Текст книги "Русские и пруссаки. История Семилетней войны"

Автор книги: Альфред Рамбо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

«… еще более опасаясь, чтоб он (Тотлебен), получа сей указ с гневом Вашего Императорского Величества, не меньше ж и побеленное ему испрошение прощения у генерал-поручика графа Чернышева, не токмо по своей горячности и безрассудности команду с себя при толь нужном времени не сложил, но еще при том, паче чаяния, какого вредного поступка с вверенным ему корпусом не учинил и тем, по посланным ему от меня секретным ордером с примечаниями, наипаче же о поиску над неприятелем и о расположении всего его корпуса – все подробности оные тогда в пользу неприятеля не обратил»[315]315
  Масловский. Вып. 3. Приложения LXXVIII. С. 172.


[Закрыть].

Было бы трудно сказать с большей ясностью о том, что Тотлебен способен на все, даже на умышленно предательскую и катастрофическую авантюру, вплоть до передачи Фридриху II наисекретнейших штабных документов. И тем не менее именно такого человека и по тем же самым причинам оставляют в столь важной командной должности. Более того, из-за него пожертвовали Чернышевым, который так и не смог добиться извинений и который «из ревности к службе Ее Императорского Величества» удовлетворился одним только выражением сожалений.

А Тотлебену уже не было надобности сдерживать себя. Он сразу купил в Померании, то есть в прусских владениях и, быть может, за прусские деньги, имение, заплатив за него 96 тыс. талеров. Продолжая войну против Фридриха II, он уже готовился стать его подданным; русский генерал превращался в прусского юнкера[316]316
  Юнкер – мелкий помещик в Пруссии. (Примеч. пер.).


[Закрыть].

Тотлебен был столь сомнительной личностью, что в армии подозревали даже о его соучастии в ограблении 22 июня 1760 г. почтовой кареты, ехавшей из Штольпе в Данциг, когда было взято 17 тыс. 169 талеров. Говорили, будто это дело рук его подчиненного, бригадира сербских гусар Стоянова, однако расследование не дало никаких результатов. Напротив, наказали самих обвинителей: военного почтальона Дмитрия Матвеева – батогами перед строем полка, остальных – шпицрутенами.

Во время зимней кампании 1761 г. проявилось довольно странное отношение Тотлебена к территории Бранденбурга и Померании – производя много шума и движения, он никогда не причинял там хоть сколько-нибудь серьезного урона. Именно ему принадлежала идея перемирий, переговоры о которых он сам и вел и которые г-н Масловский назвал преступными. Однако и Бутурлин, и Конференция имели слабость одобрить все его действия.

При проведении Кольбергской операции Тотлебен ничем не помог Румянцеву. Когда тот приблизился к крепости, он отступил на Грейфенберг и продолжал совершенно самостоятельные действия. Понадобились неоднократные приказы Бутурлина, чтобы он отдал Румянцеву пехотную бригаду. Для беспрепятственного интриганства Тотлебен запугал своих офицеров до такой степени, что, когда пришел приказ арестовать его, полковник Бюлау отказался сделать это.

Один из приближенных к Тотлебену офицеров, подполковник Аш, в январе 1761 г. заподозрил, что его командир всяческими способами, почти не утруждая себя предосторожностью, передает неприятелю сведения о размещении войск, их численности и планах военных действий. Подполковник постарался заслужить полную доверенность Тотлебена и получил возможность следить за его частыми разговорами с прусскими офицерами, сношениями с купцом Готцковским, письмами, пересылавшимися через Штольпе, и обменом шифрованными бумагами. Обращало внимание и то, что не проводилось никаких действенных операций, несмотря на самые категорические и неоднократные приказы высшего командования. Однако Аш остерегался рисковать слишком поспешным разоблачением, зная по предыдущему опыту о связанных с этим опасностях. Только к 27 июня он завершил сбор материалов и на следующий день тайно созвал всех старших офицеров корпуса, сообщил им о собранных доказательствах и приказал арестовать силезского еврея Исаака Сабатку, у которого в сапоге были найдены подозрительные бумаги. Эти документы, хранящиеся в московском Главном архиве иностранных дел, были опубликованы г-ном Масловским[317]317
  Масловский. Вып. 3. Примечания XXVI. С. 54–58. (Допрос жиду Исааку Сабатке.).


[Закрыть] и позволили ему с уверенностью утверждать о предательстве Тотлебена, которое до него лишь подозревал историк Соловьев.

В тот же день Тотлебен и его сын были арестованы и допрошены. Некоторые разоблачения сделал также еврей Сабатка – ему не раз приходилось носить запечатанные письма из лагеря Фридриха II в лагерь принца Генриха и обратно. У его брата в Бреслау даже хранились деньги Тотлебена. Вместе с братом Сабатке доводилось доставлять письма Тотлебена в ненадписанных конвертах прусскому коменданту Глогау, который, получив их, отправлял обоих евреев в лагерь принца Генриха. От него они тоже брали письма и отвозили Тотлебену. Правда, сам Тотлебен говорил Сабатке, что в них принц просил только пощадить его имения в Померании. Пакет, найденный в сапоге, предназначался или коменданту Бреслау, или принцу Генриху, или самому королю. Сабатка утверждал, что Тотлебен никогда не просил его похлопотать о встрече с королем, но лишь выражал желание хоть когда-нибудь сподобиться этого.

Однако допросы Тотлебена и Сабатки, как и документы, опубликованные г-ном Масловским, доказывают только одно: Тотлебен состоял в подозрительной переписке с Фридрихом II, принцем Генрихом, прусским комендантом Глогау, купцом Готцковским и некоторыми другими лицами. Пока мы не увидели ни одного документа из этой переписки, и весьма жаль, что найденное в сапоге Сабатки так и не опубликовано.

Нам известно резкое и презрительное мнение Фридриха II:

«Как не бывает столь неприступного города, куда нельзя было бы ввести мула, груженного золотом, так же и во всякой армии всегда найдется подлая и продажная душа. При наступившем кризисе было весьма важно иметь сведения из надежного источника хотя бы о некоторых намерениях многочисленных наших неприятелей, и мы обратили внимание на г-на Тотлебена, как на такого человека, который способен принять подобное предложение и доставить нам верные известия. Мы не ошиблись в нашем суждении касательно его характера и получили от него все, что было нужно, но вследствие присущего ему легкомыслия и неосторожности, которые вовлекли его в это позорное дело, он раскрыл сам себя еще при самом начале кампании, когда таковые услуги могли бы быть наиболее полезны»[318]318
  Приведенный текст содержится только в издании: Frédéric II. Oeuvres complétes. Histoire de la guerre de Sept ans, chap. XVI. (Ссылка не уточняется, поскольку в единственно доступном для переводчика издании: Oeuvres complétes. Т. 4. 1792, указанного автором текста не найдено.).


[Закрыть].

Однако само это свидетельство Фридриха II вызвало у историков некоторые сомнения. Лишь последние публикации в «Politische Korrespondenz» (Bd. 19, 20), то есть уже после появления книги г-на Масловского, проливают яркий и уничтожающий свет на дело Тотлебена. Стало ясно, что Фридрих II в своих мемуарах ничего не преувеличил и все вполне согласуется с его самыми интимными и секретнейшими письмами, в том числе к любимому брату Генриху. 26 июня 1760 г. принц писал королю из Ландсберга: «Жид Сабатка уведомил меня, что будто бы некий русский офицер желает стать шпионом, ежели вы дадите ему билет как подполковнику и назначите пенсион при окончании войны». В ответ на это король прислал собственноручно подписанный бланк удостоверения[319]319
  Politische Korrespondenz. Bd. 19. S. 476.


[Закрыть]. Возможно, здесь речь идет не о Тотлебене, но вот другое, абсолютно неопровержимое свидетельство. В феврале 1761 г. Фридрих отвечает из Лейпцига генерал-губернатору Штеттина герцогу Брауншвейг-Бевернскому: «Вполне одобряю дело Тотлебена, однако надобна осторожность, дабы сей молодец не провел нас. Если он хочет денег, это хорошо. Сообщите, сколько именно»[320]320
  Ibid. Bd. 20. S. 226.


[Закрыть]. 8 апреля из Мейсена он пишет принцу Генриху: «Уведомляю вас, что сей жид исполнил свою комиссию, и я намерен дать Тотлебену денег, имея в виду: primo[321]321
  Primo – во-первых (лат.).


[Закрыть], интересы нашей страны при его передвижениях, чтобы избежать столь же варварского обращения и прежестокого опустошения, каковые были до сих пор; во-вторых, получение секретных сведений касательно истинных намерений русских, их планов начала кампании, первых операций и передвижений в иных местах. В соответствии с таковым моим решением ему никак не следует проситься в отставку, поелику в сем случае нам от него не будет никакой пользы, а у русских всегда найдется другой человек для командования войсками с не меньшим, чем у него, умением. Ежели Тотлебен согласен на вышеозначенные условия, то я готов обещать ему, что после заключения мира он сможет безбоязненно пребывать в моих владениях, ничего не опасаясь. – Соблаговолите передать сие через упомянутого жида»[322]322
  Politische Korrespondenz. Bd. 20. S. 317.


[Закрыть].

Сделка состоялась. В мае король сообщает своему брату: «Вчера явился жид Сабатка. Через известное уже вам посредство я узнал, что в предстоящей кампании русские, как и в прошлом году, постараются привести 35 тыс. чел. к Лаудону, отрядят один корпус для осады Кольберга, и, судя по всему, главная их армия направляется к границам Силезии … Однако все сии операции начнутся лишь с появлением на полях травы …»[323]323
  Ibid. S. 388. (Из Хаусдорфа, 13 мая 1761 г.).


[Закрыть] В июне король писал ему же: «Мне хотелось бы знать через известную вам особу о согласованном у русских с австрийцами плане сей кампании»[324]324
  Ibid. S. 431. (Из Кунцендорфа, 1 июня 1761 г.).


[Закрыть]. На полях донесения генерала Гольца Фридрих отмечает: «Подождать до получения письма от Тотлебена»[325]325
  Ibid. S. 432.


[Закрыть]. Тотлебен в равной степени уведомлял его и о делах дипломатических, например о переговорах с австрийцами[326]326
  Ibid. S. 440.


[Закрыть]. Навряд ли «по чистой случайности», как говорит Фридрих, к нему попал «план, посланный Лаудоном на утверждение в Вену»[327]327
  Ibid. S. 441. (Впрочем, строго говоря, это могло относиться и к другому предательству.).


[Закрыть]. Еще 4 июня он ждет в Кунцендорфе «писем от той особы, каковую мне нет надобности называть, дабы осведомиться о решениях обоих командующих (русского и австрийского. – А. Р.) и принять решение»[328]328
  Ibid. S. 443.


[Закрыть]. Таких упоминаний в корреспонденции Фридриха не менее двух десятков[329]329
  Ibid. S. 450, 452, 457, 470, 474, 493.


[Закрыть], словно бы он уже вообще не принимает никаких решений, не дождавшись курьера от Тотлебена. Зато король вполне уверенно маневрировал и совершал марши. Некоторые из его генералов знали эту тайну, например Цитен[330]330
  Politische Korrespondenz. Bd. 20. S. 503.


[Закрыть]. Но все кончилось, и 6 июля он пишет брату: «Тотлебен арестован, болтливость погубила его. Можете себе представить, насколько это неуместно именно сейчас»[331]331
  Ibid. S. 513.


[Закрыть].

В Петербурге Тотлебен и его сын были вновь допрошены. Расследование продолжалось до 1763 г. и завершилось смертным приговором, но Екатерина II сразу же заменила его изгнанием – не столь уж суровое наказание для человека, родившегося не в России и имевшего поместье в Померании. Более того, в 1769 г. императрица помиловала Тотлебена и снова приняла его на русскую службу. Покоритель Берлина скончался в 1773 г. в Варшаве в чине генерал-лейтенанта.

В июне 1761 г., сразу же после ареста Тотлебена, на место командующего легкими силами был назначен генерал Берг, которого г-н Масловский считает несравненно превосходящим своего предшественника. Он был более дисциплинирован и выказывал менее всяческих причуд, обладая истинной отвагой и большей энергией. Румянцев получил в его лице весьма ценного соратника.

12 июля адмирал Полянский, отплывший из русских балтийских портов, прибыл на данцигский рейд, но, чтобы дойти оттуда до порта Рюгенвальде, ему из-за сильных противных ветров понадобилось целых двенадцать дней, хотя в спокойную погоду для этого нужно не более шестнадцати часов. 21 августа он высадил в Рюгенвальде десантные войска и осадную артиллерию, которые должны были следовать к Кольбергу сухим путем. Сам же адмирал появился перед этой крепостью 24-го с двумя десятками кораблей, чтобы прикрывать осаждающих. Полученная Румянцевым артиллерия состояла из 150 пушек и большого количества снарядов. Кроме того, были доставлены две инженерные роты с двадцатью тремя инженерами. Командовал осадными работами генерал Демолин.

В тот же день адмирал Полянский отправил на разведку укреплений крепости со стороны моря три вооруженные шлюпки, которые были встречены пушечными выстрелами. На следующий день их сменил 54-пушечный корабль «Варахил», но огонь береговых батарей усилился, и против них вступили в действие бомбардирские галиоты, а потом и корабли «Архангел Рафаил», «Астрахань» и «Архангел Михаил». К вечеру на помощь Полянскому подошел шведский адмирал Ипсиландер с шестью линейными кораблями и тремя фрегатами. Однако артиллерия эскадры могла обстреливать только сам Кольберг, но не прусский лагерь, защищенный городом. Поэтому брать его надо было сухопутными войсками, усиленными двумя тысячами моряков.

Действия начались с захвата Кольбергского леса, после чего неприятель был плотно заперт в своем лагере. 2 сентября оставленная в Руммельсбурге бригада Неведомского присоединилась к осаждающим. Кроме того, Румянцев рассчитывал на помощь и со стороны небольшой шведской армии, которую старался привлечь состоявший при ней французский военный агент Коленкур. Но шведы вели себя высокомерно, предлагали только советы, да еще 2–3 тыс. чел., находившихся к тому же на большом отдалении. Румянцев опасался, как бы при такой ничтожной помощи они еще и не присвоили бы себе всю честь победы. Поэтому он ограничился лишь тем, что просил их маневрировать на путях сообщения пруссаков. В общем, от них не оказалось никакой пользы.

4 сентября Румянцев перевел свои войска на осадные позиции и с 6-го до 12-го вел непрерывный обстрел лагеря и города. Было уже холодно, осаждающие, чтобы хоть немного согреться, рыли для себя в землянки.

12 сентября разведчики донесли о движении кавалерии по дороге Кольберг-Трептов. Это оказался арьергард генерала Вернера (2 тыс. всадников, 300 пехотинцев, 6 пушек), который вышел из лагеря и занял Трептов с ближайшими окрестностями. Вернер, несомненно, считал более выгодным действовать в тылу у осаждающих, чем терпеть бомбардировку лагеря, и так уже загроможденного войсками принца Вюртембергского. Румянцев незамедлительно приказал стоявшему на левом фланге генералу Бибикову атаковать неприятеля. Бибиков передал командование своей пехотой генералу Дурново и во главе драгун и казаков, поддержанных всего лишь двумя гренадерскими батальонами, обложил Трептов со всех сторон. Затем, воспользовавшись возникшей у неприятеля паникой, выстроил оба батальона в штурмовые колонны, захватил город и укрепился в нем, после чего с казаками и драгунами ринулся на соседние деревни, выбросил оттуда пруссаков и преследовал их до Грейфенберга. Он взял в плен самого генерала Вернера, 8 офицеров, 524 солдата и трофеи: 6 пушек, 20 провиантских фур и 200 лошадей. Кроме того, неприятель потерял 600 чел. убитыми и ранеными. У русских же выбыло из строя всего 5 офицеров и 100 рядовых. Всех пленных посадили на корабли эскадры. Адмирал Полянский настоял на том, чтобы Вернера не отпускали «на пароль», поскольку, по его словам, наши пленные офицеры «ни единый на пароль не был отпущен, а все в плену бедные содержались; да изволите к тому знать состояние графа Чернышева и генерала Салтыкова, как они были содержимы»[332]332
  Масловский. Вып. 3. С. 501 (примеч.).


[Закрыть].

Бибиков укрепил Трептов и оставил там небольшой гарнизон для наблюдения за подходом к неприятелю подкреплений и подвозом припасов из штеттинского гарнизона в Кольберг. Однако позднее русские войска ушли из Трептова.

Отчаянная попытка Вернера вырваться из города хорошо показывает положение осажденных, которым уже недоставало провианта и которые оказались под перекрестным огнем союзного флота и батарей Румянцева. Однако положение русского командующего было тоже не из простых. Кольберг и лагерь принца Вюртембергского образовывали как бы одну большую крепость. По всем фронтам лагерь был защищен батареями для перекрестного огня, глубокими рвами, насыпями с палисадами, редутами, волчьими ямами и заряженными фугасами.

14 сентября на военном совете князь Долгорукий предложил произвести после непрестанного бомбардирования ночной штурм четырьмя колоннами. Его поддержали генералы Неведомский, Брандт, Дурново и Ельчанинов. Девиц и Кошкин высказались против приступа в пользу плотной блокады, поскольку, по их мнению, крепость с таким сильным гарнизоном можно взять лишь измором.

Сам Румянцев склонялся к штурму. Он приготовил все для двойного приступа, который должен был начаться 18 сентября в половине пятого утра атакой Неведомского и Шульца на редуты Феракшанце и Грюненшанце. Неведомский взял Феракшанце, захватив 15 пушек и 200 пленных, но колонна Шульца сбилась с пути и опоздала. Приступ возобновился 19-го в половине третьего ночи. Раненого Неведомского заменил Дурново, которому предстояло штурмовать Штерншанце – звездообразный редут, прикрывавший морской берег; атаку на Грюненшанце вел полковник Попов. Дурново повторил ошибку Шульца; Попов сначала добился успеха и тоже взял 200 пленных, но, вовремя не поддержанный, под яростным натиском присланных принцем Вюртембергским подкреплений на рассвете очистил Грюненшанце, хотя Румянцев и послал к нему еще два полка. Попов понес серьезные потери – почти 3 тыс. чел. Румянцеву оставалось утешаться только тем, что, как написал он в своем донесении, «гренадеры и солдаты сражались как львы».

19-го пришли тревожные известия: подходил Платен с 10–12 тыс. пруссаков. Мы уже упоминали, что, как только русские и австрийцы сняли осаду лагеря в Бунцельвице, Фридрих II отправил Платена к Бреслау, где он должен был перейти Одер, напасть на познанские магазины и, пользуясь произведенным на дорогах беспорядком, идти на соединение с принцем Вюртембергским, чтобы выручить Кольберг. Только у Ландсберга русские отряды попытались преградить ему путь. Генерал Берг послал туда подполковника Суворова, который пришел к Ландсбергу раньше Платена, атаковал его авангард, но не смог полностью уничтожить мост. Подошедшие вскоре главные силы пруссаков стали теснить Суворова, который, получив подкрепления, атаковал прусские аванпосты, рассеял три эскадрона, потерявшие 100 чел. убитыми и 50 пленными, но в конце концов принужден был отойти.

Таким образом, как и Берлин в предыдущем году, Кольберг стал тем местом, куда, словно при скачках с препятствиями, устремились со всех сторон Германии русские и прусские войска.

В русском лагере под Кольбергом еще ничего не знали об истинной цели Платена – намерен ли он препятствовать осаде или же устремится к Нижней Висле на расположенные там магазины? 20 сентября на военном совете некоторые генералы высказывались за то, чтобы идти к Варте и Нице и разбить там пруссаков. Однако Румянцев решил остаться и штурмовать Кольберг еще раз, а кроме того, просить главнокомандующего остановить Платена и прислать новые подкрепления. Но Бутурлин, все еще занятый своими проектами касательно Бреслау, ограничился тем, что посоветовал Румянцеву «не смущаться». Тогда Румянцев решился донести самой императрице о своем «большом смущении … [ибо он] ничего не знает о главной армии … Я по обстоятельствам из одних газет токмо соображаю себе, что король, приметив иногда или намерение, или точное разлучение обеих императорских армий …», бросил Платена сперва на сообщения главной армии, а потом и его, «заключая, что я со своим корпусом между двумя огнями быть не могу и принужден буду отдалиться»[333]333
  Масловский. Вып. 3. С. 508.


[Закрыть].

23 сентября пришли известия о 3-м армейском корпусе князя Долгорукого; Румянцев умолял его присоединиться к генералу Бергу, заместившему Тотлебена, и атаковать арьергард Платена. На пруссаков были брошены семь драгунских эскадронов, но Платен прорвал этот кордон и снова прервал сообщение между русскими корпусами. Его целью был Кольберг.

29-го он достиг Кёрлина, рассеяв 20 казаков и пехотинцев, которые после «обороны по-русски» были или убиты, или пленены. Румянцев посылает курьера к князю Долгорукому с просьбой атаковать пруссаков и сам выходит им навстречу, чтобы неприятель оказался между двух огней. Но Платену удается ускользнуть от встречи с Румянцевым, и он соединяется с принцем Вюртембергским.

Положение осаждающих становится очень опасным. Дивизия Долгорукого усилила их до 20 тыс. чел., однако у пруссаков теперь насчитывается около 17,5 тыс. На военном совете 3 октября даже храбрый Еропкин высказался за снятие осады и отступление к Бельгарду, чтобы занять там сильную позицию до подхода подкреплений. Румянцев заверял, что вот-вот подойдет главная армия, но генералы опасались задержек. Кроме того, из-за нехватки продовольствия 11 октября должна была уйти эскадра адмирала Полянского. Румянцев просил его остаться еще на неделю, по прошествии которой корабли отплыли в Ревель.

Только благодаря энергии и настойчивости Румянцева осада трижды, по крайней мере, была продлена. Он почитал для себя делом чести добиться здесь успеха. Если австрийцы взяли Швейдниц, неужели русские окажутся беспомощными перед Кольбергом?

Однако Бутурлин проявлял непостижимую медлительность, приводя в отчаяние даже Конференцию, которая уведомила Румянцева, что если Платен соединится с принцем Вюртембергским, то ему дозволяется снять осаду.

Наконец, 12 октября Берг достиг Старгарда. В тот же день русская армия встала лагерем у Арнсвальде, и дивизия Фермора пошла к Кольбергу. Здешние лагери оказались, в свою очередь, под угрозой. Было захвачено несколько конвоев, а их охрана рассеяна. 15 октября Берг занял Наугард и получил известие, что из Трептова к Вейссенштейну движется неприятельский отряд. Он окружил его и на следующий день после предваряющей канонады напал на бегущих в лес пруссаков. Суворов (будущий фельдмаршал и князь Италийский) атаковал подходившее к ним подкрепление. Был пленен один офицер и 40 солдат, остальные разбежались по лесам. 19-го точно так же был атакован отряд подполковника де Курбьера, и перешедший в Трептов Платен мог видеть разгром своих войск. Курбьер и еще 40 офицеров вместе с тысячью солдат были взяты в плен. Все эти движения произошли оттого, что Платен хотел прикрыть подход большого конвоя с провиантом и боевыми припасами из Штеттина. Но теперь за ним гнался Фермор, и ему пришлось спешно уходить из Трептова, хотя принц Вюртембергский и отправил уже туда корпус генерала Кноблоха. Это была воистину несчастливая мысль! Румянцев сам окружил Кноблоха, который, не получая помощи ни от Платена, ни от принца, был вынужден капитулировать и сдал неприятелю 61 офицера, 1635 солдат, 15 знамен и 9 пушек.

Фермор, преследуя Платена, настиг его у сильной позиции при Гольново, но ему пришлось ограничиться одной только канонадой. Впрочем, отважному пруссаку надо было всего лишь дождаться конвоя, и он ушел ночью 22-го с последними фурами, упорно преследуемый Суворовым.

Русские блестяще восстановили свои линии сообщения и благодаря отступлению и разгрому неприятельского корпуса обезопасили осадные операции под Кольбергом.

5 ноября Бутурлин прибыл в Темпельбург, но, посчитав, что у Румянцева уже достаточно сил для взятия Кольберга, повернул на восток и 26-го торжественно возвратился в Мариенвердер, центр зимних квартир русской армии.

Однако войска были фактически разделены на три части: Румянцев и Берг под Кольбергом; корпус Волконского на Варте; корпус Чернышева в Силезии с австрийцами; и, наконец, основные силы на винтер-квартирах Нижней Вислы.

Благодаря последовательно подходившим подкреплениям Румянцев имел теперь 35 тыс. чел., в то время как у Платена оставалось всего 4 тыс. 200 чел., а лагерь под Кольбергом и сама крепость уже не могли надеяться ни на какую помощь.

Впрочем, для Кольберга еще оставался шанс на спасение – 2 ноября Фридрих II приказал генерал-майору Шенкендорфу перейти из Силезии в Бранденбург. Этот генерал имел чуть менее 5 тыс. чел. 9 ноября он соединился в Бернштейне с Платеном, но, подойдя 14-го к Наугарду, был остановлен Бергом и не пошел далее.

Осада продолжалась. 14 ноября под прикрытием тумана пруссаки очистили ретраншементы. Оставив гарнизон на произвол судьбы, принц Вюртембергский ушел из крепости. Утром 15-го без малейшего шума, не замеченный казачьими разъездами, он достиг Трептова, где тогда не было русских войск. 16-го он продолжал движение и соединился с Платеном.

Только на рассвете 15 ноября русские обнаружили пустой лагерь. Радуясь, что выкурили принца из его гнезда, благодаря чему им оставалось только иметь дело с гарнизоном крепости, они еще больше сжали кольцо осады. В ночь на 16-е штурмом был взят Вольфсберг. На следующий день русские вышли к устью Персанты. Теперь уже ничто не препятствовало правильной осаде, которой руководил полковник Гербе ль и весь ход которой, равно как и неизбежная развязка, не вызывали никаких сомнений. 3 декабря в крепостной стене была пробита брешь; 14-го взорван пороховой погреб; 15-го в гарнизоне раздали последние рационы хлеба, а 16-го комендант Гейде, энергичный и отважный офицер, уже трижды выдерживавший русскую осаду, сдался на капитуляцию. Был пленен весь гарнизон: 88 офицеров и 2815 солдат с двадцатью знаменами (в арсенале нашлось еще двадцать восемь). Победителям достались 143 осадные пушки, много оружия, артиллерийских снарядов и амуниции. Румянцев отдал осажденным воинские почести – прежде, чем сложить оружие у Мюленских ворот, гарнизон продефилировал под барабанную дробь. Офицеры были отпущены на слово в Восточную Пруссию; солдаты, больные и раненые остались в плену.

Последний бой произошел 20 декабря у Клемпена между кавалеристами Берга и принца Вюртембергского, после чего по приказанию короля принц пошел в Мекленбург на зимние квартиры.

Прусская Померания была уже завоевана до самых ворот Штеттина, а крепость Кольберг обеспечивала для русской армии решающее превосходство в предстоящей кампании.

7 января 1762 г. Бутурлин передал командование всеми войсками Фермору и уехал в Петербург. Он еще не знал, что никогда больше не увидит императрицы Елизаветы и что выстрелы под Кольбергом были последними в этой войне русских с пруссаками.