Текст книги "Жизнь животных. Рыбы и амфибии"

Автор книги: Альфред Эдмунд Брем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 41 страниц)

Самые совершенные из ядовых органов у рыб, открытые до сего времени, находятся у представителей одного рода из семейства жабовидных рыб Batrachoididae, у берегов Средней Америки. У этих рыб жаберная крышка и два спинных шипа представляют собой ядовые органы. Первая очень мала, расположена вертикально, имеет вид стержня и очень подвижна; она сзади вооружена шипом длиной около 16 мм и такой же формы, как полый ядовый зуб змеи. Шип у корня и верхушки продырявлен. Мешок, покрывающий корень шипа, изливает свое содержимое посредством отверстий и канала во внутренность шипа. Строение спинных шипов сходно с вышеописанным. В оболочках мешка нет никаких выделительных желез; жидкость потому должна быть выделена слизистой кожей этих рыб. Мешки не имеют никакого наружного мускульного слоя и лежат непосредственно под толстой, неплотной кожей, которая облекает шипы вплоть до их верхушки. Введение яда в живое существо поэтому может, как и у Synanceia, быть вызвано только благодаря надавливанию, которому был подвергнут мешок в тот момент, когда шип входит в постороннее тело.

В заключение в связи с ядовитыми органами нужно еще упомянуть о своеобразном органе, встречающемся у многих видов сомов, хотя значение этого образования еще загадочно. Некоторые из этих рыб вооружены сильными шипами на грудных плавниках, которые по справедливости внушают боязнь ввиду опасных ран, которые они могут нанести. Немало из них имеют, кроме того, мешок с более или менее широким отверстием в пазухе грудного плавника, и нет ничего невероятного, что он содержит жидкость, которая может быть впрыснута с помощью шипа грудных плавников. Вопрос в том, у всех ли видов, имеющих пазушный мешок, это выделение одинаково ядовито и имеет ли оно вообще ядовитые свойства. Этот вопрос может быть разрешен только опытами, произведенными над живыми рыбами».

Впрочем, мясо многих рыб также ядовито, и притом только временно или же постоянно; употребление в пищу подобных рыб может вызвать сильное заболевание органов пищеварения и воспаление слизистых оболочек. Если при этом не принято быстро верное противоядие, то очень часто от такой пищи наступает смерть. Эти ядовитые рыбы главным образом живут в теплых морях; в водах около Кубы находятся, по Поэю, не менее 72 видов подобных рыб. По словам Гюнтера, особенно ядовиты, по-видимому, многие виды Clupea, Scarus, Tetrodon, Diodon, Sphyraena, Caranx, Balistes, Ostracion, Thynnus и т. д. «Все или почти все эти рыбы, – говорит этот натуралист, – приобретают свои ядовитые свойства благодаря пище, которая состоит из ядовитых медуз, кораллов или же из разлагающихся веществ. Часто рыбы становятся съедобными, если тотчас после улова удалить голову и внутренности. В Вест-Индии принято считать, что все рыбы, живущие на некоторых коралловых рифах и питающиеся там, ядовиты. У других рыб ядовитые свойства развиваются только в определенное время года, преимущественно во время размножения. Так, икра барбуна, щуки и налима вызывает сильный понос, если ее съесть во время нереста».

По неоднократно указанным нами причинам мы не можем считать рыб высокоодаренными животными. Их способность передвижения ограничивается, строго говоря, плаванием, следовательно, очень одностороння. Многие виды морских рыб могут подыматься над водой и пронестись некоторое пространство как бы на лету; их полет все же, собственно, не что иное, как рассечение воздуха с помощью больших грудных плавников, действующих как летательная перепонка. Толчком для этого полета послужил разбег во время плавания; таким образом, это мнимое преимущество не имеет большого значения. Точно так же мы знаем много видов, которые в состоянии ползать по жидкому илу и зарываться в него; некоторые подобным же образом и с помощью своих плавников могут двигаться по земле, даже могут взбираться по наклонным поверхностям и по корням и т. д. Все-таки это ползание или лазание так же мало может быть сравнимо с красивым передвижением змей, как скачки рыб по воздуху с полетом птиц. Рыбы могут свободно двигаться, пока они находятся в воде; только в одном плавании они искусны. В этом они, во всяком случае, выказывают очень высокое совершенство. Говорят, что лосось может пройти в одну секунду 8, а в час более 25 000 м; что касается первого данного, то в нем нет преувеличения, так как эта рыба, по-видимому, рассекает волны со скоростью стрелы, но в действительности только достигает скорости быстрого морского парохода. Этой же скорости достигают, по словам Зейтца, средним числом и летучие рыбы, но эта скорость значительно меньше скорости движения быстроплавающих китообразных, например дельфинов. Сильные мускулы по обеим сторонам тела рыбы служат для двигания большого руля – хвостового плавника и производят столь сильное движение, что даже делают возможными воздушные прыжки на значительную высоту, а остальные плавники лишь определяют направление движения. Подобно лососю, хотя по большей части менее быстро, плавает большинство рыб, если движение совершается приблизительно в одних и тех же слоях воды. Опускание же в более глубокие слои и поднятие в более поверхностные, по-видимому, управляется сжатием и раздутием плавательного пузыря. Но многие рыбы, особенно со змеевидным туловищем и с маленькими плавниками, плавают совершенно иначе, совершая зигзагообразные движения своим туловищем или же волнообразно изгибая свои длинные, низкие спинные плавники. Наконец, рыбы, сплющенные сверху вниз, другими словами плоские, вместо волнообразных линий, идущих вбок, описывают такие же линии, идущие сверху вниз. По продолжительности движения рыбы, быть может, превосходят всех других животных, хотя они потребляют меньше кислорода, чем другие животные, и кровообращение у них совершается медленнее. Этому движению, конечно, способствуют образ и способ их дыхания – та легкость, с которой кислород, растворенный в воде, попадает в жабры, и сила, которую вызывает обратный ток воды, вытекающей чрез жаберные щели.

Нужно обратить внимание на то, что рыбы при своем дыхании не разлагают воду на составные части, для того чтобы добыть нужный им кислород, но потребляют исключительно только кислород воздуха, примешанный в очень малом количестве к воде. Конечно, они нуждаются, на что указывает их «холодная» кровь, в сравнительно небольшом количестве кислорода, но все-таки, чтобы чувствовать себя хорошо, они должны иметь в своем распоряжении сравнительно много воды. В небольшом количестве воды они скоро потребляют те немногие частицы воздуха, которые в ней находятся, и тогда должны непременно задохнуться, как животные, дышащие воздухом, в пространстве безвоздушном или лишенном кислорода. Вне воды они погибают, потому что жабры не могут действовать, если они, что наступает на воздухе очень скоро, высохнут.

Необходимое следствие жаберного дыхания то, что ни одна рыба не может производить звука. Правда, многие виды издают тоны, правильнее шумы, а именно трещанье или ворчанье. Но как ворчанье, так и трещанье, во всяком случае, нельзя сравнивать со звуком голоса высших позвоночных животных, так как оно производится только взаимным трением твердых жаберных крышек или, быть может, плавников и чешуек и несколько напоминает чириканье прямокрылых насекомых. Пословица «Нем как рыба» в действительности совершенно справедлива.

Деятельность нервной системы соответствует незначительной величине мозга. Но все-таки можно заметить деятельность всех внешних чувств; даже больше того, острота и тонкость чувств, вероятно, значительнее, чем обыкновенно думают. Хотя глаза, обычно большие и с широким зрачком, только у немногих рыб, например у камбал, подвижны, тем не менее рыбы видят очень хорошо, и даже в глубоких слоях воды, потому что ослабленные световые лучи благодаря расширенному зрачку и на глубине достаточны. Что рыбы слышат, хотя у них нет ни барабанной перепонки, ни слуховых косточек, не подлежит никакому сомнению, так как прирученных можно созывать звуком колокола и можно наблюдать, что при сильном и резком шуме они, в испуге, уплывают. Обоняние и вкус, вероятно, стоят на очень низкой ступени развития, но все же не совсем отсутствуют. Вода находится в ином отношении, чем воздух, к газам, воспринимаемым обонянием, но не совсем задерживает их распространения, и поэтому можно наблюдать, что рыбы еще на значительном расстоянии узнают определенный запах. Как обстоит дело относительно вкуса, мы не знаем. Едва ли можно говорить о растворении или химическом разложении пищевых веществ у животных, которые проглатывают добычу целиком. Поэтому пока можно допустить, что у рыб чувство осязания заменяет вкус. Осязание, по-видимому, гораздо более остальных чувств развито у рыб, за исключением зрения, и притом как способность различать температуру, так и собственно осязание. Что рыбы ощущают каждое внешнее прикосновение, можно утверждать с уверенностью; нервы рыб воспринимают не только грубые, но и слабые впечатления. Хорошо известная всем способность рыб менять свою окраску достаточно доказывает вышесказанное. Камбалы или другие рыбы, живущие на дне, если пробудут долго на песчаном дне, принимают определенную окраску, замечательно схожую с окраской песка; когда же они попадут или будут перенесены на дно с другой окраской, например на светло-серый гранитный хрящ, то поразительно быстро меняют свой цвет. Пигментные пятна других рыб, например форелей, также чувствуют свет, воспринятый глазами и переданный им по нервам. Форели темнеют в затененных и, следовательно, темных водах или же в садках, закрытых крышкой. Если же они попадут в воду, освещаемую солнцем, или же если мы выставим их на свет, поднявши крышку, то они бледнеют. Механические действия, нажатие и натирание кожи могут также вызвать у живой рыбы моментальное изменение окраски. Такое же действие производят на наружный покров и внутреннее возбуждение, желание размножаться, выделение семени и икры, испуг и боязнь, так как в это время пигментные пятна сжимаются или расширяются. Для осязания у рыб служат губы или нитевидные придатки, которые существуют у очень многих, а также плавники.

Рыбы выказывают и некоторую понятливость, хотя, конечно, очень незначительную. Они могут отличить своих врагов от существ, безвредных для них, замечают преследование и оказываемое им покровительство, привыкают к воспитателю, к определенному времени кормления и к звуку колокола, который их сзывает к кормлению. Они умеют с успехом выбирать удобные места, обещающие им обильную пищу, и здесь, лежа, подстерегать добычу, стараясь обмануть свою жертву; умеют преодолевать препятствия и избегать опасности; образуют с равными себе особями более или менее тесный союз; охотятся стадами и помогают при этом друг другу, наконец, по крайней мере отчасти, выказывают известную заботу, привязанность и любовь к своему потомству. Короче говоря, они проявляют некоторую душевную деятельность. Познать и поэтому правильно оценить ее с нашей точки зрения трудно, даже совсем невозможно, уже потому, что большинство рыб не поддается нашему наблюдению, а способностей тех рыб, которых мы можем наблюдать, мы вовсе еще не исследовали так, как это нужно для их оценки.

Все рыбы проводят свою жизнь только или почти исключительно в воде. Едва ли можно принимать во внимание тех рыб, которые оставляют воду на более или менее короткое время либо для того, чтобы совершить настоящее перекочевывание по суше, либо для того, чтобы зарыться в ил или покрыться оболочкой, образованной из ила, и здесь, когда засуха высушит и сделает твердым ил, оцепенеют в состоянии, напоминающем зимнюю спячку высших позвоночных животных. Число таких рыб очень мало в сравнении с числом видов, которые должны пребывать постоянно в воде или же могут оставаться без нее только короткое время. Настоящая родина рыб – море от полюсов до экватора, океан со всеми его разветвлениями и отделами, какие бы названия они ни носили. Этим мы не хотим сказать, что пресные воды лишены рыб, но число видов и экземпляров стоячих и текучих пресных вод едва ли может быть сравниваемо с богатством моря относительно количества рыб. По-видимому, мы знаем только незначительную часть всех существующих рыб, и поэтому вовсе еще не имеем соответствующего действительности понятия о разнообразии этого класса; тем не менее мы можем считать правильным вышеизложенное утверждение. Число видов морских рыб в сравнении с числом пресноводных соответствует в действительности величине моря и количеству его воды в сравнении с объемом пресноводных водоемов и рек.

Способность рыб жить в самых разнообразных водах, при разнообразнейших условиях и обстоятельствах столь же удивительна, как и приспособление птиц к внешним влияниям. Существует чрезвычайно мало вод, в которых вовсе нет рыб. Они, плывя против течения, подымаются из низменности вплоть до 5000 м вышины и опускаются в море на самую большую, известную нам глубину. Одни из них предпочитают верхние слои воды, другие же, напротив, пребывают в самых нижних слоях и живут здесь под давлением водяного столба, вес которого мы можем точно вычислить, но едва ли можем представить себе силу давления. На основании новых исследований мы должны принять, что морские глубины населены гораздо гуще, чем мы принимали прежде. Северные широты также не полагают предела распространению рыб. Правда, моря жаркого и умеренного поясов богаче рыбами, чем моря обоих холодных поясов; но и здесь неисчислимы массы их, и здесь они в бесконечном количестве населяют все части моря.

Распространение отдельных видов, по-видимому, ограниченнее, чем можно было бы думать на основании того, что вода весьма облегчает столь подвижным существам путешествие и каждая рыба все же более или менее способна жить в различных водах или же в частях их. Но границы существуют также и на бесконечном море. Один вид постепенно заменяется родственным, дальше последний снова заменяется вторым, третьим, четвертым; к одной форме часто присоединяется новая. Немногие рыбы встречаются у всех берегов данного моря. Они также держатся на определенных участках, по-видимому, питают привязанность к месту своего рождения, – привязанность, для которой мы еще не нашли никакого объяснения. Едва ли подлежит сомнению, что лосось, родившийся в какой-либо реке, позже, при наступлении периода размножения, снова возвращается в ту же реку, а не в другую, хотя бы устье ее и было недалеко от родной реки. Это можно объяснить тем, что молодые лососи, после выхода в море, держатся всегда вблизи устья своей родной реки и, таким образом, занимают очень небольшой, сравнительно с их подвижностью, участок и не переступают его границ. Конечно, в виде исключения и у рыб наблюдаются значительные передвижения. Акуловые рыбы, например, следуют за кораблями, другие – за плавающими обломками корабля на сотни морских миль, из южных морей до северных и обратно; другие же, будучи загнаны или заблудившись, появляются у чуждых им берегов; так, средиземноморские рыбы появляются в британских водах. Но эти рыбы представляют исключение, ибо в общем морские рыбы сосредоточиваются в определенном поясе, даже в части пояса, подобно тому как отдельные пресноводные рыбы ограничиваются определенными реками и озерами, и перемещения, предпринимаемые ими, значительно меньше, чем мы думаем. В течение долгого времени предполагали, что Ледовитый океан доставляет нам миллиарды сельдей, которые ловятся у берегов Норвегии, Великобритании, Германии, Голландии и Франции. Теперь же можем с уверенностью утверждать, что передвижения с севера на юг и поднятия с более глубоких морей на более мелкие места не существует. Многие рыбы могут поспорить по способности движения с птицами; но ни одна из них не предпринимает правильных перекочевываний, протяжение которых могло бы быть сравниваемо с расстояниями, пролетаемыми птицами.

Местопребывание рыб стоит, вероятно, в связи с их формой тела. Рыбы, живущие в тропических морях, имеют форму, отличающуюся от той, которую имеют рыбы, обитающие вблизи полюса; морские рыбы вообще отличаются от рыб, живущих в пресной воде. Впрочем, существует много рыб, у которых эта связь менее заметна и которые могут жить как в море, так и в реках или в озерах; но едва ли есть хоть одна из этих, так сказать, кочующих рыб, которая провела бы всю свою жизнь либо в море, либо в пресной воде. Из моря рыбы входят в реки, чтобы метать икру, другие же для той же цели выходят из рек в море. Если им воспрепятствовать в этом перемещении, тогда они не выполняют своих жизненных потребностей. Во всяком случае, и рыбы имеют определенную родину, будет ли это море или пресные воды. Насколько рыба зависит от своего местопребывания, указывают нам виды, живущие в наших реках и озерах и, следовательно, более всего доступные для наших наблюдений. Мы принимаем как само собой понятное, что форель живет только в чистых водах, сом только в илистых реках и прудах, бычки только на каменистом дне и пескарь не даром носит свое название. Не менее понятным станет для внимательного наблюдателя, что одна рыба если и не исключительно, то преимущественно живет на дне моря, другая же предпочитает слои более поверхностные, что камбала живет на песчаном дне моря, а летающая рыба избегает глубины. Более внимательное наблюдение, даже на пленных рыбах, показывает, что каждая рыба привыкает к определенному местопребыванию и здесь выбирает места отдохновения и засады, куда она всегда возвращается.

То, что верно в узких границах, остается справедливым и для более обширных областей. Рыбы также могут быть типичными животными для определенного моря, хотя у них зависимость от местожительства не так ясно выражена, как у остальных классов позвоночных животных. Разнообразие тропических форм и у них все же выражается заметным образом. Из морей, лежащих между тропиками, происходят рыбы, очень сильно уклоняющиеся от обычной, типичной для нас формы. Конечно и в северных морях нет недостатка в удивительных формах рыб, хотя наибольшее разнообразие в классе выражено, конечно, в жарких странах.

Если мы захотим точнее проследить распространение рыб по странам и морям земного шара, то нужно различать распространение пресноводных, лиманных и морских рыб.

Между пресноводными рыбами нужно, по Гюнтеру, различать прежде всего такие виды, которые случайно заходят из моря в реки и озера, и такие, которые, хотя и живут постоянно в реках, но их ближайшие родичи живут в море. Их целесообразнее причислить к лиманным рыбам, так как распространение их зависит от других условий, чем распространение настоящих пресноводных рыб. Эти последние, по Гюнтеру, образуют около 30 различных семейств и распадаются приблизительно на 2270 видов. Многие из этих видов представляют очень широкое распространение. Так, осетр, щука, лосось, налим, колюшка, окунь, некоторые миноги и другие рыбы обитают как в Европе, так и в умеренных областях восточной части Северной Америки. Lates calcarifer встречается в Индии и Австралии, Galaxias attenuatus попадается в самых южных частях Южной Америки и на Фолклендских островах, а также в Тасмании и Новой Зеландии. Многие из родов и семейств распространены по двум или нескольким странам, отстоящим далеко друг от друга. Особенно широко распространены по пресноводным бассейнам земного шара карпы и лососевые рыбы. В частности, Гюнтер различает три главные области распространения пресноводных рыб: северную, южную и между ними тропическую область. Северная область характеризуется осетрами, некоторыми сомовыми рыбами, многочисленными карпами, лососями и щуками. Она распадается на две области: европейско-сибирскую и североамериканскую, первая с многочисленными пескаревыми и барбуновыми рыбами, но без твердочешуйных с костяным скелетом; вторая область характеризуется этими последними, но в ней отсутствуют пескаревые и барбуновые. Тропическая область больше всего изобилует многочисленными видами сомов. Она разделяется на две главные области и в каждой главной по две подобласти. Эти последние, индийская и африканская, с одной стороны, и тропическая американская и австралийская – с другой, различаются между собой присутствием или отсутствием рыб из семейств карпов и лабиринтовых, которые отсутствуют в тропической Америке и в Австралии, а встречаются в Индии и Африке. Индия особенно характеризуется змееголовыми и копьерылыми (Ophiocephalidae и Mastacembelidae), Африка – длиннорылыми (Mormyridae) и многочисленными хромидами и харацинидами (Chromidae и Characinidae), тропическая Америка – больше всего электрическими угрями, Австралия – рыбою баррамунда (Neoceratodus). В южном поясе земного шара отсутствуют карповые, сомы встречаются очень редко, а бесчешуйные лососи и галаксовые (Haplochitonidae и Galaxiidae) заменяют лососевых и щук северного пояса. К южному поясу принадлежит кроме Тасмании и Новой Зеландии еще Патагония; этот пояс характеризуется бедностью видов рыб.

Виды лиманных рыб (живущих в полусоленой воде) не имеют значения при вопросе о распространении животных. Лиманные рыбы могут жить как в море, так и в озерах и реках, многие из их первоначальных родов и видов приспособились исключительно к тому или другому местопребыванию, так что едва ли можно говорить о характерном для лимана населении рыб. Рыбы, могущие жить как в пресной, так и в соленой воде, очень легко могли распространяться на большие пространства. Поэтому нельзя различать особенных областей распространения лиманных рыб. В лиманах преимущественно живут кроме малоизвестных групп скаты, колюшки, морские бычки, камбалы и некоторые виды сельдей.

Морские рыбы подразделяются на береговых, чисто морских и глубоководных. Первые населяют море в непосредственной близости к берегу и только в редких случаях опускаются на глубину 300 саженей; большая часть видов этих рыб живет вблизи поверхности. По Гюнтеру, можно различать около 70 главных групп береговых рыб и в этих группах около 3600 видов.

Жаркий морской пояс представляет атлантическую, индотихоокеанскую и тихоокеанско-американскую области, причем последняя область разделяется на среднеамериканскую, галапагосскую и перуанскую провинции. Южный умеренный пояс охватывает области мыса Доброй Надежды, южной Австралии, Чили и Патагонии. Характеристика названных поясов, областей и провинций относительно видов там живущих рыб потребовала бы многих страниц с перечислением характерных групп рыб, что сделать невозможно по недостатку места.

Часто морскими или пелазгийскими рыбами называются те, которые живут на поверхности глубоких морей. К ним принадлежат некоторые акулы, много колючеперых, как прилипалы и меч-рыбы, морские коньки и луна-рыба.

Дно морское с его темнотой, равномерной температурой, сильным давлением совершенно неподвижной воды и отсутствием растительности хотя и изобилует своеобразными формами рыб, но здесь водятся только немногие семейства, со свойственными лишь им видами, например гладкоголовые (Alepocephalidae); некоторые семейства имеют многих представителей на дне морском, например угри, из других же, например из лососевых, там живут только немногие.

Распределение вымерших рыб в слоях земной коры представляет много замечательного. В нижней силурийской и в девонской формациях России, Англии и Северной Америки находили зубовидные роговые образования, которые, быть может, принадлежат круглоротым рыбам, почему последних и можно признать за самых древних из известных нам рыб. Вместе с ними и до них, вероятно, жили рыбы, лишенные черепа, но от которых, вследствие полного отсутствия скелета, не осталось никаких следов. В верхней силурийской формации встречаются несомненные остатки рыб или, по крайней мере, позвоночных животных, но все же их еще нельзя точно определить. Только в девонской формации легче определить остатки рыб. Эти первобытные рыбы принадлежали к семейству твердочешуйных, но вместе с ними встречаются и двоякодышащие. Рыбы каменноугольной и пермской формаций очень похожи на девонских рыб; переход же от первых к рыбам триаса и юры неясно выражен. В триасе и юре встречаются уже костистые рыбы, хотя твердочешуйные еще преобладают; к ним присоединяются акулы и скаты. Рыбы меловой формации, напротив, уже значительно приближаются к современным. Зубы акуловых рыб из ныне еще живущих родов (Carharias, Scyllium, Galeocerdo) очень часто попадаются; но первобытные рыбы уже представляют меньшинство, а появляются несомненные костистые рыбы, даже некоторые из современных родов. Большая часть из них принадлежит к колючеперым, но все же часто встречаются открытопузырные рыбы и твердочелюстные, большей частью морские виды. Еще отсутствуют настоящие окуни, но уже встречаются морские бычки, долгоперы, сельди и много других. В третичную эпоху костистые рыбы почти вытеснили твердочешуйных и представлены большей частью ныне живущими родами. Но их распределение по земному шару сильно отличалось от современного, так как многие роды нынешних жаркого и холодного поясов жили тогда в умеренных поясах. Некоторые семейства рыб появились только в новейшую эпоху, например пресноводные лососевые. То немногое, что известно относительно остатков рыб или новейших пластов земной коры, не указывает на значительные изменения в распределении рыб в эпоху, предшествовавшую современной.

Живучесть рыб необычайно разнообразна. Многие, если дыхание задержано, тотчас же погибают, другие же могут после этого жить еще сравнительно долго. «Почти все морские рыбы, – пишет Гюнтер, – очень чувствительны к перемене температуры воды и не переносят переселения из одного климата в другой. У некоторых пресноводных рыб умеренных поясов, по-видимому, такой факт наблюдается гораздо реже: сазан может продолжать жить, после того как он был заморожен, а затем опять отогрет, и чувствует себя хорошо и в южных частях умеренного пояса. С другой стороны, некоторые пресноводные рыбы так чувствительны к перемене воды, что погибают, если их перенести из их родной речки в другую, хотя бы последняя предоставила им те же самые природные условия. Некоторые морские рыбы могут быть перенесены из соленой воды прямо в пресную, например колюшки, некоторые миксиновые и т. п.; другие переносят перемену, если она происходит постепенно, например некоторые странствующие рыбы. Некоторые же не могут переносить даже малейшего изменения в составе морской воды. Вообще есть очень много примеров из морских рыб, которые добровольно заходят в лиманы и в пресную воду; настоящие же пресноводные рыбы только в редких случаях заходят в соленую воду. Отсутствие пищи действует на различных рыб по-разному. Морские рыбы не так легко переносят голод, как пресноводные рыбы, по крайней мере в умеренных широтах; над тропическими же рыбами до сих пор еще не было произведено опытов. Мы знаем, что золотые рыбки, сазаны, угри могут оставаться без пищи целыми месяцами, тогда как какая-либо морская рыба может переносить недостаток в пище только в течение 14 дней. Температура воды оказывает большое влияние на пресноводных рыб и, следовательно, и на их аппетит; многие совершенно перестают есть в течение зимы; некоторые, как щука, в знойное лето едят меньше, чем при более низкой температуре.

Поранения оказывают на рыб гораздо менее действия, чем на высших позвоночных животных. Гренландская акула продолжает есть, даже если ее голова проколота гарпуном или ножом, лишь бы нервный центр остался неповрежденным. Лаврак или щука переносят потерю части хвоста, сазан – потерю половины рыла. Все же некоторые рыбы восприимчивее и погибают даже при поверхностном повреждении кожи, которое произошло от петель сетки во время их лова. Способность восстанавливать утраченные части у некоторых видов ограничивается только твердыми концами их плавниковых лучей и различных кожистых нитей, которыми некоторые покрыты. Эти нити иногда развиты в необычайном количестве и по своей форме напоминают колеблющуюся листву морских растений, в которую рыба обыкновенно прячется. Так как концы плавниковых лучей, а также нити уничтожаются часто не только случайно, но и вследствие изнашивания, и ввиду того, что эти придатки важны для существования рыбы, возобновление их является необходимостью».

Насколько с первого взгляда образ жизни, привычки и нравы рыб кажутся однообразными и сходными, настолько при ближайшем исследовании все эти свойства оказываются изменчивыми и разнообразными. Относительно наших речных рыб мы убедились на опыте, что каждая в отдельности ведет более или менее определенный образ жизни. Нужно допустить, что разнообразие образа жизни должно быть еще значительнее у морских рыб, хотя мы очень мало знаем об их поступках и действиях, следовательно, и об их образе жизни. Каждая рыба в отдельности, подобно любому другому животному, приспособляет формы своего тела целесообразным образом, и, исходя из этих данных, можно вывести более или менее правильные заключения относительно образа жизни, а так как о последнем мы не имеем, к сожалению, никакого представления, то и не отваживаемся выдавать за истину даже то, что кажется нам вероятным.

Конечно, в общем жизнь рыб гораздо проще и разнообразнее, чем жизнь млекопитающих, птиц, пресмыкающихся и земноводных. Несомненно, над всеми другими преобладает деятельность, касающаяся добывания пищи, – ей посвящают все рыбы значительно большую часть своей жизни. Относительно правильного распределения дня у них, конечно, не может быть и речи; но все же нужно заметить, что они в определенные промежутки времени деятельны, другие же промежутки посвящают отдыху, или, говоря иными словами, они, подобно другим позвоночным животным, охотятся и спят. Первое занимает обыкновенно больше времени, чем второе: пока рыба плавает, до тех пор она охотится; даже во время игры или деятельности, которую мы рассматриваем как игру, они не позволят себе проплыть мимо попадающейся им добычи. Сытая или усталая, она предается отдохновению, которое, очевидно, соответствует сну высших позвоночных животных и должно быть названо сном, хотя и происходит в совершенно другой форме. Большая часть рыб – ночные животные, но немало есть и настоящих дневных рыб. Первые начинают свою деятельность с наступлением сумерек и отдыхают днем либо на определенных местах, часто спрятавшись, лежа на брюхе, даже зарывшись и погрузившись в ил, либо плавая свободно в воде; вторые же проводят жизнь наоборот. Ночные и дневные рыбы остаются по целым часам в одном положении, приспособленном ко сну, и их нельзя вывести из этого положения даже некоторыми внешними раздражениями. Тем не менее каждый внимательный наблюдатель заметит, что их глаз, лишенный век, ни на одну минуту не перестает быть восприимчивым к внешнему миру.