Текст книги "Дьявольский интерфейс (The Computer Connection)"

Автор книги: Альфред Бестер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

3

По дороге от вертолета к главному входу в лабораторный комплекс на нас напала группа престарелых граждан. Особого вреда они не причинили – всадили в пас по несколько пуль из обычных револьверов старого образца. Был только один смешной момент. Когда мы отогнали придурков, я огляделся и увидел, что капитан Немо стоит на коленях возле одного из неловких убийц и ритмично колотит перепуганного смертного по лицу ручкой его же револьвера, при этом напевая:

– Пуля и презерватив – не решение проблемы перенаселения! Всем пересадим жабры – и в море, в море, в море!..

Мы с трудом оттащили его от бедолаги – дряхленького активиста общества борьбы с перенаселением планеты.

Тут появилась Фе и провела нас внутрь.

То, что мы увидели, произвело на меня достаточно сильное впечатление.

Мы очутились в огромном зале с круглой сценой в кольце крутого амфитеатра, который вмещал не меньше тысячи зрителей. На скамьях сидели шишки из Объединенного Фонда, видные политики и всякого рода знаменитости. Фе усадила нас в зарезервированной ложе и упорхнула вниз, где Угадай стоял у пульта управления, расположенного поблизости от сцены. Мне понравилось, как она ведет себя – держится с достоинством, спокойно, не фиглярствует. То ли Вождь выполнил свое обещание и умерил жар у нее между ног, то ли она ощутила себя в Лаборатории на своем месте. Так или иначе, я восхищался моей девочкой.

Угадай вышел на середину сцены, обвел взглядом ряды зрителей и обратился к публике на обычном испангле:

– Леди и джентльмены, сеньоры и сеньориты, прошу вашего внимания. Позвольте мне объяснить в общих чертах суть завершающегося эксперимента.

По взмаху его руки Фе повернула ручку на пульте управления, вспыхнули проекционные аппараты, и на сцене рядом с Угадаем появились трое мужчин, которые засверкали улыбками и начали раскланиваться перед публикой. Они были невысокого роста, но коренастые, очень спортивного вида.

– Перед вами наши отважные добровольцы! – продолжил Угадай (привожу его речь, разумеется, в переводе). – Они первыми испытали на себе технику замораживания астронавтов – в полете вокруг Земли. Это важнейший этап подготовки к путешествию на Плутон, а затем и к звездам. Даже при максимальном ускорении полет к Плутону займет несколько лет. А до ближайших звезд лететь сотни лет! Космический корабль не сдвинуть с места, если загрузить его всем необходимым для столь длительного путешествия. Выход один – применить криогенную технику.

Он сделал знак Фе. Проекторы замигали, и на сцене возникли те же крионавты, но уже голые – техперсонал помогал им улечься в прозрачные капсулы. Несколько объемных кадров показали, как космонавтам сделали нужные инъекции, закрепили ремнями в капсулах, произвели последнюю дезинфекцию и наконец герметично закрыли крышки.

– Мы медленно понижали температуру в криокапсулах – на один градус Цельсия в час – и одновременно повышали давление на одну атмосферу в час, пока не появился так называемый лед-III, который плотнее воды и образуется при температуре выше нуля. В середине двадцатого века многочисленные попытки осуществить успешную заморозку живых организмов потерпели неудачу из-за того, что безвредная остановка метаболизма не может быть произведена за счет замораживания как такового. Необходимо комбинировать минусовую температуру с повышенным давлением. О деталях этого процесса вы можете узнать из выданных вам брошюр.

Три капсулы с крионавтами на наших глазах были помещены в одну большую капсулу – отделяемый отсек космического корабля.

– Мы отправили корабль на вытянутую эллиптическую орбиту, запланировав возвращение через девяносто суток, – продолжал Секвойя Угадай.

На сцене со всеми подробностями показали взлет ракеты: рев двигателей, пламя, плавный уход в небо… Рутинный запуск. Эдисон отчаянно зевал.

– И вот наши герои возвращаются. Для этого мы генерируем узконаправленное кинетическое электромагнитное поле конусообразной формы, улавливаем капсулу космического корабля в широкий конец конуса, передвигаем ее с помощью вспомогательных двигателей к оси кинетического электромагнитного поля, которое притягивает аппарат к Земле. Меняя полюсность поля – то притягивая аппарат, то отталкивая – мы гасим скорость его падения и добиваемся плавного спуска. Те из вас, кто путешествовал в космос, испытали на себе комфорт такого спуска – никакой тряски.

Итак, мои друзья, крионавты прибудут сюда из космоса через десять минут. Правда, процесс полного восстановления метаболизма в их организмах будет чрезвычайно медленным и займет несколько суток. Так что, как ни жаль, вы не сможете сразу поговорить с ними. Впрочем, им нечего рассказать. Для них время останавливалось – этих двенадцати недель как бы не существовало. А теперь, господа, я готов ответить на любые вопросы.

Его засыпали обычными вопросами, которые задают непрофессионалы. Где пролегала траектория полета капсулы с крионавтами? (В плоскости орбиты Земли. Внимательней читайте выданную вам брошюру.) Как зовут крионавтов, кто они по профессии? (Вся информация имеется в брошюре!) Как вы лично оцениваете степень риска данного эксперимента? (Как допустимую.) И так далее.

Наконец вопросы иссякли. Угадай оглядел трибуны и сказал:

– Остается три минуты. Есть еще вопросы?

– Да! – выкрикнул я. – Что такое Кровавая Мэри?

Он нашел меня глазами, испепелил взглядом и повернулся к Фе.

– Открыть небо!

Фе нажала что-то на пульте, и створы крыши над сценой разошлись.

– Включить кинетическую ловушку.

Фе кивнула и стала производить необходимые операции, прикусив зубками кончик языка. Она даже побледнела от усердия и напряжения.

Мы ждали, ждали, ждали, пока на панели управления не включился громкий зуммер.

– Есть контакт, – тихо произнес Угадай. Теперь он сам взялся за ручки управления, рассеянно поясняя публике: – Итак, сразу после попадания корабля в кинетическое поле, мы даем команду его вспомогательным двигателям вывести корабль к вертикальной оси поля.

Все в зале затаили дыхание. Зуммер изменил тон.

– А теперь корабль процентрирован в поле и начинается спуск, – произнес Угадай. Хоть на его лице не дрогнул ни единый мускул, мне чудилось огромное напряжение под этой непроницаемой маской игрока в покер. Он ощущал ответственность момента.

– Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один. Одна минута до посадки.

Устремив взгляд в проем крыши, он продолжал торжественный отсчет секунд на испанском языке – и это напоминало мессу на латыни.

Затем мы увидели в небе темную попку космической капсулы. Она спускалась со скоростью осеннего листа, сорвавшегося с ветки, только плавней. Мы могли наблюдать действие кинетического поля – по его краям на сцене вихрилась пыль и какой-то сор. Зал восторженно зашумел. Угадай не обращал внимания на реакцию публики, полностью поглощенный рычагами управления.

Через некоторое время капсула зависла в метре от сцены. Фе подбежала к краю помоста, наклонила голову и жестами командовала Угадаю – майна, майна, помалу, стоп! Стука не было, мы просто увидели, что доски сцепы немного просели под тяжестью капсулы.

Угадай еще поколдовал над панелью управления, отключил ее, сперва облегченно вздохнул, потом набрал в грудь побольше воздуха – и внезапно издал громкий победный клик команчей. Это было замечательно. Зал отозвался взрывом аплодисментов. Кто свистел, кто кричал, кто смеялся, кто улюлюкал. Даже Эдисон восторженно затопал ногами, хотя его терзала профессиональная зависть.

На сцену выбежали три парня из техперсонала – теперь уже не трехмерные проекции, а ребята из плоти и крови. Угадай подошел к люку.

– Как я уже сказал, – обратился он к аудитории, – вы не сможете поговорить с крионавтами. Зато можете увидеть их. И прочувствовать поразительный факт – они не состарились па три месяца. Для них этих трех месяцев просто не существовало. – Помощники распахнули люк, и Угадай засунул голову внутрь капсулы. С этого момента его голос звучал приглушенней. – Они провели на орбите девяносто суток в заморо…

Внезапно он умолк. Мы напряженно ждали. Гробовое молчание. Нырнув по плечи в люк. Секвойя молчал и не двигался. Парень из техперсонала осторожно притронулся к его спине. Никакой ответной реакции. Тогда два техника, взволнованно переговариваясь, медленно оттащили его от люка. Он шел как лунатик, а когда техники отпустили его и побежали обратно к люку, остался стоять как статуя – неподвижно, с остановившимися глазами. Техники по очереди заглянули внутрь. Все трое реагировали одинаково: отходили на ватных ногах, бледные как полотно, в полном молчании.

Я ринулся к сцене – вместе с сотнями других зрителей. Когда я наконец пробился через толпу и смог заглянуть внутрь космического корабля, я увидел три прозрачных капсулы. Крионавтов там не было. В каждой из капсул сидело по голой жирной крысе. Голой – потому что па этих существах не было шерсти. Тут меня оттерли от люка. Крик, шум. Но в этом бедламе я различил вопли Фе:

– Гинь! Гинь! Сюда! Ради Бога! Гинь!

Я нашел ее возле панели управления. Она стояла над Угадаем, который лежал на полу и бился в классическом эпилептическом припадке.

– Все в порядке, Фе! – сказал я. – Ничего страшного.

Я проворно сделал все необходимое: уложил как надо, вытащил язык, распустил ворот сорочки, стал придерживать ноги и руки.

Моя девочка была в ужасе. Оно и понятно: если видишь припадок впервые, это производит сильное впечатление. Наконец я встал с пола и крикнул:

– Команда! Сюда, ребята!

Когда они пробились ко мне, я приказал:

– Отведите профессора в спокойное место. Чтобы поменьше пароду видело его в этом состоянии. Фе, ты в порядке? Можешь взять себя в руки?

– Нет.

– Плохо. Но все равно придется взять себя в руки. И побыстрее. Есть у Вождя собственный кабинет? – Она утвердительно кивнула. – Отлично. Мои друзья отнесут его туда – подальше от досужих глаз. А ты покажи им дорогу. Потом сыпь обратно. И не задерживайся! Поняла? Тебе придется замещать Угадая, когда аудитория немного придет в себя и начнет задавать вопросы. А пока что я буду вместо тебя. Мои друзья останутся с Вождем и присмотрят за ним. Все. Беги!

Она вернулась минут через пять – тяжело отдуваясь. В руках у нее был белый лабораторный халат.

– Надень, Гинь, – сказала она. – Как будто ты один из ассистентов.

– Нет, ты должна справиться в одиночку.

– Но ты хотя бы будешь рядом?

– Буду.

– Что мне делать? Что говорить? У меня ум за разум заходит. Наверное, я тупица.

– Нет, ты не тупица. Я не зря три года трудился над твоим воспитанием. А теперь соберись – побольше уверенности и апломба. Готова?

– Еще нет. Объясни мне, что именно довело Вождя до припадка.

– Крионавтов нет в капсулах. Они бесследно исчезли. В каждой капсуле находится существо, похожее на совершенно лысую огромную крысу.

Фе так и затрясло.

– Боже! Боже! Боже! – запричитала она.

Я ждал, когда девочка придет в себя. Не было времени нянчиться с ней и успокаивать. Она обязана проявить характер. И она действительно довольно быстро справилась с ужасом и растерянностью.

– Все о'кей, Гинь. Я готова. Что сделать для начала?

– Требуй внимания. Голос уверенный и строгий. Если что – я рядом и подскажу.

Я аж залюбовался ею, когда она вскочила на панель управления и величаво замерла там над людским морем, как Эрнан Кортес на скале, когда он впервые пересек Центральную Америку и вышел со своим войском к Тихому океану. Эта девочка может явить королевскую повадку, когда захочет!

– Леди и джентльмены! – провозгласила она на испангле. – Леди и джентльмены! Прошу вашего внимания! («А теперь что, Гинь?» – тихонько, на двадцатке.)

– Сказки, кто ты такая.

– Меня зовут Фе-Пять Театра Граумана, я главный ассистент профессора Угадая. Думаю, все вы видели, как я работала у панели управления. («А теперь что?»)

– Давай оценку тому, что случилось. Вывернись красиво. Дескать, это не катастрофа, это научная загадка, вызов человеческому разуму и т. д.

– Леди и джентльмены! Во время экспериментального полета космического корабля с крионавтами произошло уникальное по своей необычности событие, и вы имели счастливую возможность наблюдать его собственными глазами. Поздравляю вас! Да, происшедшее – полная неожиданность, но, как имеет привычку говорить профессор Угадай, неожиданность – это сущность открытия. Открыть – значит, найти не то, что искал. – Она по-петушиному наклонила голову и прислушалась. – А! Кто-то из вас подумал, что наука есть инстинктивная прозорливость. Да, я согласна, что вся наука отчасти основана на счастливых случайностях. («Гинь!»)

– Вождь уже анализирует обнаруженный феномен – совместно со своим персоналом. Все лучшие научные силы брошены на разрешение… и тому подобное.

– Профессор Угадай совместно с научным персоналом Лаборатории в данный момент занят подробным анализом необычного феномена, свидетелями которого вы сегодня стали. – Она опять характерным образом наклонила голову. – Да, я знаю, о чем думают многие среди почтенной публики, продолжим ли мы эксперимент, вскроем ли капсулы? Должна сказать, профессор Угадай как раз сейчас осмысливает дальнейшую тактику эксперимента, а поэтому его нельзя беспокоить. Все вы задаетесь вопросом: что же случилось с крионавтами? Но тот же вопрос задаем себе и мы! («Гинь!»)

– Ну и хватит с них.

– Благодарим вас за терпение и выдержку. А сейчас я должна вернуться на ученую конференцию, которую в данный момент проводит профессор Угадай. Мы постараемся в кратчайший срок дать подробный отчет для прессы о результатах предстоящих научных дебатов. Еще раз – большое спасибо всем.

Я помог ей спуститься с панели управления. Она дрожала как осиновый лист.

– Фе, это еще не все, – сказал я. – Прикажи техперсоналу герметично закрыть капсулу и опечатать люк. Пусть все системы работают по-прежнему – словно аппарат все еще находится в космосе.

Она кивнула и пробралась через толпу к троице техников, которые стояли в сторонке – словно мешком прибитые. Похоже, бедняги еще не совсем пришли в себя от потрясения. Она быстро переговорила с ними и вернулась ко мне.

– А теперь что?

– Во-первых, я горжусь тобой.

– Проехали.

– Во-вторых, веди меня к Чингачгуку. Мне надо…

– Не смей называть его так! – взвизгнула Фе. – Не смей ерничать! Он великий человек. Он… Да он же…

– Мне надо ввести его в курс дела. Он наверняка уже пришел в себя.

– Кажется, я влюбилась в него, – беспомощно выдохнула Фе.

– И тебе больно.

– Да, ужасное состояние.

– Первая любовь чаще всего самая мучительная. Ладно, пойдем.

– Прошло всего лишь двенадцать часов. Гинь, а я чувствую себя на двенадцать лет старше!

– Это заметно. Скачок во времени. Переход количества в качество. Такое бывает. Пошли, моя Фе-номенальная.

Кабинет Секвойи представлял собой просторный зал с длинным столом для проведения научных конференций. Тяжелые кресла, шкафы ломятся от книг, журналов, газетных подшивок, магнитофонных кассет и компьютерных дискет. На стенах огромные карты с траекториями полетов – три на три метра. Члены нашей Команды усадили Угадая в кресло во главе длинного стола и озабоченно поглядывали на пего, оставаясь в другом конце комнаты. Я побыстрее закрыл дверь, куда норовили заглянуть любопытные секретарши.

– Ну, как он?

– Свихнулся, – сказал М'банту.

– Да брось ты! У него самый обычный припадок.

– Смотри, если не веришь! – сказала Благоуханная Песня. Подойдя к Секвойе, она взяла его руку и подняла се высоко вверх. Но когда она разжала свои пальцы, его рука не упала. Тогда она взяла Вождя за плечи и потянула вверх. Он покорно встал и пошел за ней, словно лунатик. Когда же она отпустила его, он в тот же момент замер – на половине шага. А одна рука у него так и оставалась высоко поднятой.

– По-твоему, это припадок эпилепсии? – спросил М'банту.

– Отведите профа обратно на кресло, – сказал я.

Фе всхлипывала. Да и у меня кошки на душе скребли.

– Полная отключка, – сказал Немо. – Похоже, он уже никогда не станет нормальным человеком.

– Вы должны помочь ему! – вскричала Фе.

– Постараемся, дорогая, сделаем все возможное…

– Что же с ним случилось?

– Не знаю.

– И как долго продлится это состояние?

– Одному Богу известно.

– Гинь, он что – навсегда таким останется?

– Трудно сказать. Требуется специалист. Принцесса, вызывай Сэма Пеписа. Да, и пусть сюда прибудет Борджиа – со всеми нужными причиндалами и на всех парах.

– Будет сделано.

– Пустые хлопоты, – вздохнул Эдисон. – У парня крыша поехала. Это безнадежно. Плюнь и забудь.

– Не получится. Во-первых, из-за Фе. Во-вторых, он по-прежнему мой кандидат. Уже по этим двум причинам мы обязаны вправить ему мозги на место. Ну, а в третьих – мы же не звери. Надо проявить человечность. Этот парень чертовски талантлив, нельзя допустить его научной компрометации.

– Спасите его, – умоляющим голосом сказала Фе. – Пропали она пропадом, научная репутация. Просто спасите.

– Мы сделаем все возможное и невозможное, моя дорогая. Первая проблема – как его вывезти отсюда в мой дом. Думаю, взволнованные акционеры Объединенного Фонда уже толкутся в приемной. Нам не удастся проскользнуть мимо них без скандала.

– Унести профа – пара пустяков, – сказал Мбайту. – Он как кукла. Возьмем на руки – и ходу.

– Но он, увы, не невидимка, – возразил я, лихорадочно соображая, как быть дальше. Грешно, конечно, но мне нравилась эта острая ситуация. Обожаю трудности. – Слушай, Эдисон, ты кто сейчас – по паспорту?

Эдисон сделал большие глаза и покосился на Фе.

– Не обращай на нее внимания, – сказал я. – Не до этого.

– Я все знаю о вашей Команде, – спокойно обронила Фе. Не для рисовки, а чтобы не быть помехой в ситуации, которая требовала быстрых действий.

– Ладно, обсудим это позже, когда все устаканится. Так кто ты такой теперь, Эдисон, какой у тебя пост?

– Директор отделения плазмы в одном исследовательском центре.

– Документы при себе?

– Разумеется.

– Вот и ладушки. Выйди в приемную к представителям акционеров. Ты именитый коллега профессора Угадая. Здесь по его приглашению – чтобы присутствовать при возвращении космического корабля. Ты полностью готов ответить на любые вопросы акционеров. Короче, успокой их. Мели, что попало, а мы тем временем вынесем тихонечко профессора.

Эдисон досадливо крякнул, бросил на пребывавшего в каталепсии Угадая последний критический взгляд и вышел на заклание. Я слышал через дверь, как он изгалялся над паникующими акционерами. Его речь была на уровне «u(x+h) – u(x) = 2х + 1». Просто и ясно. Тут мне в голову пришла новая идея.

– Фе и принцесса, снимите со стены самую большую карту. Так. Теперь пусть каждая берет за один конец и поднимает как можно выше.

Обе беспрекословно подчинились, за что я мысленно поставил им по «пятерке».

– Держите крепко!

Они держали карту на вытянутых руках. Ее нижний край касался пола.

– М'банту, ты у нас самый сильный. Взваливай профессора себе на плечо.

– Это он-то самый сильный? – возмущенно пророкотал капитан Немо.

– В физическом отношении, капитан, – сказал М'банту примирительным тоном. – В интеллектуальном отношении мне до вас далеко. Тут вы вне конкуренции.

Я быстро отрежиссировал предстоящую сцену. Когда все врубились в мой замысел, я распахнул дверь в приемную. Первыми стали выходить Фе и принцесса, держа в руках карту – в качестве экрана.

– Простите, что заставляем вас ждать, – сладким голоском сказала Фе толпе акционеров.

Девушки двинулась к выходу – мимо толпы. Тем временем М'банту, за картой никем не замеченный, нес профессора на плече.

Когда мы добрались до моего дома, там нас уже поджидала Борджиа (клянусь, я даже не заметил, когда и как Благоуханная Песня связалась с ней!). Выглядела она совсем как Флоренс Найтингейл.[9]9
  Флоренс Найтингейл (1820–1910) – знаменитая английская медсестра, организатор и руководитель отряда санитарок во время Крымской войны 1853-56 гг.


[Закрыть] Правда, она не англичанка, а сицилийка, но доктор первоклассный – лучше нее никого не знаю. С 1600 года она только и делала, что повышала квалификацию: получила медицинские дипломы в Болонье и Гейдельберге, в Эдинбурге и Париже, в Грыжелюбске, «Стандарт Ойл» и еще черт знает где.

В моем доме Лукреция Борджиа застала банду хулиганов. Теперь они – как шестерки – занимались уборкой: покорно мыли и чистили все комнаты.

– Эти хмыри уже начали шмонать твой дом, когда я вошла, – сказала Борджиа. – Видать, дверь у тебя на соплях держится. Так что мне пришлось приспособить их для дела.

И они работали как миленькие! Сабу лежал на подстилке из свежего сена, Лаура весело гонялась по бассейну в гостиной за золотыми рыбками. Все везде блестело – ни соринки, ни пылинки. Снимаю шляпу перед столь достойной женщиной!

– Ну-ка, стройсь! – приказала она хулиганам.

Те выстроились перед ней – пристыженно потупив глаза.

– Теперь слушай сюда. У вас двоих ранние признаки эмболии. А у тебя, тебя и тебя – запущенный туберкулез. Не будете лечиться – протянете ноги. Все вы педерасты, и всем необходимо лечить геморрой. Завтра в полдень явитесь для полного медицинского осмотра. Ясно?

– Да, госпожа врачиха.

– Ну и хорошо. А теперь – марш отсюда!

Они без промедления убрались. Что за женщина! Кремень!

– Добрый вечер. Гинь, – сказала она на двадцатке. – Всем добрый вечер. А это что за штучка? Она не является членом нашей Команды. Вон! Гоните ее вон!

Но Фе способна постоять за себя. Она тут же выпалила с вызовом:

– Меня зовут Фе-Пять Театра Граумана. Я здесь живу, а больной – мой парень. Еще вопросы будут?

– Э-э, да она шпарит на двадцатке!

– И знает о существовании Команды. Та еще девица!

– Это в ней говорит кровь маори, – вставил М'банту. – Маори – талантливейший народ.

Тут Борджиа расплылась в улыбке, широкой как устье Миссисипи, кинулась к Фе и стала трясти ее руку, словно это была ручка насоса.

– Мне нравятся такие, как ты, Фе! – воскликнула она. – Приятно встретить человека с характером в век полной бесхребетности!.. А теперь давайте посмотрим, что с нашим пациентом. Гинь, нельзя ли найти комнату поспокойнее для осмотра? Здесь настоящий зоопарк. К тому же этот чертов питон так громко рыгает!

Мы прошли вместе с Вождем в кабинет, где Фе усадила его за мой рабочий стол. Остальные члены Команды занялись своими животными, а Эдисон – входной дверью, которую он же и сломал.

– Рассказывай, Гинь, что произошло, – сказала Борджиа.

Пока она с озабоченным видом ходила вокруг Вождя, щупала его и осматривала, я вкратце поведал о случившемся.

– Так-так, налицо все признаки постэпилептического беспамятства: задержка речи, вялый негативизм, кататонический ступор. Не сердись, Фе, я постараюсь не злоупотреблять медицинским жаргоном. Понимаю, тебе кажется, что пулеметная очередь терминов разносит в клочья личность больного… Ладно, каким временем мы располагаем, чтобы поставить его на ноги?

– Пока мы отвлекли внимание большого начальства, но уже завтра по его душу явятся и журналисты, и руководство Лаборатории. Потребуют полный отчет. В эксперимент вбухали семьдесят миллионов и…

– Восемьдесят пять, – уточнила Фе. – И я слышу, какой переполох стоит в Лаборатории и в Объединенном Фонде. Все в жуткой панике и разыскивают Вождя. Если он не сумеет оправдаться, они готовы снять с него скальп!

– Они разнюхали, где он находится? Есть какие-то подозрения? – спросила Борджиа у Фе.

– Пока нет. Большинство полагает, что он просто перетрусил и удрал.

– Ясновидящая? – обратилась ко мне Борджиа, с весьма заинтересованным видом.

– Нет, прослушивает информацию с подчерепных жучков. Таким образом, ты видишь, дело серьезное. На карту поставлено слишком многое. Или мы быстренько приведем его в чувство – или его карьере конец.

– Ты-то с какой стати так суетишься? Я отчасти догадываюсь…

– Об этом позже, Лукреция. Не в присутствии его девушки.

– Я не его девушка, – сказала Фе. – Это он – мой парень.

Борджиа проигнорировала эту сложную семантику. Она опять занялась Секвойей, прощупывая бедолагу своими невидимыми токами.

– Любопытно. Крайне любопытно. Как он внешне похож на Линкольна! Замечаешь, Гинь? Мне всегда казалось, что подобный тип лица свидетельствует о внутренних патологиях. Полагаю, ты знаешь, что в молодости у Линкольна случился приступ падучей – сразу после кончины Энн Рутледж. И от последствий припадка он не оправился до самой смерти. Всю оставшуюся жизнь его преследовали маниакально-депрессивные состояния… Давайте попробуем самый быстрый и рациональный метод. Есть у вас письменные принадлежности? То есть бумага и ручка.

Фе протянула ей блокнот и шариковую ручку.

– Он правша?

– Да, – подтвердила Фе.

– Попробуем методику, которую Шарко[10]10
  Жан Мартен Шарко (1825-93), врач, один из основоположников невропатологии и психотерапии.


[Закрыть] показывал мне в своей клинике.

Борджиа вложила в правую руку Вождя ручку и подложила под нее блокнот.

– Иногда им отчаянно хочется общаться с другими людьми, и мы должны помочь им в этом.

Она наклонилась над Угадаем и заговорила на испангле. Я остановил ее.

– Борджиа, ему легче общаться на двадцатке.

– О, до такой степени образованный! Это вселяет большую надежду. – И она ласковым голосом обратилась к Вождю: – Здравствуйте, профессор Угадай. Я врач. Я хотела бы поговорить с вами о Лаборатории.

Ни один мускул не дрогнул на лице Секвойи. Он по-прежнему смотрел прямо перед собой – с отсутствующим видом. Но спустя секунду-другую его правая рука начертала несколько дрожащих букв:

привет

Фе тихонько вскрикнула. Борджиа жестом потребовала полной тишины.

– Профессор Угадай, – продолжала она, – здесь присутствуют только ваши друзья. Мы все крайне озабочены вашим состоянием. Хотите что-либо сказать нам?

Рука написала:

профессор угадай здесь присутствуют только ваши друзья мы все крайне озабочены вашим состоянием хотите что-либо сказать нам

– Хм, – произнесла Борджиа, задумчиво поджимая губы. – Вот, значит, как? М-да. Может, вы попробуете, Фе? Скажите что-нибудь личное, задушевное.

– Вождь, это Фе-нтифлюшка. Вы так и не выполнили своего обещания!

вождь это финтифлюшка вы так и не выполнили своего обещания

Борджиа вырвала исписанный лист из блокнота.

– Гинь, может, ты скажешь ему что-нибудь насчет недавнего несчастья?

– Привет, Ункас! Объединенный Фонд попытался продать мне этих бесшерстных крыс. Они утверждают, что это твой дух.

привет ункас объединенный фонд попытался продать мне этих бесшерстных крыс они утверждают что это твой дух

Борджиа огорченно покачала головой.

– Я надеялась, что благодаря этому приему мы сдвинемся с места, но мы, к сожалению, столкнулись с эхопатией.

– Это что за гадость?

– Гинь, такое случается порой – как дополнение к кататоническому синдрому. Больной повторяет слова собеседника – буквально или с небольшими изменениями.

– То есть попугайничает?

– Да, что-то вроде того. Впрочем, не будем отчаиваться. Я попробую другую уловку Шарко. Пути к человеческой душе могут быть невероятно извилистыми и неожиданными.

Лукреция забрала ручку из правой руки Секвойи и вложила се в его левую руку. Снова подложив под ручку блокнот, она сказала:

– Здравствуйте, профессор Угадай. Я врач и хотела бы побеседовать с вами. У вас есть свои соображения касательно того, что произошло с вашими крионавтами?

Секвойя по-прежнему смотрел в пространство стеклянными глазами. Но его левая рука дрогнула, и он написал каракулями справа налево две строки. Перед нами был текст, как бы отраженный в зеркале.

– Зеркало, Фе! – приказал я.

– Не нужно, – сказала Борджиа. – Я могу читать и справа налево. Он написал: «В онтогенезе повторяется филогенез, но…»

– «Но» – что?

– Тут его рука остановилась. «В онтогенезе повторяется филогенез, но…» Но – что, профессор Угадай? Что вы хотели сказать?

Никакой реакции.

– Опять сорвалось?

– Получилось, болван! Мы обнаружили, что в глубинах его мозга продолжается нормальная работа. Именно в самых отдаленных глубинах. Там он прекрасно осознает все, что происходит в окружающем мире. Теперь надо лишь удалить созданный шоком почти непроницаемый кокон, в который сейчас заключена его личность.

– И вы знаете способ?

– Клин клином вышибают. Нужен новый шок. Но чтобы это сработало, нужно торопиться.

– Время нас и без того поджимает. Вот только бы не напортачить в спешке!

– Недавно создан новый транквилизатор, полипептидный дериват норадреналина.

– Ни слова не понял.

– Ты представляешь, как действуют транквилизаторы? Они затрудняют взаимодействие между ядрами центральной нервной системы, глиальными клетками и нейронами. Они замедляют передачу нервных импульсов от клетки к клетке – и тем самым замедляют функционирование всех органов. Улавливаешь?

– Пока улавливаю.

– Так вот, дериват норадреналина эти связи не замедляет, а парализует совершенно. По своему действию он близок к нервно-паралитическому газу. Межклеточное взаимодействие прекращается. Фактически это почти смерть. Не исключена возможность того, что мы попросту убьем его.

– Почему же? Никогда не слышал, чтобы транквилизаторы убивали!

– Постарайся вникнуть в суть действия этого препарата, Гинь. Межклеточные связи прекращаются. Каждая клетка остается сама по себе. Изолированные острова – вместо единого целого. Если связи восстановятся, профессор придет в себя – слегка ошалевший, но исцеленный. Новый шок выведет его из состояния абсанса, которым он отгородился от осознания фантастического исхода эксперимента. Если же связи не восстановятся, он умрет.

– Какие шансы выявить?

– Опыты показывают – примерно пятьдесят на пятьдесят.

– Как говорят русские: или пан, или пропал. Придется рискнуть.

– Нет! – вскрикнула Фе. – Не надо, Гинь, прошу тебя!

– Но сейчас он все равно что мертвый. Практически, живой труп.

– Ведь он может со временем выздороветь – правда, доктор?

– О да! – кивнула Борджиа. – Но процесс выздоровления может затянуться лет на пять – если не применять шокового метода лечения. Должна сказать, что такого глубокого кататонического состояния, как у вашего друга, я еще никогда не наблюдала. И если с ним случится новый эпилептический припадок до начала полного выздоровления, его уход в себя еще больше углубится, а шансы на самоизлечение снизятся.

– Но…

– Поскольку это ваш близкий друг, я обязана предупредить вас: если он придет в себя самостоятельно, у него будет, скорее всего, полная потеря памяти. Кататония, как правило, приводит к амнезии.

– Он забудет – все?

– Все.

– В том числе и все, связанное с его работой?

– Да.

– И меня забудет?

– Да.

Фе побледнела. Мы ждали ее решения. Наконец она сказала:

– Ладно, я согласна.

– Тогда давайте обговорим детали, – твердым голосом сказала Борджиа.

– Необходимо, чтобы после контршока он очнулся в знакомой обстановке. Есть у него какой-то свой угол?

– Мы не сможем проникнуть в его жилище. Дом сторожат три волка.

– Так. О возвращении в Лабораторию не может быть и речи. Другие предложения?

– Он преподает в университете Юнион Карбайд, – подсказала Фе.

– У него там свой кабинет?