья выскользнула вереница теней. Узники выломали дверь, бесшумно пробежали по узкому тёмному коридору и теперь очутились во дворе темницы. Из-за угла Ибрагим швырнул оставшиеся монеты в самую гущу свалки. Золотые брызги сверкнули в разные стороны от каменных плит, посыпались сверху на головы и спины стражников. Взревев от восторга, они, сшибая друг друга с ног, метнулись ловить монеты.

Узники осторожно проскользнули мимо орущей своры, прижимаясь к неосвещённой стене, незаметно миновали двор и в замешательстве остановились перед высокой стеной с массивной калиткой, обитой железом. Калитка была прочно заперта. Чернобородый узник с усмешкой вышел вперёд. В руках у него позвякивала связка ключей, брошенная тюремщиком.

– Какой ты догадливый, брат, – с облегчением сказал Ибрагим.

Чернобородый быстро отпер калитку, и узники вышли на свободу. Вслед за ними выскочил из калитки белый кот, неведомо где поджидавший Ибрагима. Обрадовано вилял хвостом пёс, просидевший всё это время за калиткой.

– Разве ты не с нами? – с тревогой спросил чернобородый узник. Он заметил, что Ибрагим взял на руки кота и остановился у калитки.

– Нет, друзья, прощайте, пошли вам аллах удачи. У меня остались тут разные дела. Да и надо же кому-то запереть за вами калитку.

Узники задержались, пытались уговорить Ибрагима. Но чернобородый остановил их:

– Не нужно. Этот парень всегда хорошо знает, что он делает. Да пошлёт и тебе аллах удачи, Ибрагим.

– Спасибо. До свидания, друзья!

Фигуры узников растаяли в темноте. Ибрагим что-то шепнул на ухо верному псу, а потом запер калитку, бросил на землю ключи и, перебежав двор, с котом на руках вошёл во дворец визиря.

В полутёмном коридоре он тихо подкрался к вооружённому нукеру, который охранял дверь спальни визиря. Чтобы отвлечь внимание нукера, Ибрагим послал вперёд кота. Кот подошёл к двери и жалобно замяукал.

– Брысь отсюда! – гаркнул нукер. – Разбудишь визиря!

Этого было достаточно Ибрагиму. Подкравшись сзади, он накинул нукеру на голову широкие полы его же собственного балахона. Не успел нукер опомниться или вскрикнуть, как был накрепко связан рукавами и полами своей одежды, а во рту у него торчал кляп из чалмы.

Визирь сладко спал, когда у изголовья роскошной тахты появился Ибрагим с котом на руках. Одежда визиря лежала рядом с тахтой на кресле. Ибрагим быстро обшарил карманы – перстня не было. Визирь спал с открытым ртом, сильно всхрапывал и присвистывал. Заглянув ему в рот, Ибрагим заметил перстень, спрятанный под языком. Но как достать его? Ибрагим уныло задумался. Ведь и стоять вот так у изголовья спящего визиря долго нельзя.

Ибрагим и не заметил, что кот осторожно крадётся по тахте к самому лицу визиря. Вдруг визирь громко всхрапнул и пробудился от собственного храпа. Ибрагим мгновенно припал к полу, перестал дышать. Визирь приоткрыл сонные глаза, увидел возле себя неведомого кота, отшвырнул его с брезгливой гримасой на пол и вновь захрапел, вытянувшись на спине.

Услышав мерный храп визиря, Ибрагим приподнялся и обеими руками зажал себе рот, чтобы не рассмеяться: хитрый кот кончиком хвоста щекотал визирю ноздри. Визирь громко чихнул, перстень вылетел у него изо рта, упал на ковёр.

Ибрагим поднял перстень и сделал знак коту. Кот несколько раз ударил визиря по щеке лапой, и тот вскочил с постели, заметил Ибрагима...

– Одно слово, и я вызову Ифрита, – предупредил Ибрагим. – Прежде всего я прикажу ему удавить тебя твоим же собственным кушаком.

– Погоди, не пугай, – холодно возразил визирь. – Хвала моему ювелиру, если такая лиса, как ты, попалась на его подделку...

Из-под наклейки на груди визирь достал перстень, точно такой же, как у Ибрагима.

– Я знал, что ты придёшь, – продолжал визирь. – Не считай, что имеешь дело с глупцом или трусом. Будь я таков, я не достиг бы того, что теперь имею. Но мне нужно ещё больше, и ты мне мешаешь. Поэтому я ждал тебя, Ибрагим. А теперь попытайся вызвать своего Ифрита.

Ошеломлённый Ибрагим невольно надел фальшивое кольцо себе на палец. Ифрит не появлялся. Визирь засмеялся, довольный.

– Вот что, плут, теперь я сам призову Ифрита и с удовольствием одолжу ему свой кушак для твоей молодой шеи.

Глядя в глаза Ибрагиму, визирь медленно поднёс перстень к пальцу. Но в это мгновение на него стремительно прыгнул кот и лапой выбил перстень из рук.

Никто не увидел, как Ибрагим с котом на руках крался обратно из спальни визиря. Никто не заметил, куда они скрылись. Да и кому было замечать, если нукер, связанный по рукам и ногам, беспомощно лежал лицом к стене. Его спас тюремщик, вбежав с отчаянным воплем:

– У-убежали!.. Сам шайтан их увёл!.. Всех увёл!..

И тюремщик стал рвать на себе волосы.

В эту минуту он споткнулся о лежавшего нукера, нагнулся, вытащил у того кляп изо рта. К воплям тюремщика добавились крики нукера. Прибежали слуги и стража со свечами в руках. Некоторое время они переминались с ноги на ногу у двери в спальню визиря, не решаясь постучаться. Первым постучался нукер, за ним тюремщик. Потом все слуги стали бить кулаками – дверь не отворялась. Выбив её, толпа ввалилась в спальню. Визирь неподвижно лежал на тахте. Нукер нерешительно приподнял одеяло и отступил в страхе. Налитые кровью глаза визиря сверкали яростной злобой. Визирь лежал запелёнатый в покрывала, как младенец. Рот визиря был заткнут концом чалмы, а тело перетянуто пёстрым кушаком.

Слуги поторопились развязать визиря. Он вскочил свирепый, похожий в своей длинной рубахе на безумца, бежавшего из дома умалишённых.

– Перстень! Принцесса! Догнать! Ибрагим! – неслись его бессвязные выкрики.

Стража и слуги выбежали из комнаты. Так уж было тут принято, что на крик «Догнать!» стража мчалась опрометью, сама не ведая, в какую сторону и за кем.

Бежать и в самом деле было некуда. Между окном и восходящим солнцем что-то пролетело, подобно гигантской птице. Слуги, одевавшие разъярённого визиря, сам визирь, роскошная спальня – всё утонуло в полумраке. Визирь, понявший, в чём дело, отшвырнул слуг и в два прыжка очутился у окна. Он увидел, что по розовеющему от первых утренних лучей небу плавно уносится дворец Ибрагима. Ибрагим и Нурджахан стояли у окна. Они заметили визиря и помахали ему на прощанье. Принцесса держала в руках кота. Кот смотрел на визиря круглыми неподвижными глазами. Пёс, положив лапы на подоконник, лаял на визиря.