Текст книги "Дьявольский интерфейс (The Computer Connection)"

Автор книги: Альфред Бестер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Да, но когда он там, то большую часть времени он пользуется тамошним экстрокомпьютером.

– Что это за штука?

Фе оглянулась на меня за поддержкой.

– Видишь ли, Лукреция, у университета имеется сверхкомпьютер с совершенно бездонной памятью, – пояснил я. – Когда-то такие компьютеры называли стретчами. Теперь их называют экстро-К. Словом, в этом компьютерище содержатся все данные обо всем – с начала времен. И еще остается бездна свободного места в памяти для новой информации.

– Прекрасно. Мы перенесем профессора в здание, где находится этот чудо-компьютер. – Она достала книжечку из своей медицинской сумки и быстро написала что-то на листе бумаги. – М'банту! Вот тебе рецепт, беги в отделение фирмы «Апджон», получи ампулу с лекарством и принеси в компьютерный центр Юнион Карбайда. Одна нога здесь, другая там. Смотри, не попадись в лапы к грабителям. Эта ампула стоит целое состояние.

– Я суну ее внутрь моей полой трости.

Борджиа ласково потрепала его по плечу.

– Проходимец ты мой черномазенький! Скажи в «Апджоне», чтобы выписали счет на мое имя.

– Прости за нескромный вопрос, Борджиа, но как тебя нынче зовут?

– Тьфу ты! Как же меня нынче зовут? Ах да, Чиполла. Профессор Рената Чиполла. Давай, мой мальчик, поспешай!

– Рената Луковица! – озадаченно воскликнул я, переведя услышанную фамилию на английский.

– А почему бы и нет? Имеешь что-нибудь против итальянцев?

– Скорее, против лука.

– Эй, Эдисон, ты еще не починил дверь? Ладно, оставь. Организуй мне стерилизатор. И кислородную маску. Пойдешь со мной. И прихвати свои инструменты.

– Стерилизатор? – перепуганно прошептала Фе. – И кислородная маска?

– Возможно, придется вскрывать грудную клетку и делать прямой массаж сердца. Немо! Немо!

Капитан не отзывался. Борджиа направилась в гостиную, где Немо весело плескался в бассейне со своей любимицей Лаурой. Ни одной золотой рыбки не осталось. Уверен, что и Немо проглотил несколько золотых рыбок – за компанию, из вежливости. Ох уж эти мне океанолюбы!

Борджиа замолотила кулаком по плексигласу, пока не привлекла внимание капитана. Он высунул голову из воды.

– Мы уходим, – сказала Лукреция. – Вылезай и охраняй дом. Дверь стоит нараспашку. Никаких возражений, Эдисон! На насилие отвечай насилием. Но чтоб без трупов. Просто держи оборону. Если кого покалечишь, я окажу медпомощь. Все. Валим отсюда.

Борджиа и Эдисон взяли свои сумки с инструментами и вышли на улицу. Когда мы с Фе вели Вождя из дома, я бросил взгляд в подвал. Благоуханная Песня безмятежно спала на спине Сабу. Хотел предложить ей перебраться на постель, но передумал и не стал ее тревожить.

4

До компьютерного центра мы добрались без приключений. Никто не врубался, в каком состоянии профессор. Он шел как сомнамбула – с открытыми глазами. И все встречные рассыпались в любезностях: да, профессор, сейчас, профессор, проходите, пожалуйста, профессор… В центре было многолюдно – шло состязание по эрудиции самых светлых университетских голов и Экстро-М (хомо сапиенсы отчаянно проигрывали). Второе несчастье – по радио передавали очередной шедевр из сериала «Девушки в армейских кальсонах». Эрудитов мы разогнали без труда, а вот радио отключить нам было слабо. Приходилось слушать, как Крутой Дик, Том-Весельчак и Стойкий Сэм поступили в пентагоновскую Военную академию (после того, как в Дании сменили пол путем хирургической операции). Напялив армейские кальсоны, они покупают колеса, травку, гашиш, фигиш и прочий шиш, чтобы хорошо оттянуться по поводу избрания Крутого Дика старшим сводником батальона.

– Не понимаю, какого черта здесь нет изоляции от радио, как у тебя в доме! – возмутилась Борджиа.

– Глушилка стоит, но рядом мачты высоковольтной линии – они действуют как ретрансляторы, и с ними не справиться, – пояснил я. – Просто не обращай внимания. Итак, что делать с Вождем дальше?

– Положи на пол, лицом вверх. Эдисон, займись стерилизатором и кислородной маской, пока мы ждем М'банту. Поищи на складе нужные детали. Импровизируй. Давай, пошевеливайся!

Разумеется, в центре кипела работа – как и во всем университете. Во-первых, компьютер такого уровня никогда не отключается. Во-вторых, в наше время везде работают по двадцать четыре часа в сутки. А как иначе можно заставить народ, повадившийся сидеть на социальных пособиях, хоть немного шевелить задницами и чуточку работать? Только с помощью двенадцати двухчасовых смен в сутки. Население разрослось непомерно. Если с безработицей не бороться, то будет совсем худо – еще хуже, чем сейчас.

Думаю, все вы знаете, как выглядит компьютерный комплекс – ряды шкафов, а кругом ряды подсобных шкафчиков. Ничего романтичного. Единственное отличие залов с Экстро-М – наличие у шкафчиков подсобных шкафчиков. Чтобы поговорить с боссом, надо миновать заслон из ста секретарш и двухсот младших научных сотрудников. После чего босс пошлет тебя на три веселых буквы за две секунды. Оно и понятно – он же большой человек, чья работа состоит в откапывании мелких каверзных вопросов, ответа на которые никто не знает и знать не хочет, и пропускании этих вопросиков через нескончаемое число битов компьютерной памяти… чтобы получить от машины вежливый аналог выражения «а пошел ты куда подальше!»

Тем временем девушки в армейских кальсонах попали в передрягу. Их папочка уже год как бесследно пропал. Миссис Подгузник, вдовую мать Брюса, милашки Крутого Дика, романтично трахает подлый Джошуа Хрясь, преподаватель Военной академии. На самом же деле Хрясь охотится за богатством миссис Подгузник – над ее фермой постоянно идут кислотные дожди, и она зашибает бешеные бабки, собирая кислоту в цистерны и продавая се на заводы. Подлец Хрясь также потворствует кадету Дэну Бакстеру – хулигану, который ненавидит славную троицу главных героев и пытается терроризировать их. Разумеется, и поганый Хрясь, и Бакстер были беломазыми.

Эдисон и М'банту появились одновременно, М'банту – со своей полой тростью, Эдисон – толкая тележку, загруженную аппаратурой: кислородный баллон, стерилизатор, всякие трубки и прочее хозяйство. Мне было лень спрашивать, как он уговорил университетских помочь ему и снабдить его всеми этими хреновинами. У членов Команды есть дар убеждения. Или дар устрашения, если хотите. Есть в наших манерах что-то, что внушает трепет и почтение смертным. Очевидно, как всякий молодой – обаятелен, так всякий, проживший больше двухсот лет, обладает всепокоряющим апломбом.

– Замечательно. Можем начинать, – сказала Борджиа. Она открыла свою сумочку с инструментами, которая почти не отличалась от саквояжа Эдисона.

– Ампулу, М'банту. Сейчас решим насчет дозы, продумаем план действий и приступим. Фе, ответь на несколько вопросов, после чего попрошу тебя уйти. Итак, его рост?

– Шесть футов.

– Вес?

– Сто восемьдесят фунтов.

– Возраст.

– Двадцать четыре года.

– Физическое состояние?

Тут я счел нужным вмешаться:

– Я видел его верхом на одной кобылке. Твердый и быстрый.

– Хорошо, – сказала Борджиа, наполняя шприц жидкостью из ампулы, принесенной М'банту. – Готов, Эдисон?

– Готов. Выйди вон, Фе.

– И не подумаю.

– Вон!

– Назовите хотя бы одну убедительную причину.

То была битва гигантов, но в конце концов Борджиа смягчилась.

– Котеночек, это будет жуткое зрелище для тебя – особенно потому, что он твой парень.

– Я уже не ребенок!

Борджиа досадливо передернула плечами.

– И после этого станешь еще менее ребенком. Ладно, как хочешь.

Сделав Вождю – медленно и аккуратно – внутривенный укол, Борджиа сказала мне:

– Засечешь время, Гинь.

– Начиная с какого момента?

– Когда прикажу.

Мы ждали – не зная толком, что именно случится. Внезапно из глотки Вождя вырвался душераздирающий вопль,

– Засекай время. Гинь!

Одновременно с воплем начались судороги – как у человека в агонии. Можно сказать, все клапаны организма Секвойи открылись разом: изверглись кал, моча и семя, потекла слюна и слизь из носа, хлынул пот. Фе стояла рядом со мной – бледная как мел, уцепившись мне в руку. Я и сам пыхтел, как паровоз.

– Синапсы расторгают связи между собой, – констатировала Борджиа ровным профессиональным тоном. – Надо вымыть его и одеть в чистое. Время?

– Десять секунд.

– Пока все идет нормально.

Внезапно агония закончилась. Тело стало устрашающе неподвижным.

– Время, Гинь?

– Двадцать секунд.

Борджиа схватила стетоскоп и обследовала Вождя.

– Время?

– Одна минута.

Она кивнула.

– До сих пор все идет как надо. Он мертв.

– Мертв? – завопила Фе. – Он умер?

– Да. Все функции организма остановлены. Заткнись, не ори! Я же предлагала тебе уйти и не смотреть! В нашем распоряжении четыре минуты – до того, как произойдут необратимые нарушения в организме.

– Вы должны сделать что-нибудь! Вы…

– Повторяю: замолчи! Его нервная система сама должна справиться. В противном случае – конец. Время?

– Минута тридцать.

– Эдисон, неси чистую одежду, мыло и воду. А то вонь ужасная. М'банту стань за дверью. Никого сюда не пускай. Шевелись! – Она еще раз осмотрела Вождя. – Мертвенький. Замечательно. Время?

– Минута сорок пять.

– Можешь сделать два шага, Фе?

– М-могу.

– Мне нужно знать температуру в стерилизаторе. Шкала на правом боку аппарата.

– Триста.

– Выключай. Выключатель слева. Время?

– Две минуты десять.

Еще один тщательный осмотр. Эдисон вбежал с чистой одеждой в сопровождении пары верных ассистентов, которые тащили небольшую сидячую ванну с водой.

– Разденьте его и помойте. Только не теребите его больше, чем нужно. Время?

– Две тридцать.

– Если он не выживет, у нас по крайней мере будет уже вымытый и опрятно одетый труп.

Хладнокровный юмор Борджиа меня нисколько не обманывал: внутренне она переживала так же сильно, как и все мы. Когда Вождь был вымыт, мы принялись его одевать, но Борджиа остановила нас.

– Возможно, мне понадобится вскрывать грудную клетку. Спасибо, ребята. А теперь унесите отсюда всю грязь. Фе, в моем саквояжике есть пузырек со спиртом. Плесни на вату и протри ему грудь – от плеч до пупка. Поторапливайся! Время?

– Три минуты пятнадцать.

– Маска готова, Эдисон?

– Готова.

– Работаем на самой грани.

Прошло, похоже, не меньше часа, прежде чем она спросила опять:

– Время?

– Три минуты тридцать.

Дверь распахнулась и в помещение влетел Хрис, которого М'банту не осмелился задержать.

– Гинь, что вы творите с этим бедолагой! Как вам не стыдно!

– Убирайся отсюда ко всем чертям, Хрис. Кстати, каким образом ты узнал, где мы находимся?

– Да весь университет уже знает, что вы тут пытаете человека! Прекратите немедленно!

– Шел бы ты обратно в постель, Хрис, – сказала Борджиа. – А то твои стигматы опять видны. Фе, потри мне руки спиртом – до локтей. А потом всем отойти подальше. Всем до одного, ясно? Проповеди, Хрис, оставь на потом. Возможно, еще придется служить заупокойную.

Лукреция пристально смотрела на неподвижного Секвойю.

– Давайте, сукины дети, восстанавливайте межклеточное братство! – Тут она обернулась и яростно крикнула нам: – Где же чертовы «Девочки в армейских кальсонах»? Я хочу, чтобы он вернулся в привычную обстановку. Именно тогда, когда нужно, этой радиолабуды и нет!.. Время?

– Три минуты пятьдесят.

Мы ждали. Мы ждали. Мы ждали. Бедняжка Фе начала тихонько рыдать. Борджиа, метнув на нее грозный взгляд, в котором прочитывалось и отчаяние, побежала к шкафчику стерилизатора и вынула необходимые инструменты. Она опустилась на колени рядом с Секвойей и занесла скальпель для первого разреза. Но тут его грудь неожиданно пошла навстречу лезвию. О, то был самый глубокий и самый прекрасный вдох, который мне довелось видеть в своей отнюдь не короткой жизни. В комнате начался счастливый гвалт.

– Тихо! – приказала Борджиа. – Дайте ему время по-настоящему прийти в себя. Не шумите и не суетитесь. Отойдите, так вашу растак! Когда он очнется, поблизости не должно быть ничего незнакомого. Он будет настолько слаб, что любые новые впечатления станут непомерным испытанием.

Ровное дыхание Секвойи сопровождалось подергиванием конечностей и мышц лица.

– Воссоединение связей между клетками происходит нормально, – пробормотала Борджиа, ни к кому конкретно не обращаясь.

И вот глаза Вождя приоткрылись и вобрали окружающий мир.

– …но криотехника поворачивает онтогенез вспять, – произнес он слабым голосом.

Тут он попытался встать. Борджиа махнула Фе рукой, и та подбежала к Вождю, помогла ему подняться на ноги. Опираясь на плечо Фе и покачиваясь. Вождь медленно огляделся, рассмотрел каждого из нас. Потом улыбнулся. Улыбка была слабая, болезненная, но такая милая! Фе расплакалась.

– Прекрасные знакомые лица, – сказал Секвойя, легонько хлопнув своей ладонью по моей. – Спасибо, приятель. Ты настоящий друг. Фе, ты мне теперь еще больше по сердцу, чем прежде. Лукреция Борджиа, убирайте свои ненужные инструменты – больше не понадобятся. – Она отложила скальпель, и проф с чувством пожал ей руку. – Эдисон! М'банту! Приветствую славных ребят! А ты, Хрис, ступай в постель, как тебе велено. Что касается «радиолабуды», Борджиа, то эти шлюхи в кальсонах каждые два часа умолкают на несколько минут – пока идет пересменка. Так что нам лучше побыстрее убраться отсюда

– прежде чем они продолжат свои дебильные приключения.

Я покосился на Борджиа. Она весело улыбалась.

– Я же говорила тебе. Гинь, он прекрасно сознавал все, что происходило вокруг.

– Гинь, это было гениально – как ты успокоил народ у криокапсулы. Фе, будь добра, свяжись с Лабораторией и назначь собрание акционеров – через час.

Я снова вопросительно покосился на Борджиа. Она кивнула: мол, порядок, справится.

– Потрясающие событие, – сказал Вождь. – Эти голенькие крысы означают, что мы открыли ящик Пандоры и… Мне бы поесть чего-нибудь. Вот только где?

– У меня дома, – вставил я. – Главное, не заходи в печку – у нее дверцу иногда заклинивает.

Эдисон возмущенно запротестовал. Секвойя успокоил его:

– Не дуйтесь, Эдисон. Я в восторге от дымовой завесы, которую вы устроили в Лаборатории. Вы говорили блестяще. Акционеры чуть не прослезились. И вся Команда высоко ценит ваши усилия.

– Он знает чересчур много, – тихонько сказал я Лукреции. – Это меня пугает.

– Да сколько раз тебе говорить? Он слышал все, что происходило вокруг!

– Это так. Но, по-моему, проф в курсе и того, что происходило совсем даже не вокруг, а очень далеко. Боюсь, что я простодушно схватил за хвост

– тигра!

– Тогда разожми руки.

– Поздно. Остается надеяться, что это мое приключение не закончится в его желудке и вам не доведется увидеть сытую улыбку на тигриной морде.

Тут в эфир опять вторглись придурки в армейских кальсонах, и мы опрометью бросились вон, покуда негодяй Дэн Бакстер слал секретные донесения в Аннаполис. Сперва мы уложили в постель Хриса, а затем отправились ко мне домой, где Благоуханная Песня и М'банту спроворили что-то вроде афро-китайского ужина – или завтрака? Ведь шел четвертый час ночи. Получилось весьма съедобно и напомнило Чингачгуку о его волках. Он выразил надежду, что в его отсутствие родной вигвам посетили грабители и волки не остались голодными. Когда мы, сидя со скрещенными ногами на подушках, заканчивали нашу нехитрую трапезу, прибежала запыхавшаяся Фе.

– Все в порядке. Вождь, Собрание назначено на четыре часа. Что ты намерен сообщить им?

– Пока еще точно не знаю, – проворчал Секвойя. – Будет очень трудно упростить объяснения до уровня тупоголовых акционеров Объединенного Фонда.

– А что же все-таки произошло, профессор? – спросил М'банту.

– Я вовремя не переключил скорость и не вписался в крутой поворот, дорогой М'банту. После того, как я заглянул в чертову капсулу, мне надо было высунуться с улыбкой и начать забивать баки почтенной публике. Вместо этого я как последний дурак влетел в коматозное состояние. Да благословит вас Бог за то, что вы меня вытащили. Господи, я словно попал в ловушку бледнолицых…

– Это когда ты увидел голых крыс?

– Это не крысы.

– А кто? Пришельцы из космоса, которые вздумали просочиться в наш мир?

– Не делай из меня придурка в армейских кальсонах, Гинь. Со временем поймешь. Но сперва я должен до конца продумать все в своей голове. Эх, капитан Немо, я был бы не против, чтоб вы пересадили мне второй, дополнительный мозг.

– Приятель, у тебя и свой хоть куда!

– Спасибо. А теперь дайте поразмыслить мне, подумать минутку-другую.

Мы в полном молчании доедали произведения Благоуханной Песни и М'банту – и ждали. Даже Фе помалкивала. Похоже, она совершила качественный скачок в своем развитии.

– Проблема состоит вот в чем, – наконец заговорил Секвойя. – Если объяснить публично, что произошло, все поймут, какие ошеломляющие перспективы открываются. Мне придется ввести ребят из Объединенного Фонда в тонкости процесса исследования новооткрытого феномена. И нужно будет втолковать им, что на проекте полета к Плутону пока следует поставить крест.

– Поставить крест? После всей этой безумной рекламной кампании?

– Да, приятного мало. Гинь. Однако результаты криоэксперимента перечеркивают возможность полета на Плутон – или для нашего поколения, или на веки веков. С другой стороны, эксперимент привел к столь неожиданному и масштабному открытию, что я обязан заставить акционеров перенацелить капиталы, которые предназначались на проект полета к Плутону, на тотальное исследование новооткрытого феномена. Прекрасно сознаю, какая буря протестов поднимется в ученом мире, сколько будет досужих разговоров, но, когда дело касается отстаивания своих предложений, я упрям как буйвол.

– Тут нам понадобится совет Греческого Синдиката, – шепнул я принцессе. Она согласно кивнула и выскользнула из комнаты.

– Я так откровенен с вами потому, что проникся доверием и уважением к вашей Команде.

– И много ли ты знаешь о нашей Команде, Быстрый Олень?

– Кое-что.

– Это Фе тебе наболтала?

– Я ни словечком не обмолвилась! – запротестовала Фе.

– Но ведь ты же читала мои дневники, так, Фе?

– Да.

– И каким же образом ты, черт возьми, научилась пользоваться моим терминалом, доступ к которому перекрыт системой шифров?

– Да вот научилась…

Я в отчаянии воздел руки. Живи после этого в одном доме с гениалочкой!

– Признайся, что именно ты рассказала своему дружку?

– Ничего, – сказал Секвойя, уминая кус мяса. – То немногое, что я узнал, я узнал благодаря индукции и дедукции, благодаря подслушанным намекам и полунамекам. Ведь я как-никак ученый и умею обрабатывать данные и делать выводы. Так что давайте не муссировать этот вопрос. Мне предстоит настоящий бой с научной и финансовой элитой, и я надеюсь на то, что Команда поддержит меня в неравной схватке. Идет?

– С какой стати нам поддерживать тебя?

– Ну, хотя бы потому, что я могу разоблачить вас.

– Очень мило.

– К тому же и для вас выгодно мое сотрудничество. – Тут он расплылся в искренней улыбке. И очень убедительно-обаятельной. – Ведь мы нравимся друг другу, отчего бы нам не помогать друг другу?

– Ах ты, хитрая индейская рожа! Ладно, идет.

– Вот и славно. Мне в данный момент необходимы ты и Эдисон. И, конечно же, Фе. Я проинструктирую вас в вертолете, чтоб вы задавали мне нужные вопросы из аудитории, когда я буду делать официальный доклад. А теперь – к вертолету!

Когда мы прибыли в Лабораторию, у меня кружилась голова от масштаба открытия Секвойи и перспектив его применения. Не помню, как мы шли по территории. Я очнулся только в просторной астрохимической лаборатории, где собралось человек пятьдесят – крупнейшие держатели акций Объединенного Фонда. Мы глядели из публики на Гайавату, спокойного и довольного, будто он намеревался преподнести рождественский подарок шишкам из Объединенного Фонда. Подарок не подарок, но сюрприз будет, и еще какой! Вот только одна загвоздка: поверят ли эти меднолобые в то, что расскажет Секвойя?

Разумеется, все на собрании говорили на испангле, по я перевожу на двадцатку – для своего компьютерного дневника, а стало быть и для моей домашней Мата Хари – Фе-номенальной шпионки.

– Уважаемые дамы и господа, доброе утро. Рад приветствовать вас. Я знаю, что вы с нетерпением ждали официального отчета о происшедшем, поэтому не буду тратить время на извинения за то, что собрал вас в четыре часа утра. Все вы меня знаете – я профессор Угадай, ведущий специалист проекта «Плутон», и у меня для вас восхитительная новость. Полагаю, многие ожидают выслушать рассказ о сокрушительной неудаче, но…

– Нечего наводить тень на плетень! – с наглым видом выкрикнул я. Мы заранее договорились, что я буду выступать в роли Ядовитого Парня. – Рассказывай прямо, как вы сели па ежа и профукали наши девяносто миллионов!

Некоторые акционеры с возмущением уставились на меня. Именно в этом и состояла моя роль – оттянуть часть гнева присутствующих. Чтобы они мягче отнеслись к Угадаю.

– Что ж, спасибо за откровенный и справедливый вопрос, сэр. Но я повторю: это не неудача! Мы одержали неожиданную, но весьма впечатляющую победу!

– Убийство трех крионавтов вы называете победой?

– Мы их не убивали.

– Но они же погибли!

– Они не погибли!

– Нет? Что-то я их не видел внутри корабля. И никто их не видел!

– Вы их видели, сэр. Внутри прозрачных криокапсул.

– Я не видел ничего, кроме зверьков, похожих на ощипанных крыс!

– Но это и были наши крионавты.

Я заржал на всю аудиторию. Акционеры загорелись интересом, и кто-то из них крикнул мне:

– Слушай, приятель, ты бы пока помолчал. Пусть профессор доскажет свою мысль.

Я сделал вид, что уступаю всеобщему давлению, и замолчал. Тогда в игру вступил Эдисон.

– Профессор Угадай, – сказал он, выступая в роли Доброго Малого, – ваше утверждение по меньшей мере удивительно. Ничего подобного в истории науки не случалось. Мы были бы рады услышать подробные объяснения по этому поводу.

– А! Мой старый друг, начальник отдела плазмы научно-исследовательской корпорации «Рэнд»! Мое сообщение скорее всего заинтересует и вас, профессор Крукс, потому что ионизированный квазинейтральный газ, который мы именуем плазмой, может участвовать в новооткрытом феномене. – Угадай обратился к аудитории: – Не примите профессора Крукса за незваного гостя. Он один из группы экспертов, приглашенных мной на нашу историческую встречу.

– Хватит ходить вокруг да около! Выкладывай свои оправдания! – громыхнул я со своего места.

– Извольте, сэр. Возможно, некоторые из вас помнят теорию, которая в свое время – несколько веков назад – стала вехой в развитии эмбриологии, а теперь уже является привычным общим местом в этой науке. Эта теория гласит: в онтогенезе повторяется филогенез. Говоря проще: развитие эмбриона в матке в точности повторяет последовательные этапы эволюции всего вида. Надеюсь, вы не забыли школьный курс биологии.

– Если что-то и забылось, то вы, профессор Угадай, дали нам исключительно ясное объяснение и тактично освежили нашу память, – сказал Эдисон с вежливым смешком.

Тут мне пришла в голову новая вызывающая фраза, и я поспешил обнародовать ее:

– И сколько же вы платите вашему ученому дружку за то, что он вам так бесстыдно поддакивает? Какая часть наших миллионов идет на подмазку таких вот подставных лиц?

Многие зашикали на меня. Я порадовался, что Фе отсутствует (ведет брифинг для журналистов), а не то она бы не удержалась и впилась в меня своими коготками. На этот раз Секвойя проигнорировал хама из третьего ряда, то бишь меня.

– Итак, в онтогенезе повторяется филогенез. Но! – Тут он сделал эффектную паузу. – Эксперимент с замораживанием показал нам, что применение криогенного метода поворачивает онтогенез вспять!

– Боже правый! – ахнул Эдисон. – Такое открытие покрыло бы бессмертной славой Лабораторию. Вы уверены в своих выводах, профессор Угадай?

– Уверен в той степени, которую позволяет эксперимент, проведенный в единственном числе. Уважаемый профессор Крукс, те существа, которые все мы увидели в капсулах и приняли за бесшерстных крыс, на самом деле эмбрионы людей – посланных в космос крионавтов. За девяносто дней они регрессировали до стадии эмбрионов.

– У вас есть теория, способная объяснить этот факт? – спросил один из акционеров. Видать, среди них не одни дураки.

– Если говорить совершенно откровенно, я пока не могу дать внятного теоретического объяснения тому, что произошло. Во время опытов с техникой замораживания не было и намека на подобную возможность. Впрочем, эксперименты тогда велись на поверхности Земли, атмосфера которой не пропускает космические излучения. А если мы и выводили на орбиту замороженных животных, то на весьма короткий срок. Три крионавта первыми провели в космосе столь долгое время. Так что в данный момент я могу только гадать о причинах обнаруженного феномена.

– Влияние плазмы? – спросил Эдисон.

– Думаю, что да. Протоны и электроны в поясах Ван Аллена, солнечный ветер, нейтроны, всплески радиоизлучения квазаров, ионизация кислорода, весь спектр электромагнитных волн – все это и сотня других явлений может быть причиной обнаруженного феномена. И все вероятные причины предстоит тщательно исследовать.

Эдисон произнес с энтузиазмом:

– Сочту за честь участвовать в вашем исследовательском проекте, профессор Угадай. Это будет проект века. – Тут он добавил скороговоркой на двадцатке: – А вот это я говорю на полном серьезе.

– Весьма признателен за предложенную помощь, профессор Крукс. Буду счастлив работать вместе с вами.

Тут вякнула одна акционерка – со слезой в голосе:

– Но как насчет этих бедолаг – наших несчастных храбрых крионавтов? У них же семьи!

– Да, это самая настоятельная проблема. Нужно предельно быстро выяснить, с чем мы имеем дело – то есть относится ли онтогенез навыворот к явлениям необратимым. Что произойдет дальше? Продолжат ли эмбрионы деградировать – вплоть до превращения в яйцеклетки и гибели? Или же они уже превращались в яйцеклетки и теперь развиваются в обратном направлении? В кого они превратятся в таком случае – в детей или во взрослые особи? И как все это исследовать? Как поддержать течение неизвестных нам процессов?

Вопросы вызвали всеобщую растерянность и послужили сигналом к моему следующему заявлению, которое было не столь ядовито, как прежние.

– Что ж, думается мне, в ваших словах может заключаться правда, профессор Угадай.

– Спасибо, сэр.

– Я даже готов признать это открытие эпохальным – если оно подтвердится. Но надо ли понимать вас так, что вы просите Объединенный Фонд профинансировать исследования, которые не будут иметь никакого прикладного значения? Мы не желаем вкладывать наши денежки в чистую науку!

– Видите ли, сэр, ввиду того, что полет на Плутон придется отложить…

Аудитория – сплошь крупные вкладчики капитала – испуганно загудела.

– Спокойствие, уважаемые дамы и господа! Планы освоения и колонизации Плутона базировались на нашем убеждении, что мы можем послать туда крионавтов. Вчера мы обнаружили, что это пока что неосуществимо. Нам придется отложить прежние планы – до выяснения причин случившейся драмы. Разумеется, я буду просить Объединенный Фонд профинансировать работу Лаборатории над проблемой, которая лишь кажется чисто научной, но решение которой будет иметь огромное значение для будущего. Таким образом, смещение острия исследования будет иметь целью защиту долговременных интересов наших инвесторов.

Акционеры снова зашумели. Но тут общий гвалт перекрыл один мощный голос из дальнего конца помещения:

– Если вы не желаете, исследования профинансируем мы!

Угадай был искренне удивлен.

– Кто вы, сэр? – осведомился он.

Греческий Синдикат поднялся со скамьи – невысокий плотный брюнет с густыми волосами и тонкими усиками и элегантным песне.

– Меня зовут Поулос Поулос, я начальник отдела инвестиций независимого акционерного государства «Фарбен Индустри». «Фарбен Индустри» готова оказать полную неограниченную финансовую поддержку вашему новому проекту. Это обещаю вам я, Поулос Поулос. Можете поверить моему слову, ибо я человек чести. А финансовые возможности «Фарбен Индустри», как вам должно быть известно, практически неисчерпаемы.

Секвойя вопросительно уставился на меня.

– Из нашей Команды, – пояснил я на двадцатке.

Вождь расцвел улыбкой.

– Спасибо, мистер Поулос. Буду счастлив принять ваше предложение, если…

Акционеры завопили наперебой:

– Нет! Нет! Нет! Это наш проект! Мы до сих пор вкладывали в него деньги! И не собираемся бросать дело на полпути! У вас контракт! Вы обязаны! Результаты исследований принадлежат нам, и только нам! Мы еще не отказались от финансирования! Нам просто нужно побольше информации. А потом мы примем окончательное решение. Дайте двенадцать часов на размышление. Нет, двадцать четыре! Нужно все взвесить и сориентироваться в новых обстоятельствах!

– Вам пора бы уже сориентироваться! – презрительно сказал Греческий Синдикат. – Мы, «Фарбен Индустри», почему-то уже успели все понять и во всем разобраться! А вот вы доказываете верность старинной поговорки: не показывай дуракам и детям недоделанную работу. В нашей «Фарбен Индустри» нет ни дураков, ни людей с разумом младенцев. Переходите работать к нам, профессор Угадай. Если эти олухи затеют судебный процесс против вас, наши адвокаты быстро поставят их на место.

Тут Фе-Пять, которая до этого молча стояла у края лабораторного стола, по-петушиному наклонив голову, вдруг изрекла:

– Акционеры находятся в такой растерянности потому, профессор Угадай, что вы забыли сообщить им предполагаемые результаты новых исследований. Именно этой информации им недостает для принятия взвешенного решения.

– Но я не в силах предсказать результаты. Это спонтанное исследование с непредсказуемыми результатами.

– Очень верное замечание, – сказал Эдисон. – Все же мне кажется, профессор Угадай, вам следует раскрыть ваш тезис в более доступных выражениях. – Он встал и продолжил: – Дамы и господа, прошу внимательно выслушать ведущего специалиста проекта «Плутон». Затем он ответит на ваши ключевые вопросы.

В зале воцарилось молчание. Эдисон умеет давить авторитетом, этого у него не отнимешь.

– Начиная любое исследование, – начал Вождь вкрадчивым тоном, – мы вправе спросить себя, чего мы ждем от него: заранее предсказуемого результата – то есть отрицательного или положительного ответа на поставленный вопрос – или же ведем работу «на авось», в расчете на случайное открытие. В последнем случае это как знакомство мужчины и женщины по брачному объявлению. Мы имеем дело с непредсказуемым результатом. Станут ли они друзьями? любовниками? супругами? или врагами? Кто возьмется предсказать! Все мы прекрасно понимаем, что имеем дело с непредсказуемым.

Тут сентиментальная акционерша прослезилась, ибо уже проиграла в уме всю ситуацию знакомства по брачному объявлению.

– Но если мы имеем дело с рядовым экспериментом, его исход предопределен известными свойствами тех элементов, которые, задействованы в исследовании. Не известен лишь результат комбинации этих известных свойств. Хотя варианты результата просчитываются заранее.