Текст книги "«Вечер, проведённый в доме Блэка» и другие «чёрные» новеллы"
Автор книги: Альгис Будрис
Соавторы: Уильям Сэмброт,Эллис Петерс,Роберт Самерлот,Уильям Хорвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Снаружи громко и пронзительно залаяла Инга. В три прыжка Анри пересек комнату. Отодвинув шторы, он резко открыл окно и уперся лбом в ставни, что-то внимательно разглядывая сквозь их щели. Ему уже давно перевалило за пятьдесят, но он сохранил повадки тигра, соединяя в походке уравновешенность и мощь.
– Что там? – спросил я.
Его мускулы постепенно расслабились.
– Ничего. Но Инга залаяла.
– Я выйду осмотреть окрестности.
Прежде чем я успел сделать шаг к двери, я был вынужден остановиться. «Нет, Эрик!»– военная команда, сухая, резкая.
Я повернулся:
– Послушайте, Анри, можно подумать, что весь вечер вы проводите в ожидании бомбы, которая вот-вот влетит в окно. И это было еще даже до того, как я вам сказал, что за мной следили. Во время еды у вас был вид взволнованной, насторожившейся кошки. Это на вас не похоже. Теперь вы думаете, что что-то происходит там, снаружи. Так вот, я пойду посмотреть.
– Хорошо, идите. Лучше уж знать.
В дверях собаки подбежали ко мне.
– Хорошая собака, Локи, – сказал я, гладя ее рукой.
До Инги я не дотронулся. Вместе мы медленно обошли дом.
Эта вилла была настоящей крепостью или, лучше было бы сказать, концентрационным лагерем, с ее высокой, плотной металлической сеткой и пустынным, ровным пространством, которое отделяло ее от близлежащих джунглей. На смертоносные провода сетки, как на насест, слетались каждый день стаи кричащих птиц. Даже в этой мексиканской глубинке, где богачи помещают в стены бутылочные осколки и держат нескольких сторожевых собак, меры предосторожности, предпринятые Анри Блэком, казались достаточно необычными.
Я встретился с Анри пять месяцев тому назад, вскоре после моего приезда в деревню Сан-Ксавье. Очень импозантный внешне, привлекая взгляды, он шел по площади – рядом с ним шла Инга, за ним по пятам Хьюго, его слуга с квадратным лицом. Он остановился на секунду, чтобы разглядеть полотно, над которым я в этот момент трудился. После краткого кивка головой он продолжал путь военной походкой, что подчеркивал и его револьвер на поясе.
В течение двух следующих недель каждое утро, отправляясь на почту, он проходил мимо меня, когда шел туда и обратно, никогда не обращаясь ко мне, но всегда бросая в мою сторону заинтересованный взгляд. Но в конце концов его увлечение живописью и любовь к цветам, которые я бесконечно рисовал, переломили его сдержанность.
Наш первый разговор был кратким, но мы сразу же прониклись симпатией друг к другу, и дружеские отношения между нами установились быстро. И потом мы вместе играли в шахматы и были игроками примерно одного уровня. Более того, наша прошлая жизнь имела много общего, что стирало разницу в возрасте. Оба, Анри и я, много путешествовали, служили в армии и воевали, мы вместе вспоминали извилистые улицы Сингапура, Барселоны или других экзотических мест, в которых приходилось бывать.
– Какая радость и какое облегчение, когда есть возможность снова беседовать с умным человеком! – сказал он мне. – Что могло привести вас в эту чертову дыру?
– Это не случайно. В течение трех лет я наводил подробные справки у друзей и у мексиканских знакомых, прежде чем решился приехать именно в этот город. Для меня это – идеал.
Со своей стороны, я избегал спрашивать его о причинах, которые вынудили его выбрать – Сан-Ксавье и поселиться здесь. Что-то мешало мне задавать подобные вопросы.
Неделей позже я познакомился с Фридой.
– Я встретил ее в Германии, – сказал он мне, – в то время я там находился с военной миссией. Эрик, если бы вы ее видели тридцать лет назад!
Анри всегда был настороже. Но последние шесть недель какие-то дополнительные беспокойство и тревога все более и более примешивались к той повседневной бдительности. Я заметил новые тени у него под глазами, а его поведение выдавало постоянное напряжение. На улице он часто оборачивался. Наконец, я заметил, что он стал варьировать время прихода на почту.
Мне казалось, что когда я предложил ему обойти территорию, он настолько сильно разволновался, что почти был готов порвать со мной. Анри наблюдал за мной сквозь щели в ставнях. Он напряженно смотрел, пытаясь увидеть то, что скрывала ночь. Дойдя до окна, я вдруг остановился… Локи залаял в то время, как моя рука дотронулась до него. Удивленные моим поведением, чувствуя что-то необычное, собаки начали яростно рычать и умчались втягивать носом запахи около калитки, но не осмеливались к ней приблизиться.
Я поспешил вернуться.
– Что там? – спросил Анри.
– Ничего.
– Нет, Эрик! Вы видели что-то. Я смотрел сквозь ставни. Что-то там, в джунглях, вас заставило вздрогнуть.
– Какой-то свет, вот и все, – сказал я. – Он появился дважды, потом исчез. Сначала я подумал, что речь идет о каком-то сигнале, но, скорее всего, просто дождь загасил фонарь какого-нибудь мексиканца. На улице – проливной дождь.
Анри казался настроенным скептически. Он внимательно посмотрел на меня, не говоря ни слова, и я почувствовал себя неуютно.
– Что могло там быть? – спросил я, снимая промокшее пальто. – Почему Хьюго пришел ко мне сегодня утром, чтобы попросить меня вечером быть здесь, а не в пятницу, как обычно? Так резко менять программу вам не свойственно.
Он продолжал внимательно смотреть на меня: внутренняя борьба отражалась на его лице.
– Я – ваш друг, – сказал я ему. – Эти последние месяцы вы и Фрида, вы много значили для меня. Я надеюсь, что буду способен доказать вам до какой степени, рано или поздно. Если вы нуждаетесь в помощи, то я здесь, и меня трудно испугать. Но для этого надо, чтобы я знал, о чем идет речь.
– Садитесь, Эрик.
Он предложил мне сигарету и огня, взял одну для себя, зажег ее, делал все это очень медленно. Он явно тянул время.
– Я поклялся не рассказывать этого никогда ни одной живой душе. Но сейчас, да, я нуждаюсь в помощи. Я должен защитить Фриду, каков бы ни был риск.
Он продолжал смотреть, прощупывая меня взглядом.
– Эрик, готовы ли вы поклясться перед Богом, что бы я вам ни сказал, что бы вы ни подумали обо мне позже, что вы позаботитесь о ней в течение двадцати четырех часов, если меня не будет здесь?
Я колебался короткое мгновение, затем решился.
– Конечно, я это сделаю. Вы знали это до того, как задали мне этот вопрос.
– Вы клянетесь?
– Да, – подтвердил я. – Но при одном условии. Вы должны сказать мне правду. Иначе не рассчитывайте на меня.
– Вы настоящий шахматист, – сказал он. – Согласен. Это пакт между друзьями. Но сначала я хотел бы, чтобы вы мне кое-что сказали. Что вам удалось разгадать во мне?
– Согласен, – сказал я. – Простите, если я ошибусь, не обижайтесь. Во-первых, вы – не американец, не настоящий американец. Ваш акцент почти незаметен, но все-таки есть. И потом, у вас совершенно особая манера садиться за стол, передвигать фигуры на шахматной доске… До сих пор все верно?
– Абсолютно, – согласился он. – Вы наблюдательный, проницательный и, кажется, волевой человек. Именно поэтому я доверяю вам.
– Вы прячетесь, я это знаю, вы пытаетесь избежать чего-то или кого-то, – продолжал я. – Этот дом может выдержать серьезную осаду. Однако вы – не бандит, не вор, и я не думаю, чтобы вы ими когда-нибудь были.
Фрида стояла под аркадой.
– Иди сюда, Liebchen, – сказал он, и она присела около его кресла. – Вы правы по всем пунктам, Эрик. Теперь моя очередь говорить.
– Nein, nein! – это был только шепот, но шепот полный ужаса. – Никто…
– Нам нужна помощь, Фрида.
Его тон был краток, сух, как если бы он обращался к Инге. Фрида подавила рыдание и замолчала.
– Меня зовут Генрих Шварц, – сказал он. – В Мексике я живу на нелегальном положении, здесь меня принимают за американца на пенсии: для меня это не трудно. Будучи ребенком, я жил восемь лет в Милвоке. Позже я обучался на специальных курсах «американизации» в одном из немецких военных заведений.
Дождь на улице становился все сильнее и сильнее. Я слышал, как поднялся ветер. Блэк встал и начал медленно ходить взад-вперед, с силой сжимая руки.
– В немецкой армии я был командиром. Немного молод для тех обязанностей, которые были возложены на меня, но я принадлежал к известной, высокопоставленной семье. Мы не были нацистами! Что бы там ни говорили, мы ими не были! Да, у нас были отдаленные связи с партией. У Фриды были более регулярные контакты. Но кто их не имел тогда? Я принадлежал армии, я был солдатом, был трижды награжден, один раз в Польше и два раза в Африке.
Вошел Хьюго, неся деревянную коробку, которая, как мне кажется, служила для хранения револьверов. Анри, казалось, не замечал его присутствия.
– Я прошел тренировку в Баварии, где нас обучали изображать американцев, учили технике саботажа. В Африке я был тяжело ранен, меня отозвали и направили на транспорт: поручили склад у бельгийской границы. Хьюго был тогда моим ординарцем. Он продолжает быть им до сих пор.
Слуга наклонил голову, не более.
– В мои функции также входила транспортировка евреев, собранных в Голландии. Я отвечал за поставку охранников и за все, что было необходимо, чтобы перевезти их в тыл. Их было немного. В неделю не больше сотни. Это было неприятное дело, но я об этом не задумывался. Рутинная работа, угрюмая, тусклая. Но, по крайней мере, там у меня была Фрида.
И вдруг все рухнуло и очень быстро. Я отвечал за четырнадцать пленных, а американцы уже наступали. Перевозка их была невозможна. – Его кулак стукнул о кофейный столик. – Что я должен был делать? Освободить пленных, чтобы они занялись подрывной работой в нашем тылу? – Его голос звучал все громче, становился резким, он завопил. – У меня был приказ! Я был солдатом. Хьюго и я выпустили их, чтобы… перевезти недалеко от того места, где они были.
Его взгляд обвел комнату, остановился на окнах.
– В ту ночь шел дождь, – сказал он. – Так же, как сегодня вечером.
Какие образы проходили сейчас перед глазами этих трех существ? Я спрашивал себя об этом. Образ жалкой процессии пленных с лицами, обезображенными голодом, от которых ничего не осталось, кроме черепа, обтянутого кожей? Я представил себе Хьюго и Анри, стоящих у грузовика, покрытого брезентом, предназначенного для перевозки скота, в ожидании, чтобы пленники выстроились в линию в последний раз. А Фрида?
Звучит ли еще в ее ушах щелканье револьвера с регулярно повторяющимися интервалами? Слышит ли она еще последние стенания жертв? Нет, сейчас она пыталась уловить другие шумы, которые свидетельствовали бы о неотвратимой опасности. Где-то в ночи.
– Позже меня судили в Нюрнберге, – продолжал Анри глухим голосом. – Но ничего не доказали. Согласно смутным слухам, двоим детям из этой группы удалось якобы избежать… Меня держали в течение долгих месяцев в изоляции, в то время как искали воображаемых свидетелей. Это ничего не дало. Дошли до того, что втянули в это дело несчастную Фриду, обвиняя ее в том, что она, как вампир, обирала трупы. Это было ужасно! Ничего не было доказано, но я провел пять лет в тюрьме Ландсберга. Неделю спустя после того, как меня выпустили, мы бежали сюда. Если бы они нас нашли, и мы это знаем, настал бы час мести. В конце концов им удалось нас найти. Посмотрите! – Он порылся в кармане и вытащил из него конверт со штемпелем Мексики. Внутри конверта лежал листок отрывного календаря с сегодняшней датой. Грубый рисунок, почти детский, изображал три тела, жалких и странных, весящих на дереве, одно из них было одето в юбку. Внизу под рисунком слова, нацарапанные на немецком языке: «Сегодня вечером, Командир».
– Другие послания предшествовали этому, – сказал он. – Это началось шесть недель тому назад. Сначала пакет, в котором был золотой браслет, такой, как носит Фрида. Они обвили его резиновой змеей, эти дьяволы. На этот раз – записка со словами: «Скоро, Командир, но не так быстро».
Казалось, что Фрида задыхалась, настолько частым стало ее дыхание, частое, хриплое.
– А потом детский пистолет, – простонала она. – С красным пятном, как будто кровь. В другой раз – книга.
– Да, – сказал Анри. – Книга об Адольфе Эйхмане. Они написали на титульном листе: «В этом месяце вы к нему присоединитесь».
Я посмотрел на них: все трое находились в другом конце комнаты.
– Вы для этого позвали меня сюда сегодня вечером, – сказал я. – Вы думаете, что они не нападут, если будет кто-то чужой в доме?
– Я не знаю, Эрик, – ответил он. – Вам они ничего плохого не сделают. Вы – американец, и это принесло бы им неприятности. Они осторожны. Читайте историю Эйхмана!
На его лице появились морщины, глубокая складка перерезала лоб.
– Однако это не произойдет так, как в случае с Эйхманом. Они посылают эти предупреждения, чтобы мучить нас… Здесь что-то личное. Дьявольское!
Анри положил руку мне на плечо.
– Хьюго и я, мы способны себя защитить. У нас есть оружие и достаточное количество боеприпасов. Но Фрида, она должна достичь Мехико. Позаботьтесь о ней, вы дали клятву.
Я не решился посмотреть ему в глаза.
– Я это обещал, – сказал я, – и я сдержу обещание. Во всяком случае, она не виновата в том, что делали вы. И если сегодня вечером начнутся неприятности, я вас не брошу. Неважно, что я думаю о вашей истории… Я не позволю каким-то подлецам просто так стрелять в вас.
– Спасибо, Эрик.
Его голос был едва слышен. Фрида подошла ко мне. Поднявшись на цыпочки, она поцеловала меня в щеку.
Ветер хлестал дождем по ставням, и можно было услышать что-то похожее на рата-та-та где-то там, снаружи. Инга, затем Локи яростно залаяли. Рата-та. Целая серия кричащих, металлических звуков. Мы тотчас же выхватили револьверы из ящичка, который открыл Хьюго. Я проверил свой; он был заряжен, готовый к стрельбе.
«Фрида!» Это был приказ. Она подчинилась. «Свет».
Она заняла место около электрического щитка и сделала это проворно и точно, как это свойственно военным после долгой тренировки. Потом опустила два первых рычага, и дом погрузился в темноту. Ра-та-та! Казалось, что звук приближался.
– Оставайтесь около двери, – сказал я Анри. – Хьюго и я, мы выйдем через заднюю дверь и обойдем вокруг, осмотрим заросли.
«Да», – ответил Анри голосом, полным тревоги. В кромешной тьме Анри, вероятно, дрожал. Я выскользнул наружу через кухонную дверь, за мной – Хьюго, который протянул по ходу левую руку, чтобы погасить свет в заднем портале.
Собаки шумно выбежали нам навстречу, но Хьюго шепотом дал им команду, и они замолчали. Сильный порыв ветра бросал нам в лицо струи дождя, снова послышался металлический шум.
Плохо видя из-за дождя, с трудом пробираясь через заросли тростника и банановых пальм, мы осторожно продвигались вперед, стараясь не упасть, зацепившись за спрятавшиеся корни и ветки. В это время года в Сан-Ксавье сильный ветер, приносящий с собою дождь, поднимался в одно и то же время каждый вечер. По всей видимости, такая погода входила в планы преследователей. Учитывалась каждая случайность.
В пятидесяти метрах от дома мы нашли причину шума – самое примитивное устройство, приделанное к стволу дерева. Раскачиваемый ветром кусок дерева ударял по сковородке: простой мальчишеский трюк. Хьюго сорвал его, громко выругавшись.
– Это, чтобы привлечь нас в эту сторону, – сказал я. – Пол-оборота, быстро!
Возвращаясь к дому, мы продвигались с еще большей осторожностью, не представляя себе, что могло ожидать нас на обратном пути.
Мы уже почти достигли заднего портала, когда Хьюго внезапно остановился, казалось, что он услышал или уловил что-то. Я понял внезапно, что его встревожило. «Хьюго!» – закричал я, в, то время как он бросился на землю. Но слишком поздно. Выстрел раздался в ночи. Слуга не издал ни звука; он был мертв.
Согнувшись вдвое, я бегом пересек портал, толкая собак, которые яростно лаяли, охваченные из-за выстрела паникой и яростью одновременно. Какую-то долю секунды я безумно испугался, как бы Инга в неразберихе не набросилась на меня, но она меня пропустила.
Я открыл дверь кухни и вошел в дом, спотыкаясь в темноте.
– Анри! – закричал я – Они убили Хьюго! Он мертв!
– Где они сейчас? Сколько их?
– Они перед домом. Сколько их, не знаю: я не различил. Может быть, трое, может быть, четверо.
Благодаря лучам света, проникавшим через щели ставен, я увидел, что Фрида оставалась на своем посту около рычагов. Анри пытался разглядеть, что происходило снаружи, в его опущенной руке был револьвер. В мгновение ока я обрушил на него удар кулаком, оружие упало, и тем же резким движением я грубо оттолкнул Фриду. Свет залил комнату.
– Он только один, Командир, – сказал я. – И он не снаружи. Он здесь. Напрасно вы упустили тогда тех двух детей.
Ужас на их лицах! Я так долго мечтал увидеть его и исполнил свое желание. Это компенсировало полностью все долгие годы ожидания и лихорадку этих последних месяцев, когда, наконец, были найдены их следы. Я не двигался, наслаждаясь, да, наслаждаясь этой минутой, стараясь отпечатать в своей памяти каждую деталь, каждый нюанс выражения лица, каждый трусливый взгляд, умоляющий тщетно. Все это должно было запечатлеться во мне, чтобы я смог с точностью рассказать обо всем моей сестре, которая ждала меня в Мехико.
– Сегодня вечером идет дождь, Командир, – сказал я по-немецки. – Так же, как в ту ночь.
Я убил Фриду первой: я хотел, чтобы он видел ее конец. Я всадил пулю в голову Генриха в тот момент, когда он упал на пол, чтобы схватить револьвер. Теперь оставались мелочи, которые не заняли у меня много времени: вложить мой револьвер в руку Генриха, спрятать другие револьверы и убрать мой стакан с шерри. К тому же пройдет немало дней, прежде чем найдут эту троицу и займутся ею. К тому времени моя сестра и я уже будем в Нью-Йорке, вне опасности.
Прежде чем уйти, я снял браслет с руки Фриды. Я прочитал на его внутренней стороне инициалы моей матери – я об этом знал заранее. Я его слишком хорошо знал, этот браслет. Мы тогда потеряли все, и это была единственная ценная вещь, которая у нас оставалась; мы думали, что однажды нам придется с ней расстаться, чтобы выжить. Я представил себя неподвижно лежащим в грязи, притворяющимся мертвым, в то время как Фрида переворачивала безжизненное тело моей матери, обыскивала его, разрывая мокрую одежду, и, наконец, схватила найденное в жалком тайнике сокровище.
Вильям Вуд
СРЕДИ УМЕРШИХ
Мы были покорены сразу же, обнаружив этот участок на повороте дороги, извивающейся в направлении к Клей – Каньону. В объявлении, прибитом к засохшему дереву, можно было прочитать текст, написанный крупными буквами: «Продается участок. 1.500 долларов или больше, по договоренности», и дальше шел номер телефона.
– Пятнадцать сотен долларов в Клей-Каньоне? – удивилась Эллен. – Я не могу этому поверить.
– Говорят, что здесь на каждом шагу живет кинозвезда.
– Мы проехали уже около пяти километров, но не встретили еще ни одной. Правда, ни души не видно.
– Но дома стоят, – сказала Эллен в возбуждении.
Да, действительно, дома стояли: справа, слева, впереди, сзади; что-то вроде коренастых, низких ранчо, самых обычных, которые не ассоциировались ни с роскошью, ни с бурной и захватывающей жизнью их владельцев, как мы это себе представляли. Я не обнаружил никого и у вилл, выстроившихся вдоль спускавшейся дороги. Машины – «ягуары», «мерседесы», «кадиллаки», «крайслеры» – оставленные в аллеях, сверкали хромированными деталями на солнце.
Я заметил угол бассейна, белую вышку для прыжков, но ни один пловец не плавал в бирюзовой воде. Мы вышли из машины. Эллен шла, опустив свою достаточно крупную голову с короткими волосами, как будто увлекаемая вперед ее тяжестью. Кроме кузнечика, который пиликал на своей скрипке где-то на холме, ничто не нарушало тишины, окружавшей нас. Не было слышно даже птиц в абсолютно неподвижной листве деревьев.
– Этому участку чего-то недостает, – сделала вывод Эллен.
– Или он, вероятно, уже продан, но забыли снять объявление. Здесь что-то было прежде.
Я заметил какие-то щербатые бетонные блоки, будто выросшие из-под земли.
– Ты думаешь, это был дом?
– Трудно сказать. Во всяком случае, если это был дом, то он был разрушен несколько лет назад.
– О! Тед, какой идеальный уголок! – воскликнула Эллен. – Какой вид!
Она указала пальцем на круглые холмы, выжженные солнцем, которые, в дрожании горячего, душного воздуха, казалось, таяли, как воск.
– Одно преимущество, – добавил я, – так как земля уже выровнена, то нужно будет только очистить участок от кустарника, прежде чем начать строительство. Это сэкономит тысячу долларов.
Эллен взяла мои руки. Ее глаза сияли на ее серьезном лице.
– Как ты думаешь, Тед? Как ты думаешь?
Мы поженились, Эллен и я, четыре года тому назад, сделав этот шаг достаточно поздно для нас обоих, после того как нам перевалило за тридцать. Мы жили вначале в квартире в Санта-Моника, затем, после моего назначения на пост директора, – в доме Голливуд-хилса, лелея надежду, что с рождением нашего первого ребенка мы купим или построим дом побольше. Но ребенок не появлялся, и эта неудача, которая представляла для нас обоих источник грусти и волнения, была чем-то вроде старого скандала, в котором мы оба были виноваты.
После неожиданной удачи на бирже у нас появились приличные деньги, и Эллен начала потихоньку, как это ей было свойственно, намечать первые вехи.
Когда мы совершали покупку вместе, она отпускала замечения типа: «Это жилье стало слишком тесным для нас, ты не находишь?» Или: «Нужно бы обнести забором двор». Эти намеки не оставляли сомнений, что покупка дома воспринимается Эллен как нечто магическое: она верила, что если мы предпримем все меры для приема ребенка, то ребенок обязательно появится. Мысль эта делала ее счастливой. Ее лицо округлилось, серые тени вокруг глаз исчезли, и она вновь обрела свою спокойную веселость.
Я колебался, изучая участок. Я знаю теперь, что что-то было за этим колебанием, что-то такое, что я ощущал тогда как особое состояние тишины, смутное ощущение полной опустошенности.
– Здесь так тихо, – настаивала Эллен, – совсем нет машин.
– Дорога никуда не ведет, – объяснил я. – Она обрывается где-то в холмах.
Жена бросила на меня блестящий вопросительный взгляд. Ощущение счастья, которое она испытывала, начиная с момента, как мы стали искать дом, превратилось теперь в восторг.
– Мы сейчас позвоним, – уступил я. – Но не очень-то надейся. Участок может быть уже давно продан.
Мы медленно вернулись к машине. Рука ощутила обжигающую ручку двери. Внизу каньона зад какого-то грузовика бесшумно исчез за поворотом.
– Нет, – уверенно сказала Эллен, – не знаю почему, но я убеждена, что этот участок нас ждал.
Она была, безусловно, права.
Господин Карсуэл Дивс, владелец, взял мой чек на 1.500 долларов и взамен дал мне право на владение участком, потому что, когда он нас принимал у себя, Эллен и я были уже готовы купить его. Господин Диве не был агентом по продаже недвижимого имущества, как мы и подумали, прочитав его плохо составленное объявление. Он жил в доме в той части Санта-Моника, где живут в основном мексиканцы.
Это был человек неопределенного возраста, розовощекий и толстощекий, в брюках и туфлях из белой парусины, как если бы между грязными домами с крышами в форме асфальтовых террас и высохшими огородами соседей он тайно владел теннисным кортом.
– Итак, вы будете жить в Клей-Каньон, – бросил он нам. – Рос Рассел живет там или жил в свое время.
Мы узнали, что Джоэл Мак Креа, Джеймс Стюарт и Паула Рэймонд также жили там, как и целая группа продюсеров, постановщиков и актеров «на вторых ролях».
– О да, – сказал господин Дивс. – Это адрес, который производит прекрасное впечатление, когда он напечатан на почтовой бумаге.
Эллен ослепительно улыбнулась и пожала мне руку.
– Я сам получил его, можно сказать, романтическим способом, – заявил нам господин Диве, сидя в своем салоне, похожем на черную коробку, где не хватало воздуха и где витал запах камфоры, а стены были увешаны пожелтевшими фотографиями с дарственными надписями кинозвезд.
– Я выиграл его у гримера на сценической площадке во время съемок «Quo Vadis». Может быть вы еще помните меня: я был снят крупным планом в толпе.
– Это было давно, – заметил я. – Вы не пытались его продать все это время?
– Я чуть было его не продал десятки раз, – ответил он, – но не знаю почему, в последний момент все время что-нибудь мешало.
– Что именно?
– Вначале страховка от пожара, которая настолько велика в этом районе, что отпугивала возможных покупателей. Надеюсь, что вам придется уплатить значительную сумму…
– Я уже изучил этот аспект проблемы.
– Хорошо. Вас бы удивило количество людей, которые думают о подобных деталях в последнюю минуту.
– А что еще мешало?
Эллен дотронулась до моей руки, чтобы убедить меня не терять напрасно время, задавая глупые вопросы. Господин Дивc положил право владения передо мной и погладил его рукой.
– Иногда совершенно идиотские вещи. Одна пара, например, нашла мертвых голубей…
– Мертвых голубей? – повторил я, протягивая ему подписанный документ.
Схватив его розовой рукой, он стал размахивать им, чтобы высохли чернила.
– Пять голубей, если я хорошо помню, – сказал он. – По-моему, их убило электрическим током, когда они сели на оголенный провод. Муж этому не придал никакого значения, конечно, но жена устроила по этому поводу такую истерику, что мы вынуждены были расторгнуть сделку.
Украдкой я сделал знак господину Дивсу оставить в покое эту тему. Эллен любит животных, особенно птиц, переходя все границы: смерть животного для нее трагедия, а недавняя утрата нашего коккер-спаниеля заставила нас отказаться иметь в будущем животных. Но, казалось, Эллен ничего не слышала и, не отрываясь, смотрела на бумагу, которую держал господин Дивc, как бы боясь, что она улетит.
– Итак, – заключил бывший владелец, поднимаясь вдруг с кресла. – Теперь он ваш, и вы там будете счастливы, я в этом уверен.
– Я тоже, – сказала моя жена, покраснев от удовольствия и беря полную руку господина Дивса в свои руки.
– Адрес, который производит впечатление, – бросил он нам напоследок из-под козырька над входной дверью, когда наша машина тронулась. – Действительно, впечатление.
Эллен и я составляли современную пару. Беседы, которые мы ведем вечером дома, касаются, как правило, великих проблем нашей эпохи. Эллен рисует, я пишу время от времени, чаще всего на технические темы. Дом, который мы построили, вполне отражает наше отношение к современной эстетике. Мы работали в тесном сотрудничестве с Джэком Салмансом, архитектором, нашим другом, и мы нарисовали проект дома-модуля из стали, низкого, прочного и уютного, который лучше всего адаптировался бы к неровностям нашего участка и в то же время давал бы максимум пригодной для жилья площади. Четкие, строгие линии дома не оставляли ни одного темного угла; с трех сторон дом был окружен постройками, которым было не больше восьми лет.
Я должен был бы заметить признаки с самого начала, признаки плохого предзнаменования, которые можно интерпретировать только ретроспективно, хотя, как мне кажется сегодня, другие подозревали что-то, но ничего не говорили. Одно из первых зловещих предсказаний нам принес мексиканец, который пилил дерево.
Чтобы сэкономить наши деньги, Джэк Салмансон решил сам контролировать ход строительства, обращаясь лишь к помощи мелких независимых посредников, использующих ручной труд, как правило, негров или мексиканцев и настолько устаревший инвентарь, что он, кажется, функционировал только благодаря какому-то механическому чуду.
Мексиканец, маленький печальный человек с длинными усами, уже свалил два дуба с помощью своей пилы. Зато дерево, которое, казалось бы, должно поддаться сразу, он распилил только наполовину. Это было необъяснимо. Речь шла о дереве, высохшем много лет назад, о том самом, на которое было повешено объявление «Продается участок».
Наверное, ты попал на сплетение, – сказал Джэк, чтобы хоть как-то объяснить это. – Попробуй еще раз. Если пила нагреется, прекратим пилить и выдернем его с корнем с помощью бульдозера.
Как бы отвечая на зов, бульдозер сделал полукруг в другом конце участка и медленно стал приближаться к нам в облаке пыли. Покрытые потом плечи водителя-негра блестели на солнце.
Однако мексиканцу даже не пришлось работать пилой, так как оно стало падать само. Пораженный, человек быстро отбежал назад на несколько шагов. Дерево замерло, его голые ветви задрожали, как бы под действием сильного раздражения; затем с жутким шумом оно повернулось и упало в сторону бульдозера. Мой крик застрял у меня в горле, а Джэк и мексиканец издали вопль ужаса. Чернокожий водитель выскочил из кабины и повалился на землю в тот момент, когда ствол дерева уже раздавливал кабину бульдозера. Изменив свой маршрут, бульдозер двинулся в нашем направлении, роя в земле траншею. Джэк и я бросились в одну сторону, мексиканец – в другую; машина прошла между нами и, преследуемая негром, продолжала свой путь.
– Машина! Машина! – во все горло заорал Джэк.
Абсолютно новая легковая машина стояла перед домом напротив нашего участка. Бульдозер двигался прямо на нее. Когда его стальные зубы касались дороги – вырывались искры. Тряся пилой над головой, мексиканец стал орать что-то по-испански. Я закрыл глаза рукой и услышал, как Джэк испустил ругательство, как если бы он получил удар в живот, затем скрежет разрываемого металла заполнил мне уши.
Две женщины стояли на крыльце соседнего дома, открыв рот от удивления. Машина была разорвана пополам, ее зад и перед повисли на бульдозере, а ее крыша была смята, как бумажный носовой платок. Послышался глухой взрыв, и обе машины охватило пламя.
– Проклятое невезение, – прорычал Джэк, когда мы бегом пересекли дорогу. Краем глаза я увидел странный спектакль: мексиканец, стоя на коленях, молился рядом со своей пилой.
В тот же вечер мы отправились, Эллен и я, к нашим будущим соседям, Сондре и Джефу Шефит: у них мы познакомились с владелицей погибшей машины Джойс Кастл, соблазнительной блондинкой, выставляющей напоказ свои лимонного цвета брюки. После нескольких коктейлей все трое стали оценивать событие как ужасный фарс.
Мадам Кастл не преминула пошутить:
– Я делаю успехи, – сказала она радостно. – «Альфа Ромео» жила у меня только два дня, эта же машина шесть недель, и я даже успела поставить номера.
– Вы не можете оставаться без машины, мадам Кастл, – сказала Эллен серьезным тоном. – Мы вам уступим наш «плимут» с удовольствием, пока…
– Не волнуйтесь за меня, мне послезавтра привезут новую. Это все пустяки! Несчастный водитель бульдозера! Он переживает, должно быть, катастрофу!
– Он поправит дела, – уверил я. – Во всяком случае, у него есть еще две другие машины.
– Значит, работы будут продолжаться? – спросил Джеф.
– Не думаю.
